23ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
ББК 63.3(2)531-283.2+74.03(2)5-41
К. Е. Балдин
КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ ЗЕМСКОГО УЧИТЕЛЯ НА РУБЕЖЕ XIX—XX ВЕКОВ (На примере Владимирской и Костромской губерний)
Трудно переоценить значение «Великих реформ», которые были проведены при Александре II и способствовали модерниза-ционному рывку, происходившему в России в пореформенную эпоху. Среди них особое место занимает земская реформа — «Положение» о губернских и уездных органах местного самоуправления, принятое в 1864 г. Значение этого преобразования состоит не только в том, что были созданы эффективные управленческие структуры, но и в том, что к их деятельности были привлечены широкие круги местной общественности. Важность реформы состояла также в том, что она способствовала разрушению отжившей свой век сословной системы, земские собрания являлись бессословными структурами, в которых рядом друг с другом заседали гласные, представлявшие дворян, купечество, мещан и крестьян.
В линейке типичных земских губерний присутствовали Владимирская и Костромская. В то же время эти административные
© Балдин К. Е., 2016
Балдин Кирилл Евгеньевич — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Ивановского государственного университета. kebaldin@mail.ru
«субъекты» выделялись среди многих других высоким уровнем своего промышленного развития, ведущее положение в них занимала текстильная отрасль. Это стало одной из причин того, что земства двух рассматриваемых губерний были по большей части «богатыми», т. к. они имели возможность собирать налоги не только с земли, но и с многочисленных торгово-промышленных заведений. Недюжинные материальные возможности этих земств позволяли им тратить на различные социокультурные и экономические проекты немалые средства.
Деятельность земств Владимирской и Костромской губерний в последнее десятилетие привлекала внимание исследователей, которые работали как в крупнорегиональных масштабах, так и на материалах отдельных уездов. Объектами их внимания становилась земская медицина1, хозяйственная деятельность органов местного самоуправления2, а также просо-пографическая тематика3.
Лучше всего в последнее десятилетие освещена деятельность губернских и уездных земств рассматриваемых губерний в сфере народного образования. В первую очередь это касается развития начальных школ. Авторами статей по этой тематике стали Ж. А. Подольская4, С. Ю. и Ю. Ю. Иерусалимские5, а также К. Е. Балдин6. В исследовательское поле в последнее время попали и земские библиотеки, деятельность которых до этого была почти не исследована7. В то же время можно констатировать, что ученые, занимавшиеся историей земской школы в регионе, не уделяли специального внимания земскому учительству.
Хотя развитие народного образования не входило в список обязательных функций земства, но со временем органы местного самоуправления стали воспринимать его наряду с медициной в качестве важнейшего поприща земской деятельности. Траты на строительство школ, снабжение их мебелью, учебниками, наглядными пособиями и канцелярскими товарами стояли обычно на первом или втором местах в расходной части местных бюджетов наряду с расходами на медицинское обслуживание населения. В своеобразном земском лексиконе появилось понятие «третий элемент». Первым из них считались властные правительственные структуры, вторым — выборные земские гласные, а третьим — наемные земские служащие, т. е. врачи, фельдшеры, учителя,
агрономы, статистики и др. На протяжении всего рассматриваемого периода происходило складывание самого многочисленного профессионального отряда земской интеллигенции — педагогических кадров начальной школы. В данной статье речь пойдет лишь о численности и составе педагогической корпорации; такие проблемы, как профессиональная подготовка педагогов и их материальное положение, заслуживают специального внимания и особых публикаций.
В 1860—70-х гг. подавляющее большинство учителей, как и в первой половине этого столетия, составляли представители духовенства, причем не только священники, но и диаконы, и даже причетники. По данным за 1872 г., в Суздальском уезде числились всего два педагога-мирянина8.
В 1880-х гг. происходят важные кадровые изменения, с каждым годом всё больше педагогов-мирян приходят работать в земские школы. В местном журнале «Вестник Владимирского губернского земства» даже было высказано более чем экзотическое, весьма спорное предположение о том, что это происходит оттого, что в России наблюдается якобы «избыток образованных людей»9. В Меленковском уезде в 1894 г. трудились четыре десятка учителей и столько же законоучителей. В то же время здесь насчитывалось всего несколько врачей и около десятка лиц младшего медицинского персонала. Сравнительно небольшим по численности был и аппарат земской управы: четверо ее членов, бухгалтер, его помощник, страховой агент, два заведующих отделами, архивариус, регистратор и два писца — всего 13 человек10.
