CC BY
215
УДК 316.77(094)
Елена Геннадьевна Доронина
Южно-Уральский государственный университет
КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКИЙАНАЛИЗ МЕДИАТЕКСТА:
ПОИСК ИНТЕГРИРОВАННОЙ МЕТОДОЛОГИИ
Сложная многоаспектная природа медиатекста обусловливает необходимость поиска комплексной интегративной методики его анализа, позволяющей учесть разные стороны этого явления. Сочетание методик семантико-стилистического, когнитивного, коммуникативнопрагматического анализа позволяет выявить, как организовано речевое воздействие автора на адресата, каким образом происходит изменение модели мира реципиента; позволяет прогнозировать эффективность коммуникации. В предлагаемой статье проведен комплексный анализ речевого воздействия медиатекста на материале эссе Г. Померанца и статьи А. Латыниной.
Ключевые слова: медиатекст, СМИ, речевое воздействие, Г. С. Померанц, А. Латынина.
Формирование информационного общества поставило перед лингвистикой новые задачи, одна из которых - изучение закономерностей построения и функционирования медиатекста. Медиатекст, под которым понимают текст любого медийного вида и жанра, имеет сложную, многоаспектную природу. Сочетая категориальные признаки текста в его классическом понимании, такие, как целостность, связность, модальность, членимость и пр. [4], медиатекст имеет особенности, обусловленные ролью масс-медиа в современном обществе: это, прежде всего, социально-регулятивная природа, институциональность, идеологизированность, ценностная ориентированность, поликодо-вость и др. [1]. Комплексный коммуникативнопрагматический анализ медиатекста позволяет выявить, как средства массовой информации осуществляют воздействие на адресата, влияя на его восприятие социальной действительности и предопределяя видение мира в целом. В данном направлении опробуются различные методы анализа медиатекстов: семантико-сти-листический, коммуникативно-прагматиче-
ский, лингвокультурологический.
Рассмотрим комплексный подход к изучению медиатекста на примере анализа способов речевого воздействия в эссе Г. Померанца «Вне чисел» [10] и статье А. Латыниной [8].
Тексты рассчитаны на читателя одного типа, читателя «толстого журнала»: образованного, интеллигентного, духовно развитого. Эссе Г. Померанца «Вне чисел» названо автором «триптих»: три части текста объединены общей идеей, целевой установкой воздействия на читателя, причем две первые части написаны Григорием Соломоновичем Померанцем, а третья
- его женой, поэтессой Зинаидой Миркиной. О ней идет речь во второй части, там же цитируются ее стихи. Так на уровне композиции создается образ духовного союза двух талантливых мудрых людей, что косвенно служит убеждению читателя в истинности идей текста.
Тезис, или центральный топос текста, выражен во второй части текста, в последних сверхфразовых единствах, что демонстрирует индуктивный путь аргументации. Этот путь выбирает автор и в других публицистических текстах: «Разрушительные тенденции» (Новый Мир. 1995. № 8), «В поисках свободы» (Континент. 1999. № 100), «Наши университеты» (Континент. 2011. № 148). Высказывание, содержащее вербальное выражение основной мысли автора, по способу воздействия является побуждением, выраженным при помощи инфинитива: Богу надо помочь! (то есть открыть душу, очистить ее, чтобы понять всю красоту и глубину мира).
Утверждение ‘Богу надо помочь!’ противоречит привычным для читателя ассоциациям. Так, «Русский ассоциативный словарь» приводит следующие реакции на стимул ‘Бог’: есть 12 [4.04]; на небе 11 [3.7]; мой 8 [2.69]; церковь, черт 7 [2.36]; Господь, знает, небо, нет 6 [2.02]; ангел, Зевс, Иисус, Иисус Христос, отец 5 [1.68]; весть что, поможет, религия, солнце, творец 4 [11]. Реакция ‘помочь’ не зафиксирована, она не характерна для носителей русского языка. Ассоциативные нормы позволяют выявить актуальные для сознания носителей языка особенности семантики слова-стимула, они дают материал для реконструкции фрагментов элементы национальной языковой картины мира.
