CC BY
73
Базаркина Д.Ю.
Коммуникационная стратегия наднациональных организаций ЕС в борьбе
с терроризмом: попытка анализа
В последние годы необходимость пересмотра основополагающих концепций борьбы с терроризмом, реализовавшихся с 2001 г., признается как научным сообществом1, так и самими представителями силовых структур, а также журналистами, освещающими проблемы безопасности. «Эксперты спецслужб США и Европы отмечают, что за пять лет войны с терроризмом мы немногое узнали о механизме функционирования и слабых местах террористических ячеек... Парадоксальным образом так называемая «война с терроризмом» нанесла больше морального ущерба государствам воюющей коалиции, чем материального ущерба тем террористическим группировкам, против которых она направлена2», — замечают теледокументалист С. Униговская и главный редактор журнала «Политика» Я. Едынак.
Ведущий военный аналитик Военного колледжа сухопутных войск (Army War College) армии США Антулио Дж. Эчеварриа II выделяет четыре основных типа идейных войн в современном мире: интеллектуальные споры, споры о религиозных догматах, идеологические войны и рекламные кампании3. Различные элементы «войны с террором» в разной степени можно отнести к тому или иному типу идейных войн. К примеру, обсуждая интеллектуальные споры, представляющие собой «любой спор, в котором противники выдвигают аргументы, поддерживают их некоторого рода доказательствами и отказываются от доводов и заключений оппонента4», нельзя упускать из виду тот факт, что направленность интеллектуальных споров сегодня в ряде случаев определяется экономическими и политическими приоритетами сторон, фактором влияния внутри- и внешнеполитической повестки дня и т. п. Таким образом, даже научная дискуссия, стремясь к объективности, не может не претерпевать внешних воздействий.
В еще большей мере этим воздействиям подвержены СМИ, функционирующие сегодня под влиянием «эффекта CNN»5 и часто не способные адекватно проанализировать текущие события в краткий промежуток времени. Инструментом
1 См., например: Crelinsten R. Counterterrorism. Cambridge, 2009.
2 Униговская С., Едынак Я. Терроризм: Истоки, развитие, прогнозы // Политика. 2012. № 96. С. 25-26.
3 Эчеварриа А. Дж. II. Идейные войны и война идей // Политика. 2012. № 96.
4 Там же. С. 41.
5 Ситуация, при которой непрерывная передача новостных репортажей 24 часа в сутки 7 дней в неделю приводит к снижению качества материалов, а также к снижению уровня критичности их восприятия аудиторией.
этих внешних воздействий становятся политические коммуникации, на субъектов которых налагается особая ответственность за дискурс, существующий в коммуникативном пространстве по той или иной проблеме. В то же время значение коммуникационного аспекта деятельности властей растет: мировое сообщество
признает неэффективность военных методов борьбы с терроризмом6, в связи с чем анализ механизмов идейных войн представляется особенно актуальным.
Кризисная коммуникация, примером которой в «войне с террором» является ответ на террористические акты, осуществляется, с точки зрения коммуникационного менеджмента, под воздействием ряда усложняющих факторов, среди которых можно назвать факторы неожиданности; дополнительные угрозы, создаваемые кризисом; дефицит времени на реакцию7; недостаток информации8; необходимость принятия решений в условиях стресса, обусловленная мгновенным раскрытием шокирующей информации9 и т. п. По мнению ряда экспертов, теракты 11 сентября 2001 г. обладают принципиально новыми качествами, среди которых называют масштабность, характер ударов (внезапность, исполнение на американской территории, неприменение оружия или сложных технологий), новый тип противника (негосударственная криминальная организация), выбор цели (самая могущественная мировая держава)10. На наш взгляд, проблемы, которые возникли при реализации кризисной коммуникации в ответ на терроризм в странах ЕС, обусловлены во многом именно этими и другими факторами, помешавшими европейским правительствам своевременно определить целевую аудиторию коммуникаций и скорректировать свои основные сообщения в соответствии с ее ожиданиями. Это привело к тому, что обсуждение проблемы терроризма затронуло чувства многих людей, ощутивших себя жертвами стереотипов, сложившихся, к примеру, в отношении мусульман Европы.
Реакцию на события 11 сентября 2001 г. можно считать отправной точкой в разработке новой общеевропейской стратегии по борьбе с терроризмом, равно как и началом периода нового осмысления самого феномена терроризма. При этом ключевую роль в интерпретации «войны с террором» европейскими властями играют наднациональные структуры, отвечающие за безопасность в регионе. К примеру, в Бухарестской декларации Совета министров ОБСЕ, принятой непосредственно под
6 Ежегодник Стокгольмского института изучения проблем мира (далее — СИПРИ) 2005. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2006. С. 282.
7 Улмер Р., Селлнау Т., Сиджер М. Эффективная кризисная коммуникация. Харьков, 2011. С. 18-20.
8 Алешина И.В. Паблик рилейшнз для менеджеров. М., 2006. С. 375.
9 Fearn-Banks K. Crisis Communication. A Casebook Approach. 4th Edition. New York; London, 2011. P. 35.
10 Ежегодник СИПРИ 2002. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2003. С. 4.