По Владимирской губернии за 1880—90-е гг. численность учителей возросла почти в четыре раза. В 1878 г. здесь в различных типах начальных школ работали 383 педагога, в 1888 г. — 591 чел., в 1901 г. — 1467 чел. Аналогичные сквозные данные по Костромской губернии имеются за пятьдесят лет. В 1863—1872 гг. здесь в среднем за десятилетие в начальных школах насчитывалось всего-навсего 98 учителей, в 1873—1882 гг. — 207, в 1883— 1892 гг. — 344, в 1893—1902 гг. — 534, в 1903—1912 гг. — 1091 чел.11 Как наглядно свидетельствуют эти цифры, численность педагогов в начальной школе росла особенно быстрыми темпами в начале ХХ в., когда началась реализация проекта П. А. Столыпина по введению всеобщего начального образования.
Уже в конце XIX столетия в земской школе сложился особый тип учителя-энтузиаста, воспитанного на идеях Пирогова, Ушинского, Вахтерова и других замечательных отечественных пе-дагогов12. Таких подвижников, которые сеяли «разумное, доброе, вечное» среди многих поколений учеников, во Владимирской и Костромской губерниях было немало. Дети, в свою очередь, платили им уважением и любовью. Земским учителям удалось вывести в люди многих способных и более того — талантливых самородков из народной среды. Уроженец Муромского уезда академик Иван Михайлович Губкин, основатель отечественной нефтяной геологии, с огромным уважением и любовью вспоминал своего первого учителя — Н. Ф. Сперанского, который заразил его страстью к знаниям. Впоследствии Губкин вспоминал: «Уже одно то, что мы... попали в сельскую школу, казалось нам неизъяснимым блаженством»13.
Немаловажное значение для характеристики состава учителей имеет такой показатель, как стаж их профессиональной деятельности. Последний во многом определял уровень квалификации учителя и соответственно — качество его работы. Наиболее ранние репрезентативные данные об этом имеются по 1890-м гг. В 1897 г. в Юрьевском уезде максимальный стаж составлял у одного из учителей 23 года, здесь же работали земские педагоги со стажем от 15 до 20 лет. Число опытных учителей старшего и среднего возраста постепенно росло; это были люди, которые пришли в земскую школу еще в 1880—90-х гг. и продолжали трудиться на ниве просвещения в начале ХХ в. В 1903 г. в суздальском земстве служили 10 педагогов со стажем более 25 лет, 3 — от 20 до 25 лет, 4 — от 15 до 20 лет, 4 — от 10 до 15 лет и 11 — от 5 до 10 лет14.
В начале ХХ в., когда в рассматриваемых губерниях были построены сотни новых школ, в них пришли из гимназий и семинарий сотни совсем юных учителей. В 1903 г. в суздальском земстве из 63 земских педагогов 31 человек проработал в школе менее пяти лет, в шуйском земстве в 1914 г. стаж менее пяти лет имели 47 % педагогов, 16 % работали в школе от 5 до 10 лет, 18 % — от 10 до 20 лет, 12 % — от 20 до 30 лет и только 7 % — более трех десятков лет15.
Большинство педагогов оставались верны избранной ими жизненной траектории на протяжении всей своей профессиональной карьеры. Определенная текучесть кадров наблюдалась только среди учительниц — недавних выпускниц гимназий, они чаще других покидали педагогическое поприще, разочаровавшись в нем. «Наиболее устойчивыми учителями и учительницами, — говорилось в отчете о начальных школах Юрьевецкого уезда за 1907 год, — являются лица, окончившие курс в мужских и женских учительских семинариях»16.
Другой важной качественной характеристикой учителей является их социальная и сословная принадлежность. Как уже отмечалось выше, в 1860—70-х гг. подавляющее большинство педагогов в земской школе составляли священнослужители (священники, диаконы) и церковнослужители (псаломщики, дьячки), которые сплошь и рядом являлись как законоучителями, так и преподавателями общеобразовательных дисциплин. С 1880-х гг. начинаются изменения в сословном составе учителей. Известный русский педагог В. П. Вахтеров в «Журнале Министерства народного просвещения» отмечал знаменательную для своего времени тенденцию — увеличение числа педагогов, являвшихся выходцами из крестьянской среды. Он считал, что именно такие наставники, максимально близкие к народу, нужны для успешного образования и воспитания крестьянских детей17.
Правда, такие положительные изменения не были однозначными, и это можно проследить на примере Костромской губернии. Среди учителей-мужчин в 1899 г. больше всего было представителей именно крестьянского сословия — 29,9 %, духовенства и их детей — 28,3 %, мещан — 19,8 %, дворян — только 4,3 %. Сословный состав учительниц выглядел по-иному. Здесь принадлежавших к крестьянству было только 5,7 %, дочерей духовных лиц — 24,8 %, выходцев из семей чиновников — 22,2 %, дворянок — 20 %18.
