CC BY
265
УДК 130.2
Сергодеева Елена Александровна
доктор философских наук, профессор кафедры философии Северо-Кавказского федерального университета
Бурчикова Елена Олеговна
аспирант кафедры философии Северо-Кавказского федерального университета
КОММУНИКАТИВНЫЕ ПРАКТИКИ В ПОВСЕДНЕВНОСТИ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА
Аннотация:
В статье анализируются основные характеристики повседневных социальных взаимодействий в информационном обществе. Обосновывается вывод о том, что концепт коммуникативных практик релевантен изменениям, связанным с виртуализацией социокультурной жизни, и обладает эвристическим потенциалом для ее исследования.
Ключевые слова:
коммуникативные практики, социальные практики, социальное действие, информационное общество, повседневность, современность, коммуникация, виртуализация.
Sergodeeva Elena Alexandrovna
D.Phil. in Philosophy, Professor, Philosophy Department, North Caucasus Federal University
Burchikova Elena Olegovna
PhD student, Philosophy Department, North Caucasus Federal University
COMMUNICATIVE PRACTICES IN EVERYDAY LIFE OF INFORMATION SOCIETY
Summary:
The article analyzes the main features of everyday social interactions in the information society. It is concluded that the concept of communicative practices is relevant to changes related to the virtualization of soci-ocultural life and has heuristic potential of its research.
Keywords:
communicative practices, social practices, social action, information society, everyday life, modernity, communication, virtualization.
Отличительными особенностями социального взаимодействия в информационном обществе являются его технологическая опосредованность и насыщенность способами мгновенной передачи информации с интерактивными возможностями. Эти изменения, а также культурные тренды ситуации глобализации приводят к тому, что коммуникативное действие становится па-радигмальным, определяющим стилевые и качественные особенности повседневной жизни информационного социума. По справедливому замечанию М.Т. Аслановой и Е.В. Сапрыкиной, «информационное общество стало следствием модернизационных процессов ХХ в., ознаменованных интенсивным развитием техники и технологий ... Широкое внедрение результатов науки и информационных технологий во все сферы человеческой жизнедеятельности обусловило коренной социальный и цивилизационный перевороты» [1, с. 101].
Однако в информационном обществе не только формируются новые типы социальных интеракций, но и сохраняются / обновляются прежние, что обеспечивает связность, континуальность повседневности, позволяя ей оставаться фундирующим консервативным компонентом общественной жизни. Эта роль ставит ее в центр современных социальных исследований, поэтому одной из основополагающих стратегий, характеризующих специфику философского изучения современности, является приверженность к так называемым микростратегиям анализа, ориентированным на осмысление повседневности. Важность вопроса о повседневных практиках заключается в том, что структуры общества являются в определенном смысле следствием культурно-ценностных ориентаций общественных субъектов, воплотившихся в социальные институты. Одним из концептов, отражающих данную стратегию анализа, является понятие «социальные практики». В.В. Волков и О.В. Хархордин отмечают, что это понятие тематизируется в русле так называемого «прагматического поворота» в современной теории общества, символизирующего расширение методологических подходов к пониманию социального действия и взаимодействия и обращение социальных наук к сфере повседневности [2, с. 11-12].
Стоит заметить, что у самого понятия практики существует достаточно солидная историко-философская традиция. Статус одного из основополагающих оно приобретает в марксистской теории общества, обозначая переход от умозрительного рассмотрения социума к его предметно-практическому осмыслению. Практика здесь понимается как материальная деятельность человека, основным воплощением которой является труд. Последний трактуется как целесообразная деятельность человека, в процессе которой он при помощи орудий воздействует на природу и использует ее для создания артефактов, необходимых для удовлетворения потребностей. В та-
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ (2015, № 12)
кой интерпретации практика становится одним из фундаментальных понятий материалистического понимания истории, поскольку материальное производство рассматривается как базис общественно-исторического развития, формирующий конкретных социальных субъектов.
В последующем в западной социальной теории понятие практики уступает место категории социального действия. В своей классической версии теория социального действия развивается сразу в двух вариантах: микросоциологической («понимающей») концепции М. Вебера и макро-социологической (структурно-функциональной) концепции Т. Парсонса. Объединяет их общее понимание социального действия как преднамеренных комплексов поступков и средств социальной интеракции, при использовании которых индивид или социальная группа стремятся изменить поведение, взгляды или мнение других индивидов или групп.
