CC BY
21
СТАТЬИ
А.Н. Чумиков
КОММУНИКАЦИИ ГОСУДАРСТВА И ГРАЖДАН В ЦИФРОВОЙ СРЕДЕ КАК ФАКТОРЫ УПРАВЛЕНИЯ ВОСПРИЯТИЕМ АКТУАЛЬНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО КОНТЕКСТА
Аннотация
Целью статьи является осмысление сути и характера последующих виртуальных операций с политическим контекстом, который понимается как создаваемые государством материализованные и виртуальные слагаемые прошлой, настоящей и будущей политической действительности. Под операциями имеются в виду информационно-коммуникационные взаимодействия государства и граждан, выполняющие задачи формирования у них актуального восприятия этой действительности.
Рассматривается роль фактов, смыслов, прямой и обратной связи власти и населения в оценке социальной эффективности политического управления. В качестве факторов, формирующих восприятие граждан в условиях цифровой среды, анализируются функциональные электронные услуги государства, а также организованные с помощью государственных медиаресурсов содержательные сообщения (послания) для целевых аудиторий. Применительно к услугам анализируются их развитие и отношение потребителей к электронным сервисам, реализуемым в рамках программы E-democracy и концепции Customer Life Events. Послания представляют собой контентные информационные блоки, призванные формировать мировоззренческие установки граждан как основу понимания политического контек-
A. Chumikov
COMMUNICATIONS OF THE STATE AND CITIZENS IN THE DIGITAL ENVIRONMENT AS FACTORS OF PERCEPTION MANAGEMENT OF THE CURRENT POLITICAL CONTEXT
Abstract
The purpose of the article is to comprehend the essence and nature of subsequent virtual operations with a political context, which is understood as materialized and virtual components of the past, present and future political reality created by the state. By operations, we mean information and communication interactions between the state and citizens that perform the tasks of forming their actual perception of this reality. The role of facts, meanings, direct and feedback between the authorities and the population in assessing the social effectiveness of political governance is considered.
Functional electronic services of the state, as well as meaningful messages organized with the help of state media resources for target audiences are analyzed as factors shaping the perception of citizens in a digital environment. In relation to services, their development and the attitude of consumers to electronic services implemented within the framework of the E-democracy program and the Customer Life Events concept are analyzed. Messages are content information blocks designed to form the ideological attitudes of citizens as a basis for understanding the political context and optimize the perception of its problematic aspects. The mechanisms of constructing current
ста и оптимизировать восприятие его проблемных аспектов.
Раскрываются механизмы конструирования актуальных представлений об истории и применения антикризисных коммуникаций; приводятся примеры коммуникационных кампаний, создающих глобальные мировоззренческие позиции и нейтрализующих негативное отношение граждан к текущим кризисным явлениям. В качестве выводов предложены фундаментальные основания и необходимые ситуационные коррективы для научных исследований состояния и прикладного использования методов регулирования политического контекста в информационно-коммуникационном онлайн пространстве.
ideas about the history and anti-crisis communications are revealed; examples of communication campaigns that create global ideological positions and neutralize the negative attitude of citizens to the current crisis phenomena are given. As conclusions, the foundations and necessary situational adjustments for scientific research of the state and applied use of methods of regulating the political context in the information and communication online space are proposed.
Ключевые слова:
G2C2G коммуникации, E-democracy, медиатизация, смысловые интерпретации, синхронизация смыслов, коммемо-рация, антикризисные коммуникации.
Key words:
G2C2G communications, E-democracy, mediatization, semantic interpretations, synchronization of meanings, commemoration, anti-crisis communications.
https://doi.org/10.24412/2227-1538-2023-4-136-158
Будучи важнейшим способом организации общества, государство выступает его официальным представителем и формой публичной власти. Государство есть продукт и регулятор взаимодействия людей, включенных в многообразные отношения. Их принято разделять на политические, экономические, социальные, а при дальнейшей классификации - на множество сопряжённых отношений: этнических, религиозных, сословных и др. Однако все они, при взаимодействии с государством, становятся в широком смысле отношениями политическими, поскольку сам термин «политика» всегда увязывается с понятиями «государство» и «государственная деятельность». В более узком значении политика определяется как отношения, направленные на получение, удержание и использование власти. Но в обоих случаях любая публичная деятельность граждан невозможна или затруднительна без помощи и лояльности со стороны государства, и наоборот: государство не может эффективно функционировать без поддержки граждан, а тем более в условиях противостояния с ними.
Отсюда работа органов власти направляется на формирование и последующее регулирование приемлемого социального самочувствия граждан в актуальном для государства направлении. Состояние данного самочувствия зависит, с одной стороны, от самого политического контекста, под которым мы понимаем создаваемые государством материализованные и вирту-
альные слагаемые политической действительности, а с другой - от восприятия гражданами этой действительности.
Управление восприятием обеспечивается за счёт информационно-коммуникационных действий, играющих роль самостоятельного нематериального фактора, способного мотивировать граждан на требуемые государством поступки, равно как и встречную реакцию со стороны государства. В глобальном аспекте в сферу государственных коммуникаций включаются такие направления, как:
- государство - граждане - государство (G2C2G) - Government-to-Citizens-to-Government) - между органами государственной и муниципальной власти и гражданами;
- государство - бизнес - государство (G2B2G) - Government-to-Business-to- Government) - между властью и бизнес-сообществом;
- государство - государство - государство (G2G2G) - Government-to-Government-to-Government) - между государственными ведомствами и разными государствами.
Ограничивая сферу нашего исследования и отмечая значимость механизма обратной связи в каждом направлении, мы в настоящей статье будем рассматривать первую модель - G2C2G. При этом, затрагивая глобальные аспекты формирования у целевых групп актуального восприятия политического контекста, сделаем акцент на реалиях, связанных с интернетизацией (цифровизацией) информационного пространства.
Субъективные представления о реальности в оценке социальной эффективности политического управления
Затрагивая чрезвычайно важную и разрабатываемую на протяжении многих столетий проблему соотношения так называемой «подлинной реальности» и субъективных представлений о ней, обратимся к творческому наследию У. Липпмана, в частности, к его написанной в 1921 году книге «Общественное мнение» [6].
Вести об изменениях мы принимаем за подлинную картину мира, -пишет автор, - и относимся к ним так, как будто они и есть реальная жизнь. Однако поведением людей управляют фикции и символы. Причём, под фикциями чаще всего имеется в виду не ложь, а представления о среде, созданные самим человеком. Область фикций простирается от абсолютно бредовых видений до вполне осознанного использования учёными схематических моделей или округленных результатов вычислений.
Эмоциональной реакцией на событие, в котором человек сам не участвует, является создание смыслового образа этого события. И пока мы не
узнаем, что именно представляется другим людям, будут возникать затруднения с правильным пониманием их реакций.
Окружающая среда в целом - слишком сложное и изменяющееся образование, чтобы можно было познавать её напрямую. Отсюда между человеком и средой располагается некая псевдосреда, а поведение индивида является реакцией именно на неё. Псевдосреда есть гибрид, образованный путем сочетания «человеческой природы» и «условий». У. Липпман утверждает, что аналитик общественного мнения должен признать существование взаимосвязи между сценой действия, восприятием в сознании людей самой сцены, а также происходящих на ней действий [6, с. 28-46].
