CC BY
381
23 См.: Комиссаров, В. Н. Когнитивные аспекты перевода / В. Н. Комиссаров // Перевод и лингвистика текста. - М., 1994. - С. 20-21.
24 См.: Комиссаров, В. Н. Интуитивность перевода и объективность перево-доведения / В. Н. Комиссаров // Язык. Поэтика. Перевод. - М., 1996. - С. 99.
25 См.: Цвиллинг, М. Я. Когнитивные модели и перевод : (к постановке проблемы) / М. Я. Цвиллинг // Перевод как когнитивная деятельность. -М., 2003. - С. 23.
26 Хайруллин, В. В. Лингвокультурологические и когнитивные аспекты перевода : автореф. дис. ... д-ра филол. наук / В. В. Хайруллин. - М., 1995. - С. 14.
27 См.: Карасик, В. И. Транслируемость концептов / В. И. Карасик // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста. - Волгоград, 2003. - С. 17.
28 См.: Алефиренко, Н. Ф. Синергетика культурного концепта и знака в системе языка и тексте / Н. Ф. Алефиренко // Культурные концепты в языке и тексте. -Белгород, 2005. - С. 11-12.
29 См.: Слышкин, Г. Г. От текста к символу / Г. Г. Слышкин. - М., 2000. - С. 24-25.
С. С. Тахтарова
КОММУНИКАТИВНАЯ ЛИЧНОСТЬ В ПАРАМЕТРАХ СМЯГЧЕНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КОММУНИКАЦИИ)
В статье анализируются различные подходы в определении языковой личности, обосновывается понятие митигативной коммуникативной личности как особого типа коммуникативной личности, характеризуемого определенным стилем речевого и неречевого поведения, сочетающего в себе как конвенциональные, так и ситуативно обусловленные признаки.
Ключевые слова: митигация, митигативная коммуникативная личность, языковая личность, речевое поведение.
Антропоцентрическая парадигма современной лингвистической науки ставит в фокус научного интереса homo loquens, «человека говорящего» - в единстве его психологических, социальных, этнокультурных и коммуникативных характеристик. В многочисленных исследованиях, посвященных данному феномену, изучаются различные аспекты личности коммуникантов - структура языкового сознания, интенциональная и стратегическая составляющие речевого поведения, его национально-специфические и универсальные характеристики. В настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что личность говорящего представляет собой единство индивидуально-уникального и коллективно-стереотипного, социальнонормативного и лингвокреативного, чем обусловлен растущий интерес к изучению соотношения этих двух составляющих в структуре языковой личности, определению их роли в речевом выборе говорящего субъекта.
Изучение языковой личности в отечественной лингвистике связано с именем Ю. Н. Караулова, который ввел в научный дискурс терминосочетание «языковая личность» и предложил трехуровневую структуру последней, включающую вербально-семантический, тезаурусный и мотивационный уровни1. Два последних уровня все чаще становятся предметом многочисленных лингвистических исследований в связи с развитием когнитивной лингвистики, психолингвистики, тео-
рии дискурса, коммуникативистики (Карасик, Красных, Седов, Гришаева и др.). В зависимости от подхода к предмету изучения предлагаются различные классификации языковых личностей (ЯЛ).
В психолингвистике особое внимание уделяется анализу социальнопсихологических характеристик ЯЛ, определяющих способность последней к коммуникативной координации своего речевого поведения. Тип коммуникативной координации обусловлен двумя основными факторами - типом взаимодействия иллокутивных намерений коммуникантов в процессе общения и характером модальных реакций в рамках интеракции, включающих тональность общения, тип оценочности и пр. Так, в частности, И. Н. Борисова выделяет следующие типы коммуникативной координации: консентность, конформность, полемичность и конфликтность2. В исследовании С. А. Сухих и В. В. Зеленской предлагаются два вида коммуникативной координации речевого поведения, в зависимости от установки говорящего на или от партнера по общению, - кооперативный либо конфликтный соответственно3. В основе типологии К. Ф. Седова, содержащей три типа ЯЛ: конфликтный, центрированный и кооперативный, также лежит учет установки говорящего по отношению к участникам общения4.
