CC BY
44
УДК 316.77+070:004.738.5:32
https://doi.org/10.24158/fik.2018.3.4
Шульмин Игорь Александрович
ассистент Департамента философии и религиоведения Школы искусств и гуманитарных наук Дальневосточного федерального университета
КОММУНИКАТИВНЫЕ ПРАКТИКИ СУБЪЕКТИВАЦИИ В СОЦИАЛЬНЫХ МЕДИА В РАКУРСЕ НЕОЛИБЕРАЛИЗМА
Shulmin Igor Aleksandrovich
Assistant Professor, Department of Philosophy and Religious Studies, School of Humanities, Far Eastern Federal University
COMMUNICATIVE PRACTICES OF SUBJECTIVITY IN SOCIAL MEDIA FROM THE PERSPECTIVE OF NEOLIBERALISM
Аннотация:
В статье дана характеристика коммуникативным практикам субъективации в социальных медиа через призму концепции классического либерализма (неолиберализма). Символическое поведение пользователей рассматривается в двух планах: как механизм самоидентификации, восходящий к технологиям так называемой «правительности» (govemmentality М. Фуко), и как дискурсивные практики в интернет-сообществах, сводящиеся к дисциплинарным процедурам «власти-знания». Автор приходит к выводу о том, что механизм «прави-тельности» носит интерактивный циклический характер: пользователь конструирует собственное «я», субъективация становится авторефлексивной. Иными словами, практики господства и свободы накладываются друг на друга и являются содержательно идентичными. Феномен интернет-сообществ как универсальных дискурсивных практик не обеспечивает условий для консенсуса интересов, а представляет собой перманентную социальную дифференциацию, чреватую эффектом де-полизитизации.
Ключевые слова:
М. Фуко, субъективация, интернет-коммуникация, социальные сети, блоги, классический либерализм, неолиберализм, governmentality.
Summary:
The paper describes the communicative practices of subjectivity in social media through the prism of the concept of classical liberalism (neoliberalism). The symbolic behavior of users is considered in two aspects: first, as a mechanism of self-identification, which goes back to the technologies of the so-called Fou-cault's governmentality; and second, as discursive practices in Internet communities, which are reduced to disciplinary "power-knowledge" procedures. The author concludes that the mechanism of governmentality is of interactive cyclic nature, i.e. the user constructs "self", and subjectivity becomes autoreflexive. In other words, the practices of domination and freedom overlap and are meaningfully identical. The phenomenon of Internet communities as universal discursive practices does not allow one to reach a consensus and is a permanent social differentiation fraught with the effect of depoliticization.
Keywords:
M. Foucault, subjectivity, Internet communication, social networks, blogs, classical liberalism, neoliberal-ism, governmentality.
Принцип гетерогенности, ключевой для философии постструктурализма, находит непосредственное преломление в теории классического либерализма и неолиберализма. Рынок, будучи интегральным феноменом, результатом действий мириад участников, не является эмпирической данностью, которую ученый, философ или политик препарирует как объект.
Современная национальная экономика, смыкающиеся с ней социальная сфера и частная жизнь граждан имеют «конструктивистский» характер и могут быть рассмотрены с позиций критической теории М. Фуко. В настоящей статье будут подвергнуты дискурс-анализу коммуникативные практики субъективации интернет-пользователей в соцмедиа как участников рыночных отношений.
Классический либерализм, равно как и неолиберализм, мыслит социальную реальность как множество социальных практик. Центральное для данных концепций понятие рынка определяется Ф.А. Хайеком как «стихийный порядок». Участники рынка в условиях «ограниченной рациональности» осуществляют локальный выбор товаров и услуг на основании децентрализованных ценовых сигналов, соотношения прибылей и убытков, а также руководствуясь принципом «ухода» [1].
При этом наряду с деятельностью на рынке индивид включен в альтернативные формы отношений, формы социальной солидарности. С точки зрения У. Бека, институт семьи и брака выступает атрибутом контрмодерна в индустриальном обществе. Антагонизм модерна и контрмодерна является главной движущей силой развития индустриального общества.
Социальный капитал в классическом либерализме фрагментарен и связан с ключевой характеристикой участника рынка - его личным эгоистическим интересом. Поэтому субъективация в классическом либеральном дискурсе предполагает воспитание этого качества в индивиде и конституирование «автономного благоразумного гражданина» [2].
Если в индустриальном обществе частная сфера граждан отделена от государственной, а частная жизнь - от публичной, то в информационном обществе происходит приватизация политической сферы и политизация частной. «Динамика индивидуализации, вырвавшая людей из классовых культур, не останавливается и на пороге семьи. ...Эта сила вырывает их из рамок пола, из его сословных атрибутов и заданностей или по меньшей мере приводит в смятение» [3, с. 160]. Таким образом, социальный капитал в неолиберализме тотален, он связан не только с собственно экономическими отношениями, но и с прочими процессами, в том числе транзакциями (коммуникацией).