Фикции и символы формируют стереотип - принятый в исторической общности образец восприятия, фильтрации, интерпретации информации при распознавании окружающего мира; основанный на предшествующем социальном опыте. Стереотипы способствуют получению упорядоченной и относительно непротиворечивой картины окружающего контекста. Стереотипы - это картина возможного мира, к которому мы приспособились и где люди и предметы занимают предназначенные им места и действуют ожидаемым образом.
Любое изменение стереотипов воспринимается как атака на воображаемую действительность, поскольку индивиду сложно допустить присутствие каких-то различий между его собственным миром и миром вообще. Если происходящее изменение совпадает с тем, что человек ожидал увидеть, стереотип получает дополнительное подкрепление на будущее. Если же ситуация вступает в противоречие со стереотипом, возможен двоякий исход:
- индивид игнорирует противоречие и считает его исключением, подтверждающим правило;
- новшество интегрируется в ранее существовавшую картину мира и изменяет её [6, с. 108-112].
Применительно к нашему исследованию, выводы У. Липпмана означают следующее. Если у человека сложилось в принципе позитивное отношение к деятельности органов власти в определённой сфере, то новое единичное достижение или промах ответственных людей и структур вряд ли серьёзно пошатнут первоначально благоприятное впечатление. Но тот же эффект будет получен и при базовом негативном представлении - оно останется незыблемым или даже усилится.
Здесь мы выходим на ещё одну важнейшую проблему - о соотношении в нашем восприятии фактов и их оценок в виде смысловых интерпретаций. Не вызывает сомнения, что факты влияют на наше мироощущение. Но У. Липпман констатировал, что доступные факты фильтруются в сознании индивида стереотипами как способами самозащиты и выборочного исследо-
вания. Наблюдая последовательность событий через призму стереотипа, мы с готовностью принимаем сходство или параллелизм за причину или следствие. Один факт связывается с любым другим посредством объединения каким-то чувством [6, с. 159-160]. Другими словами, непосредственное или полученное в виде информации о нём столкновение индивида с фактом неизбежно преобразуется в его сознании в смысловую трактовку.
Перенесёмся в современность и проследим динамику совокупного воздействия фактов и смыслов на восприятие граждан. Наша гипотеза заключается в том, что в условиях интернетизации (цифровизации) окружающей среды влияние «реальных» фактов ещё в больше степени уменьшилось, а влияние виртуальных смыслов увеличилось. За последние тридцать лет медийный сегмент информационного поля претерпел такие количественно-качественные изменения, которые превосходят несколько прошедших столетий. Эти изменения столь глобальны, что привели к возникновению термина медиатизация общественной жизни. В синтезированном виде данное понятие определяется как процесс создания виртуальной политики и экономики с помощью традиционных и особенно новых средств массовой информации (СМИ); преобразования социально-политической и социально-экономической сфер при их переплетении с медийным полем и последующей публичной презентацией актуальных смыслов. Медиатизация означает глобальное вхождение медиа в среду повседневной и неизбежной коммуникации, когда непосредственные акторы групп интересов, включая представителей государственной власти, не могут реализовывать свою коммуникационную функцию напрямую - она переходит к медиа.
Приоритетные задачи управления восприятием граждан всё более сводятся к реализации одной из трёх коммуникационных позиций, или всех трёх одновременно, а именно:
- поддержание (усиление) приемлемой установки (стереотипа), уже присутствующей в общественном сознании;
- изменение (снижение влияния, замена) неприемлемой установки (стереотипа), имеющейся в обществе;
- создание и внедрение новой установки (стереотипа).
Чем в большей степени будут реализованы такого рода задачи, тем увереннее можно говорить о приемлемом восприятии гражданами приоритетного политического контекста. А. Тюриков называет данный эффект социальной эффективностью политического управления. Анализируя практику социологических опросов об удовлетворенности населения деятельностью региональных органов власти, автор подчеркивает: именно «полезность», «ценность» экономической, производственной, технической, экологической
и других активностей с точки зрения их потребителей следует считать приоритетной. Социальный эффект должен выражаться в позитивной оценке работы власти по удовлетворению потребностей населения [12, с. 197-198].
А. Якунин констатирует, что в существовавшей в 2010-е гг. российской методике оценки эффективности властных структур принимались во внимание главным образом институциональные и организационные показатели. Так, например, в здравоохранении измерялось не качество здоровья, а процессы реформ: доля учреждений, переведённых на новую отраслевую систему оплаты труда, повышение доступности и обеспеченность современным оборудованием и лекарствами и т.д. Большее значение для отчётов в области образования представлял не уровень грамотности, а укомплектованность классов в школах. Но эти показатели не являются оценками социальной эффективности управления, главным мерилом которого должна быть оценка качества жизни как системообразующего свойства жизнедеятельности человека в основных сферах [24, с. 8].
Признавая остроту поставленной названными авторами проблемы, заметим, что она осознаётся органами власти, находится в стадии динамической реализации и, более того, имеет развернутое правовое обеспечение. Так, Указом Президента РФ от 28 апреля 2008 года №607 «Об оценке эффективности деятельности органов местного самоуправления городских округов и муниципальных районов» в перечень показателей для оценки эффективности включены результаты независимой оценки услуг в сферах культуры, охраны здоровья, образования, социального обслуживания [13].
Указ Президента РФ от 21 августа 2012 года №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации» предусматривал оценку населением деятельности органов исполнительной власти субъекта РФ в целом [15]. Наконец, Указ Президента РФ от 25 апреля 2019 года №193 «Об оценке эффективности деятельности высших должностных лиц (руководителей высших исполнительных органов государственной власти) субъектов РФ и деятельности органов исполнительной власти субъектов РФ» определил и персональную ответственность.
При разной степени несовершенства механизмов оценки всё же понятно: само существование конкретных властных органов и, в первую очередь, чиновников, занимающих руководящие посты, зависит от мнений граждан. А если так, то, помимо регулярно декларируемых представителями власти «конкретных дел», важна коммуникация, направленная на получение совокупной удовлетворённости граждан работой власти - как объективированными статистическими показателями, так и в виде гаммы субъективных ощущений.
В основе такой удовлетворённости или, напротив, отторжения лежат принимаемые органами власти решения, или нормативные институциональные акты, регулирующие поведение граждан. Эти акты должны быть легитимными, то есть признанными и одобренными большей частью общества. Только в этом случае можно говорить о создании политического контекста в соответствии с интересами общества. В конечном счёте совокупность актуального институционального механизма и его легитимности определяется как доверие к власти, получаемое с помощью учёта сигналов, поступающих от управляющих к управляемым и наоборот.
G2C2G взаимодействие, формирующее политический контекст и обеспечивающее актуальный уровень институциональности и легитимности (доверия), являются ведущим механизмом для завоевания и удержания власти, выполнения законов с минимальным использованием принудительных санкций, а также реализации непопулярных решений без существенного всплеска гражданского недовольства.