Как отмечает Е. В. Шелестюк, «доверие к содержанию текста как истинному возрастает, а его воздейственность оптимизируется, если топика текста соответствует архетипам и стереотипам, которые привычны и воспринимаются как истины. Иначе говоря, истинность топики текстов гуманитарной сферы тесным образом связана с архетипичными и стереотипными ассоциациями присутствующих в ней концептов. Архетипичность - это свойство концептов, составляющих ядро языкового сознания, обладать глубинным инвариабельным комплексом ассоциаций, древним и универсальным для всего человечества. Стереотипность - это свойство концептов отражать ассоциации, связанные с исторически накопленным коллективным опытом» [13. С. 133].
С большой долей вероятности можно утверждать, что центральный топос анализируемого текста вызвал бы недоверие адресата, будучи помещенным в начало текста: в сознании людей Бог ассоциируется с высшей, всемогущей силой, которая сама может помочь и помогает человеку, не нуждаясь в помощи со стороны человека. Поэтому тезис вводится во второй части текста в десятом сверхфразовом единстве (из 17): адресата необходимо подготовить к неожиданному финалу. Такая «подготовка» представляет собой цепочку тезисов и аргументов, выраженных в яркой метафорической форме. Основные смысловые блоки (топосы) этой цепочки: «человеческое сердце
- место воплощения Бога, этот факт невозможно обосновать средствами точных наук»; «в научной картине мира человек чувствует себя нулем», «решение - в переживании целостной вечности»; «у вселенной есть другое лицо, целостное в своих проявлениях»; «в произведениях искусства (иконах, в лучших созданиях буддийского искусства) переплетается мгновенное и вечное, и в каждой вспышке творческой силы повторяется это переживание»; «человек способен распахнуть окно в вечность»; «наш долг - открыть Богу душу». В когнитивном аспекте такая цепочка - трансформация картины мира адресата.
Когнитивный подход к исследованию речевого воздействия заключается в изучении речевых приемов, коммуникативных тактик как инструментов воздействия на когнитивные структуры реципиента. Когнитивная лингвистика как самостоятельная область современной науки о языке выделилась из когнитивной науки. Данный термин рассматривается сегодня как
«зонтиковый» (Е. С. Кубрякова) [6. С. 58] для создания междисциплинарной науки, которая вырабатывает методы и приемы, необходимые для интеграции усилий ученых разных специальностей с целью формирования более полного представления о связи языка и сознания, языка и культуры.
С точки зрения когнитивной лингвистики речевое воздействие - это совокупность действий адресанта коммуникации, направленные на изменение модели мира адресата [5]. Модель мира представляет собой определенным образом организованные знания о мире, свойственные когнитивной системе. Убеждение в когнитивном аспекте - совокупность апелляций к базовым концептам картины мира, направленная на разрыв одних связей и установление новых. Анализируемый текст демонстрирует следующие фреймовые трансформации: изменение размеров фрейма (расширение фрейма ‘зона непознанного’ в картине мира адресата), рефрей-минг контекста содержания («непознаваемое может быть постигнуто интуитивно»), замена содержания слота ‘оказывает помощь’ на ‘нуждается в помощи’ (изменение фрейма ‘Бог’).
На семантическом уровне фреймовым трансформациям соответствуют преобразования семантической структуры слова: «Дай Бог каждому откликнуться на праздник жизни и на скорбь жизни и на ту глубину, где все становится единым потоком красоты, рождающей силу. Как нам это дают блики солнца, бегущие с ветки на ветку, выхватывая из полутьмы то один поворот, то другой, поворот танцующих ветвей». Периферийная сема ‘бесконечность’ лексемы ‘глубина’ под влиянием контекста выдвигается с периферии в центр семантической структуры слова и вымещает ядерную сему ‘пространство’. При этом происходит расширение ее лексико-семантической сочетаемости; ассоциативное поле, связанное с данной лексемой, пополняется новыми единицами (жизнь, красота, сила).
«При восприятии текстов реципиент, как известно, образует собственную проекцию текста в своём сознании, которая может отличаться от авторского представления о смысле текста. Но всё же - это очень важный момент
- он принимает расширившуюся сочетаемость (усваивая “надстроенные” ассоциативные единицы) и постепенно ставит вторичные смыслы на место первичных в системе значений, которая была ранее свойственна языковой картине мира его личности» [3. С. 216].