В социолингвистических исследованиях, посвященных анализу личности в социальной интеракции, обращается внимание на то, что речевой выбор говорящего в каждой конкретной ситуации общения определяется ситуационными и личностными факторами5. В этой связи особое значение для социолингвистического описания языковой личности приобретают такие объективно-статусные признаки, как возраст, пол, стиль жизни, уровень образования и т. п. коммуникантов. В статусно-ролевом общении языковая личность «играет» определенные социальные и коммуникативные роли, в основе которых лежат стереотипы ролевого поведения в той или иной ситуации речевого общения. Умение переключаться в ситуациях повседневного общения с одного ролевого регистра на другой, меняя тем самым социальные «маски», составляет базовый компонент социолингвистической компетенции коммуникантов.
Проблема формирования вторичной ЯЛ в процессе научающей коммуникации является центральной в лингводидактических исследованиях. При анализе условий формирования у обучающихся основных черт вторичной ЯЛ как потенциального участника межкультурной коммуникации в работах данного направления на первый план выходит рассмотрение личностных функций, проблема развития коммуникативной и межкультурной компетенции, лежащих в основе эффективного речевого общения, в процессе изучения иностранного языка6.
Для лингвокультурологии и этнопсихолингвистики определяющими являются этнокультурные характеристики ЯЛ как носителя определенной культуры, представителя конкретной лингвокультурной общности. В этом аспекте ЯЛ может рассматриваться как носитель базовой или маргинальной культур для соответствующего этносоциума. Кроме того, особую актуальность приобретают в последнее время исследования, в которых определяются доминантные признаки модельной личности как своеобразного прототипного образа определенной этносоциальной группы, узнаваемого по характерным стереотипам вербального и невербального поведения и ценностной ориентации. Модельная личность представляет собой стереотип поведения, оказывающий существенное воздействие на культуру в целом и служащий своеобразным символом данной культуры для представителей других этнокультур .
В парадигме коммуникативистики и теории дискурса, языковая личность рассматривается в аспекте её коммуникативного / дискурсивного поведения, проявляющегося в коммуникативных / дискурсивных стратегиях, реализуемых говорящим в общении. Известно, что коммуникативные стратегии определяются стереотипными речевыми решениями, социально-дискурсивными конвенциями, с одной стороны, и индивидуальными мотивами и интенциями, характеризующими личность говорящего, с другой. Именно совокупность конвенционального и индивидуального формирует стиль коммуникативного поведения, во многом определяющий эффективность интеракции. Включение коммуникативного аспекта в исследовательскую парадигму закономерно привело к расширению анализируемого феномена. Так, например, В. В. Красных, предлагает три возможных реализации «человека говорящего»: 1) собственно языковая личность, проявляющая себя в речевой деятельности и обладающая определенной совокупностью знаний и представлений; 2) речевая личность, реализующая себя в коммуникации посредством выбора тех или иных коммуникативных стратегий и тактик, определенного репертуара языковых средств; и 3) коммуникативная личность как конкретный участник конкретного речевого акта, реально действующий в реальной коммуникации8. Подобное разграничение, как отмечает и сам автор данной классификации, достаточно условно, т. к. говорящий выступает в коммуникации во всех трех своих личностных «ипостасях». Однако разграничение языковой и коммуникативной личности представляется нам вполне оправданным. Мы солидарны с В. И. Карасиком, определяющим коммуникативную личность (далее КЛ) как «обобщенный образ носителя культурно-языковых и коммуникативнодеятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций» и выделяющим в структуре КЛ ценностный, познавательный и поведенческий планы
9
этого понятия .
Таким образом, вышеизложенные классификации ЯЛ подтверждают многоаспектный характер изучаемого явления, что, в свою очередь, с неизбежностью обусловливает необходимость комплексного рассмотрения личности «человека говорящего», включающего социо-, психо-, этнолингвистические характеристики последнего, с учетом лингводидактических параметров, лежащих в основе формирования коммуникативной компетенции ЯЛ. Большинство работ, посвященных данному феномену, несмотря на различные подходы к построению типологии ЯЛ, обнаруживает определенное сходство, проявляющееся, прежде всего, в том, что в основе изучения ЯЛ лежит анализ её коммуникативного поведения. Тем самым, в сферу исследовательского интереса вовлекаются различные параметры ситуации общения, влияющие на речевой выбор коммуникантов. Умение адресанта отобрать наиболее адекватные средства для вербализации своих интенций, правильно сочетать влияние конвенциональных и субъективных факторов лежит, как известно, в основе коммуникативной компетенции говорящего субъекта, включающей, среди прочего, знание социально обусловленных конвенций и правил, обеспечивающих эффективность коммуникативного контакта.
