CC BY
38
Коммуникативные особенности членов Совета Безопасности ООН как фактор
обеспечения безопасности
Communicative characteristics of the members of the UN Security Council as a factor of
safety
Пашкевич Ольга
Студентка 1 курса магистратуры Факультета международных отношений Уральского Федерального университета Г. Екатеринбург e-mail: helga.594@mail.ru
Pashkevich Olga
First-year Master Degree Student Faculty of international relations Ural Federal University Ekaterinburg e-mail: helga. 594@mail.ru
Аннотация.
В данной статье акцентируется внимание на корреляции между принятием политических решений и вербальной составляющей, в основу которой положены определенные речевые стратегии и тактики. Поскольку проблема обеспечения безопасности и урегулирования конфликтов играют первостепенную роль на международной арене, а вопросы вербальной коммуникации главного миротворческого органа планеты не представлены в отечественной науке, то осуществляемое автором исследование представляет собой определенную ценность. На основании контент-анализа выступлений непостоянных членов СБ ООН, автор пришла к заключению о том, что в данном случае региональные конфликты и их последствия невозможно преодолеть, пока СБ ООН руководствуется субъективными, а не объективными данными. Таким образом, цель статьи заключается в выявлении лингвистических факторов, которые влияют на обеспечение безопасности. Как следствие, были выявлены субъективные приоритеты непостоянных членов СБ ООН в конкретной ситуации.
Abstract.
This article reveals the correlation between political decisions and verbal components, which are based on certain speech strategies and tactics. Since the problem of security and conflict resolution play a major role in the international arena, and issues of verbal communication of the main peacekeeping world organization is not represented in Russian science, the author's work represents a certain value. On the basis of the content analysis of non -permanent members' speeches, the author came to the conclusion that regional conflicts and their consequences cannot be overcome until the UN Security Council is guided by subjective, rather than objective data. Thus, the purpose of this article is to identify linguistic factors that affect security. As a result, there were identified the subjective priorities of the non-permanent members of the UN Security Council in a particular situation.
Ключевые слова: Совет Безопасности, вербальные стратегии, непостоянные члены СБ ООН, международный трибунал, принятие политических решений.
Key words: Security Council, verbal strategies, non-permanent members of the UN Security Council, the International Tribunal, political decision-making.
За последнее время мир подвергался многочисленным угрозам, которые испытывают на прочность международную систему безопасности. После 65 войн [1], начатых после создания СБ ООН, его эффективность вызывает сомнения. Акцентируя внимание на традиционных мерах обеспечения безопасности, мы можем упускать весьма важный фактор, который косвенно на нее влияет. Речь идет о влиянии когнитивных особенностей личности на принятие политических решений. Поскольку главный орган, регулирующий международные конфликты, это Совет Безопасности ООН, то объектом анализа было выбрано поведение непостоянных членов с вербальной точки зрения. Данный выбор был сделан в пользу того, что мнения непостоянных членов менее очевидны по сравнению с постпредами. За основу была взята стенограмма заседания СБ ООН S/PV.7498 по теме «Создание международного трибунала по крушению малазийского Боинга рейса МН17» над Донецком.
В свое время, П. Бурдье ввел в науку термин габитус, который в определенном контексте трактуется как инструмент реализации политических интересов посредством вербальной манипуляции [3]. В случае с рассмотрением проекта резолюции S/2015/562 наблюдается подобная ситуация - не только пятерка постпредов, но и остальные участники заседания стараются использовать катастрофу 17 июля 2014 года в своих интересах. Более комплексный анализ коммуникативных стратегий и тактик, основанные на классификации О. Михалевой, позволит всесторонне рассмотреть основные намерения Малайзии, Чада, Чили, Иордании, Литвы, Новой Зеландии, Нигерии, Анголы, Испании и Венесуэлы.
В данном случае, «политическая коммуникация оказывает влияние на распределение и использование власти благодаря тому, что она служит средством воздействия на сознание принимающих политические решения людей» [2]. Несомненно, в СБ ООН «первую скрипку» играют постоянные члены, поскольку от их права вето зависит принятие решений. Однако, как известно, для принятия резолюции необходимо наличие еще как минимум 4 голосов непостоянных членов. Таким образом, не стоит умалять значение 2/3 мест тех, кто не обладает правом вето.