‘Бог’, ‘жизнь’, ‘прорастание’, ‘свет’, ‘огонь’ и ‘глубина’ - важнейшие концепты индивидуальной языковой картины мира автора. Их вер-бализаторами выступают ключевые слова текста, например: ‘прорастание’ - прорастать, как стебель из зерна, прорастание, почва, яблоня, засыхавший, свежие побеги; ‘свет’ -свет, внутренний свет, лучи заходящего солнца, огонь, высветляться, костер, ореол, озарение, блики солнца, глубина и др. Базовые концепты авторской картины мира в значительной мере совпадают с концептами, составляющими основу универсальной картины мира. Вопрос о том, какие концепты являются универсальными (присущими каждой человеческой культуре) и каковы критерии универсальности концептов является дискуссионным [2]. Вместе с тем можно предположить, что автор апеллирует к универсальным концептам, чтобы обозначить общее смысловое поле, некий общий «запас эмоционально окрашенных смыслов» как основу для дальнейшей трансформации привычных смыслов. Так подготавливается ввод абсолютно новой, непредсказуемой информации и обеспечивается ее принятие адресатом. Тезис ‘Богу надо помочь!’ является информационным пиком, и само расположение этого утверждения привлекает и удерживает внимание читателя.
Рассмотрим средства реализации убеждения в данном тексте. Наибольшую часть текста составляют аргументативные высказывания, являющиеся психологическими доводами.
Начинается эссе рассказом автора о собственном опыте постижения тайн человеческого духа: «У меня упорно всплывает в уме афоризм немецкого мистика XVII в., назвавшего себя Ангелусом Силезским: “Я без Тебя ничто, но что Ты без меня?” Мне хотелось разобрать и разъяснить этот короткий текст, но ничего не выходило. Слова прочно сцепились друг с другом, и я чувствовал, что за ними какая-то истина, но при попытке разбора все рассыпалось на холодные, не затрагивавшие сердца абстракции». Этим рассказом «запускается» когнитивный механизм экземпификации: пояснения примером, иллюстрации. На языковом уровне этот механизм реализуется не только текстовой схемой повествования, но повторами личного местоимения я, использованием глаголов фразеологических единиц процессуальной семантики, имеющих экспрессивную окраску. Воздейственный потенциал обеспечивается убедительностью примера, его ясно-
стью и эмоциональностью, возможностью сопоставления с личным опытом, переживаниями и размышлениями читателя.
Другим когнитивным механизмом убеждения является метафоризация. Текст Г. Померанца до предела насыщен метафорами, на 25 сверхфразовых единств приходится 29 метафор: ливень розового цвета; четыре дня взрыва природных сил, прорвавшихся сквозь смерть; живой родничок радости (о девочке). «И в рублевской иконе Троицы можно увидеть, как Бог-Дух, искавший, в чем воплотиться, наконец, нашел то, что искал. Нашел внутреннюю возможность бесчисленных прорастаний из одного личностного корня. Человек способен распахнуть окно в вечность».
В текстах Г. Померанца отчетливо выявляются некоторые закономерности индивидуальных метафорических моделей. Метафорическая модель - это существующая в сознании носителей языка схема связи между понятийными сферами, которую можно представить определенной формулой: «Х - это У» [12]. Сферой-источником подавляющего большинства метафор Г. Померанца является природа: на феномены человеческого духа переносятся свойства растений, воды, огня. Особенно важной в тексте является метафора «прорастания» духовного опыта, «прорастания» жизни сквозь «смерть». В данном тексте выражена конкретная образность, обеспечиваемая развернутыми аллегориями и иллюстрациями основных идей,
- таким образом, художественное изображение играет здесь роль своеобразных эмпирических доказательств. В современных исследованиях метафора представлена как основная когнитивная операция, как важнейший способ познания и рубрикации мира. «Метафора не ограничивается одной лишь сферой языка, то есть сферой слов: сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. Именно это имеем мы в виду, когда говорим, что понятийная система человека упорядочивается и определяется метафорически» [7. С. 189]. Метафоры, с одной стороны, помогают лучше понять ход мысли автора, иллюстрируют его идеи, с другой стороны, яркие образы «схватываются» читателем целиком, без логического осмысления, являясь также средством суггестии. Нагнетание метафор закономерно в данном тексте, ведь публицист говорит о необходимости озарения, интуитивного познания мира и человеческой души. Он пытается раскрыть глубину интуитивного опыта через глубину языка. За
счет «неясных» метафорических высказываний создается суггестивный потенциал текста.