влиянием терактов в США, содержится осуждение всех актов терроризма, «независимо от его мотивов или происхождения». Также, «демонстрируя солидарность ОБСЕ, Совет министров принял ... решение и план действий, касающиеся терроризма»11. Надо отметить, что, хотя правительства ЕС и поддержали «войну с террором», с самого начала прослеживались принципиальные различия в ведении этой «войны» США и ЕС. К примеру, специалисты Стокгольмского института изучения проблем мира (СИПРИ) проводят различие между пониманием целей контртеррористической деятельности:
- цель США — «вывести из строя и разгромить организацию «Аль-Каида»;
- цель стран Европы — широкий спектр мер «по устранению источников терроризма с упором на невоенные методы решения проблемы»12.
Процесс переосмысления ситуации в Европе шел параллельно с учреждением новых институтов безопасности, что стало причиной замедленного формирования стратегии борьбы с терроризмом, прежде всего, как ответа на уже возникшую и динамично развивающуюся террористическую угрозу. Так, Г. Штайнакер указывает, что до 11 сентября 2001 г. борьба с международным терроризмом была для ОБСЕ «лишь одним из многих аспектов содействия обеспечению безопасности. События 11 сентября привели, однако, к немедленному принятию плана действий по борьбе с терроризмом на встрече Совета министров ОБСЕ 3 и 4 декабря в Бухаресте. В секретариате ОБСЕ в Вене была учреждена антитеррористическая группа (АТГ), в Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) в Варшаве создана должность координатора по вопросам борьбы с терроризмом...»13 Таким образом, планы кризисного реагирования приходилось разрабатывать в новых условиях, в рамках работы новых организаций в довольно быстром темпе. Дополнительной проблемой стали слова Дж. Буша-младшего, объявившего о «крестовом походе» на Арабский Восток.
Коммуникационная составляющая первоначально не была прописана в числе приоритетных направлений антитеррора, каковым стала, к примеру, борьба с финансированием терроризма. Как гласит решение о борьбе с терроризмом, «тем, кто осуществляет и финансирует подобные преступные акты, укрывает или иным образом
11 Девятая встреча Совета министров. Бухарест, 3-4 декабря 2001 года // Ежегодник ОБСЕ 2001. М., 2004. С. 447.
12 Ежегодник СИПРИ 2002. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2003. С. 2.
13 Штайнакер Г. Роль ОБСЕ как региональной организации по безопасности в борьбе с международным терроризмом // Ежегодник ОБСЕ 2003. М., 2005. С. 69.
поддерживает несущих за них ответственность, не должно быть убежища нигде. Терроризму, каковы бы ни были его корни или мотивация, нет оправдания»14.
Определяющим при выработке коммуникационной стратегии борьбы с терроризмом можно считать положение о соблюдении ОБСЕ в ее действиях норм международного права и прав человека:
Государства-участники ОБСЕ не отступят перед угрозами террористов, а будут бороться с ними, используя все средства в соответствии со своими международными обязательствами... Они будут отстаивать свободу и защищать своих граждан от актов терроризма, в полной мере уважая международное право и права человека. Они категорически не приемлют отождествление терроризма с какой-либо нацией и религией и вновь подтверждают нормы, принципы и ценности ОБСЕ15.
Первоначально не предлагалось разработки принципиально новых направлений деятельности: «Цель Плана действий заключается в создании основы для всесторонних действий ОБСЕ по борьбе с терроризмом... План действий направлен на расширение уже предпринимаемых мер по содействию борьбе с терроризмом, облегчению взаимодействия между государствами и, по мере необходимости, поиску новых инструментов деятельности». В Плане действий были указаны три категории мер по борьбе с терроризмом:
- незамедлительные,
- меры в среднесрочной перспективе,
- меры в долгосрочной перспективе.
Основные направления сотрудничества, провозглашенные Советом министров ОБСЕ, подразумевали, прежде всего, практическую деятельность в рамках контртеррористических операций, а также меры контроля перемещений людей и финансовых потоков. Коммуникационная составляющая пока отсутствует в списке основных мер, в который вошли:
- сотрудничество между полицейскими и судебными органами;
- недопущение и пресечение финансирования терроризма;
- исключение других видов поддержки;
14 Решение о борьбе с терроризмом // Девятая встреча Совета министров. Бухарест, 3-4 декабря 2001 года // Ежегодник ОБСЕ 2001. М., 2004. С. 449.
15 Там же.
- пограничный контроль, включая меры безопасности в отношении виз и документов;
- доступ правоохранительных органов к информации16.
Меры, так или иначе связанные с коммуникацией, выступают в Бухарестском плане как прикладные на главных направлениях работы и продиктованы, на наш взгляд, первоначально стремлением гарантировать соблюдение прав человека и международного права, провозглашенное выше. В числе превентивных мер против терроризма названы и меры по взаимодействию со средствами массовой информации, пропаганда соответствующих ценностей и т. п.: «Государства-участники / Постоянный совет / БДИПЧ / Верховный комиссар по делам национальных меньшинств (ВКНМ) / Представитель по вопросам свободы средств массовой информации будут пропагандировать и укреплять терпимость, сосуществование и гармоничные отношения между этническими, религиозными, языковыми и другими группами, а также конструктивное сотрудничество между государствами-участниками в этом отношении; будут обеспечивать раннее предупреждение о возможности насилия, нетерпимости, экстремизма и дискриминации в отношении этих групп, адекватно реагировать на такие случаи...»17.