Тем не менее, для начала следует выделить основные черты классификации, предложенной О. Михалевой. В ее основу входят три стратегии [4]: стратегия на понижение, акцентирующая негативные действия субъекта в любых проявлениях; стратегия на повышение, ориентированная на исключительно положительных чертах определенных ситуаций; и, наконец, стратегия театральности основана на интенции говорящего «сделать политическую коммуникацию особенно зрелищной, с целью внести когнитивные изменения, которые повлекут за собой регуляцию диспозиций и деятельности адресата в пользу адресанта» [4].
В свою очередь, данные стратегии делятся на речевые тактики, позволяющие на практике вербализировать свои намерения. Так, к стратегии на понижение относятся тактики анализ-минус (негативное представление ситуации), обвинения (эксплицитное или имплицитное приписывание вины), обличения (аргументированное обвинение оппонента или его действий). Стратегия на повышение включает в себя тактики анализ-плюс («имплицитное выражение положительного отношения» [4]), презентации («представление кого-или чего-либо в привлекательном виде» [4]) и отвод критики (аргументированная позиция говорящего для оправдания каких-либо действий). Стратегия театральности подразумевает использование тактик побуждения (призыв к определенным действиям) и обещания (попытка претворить какие-либо планы в реальность).
Потенциальные намерения непостоянных членов относительно создания трибунала позволили разделить позиции стран на 3 категории. Первая характеризуется «намерением говорящего посредством языка воплотить потенциальные намерения в реальность» [3]. Продуктивность трибунала и консенсус в Совете - это то, на что рассчитывают Чад, Чили, Испания и Нигерия. Так, вербальное поведение Чада построено в сдержанном, консервативном стиле, которое ничем не выделяется среди выступлений остальных членов СБ ООН.
« Чад хотел бы вновь решительно осудить это злодейское нападение на гражданский авиалайнер» (т. анализ-минус)[5];
« Чад проголосовал за проект резолюции, который, к сожалению, не был принят из-за противодействия некоторых постоянных членов Совета» (т. обвинения);
«Несмотря на отклонение этого проекта резолюции, мы будем поддерживать все усилия, направленные на удовлетворение требований восстановить справедливость» (т. обещания).
Представитель от Чада в основу своей речи положил «речевой шаблон», который никак не продвинет расследование с мертвой точки. Для «восстановления справедливости» необходимо для начала дождаться завершения официального расследования катастрофы, а только потом на основании их данных создавать международный трибунал.
Однако, объяснение причин, по которым Чад проголосовал за проект, наводит на мысль о том, что независимая комиссия по расследованию катастрофы не вызывает доверия у Чада. Так, одной из причин была названа цель «обеспечить заслуживающее доверие, независимое и беспристрастное расследование с целью восстановления справедливости без какого-либо давления или манипулирования и чтобы содействовать сотрудничеству между всеми государствами с этой целью» [5]. Государство не будет просто так сомневаться в беспристрастности расследования, значит, оно присутствует. Если осуществляется давление, значит, присутствуют чьи-то интересы; если сеть интересы, значит, об объективном расследовании не может идти и речи.
Аналогично и в выступлении Чили, чья делегация считает, что Международный Трибунал сможет обеспечить более «эффективные и оперативные» меры по привлечению ответственности виновных, хотя и понимает, что Совет стал слабее из-за «различий между членами СБ». С этим солидарна Испания, которая, с одной стороны, осуждает уничтожение самолета и призывает к привлечению ответственности лиц, которые виновны в этом преступлении, с другой - призывает СБ к сохранению единства для принятия решений и объединению усилий для обеспечения безопасности.
«Испания считает, что учреждение специального международного уголовного трибунала стало бы шагом вперед в борьбе с безнаказанностью и в отправлении правосудия в интересах жертв» (т. презентации);
«Совет обязан обеспечить привлечение виновных к ответственности» (т. побуждения);
«Недопустимо, чтобы стороны того или иного конфликта совершали жестокие неизбирательные нападения на гражданские воздушные суда» (т. анализ-минус).