Влияние электронных сервисов на позитивное восприятие политического контекста
В условиях цифровизации общества существенную роль в восприятии актуального политического контекста стали играть электронные сервисы. Уникальность данной ситуации заключается в том, что эти сервисы представляют собой виртуальную коммуникационную услугу, практически не подлежащую, при их повседневном использовании, возможным смысловым интерпретациям. То есть удовлетворённость и вытекающее из него доверие граждан обеспечивается здесь исключительно за счёт развития информационно-коммуникационных технологий (ИКТ).
Напомним, что процесс использования электронных сервисов получил название электронной демократии (e-democracy), или электронного правительства. В соответствии с Федеральным законом от 27 июля 2010 года №210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг» [17], эти сервисы содержат информации на портале соответствующего органа власти о самом органе, его услугах по взаимодействию с гражданами и механизмах проведения транзакций.
Реализация государственной услуги - это коммуникационная деятельность органа власти в ответ на обращение гражданина, результатом которой является возникновение (изменение, прекращение) правоотношения, либо создание документа. Эта деятельность организована на основе концепции Customer Life Events (от англ. «события жизни гражданина»), когда предложение услуг строится от потребностей граждан, а не от исторически сло-
жившейся структуры госорганов. G2CG коммуникации в рамках данной конструкции предполагают просвещение граждан об этих услугах, их онлайн продвижение в целях максимального охвата населения, а затем качественное исполнение услуг в режиме диалога с гражданами.
Помимо предоставления государственных услуг в задачу модели электронного правительства ^2С) входит реализация различных форм общественного участия (C2G) в работе органов власти. Примером здесь может служить созданная в Москве электронная система городских решений «ВМЕСТЕ» - три интерактивных проекта (портала), ориентированных на получение Правительством Москвы «обратной связи» от населения города:
- «Краудсорсинг-проекты» /ПРЕДЛАГАТЬ/ (https://crowd.mos.ru/) - жители могут предлагать, комментировать, обсуждать идеи на заданную тему;
- «Активный гражданин» /ВЫБИРАТЬ/ (http://ag.mos.ru) - площадка для участия в общественных обсуждениях и проведении голосований в электронной форме по вопросам благоустройства территорий, транспортной инфраструктуры, организаций здравоохранения и образования в городе;
- «Москва - наш город» /КОНТРОЛИРОВАТЬ/ (http://gorod.mos.ru) -население помогает органам исполнительной власти города своевременно устранять возникшие сбои, сообщая о проблемах в области инфраструктуры, проезжей части, транспортных узлов, освещения, уборки и благоустройства территорий.
Эти проекты возникли как часть новой философии управления городом, при которой власть и горожане совместно управляют Москвой. Каждый проект является самостоятельным, но неотъемлемым звеном системы городских решений и предлагает разные инструменты для достижения общей цели: предоставить возможность москвичам влиять на развитие столицы.
Модуль «Госуслуги-онлайн» в целом постепенно становится новым и масштабным информационно-рекламным и мобилизующим каналом, способным формировать установку на принципиальную поддержку решений властных органов. Как же оцениваются потребителями сами государственные электронные сервисы, являющиеся частью политического контекста?
Всероссийский опрос, проведённый Государственным университетом управления в 2019 году в 49 субъектах РФ, показал, что несомненным результатом цифровизации системы государственного управления стало повышение гражданской вовлеченности в процессы управления. Респонденты выделили такие эффекты цифровизации, как улучшение доступности и качества государственных и муниципальных услуг; сокращение временных и финансовых затрат в процессе взаимодействия с органами государственного и муниципального управления; обеспечение защиты законных прав и интересов граждан [5].
В 2021 году Университет ИТМО провёл онлайн-опрос жителей Санкт-Петербурга по репрезентативной выборке с целью выявления параметров информированности граждан об электронных сервисах, оценки их актуальности, приоритетности, удобства и полезности. 77% опрошенных дали позитивную оценку при использовании сервисов хотя бы по одному из включённых в исследование параметров и лишь 5% посчитало, что сервисы не помогают при взаимодействии с властью.
Отмечая проблемы в текущем состоянии системы электронных государственных сервисов, авторы исследований подчёркивают, что их развитие способно повысить уровень доверия населения к государственным институтам и, в конечном счете, оказать позитивное влияние на экономическое развитие региона [25].
Синхронизация смыслов VS плюрализма фактов в медиапро-странстве политического контекста
В то же время ведущее место в формировании и восприятии актуального политического контекста занимают не услуги-функции, а форма, объём и содержание (контент) сообщений (посланий), транслируемых в общественное пространство органами власти и другими субъектами информационно-коммуникационного воздействия.
За счёт каких главных факторов может быть реализована задача создания и распространения требуемых посланий? В количественном выражении она выполняется посредством организации масштабного пула конвергентных информационных ресурсов. В качественном плане задача решается, как и во все времена, посредством формирования привлекательного контента. Но с развитием интернет-коммуникаций и появлением новых медиа гуманитарные технологии производства контента существенно изменились. Так, издавна существовали две условные модели новостного производства. Первую из них называют make story (повествовательное изложение фактов), вторую - make sense (интерпретация фактов, конструирование смыслов). Модель make story длительное время считалась более этичной и приоритетной, поскольку предусматривала лишь отбор самых важных событий и представление их аудитории, оставляя за ней право определения смысла.
Модель make sense ориентируется на то, что смысл излагается внутри содержания новости в качестве его отдельного элемента. При этом недостающие фрагменты, или даже вся информация, могут заменяться смысловой интерпретацией, «подсказками» на основе ранее известных сведений. Целью такого рода операций является включение индивида в процесс реали-
зации запрограммированных целей, в нашем случае - для актуального восприятия параметров политического контекста.
В рамках смысловой модели аудитория информируется об изменении окружающей её политической реальности с точки зрения сохранения (инсталлирования, разрушения) актуальных установок; осуществляется идентификация потребителей с этими установками, конструирование для них единой реальности в виде ориентации в настоящем, осмысления прошлого, прогнозирования будущего. Сам отбор фактов ставится в зависимость от политической ситуации в стране или регионе и предполагает наличие у производителя контента определённой позиции.
Возникает феномен, называемый «исчезновение факта», «смысл вместо факта» (экономический аналог - «исчезновение товара», «бренд вместо товара»), и модель make sense становится не просто выбранной, но неизбежно приоритетной, а доминирующее поведение в медийном поле выражается в смысловой интерпретации факта, в коммуникационном противоборстве смыслов. Медиакоммуникационные технологии смыслового позиционирования формируют объяснительные модели восприятия политической реальности обществом и мотивации к соответствующему им массовому поведению.
Следует заметить, что многие эксперты воспринимают данную ситуацию как ненормальную и в качестве контрмеры провозглашают «борьбу с фейками» как ложной информацией и «манипуляциями». Однако определение фейка на уровне буквального перевода (от англ. fake - подделка, фальшивка) не передает всей сущности и сложности явления, а термин «манипуляции» и вовсе носит эмоциональный характер.