Исключительно коммуникационная составляющая, то есть проблемы и механизмы распределения информации, были выделены, главным образом, внутри экспертного сообщества для облегчения аналитической работы. Так, Постоянному совету ОБСЕ, по Бухарестскому плану, надлежало рассмотреть вопрос об организации «регулярных встреч должностных лиц правоохранительных органов государств-участников и в соответствующих случаях — экспертов ОБСЕ, обладающих необходимым опытом в данной области, для обмена наилучшей практикой и идеями по совершенствованию сотрудничества»18. Это направление стало вторым приоритетным (наряду с пропагандой) в осуществлении коммуникаций не только ОБСЕ, но и других крупнейших международных организаций. Так, 6 марта 2003 г. в Нью-Йорке состоялось специальное совещание контртеррористического комитета Совета Безопасности ООН. На совещании обсуждалась роль региональных организаций в борьбе с международным терроризмом. «В результате была достигнута договоренность
16 Бухарестский план действий по борьбе с терроризмом // Девятая встреча Совета министров. Бухарест, 3-4 декабря 2001 года // Ежегодник ОБСЕ 2001. М., 2004. С. 452.
17 Там же. С. 454.
18 Там же. С. 456.
об улучшении обмена информацией, особенно в области применения передовых методов и стандартов»19.
Таким образом, превентивные меры по борьбе с терроризмом, касающиеся коммуникации, продиктованы в документах ОБСЕ, прежде всего, стремлением разграничить религию, нацию и террористическую угрозу. На наш взгляд, при всей необходимости достижения этой цели, не вполне правомерно декларировать ее при открытом обсуждении коммуникационной стратегии государственных или наднациональных силовых структур. При обсуждении, к примеру, «джихадистского» терроризма как явления, сформировавшегося под влиянием расхождений в религиозных диспутах сторонников традиционного ислама и радикального исламизма, целевая аудитория получает сообщение, в котором контртеррористические структуры «между строк» признают проблему этнорелигиозного терроризма как проблему, корни которой следует искать исключительно в религиозной сфере. На этом фоне заверения о том, что европейские правительства действуют не против религии, а лишь против преступности и политического насилия, выглядят менее убедительно.
В определенной степени на такой выбор стратегии повлияло «политическое» осмысление терроризма, сформировавшееся после 11 сентября 2001 г., когда обсуждения преступной сущности терроризма отступили перед дискуссиями на тему его политической мотивации. Повсеместное обсуждение политической составляющей терроризма представило самих заказчиков и исполнителей терактов как выразителей определенной политической точки зрения, а у любой политической силы неминуемо находятся сторонники из числа рядовых граждан, представителей интеллектуальных кругов и даже элит.
Показательным примером такого осмысления проблемы борьбы с терроризмом как проблемы религиозных дискуссий может послужить исследование докторанта Школы восточных и африканских исследований в Лондоне Абд аль-Хакима Карни, который трактует деятельность Усамы бен Ладена и его пособников как действия в рамках салафитского движения — фундаметалистского течения в исламе, провозглашающего своей целью возврат к нормам, существовавшим в период становления исламской религии, то есть как действия, обусловленные исключительно религиозными факторами: «Хотя все течения салафизма можно причислить к
«фундаменталистским», ... не все могут быть названы «политическими».
19 Штайнакер Г. Роль ОБСЕ как региональной организации по безопасности в борьбе с международным терроризмом // Ежегодник ОБСЕ 2003. М., 2005. С. 71. См. также: Доклад Генерального секретаря ОБСЕ от 25 марта 2003 г. SEC.GAL/53/03.
В рамках салафитского движения А. аль-Х. Карни выделяет две крупные
группы:
1. Официальный салафизм Саудовской Аравии (главные представители — шейх Абдул Азиз бин Абдулла бин Баз, шейх Мухаммад Насируддин аль-Албани). Эти группы объявили себя неполитическими, сохраняют компромисс с саудовским правительством, не имеют «революционных амбиций». Заняты, прежде всего, исправлениями в религиозной практике мусульман (исламская одежда, объявления такфира и т. п.).
2. «Крыло джихада, которое олицетворяет Усама бен Ладен. Саудовский режим сам по себе является в его глазах одним из наихудших нововведений и должен быть заменен чисто исламским государством по примеру периода рашидун. Неполитические салафиты — в принципе мирное религиозное сообщество; движение бен Ладена, напротив, преследуя свои цели, полагается на неограниченное и свободное применение насилия»20.
Эта точка зрения коррелирует с оценкой экспертов СИПРИ, вынесенной в 2002 г.: «Со стратегической точки зрения, теракты 11 сентября можно рассматривать как часть своего рода гражданской войны в исламском мире. Террористы стремились вынудить США к ликвидации своего присутствия в исламском мире; для этого они хотели возбудить неоизоляционистские настроения и тем самым вызвать давление на американское правительство со стороны американского народа»21.