Аксиоматичным на сегодняшний день является утверждение о том, что речевое поведение интерактантов детерминировано особенностями языкового и, шире, коммуникативного сознания последних. Коммуникативное сознание представляет собой совокупность ментальных коммуникативных категорий, определяющих принятые в обществе нормы и правила коммуникации и упорядочивающие знания человека об общении и нормах его осуществления10. Содержательная структура коммуникативных категорий включает в себя информационный компо-
нент (определённое концептуальное знание о коммуникации) и «прескрипции», предписания по осуществлению коммуникативного процесса (правила общения). Прескрипционная составляющая, включающая социальные, этические, моральные правила осуществления интеракции и, тем самым, во многом определяющая речевое поведение говорящего субъекта, играет особую роль в потенциально «конфликтогенных» ситуациях, т. е. ситуациях, осложненных возможными нежелательными перлокутивными эффектами, ведущими к коммуникативным неудачам или даже конфликтам. В этой связи особое значение приобретает исследование коммуникативных категорий, содержащих в своей структуре стратегии предотвращения и смягчения коммуникативных конфликтов. К таким категориям, определяющим речевой выбор говорящего в ситуациях возможных коммуникативных рисков, относится, наряду с категориями вежливости и толерантности, категория коммуникативного смягчения, определяемая в западной лингвистике термином «митигация».
Митигация (mitigare - от лат. «смягчать», «ослаблять») понимается нами как коммуникативная категория, основным содержанием которой являются стратегии иллокутивного смягчения, служащие оптимизации речевого контакта. Как известно, иллокутивная сила высказываний - величина градуируемая. Изменение интенсивности иллокутивной силы определяется термином «аллокуция»11, включающем как стратегии усиления иллокутивной силы, так и смягчения, ослабления последней, т. е. митигативные стратегии.
Митигация тесно связана с категориями вежливости и толерантности, которые также направлены на обеспечение эффективности коммуникативного контакта и характерны для ситуаций кооперативного общения. Как справедливо отмечает К. Ф. Седов, установка на кооперативную коммуникацию - один из необходимых компонентов эффективного общения, в основе которого лежит соответствие речевых норм нормам этическим12. В этой связи не вызывает сомнения тот факт, что вежливость, уважение к собеседнику, положительная эмоциональная атмосфера общения относятся к числу релевантных для любой лингвокультуры речеповеденческих доминант. Следовательно, результаты речевого выбора зачастую в большей мере детерминированы не субъектом сообщения, а его получателем. Таким образом, основной прагматической характеристикой митигации является ориентация на «Другого». Известно, что ориентация на содержание, на себя и на собеседника всегда присутствует в диалоге, составляя, по К. Бюлеру, сущность языка в целом и языкового сообщения в частности13. Однако в процессе коммуникации возможно доминирование того или иного вида ориентации - на себя или на собеседника, что, в свою очередь, определяет различные коммуникативные стили
- эгоцентрический, конфликтный или кооперативный, адресатноориентиро-ванный. Для митигативного стиля коммуникативного поведения определяющей является ориентация на собеседника14. Учет коммуникативных эспектаций адресата при выборе речевых средств, реализующих интенции говорящего, способность к коммуникативной эмпатии играют, как известно, важную роль при достижении говорящим своих целей в коммуникации.
В западной лингвистике митигация (mitigation) рассматривается как синоним смягчения (absch’^chung, hedges) в широком смысле слова и определяется и как процесс смягчения и как результат этого процесса. Термин «митигация» был введен в прагматику Фрейзером в контексте языковых приемов, с помощью которых говорящий старается защитить себя от различных видов интеракциональных рисков15. Митигативные стратегии используются говорящим в тех ситуациях, ко-
гда речевой поступок адресанта является потенциально «конфликтогенным», т. е. представляет опасность для коммуникативного имиджа самого говорящего или адресата. К таким ситуациям относятся, прежде всего, ситуации критики адресата или объектов, с ним связанных, позитивная и негативная самооценка, ситуации отказа в ответ на просьбу адресата, а также просьбы самого говорящего.
