CC BY
0
Остякова-Почежерская Г.А.
КОММУНИКАТИВНАЯ КАТЕГОРИЯ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ КОМПЕТЕНТНОСТИ
Аннотация. Автор исследует творчество А.П. Чехова в плане коммуникативности, рассматривает коммуникативную категорию звука и ее прагматические функции, вербальный и не вербальный дискурс, изучает использование мифа А.П. Чеховым для расширения интерпретационных возможностей произведения. Французский писатель Марсель Эме раскрывает мифологическое существо, внедряя его в повседневную жизнь, расширяя тем самым понятие коммуникативности в вербальном и не вербальном дискурсе.
Ключевые слова. Коммуникативная категория, звук, прагматические функции, интерпретационные возможности, миф.
Ostyakova-Potchesherskaya G.A. COMMUNICATIVE CATEGORY AS COMPONENT OF THE COMPETENCY
Abstract. The author explores the work of A.P. Chekhov in terms of communicativeness, the communicative category of sound and its pragmatic functions, the verbal and the non-verbal discourse, the use of myth by A.P. Chekhov to expand the interpretative possibilities of the work. The French writer Marcel Aimé reveals a mythological creature, introducing it into everyday life, thereby expanding the concept of communicability in the verbal and the non-verbal discourse.
Keywords. Communicative category, sound, pragmatic functions, interpretive capabilities, mythe.
Введение
При изучении понятия коммуникативной компетентности в данной работе изучается такая коммуникативная категория, как звук. А также уделено внимание ее прагматическим функциям. Посредством рассмотрения звука приходит понимание значения действия в пьесе А.П. Чехова. Необходимо отметить коммуникативную категорию звука и ее прагматические функции (намерения, мнения, эмоциональный настрой и пр.), формирующие коммуникативную задачу отражения стиля речевого поведения коммуникантов в произведении А.П. Чехова «Вишневый сад», а также коммуникативную категорию в вербальном и невербальном дискурсе А.П. Чехова и М. Эме. Методический подход к исследованию
Очевидно, что коммуникативные категории играют роль формализаторов речевого поведения и являются способами речевого воплощения и интерпретации установок говорящего, обнаруживаемых «за
ГРНТИ 16.31.02 EDN VTTCFO
© Остякова-Почежерская Г.А., 2024
Галина Алексеевна Остякова-Почежерская - кандидат филологических наук, преподаватель кафедры иностранных языков Военной академии материально-технического обеспечения им. генерала армии А.В. Хрулева. ORCID 0009-0006-6635-0769
Контактные данные для связи с автором:199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, 8 (Russia, St. Petersburg, emb. Makarova, 8). Тел.: 8 921 953 77 07. E-mail: g.ostyakova@ yandex.ru. Статья поступила в редакцию 12.01.2024.
буквальным значением языковых выражений» - просьбы, побуждения, отказа, отрицания, восхищения и пр. [1].
Концепт «звук» может выступать как дополнение коммуникативной категории, поэтому рассмотрим его проявление в рамках такой темы, как праздник. Миф входит в текст посредством аллюзий и благодаря заимствованию сюжетов и образов существует авторская мифология, основывающаяся на мифологии, созданной на протяжении веков. Обращаясь к ней, можно понять чеховскую мифологию. За чеховскими мотивами стоят скорее мифологемы народной культуры, чем просто реалистические детали бытового уровня, как считает Фарыно [2].
Обращение к народной традиции помогает ответить на многие вопросы, задаваемые литературным произведением, прочитать литературный текст в фольклорно-мифологическом «коде», услышать и понять «сообщение», которым, по выражению А.К. Байбурина, является в традиционной культуре любой звук [2].
Результаты исследования
Под влиянием распространенности мифа в сознании русских дворян А.П. Чехов строит произведение, отталкиваясь от мифа, не пересказывая его, используя для расширения интерпретационных возможностей произведения. Чеховский миф обладает способностью порождать новые тексты, подчеркивая ал-люзитивность мифопоэтики, и отсылает к важным природным и культурным константам - к легендам. Звуковые функции в пьесе довольно разнообразны, большей частью они дополняют речевые акты, показывая характеры персонажей, и оказывают музыкальное влияние на душу читателя.