Исходя из выступления, можно заключить, что ничего конкретного Испания не предлагает, в то время как создание трибунала квалифицируется как обязанность Совета, вне зависимости от реальных фактов.
Иллокутивный акт Нигерии, которая учитывает исключительно преимущества проекта резолюции,
также относится к первой категории.
«Учреждение трибунала не только помогло бы обеспечить справедливость для жертв и принесло бы успокоение для их семей, но также продемонстрировало бы, что международное сообщество не станет мириться с действиями, которые угрожают безопасности международной гражданской авиации» (т. презентации);
«Это вновь подчеркивает необходимость того, чтобы Совет стремился придерживаться единого мнения по вопросам» (т. побуждение).
Это достаточно узконаправленный стиль мышления в принятии политических решений, поскольку только комплексное изучение вопроса гарантирует успех в сфере безопасности. По сути, международные трибуналы часто подвергаются критике ввиду излишней политизированности, непрозрачности и неэффективности (бывшая Югославия). Не факт, что принятие проекта позволило бы полностью искоренить угрозу безопасности в подобных случаях.
Вторая категория отличается дифференцированным взглядом на проблему. Данный факт позволяет объективно смотреть на сложившуюся ситуацию и учитывать ее контекст. Что и доказывает смелая позиция Венесуэлы. Даже несмотря на пассивность на международной арене, ее вербальное поведение характеризуется как бойкое, отчетливое и самоуверенное.
«Совет Безопасности не имеет компетенции для создания специального международного уголовного трибунала (т. анализ-минус);
«Представление этого инцидента в качестве угрозы международному миру и безопасности является несвоевременным и политизирует работу в рамках данного дела» (т. анализ-минус);
«Мы считаем, что ссылка в проекте резолюции на главу VII Устава ООН выходит за рамки политической и правовой базы» (т. анализ-минус);
«Давайте не будем предвосхищать события или делать выводы, которые являются необоснованными» (т. побуждения);
«Ни при каких обстоятельствах мы не хотели бы видеть, что этот прискорбный инцидент и страдания жертв используется в политических целях в рамках конфликта» (т. отвод от критики).
Критика проекта резолюции доказывает способность Венесуэлы самостоятельно и объективно оценивать нюансы авиакатастрофы над Донецком и ее политический контекст. В словах представителя от Венесуэлы прослеживается мысль о том, что некоторые резолюции политизированы и избирательны и, следовательно, направлены не на обеспечение безопасности, а на удовлетворение интересов отдельных стран. Это подтверждает достаточно укорительная и прямолинейная лексика. В то же время, Ангола (как и Венесуэла), воздержавшись от голосования за проект резолюции, более сдержанно высказала ее недостатки:
«Поэтому мы убеждены, что создание уголовного трибунала является преждевременным решением и что самым оптимальным было бы дождаться результатов расследования» (т. обличение);
«Пока международное уголовное расследование еще не завершено, мы считаем, что на данном этапе государства-члены должны участвовать во всеобщем процессе консультаций» (т. побуждение).
Ничем не обоснованная спешка создателей проекта, наоборот, негативно отразится и на результаты расследования, и на репутации СБ ООН как беспристрастного и объективного органа в обеспечении безопасности.
Наконец, третья категория стран придерживается персуазивной коммуникации, которая «направлена на то, чтобы вызвать определенную реакцию у реципиента» [6]. Эта тенденция, например, прослеживается в вербальном поведении Малайзии, что выражается в лавировании риторики до и после голосования за проект резолюции S/2015/562. Если до голосования коннотация лексики имела положительный окрас, то после -концентрация негативно-окрашенных слов стала намного выше.
«Международный трибунал также лучше всех других субъектов сможет обеспечить отправление правосудия в интересах семей всех жертв (т. презентации)»;
«Создание трибунала до завершения уголовного расследования позволит также гарантировать, что его учреждение будет не политизированным в максимально возможной степени...» (т. презентации);
«Проект устава трибунала... обеспечит независимость судей и прокурора» (т. презентации);
«Поэтому сейчас Совету необходимо сделать четкий решительный шаг и продемонстрировать свою политическую волю и решимость продвигать дело привлечения к ответственности» (т. побуждения).