К. Каффи определяет митигацию как многоаспектную прагматическую категорию, включающую широкий набор стратегий, с помощью которых говорящий смягчает один или более аспектов своей речи16. М. Лангнер трактует митигацию как коммуникативную стратегию, с помощью которой участники интеракции пы-
17
таются минимизировать нарушение территории партнера по коммуникации , т. е. как частный случай негативной вежливости. По нашему мнению, митигация представляет собой более широкое понятие, коррелирующее не только с негативной, но и с позитивной вежливостью. Так, например, митигативная стратегия оценочной сдержанности при выражении похвалы в свой адрес связана с максимой скромности и направлена на создание позитивного имиджа говорящего в глазах адресата.
Исходя из того, что в коммуникативном поведении проявляются, как указывалось выше, не только социально-этические, моральные нормы того или иного этносоциума, но и личностные характеристики говорящего субъекта, можно предположить, что митигативные стратегии, направленные на смягчение возможных коммуникативных рисков, характеризуют определенный тип коммуникативной личности, который можно отнести к кооперативному типу ЯЛ в классификации К. Ф. Седова, а именно, к кооперативно-актуализаторскому подтипу. Для ми-тигативной личности, как и для указанного подтипа ЯЛ определяющей является двойная перспектива в коммуникации - и на адресата и на себя. Таким образом, возможность планирования речевого контакта и варьирования языковых средств в коммуникации, с одной стороны, налагает на адресанта определенные ограничения, обусловленные этическими, социальными и пр. нормами коммуникативного взаимодействия, а с другой, позволяет ему проявить свои когнитивнокоммуникативные потенции, реализуя лингвокреативную составляющую ЯЛ. Используя метод дискурсивного анализа, позволяющий установить взаимосвязь речевого выбора субъекта речи с различными параметрами ко(н)ситуации, включая личности коммуникантов, рассмотрим коммуникативное поведение ЯЛ в митига-тивно маркированной коммуникации.
К конвенциональным стратегиям митигативного стиля можно отнести косвенные речевые акты, прежде всего, косвенные директивы, которые являются наиболее изученными на настоящий момент. Косвенные директивы позволяют говорящему сохранить «лицо» при вербализации своей интенции. Обращение к данной митигативной стратегии является зачастую автоматическим и не требует особых коммуникативных усилий ни со стороны адресанта при вербализации своих интенций, ни со стороны адресата при их декодировании, например:
Sicher hast Du Hunger. Ich werde jetzt das Essen richten. Hilfst du mir ein bisschen?
Na ja, erwiderte er, nicht sehr gbcklich, folgte ihr aber doch in die Kbche...18
В этом мини-диалоге жена просит мужа помочь ей приготовить ужин. Моника знает, что Оливеру не понравится её просьба, поэтому использует косвенный директив, смягченный дополнительно деинтенсификатором ein bisschen (немножко). Реакция мужа, не очень обрадованного данной просьбой, но, тем не менее, проследовавшего за ней на кухню, свидетельствует о правильности выбранной Моникой стратегии речевого поведения.
Практически конвенциональным является также использование конъюнктива в функции смягчения директивной интенции, например:
Was wьrdest du antworten, wenn ich dir sagen ^rde, dass ich Lust hдtte, heute Abend vorbeizukommen und das Sternbild zu taufen?..
Ich wu-de antworten: dann stelle ich schon mal mein Teleskop auf den Balkon und ein F^schchen Sekt kalt19.
Смягчение директивной интенции в данном диалоге двух влюбленных достигается использованием сразу нескольких конъюнктивных форм. Успешность выбранной молодым человеком речевой стратегии подтверждается согласием девушки на встречу. Как отмечает Е. В. Милосердова, прагматическое значение конъюнктива в функции смягчения директивной интенции является практически
узуальным и «. отражает такие прагматические характеристики говорящего, как
20
вежливость, тактичность, терпимость к другому мнению, ненавязчивость» .