Подобное понимание в странах Запада террористической деятельности «Аль-Каиды» как практического выражения «политического ислама» стало дополнительным подспорьем для террористической пропаганды, манипулирующей исламскими ценностями в интересах террористов. Когда в рамках научного сообщества под влиянием стремительно развивающегося кризиса стали высказываться точки зрения, согласно которым терроризм нового типа, по сути, явление религиозного характера, это не могло не создать определенные стереотипы негативного восприятия мусульман, даже среди жителей стран ЕС, получивших хорошее образование.
Надо, однако, отметить, что манипулятивный характер террористической пропаганды начинает обсуждаться в научном сообществе на довольно ранней стадии. Так, экспертами СИПРИ в 2002 г. признается искажение норм ислама: «Нет такой религии, которая была бы основана на зле, однако в ходе многих конфликтов учения
20 Карни А. аль-Х. Что такое политический ислам? Слово в пользу новой классификации // Ежегодник ОБСЕ 2003. М., 2005. С. 179.
21 Ежегодник СИПРИ 2002. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2003. С. 5.
мировых религий были извращены и употреблены во зло»22. Однако оценки, присущие риторике «войны с террором», становятся причиной некоторой абсолютизации проблемы: «Под влиянием событий 11 сентября 2001 г. вновь появились опасения, что любой конфликт, где бы он ни разгорелся, может стать толчком для создания террористической диаспоры»23. Далее, в 2006 г. делается признание определяющей роли исламистских образований в современном терроризме. Признается также разрушение монолитных террористических структур и преобразование джихадистского терроризма в разветвленную сеть, не имеющую прочного ядра24.
Таким образом, точкой зрения, во многом определяющей направленность дискурса террористической угрозы нового типа, становится «религиозная» концепция терроризма, на основе которой базируется «военное» осмысление борьбы с ним. Заявление Дж. Буша-младшего («Этот крестовый поход, эта война против терроризма будет длительной25»), а также публичные признания того, что оценка проблемы терроризма сегодня — прерогатива, прежде всего, экспертов в области религиоведения, возымели определенный управленческий эффект и стали причиной роста стереотипных отождествлений террористической деятельности с религиозной практикой.
Наряду с превалированием «религиозного» осмысления терроризма существует «экономическая» концепция терроризма, которая во многом может объяснить несовершенства коммуникации, направленной на борьбу с ним. Так, по информации экспертов СИПРИ, оборот «новой экономики террора» — 1,5 трлн долларов США, примерно 5% мирового ВНП26, что в очередной раз доказывает колоссальную экономическую выгоду для заказчиков террористической деятельности. Экономист Л. Наполеони утверждает, что «корни терроризма заложены скорее в экономической, нежели в политической или религиозной сферах, и что зарождение и развитие современного международного терроризма стало возможно в результате воздействия трех главных событий, произошедших после Второй мировой войны:
а) распространение поддерживаемого государствами терроризма, особенно в начальный период холодной войны, когда обе сверхдержавы вели войны чужими руками;
22 Ежегодник СИПРИ 2002. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2003. С. 10.
23 Ежегодник СИПРИ 2003. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2004. С. 19.
24 Ежегодник СИПРИ 200б. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2007. С. 141, 150.
25 Цит. по: Шаклеина ТА. Новый «крестовый поход» республиканцев: как появилась доктрина Буша // Журнал «Международные процессы». URL: www.intertrends.ru/three/017.htm (28.10.2012).
26 Ежегодник СИПРИ 2005. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 200б. С. 282.
б) придание терроризму негосударственного характера в конце 1970-х и в начале 1980-х годов, когда вооруженные организации стали независимыми от своих спонсоров и разработали стратегии самофинансирования;
в) глобализация терроризма в 1990-х годах, когда дерегулирование международных финансовых рынков позволило вооруженным группировкам привлекать деньги из более чем одной страны и действовать, «пересекая» национальные границы»27.
Исходя из этих аргументов, изменение ключевых сообщений властей стран Запада в борьбе с терроризмом неминуемо обернулось бы необходимостью более открытого обсуждения того попустительства распространению среди мигрантов манипулятивных идеологий религиозного экстремизма, которое существовало в европейских странах и виделось гораздо менее опасным, нежели ослабление антикоммунистической пропаганды.
В то же время ряд исследователей, к примеру, Л. Наполеони, указывают на объективные слабости контртеррористических мер в Европе, нацеленных на борьбу с экономической составляющей терроризма. По ее свидетельству, европейская исламистская террористическая сеть проявляет высокую экономическую активность в странах Восточной Европы. Недостатки средств и методов управления, снижающие эффективность контртеррористической деятельности, а также открытость европейских границ, облегчают перемещение террористов. Исследователь выделяет преимущества, которые получают террористы в восточной части ЕС. В частности, ссылаясь на исследование, изданное в январе 2004 г., Л. Наполеони замечает, что исламистские ячейки, базирующиеся в Восточной Европе, установили контакты с балканской мафией, чтобы закупать оружие и взрывчатые вещества. «Такой крайне важный факт, как приобретение взрывчатых веществ в Западной Европе, представляет серьезные трудности для осуществления полицейского контроля. Взрывчатые вещества, используемые при терактах в Мадриде, например, были собраны в течение года рабочим угольной шахты в Астурии. Он выносил малые партии взрывчатки ежедневно так, чтобы воровство не было обнаружено во время обычной проверки материальной
27 Ежегодник СИПРИ 2005. Вооружения, разоружение и международная безопасность. М., 2006. С. 281. См. также: Napoleoni L. Modem Jihad. Tracing the Dollars Behind the Terror Networks. London, 2003.