Так, авторы вышедшего в США в 2019 году сборника трудов учёных разных стран, с одной стороны, рассматривают фейки (англ. fake news, falsehood) как синонимы терминов «ложь», «неправда», «обман». С другой стороны, они констатируют, что фейки в Интернете представляет собой «лес» фактов и мнений, классифицируемых по таким позициям, как «подбор, компоновка фактов» (от англ. fabrication - букв. сборка); «выдергивание из текста» (от англ. context-isolation - букв. обособление, оторванность от контекста). К фейкам относят также уловки, хитрости, психологические приёмы, социотехники; управление ложными посылками, двусмысленностями и впечатлениями. Авторы и редакторы сборника И. Чилува и С. Самой-ленко констатируют, что прагматичные субъекты сознательно и неизбежно используют эти механизмы для достижения своих целей в современной ме-диаэкосистеме [27]. Отсюда, по нашему мнению, задача власти заключается не в «победе» над фейками, а в управлении ими в целях формирования актуального политического контекста.
Выполнению такой задачи препятствует оппозиция, взаимоотношения с которой являются обязательным атрибутом политической коммуникации. Оппозиция стремится сформировать альтернативный политический контекст, используя для этого, в отсутствие существенных материальных возможностей, преимущественно виртуальные операции. Смысловую основу оппозиционного контекста составляет протестное поведение с критикой существующего режима и его политики, транслируемой через конвергентные СМИ и приравненные к ним интернет-ресурсы.
В период отсутствия интернет-коммуникаций задачи организационного и смыслового подавления оппозиционных каналов решались пропагандистскими средствами, то есть фактической монополией государства на СМИ и доминированием одностороннего информационного воздействия. В условиях глобальной интернетизации коммуникационного пространства с его «интернет-плюрализмом» применение данных средств становится невозможным: потребитель по своему усмотрению выбирает интересующий источник информации из доступного в российском и мировом пространстве массива ресурсов. Этому не могут помешать любые вводимые ограничения на создание и деятельность медиаресурсов.
Е. Фидря отмечает, что в обстановке острого коммуникационного противоборства обе стороны обращаются к доминирующему дискурсу, либо утверждая его, либо пытаясь «подорвать». Социальные агенты, обладающие большим правом на использование символического капитала (органы власти - А.Ч.), стремятся осуществить легитимацию актуального для них видения социального мира. Агенты, занимающие подчинённое положение в поле символического производства, при помощи стратегии «независимости», «правды» и «объективности» подрывают официальное видение, пытаясь утвердить свою картину и тем самым увеличить объём собственного символического капитала [19].
При этом очевидно, что оппозиционная политическая активность всё более уходит в информационную сеть, где формой выражения целей и способов их достижения становятся полноценные порталы СМИ, авторские бло-ги, личные и групповые аккаунты в социальных сетях. «Врожденная» интерактивность цифровых медиа, с одной стороны, ниспровергает одностороннюю трансляционную модель телевидения, позволяя получателям сообщения воздействовать на медиаконтент.
С другой стороны, производство политических месседжей стало более подвержено интерпретации и дроблению в точке их приёма. После того, как некоторый контент опубликован онлайн, пользователи «перемешивают» первичное содержание и в ряде случаев меняют его смысл. Этот процесс
получил название «мэшап» (от англ. mash-up - попурри) - перестановка оригинальных данных с целью сделать их, с точки зрения пользователя, более значимыми. В результате первоначально вброшенный и имеющий статус «программного» тезис видоизменяется и рассеивается. И получается, что синхронизировать смыслы и направления протестного движения сложно, а сформировать за короткий период новые ценности и внедрить их в сознание людей разрозненным интернет-ресурсам не под силу.
Проведённые в США исследования показали: точка зрения, согласно которой влияние Интернета на политические кампании приводит к массовым эффектам - с миллионами посетителей партийных сайтов, вовлечённых в онлайн-дискуссии и использующих якобы неискажённую информацию о политических альтернативах как основу для принятия политических решений, - не подтвердилась. Аналитики пришли к выводу, что большинство посетителей актуальных веб-ресурсов уже являются сторонниками той или иной партии и заранее имеют определённую установку [26].
Авторы книги «Управляемость и дискурс виртуальных сообществ в условиях политики постправды» также обращают внимание на трудности создания механизмов, надежно и комплексно воспроизводящих целостное общественное мнение и формирующих гражданскую идентичность. Основанный на сегментированной коммуникации Интернет скорее разъединяет по новым основаниям, нежели соединяет по старым; осуществляет сегментацию и поляризацию [16].
Получается, что пространство социальных сетей должно рассматриваться не как доминирующий фактор выигрыша в информационном противоборстве «власть - оппозиция», а как зона, также и воспроизводящая острый конфликт между разными группами «общих», на первый взгляд, интересов и постоянную конкуренцию этих групп за влияние в киберпространстве.
Отсюда у государства возникает новая стратегия - обеспечить приоритетное информационное воздействие за счёт синхронизации информационного сигнала с единым смыслом. Параллельно ставятся юридические и организационные барьеры для тех оппозиционных СМИ, которые стремятся получить характер массовых. Власть прилагает усилия к тому, чтобы оппозиционные ресурсы носили локальный характер и не приобретали характер общенациональных СМИ. Само же развивает массовые прогосударственные каналы, в первую очередь телевидение. В начале третьего десятилетия XXI века именно оно по-прежнему являлось главным медиа для россиян, а просмотр ТВ-программ оставался приоритетной практикой медиапотребления. Более 80% взрослого населения России стабильно смотрело телевизор хотя бы раз в неделю, и две трети делало это каждый день. Когда говорят, что
аудитория ТВ сокращается, имеют в виду практику линейного просмотра на экране телевизора. Однако этот тип потребления является лишь частью современного ТВ. Контент телеканалов доступен на любом компьютерном экране, подключенном к Интернету, а команды телеканалов производят широкий спектр профессиональных информационных продуктов, активно используемых во всех сегментах сетевого пространства.
Принимаются специальные меры к тому, чтобы как можно дольше сохранить ТВ ведущим медиа, продвигающим государственные интересы и синхронизирующим его информационные сигналы. Так, Указом Президента РФ от 24.06.2009 №715 [14] установлено, что общероссийские общедоступные ТВ и радиоканалы являются обязательными для распространения на всей территории России и бесплатными для потребителей. Утверждены и внедрены составы первого и второго мультиплексов, в которые вошли двадцать телеканалов. Треть (32%) телепотребления в 2021 году приходилась на «большую тройку» федеральных каналов («Первый канал», «Россия 1» и «НТВ») и ещё четверть - на четыре коммерческие телесети («Пятый канал», «ТНТ», «РЕН ТВ», «СТС»). На каналы доступные в сетях операторов платного ТВ (около 240), а также многочисленные местные телеканалы в сумме приходилось чуть более 3% телеаудитории [11].
Конструирование мировоззренческих установок как основы мотивирующего политического контекста
Исследования Института социологии РАН, проведённые в начале 1990-х гг., а затем - к 20-летию комплекса первых постсоветских реформ, содержат значимые выводы о роли нематериальных и, отдельно, мировоззренческих факторов в косвенном восприятии политического контекста, выступающего в данном исследовании в терминах «качества жизни».
По результатам исследования 1992 года лидирующими ценностями оказались свобода, а не материальное благополучие (соотношение удельных весов 64:32); интересная работа, а не заработок (64:34). Что же касается факторов мировоззренческой самоидентификации, то одним из самых «угнетающих» стала утрата значительной частью населения чувства гражданина великой державы. Даже через два года после развала СССР больше трети россиян (36%) не могли найти ему никакой приемлемой замены [3, с. 116-117].