Однако речевой выбор может определяться, как отмечалось выше, и лингвокреативными возможностями коммуникативной личности, т. к. реальность речевого общения гораздо шире и многогранней любых конвенций и готовых формул речевого поведения. От стандартных, этикетных ситуаций следует отличать ситуации, в которых говорящему предоставляется бульшая свобода в выборе языковых средств для реализации своих интенций. Эти средства, не являясь полностью клишированными и закрепленными за конкретной ситуацией, могут варьироваться в зависимости от прагматических параметров протекания коммуникации и поэтому, с нашей точки зрения, представляют наибольший интерес, т. к. в них реализуется творческий потенциал говорящего, его лингвокреативная компетенция.
К вариативным, ситуативно-обусловленным стратегиям коммуникативного смягчения, репрезентирующим межличностные отношения интерактантов, можно отнести, в частности, стратегию ксеноденотативного использования диминутивных дериватов (термин В. Д. Девкина21), характерную больше для русского языка, чем для немецкого. Данная стратегия, построенная на переносе субъективного, как правило, оценочно характерологического компонента содержательной структуры диминутива с обозначаемого денотата на партнера по коммуникации, отражает коммуникативную интенцию адресанта, направленную на создание определённой атмосферы общения, благоприятной для реализации говорящим его конечной интенции. Как справедливо отмечает Т. Г. Винокур, это своеобразная языковая игра, направленная на смягчение межличностных отношений, на создание «эффекта доброжелательности» и т. п. Речевые действия при этом не только попадают в фокус внимания, но и преобразуются в прагматические поступки, устанавливающие межсубъектные отношения и делающие возможным референцию к
22
ним , например:
- Счас огурчиков вам порежу, капустки... - хлопотала Анисья, сама все нет-нет да глянет на Кондрата.
- Значит, хорошо живешь, тетя Анисья? - опять спросил Пашка. - Здоровьишко как? - Бог милует, Паша.
- Самое главное. Так. ну что, дядя Кондрат?.. Сфотографируем по стаканчику?23
Обращение к диминутивам в данном диалоге реализует фатическую интенцию коммуникантов, направленную на создание доброжелательной атмосферы общения. Все трое собеседников чувствуют определенную напряженность, обусловленную самой ситуацией неожиданного сватовства. Если проследить за дальнейшим развитием диалога, то можно убедиться в эффективности выбранной коммуникантами стратегии, т. к. она, формируя позитивную тональность речевого
контакта, способствует, в конечном итоге, реализации основной интенции Пашки
- сватовства.
Таким образом, исходя из того, что основными характеристиками категории коммуникативного смягчения являются, как указывалось выше, ориентация на кооперативное, бесконфликтное общение, в основе которого лежит создание необходимого баланса интересов, интенций, установок обоих коммуникантов, можно сформулировать следующие основные прескрипции для митигации: антикоф-ликтность, некатегоричность, неимпозитивность24 и глорификация или повышение коммуникативного имиджа интерактантов.
Указанные прескрипции позволяют определить основные характеристики митигативной личности в коммуникации - это, прежде всего, кооперативность, двойная перспектива в общении с приоритетной ориентированностью на адресата, установка на благожелательную тональность коммуникативного контакта, владение стратегиями вежливого и толерантного поведения, как речевого, так и неречевого. Данные характеристики, являясь в целом универсальными для определения доминантных черт митигативной личности, имеют определенную национально-культурную специфику в разных этносоциумах. В силу того, что коммуникативное поведение всегда культурно-маркировано, анализ конкретной реализации доминантных признаков митигативной личности в коммуникации предполагает изучение языкового материала той лингвокультуры, представителем которой является описываемая ЯЛ. Решение данной исследовательской задачи позволит в перспективе детализировать рассматриваемый феномен и установить ценностный, мотивационный, когнитивный и речеповеденческий аспекты русской, немецкой, английской и т. д. митигативной коммуникативной личности.
Примечания
1 См.: Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. -М., 2003. - С. 43.
См.: Борисова, И. Н. Цельность разговорного текста в свете категориальных сопоставлений / И. Н. Борисова // 81уН81;1ка 6. - Оро1е, 1997. - С. 380.
См.: Сухих, С. А. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса / С. А. Сухих, В. В. Зеленская. - Краснодар, 1998. - С. 78.