Во второй половине ХХ столетия понятие социальных практик применяется во множественном числе, что является релевантным для методологических новаций этого времени. В теориях П. Бурдье, Э. Гидденса, П. Бергера и Т. Лукмана актуализируется именно взаимосвязь социальных практик и сферы повседневности. Французский исследователь П. Бурдье обращает внимание на то, что в качестве практик могут выступать не только обоснованные целенаправленные действия, но и рутинные приемы, слабо осознанные и не всегда доступные рациональному объяснению. Поэтому в качестве основы для объяснения практики он предлагает не теоретическую концепцию, а их описание посредством таких феноменов, как практическое чувство, габитус, стратегии поведения. Основное среди них - габитус - обозначает систему предраспо-ложенностей, действующих в качестве принципов, порождающих и организующих социальные практики и представления, которые объективно приспособлены для достижения определенных результатов, но не предполагают сознательной нацеленности на эти результаты и не требуют особого мастерства. Габитус, с одной стороны, связывает практики с социальной средой, а с другой - позволят им самим детерминировать ее изменения.
Как показали представители феноменологической социологии П. Бергер и Т. Лукман, «социальный порядок является продуктом прошлой человеческой деятельности и существует постольку, поскольку человеческая активность продолжает его продуцировать. Никакого другого онтологического статуса ему приписать нельзя» [3, с. 52]. Социальные практики они рассматривают как опривыченные системы действий, позволяющие достичь взаимосогласованных ожиданий, которые лежат в основе социального порядка и его воспроизводства. Поэтому от того, какими будут мотивы, ценности, нормы, жизненные смыслы индивидов, воплощенные в социальных практиках, в конечном счете зависит характер общества.
Особое место в современном осмыслении практик занимает теория повседневных практик М. де Серто, который акцентирует внимание на таком на первый взгляд обыденном, далеком от «подлинной» социальной активности действии, как потребительство (шопинг, просмотр телевизора и т. д.) [4]. Трактовка потребительства, согласно М. де Серто, имеет совершенно иной характер, нежели в классической социальной теории. По аналогии с прочтением, которое в любом случае есть интерпретация, потребление есть одновременно производство. Потребляя, индивиды не являются абсолютно пассивными, даже соблюдая писанные и неписанные правила, человек интерпретирует их, изменяет согласно своим целям, а возможно, и манипулирует ими. Поэтому практики потребления не только являются полноценными социальными действиями, но и содержат в себе потенциал сопротивления и общественного изменения.
Таким образом, в современной социальной теории под социальными практиками понимаются опривыченные рутинные социальные действия, основанные на коллективном опыте субъектов. Известный этнометодолог Г. Гарфинкель, обобщая итоги современного анализа социальных практик, выделяет их следующие характеристики: коллективный характер, рутинность, наблюдаемость и рефлексивность [5, с. 9]. Социальные практики обеспечивают не только стабильность жизненного мира, но в определенной степени и воспроизводство социальных институтов.
Значимый тренд изучения повседневности в современной философской теории состоит в исследовании коммуникативных практик, что связано с особой важностью коммуникации как основополагающей характеристики информационного социума. В этом смысле симптоматична точка зрения Н. Лумана, который уделяет коммуникации уникальную роль конструктора системы социума. Общество - это непрерывно самовоспроизводящаяся, самореферентная система, сама отбирающая, каким из способов взаимодействия с внешней средой воспользоваться. По Луману, «общество есть коммуникативно-закрытая система. Оно производит коммуникацию посредством коммуникации. Коммуницировать может только оно само - но не с самим собой и не со своим окружающим миром. Оно производит свое единство посредством оперативного совершения коммуникаций, рекурсивно обращенных к предыдущим и предвосхищающих последующие коммуникации» [6, с. 223].
В этом контексте одной из наиболее удачных концептуализаций повседневных социальных практик является теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса. Согласно ему, коммуникация представляет собой стремление к сохранению и обновлению консенсуса как одного из ос-
новных путей к достижению солидарности и стабильности общества. Через понимание той ситуации, в которой осуществляется коммуникативный акт, акторы могут целенаправленно и адекватно действовать. Противопоставляя инструментальному действию, которое оценивается по критериям эффективности, коммуникативное действие, ориентированное на взаимопонимание, Хабермас обращается к понятию жизненного мира, которое он заимствовал у Э. Гуссерля. Этот мир обладает функцией формирования контекста коммуникативного действия, поскольку является своеобразным «хранилищем» смыслов, которые можно использовать для интерпретаций ситуации в целях достижения консенсуса. В этом качестве жизненный мир конститутивен для процессов взаимопонимания, а значит, для воспроизводства и поддержания социальности. Как мы видим, в теории Хабермаса происходит объединение процедур системно-структурного подхода к анализу общества и стратегий его микроаналитического рассмотрения.
