CC BY
130
Гусейнов Нариман Алинисебович
соискатель кафедры уголовного процесса и криминалистики Дагестанского государственного университета (e-mail: GNA999@mail.ru)
Коллизии процесса доказывания в стадии возбуждения уголовного дела и допустимость его результатов применительно к сокращенной форме дознания
Статья посвящена дискуссионным для российской уголовно-процессуальной доктрины и коллизионным для следственной практики проблемам процесса доказывания в стадии возбуждения уголовного дела и допустимости его результатов применительно к сокращенной форме дознания. Особое внимание уделено особенностям получения образцов для сравнительного исследования в рамках доследственной проверки, производства в стадии возбуждения уголовного дела экспертиз, истребования от заинтересованных лиц и организаций документов и (или) предметов и их изъятия.
Ключевые слова: досудебное производство, стадия возбуждения уголовного дела, дознание, предварительное расследование, процесс доказывания, доказательства.
N.A. Guseinov, Competitor of the Chair of Criminal Procedure and Criminalistics of the Dagestan State University; e-mail: GNA999@mail.ru
Conflicts of evidence at the stage of a criminal case and the admissibility of its results in respect an abbreviated form of inquiry
The article is devoted to a discussion of the Russian criminal procedure doctrine and practice of conflict of laws for the investigation of problems of evidence at the stage of a criminal case and the admissibility of the results with respect to the abbreviated form of the inquiry. Particular attention is paid to the peculiarities of obtaining samples for comparative research under investigation verification, examinations production at stage of initiation of criminal case, reclaim from the interested persons and organizations documents and (or) objects and their removal.
Key words: prejudicial proceedings, stage of initiation of criminal case, inquiry, preliminary investigation, process of proving, proofs.
Сущность и содержание деятельности, реализуемой в стадии возбуждения уголовного дела, ее предмет и пределы, легитимные средства осуществления не должны являться предметом анализа применительно к оптимальности той или иной формы дознания. Во-первых, в силу того, что, являясь самостоятельной стадией уголовного судопроизводства России и объективируясь в полноценную процессуальную форму, стадия возбуждения уголовного дела a priori не является тем или иным видом дознания; нам, во всяком случае, не известны подобные суждения в российской уголовно-процессуальной доктрине. Во-вторых, эта же деятельность (по меньшей мере, нормативно) не объективирует себя в качестве самостоятельной формы предварительного расследования,реализуется еще
до инициации последнего. В связи с этим как бы нет оснований для обращения к познанию нормативной регламентации или сути и содержания указанной деятельности, установлению ее возможной причинно-следственной связи с той или иной формой (видом) дознания. Однако ошибочность этого вывода достаточно легко проявляет себя как при анализе телеологической связи деятельности, реализуемой в стадии возбуждения уголовного дела, и возбужденного на ее основе того или иного вида дознания, так и при более скрупулезном анализе реальных причинно-следственных связей указанных процессуальных этапов.