Спустя 20 лет исследования показали, что социально-психологическое состояние россиян всё меньше детерминируется в процессе реформ условиями микроуровня (возраст, доход, текущие жизненные проблемы) и всё в большей степени начинает зависеть от факторов, связанных с их оценкой легитимности сложившейся в России модели социума, а также общественных
событий прошлого и настоящего. Мироощущение россиян в начале 2010-х гг. характеризовалось, с одной стороны, стабилизацией положительно окрашенных чувств и надежд на улучшение ситуации в будущем, а с другой - ростом распространённости ощущений несправедливости происходящего, стыда за нынешнее состояние страны, собственной беспомощности повлиять на его изменение [3, с. 134].
Оценка политического контекста - это и самоидентификация, базирующаяся на мировоззренческом стереотипном понимании пространства жизни человека и своей роли в нём. Но данное понимание может формироваться как спонтанно, так и целенаправленно. Технология такого формирования, являющаяся одним из самых глобальных коммуникационных феноменов, получила название коммеморации - информационных операций с исторической памятью.
Известно, что «история» в качестве научного понятия трактуется нейтрально, как процесс развития природы и человечества. Столь же нейтральна и неконфликтна в своём определении «историческая наука», понимаемая как отрасль, система познания и источниковедение. Однако в случае с понятием «историческая память», или «коммеморация» (от фр. commemorative - памятный, мемориальный и англ. commemoration - ознаменование, в память) используется другая трактовка.
Л. Репина рассматривает коммеморацию как постоянно обновляемую «памятную» реальность, идеальную для конкретного времени и субъектов. Коммеморативная реальность столь же подлинна и значима, как реальность событийная. Л. Репина говорит о том, что постмодернистское мышление ставит под сомнение само понятие исторической реальности и саму возможность прорыва к ней сквозь толщу контентных опосредований. Речь, по существу, идёт об актуализации лишь тех сторон прошлой жизни, которые имеют ценность в сегодняшней действительности [9].
Феномен коммеморации предполагает, что история в своем нейтральном значении присутствует лишь в виде абстрактного понятия, а в конкретной действительности позиционируется через историческую политику памяти. Сообщества и государства конкурируют между собой за доминирующее позиционирование «своей» (актуальной) памяти, влияющей на самооценку состояния, а далее поведение целевых групп. Каждый субъект данного процесса продвигает смысловую историческую модель, отличную от простого перечисления известных ранее или вновь открытых фактов. Желаемое качество исторической реальности конструируется для граждан в виде осмысления прошлого, ориентации в настоящем и прогнозирования будущего.
Воспринятый политический контекст вряд ли станет у граждан оптимальным с точки зрения власти при так называемом «историческом плюрализме», когда приходится самостоятельно разбираться в огромном массиве информации о мире в целом, стране или отдельном регионе. Организованное в 2018 году компанией «Медиалогия» исследование посвящалось популярным теориям заговора, выполняющим роль легитимной модели для объяснения аудитории всего непонятного и враждебного. Было отобрано 36 наиболее обсуждаемых в СМИ концептов, которые затем просчитывались по базе из 43 тыс. телеканалов, радиостанций, печатных и онлайн-СМИ за период 2011-2017 гг. В итоге первое место в рейтинге значимости получил «заговор историков» с тезисом «История России сфальсифицирована» [10].
Другими словами, фиксировалась существенная разно- и дезориенти-рованность населения страны относительно собственной истории, что, разумеется, не способствовало формированию сходной социально-исторической идентификации граждан вместе с доминирование позитивных ощущений по поводу существующего политического контекста.
На состояние «исторического плюрализма» накладывается коммемора-тивное конструирование извне. Так, А. Белоглазов исследовал интерпретации истории Второй мировой войны и её результатов в политических выступлениях на Западе в XXI веке, приуроченных к 70- и 75-летию окончания и 80-летию начала военных событий. Оказалось, что даже здесь, при общем тренде к умалению вклада Советского Союза в разгром фашистской Германии, существуют три коммеморативных подхода с разными оценками и акцентами, наиболее выгодными государствам-авторам. Версия США исходит из того, что именно эта страна является победителем и гипертрофирует роль второстепенных событий на фронтах со своим участием. В подходе Западной Европы скрывается собственная ответственность за развязывание войны и обвиняется в этом Советский Союз. Замалчивается массовый коллаборационизм европейцев. А в восточноевропейской версии Красная Армия выставляется не освободителем, но агрессором и оккупантом [2].
Цель данных интерпретаций - перевести СССР, а вместе с ним и нынешнюю Россию из статуса страны-победителя и одного из столпов современного миропорядка в категорию побежденных агрессоров с той лишь разницей, что агрессор-Германия потерпела поражение в 1945 году, агрессор-СССР - в 1991-м. Тогда получается, что спасителем человечества от чумы ХХ века - тоталитаризма (в форме нацизма и сталинизма) по новой концепции исторической памяти является Запад, а Российская Федерация, как и послевоенная Германия, - правопреемником агрессивной тоталитарной империи. Но если Германия давно встала на путь исправления, искупления и
заслужила право войти в семью цивилизованных народов, то России якобы продолжает агрессивную политику [23].
После начала Специальной военной операции (СВО) кампания по исторической дискредитации России лишь активизировалась. В такой атмосфере усиленное внимание российского государства к выявлению и опровержению негативных исторических интерпретаций является информационными контрмерами, призванными сформировать и закрепить такое качество мировоззрения граждан, в котором Россия воспринимается в политическом контексте как миролюбивая и демократичная страна-победитель со своими самобытными и суверенными национальными интересами.
Мировоззренческая установка индивида, группы, популяции граждан трансформируется в понятие «национальный интерес» вместе с желанием защищать его. К. Райт, автор анализа десятков крупных военных конфликтов XX века, считал национальные интересы важнейшим показателем для оценки вероятности эскалации или завершения межгосударственных противостояний. Убеждение в том, что национальные интересы ущемлены или поставлены под угрозу, становятся в большинстве случаев главной причиной обострения конфликтов. К. Райт замечал, что значение, придаваемое государством национальным интересам, варьируется в зависимости от оценки ситуации общественным мнением. При этом такие субъективные и виртуальные интересы, как уважение, репутация, гордость и престиж могут цениться выше, чем интересы объективные - благосостояние, территория или даже сама власть. Исследователь допускал варианты взаимного самоубийства противников, когда сохранение национальных интересов может показаться сторонам конфликта предпочтительнее капитуляции [28].
Оптимизация восприятия проблемных аспектов политического контекста
Удовлетворенность или, напротив, недовольство населения существующим политическим контекстом складывается не только из глобальных мировоззренческих установок, но и под влиянием событий текущей действительности. А. Кинсбурский и М. Топалов считают социальное недовольство естественным явлением: всегда существует зазор между человеческими потребностями и возможностями их удовлетворения, отсюда люди постоянно в той или иной мере неудовлетворены какими-то аспектами своей жизни. Такое настроение играет важную позитивную роль в регуляции человеческого поведения, поскольку стимулирует активность ответственных за реализацию потребностей субъектов. Но при определённом уровне недовольства у соци-
альных групп формируется установка на массовые действия протестного характера, что является негативным фактором для любого общества.