Данный тезис применительно к современным медиа сформулирован Н. Луманом как парадокс: «Все, что мы знаем относительно нашего общества и даже мира, в котором живем, мы знаем через средства массовой информации. И напротив, мы знаем так много о средствах массовой информации, что неспособны доверять им как источнику информации» [4, с. 175]. Иными словами, коммуникация в социальных сетях представляет собой символическое поведение пользователей. Последние включены в дискурс соцмедиа, субъективируются в практиках свободы и господства, причем эти процессы носят имманентный циклический характер.
«Поздний» М. Фуко, обращаясь к анализу современной либеральной демократии и капиталистического рынка, проблематизирует критические теории и философские концепции автономной личности, выявляющие «формы господства, которые будут препятствием для эмансипации или реализации возможностей людей» [5, с. 126]. М. Дин, реконструируя социально-критическую теорию французского мыслителя, предлагает следующую классификацию представленных им форм власти: суверенная, дисциплинарная и govern-mentality («правительность»).
Исторически первая форма характеризует отношения суверена и подданных в абсолютных монархиях, основанные на принципе «заставить умереть или позволить жить» и «механизмах изъятия»: верховный правитель отнимает «продукты, деньги, богатство, товары, услуги, труд и кровь» [6, с. 272]. Феномен власти понимается в таком случае тривиально как проявление господства в иерархических субъект-субъектных отношениях.
В контексте разговора о соцмедиа суверенитет реализуется в политико-правовом регулировании электронных средств массовой коммуникации: удалении нелегального контента, составлении списка запрещенных сайтов, административном и уголовном преследовании блогеров и т. д. Эта линия подкрепляется периодическими законодательными инициативами запретить интернет.
Дисциплинарная власть (или «власть-знание») в отличие от суверенной дискурсивна и представляет собой набор процедур, техник, приемов и пр., направленных на формирование субъекта в социальных практиках (больной в психиатрической клинике, заключенный в исправительном учреждении), в том числе сообществах (так называемых «пабликах», «группах») в социальных медиа.
Сообщества в соцсетях являются максимально широкой площадкой для общественных дискуссий и восходят к древнегреческой агоре, служившей, как известно, «собранием граждан для свободного обсуждения новостей и принятия относящихся к общественной жизни решений, а также городской площадью для таких собраний» [7]. И действительно, представительная демократия благодаря высоким технологиям как бы возвращается в античные времена, когда свободные граждане полиса прямо участвовали в политическом процессе.
Казалось бы, данные процедурные условия отвечают принципам морального универсализма Ю. Хабермаса, которые «он связывает с расширением сферы публичного политического дискурса (социально значимых коммуникаций)» [8, с. 86]. Однако, с точки зрения С. Жижека, тотальная политизация лишена глубокого «драматического конфликта», на котором построена представительная демократия. В модернистском обществе социальные группы субъективировались согласно парадоксальному принципу «часть, которая не является частью». Классический тому пример - пролетариат как субъект идеи социалистической революции. Для того чтобы он стал движущей силой истории, выразителем всеобщего, рабочим (как особенным) необходимо объединиться политически, т. е. субъективироваться для классовой борьбы [9, с. 255-263].
Традиционный механизм демократии, описанный С. Жижеком, в постполитическом дискурсе соцмедиа не только не находит своего выражения, а нивелируется окончательно. Пользователи не нуждаются в политических процедурах субъективации (создание партий и общественных движений, а также членство в этих организациях, участие в выборах и собраниях и т. д.), так как дискурс как «власть-знание» изначально маркирует их как социальных агентов. На «электронной» агоре каждый имеет право голоса, но этот голос является не «волеизъявлением», а инструментом самоидентификации. Иными словами, участие в обсуждениях не имеет перспективы кон-сенсусного решения, но субъективирует пользователя в категориях социального.
К примеру, в группе «СтопХам» во «ВКонтакте» публичная дискуссия вокруг правового и морального статуса одноименного общественного движения остается открытой долгие годы. Пользователи взаимно различаются как пешеходы и автолюбители, общественные активисты и
граждане, сторонники и противники гражданского контроля за соблюдением правил дорожного движения. Субъективация бесконечным образом индивидуализируется: каждый участник сообщества вносит новую краску в субъекты «пешеход» или «автолюбитель», однако содержание дискуссии остается в «вечном настоящем», не развивается исторически, а главное не снимается на основе консенсуса интересов, как это имеет место в традиционном политическом дискурсе.
Наконец, «правительность» как форма власти возникает тогда, когда в словаре политической рациональности появляются конструкты «население», «национальная экономика», «безопасность граждан» и др. В отличие от дисциплинарной формы власти, «правительность», во-первых, тотальна и распространяется на все социальные процессы, а во-вторых, авторефлексивна: ее механизмы обращены на саму себя и призваны оптимизировать управление «населением» путем дистрибуции властных полномочий в обществе.