В итоге, полагаем, можно определить реальный базис, телеологически связывающий предмет, пределы и результаты деятельности в стадии возбуждения уголовного дела и ана-
82
логичной по сути деятельности, составляющей предмет, сущность и содержание того или иного вида дознания. Основу данного базиса составляет следующая система (конвенционно признаваемых нами) констант:
деятельность в стадии возбуждения уголовного дела и деятельность в рамках реализации тогоили иного вида дознания является уголовно-процессуальной по сути; реализующейся (преимущественно) в уголовно-процессуальных отношениях;
сущность и содержание указанной деятельности составляет уголовно-процессуальное доказывание, имеющее свой предмет, пределы, непосредственные процессуальные задачи [1; 2; 3, с. 23-54];
итоговые (фактические) результаты каждого из видов исследуемой деятельности должны быть восприняты в качестве доказательств, призванных, в том числе, к разрешению основного вопроса уголовного дела (ряд авторов и после введения в действие новаций от 4 марта 2013 г., вступая в противоречие с волей законодателя, не признает ни полноценного доказывания в указанной стадии, ни легитимных доказательств как итоговых его результатов [см., например: 4]);
очевидно и телеологическое единство сути и содержания исследуемой деятельности, призванной в итоге к достижению социально-нормативных задач, определенных ст. 2 Конституции РФ и ст. 6 УПК РФ;
весомым доводом необходимости обращения к анализу деятельности в стадии возбуждения уголовного дела служат также новации, введенные в уголовное судопроизводство Федеральным законом от 4 марта 2013 г. № 23-Ф3, весьма неоднозначно воспринятые как российской уголовно-процессуальной доктриной, так и практическими деятелями указанной стадии. Речь, прежде всего, о нормативных новеллах, позволяющих не дублировать в ходе предварительного расследования результаты отдельных познавательных действий, реализованных по правилам ч. 1 ст. 144 УПК РФ, а принимать их непосредственно в качестве доказательств (для предмета и целей исследования методологическое значение имеют, прежде всего, те положения закона, которые дают право дознавателю (при сокращенной форме дознания; гл. 32.1 УПК РФ) не дублировать ряд процессуальных познавательных действий, а использовать их итоги непосредственно в качестве доказательств (см.: ч. 2 ст. 226.5 УПК РФ) [5]).
В итоге оптимальность, познавательные средства и итоговые результаты того или иного
вида дознания a priori не могут быть правильно поняты и оценены вне аналогичной, по сути, оценки деятельности по доказыванию, реализуемой в стадии возбуждения дела. Тем более что практика уголовного судопроизводства России явно модифицировала нормативное назначение и практическое содержание деятельности, реализуемой в указанной стадии, пытаясь ее посредством решать те непосредственные задачи, которые имманентно присущи в целом предварительному расследованию (тезисы о том, что на практике деятельность в стадии возбуждения уголовного дела, по сути, решает задачи предварительного расследования, обсуждались в российской уголовно-процессуальной доктрине практически еще полвека назад [см.: 6, с. 8-9]).
Известно, что порядок и средства проверки повода к возбуждению уголовного дела в настоящее время регламентируются в соответствии с новациями, внесенными в УПК РФ Федеральным законом № 23-Ф3. При этом содержательно перечень способов проверки значительно расширен. В соответствии с ч. 1 ст. 144 УПК РФ данными средствами, в частности, являются:
получение объяснений; получение образцов для сравнительного исследования;
истребование от заинтересованных лиц и организаций документов и (или) предметов; изъятие их в порядке, установленном действующим уголовно-процессуальным законом;
назначение судебной экспертизы и получение заключения эксперта;
производство осмотра места происшествия, документов, предметов, трупов; освидетельствование;
требование производства документальных проверок и ревизий;
исследование документов, предметов, трупов с привлечением к участию в этих действиях специалистов.
По идее, определился законодатель и в фактических результатах легитимного осуществления указанных познавательных средств. Как для процесса доказывания, так и для его итоговых целей принципиальным является указание закона, во-первых, на доказательное значение всех сведений, полученных в ходе проверки сообщения о преступлении (ст. 144 УПК РФ). Во-вторых, (потенциальное) признание возможности их прямого и непосредственного исследования в суде первой инстанции; по факту -для обоснования итогового судебного акта. Обратимся в связи с этим непосредственно к
83
анализу некоторых предоставленных познавательных средств стадии возбуждения дела.
Признание как легального фактического процессуального статуса за лицами, участвующими в ходе доследственной проверки, по сути, в качестве свидетелей, потерпевших, подозреваемых, позволяет «снять» проблемы легитимности полученных данных при производстве ряда познавательных действий, реализуемых в соответствии с новациями ст. 144 УПК РФ.
К примеру, В.И. Зажицкий, оценивая возможность получения образцов для сравнительного исследования в рамках доследственной проверки, по сути, отрицает последнее, указывая на то, «...что в стадии возбуждения уголовного дела нет, и не может быть участников уголовного процесса, у которых можно было бы получить образцы для сравнительного исследования» [4]. Он же пишет о том, что непосредственно в законе не указано, кем, для каких целей и в каком порядке должно быть осуществлено данное познавательное действие в стадии возбуждения уголовного дела [4, c. 28].