Основными показателями социального недовольства и вытекающей из этого напряженности выступают такие слагаемые политического контекста, как негативная оценка уровня жизни, недоверие органам власти и другим государственным организациям; несогласие с общим курсом развития и др. Эти показатели порождают негативные эмоции - от разобщённости и незащищенности до раздражения и ненависти, которые и порождают протесты [4, с. 293-294].
У власти далеко не всегда есть возможность снизить протестный потенциал и, соответственно, повысить уровень позитивного восприятия политического контекста посредством экономических улучшений. Более того, периодически возникает необходимость принятия так называемых непопулярных решений в социально-экономической сфере. И здесь вновь становятся остро востребованными информационно-коммуникационные механизмы, регулирующие восприятие и последующее поведение граждан. Речь идёт о комплексе антикризисных коммуникаций, подробно разработанном автором статьи в своих учебниках и диссертациях [22].
Перейдем к анализу конкретных ситуаций, которые комплексно разрешались в актуальном коммуникационном формате. Так, известно, что к началу 2000-х гг. новому российскому государству удалось значительно продвинуться в восстановлении разрушенной экономики и выстраивании рыночных отношений. Однако мировой финансовый кризис 2008 г., дальнейшие реальные и прогнозируемые кризисные события заставили государство перейти к программам оптимизации экономических процессов, включающим в себя проблемные или непопулярные среди населения позиции. В такой ситуации актуальным стал коммуникационный проект Правительства РФ и Международного банка реконструкции и развития «Содействие повышению уровня финансовой грамотности населения и развитию финансового образования в Российской Федерации».
Проведённое в рамках проекта в 2012 году базовое обследование уровня финансовой компетентности российского населения - всероссийский опрос с объемом выборки 6 тыс. человек - показало слабую информированность граждан о правах потребителей финансовых услуг и способах их защиты; низкое доверие населения к деятельности участников финансового рынка, затрудняющее принятие потребителями ответственных финансовых решений и др. Только 12% россиян правильно назвали организации, призванные защищать их права на финансовом рынке. Около 40% граждан отметили, что не разбираются в большинстве финансовых услуг [1].
Для государства важность выводов исследования заключалась в понимании резервов сохранения текущего восприятия политического контекста и его оценки населением. Стало очевидным, что низкий уровень финансовой грамотности (а не только собственно финансовое положение) негативно влияет на личное благосостояние и финансовый потенциал домашних хозяйств, ухудшает ресурсную базу финансовых организаций, препятствует развитию финансового рынка, затормаживает инвестиционные процессы в экономике и приводит к ухудшению социально-экономического положения страны. При этом российский потребитель финансовых услуг возлагает ответственность за личные финансовые решения и риски на государство.
Именно на преодоление этих установок направлялась утверждённая распоряжением Правительства РФ от 25 сентября 2017 года №2039-р «Стратегия повышения финансовой грамотности в Российской Федерации на 20172023 гг.» [8]. Документ содержал такие направления, как «Образование», «Информирование населения о вопросах финансовой грамотности и способах защиты прав потребителей финансовых услуг», «Формирование социально ответственного поведения участников финансового рынка», «Подготовка граждан к жизни в старости» и т.д. Реализация Стратегии и планов конкретных мероприятий на общероссийском и региональном уровнях осуществлялись под контролем Министерства финансов РФ.
Среди выполненных коммуникационными агентствами - подрядчиками проекта плановых мероприятий: сайт-библиотека методической поддержки «Электронный учебник по финансовой грамотности» (шко-ла.вашифинансы.рф); учебно-методические комплекты по финансовой грамотности для школьников, студентов и взрослого населения с тематическими модулями «Банки», «Собственный бизнес», «Пенсионное обеспечение», «Страхование», «Фондовый рынок»; электронный справочник по финансовой грамотности «Финсовет»; онлайн-сервис управления личными финансами для детей и подростков «Монеткины». Ежегодно весной стали проводиться недели финансовой грамотности для детей и молодежи, а осенью - недели сбережений для взрослого населения; стартовал Всероссийский чемпионат по финансовой грамотности. В рамках общенациональной кампании создан «Фонд хороших идей», призванный собрать, обобщить, профинансировать пакет предложений по проведению тематических кампаний в регионах.
В целом коммуникационная кампания по финансовой грамотности в значительной мере способствовала доверительному восприятию власти как «заботливого родителя», дающего «детям» рекомендации по оптимизации своего экономического благополучия в условиях отсутствия или сокращения прямой финансовой поддержки от государства.
Параллельно с названной кампанией готовилась и проводилась другая, связанная с принятием Федерального закона от 3 октября 2018 года №350-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ по вопросам назначения и выплаты пенсий» [18], то есть с пенсионной реформой. Данная кампания была призвана закрепить в сознании граждан установки на возможно более позитивную или хотя бы нейтральную оценку действий властей.
Проведённые задолго до принятия Закона исследования продемонстрировали очевидную непопулярность реформы, предполагающей в качестве главного результата существенное увеличение пенсионного возраста. Отсюда в качестве основной идеи кампании предлагалась следующая: проявляя заботу о человеке, власть позволяет ему дольше сохранять социальную и трудовую активность, обеспечивая достойный уровень и образ жизни.
В ходе кампании в информационное пространство вбрасывался большой спектр привлекательных тезисов. Например, Минздрав РФ констатировал, что в недалеком будущем средняя продолжительность жизни россиян значительно увеличится, а потому выход на пенсию в 65 лет вполне логичен. Кроме того, работа значительно полезнее для здоровья, чем «лежание на диване», отсюда пенсионную реформу следует расценивать как заботу о здоровье нации. Озвучивались и такие тезисы, как благо государства, необходимость заглаживания последствий «демографических ям» и т.д. Однако, при разном отношении к конкретным смысловым позициям, главное положение реформы - об увеличении пенсионного возраста - вызывало массовое неприятие граждан.
Реагируя на подобное отношение к реформе, органы власти спланировали и задействовали комплекс антикризисных коммуникаций, в основе которых лежал механизм депривации. Под таким термином понимается состояние большего или меньшего расхождения между ожиданиями целевой аудитории и возможностями их удовлетворения. Депривационные «ножницы» не статичны, они постоянно претерпевают большие или меньшие изменения: увеличиваются, уменьшаются, стабилизируются. Увеличение происходит при сокращении возможностей для реализации уже сформировавшихся запросов, либо опережающем росте последних. Информационно-коммуникационные действия позволяют сохранить текущий уровень депри-вации или даже понизить его при понижении запросов и соответствующих изменениях масштаба их экономического удовлетворения.
Внесенный в Госдуму законопроект о пенсионной реформе увеличил депривацию: прежние ожидания от условий выхода на пенсию значительно расходились с предложенными новыми возможностями их реализации. Отсюда задача кампании заключалась в том, чтобы сократить образовавшийся разрыв. Её реализация началась с обращения В. Путина к россиянам 29 ав-
густа 2018 года [7]. Президент РФ озвучил 6 пунктов, каждый из которых смягчал ранее заложенные в проекте Закона позиции: выход женщин на пенсию не в 63 года, а в 60 лет; постепенное, а не ускоренное повышение пенсионного возраста; частичное сохранение пенсионных льгот для разных категорий населения вместо их глобального упразднения и др.