базы. Взрывчатые вещества были обменяны на наркотики — гашиш и экстази — мадридской исламистской ячейкой»28.
Уязвимость границ Восточной Европы также облегчат перемещения из Ирака; двое британских террористов-смертников, совершивших теракты в Тель-Авиве, по свидетельству Л. Наполеони, ездили через Балканы в Сирию, откуда и проникли в Израиль. Другой маршрут проходит через Средиземное море. Согласно сведениям, полученным от итальянских чиновников, итальянские исламистские ячейки, связанные с Абу Мусабом аль-Заркауи и группой «Ансар-аль-Ислам», занимались переправкой европейских террористов-смертников в Ирак морским путем из Сирии, откуда они попадали в северо-западный Ирак. Восточная Европа оценивается экспертами также как «крупнейший поставщик» поддельных документов29.
По мнению исследователей, а также по данным Европола, хотя европейская исламистская террористическая сеть продолжает полагаться на финансовую поддержку «Аль-Каиды», эта организация постепенно стала в большей степени «инвестором» террористической деятельности, чем непосредственным организатором террористических актов. В доказательство сравнивают, к примеру, теракты 11 сентября 2001 г. с терактами на острове Бали, в Стамбуле и Мадриде. «Атаки 11 сентября были запланированы, финансировались и были выполнены под прямым контролем «Аль-Каиды», остальные взрывы были делом отдельных групп, часто не имеющих с «Аль-Каидой» прочной связи»30. С одной стороны, это может свидетельствовать об определенной экономической мощи организации на ранних этапах; однако, когда проявляется коммуникационный эффект террористических актов и под воздействием террористической пропаганды разворачивается вербовка европейских граждан в террористические группы, бренд «Аль-Каиды» способствует приращению ее материальных активов (оружие, взрывчатые вещества, транспорт обеспечиваются сочувствующими, часто проживающими в Европе), что существенно снижает уровень затрат на функционирование самой организации. В то же время рост численности «доморощенных» террористов в ЕС, которые не всегда проходят подготовку в тренировочных лагерях террористических организаций, позволяет упрочить сетевую
28 Napoleoni L. Terror’s Unwilling Ally. An excerpt from: Napoleoni L. Modern Jihad. Tracing the Dollars Behind the Terror Networks. London, 2003. P. 24. // ColdType. URL:
www.coldtype.net/Assets.07/Essays/0407.Terror.pdf (28.10.2012).
29Ibidem.
30Ibidem.
структуру «Аль-Каиды» в будущем, что является актуальной угрозой европейской безопасности.
Исследователи отмечают, что после 11 сентября 2001 г. многие исламистские террористические организации развили свою экономическую сеть настолько, что перестали зависеть от финансирования со стороны «Аль-Каиды». Так, теракт в Мадриде был практически полностью профинансирован самими организаторами.
Исламистская террористическая сеть использует разные каналы финансирования, в том числе пристраиваясь к традиционным религиозным ценностям, что, в частности, помогает террористическим организациям внедрять своих пропагандистов в мечети. При этом используются как легальные методы работы, так и нелегальные. По сведениям Л. Наполеони, в Испании и в Италии члены исламистских вооруженных групп работали механиками и официантами и часть своего заработка использовали для финансирования организации. В то же время Фарид Белариби (Farid Belaribi), алжирский иммигрант, заключенный в британскую тюрьму летом 2003 г., признался, что путем мошенничеств в международной банковской сети получил до 250000 долларов, хотя он отрицал, что знал об использовании денег для финансирования терактов. Также среди источников финансирования терроризма называют контрабанду наркотиков, в частности, упоминается связь Абу Мусаба аз-Заркауи и организации «Ансар-аль-ислам» с контрабандой наркотиков в ЕС из Афганистана31.
Важным источником финансирования деятельности «Аль-Каиды» называют использование традиционного для ислама закята32, под видом которого через благотворительные фонды перечисляются средства на организацию терактов и поддержку европейских ячеек. Также, по мнению норвежских специалистов Г. Хаслеруда и Б. С. Транёя, использование так называемых «неофициальных систем денежных переводов» террористическими организациями, особенно «Аль-Каидой», было известно до терактов 11 сентября 2001 г., и ключевым здесь является механизм, присущий преимущественно экономике стран Востока и называемый хавала33. Как считают исследователи, широкое использование хавалы произошло после усиления
31Ibidem.
32 Закят — обязательный годовой налог в пользу бедных, нуждающихся, а также на развитие проектов, способствующих распространению ислама и истинных знаний о нём.
33 Хавала — неформальная финансово-расчётная система на основе взаимозачёта требований и обязательств между брокерами, используемая преимущественно на Среднем Востоке, в Африке и Азии. Система хавала основана на переводе денежных средств путём однократных уведомлений по электронной почте, факсу или телефонными звонками. Материальные ценности в виде денег, золота и драгоценных камней перемещаются из страны в страну без сопроводительных финансовых документов.