Благодаря использованию звуков А.П. Чехову удается полно раскрыть образы своих персонажей. Внимание к звуковой части мира характерно для литературы конца 19 и начала 20-го века. А.П. Чехов сделал свой важный вклад в развитие звука, его звуки связаны с философской картиной мира, в силу этого пьеса «Вишневый сад» приняла символический и мифологический характер.
У А.П. Чехова можно увидеть влияние мифа, зная содержание самих мифов. Сюжеты Чехова и мифы не имеют один и тот же синхронный план. Мифы, обработанные А.П. Чеховым, являются основой его произведений. Характерной особенностью пьесы «Вишневый сад» является реальность мифа, которая объясняется реальными фактами, событиями. Таким образом, исследовать это чеховское явление невозможно без фактического изучения мифа, в силу того что элементы мифологических структур имеют характерные особенности: полную достоверность событий, мир людей и мир богов всегда связаны законом мифологического симбиоза.
Изучая произведение, мы сопоставляем творчество А.П. Чехова с образными структурами мифов, так называемыми мифологемами или мифическими лейтмотивами. А.П. Чехов не строит произведение по канве мифа, он включает миф в структуру произведения, дополняя ее различными смысловыми оттенками. Мифологизм А.П. Чехова вырастает из повседневной жизни, а не конструируется искусственно. У него нет мистики, а имеется связь с реальностью, причем нет иной реальности, чем та, в которой живут его герои, ее просто не существует.
Наряду с сюжетом пьесы А.П. Чехова мы рассматриваем миф, тесно связанный с персонажами, миф, основанный на звуке, в частности, звуке лопнувшей струны. Звук лопнувшей струны связан с музыкальными звуками: с игрой пастуха, играющего на свирели. Епиходов напевает, играя на мандолине, когда «вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба звук лопнувшей струны, замирающий печальный» [5]. Первое, что должно прийти в голову: у Епиходова лопнула струна. Однако нет. Варианты оказались разными.
Для Раневской услышанный ею звук - крик боли. «Замирающий, печальный» звук, услышанный Раневской, похож на стон, поэтому воспринимается ею, как «трагический сигнал» [2]. Любови Андреевне «неприятно», а у Ани «на глазах слезы». Любовь Андреевна восклицает: «Гриша мой... мой мальчик... Гриша... сын...» Аня вспоминает о Грише: «... утонул в реке брат Гриша, хорошенький, семилетний мальчик» [5].
Звук струны скрывает Гришину смерть. За этим печальным событием последовали роковые события в жизни Раневской. А именно - ее отъезд во Францию. Эта поездка и любовная связь не являются знаком легкомыслия, а единственной возможностью выжить самой, после потери утонувшего сына Гриши. Но что может сравниться с гибелью сына, который всегда в ее сердце? Поэтому она отдает золотой прохожему. Это своего рода жертвоприношение, так как в народе существует мнение, что «покойник
изображается как странник, отправившийся в дальний путь, гость, и в каждом прохожем видят носителя судьбы, требующего одаривания» [3]. Этот прохожий словами «выдь на Волгу, чей стон» невольно попал в самую точку воспоминаний страдающей матери, задумавшейся над происхождением звука, матери, думающей о погибшем сыне, это вызванно загадочным звуком.
Раневская: Это что?
Лопахин: Не знаю. Где-нибудь вдалеке в шахтах сорвалась бадья. Но где-нибудь очень далеко.
Гаев: А может быть, птица какая-нибудь... вроде цапли.
Трофимов: Или филин... [5].
Гаеву мерещится, что кричит цапля. Существует поверье, что цапля - это человек, превращенный в птицу. В птиц, согласно народным представлениям, воплощаются души умерших. То есть Гаев тоже думает об утонувшем Грише, о конце прошлой жизни, но думает с надеждой на перемены. Вспомним его патетические слова, произнесенные непосредственно перед раздавшимся звуком: «О природа, дивная ... ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живешь и разрушаешь». И Петин ответ: «Бы лучше желтого в середину дуплетом» [5]. Дуплет - одновременно охотничий и бильярдный термин. А щелканье клюва цапли похоже на стук сталкивающихся шаров в бильярде, игре, которая, по словам Дж. Стрелера, в пьесе вырастает до игры с жизнью и обстоятельствами [2].