В последующие годы Социальный фонд России (СФР) проводил «смягчающую» информационную кампанию на основе именно этих тезисов. Так, на сайте СФР в блоке «Что нужно знать об изменениях в пенсионной системе» присутствовали разделы, содержащие исключительно рациональную и оптимистичную информацию о новых пенсионных условиях, соответствующих содержанию поручений Президента: повышенная индексация пенсий, льготы и гарантии людям предпенсионного возраста, переходный период по повышению пенсионного возраста, повышение пенсий сельских пенсионеров; назначение пенсии врачам, учителям и артистам и т.д. [20].
Анализируя коммуникационную кампанию по пенсионной реформе, многие эксперты признавали её неудачной или даже провальной. Однако подобные оценки следует признать чрезмерно эмоциональными. Странно было предполагать, что столь непопулярные меры по отношению к гражданам получат их одобрение. Граждане выходили на пикеты и демонстрации, собирали подписи для проведения общенационального референдума, но в то же время не предприняли массовых и незаконных протестных действий. Эта ситуация демонстрирует приемлемое восприятие целевыми группами проблемного политического контекста и сдержанное согласие с неизбежностью реформы.
Таким образом, восприятие политического контекста, создаваемого государством посредством материализованных и виртуальных операций, базируется на ранее сформированных стереотипах сознания, носит опосредованный характер и во многом зависит от объёма и качества корректирующего их информационно-коммуникационного обеспечения. Коррекция заключается в поддержке доминирующих в восприятии и приемлемых для государства установок, изменении этих установок и (или) внедрении новых и актуальных. Социальная эффективность этой деятельности определяется репрезентативными оценками населения, определяющими уровень удовлетворённости граждан акциями государства.
В условиях цифровизации общественного пространства существенную роль в позитивном восприятии политического контекста играют государственные электронные сервисы. При успешном применении и развитии они представляют собой важную функциональную услугу.
Более значимый блок задач решается за счёт конструирования информационного поля и доведения до целевых групп приоритетной для государ-
ства информации. При этом глобальная интернетизация коммуникационного пространства с возможностью доступа потребителей к любым сведениям, способным подтвердить или опровергнуть некоторую установку, нивелирует значимость восприятия фактов как свершившихся событий и делает неизбежным их дополнение или даже замену смысловыми интерпретациями. Эффективность применения и фактов, и смыслообразующих конструкций для управления восприятием достигается не столько их количеством, сколько возможно большей синхронизацией транслируемых информационных посланий с единым смысловым наполнением.
Целесообразно выделить два ведущих направления в процессе организации актуального контента. Первое из них - это формирование мировоззренческой самоидентификации граждан, в основе которой лежат коммемо-ративные механизмы, то есть операции с исторической памятью, предлагающей оптимальную для конкретного времени и субъектов реальность. Второе направление - оптимизация восприятия текущих проблемных аспектов политического контекста с помощью комплекса антикризисных коммуникаций, призванного снижать потенциал недовольства и протеста.
Литература
1. Базовое обследование уровня финансовой грамотности и компетентности российского населения. Сайт Минфина России. URL: https://minfin.gov.ru/ru/document/?id_4=63405 (дата обращения 01.06.2023).
2. Белоглазов А.В. Интерпретации истории Второй мировой войны и её результатов в политических выступлениях на Западе в XXI веке. Международные отношения и общество. 2020. Т. 2. №3-4. С. 19-30.
3. Горшков М.К. Российское общество как оно есть: опыт социологической диагностики / М.К. Горшков. Москва: Новый хронограф, 2011. 672 с.
4. Кинсбурский А.В., Топалов М.Н. Социальная напряженность и региональные конфликты // Региональная социология: проблемы консолидации социального пространства России / отв. ред. В.В. Маркин. Москва: Новый Хронограф, 2015. 600 с.
5. Косарин С.П., Милькина И.В. Оценка отношения граждан России к процессам цифровизации государственных услуг // E-Management. 2019. №2(4). С. 51-63.
6. Липпман У. Общественное мнение. Пер. с англ. Т.В. Барчуновой. Москва: Ин-т Фонда «Обществ. мнение», 2004. 384 с.
7. Обращение Президента к гражданам России. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58405 (дата обращения 01.06.2023).
8. Распоряжение Правительства РФ от 25 сентября 2017 г. №2039-р об утверждении «Стратегии повышения финансовой грамотности в Российской Федерации на 2017-2023 гг.» https://clck.ru/N8qrk (дата обращения 01.06.2023).
9. Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). Москва: ГУ ВШЭ, 2003. 44 с.
10. Рувинский В. Ведомости. 11.05.2018. Почему теории заговоров набирают популярность. URL: https://clck.ru/DLpkw (дата обращения 01.06.2023).
11. Телевидение в России в 2020 г.: состояние, тенденции и перспективы развития. Отраслевой доклад. Минцифры. URL: http://www.ipk.ru/ftpgetfile.php?id=948 (дата обращения 01.06.2023).
12. Тюриков А.Г. Мониторинг эффективности управления в контексте консолидации социального пространства // Региональная социология: проблемы консолидации
социального пространства России / отв. ред. В.В. Маркин. Москва: Новый Хронограф, 2015. 600 с.
13. Указ Президента РФ от 28 апреля 2008 г. №607 «Об оценке эффективности деятельности органов местного самоуправления городских округов и муниципальных районов». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/27276 (дата обращения 01.06.2023).
14. Указ Президента РФ от 24.06.2009 №715 Об общероссийских обязательных общедоступных телеканалах и радиоканалах http://www.kremlin.ru/acts/bank/29453 (дата обращения 01.06.2023).
15. Указ Президента РФ от 21 августа 2012 г. №1199 «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/35958 (дата обращения 01.06.2023).
16. Управляемость и дискурс виртуальных сообществ в условиях политики постправды / Под ред. Д. С. Мартьянова. СПб.: ЭлекСис, 2019. 312 с.
17. Федеральный закон от 27 июля 2010 г. №210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/31584 (дата обращения 01.06.2023).
18. Федеральный закон от 3.10.2018 г. №350-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ по вопросам назначения и выплаты пенсий». URL: https://clck.ru/36TV3p (дата обращения 01.06.2023).
19. Фидря Е.С. Факторы и логики реконструирования смысла политического текста в условиях когнитивной и интерпретативной неопределенности // Полис. Политические исследования. 2019. №4. С. 40-56.
20. Что нужно знать о пенсионной системе / Сайт СФР. URL: https://sfr.gov.ru/grazhdanam/zakon/ (дата обращения 1.06.2023).
21. Чумиков А.Н. Конфликт в системе социально-политических процессов переходного периода. Дис. ... д-ра полит. наук. Москва: АТИСО, 1995.
22. Чумиков А.Н. Антикризисные коммуникации. Москва: Проспект, 2023. 192 с.
23. Шишкин И. Фальсификация истории и интересы российской элиты / Regnum. 10.06.2011. URL: https://clck.ru/36TV4C (дата обращения 01.06.2023).