Возразим уважаемому исследователю. Во-первых, непосредственно нормы ч. 1 ст. 202 УПК РФ указывают на то, что искомые образцы могут быть получены не только от подозреваемого, свидетеля, потерпевшего, но и (в порядке ч. 1 ст. 144 УПК РФ) от «.иных физических лиц и представителей юридических лиц». Применение аналогии закона и признание легального фактического статуса лиц, к которым адресовано требование о получении искомых образцов в ходе доследственной проверки, на наш взгляд, вполне легитимизирует как указанных «.иных лиц», так и необходимость обращения к их определенному процессуальному статусу. По идее, указаны в ч. 1 ст. 202 УПК РФ и легитимные цели получения отмеченных образцов. Как в нормах ч. 1 ст. 202 УПК РФ, так и в ч. 1 ст. 144 УПК РФ строго определены упра-вомоченные субъекты осуществления исследуемых познавательных действий (субъекты доказывания), в силу чего мы не можем признать явной пробельности закона и в этом вопросе. В основных своих составляющих в нормах ст. 202 УПК РФ определена надлежащая процессуальная форма получения указанных образцов. При этом порядок последней, безусловно, является императивом и для стадии возбуждения уголовного дела. Не согласимся и с тем, что результат исследуемого следственного действия a priori не может быть средством для установления основания к возбуждению уголовного дела; свидетельством тому изученные нами материалы доследственных прове-
рок. Обсуждаемые проблемы осуществления и результата указанного следственного действия, как представляется, скорее, относятся к сфере правосознания и внутреннего убеждения субъектов доказывания, чем имеют место в реальности.
Не меньшие сомнения высказаны относительно возможности производства в стадии возбуждения уголовного дела экспертиз. При этом оптимальность законодательной воли ставится под сомнение, как минимум, системой следующих возражений.
Во-первых, по сути, «традиционно» указывается на то, что в стадии возбуждения уголовного дела (ввиду отсутствия надлежащих субъектов) не могут быть обеспечены гарантии, установленные ст. 198 УПК РФ. Последнее, в свою очередь, (якобы) ставит под сомнение как легитимность, так и доказательственное значение итогового заключения эксперта [7, c. 40-41; 4]. Возразим, поскольку, как отмечалось, при реализации (по правилам ст. 144 УПК РФ) необходимых познавательных средств следует исходить из фактического, а не формального процессуального статуса заинтересованных лиц. Поэтому вряд ли может быть признано нарушением закона системное применение норм ст. 198 УПК РФ к порядку назначения экспертизы в стадии возбуждения дела (анализируя нормы ст. 144 УПК РФ (в их действующей редакции), ряд авторов прямо указывает на необходимость разъяснения/обеспечения указанных прав при назначении экспертизы [см., например: 8]). Укажем и то, что в настоящее время судебная практика вовсе не склонна считать невыполнение требований ст. 198 УПК РФ непреодолимым нарушением закона, a priori формирующим нелигитимность полученных данных. Свидетельством тому и анализ окончательных актов суда, по сути которых исследуемое нарушение оценивается, в том числе, в контексте возможных ходатайств сторон, призванных к обеспечению (восстановлению) нарушенных прав [9, c. 14];
Во-вторых, справедливо указывается на то, что производство отдельных (видов) экспертиз в принципе невозможно в стадии возбуждения уголовного дела и не вызывается непосредственными процессуальными задачами указанной стадии [10]; кроме того, их производство не всегда обеспечено императивными процессуальными сроками стадии [11].