Петя толкует звук как крик филина. Филин в народных представлениях - зловещая птица. У южных славян филин предвещает смерть или болезнь. Филина связывают со смертью маленьких детей [2]. Ребенок, утонувший по недосмотру матери или присланный ею, «не будет знать покоя на том свете и будет вечно кричать как сова или пугач (филин)» [2].
Так что это за звук? Ответа нет. Каждый понимает раздавшийся звук по -своему. Выше перечисленные примеры можно объединить в одно мифологической ассоциативное поле, к которому не относится понимание этого звука Лопахиным. Будучи представителем нового мира, он никоим образом не связывает этот звук с мифологией, полагая, что в шахте упала бадья. Хотя некоторые исследователи считают, что в его словах есть мифологический подтекст, видя в его образе мотивы смерти и разрушения. И на самом деле, он является губителем сада, рассчитывая разделить его на клочки и продать дачникам.
Несмотря на усилия А.П. Чехова смягчить характера Лопахина, в нем сохранились черты, предсказанные фольклорной традицией. В.И. Даль пишет: «Лопастый, род водяного, ... проклятые люди, нетерпеливо ожидающие светопреставления; они тайком проказят». У М. Фасмера лоп - некрещеный младенец, лопань - колодец на болоте, лопарь - неверующий, еретик, лопастый - домовой, нечистая сила. Слово лопать М. Фасмер связывает с криком совы [4].
Но тихое пение и настраивание инструментов сменяется бравурой вернувшегося с торгов Лопахина, нового хозяина жизни: «Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь... Музыка, играй!» [5]. Но музыка, заказанная Ермолаем Лопахиным, не несет ни умиления, ни успокоения Раневской. Вот ремарка А.П. Чехова: Играет музыка. Любовь Андреевна опустилась на стул и горько плачет. Лопахин не успокаивается: «Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я желаю! (С иронией.) Идет новый помещик, владелец вишневого сада!» [там же].
Лопахин - стяжатель, представитель нового мира, приходившего на смену старого, тянувшегося десятилетиями, спокойного и умиротворенного, при котором дворянство могло жить не только спокойно, но и припеваючи за счет труда крепостных. Лопахин, выходец из крестьян, «правит балом», ставит невыгодные условия тем, чьи предки угнетали крестьян. И эти условия в конце концов приведут к разорению семейства, включая и Раневскую, которой будет ничего не стоить истратить в Париже деньги, вырученные от продажи и закончить свою благословенную жизнь в какой-нибудь богадельне, а затем упокоиться в чужой земле.
В чеховской пьесе имение продано, слуга Фирс забыт и оказывается в заколоченном доме. Фирс, сравнивавший звук кипящего самовара с несчастьем:
Фирс. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Гаев. Перед каким несчастьем?
Фирс. Перед волей.
Не услышит больше музыку старый слуга Фирс, не потому что он глуховатый, а так как останется один в заколоченном барском доме. «Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно». Не донесется до него «отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву». Все вышесказанное заложено в чеховском понятии звука. Он как никто другой мог показать смену эпохи в одном только звуке.
И не случайно эта его знаменитая пьеса в репертуаре парижского театра, там, куда всеми мыслями была устремлена Раневская. Ее персонаж, как и другие, предстает перед зрителями как парижского театра, так и театров всего мира, хотя, без сомнения, им многое не понятно, в частности значение звука, в силу незнания русской мифологии, обычаев, основанных на них, раскрывающих самобытность славянских народов. Например, неясно носителям иной культуры что означает последний золотой, отданный Раневской прохожему. Не просто так А.П. Чехов в свое произведение ставит этот фрагмент. Ведь в данном случае золотой отдан на помин души. Едва ли в другой культуре есть этот обычай, так свойственный нам. Мы поминаем своих близких, порой одаривая незнакомых людей, отдаем частицу того, что принадлежит нам. И все это не осталось без внимания великого русского писателя А.П. Чехова.
Для литературы конца 19 века и начала 20 характерно внимание к звуковой стороне мира. А.П. Чехов вносит свой вклад в эти поиски. Звуковые лейтмотивы связаны с мифологией, являются музыкой в прозе, расширяя тем самым значение речевого акта, а, следовательно, и коммуникативной компетентности. Несколько по-другому коммуникативность рассматривается в произведении французского писателя Марселя Эме «Вуивра», хотя его, как и А.П. Чехова, интересует мифология.