24. Якунин А.С. Качество жизни как критерий социальной эффективности управления регионом Российской Федерации. Автореф. дис. ... канд. соц. наук. Москва. 2011. 24 с.
25. Belyi V. On the Issue of Trust in E-Government Services: St. Petersburg Case. International Journal of Open Information Technologies. 2021. Vol. 9, No. 12. С. 126-132.
26. Bimber B., Davis R. Campaigning Online: The Internet in U.S. Elections. New York: Oxford University Press, 2003. 240 p.
27. Chiluwa I.E., Samoilenko S.A. Handbook of research on deception, fake news, and misinformation online. Hershey, PA: IGI Global. 2019. 651 p.
28. Wright Q. The escalation of international conflicts. Journal of Conflict Resolution. 1965. Vol. 9(4). Pp. 434-449.
References
1. Bazovoe obsledovanie urovnya finansovoi gramotnosti i kompetentnosti rossiis-kogo naseleniya. Sait Minfina Rossii. URL: https://minfin.gov.ru/ru/document/?id_4=63405 (Data obrashcheniya 01.06.2023).
2. Beloglazov A.V. Interpretatsii istorii Vtoroi mirovoi voiny i ee rezul'tatov v politicheskikh vystupleniyakh na Zapade v XXI veke. Mezhdunarodnye otnosheniya i ob-shchestvo. 2020. T. 2. №3-4. S. 19-30.
3. Gorshkov M.K. Rossiiskoe obshchestvo kak ono est': opyt sotsiologicheskoi diag-nostiki / M.K. Gorshkov. Moskva: Novyi khronograf, 2011. 672 s.
4. Kinsburskii A.V., Topalov M.N. Sotsial'naya napryazhennost' i regional'nye kon-flikty. Regional'naya sotsiologiya: problemy konsolidatsii sotsial'nogo prostran-stva Rossii / otv. red. V.V. Markin. Moskva: Novyi Khronograf, 2015. 600 s.
5. Kosarin S.P., Mil'kina I.V. Otsenka otnosheniya grazhdan Rossii k protsessam tsifrovizatsii gosudarstvennykh uslug. E-Management. 2019. №2(4). S. 51-63.
6. Lippman U. Obshchestvennoe mnenie. Per. s angl. T.V. Barchunovoi. Moskva: Int Fonda «Obshchestv. mnenie», 2004. 384 s.
7. Obrashchenie Prezidenta k grazhdanam Rossii. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/58405 (data obrashcheniya 01.06.2023).
8. Rasporyazhenie Pravitel'stva RF ot 25 sentyabrya 2017 g. №2039-r ob utver-zhdenii «Strategii povysheniya finansovoi gramotnosti v Rossiiskoi Federatsii na 20172023 gg.» https://clck.ru/N8qrk (data obrashcheniya 01.06.2023).
9. Repina L.P. Kul'turnaya pamyat' i problemy istoriopisaniya (istoriograficheskie zametki). Moskva: GU VShE, 2003. 44 s.
10. Ruvinskii V. Vedomosti. 11.05.2018. Pochemu teorii zagovorov nabirayut pop-ulyarnost'. URL: https://clck.ru/DLpkw (data obrashcheniya 01.06.2023).
11. Televidenie v Rossii v 2020 g.: sostoyanie, tendentsii i perspektivy razvitiya. Otraslevoi doklad. Mintsifry, 2021. URL: http://www.ipk.ru/ftpgetfile.php?id=948 (data obrashcheniya 01.06.2023).
12. Tyurikov A.G. Monitoring effektivnosti upravleniya v kontekste konsolidatsii sot-sial'nogo prostranstva. Regional'naya sotsiologiya: problemy konsolidatsii sotsial'nogo prostranstva Rossii / otv. red. V.V. Markin. Moskva: Novyi Khronograf, 2015. 600 s.
13. Ukaz Prezidenta RF ot 28 aprelya 2008 g. №607 «Ob otsenke effektivnosti deyatel'nosti organov mestnogo samoupravleniya gorodskikh okrugov i munitsipal'nykh raionov». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/27276 (data obrashcheniya 01.06.2023).
14. Ukaz Prezidenta RF ot 24.06.2009 №715 Ob obshcherossiiskikh obyazatel'nykh obshchedostupnykh telekanalakh i radiokanalakh. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/29453 (data obrashcheniya 01.06.2023).
15. Ukaz Prezidenta RF ot 21 avgusta 2012 g. №1199 «Ob otsenke effektivnosti deyatel'nosti organov ispolnitel'noi vlasti sub"ektov Rossiiskoi Federatsii». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/35958 (data obrashcheniya 01.06.2023).
16. Upravlyaemost' i diskurs virtual'nykh soobshchestv v usloviyakh politiki post-pravdy / Pod red. D. S. Mart'yanova. SPb.: ElekSis, 2019. 312 s.
17. Federal'nyi zakon ot 27 iyulya 2010 g. №210-FZ «Ob organizatsii pre-dostavleniya gosudarstvennykh i munitsipal'nykh uslug». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/31584 (data obrashcheniya 01.06.2023).
18. Federal'nyi zakon ot 3.10.2018 g. №350-FZ «O vnesenii izmenenii v otdel'nye zakonodatel'nye akty RF po voprosam naznacheniya i vyplaty pensii». URL: https://clck.ru/36TV3p (data obrashcheniya 01.06.2023).
19. Fidrya E.S. Faktory i logiki rekonstruirovaniya smysla politicheskogo teksta v usloviyakh kognitivnoi i interpretativnoi neopredelennosti. Polis. Politicheskie issledovani-ya. 2019. №4. S. 40-56.
20. Chto nuzhno znat' o pensionnoi sisteme / Sait SFR. URL: https://sfr.gov.ru/grazhdanam/zakon/ (data obrashcheniya 1.06.2023).
21. Chumikov A.N. Konflikt v sisteme sotsial'no-politicheskikh protsessov pere-khodnogo perioda. Dis. ... d-ra polit. nauk. Moskva: ATISO, 1995.
22. Chumikov A.N. Antikrizisnye kommunikatsii. Moskva: Prospekt, 2023. 192 s.
23. Shishkin I. Fal'sifikatsiya istorii i interesy rossiiskoi elity / Regnum. 10.06.2011. URL: https://regnum.ru/news/polit/1414246.html (data obrashcheniya 01.06.2023).
24. Yakunin A.S. Kachestvo zhizni kak kriterii sotsial'noi effektivnosti upravleniya regionom Rossiiskoi Federatsii. Avtoref. dis. ... kand. sots. nauk. Moskva. 2011. 24 s.
25. Belyi V. On the Issue of Trust in E-Government Services: St. Petersburg Case. International Journal of Open Information Technologies. 2021. Vol. 9, No. 12. S. 126-132.
26. Bimber B., Davis R. Campaigning Online: The Internet in U.S. Elections. New York: Oxford University Press, 2003. 240 p.
27. Chiluwa I.E., Samoilenko S.A. Handbook of research on deception, fake news, and misinformation online. Hershey, PA: IGI Global. 2019. 651 p.
28. Wright Q. The escalation of international conflicts. Journal of Conflict Resolution. 1965. Vol. 9(4). Pp. 434-449.