Суггестивным потенциалом в этом тексте обладают и многочисленные лексические повторы, а также повтор ключевого высказывания ‘Богу надо помочь’. Нагнетание риторических вопросов также способствует тому, что идеи автора усваиваются адресатом без логического осмысления: «Если всемогущий Бог не участвует в каждом мгновении жизни, не страдает в каждом страдании, не ликует в каждой радости, - то чем он превосходит Зевса или Перуна?.. И если Бог есть дух, - а это воистину так, - то где духу обрести лучшее место своего воплощения, чем человеческое сердце?»
Текст эссе является креолизованным текстом, вербальная информация в нем сопровождается фотографиями и репродукциями. Предшествует тексту семейная фотография автора, на которой изображены мужчина и женщина преклонного возраста. Их внешний вид внушает уважение читателю: идеальная пара, муж и жена преклонного возраста, неуловимо похожие, с одухотворенными лицами, вместе прошедшие нелегкий жизненный путь. Другая часть визуально представленной информации
- иллюстрации: «Троица» Рублева, статуэтка Будды, фотографии храмов. Вербальный и визуальный компоненты состоят в неразрывной связи, их сочетание помогает усвоить идею автора о единства человеческого и божественного на подсознательном уровне. Кроме того, суггестивная составляющая речевого воздействия проявляется в сочетании лексем, репрезентирующих разные каналы восприятия: зрительный, слуховой, кинестетический (вглядываться, разглядеть, увидеть, сказать, смолкнуть, разъяснить разобрать, понять, почувствовать и пр.).
Важной особенностью текста Г. Померанца является большое количество интертекстем: на афоризме Ангелуса Силезского основана композиция, упоминается роман С. Лемма «Со-лярис», включается фраза героя «Пира во время чумы» А. С. Пушкина и др. Своеобразный «диалог» текстов создает еще большую смысловую глубину текста, мобилизуя для воздействия на адресата воздействующий потенциал десяти других текстов, художественных и философских.
Если языковая личность автора эссе «Вне чисел» может быть условно отнесена к типу «художник», то А. Латынина представляет тип «полемиста». Статья «“Этническая данность,
именовавшаяся Россией”: Четвертая мировая» имеет полемическую направленность: автор, размышляя о книге А. Политковской «Вторая Чеченская», полемизирует с «левым» движением политической мысли России.
Убеждение, как вид речевого воздействия, реализуется в аргументации логического характера. Аргументация в статье построена на опровержении односторонней аргументации А. Политковской. Применяются такие приемы нейтрализации паралогизмов (необъективной аргументации) оппонента, как сведение к абсурду, использование противоречащих примеров и антанагога (компенсирующая антитеза)
- «компенсирующее уравновешивание либо нейтрализация какого-либо отрицательнооценочного утверждения сильным аргументом [9. С. 350]. «Участники очередной антивоенной демонстрации держат плакат: “Putin is gas killer”. О теракте уже забыли. Просто кровожадный Путин отдал приказ отравить зрителей “Норд-Оста” газом. Примерно такое же понимание причин и следствий у информаторов Политковской (если только они не играют на доверчивости журналистки)» (сведение к абсурду и психологический довод - аргумент к личности, намек на недальновидность оппонента). «Ужасно жаль жителей чеченских сел, униженных жестокими зачистками. Но вот я вспоминаю сюжет, прошедший по ОРТ: трое освобожденных при зачистке русских рабов. Один из них, Виктор Зимин, рассказывает: “Хотели в Урус-Мартан отвезти, продать. Хабас говорит: “Здесь сейчас продадим”. <...>Рабов держали в яме. Картошку уже прямо сырую бросали. Четыре листа капусты бросят - и ешь. Называют нас “свиньи русские, вот, ешьте вам”. Били за все. Я вот рукой не могу уха достать, потому что избитый сильно”. Униженный зачисткой житель села вполне может держать в своем подвале такого раба и даже не понимать, почему его отнимают. Он же его честно купил, а рабство - это такой древний институт» (антанагога и ирония, основанная на использовании интертекста - цитировании расхожих фраз оппонентов). «То, что жители чеченских сел забыли про триста тысяч русских, армян, евреев, изгнанных из Чечни во время дудаевского, а потом масхадовского правления, про грабежи, резню, угрозы, шантаж (особенно часты были требования - переписать дом, квартиру или машину на чье-то имя), про похищения людей, обращение их в рабов, убийства, насилия, комедию шариатского суда - все это понят-
но. То, что об этом не помнит Политковская,
- все же странно» (использование противоречащих примеров). Таким образом, убеждение реализуется посредством применения риторических моделей опровержения уловок и паралогизмов противника. Персуазивными средствами, усиливающими логическую аргументацию, выступают фигуры речи. Антитеза (жители чеченских сел - А. Политковская) подчеркивает необъективность аргументации оппонента, симплока и синтаксический параллелизм придают речи патетическое звучание. Ряды однородных членов служат интенсификации сем отрицательной оценки и негативной эмоции в семантической структуре каждого из элементов ряда.