Французский писатель Марсель Эме родом из провинции Франш-Конт, расположенной на востоке Франции, где с давних пор из уст в уста передают мифические легенды о вуивре (змее), молодой женщине, бессмертной и вечно юной. В мифологии вуивра - сказочное животное - большая змея с крыльями летучей мыши, которая имеет особенность, когда купается, откладывать на берег драгоценный камень, который она обычно носит на лбу. «Вуивра на языке провинции Франш-Конт означает змею... Миф о вуивре сохранен в воспоминаниях кельтов времен Галлии» [6, перевод автора здесь и далее].
Можно отметить эвфемизм лексемы вуивра, сравнимой с драконом, так как в произведении сохранены ее особенности, заключающиеся в единении огня, земли и воздуха. Вуивра - существо мифологическое, согласно греческой мифологии, у писателя приобретающее фантастические оттенки. Так Вуивра может из змеи превращаться в красивую молодую женщину: «... на тропинке он увидел змею, неожиданно превратившуюся в крепко сложенную, горделиво шагающую женщину. На голове у нее была серебряная корона в форме змейки» [6].
Она и гадюками повелевает, и вмешивается в повседневную жизнь крестьян, не оставаясь равнодушной к прекрасному. Неспроста рубин украшает ее головной убор в виде серебряной змейки. Это предмет вожделений местных обитателей деревушки. Для Вуивры рубин является талисманом, наделяющим девушку-змею знаниями, всеведением и всемогуществом. Это позволяет ей читать мысли, предсказывать погоду, владеть всеми диалектами. Но местное население не интересуют ее предсказания. «Камень преткновения» - именно этот рубин в короне мифического существа. Ведь овладеть камнем означало войти в потусторонний мир и достичь всемогущества. От кражи драгоценного камня Ву-ивру защищает армия гадюк, всегда стоящих на страже этого сокровища и появляющихся словно ниоткуда.
Рубин не дает покоя жителям деревушки. Обеспокоен и мэр: «У нее же миллиарды на голове. Что будет, если кто-то захочет завладеть рубином?» [6] Ему вторит учитель: «Если не шутка то, что этот рубин величиной с пробку от графина, то дело серьезное. И его решение требует немедленного решения». Мэр согласился с учителем: «Здесь есть о чем побеспокоиться... На следующем собрании в мэрии нужно все хорошенько обмозговать». Для облегчения чтения писатель использует эмблематическое описание Вуивры (змеи), поэтому один из персонажей произведения - священник «видел ее обманчивую красоту, ее адски светящиеся, зеленые глаза, и ползущую у ног змею».
В этой истории, столь же реальной, сколь и фантастической, основанной на мифологии, Марсель Эме представляет галерею героев. Возьмем скептически настроенного священника, который, несмотря на свой скептицизм, мечтает о своем реванше, связанном с созданием антиклерикального муниципалитета. Это можно осуществить, завладев рубином. Между главным персонажем произведения Арсением
и рептилией создалось своеобразное магнитное поле. Парализованный Арсений позволяет гипнотизерше пленить себя. Ведь ее взгляд, подобен змеиному: «... зеленые глаза блестели, как белый металл». На исповеди у священника Арсений признался, что в содеянном грехе его бес попутал. И на вопрос священника ответил: «Не знаю откуда она взялась, эта дьяволица».
С первых страниц произведения проявляется двойственный характер Вуивры. Писатель акцентирует наше внимание как на ее женской красоте, так и на мужской. «Она была такого же роста, как крестьянский парень, увидевший ее, даже немного выше» [6]. Автор, знакомя нас с ней, пишет о том, что она и кокетка, и храбрый воин, способный победить в жесточайшей схватке. Но необходимо отметить, что андрогенный облик Вуивры не ограничивается этими простыми фактами. Представляя собой союз противоположностей мужчины и женщины, она является своего рода промежуточным существом, объединяющим человечество и божественность.