После
«Мы посылаем опасный сигнал о безнаказанности лиц, виновных в этом чудовищном преступлении...» (т. анализ-минус);
«Совет в настоящее время делает шаг назад, посылая неверный сигнал семьям погибших и близких» (т. анализ-минус);
«Мы глубоко разочарованы неспособностью принять проект резолюции» (т. обвинения);
«Малайзия глубоко сожалеет о том, что Совет не был един» (т. обвинения);
«Это был бы также лучший способ обеспечить сотрудничество всех стран с эффективным механизмом преследования» (т. презентации);
«Мы будем по-прежнему решительно добиваться привлечения виновных к ответственности и обеспечить отправление правосудия» (т. обещания).
С одной стороны, эта тенденция понятна, поскольку целью не только Малайзии, но и любого
государства, является обеспечение безопасности своих граждан и предотвращение подобных случаев в будущем. Однако, с другой стороны, не совсем понятна спешка принятия данного проекта и, соответственно, наказание виновных, когда официальное расследование катастрофы ещё не назвало тех самых виновных.
Сходная позиция наблюдается у Новой Зеландии, чья речь ориентирована на косвенную критику в адрес России, которая ветировала проект. К примеру,
«Совет подвел семьи и друзей тех, кто погиб на борту самолета» (т. обвинения);
«Я очень сожалею, что сегодня в результате голосования в Совете был выбран именно второй вариант (торжествует безнаказанность)» (т. обвинения);
«Сегодняшний проект резолюции направлен на создание механизма, который позволил бы достичь справедливости» (т. презентации);
«Такой итог в результате применения права вето вызывает особое сожаление у моей страны» (т. анализ-минус).
Обвинения также направлены на саму структуру СБ, в частности, на право вето, которое мешает укреплению безопасности в мире. Однако без права вето даже сложно представить, с какой частотностью страны вводили бы свои войска в государства, где представлены их интересы. Данный факт иллюстрирует контрпродуктивную позицию Новой Зеландии, которая выражается непредсказуемостью и неспособность прогнозировать развитие ситуации.
Тактику убеждения использует и Литва, чье выступление пропитано русофобским настроением, а основная часть посвящена не теме малазийского Боинга, а причастности России к гражданской войне на Украине. Во время заседания литовская сторона 10 раз произнесла слово «Россия» исключительно в негативном контексте:
«Действия России вызывают глубокую обеспокоенность, но при этом они вряд ли удивляют» (т. обвинения);
«Россия действует [...] таким образом, как если бы ей было что скрывать, как если бы кого -то было необходимо ввести в заблуждение, как если бы кого-то было необходимо дезинформировать и сбить со следа» (т. обвинения);
«Сегодняшнее вето, наложенное Россией, на данный момент отказывает семьям жертв в возможности привлечь виновных к ответственности» (т. обвинения);
«Организованный извне конфликт на востоке Украины продолжается, несмотря на то, что Россия отрицает свое участие в нем, как и в случае оккупации Крыма» (т. обвинения);
«Надя Савченко и другие противоправно удерживаемые украинцы по-прежнему находятся в российских тюрьмах в ожидании незаконного суда» (т. анализ-минус).
Это наводит на мысль о том, что на этом заседании для Литвы важнее создать образ «агрессивной» России, а не скооперировать усилия для устранения подобной угрозы на территории ЕС. Плоское видение на реальное положение дел и проамериканская позиция Литвы отодвинули вопрос безопасности на второй план. Следовательно, о какой безопасности можно рассуждать в этом случае, если Литва преследует исключительно свои интересы?
В этом же ключе, твердость и решительность Иордании, которая сводится к бескомпромиссному стремлению наказать виновных, аналогично определяет персуазивность. Например,
«Мы считаем, что виновные должны понести наказание» (т. побуждения)
«Они должны быть привлечены к ответственности» (т. побуждения)
«Мы должны привлечь виновных к ответственности» (т. побуждения)
«Мы должны предотвратить такие преступления в будущем и не допускать нападение на гражданских лиц» (т. побуждения)
В этом, по их мнению, заключается обеспечение безопасности. В связи с этим возникает вопрос, почему никто не наказан в авиакатастрофе «Air Iran» 1988 года под Персидским заливом или в 2001 году над Черным морем? Может не в безопасности дело? Может Иордания действует в угоду третьих лиц, чьи военные базы расположены на её территории и, тем самым, стремится ослабить позиции России (которую обвиняли с самого начала) на международной арене?