4 См.: Седов, К. Ф. Дискурс и личность / К. Ф. Седов. - М., 2004. - С. 88.
5 См.: Эрвин-Трипп, С. М. Язык. Тема. Слушатель. Анализ взаимодействия / С. М. Эрвин-Трипп // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. - М., 1975. - С. 345.
6 См.: Милованова, Л. А. Языковая личность : лингводидактические характеристики / Л. А. Милованова // Изв. ВГПУ. Сер. филол. науки № 3 (12). - Волгоград, 2005. - С. 123.
7 См.: Карасик, В. И. Речевое поведение и типы языковых личностей /
В. И. Карасик // Массовая культура на рубеже ХХ-ХХ1 веков : Человек и его дискурс. - М, 2003. - С. 30.
8 См.: Красных, В. «Свой» среди «чужих» : миф или реальность / В. Красных. -М., 2003. - С. 51.
9 Карасик, В. И. Языковой круг : личность, концепты, дискурс / В. И. Карасик. -М., 2004. - С. 22.
10 См.: Стернин, И. А. Толерантность и коммуникация / И. А. Стернин // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности : кол. моногр. -Екатеринбург, 2002. - С. 331-362.
11 См.: Haverkate, H. Impositive sentences in Spanish : theory and description in lin-
guistic pragmatics / H. Haverkate. -Amsterdam, 1979. - Р. 14.
12 См.: Седов, К. Ф. Антология речевых жанров : Повседневная коммуникация /
К. Ф. Седов. - М., 2007. - С. 27.
13 См.: Бюлер, К. Теория языка : репрезентативная функция языка / К. Бюлер. -М., 2000. - С. 34.
14 См.: Тахтарова, С. С. Митигативный стиль коммуникативного поведения /
С. С. Тахтарова // Прагмалингвистика и практика речевого общения. - Ростов н/Д., 2007. - С. 379.
15 См.: Fraser, B. Conversational mitigation / B. Fraser. - Amsterdam, 1980. - P. 341.
16 См.: Caffi, C. Mitigation / C. Caffi. - Amsterdam (u. a.), 2007. - Р. 41.
17 См.: Langner, M. Zur kommunikativen funktion von abschwдchungen : pragma- und soziolinguistische untersuchungen / M. Langner. - Mьnster, 1994. - P. 22.
18 Fischer, M. L. Traum^nzer / M. L. Fischer. - Mьnchen, 2007. - P. 220.
19 Hummel, K. Anrufer unbekannt / K. Hummel. - Hamburg, 2005. - P. 58.
20 Милосердова, Е. В. Семантика и прагматика модальности / Е. В. Милосердова.
- Воронеж, 1991. - С. 126.
21 См.: Девкин, В. Д. Немецкая лексикография / В. Д. Девкин. - М., 2005.
22 См.: Винокур, Т. Г. Говорящий и слушающий : Варианты речевого поведения / Т. Г. Винокур. - М., 2005.
23 Шукшин, В. Собрание сочинений : в 5 т. Т. 3 / В. М. Шукшин. - Екатеринбург, 1992. - С. 33.
24 См. Ларина, Т. В. Этностилистика в её коммуникативном аспекте / Т. В. Ларина // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. - 2007. - Т. 66, № 3. - С. 3-16.
Г. В. Федюнева
О ГРАНИЦАХ МОРФОЛОГИЧЕСКОГО ВАРЬИРОВАНИЯ (на примере местоимений коми языка)
В статье рассматриваются некоторые общетеоретические вопросы формального и функционально-семантического варьирования языковых единиц на морфологическом уровне. Основное внимание уделяется характеристике принципов идентификации грамматических вариантов и установлению пределов их варьирования, которыми признаются кардинальное изменение лексического содержания (омонимия), изменение функционального назначения или коренное изменение грамматического содержания (парадигматические передвижения) и смена фонетического облика (синонимия, супплетивизм).
Ключевые слова: коми язык, омонимия, синонимия, супплетевизм.
Понятие варианта вошло в лингвистические исследования через фонологию, из которой было экстраполировано на другие сферы языка. Сегодня редкое лингвистическое исследование обходится без понятий «вариант» и «инвариант», однако содержание их от этого не становится более определенным. Напротив, чем