В-третьих, надуманным и не отвечающим общей воле закона и реальным потребностям процесса доказывания резюмируется положение ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ, согласно которому
84
при наличии в материалах проверки заключения эксперта, полученного в порядке ч. 1 ст. 144 УПК РФ, и последующего ходатайства сторон о производстве еще одной экспертизы по тому же предмету и тем же вопросам названное ходатайство подлежит обязательному удовлетворению. Как отмечает большинство исследователей, при подобной редакции нормы налицо коллизия норм п. 6 ч. 2 ст. 38, ст. 122 и ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ, неоправданно ограничивающая процессуальную самостоятельность публичных процессуальных органов в вопросе об оценке и разрешении заявленных ходатайств сторон по внутреннему убеждению [12]. По сути, следователю и дознавателю навязывается единственно возможный вариант разрешения указанного ходатайства вне зависимости от наличия действительных оснований к повторному назначению указанной экспертизы, внутреннего убеждения следователя/ дознавателя о реальной его обоснованности, вне общей оценки системы доказательств по делу. При этом законодатель субъективно игнорирует как нормативные положения принципа свободной оценки доказательств (ст. 17 УПК РФ), так и всю систему возможных негативных последствий императивного удовлетворения указанного ходатайства, в том числе нарушение требований процессуальной экономии, игнорирование разумных сроков расследования, неоправданное «расходование» усилий и средств экспертных подразделений.
Представляется, что указанное положение дел в принципе не соответствует как системе принципов уголовного судопроизводства России, так и общему его назначению. Фундаментальное требование о равенстве оценки юридической силы доказательств по делу (ч. 2 ст. 17 УПК РФ) и потребность в обеспечении единых гарантий для реализации процесса доказывания требуют приведения норм ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ в соответствие общей воле и духу закона. В силу чего второе предложение ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ, на наш взгляд, должно быть изложено в следующей редакции: «Если после возбуждения уголовного дела стороной защиты или потерпевшим (его представителем) заявлено обоснованное ходатайство о производстве дополнительной либо повторной судебной экспертизы по тому же предмету или тем же вопросам, оно подлежит удовлетворению лишь при наличии действительных оснований к производству указанной экспертизы, предусмотренных статьей 207 настоящего Кодекса. При отсутствии реальной возможности к назначению и производству повторной или
дополнительной экспертизы имеющееся заключение эксперта оценивается судом, следователем, дознавателем в соответствии с требованиями статьи 17 настоящего Кодекса».
Ряд исследователей указывает и на то обстоятельство, что нормами ст. 144 УПК РФ в принципе не определен процессуальный порядок, во-первых, истребования от заинтересованных лиц и организаций документов и (или) предметов [13]; во-вторых, их изъятия в порядке, установленном действующим уголовно-процессуальным законом. Прежде всего, наблюдается полярность суждений и взглядов относительно того, в форме какого властного акта субъекта доказывания должно осуществляться указанное истребование (постановление, запрос, письмо-отношение); насколько указанный акт является обязательным для адресатов (физических лиц или организаций); предусмотрены ли реальные меры ответственности и принуждения за субъективное неисполнение данного акта [6, с. 79].
При отсутствии к тому необходимых предписаний закона доктрина и практика являют возможные варианты разрешения данной коллизии. А.Н. Халиков, к примеру, отстаивает тезис о том, что для реализации исследуемого истребования вполне достаточно надлежащего запроса. При этом в силу норм ч. 4 ст. 21 УПК РФ запрос является обязательным для организаций и лиц, которым он адресован [8, с. 5457]. О том, предусмотрены ли реальные меры ответственности за игнорирование внесенного запроса, что это за меры, названный автор, отметим, скромно умалчивает. Между тем, нормы УПК РФ не предусматривают какой-либо ответственности за нарушение предписаний ч. 4 ст. 21 УПК РФ, в силу чего останется надеяться либо на наработанный авторитет территориальных следственных органов, либо на высокое правосознание адресатов указанных требований. Вызывают сомнения и все более нарабатываемые практикой попытки решать этот вопрос при помощи тех или иных мер административного кодекса, как это имеет место в ряде регионов Российской Федерации [14], поскольку данные меры не могут быть признаны обоснованными, т.к. основываются на административном ресурсе, а не на соблюдении буквы закона.