На когнитивном уровне убеждение в статье А. Латыниной реализуется через механизм аналогии, в результате чего адресат получает эмоционально окрашенное знание о признаках одного предмета на основании известного сходства его с другими предметами. Автор показывает сходство оценок «левыми» политическими силами войны США во Вьетнаме и военных действий в Чечне. Признавая, что «всякие аналогии спорны», автор тем не менее четко выстраивает сопоставление событий и лиц: А. Политковская - Ж. П. Сартр, чеченские боевики - вьетконговцы. «Если европейские левые устроят что-то вроде показательного суда над “российской военщиной”, как в 1968 году был устроен расселовский трибунал для суда над “американскими военными преступлениями во Вьетнаме”, то Анна Политковская будет приглашена свидетелем обвинения и вполне может выступить в духе Жан-Поль Сартра». Логическим завершением данной аналогии выступает сопоставление:«.. .последующая стыдливая переоценка военных событий самими “протестантами” - потенциальная вероятность переоценки противниками войны в Чечне действий русской армии “если последствия ее отступления окажутся еще страшнее “военных преступлений”». Нельзя не отметить, что проведение аналогии между личностью оппонента и такой крупной фигурой в истории культуры ХХ века, как Ж.-П. Сартр, является скрытым комплиментом идейному противнику. Кроме того, автор и прямо выражает свое уважение мужеству и настойчивости А. Политковской. Для российского читателя, не избалованного проявлениями культуры идеологической борьбы, такие особенности полемической манеры являются мощным психологическим доводом
в пользу истинности доводов А. Латыниной. Механизм аттракции (расположения к адресанту, как следствие, принятия его аргументации) может быть представлен следующим образом: автор объективно оценивает личность противника, честно говорит о его достоинствах - значит, он объективен и в своих доводах, предлагает истинную информацию.
Когнитивный механизм аналогии лежит и в основе сопоставления книги А. Политковской «Вторая Чеченская» и рассказа «Набег» Л. Н. Толстого, но в этом случае механизм аналогии используется для того, чтобы сделать очевидными различия в позициях авторов. А. Латынина обращается к универсальной биполярной лингвокультурологической оппозиции ‘свои - чужие’ (‘мы - они’), которая отражает константы национального сознания и базовые представления, тиражируемые культурой. Прагматический смысл такого противопоставления заключается в завоевании доверия адресата и увеличения лагеря своих, дискредитации чужих. В результате апелляции к данной оппозиции происходит изменение картины мира адресата: «.И горцы для Толстого
- это “неприятель” (слово повторено десяток раз), а русские войска - “наши” (“Наши частые выстрелы заглушают неприятельские”; “Аул уже был занят нашими войсками, и ни одной неприятельской души не оставалось в нем”). У Политковской, конечно, нет “наших” - есть отстраненное: “федералы”. Слово “солдатик” может быть употреблено, только если солдатик мертв - да еще от пули своих. Зато есть “фээс-бэшное офицерье”». Используя интертекст как довод к авторитету, А. Латынина разрывает созданную А. Политковской оппозицию ‘мы (жители чеченских сел, беженцы) - они (федералы, фээсбэшное офицерье)’ и создает новую: ‘мы - наши, русские войска; они - террористы, негодяи, преступники, фанатики, «взбесившийся по всему свету Ислам»’ (автор цитирует выражение В. Аксенова).