Можно согласиться с определением В.А. Сергодеева, что «коммуникативные практики представляют собой вид социальных практик, связанных с получением и передачей информации и воспроизводством коммуникации. Это опривыченные социальные действия, основанные на коллективном опыте и нацеленные на поддержание и развитие коммуникаций» [7, с. 384]. Коммуникация в данном случае понимается не как простой перенос информации, а как непрерывно возникающая смысловая форма, которая может влиять на любого актора на индивидуальном и коллективном уровнях. Таким образом, происходит актуализация такого значимого для изучения повседневности понятия, как «смысл». Важность этого концепта определяется тем, что отличие типических конструкций повседневности от научных понятий заключается в их релевантности применения. Объем и ясность знаний человека о предметах в повседневной жизни определяются именно смыслом или тем, насколько они приоритетны для целей и практических действий в обществе. Смысл тем самым указывает на особенности, внутри которых возможна организация социальных систем повседневного взаимодействия.
Присущие информационному обществу коммуникативные практики сферы повседневности приобретают новые черты, связанные с виртуализацией социальной жизни. Социокультурная виртуализация как любой глобальный процесс многообразна в своих проявлениях и неоднозначна в оценках. Однако, не фокусируя внимания на ее аксиологических аспектах, можно отметить следующие изменения коммуникативных практик: расширение возможностей социализации, усложнение механизмов конструирования идентичности, расширение пространства моделирования субъективности в различных сферах профессиональной и социокультурной деятельности. Это существенно расширяет культурный топос повседневности, порождает новые смыслообра-зующие центры, меняет образ мышления и структуру ценностных приоритетов.
Таким образом, стремительные изменения, связанные со становлением и эволюцией информационного общества, востребуют методологические инновации философской теории, поскольку большинство традиционных концептов «не работают» в ситуации его осмысления. В связи с этим актуализируется вопрос о новых методологических средствах, способных описать и объяснить специфику его социокультурных феноменов. В этой ситуации эвристически и методологически востребован потенциал концепта «коммуникативные практики».
Подобная переориентация фокуса исследований симптоматична для настоящего времени, поскольку в «текучей», подвергающейся частым и коренным трансформациям современности повседневность занимает совершенно особенное место. Во-первых, она, несмотря на ее сохранение в структурах рутинности и традиционности, приобретает свойства «текучести», то есть начинает достаточно быстро (в сравнении с прежними типами общества) меняться, впитывая в себя новейшие информационные технологии [8, с. 311] и глобальные инкультурации. Во-вторых, сам концепт повседневной практики обладает определенной «гибкостью», позволяя объединять глобальное и локальное, «структуру» и «жизненный мир», текучесть и стабильность. В-третьих, изучение коммуникативных практик позволяет проследить значимые тенденции виртуализации социокультурной сферы информационного общества.
Ссылки:
1. Асланова М.Т., Сапрыкина Е.В. Знание и информация в современном обществе: источники опасности или эксперты риска? // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». Вып. 1 (135). 2014. С. 99-105.
2. Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб., 2008. 298 с.
3. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. М., 1995. 323 с.
4. Серто М. де. Общее место: обыденный язык [Электронный ресурс] // Неприкосновенный запас. 2007. № 4 (54). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2007/54/se4.html (дата обращения: 09.06.2015).
5. Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. СПб., 2007. 335 с.
6. Луман Н. Теория общества // Теория общества. Фундаментальные проблемы. М., 1999. 416 с.
7. Сергодеев В.А. Коммуникативная культура интернет-сообществ: специфика и возможности операционализации // Европейский журнал социальных наук = European Social Science Journal. 2014. Т. 1, № 6. С. 382-388.
8. Лежебоков А.А. Игровые коммуникации в социальных медиа // Вестник Северо-Кавказского федерального университета. 2014. № 6 (45). С. 311-314.