В отличие от А.П. Чехова, у М. Эме история, связанная с мифологий, предстает перед нами с фантастической стороны. Дикая Вуивра превращается в элегантно одетую молодую особу, гуляющую по городскому базару, оказавшуюся в кампании с главным героем произведения. Она ничем бы не привлекла внимание, если бы не одно «но». Из ее раскрытой сумочки выглянула гадюка. В результате описания этой сцены автору удалось переместить мифологический акцент на фантастический. В самом начале произведения Вуивра окружена змеями, охраняющими драгоценный камень - рубин, который впоследствии стал камнем преткновения и причиной ажиотажа, связанного с раздором. Змеи, охранницы камня, готовы броситься на каждого, кто вознамерится украсть рубин, стоящий миллиарды.
М. Эме подчеркнул алчность жителей деревушки, а А.П. Чехов - щедрость русского человека в лице Раневской. У А.П. Чехова - конкретная ситуация (продажа поместья). М. Эме развивает мифологические события на фоне крестьянской жизни, представителей власти и религии. Никому нет покоя. Ву-ивра врывается в жизнь сельчан по мановению волшебной палочки, будоража умы, начиная от простых обитателей до мэра и священника. «Священник был настолько перепуган, когда при свете луны он в шаге от себя увидел Вуивру» [6].
М. Эме описывает в мельчайших деталях описывает страх и состояние священника, когда тот «при свете луны в шаге от себя увидел Вуивру, и тут же решил обратиться за помощью к всевышнему» [там же]. Столь быстрое пришедшее ему на ум решение вполне понятно: как ему, всего ближе, как он считал расположенному к богу, не просить о помощи у могущественного небесного создания. И всевышний помог ему, «он оправился, стараясь как можно лучше разглядеть будоражащую все население маленькой деревушки Вуивру, стоящую пред ним. Она предстала как вкопанная, похожая на статую» [там же]. Он, пользуясь случаем, старался как можно лучше разглядеть девушку «в полной ее красоте, кажущейся обманчивой» [там же].
Ладно, что там красота. Это ведь ничто по сравнению «с драгоценным рубином, сиявшим адским огнем» [там же]. «Неожиданно для себя он обрадовался этому видению, словно вдохнувшему в него молодость с ее любовными мгновениями, радующими его сердце и душу, всегда распахнутыми перед приятными чувствами» [там же]. Время шло, настроение священника изменилось, «от любовных воздыханий не осталось и следа. А все потому, что мысль о рубине не давала ему покоя. Ведь, завладев рубином, он мог раздавать милостыню прихожанам» [там же].
Здесь хочется отметить тот факт, что Раневская отдает свой золотой прохожему, а священник намерен распределить деньги, вырученные от кражи рубина, прихожанам, которые не были нищими, работая без устали от зари до зари на своих клочках земли. А прохожий не известно по какой причине покинул родной дом, но, без сомнения, не от хорошей жизни. У нас нет задачи строить предположения. Просто мы констатируем факт: щедрость русской души беспредельна.
Нужно отметить, что не всем жителям деревни кража рубина по душе, даже если порыв был у одного из жителей деревни, молодого парня, который не мог устоять не только перед чарами Вуивры, но и справиться со своим намерением. «Волшебное свечение рубина в диадеме взяло верх. Арсений как будто был околдован им, поэтому не смог устоять от искушения украсть. Взяв серебряную диадему и перекрутив замысловатые сплетения чудного украшения, он засунул ее в карман» [6, перевод автора]. До этого он колебался: ведь богатство его лишит жизненного удовольствия: преодоления трудностей, а ведь борьба с ними будоражила его молодую кровь.
Заключение
Произведения обоих писателей, несмотря на различные подходы, раскрывающие мифологию в нашу эпоху, на примерах современной их жизни, развивают коммуникативность читателей. Коммуникативность, как составляющая коммуникативной компетенции, трактуется как технология, в процессе которой соблюдается связь с художественной формой деятельности, выразительность в использовании не только вербальных средств, но и невербальных.
ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ
1. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Языки русской культуры, 1997.
2. Ларионова М.Ч. Миф, сказка и обряд в русской литературе XIX века. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета, 2011. 253 с.
3. Славянская мифология: энцикл. слов.: А-Я / Рос. акад. наук, Ин-т славяноведения. М. : Междунар. отношения, 2002. 509 с.
4. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: Терра-книжный клуб, 2008.
5. ЧеховА.П. Вишневый сад (сборник). М.: АСТ, 2021. 413 с.
6. Aimé M. La vouivre. Paris: Gallimard, 1972. 251 p.