Огромную воздействующую роль играет в статье интертекст: она представляет собой своеобразный полилог, в котором звучит голос
А. Политковской, Л. Толстого, А. Солженицына, В. Аксенова. Название статьи - цитата из романа «Кесарево свечение», опубликованного в 2001 году. В одной из частей этого романа - «Кукушкины острова» - рассказывается о результатах восстания племен Очарчирии Хуразу, поставивших себе целью «разрушить Российскую Федерацию». В. Аксенов рису-
ет страшные последствия победы «восстания племен Очарчирии Хуразу». С точки зрения теории аргументации фрагменты интертекста выступают в качестве приема психологического давления, это доводы к страху: «Через десять тысяч лет <...> почти полностью забылась некая этническая данность, именовавшаяся Россией <...>. То же самое, по сути дела, произошло и с другими большими этносами... Господствующей расой Земли с незапамятных времен стали хуразиты. При этом человечество страшно деградировало, “неслыханные технологические достижения конца второго тысячелетия давно уже стали предметом археологии”». Сатирическая фантасмагория В. Аксенова и книга А. Политковской - два полюса взглядов на чеченскую проблему, в пользу одного из которых которыми настойчиво предлагается сделать выбор читателю. Замечательно, что цитаты из произведений Л. Н. Толстого («Хаджи-Мурат», «Набег», «Война и мир») оказываются «интертекстом в интертексте»: автор цитирует фрагменты из произведений
В. Аксенова и А. Политковской, связанные с текстами великого русского писателя. Каждый из оппонентов апеллирует к авторитету гения, стремясь причислить его к лагерю своих.
Для убеждения читателя в статье А. Латыниной используется еще одна когнитивная операция - метонимический перенос ‘Чечня’ (субъект РФ) - ‘негативные явления, характерные для чеченского режима 1990-х годов’: «Чечня - это черная дыра, куда проваливаются человеческие жизни, несметные деньги.» Метонимия выступает средством фокусирования внимания читателя на наиболее значимых аспектах явления, то есть является средством реализации убеждения. Кроме того, метонимия выступает персуазивным средством усиления экспрессивности высказывания.
Суггестивный потенциал текста обеспечивается обилием средств экспрессивного синтаксиса и, прежде всего, парцелляцией. Передавая содержание обсуждаемой в статье книги А. Политковской, публицист словно бы быстро переключает кадры: «Сентябрь 1999. Начало второй Чеченской войны. Бомбежки сел и городов. Поток беженцев. Военные вертолеты кружат над колонной несчастных людей, обстреливая их <...>. Концлагерь в селе Махкеты Веденского района. “Фээсбэшники” пытают чеченцев - избивают, издеваются, рвут ногти, бьют по почкам бутылками из-под пепси. Сажают зимой в ямы, наполненные водой, куда
сбрасывают дымовые шашки. Пропускают ток через тело. Отдельная картинка - офицеры насилуют пленников-мужчин. Иногда отпускают
- за выкуп».
Членение предложения на отдельные фрагменты заставляет сфокусировать внимание на каждом смысловом отрезке. Само содержание высказываний не может оставить читателя равнодушным. Вместе с тем чувства адресата усиливаются в результате воздействия формальной «упаковки» высказывания: пред его глазами быстро мелькают картины, создаваемые назывными предложениями, создается напряженный ритм, воздействующий на подсознание.
Вместе с тем парцелляция, создавая особый настрой читателя, внушая ощущение высокой значимости выделяемых понятий, может выступать как персуазивное средство, усиливающее логическую аргументацию: «Во время теракта в Москве политики и журналисты твердили как заклинание, что “нет ничего выше человеческой жизни”. Но только те государства, нации, цивилизации сохранялись в истории, которые готовы выше человеческой жизни ставить иные ценности. Веру. Воинскую честь. Достоинство личности». Данное высказывание является тезисом текста, причем композиционно оно располагается в последнем сверх-фразовом единстве. Индуктивный тип доказательства выбран автором неслучайно: тезис противоречит общепринятым суждениям, «общим местам» современного общественного сознания. Побуждение как способ речевого воздействия выражено косвенно в этом же фрагменте текста: «И в четвертой мировой, когда вездесущий неприятель демонстрирует глубокое презрение к человеческой жизни, что чужой, что собственной, придется либо принять вызов и проявить твердость (в том числе интеллектуальную твердость перед левым шантажом), либо сдаться». Приведенная фраза представляет собой психологический довод, поскольку является псевдодилеммой, поскольку выше адресату предлагается выбор из двух вариантов, но второй вариант (сдаться) заведомо неприемлем. У читателя возникает иллюзия свободы выбора, но на самом деле автор «подводит» адресата к единственно возможному в данном контексте решению, которое уже подсказано всем предыдущим текстом.
С точки зрения лексической представленности объем побудительного высказывания невелик, но было бы неверным утверждать, что императивность данного текста выражена
незначительна. Побудительное высказывание оказывается весьма действенным, оно оказывается ведущим способом реализации речевого воздействия на читателя благодаря своей позиции в тексте. Композиционно оно занимает «выделенную», самую сильную позицию: конец текста. Доводы в тексте образуют наиболее выгодную последовательность, ориентированную на постепенное принятие адресатом системы ценностей автора.