Не менее радикален А.Н. Халиков в вопросе об изъятии в ходе доследственной проверки необходимых предметов и документов от заинтересованных (физических или юридических) лиц. Как пишет указанный автор, поскольку непосредственно в уголовно-процессуальном
85
законе нет какого-либо указания на поисковый характер отмеченного изъятия, то речь идет о правилах, аналогичных производству выемки, которые изложены в ст. 183 УПК РФ [8]. Дальнейшие рассуждения данного автора о необходимости привлечения к указанной выемке понятых, специалистов или об использовании необходимых научно-технических средств конвенционально оставим без комментария, равно как рассуждения о квалифицированных видах указанной выемки, требующих в качестве основания решения суда. На наш взгляд, ни нормы ч. 1 ст. 144 УПК РФ, ни общая воля новаций от 4 марта 2013 г. не дают оснований для суждений о том, что в рамках доследственной проверки возможно производство как выемки (ст. 183 УПК РФ), так и квазипроцессуальных ее аналогов (см., например, Закон «О полиции»). На последнее прямо указывает воля закона, согласно которой исследуемое изъятие производится строго «...в порядке, установленном уголовно-процессуальным законом». Соответственно, единственно допустимым изъятием будет приобщение к материалам проверки тех предметов и документов, которые (без процессуального принуждения!) выявлены при производстве легальных следственных действий, указанных в ч. 1 ст. 144 УПК РФ, имеют значение для дела и нуждаются в дальнейшем исследовании. Иная трактовка законодательной воли, во-первых, фактически нивелирует запреты на применение принуждения в стадии возбуждения уголовного дела; во-вторых, объективирует неформальное предварительное расследование.
1. Арсеньев В.Д. Доказывание фактических обстоятельств в отдельных стадиях советского уголовного процесса // Тр. Иркутск. гос. ун-та. Иркутск, 1969. Т. 45. Вып. 8, ч. 4. С. 3-19.
2. Кузнецов Н.П. Доказывание в стадии возбуждения уголовного дела. Воронеж, 1983.
3. Быков В.М., Березина Л. В. Доказывание в стадии возбуждения уголовного дела по УПК РФ. Казань, 2006.
4. Зажицкий В. И. Дополнения к ст. 144 Уголовно-процессуального кодекса РФ: плюсы и минусы // Рос. юстиция. 2013. № 11. С. 28-31.
5. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2013. № 9. Ст. 895.
Серьезной коллизией процесса проверки явилось также указание закона на возможность исследования документов, предметов, трупов с привлечением к участию в этих действиях необходимых специалистов. Суть коллизии видится в том, что в соответствии с буквальной волей закона в редакции от 4 марта 2013 г. специалист привлекается должностными лицами, осуществляющими проверку (ст. 144 УПК РФ), именно для производства необходимых исследований (предметов, документов, трупов). В то же время как российская уголовно-процессуальная доктрина [15; 16], так и непосредственно Пленум Верховного Суда РФ [17] практически однозначны в вопросе о том, что коренным отличием заключения эксперта от заключения специалиста является отсутствие со стороны последнего каких-либо исследований. Выводы, изложенные в заключении специалиста, как резюмируется, являются лишь объективацией его компетентности и здравых суждений относительно свойств того или иного объекта, но никак не специальных исследований.
Между тем, считаем очевидным, что в данном вопросе Пленум несколько вышел за пределы предоставленных ему полномочий, искусственно подменяя волю закона субъективным ее пониманием. Объективное свидетельство тому - прямое указание законодательной воли от 4 марта 2013 г. не только о допустимости рассматриваемых нами исследований, но и их доказательственном значении для текущего процесса доказывания. Соответственно, каждый из этих моментов должен быть принят во внимание и объективно оценен при обращении к указанным фактическим данным в рамках той или иной формы дознания.
1. Arsenyev V.D. Proof of the actual circumstances in separate stages of the Soviet criminal trial // Works of Irkutsk state university. Irkutsk, 1969. Vol. 45. Iss. 8, pt. 4. P. 3-19.