Индивид, встраиваясь в авторефлексивные формы управления, подвергается целому ряду техник самоактуализации («роста самосознания, уполномочивания, самооценки, альтернативной педагогики, риторики голоса и представительства» [10, с. 374]). Это и объясняет амбивалентный характер субъективации в данном дискурсе власти: индивид становится «двойным агентом» практик свободы и господства, «социальный» конфликт разворачивается в «особой конфигурации взаимосвязи между истиной, властью и самостью» [11, p. 1130].
Управление агентностью населения достигает логического завершения в дискурсе соцме-диа. Напомним, что первоначально данные интернет-ресурсы способствовали тому, чтобы бывшие одноклассники, однокашники, коллеги спустя некоторое время могли найти друг друга. Т. е. коммуникация в соцсетях с момента их создания была завязана на технологии субъективации как самоидентификации. Так, аккаунт, оформленный в виде анкеты, представляет собой своеобразный «социологический опрос»: его участнику необходимо указать Ф. И. О., пол, возраст, место учебы и работы и т. д. Пользователь таким образом кодирует субъективность в «превращенной форме» социальной самоидентификации. И наоборот: осуществляет инструментализированный поиск людей, манипулируя статистическими переменными, подобно тому как это делает чиновник в своей административной деятельности.
Впоследствии социальные сети трансформировались в площадки самоконструирования идентичности, т. е. субъективация в них обернулась социальной индивидуализацией. Пользователь конструирует виртуальную субъективность, отличную от «я», маркированного в социальных практиках. Эту виртуальную субъективность «я» рекурсивно соотносит с собой и присваивает как самость. Таким образом, коммуникативная стратегия пользователя замыкается на производстве субъективности.
Резюмируя вышесказанное, зафиксируем, что символический обмен пользователей в социальных медиа реализуется в двух планах: как механизм самоидентификации, восходящий к технологиям «правительности», и как дискурсивные практики в интернет-сообществах, сводящиеся к дисциплинарным процедурам «власти-знания».
Механизм «правительности» носит интерактивный циклический характер: пользователь конструирует собственное «я», субъективация становится авторефлексивной. Иными словами, практики господства и свободы накладываются друг на друга и являются содержательно идентичными.
Феномен интернет-сообществ как универсальных дискурсивных практик не обеспечивает условий для консенсуса интересов, а представляет собой перманентную социальную дифференциацию, чреватую эффектом деполизитизации.
Ссылки:
1. Пеннингтон М. Классический либерализм и будущее социально-экономической политики. М., 2014. 256 с.
2. Дин М. Правительность: власть и правление в современных обществах. М., 2016. 591 с.
3. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000. 383 с.
4. Цит. по: Бехманн Г. Современное общество. Общество риска, информационное общество, общество знаний. М., 2014. 248 с.
5. Дин М. Указ. соч. С. 126.
6. Там же. С. 272.
7. Емелин В.А., Тхостов А.Ш. Вавилонская сеть: эрозия истинности и диффузия идентичности в пространстве интернета [Электронный ресурс] // Вопросы философии. 2013. № 1. С. 74-84. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_con-tent&task=view&id=678 (дата обращения: 08.02.2018).
8. Пружинин Б.И., Грановская О.Л. «Публичная рациональность» Ю. Хабермаса в контексте идеи ценностного плюрализма // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2015. № 3 (33). С. 82-87.
9. Жижек С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. М., 2014. 528 с.
10. Дин М. Указ. соч. С. 374.
11. Ball S.J. Subjectivity as a Site of Struggle: Refusing Neoliberalism? // British Journal of Sociology of Education. 2016. Vol. 37, no. 8. P. 1129-1146. https://doi.org/10.1080/01425692.2015.1044072.
References:
Ball, SJ 2016, 'Subjectivity as a Site of Struggle: Refusing Neoliberalism?', British Journal of Sociology of Education, vol. 37, no. 8, pp. 1129-1146. https://doi.org/10.1080/01425692.2015.1044072.
Beck, U 2000, Risk society. Towards a new modernity, Moscow, 383 p., (in Russian).
Bekhmann, G 2014, Modern society: risk society, information society, knowledge society, Moscow, 248 p., (in Russian).
Dean, M 2016, Governmentality: power and rule in modern society, Moscow, 591 p., (in Russian).
Emelin, VA & Tkhostov, ASh 2013, 'The Babylonian network: the erosion of truth and the diffusion of identity in the Internet space', Voprosy filosofii, No. 1, pp. 74-84, viewed 08 February 2018, <http://vphil.ru/index.php?option=com_con-tent&task=view&id=678>, (in Russian).
Pennington, M 2014, Robust political economy: classical liberalism and the future of public policy, Moscow, 256 p., (in Russian).
Pruzhinin, BI & Granovskaya, OL 2015, '"Public rationality" of J. Habermas in the context of the idea of value pluralism', Gumanitarnyye issledovaniya v Vostochnoy Sibiri i na Dal'nem Vostoke, no. 3 (33), pp. 82-87, (in Russian).
Zizek, S 2014, The ticklish subject: the absent centre of political ontology, Moscow, 528 p., (in Russian).