Комплексный интегративный подход к анализу медиатекста, сочетающий методики семантико-стилистического, когнитивного, коммуникативно-прагматического анализа, позволяет выявить, как организовано коммуникативное воздействие автора на адресата, каким образом происходит изменение модели мира реципиента; позволяет прогнозировать эффективность коммуникации.
Список литературы
1. Антропова, В. В. Медиатекст и его категории как объект исследования : точки пересечения лингвистики и теории журналистики [Текст] / В. В. Антропова // Проблемы лингвистики : современный подход. - Челябинск : Цицеро, 2012.- С. 34-64.
2. Александров, О. А. Универсальные концепты в когнитивной системе человека [Электронный ресурс] / О. А. Александров,
О. А. Андреева // Филол. науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов : Грамота, 2010. -№ 3 (7). - С. 26-29. - иЯЬ : Ьйр:// www.gramota. пе1;/та1епа18/2/2010/3/6.Ь1;т1.
3. Белянин, В. П. Психолингвистка : учебник [Текст] / В. П. Белянин. - М. : Флинта : Моск. психол.-соц. ин-т, 2005. - 232 с.
4. Валгина, Н. С. Теория текста : учеб. пособие [Текст] / Н. С. Валгина. - М. : Логос, 2003. -280 с.
5. Иссерс, О. С. Речевое воздействие в аспекте когнитивных категорий [Электронный ресурс] / О. С. Иссерс. - иЯЬ : httр://www. omsu.omskreg.ru/vestnik/artic1es/y1999-i1/a074/ art.ic1e.htm1.
6. Краткий словарь когнитивных терминов [Текст] / Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина ; под ред. Е. С. Ку-бряковой. - М.: Филол. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова, 1996. -245 с.
7. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живем [Текст] / Дж. Лакофф. - М. : УРСС, 2004.-254 с.
8. Латынина, А. «Этническая данность, именовавшаяся Россией» : Четвертая мировая [Электронный ресурс] / А. Латынина // Новый Мир. - 2003. - № 2. - URL : http://magazines. russ.ru/novyi_mi/2003/2/latyn.html.
9. Москвин, В. П. Аргументативная риторика [Текст] / В. П. Москвин. - Ростов н/Д : Феникс, 2008. - 637 с.
10. Померанц, Г. С. Вне чисел [Электронный ресурс] / Г. С. Померанц // Слово/Word. -2010. - № 67. - URL : http://magazines.russ.ru/ slovo/2010/67/index-pr.html.
11. Черкасова, Г. А. Русский сопоставительный ассоциативный словарь [Электронный ресурс] / Г. Я. Черкасова. - М. : ИЯз РАН, 2008. - URL : http://it-claim.ru/Projects/ASIS/ RSPAS/zapuskhtm.
12. Чудинов, А. П. Россия в метафорическом зеркале : когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000) [Текст] / А. П. Чудинов. - Екатеринбург, 2001. - 238 с.
13. Шелестюк, Е. В. Речевое воздействие : онтология и методология исследования [Электронный ресурс] / Е. В. Шелестюк.
- URL : http://shelestiuk.narod.ru/publications/ Shelestiuk_Rechevoye_Vozdeistvie_1-1.pdf.
Bibliography
1. Antropova, V. V. Mediatekst i ego katego-rii kak ob#ekt issledovanija : tochki peresechenija lingvistiki i teorii zhurnalistiki [Tekst] / V. V. Antropova // Problemy lingvistiki : sovremennyj podhod. - Cheljabinsk : Cicero, 2012. - S. 34-64.
2. Aleksandrov, O. A. Universal’nye koncep-ty v kognitivnoj sisteme cheloveka [Jelektronnyj resurs] / O. A. Aleksandrov, O. A. Andreeva // Filol. nauki. Voprosy teorii i praktiki. - Tambov : Gramota, 2010. - № 3 (7). - C. 26-29. - URL : http:// www.gramota.net/materials/2/2010/3/6. html.
3. Beljanin, V. P. Psiholingvistka : uchebnik [Tekst] / V. P. Beljanin. - M. : Flinta : Mosk. psihol.-soc. in-t, 2005. - 232 s.