2. Kuznetsov N.P. Proof in a stage of initiation of legal proceedings. Voronezh, 1983.
3. Bykov V.M., Berezina L.V. Proof in a stage of initiation of legal proceedings according to the Criminal procedure code of the Russian Federation. Kazan, 2006.
4. Zazhitsky V.I. Additions to art. 144 of the Criminal procedure code of the Russian Federation: pluses and minuses //Russian justice. 2013. № 11. P. 28-31.
5. About modification of articles 62 and 303 of the Criminal code of the Russian Federation and the Criminal procedure code of the Russian Federation: fed. law d.d. March 4, 2013 № 23-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2013. № 9. Art. 895.
86
6. Степанов В. В. Предварительная проверка первичных материалов о преступлении. Саратов, 1972.
7. Махмутов М. Назначение исследований в стадии возбуждения уголовного дела // Законность. 2010. № 10.
8. Халиков А.Н. Собирание доказательств в ходе проверки сообщения о преступлении // Законность. 2013. № 12. С. 54-57.
9. Апелляционное определение Верховного Суда РФ от 16 июня 2015 г. по делу № 1-АПУ15-13. Цит. по: Дайджест практики Верховного суда РФ по уголовным делам // Уголовный процесс. 2015. № 8.
10. Шишков С.Н. Возможно ли производство судебно-психиатрической экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела?//Законность. 2013. № 10. С. 37-42.
11. Петров А. В. Пределы проверки сообщения о преступлении и процессуальные способы ее осуществления // Законность. 2012. № 5. С. 22-24.
12. Гришина Е.П. Возбуждение уголовного дела: модель обновленная, проблемы прежние //Рос. юстиция. 2014. № 410. С. 37-40.
13. Быков В.М. Новый закон о порядке рассмотрения следователем и дознавателем сообщения о преступлении // Рос. юстиция. 2013. № 5. С. 24-30.
14. Ержепалиев Д. Полномочия прокурора в стадии предварительного расследования // Уголовное право. 2015. № 1. С. 125-128.
15. Быков В. Заключение специалиста // Законность. 2004. № 9. С. 21-24.
16. Быков В.М. Заключение и показания специалиста как новые виды доказательств // Право и политика. 2006. № 3. С. 131-136.
17. О судебной экспертизе по уголовным делам: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 дек. 2010 г. № 28 // Рос. газ. 2010. 30 дек.
6. Stepanov V. V. Preliminary check of primary materials about a crime. Saratov, 1972.
7. Makhmutov M. Purpose of researches in a stage of initiation of legal proceedings // Legality. 2010. № 10.
8. Halikov A.N. Collecting of proofs during verification of the message on a crime // Legality. 2013. № 12. P. 54-57.
9. Appeal determination of the Supreme Court of the Russian Federation d.d. June 16, 2015 in the case of № 1-APU15-13. Op. cit.: The digest of practice of the Supreme Court of the Russian Federation on criminal cases // Criminal trial. 2015. № 8.
10. Shishkov S.N. Whether production of forensic-psychiatric examination in a stage of initiation of legal proceedings is possible? // Legality. 2013. № 10. P. 37-42.
11. Petrov A.V. Limits of verification of the message on a crime and procedural ways of her implementation // Legality. 2012. № 5. P. 22-24.
12. Grishina E.P. Initiation of legal proceedings: the model updated, problems former // Russian justice. 2014. № 410. P. 37-40.
13. Bykov V.M. New law on an order of consideration by the investigator and investigator of the message on a crime // Russian justice. 2013. № 5. P. 24-30.
14. Erzhepaliyev D. Powers of the prosecutor in a stage of preliminary investigation // Criminal law. 2015. № 1. P. 125-128.
15. Bykov V. Conclusion of the expert // Legality. 2004. № 9. P. 21-24.
16. Bykov V.M. Conclusion and testimonies of the expert as new types of proofs // Law and policy. 2006. № 3. P. 131-136.
17. About judicial examination on criminal cases: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation d.d. Dec. 21, 2010 № 28 //Rus. newsp. 2010. Dec. 30.
87