контроля над официальными финансовыми потоками, которое было проведено после взрывов посольств США в Найроби и Дар-эс-Саламе в 1998 г.: «Аль-Каида» еще в 1995 г. переместилась в Афганистан, где банковская система была слаборазвитой и ненадежной, а хавала стала привлекательной альтернативой. Согласно отчету Комиссии по расследованию терактов 11 сентября 2001 г., «Аль-Каида» использовала сеть хавалы, функционировавшую в Пакистане, Дубае и далее на Ближнем Востоке, для эффективного перевода капиталов. В пределах этой сети «Аль-Каида» использовала приблизительно дюжину доверенных брокеров, которые почти наверняка знали источники и цель перевода денег...»34
Подобные неофициальные системы денежного перевода работали в пределах различных культурных групп и регионов, развившись в различных частях мира. Самыми известными называют китайскую систему «фэй чьен», пакистанскую «худж», обмен песо на «черном рынке» Латинской Америки (что является дополнительным поводом для информационных атак на левые режимы региона), индийскую систему «хавала». Само слово «хавала» означает на арабском языке «передача», на хинди — «доверие» (именно на доверии и устных договоренностях клиентов и брокеров держится система). Как старинная банковская система хавала глубоко внедрена в культуры многих стран, прежде всего, в высококонтекстные культуры, в которых устные договоренности пользуются подчас большим доверием, чем письменные. Сегодня эта система фактически независима от государственных границ. Имея глобальные возможности, хавала стала эффективным способом денежных переводов по всему миру, избегая контроля со стороны национальных и международных организаций, не в последнюю очередь между развитыми и развивающимися странами. Приводятся различные свидетельства того, что организации брокеров-хаваладаров существуют повсюду в США и Европе:
Хаваладары (брокеры), работающие в гетто западных городов — это обычно владельцы небольших ювелирных магазинов, уличных торговых лавочек и этнических кафе. Для большинства из них «хавала» — всего лишь побочное занятие в рамках официальной деятельности. Так, в США недавно был приговорен к 75 годам тюрьмы бруклинский торговец мороженым Абад Эльфгих — эмигрант из Йемена, который через свою точку «Французский карнавал мороженого» перевел йеменскому шейху $22 млн. Деньги в итоге
34 Haslerud G., Tramy B.S. Fighting Terrorist Finance — Issues, Impacts and Challenges. Forsvarets Forskningsinstitutt. Kjeller, 2005. P. 15.
каким-то образом оказались на счетах «Аль-Каиды» и ХАМАС. «То, что делал мистер Эльфгих, делает любая эмигрантская община в США», — заявил на суде адвокат мороженщика35.
Объем сделок, совершаемых хаваладарами, Г. Хаслеруд и Б.С. Транёй оценили в 2005 г. в 2 трлн долларов в год, что составило приблизительно 2% объема всех международных финансовых операций. Для таких стран, как Пакистан, доля сделок хаваладаров намного превышает 2%. Согласно пакистанскому правительству, использование хавалы для перевода средств в Пакистан из-за рубежа больше чем в четыре раза превышает использование официальных банковских систем, делая хавалу главным источником твердой валюты для страны. Система хавалы особенно сильно развита в странах Персидского залива, особенно в Дубае, где через нее заключается максимальный объем сделок, и также высока концентрация организаций хавалы в Пакистане и Индии36.
Трудность коммуникационного противодействия использованию хавалы террористами состоит как в очевидной ее выгоде для клиентов (процент, взимаемый хаваладарами от суммы перевода, во много раз меньше процента в официальных банковских организациях), так и в том, что зачастую сами брокеры не интересуются целью перевода, хотя, как было сказано выше, террористические организации чаще всего используют доверенных лиц. Для частичного решения экономических проблем неэкономическими (коммуникационными) методами предстоит провести дополнительные исследования культурных и политических факторов функционирования системы. Однако без улучшения экономических условий усиление контроля над финансовыми потоками невозможно в принципе.
Таким образом, можно считать, что «религиозное» понимание терроризма является сегодня эффективным средством отвлечения внимания от его экономической составляющей, чем активно пользуются субъекты террористической пропаганды. В частности, это помогает расширить целевую аудиторию террористов за счет людей, которые начинают толковать «религиозный» дискурс в антиисламском ключе и, как того и добивается террористическая пропаганда, встают на антизападные позиции «в защиту дискриминируемых». При этом основная целевая аудитория подобной пропаганды пополняется потенциальными экстремистами из числа людей,
35 «Хавала» Аллаху! // Компания. №46 (392). 28.11.2005.
36 Haslerud G., Tramy B.S. Fighting Terrorist Finance — Issues, Impacts and Challenges. Forsvarets Forskningsinstitutt. Kjeller, 2005. P. 16.
переходящих в ислам лишь по причине его «политического» осмысления. «На одном из экстремистских сайтов было помещено обращение Глобального исламского медиафронта... В нем говорится, что «новые солдаты Аль-Каиды рождены в Европе от европейских и христианских родителей. Они употребляют алкоголь и едят свинину, но Аль-Каида принимает их, поскольку они исповедуют ислам тайно, восприняли философию Аль-Каиды и готовы использовать оружие. Они ходят по улицам Европы и Америки, занимаясь подготовкой к новым атакам37».