4. Valgina, N. S. Teorija teksta : ucheb. poso-bie [Tekst] / N. S. Valgina. - M. : Logos, 2003. -280 s.
5. Issers, O. S. Rechevoe vozdejstvie v aspekte kognitivnyh kategorij [Jelektronnyj resurs] / O.
S. Issers. - URL : http://www.omsu.omskreg.ru/ vestnik/articles/y1999-i1/a074/article.html.
6. Kratkij slovar’ kognitivnyh terminov [Tekst] / E. S. Kubrjakova, V. Z. Dem’jankov, Ju. G. Pan-krac, L. G. Luzina ; pod red. E. S. Kubrjakovoj.
- M. : Filol. fak. MGU im. M. V. Lomonosova, 1996.-245 s.
7. Lakoff, Dzh. Metafory, kotorymi my zhivem [Tekst] / Dzh. Lakoff. - M. : URSS, 2004. - 254 s.
8. Latynina, A. «Jetnicheskaja dannost’, imenovavshajasja Rossiej» : Chetvertaja mirovaja [Jelektronnyj resurs] / A. Latynina // Novyj Mir.
- 2003. - № 2. - URL : http://magazines.russ.ru/ novyi_mi/2003/2/latyn.html.
9. Moskvin, V. P. Argumentativnaja ritorika [Tekst] / V. P. Moskvin. - Rostov n/D : Feniks, 2008. - 637 s.
10. Pomeranc, G. S. Vne chisel [Jelektronnyj resurs] / G. S. Pomeranc // Slovo/Word. - 2010.
- № 67. - URL : http://magazines.russ.ru/slo-vo/2010/67/index-pr.html.
11. Cherkasova, G. A. Russkij sopostavitel’nyj associativnyj slovar’ [Jelektronnyj resurs] / G. Ja. Cherkasova. - M. : IJaz RAN, 2008. - URL : http://it-claim.ru/Projects/ASIS/RSPAS/zapusk. htm.
12. Chudinov, A. P. Rossija v metaforiches-kom zerkale : kognitivnoe issledovanie politiches-koj metafory (1991-2000) [Tekst] / A. P. Chudinov. - Ekaterinburg, 2001. -238 s.
13. Shelestjuk, E. V. Rechevoe vozdejstvie : ontologija i metodologija issledovanija [Jelektronnyj resurs] / E. V. Shelestjuk. - URL : http://she-lestiuk.narod.ru/publications/Shelestiuk_Rechev-oye_Vozdeistvie_1-1.pdf.
УДК 316.77
Мария Владимировна Коновалова
Челябинский государственный университет
ИНФОРМАЦИОННЫЙПОТОК В ВИРТУАЛЬНОММЕДИАПРОСТРАНСТВЕ
Рассматривается информационный поток в виртуальном медиапространстве, определяются критерии отслеживания иусловия формирования информационного потока.
Ключевые слова: информационный поток, концептосфера информационного потока.
Информационный поток в виртуальном медиапространстве существенно отличается от потоков в других системах. Например, в логистике передаваемая информация подчинена определённым правилам и имеет прикладную цель связи элементов логистической системы, её формирования и объединения элементов. В управленческих системах информационные потоки обеспечивают связность и взаимодействие управленческих структур и подразделений, выполняют регламентирующую функцию, функцию упорядочивания и, конечно же, функцию передачи необходимых сведений.
Необходимо отметить, что в медиапространстве информационный поток представляет собой явление, несколько отличное от презентируемого теорией информации. Машинная обработка потоков данных без учёта содержания имеет второстепенное значение при рассмотрении медиадискурса - основное внимание сосредотачивается на концептосфе-
медиапространство, медиадискурс, информация,
ре или совокупности актуализованных в медиапространстве знаний.
Информационный поток в различных видах дискурса представляет собой естественно или искусственно моделируемый, непрерывный поток коммуникации. Если в институциональных типах дискурса [2. С. 33-34] эти потоки строго упорядочены и в письменном, и устном варианте, то в медиадискурсе они часто формируются и задаются стихийно.
Объясняется это тем, что медиадискурс живёт и функционирует в виртуальном пространстве при помощи технических устройств передачи пользовательской информации. Если учесть, что при передаче информации в устном дискурсе поток формируется при посредстве людей, которые в процессе передачи информации частично утрачивают и изменяют её. В итоге эффект «глухого телефона» может изменить поток, и конечное звено в цепи распространителей информации может получить искажённый вариант или совершенно иные сведения.