Избирательность конфликтов - серьезная проблема в структуре Совета, наличие которой может подвергать угрозе европейский регион. Фактически, Запад возлагает вину за гибель 298 человек на Россию. В случае создания трибунала, судебная система, которая опирается на англосаксонскую модель, не будет признавать президентский иммунитет и может передать главу государства следствию (Должностное положение как главы государства [...] ни в коем случае не освобождает лицо от уголовной ответственности согласному настоящему Уставу и не является само по себе основанием для смягчения приговора. Иммунитеты или специальные процессуальные нормы, которые могут быть связаны с должностным положением лица, будь то согласно национальному или международному праву, не должны препятствовать осуществлению Трибуналом его юрисдикции в отношении такого лица [9]) . Таким образом, страны Запада избавились бы от еще одного лидера, который мешает им проводить политику увеличения числа стран под ярлыком failed state.
Более того, по замечанию А. Мезяева, «замалчивание расследования, проводимого западными странами, было во многом направлено на усиление привлекательности этой идеи. Нужно было любыми средствами заставить Россию поверить в то, что создание трибунала будет для неё выгодным решением» [7]. Россия с самого
начала предупреждала, что ветирует этот проект, значит выносить его на голосование нет смысла. Понимая этот факт, страны все равно созвали заседание с целью дискредитировать Россию в глазах мирового сообщества.
На основании вышесказанного, в настоящее время безопасность находится под угрозой не террористических группировок и миграционных потоков, а тех, кто обеспечивает поддержание мира на высшем уровне. Согласно вербальному поведению некоторых членов Совета, далеко не обеспечение безопасности, а собственные интересы и амбиции управляют процессом принятия решения. Таким образом, согласно Р. Водану, «политическая сфера практически всегда предполагает субъективный интерес закулисных сил» [8]. Данный проект - лишь один из десятков, что рассматривают в СБ ООН, но с каждым годом политизированность в структуре Совета только растет. Единственное, что может усилить позиции СБ для обеспечения безопасности, это многогранный и глубокий анализ конфликтной ситуации, а также искоренение чрезмерной политизированности в принятии решений.
^исок используемой литературы:
1. Выступление М. Каддафи на 64 сессии ГА ООН 23 сентября 2009 года. URL: http://english.algaddafi.org/statement-of-muammar-al-gaddafi-at-the-general-assembly-of-the-united-nations.html (дата обращения: 02. 08. 2017)
2. Чудинов А. П. Политическая лингвистика: учебное пособие. М.: Флинта, 2012, С. 252
3. Бурдье П. Структура, габитус, практика // Журнал социологии и социаль- ной антропологии. 1998. Т. I. № 2. URL: http://www.jourssa.ru/1998/2/4bourd. html. (дата обращения: 29. 07. 2017)
4. Михалева О.Л. Политический дискурс: Специфика манипулятивного воздействия / О.Л. Михалева. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ.», 2009
5. Письмо Постоянного представителя Украины при Организации Объединенных Наций от 28 февраля 2014 года на имя Председателя Совета Безопасности (S/2014/136) URL: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/PRO/N15/235/65/PDF/N1523565.pdf?OpenElement (дата обращения: 31.07.2017)
6. Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия. М.: Флинта: Наука, 2006. 134 с
7. А. Мезяев. Что стоит за попытками создать спецтрибунал по катастрофе малайзийского «Боинга». URL: https://www.fondsk.ru/news/2015/08/02/chto-stoit-za-popytkami-sozdat-spectribunal-po-katastrofe-malajzijskogo-boinga-34610.html (дата обращения: 07.08.2017)
8. Wodak R. Critical Discourse Analysis // Discourse as Social Interaction. L.: Sage Publications, 1997. Vol. 2. P. 197-216.
9. Римский статут Международного уголовного суда. URL: http http://www.un.org/ru/law/icc/rome_statute(r).pdf. (дата обращения: 29. 07. 2017)