Определенное отставание в разработке коммуникационной стратегии наблюдается в период после терактов в Нью-Йорке и при анализе документов ЕС. При разработке конкретных практических мер акцент делался на проведение миротворческих операций — военных миссий в странах, представлявших интерес для США и их европейских союзников. Коммуникационная составляющая разрабатывалась на уровне «улучшения системы информации и раннего предупреждения»38, но никак не на уровне «идейной войны» с террористическими организациями.
Кризисные коммуникации правительственных организаций ЕС непосредственно после атаки на Всемирны торговый центр соответствовали классическим рекомендациям39, согласно которым, помимо акцентирования внимания на конкретных антикризисных мерах, необходимо выразить соболезнования стране, чьи граждане погибли в результате кризиса. Так, «12 сентября 2001 г. состоялось срочно собранное в Брюсселе заседание Совета ЕС, который принял декларацию Европейского Союза, он «подчеркнул полнейшую солидарность с правительством Соединенных Штатов и американским народом...». Совет объявил 14 сентября 2001 г. (впервые в истории) днем траура на всей территории Евросоюза»40.
20 сентября 2001 г. в Брюсселе прошло чрезвычайное заседание саммита ЕС, где была принята первая развернутая антитеррористическая программа — План действий, а затем выработана «дорожная карта» реализации этого плана, состоявшая из 68 направлений и мероприятий антитеррористической деятельности Европейского Союза». Приоритетным направлением стало «скорейшее достижение оперативной готовности военных сил ЕС».
37 Гриневский О.А., Громыко А.А. Проблемы экстремизма и терроризма в Европе: причины и следствия. Доклады Институте Европы РАН (далее — ДИЕ РАН) №239. М., 2009. С. 15.
38 Журкин В.В. Евросоюз в XXI веке: европейская политика безопасности и обороны. ДИЕ РАН №170. М., 2005. С. 51.
39 См., например: Ньюсом Д., Тёрк ВанСлайк Дж., Крукеберг Д. Всё о РЯ. Теория и практика паблик рилейшнз. 7-е изд. М, 2001. С 599.
40 Журкин В.В. Указ. соч. С. 49.
В.В. Журкин отмечает, что Европейская политика безопасности и обороны (ЕБПО) не претерпела коренных изменений в связи с терактами 11 сентября 2001 г. «ЕС активно и единогласно поддержал начатую США и Великобританией 7 октября 2001 г. военную кампанию против Аль-Каиды и режима талибов, а в начале 2002 г. ... в Афганистан направили свои подразделения специального назначения еще три члена ЕС: Франция, Германия и Дания»41.
Директор Центра европейских реформ в Лондоне Ч. Грант согласен с увеличением оборонных бюджетов стран Евросоюза в 2001 г., которые стабильно снижались до терактов в Нью-Йорке. По его мнению, с событиями 11 сентября 2001 г. «стало легче убедить граждан, что их страны нуждаются в боеспособных вооруженных силах, а также и в том, что и Евросоюз должен быть готов в случае необходимости развернуть свои войска для обороны. Стало так же ясно, что для антитеррористической борьбы ... нужны и хорошее вооружение, и военное снаряжение. Одна из причин того, что США, начав военную кампанию в Афганистане, приступили к действиям в одностороннем порядке, заключается в том, что у европейских союзников попросту не было необходимого военного потенциала и соответствующих средств»42. Однако сводить слабости в борьбе с терроризмом только к недостатку военной силы крайне опасно для современной Европы, так как кризис переживает сама идея «войны с террором», перешедшей в затяжные военные конфликты, направленные, прежде всего, на достижение собственных экономических и политических интересов европейских стран на Ближнем Востоке.
Объективные слабости коммуникационной стратегии ЕС в борьбе с терроризмом имеют последствием углубление кризиса общественно-политической жизни, проявляющееся в различных аспектах.
По утверждениям специалистов ИЕ РАН, в Европе утверждается «многосоставное общество» (термин политолога Аренда Лейпхарта), «которое может быть крайне нестабильным, подверженным этническому национализму в отличие от национализма гражданского»43. В этих условиях обсуждение проблемы терроризма тесно соприкасается с обсуждением проблем взаимоотношений коренного европейского населения и мигрантов.
41 Там же. С. 50.
42 Грант Ч. Укрепление общей европейской внешней оборонной политики // Бэннерман Э., Граббе Х., Грант Ч. и др. Европа после 11 сентября 2001 года: Сборник статей. М., 2002. С. 62.
43 Гриневский О.А., Громыко А.А. Проблемы экстремизма и терроризма в Европе: причины и следствия. ДИЕ РАН №239. М., 2009. С. 54.
В ситуации, когда «... с одной стороны, происходит укрепление правых и правонационалистических сил в Европе, что в очередной раз продемонстрировали выборы в Европарламент в июне 2009 г., с другой — все чаще к насильственным методам утверждения своих прав и мировоззрения прибегают вчерашние мигранты»44, на политическую арену выходят фигуры, подобные «тулузскому стрелку» или Андерсу Брейвику, что уже довольно давно оценивается как симптомы кризиса политики мультикультурализма, а в ряде случаев даже представители крупных политических партий Европы заявляли о ее очевидном крахе45. На этом фоне экстремистская и террористическая пропаганда в Европе, вероятно, будет только усиливаться. «Религиозное» осмысление терроризма (поиск его корней исключительно в религиозной сфере) на фоне кризиса мультикультурализма в прежнем виде (то есть мультикультурализма без практического выхода, не способного сформировать общей идеологии для граждан ЕС, принадлежащих к разным нациям и исповедующих разные религии) оборачивается слабой способностью привлечения одновременно представителей западной и восточной культур к активной борьбе с коммуникационным эффектом терроризма.
***
Исходя из данной ситуации, в качестве возможной меры по минимизации этнорелигиозной радикализации можно предложить как часть коммуникации властных структур рассмотрение терроризма как силы, враждебной трудовому многокультурному населению Европы. Разумеется, реализовать такую концепцию возможно только в рамках последовательной коммуникационной стратегии, направленной на позиционирование секулярного государства (в рамках такого государства и возможно постепенное объединение усилий европейских и иностранных работников для достижения общего экономического процветания). При этом для реализации данной стратегии необходимо соответствие заявлений властей их реальным поступкам: равные условия труда, при которых общим критерием отбора кадров станет их квалификация, а также возможности повышения этой квалификации в условиях растущей занятости. Иными словами, базовой задачей при осуществлении борьбы с терроризмом остается выход из социально-экономического кризиса.
44 Там же.
45 Смерть мульти-культи // Русский репортер. 28 октября - 4 ноября 2010 г.
Целесообразной составляющей коммуникационной стратегии мы также считаем продвижение идеи деструктивности терроризма независимо от его идеологии, а также подчеркивание регрессивности, варварства нового витка «религиозных войн» в XXI в., какими видят их террористы, манипулирующие исламскими, христианскими или иными религиозными ценностями. К тому же, на наш взгляд, необходима выработка сообщений, мотивирующих потенциальные целевые аудитории пропаганды террора к развитию критического восприятия действительности. Эта задача адекватна и для европейской, и для сегодняшней российской ситуации.
Список литературы:
1. Алешина И.В. Паблик рилейшнз для менеджеров. М., 2006.
2. Грант Ч. Укрепление общей европейской внешней оборонной политики // Бэннерман Э., Граббе Х., Грант Ч. и др. Европа после 11 сентября 2001 года: Сборник статей. М., 2002.
3. Гриневский О.А., Громыко А.А. Проблемы экстремизма и терроризма в Европе: причины и следствия. ДИЕ РАН №239. М., 2009.
4. Девятая встреча Совета министров. Бухарест, 3-4 декабря 2001 года // Ежегодник ОБСЕ 2001. М., 2004.
5. Доклад Генерального секретаря ОБСЕ от 25 марта 2003 г. 8БС.0АЬ/53/03.
6. Ежегодник СИПРИ 2002. Вооружения, разоружение и международная
безопасность. М., 2003.
7. Ежегодник СИПРИ 2003. Вооружения, разоружение и международная
безопасность. М., 2004.
8. Ежегодник СИПРИ 2005. Вооружения, разоружение и международная
безопасность. М., 2006.
9. Ежегодник СИПРИ 2006. Вооружения, разоружение и международная
безопасность. М., 2007.
10. Журкин В.В. Евросоюз в XXI веке: европейская политика безопасности и обороны. ДИЕ РАН №170. М., 2005.
11. Карни А. аль-Х. Что такое политический ислам? Слово в пользу новой классификации // Ежегодник ОБСЕ 2003. М., 2005.
12. Ньюсом Д., Тёрк Ван Слайк Дж., Крукеберг Д. Всё о РЯ. Теория и практика паблик рилейшнз. 7-е изд. М, 2001.
13. Смерть мульти-культи // Русский репортер. 28 октября - 4 ноября 2010 г.
14. Улмер Р., Селлнау Т., Сиджер М. Эффективная кризисная коммуникация. Харьков, 2011.
15. Униговская С., Едынак Я. Терроризм: Истоки, развитие, прогнозы //
Политика. 2012. № 96.
16. «Хавала» Аллаху! // Компания. №46 (392). 28.11.2005.
17. Шаклеина Т.А. Новый «крестовый поход» республиканцев:
как появилась доктрина Буша // Журнал «Международные процессы». URL: www.intertrends. ru/three/017. htm (28.10.2012).
18. Штайнакер Г. Роль ОБСЕ как региональной организации по безопасности в борьбе с международным терроризмом // Ежегодник ОБСЕ 2003. М., 2005.
19. Эчеварриа А.Дж. II. Идейные войны и война идей // Политика. 2012. № 96.
20. Crelinsten R Counterterrorism. Cambridge, 2009.
21. Fearn-Banks K. Crisis Communication. A Casebook Approach. 4th Edition. New York; London, 2011.
22. Haslerud G., Tramy B.S. Fighting Terrorist Finance — Issues, Impacts and Challenges. Forsvarets Forskningsinstitutt. Kjeller, 2005.
23. Napoleoni L. Modern Jihad. Tracing the Dollars behind the Terror Networks. London, 2003.
24. Napoleoni L. Terror’s Unwilling Ally. An excerpt from: Napoleoni L. Modern Jihad. Tracing the Dollars behind the Terror Networks. London, 2003 // ColdType. URL: www.coldtype.net/Assets.07/Essays/0407.Terror.pdf (28.10.2012).