С годами изменился и половой состав земских педагогов. Первоначально женщин среди них почти не было. В суздальском земстве в 1870-х гг. работали тридцать учителей и всего три учительницы. В 1880-х гг. женщин здесь становится больше, но по данным за 1886/87 учебный год представители сильного пола в земских школах пока преобладали19. Аналогичное положение
наблюдалось и в целом по стране. В 1880 г. в сельских школах европейской части России насчитывалось всего 4878 учительниц — только 20 % от общего числа педагогов20.
На рубеже XIX и XX столетий в земские школы приходят работать сотни (движимых энтузиазмом) юных девушек — выпускниц женских гимназий, что существенно изменило гендерную ситуацию в педагогической среде. Об этом наглядно свидетельствуют обобщающие данные за 1898 г. по Костромской губернии: здесь на 160 учителей приходилось 317 учительниц, таким образом, женщины составляли около двух третей от общего числа земских наставников. В Юрьевском уезде в 1897 г. в земских школах трудились 33 женщины и 14 мужчин. В 1902 г. здесь же насчитывалось всего лишь 6 учителей и 41 учительница, за пять лет число мужчин в этой профессии сократилось вдвое21.
В целом по Владимирской губернии в 1883 г. среди земских учителей мужчин было 74 %, в 1894 г. — 57 %, в 1898 г. — 44 %, в 1905 г. — 33 %, в 1910 г. — только 28 %22.
Накануне революции 1917 г. феминизация педагогической профессии продолжалась, в том числе и вследствие внешних обстоятельств. В Костромской губернии к 1914 г. женщины составляли 80 % педагогов начальной школы. С началом Первой мировой войны в связи с уходом на фронт части учителей-мужчин доля последних уменьшилась в Костромской губернии с одной пятой до одной шестой23.
Состав учителей по их семейному положению имел свои отличительные особенности. По данным за 1913 г., в Ковровском уезде женатых учителей-мужчин было всего 29 %. Что касается учительниц, то они почти все были не замужем24. Аналогичная картина наблюдалась и в других уездах двух рассматриваемых губерний. Учительнице (как, впрочем, и учителю) было весьма затруднительно найти себе подходящую пару в окружающем ее (его) социуме. Искать среди крестьян мешали социально-психологические барьеры, в уездный же, а тем более — в губернский центр педагоги приезжали очень редко.
Некоторые земства умудрялись даже усугублять эту сложную ситуацию. На Шуйское уездное земское собрание в 1904 г. был внесен доклад управы «О брачном быте учителей». Толчком для разработки его послужило принятое за несколько лет до этого
решение Петербургской городской думы об увольнении находившихся у нее на службе учительниц сразу после их выхода замуж. Орган столичного самоуправления мотивировал это тем, что учительница, обремененная семейными заботами, будет «манкировать» своими профессиональными обязанностями. Шуйская управа предлагала распространить подобную же практику в своем уезде. Однако гласные отвергли это предложение, которое в случае своей реализации ввело бы дискриминацию по гендерно-му признаку25. Вместе с тем, даже когда в брак выступал педагог-мужчина, то он предварительно испрашивал на то разрешения у уездного училищного совета. Такого рода рапорты об изменении семейного положения сохранились в архивных фондах26.
Женатые (замужние) педагоги чаще всего составляли семейные пары. Из 150 земских учительниц, работавших в кине-шемском земстве, замужних было всего 26, большинство из них имели мужьями коллег-учителей. В школах Ковровского уезда в 1913 г. работали десять таких супружеских пар. Они складывались обычно тогда, когда учителя только готовились к педагогическому поприщу, получая свое профессиональное образование27.
Обычно глава педагогического семейства являлся в школе заведующим, а жена была вторым учителем. Так, Артемовской школой в Судогодском уезде руководил Ф. С. Волосов, он преподавал в двух старших отделениях ее, а его жена — В. И. Волосова вела занятия в младшем — самом многолюдном отделении28.
По крайней мере, половину педагогов в земской школе составляли законоучителя, хотя на них приходилась меньшая часть учебной нагрузки. Они преподавали Закон Божий, занятия по нему составляли 25 % всего объема недельного расписания уроков, также они вели тесно связанный с Законом Божьим церковнославянский язык. Законоучитель как педагог находился в двойном подчинении. По «мирской» линии его контролировал уездный училищный совет, а также земская управа. С другой стороны, священник должен был ежегодно представлять своему окружному благочинному отчет о состоянии школы в религиозно-нравственном отношении, в том числе об успехах в преподавании Закона Божия. Благочинные, в свою очередь, представляли отчеты о том же в епархиальный центр — в духовную консисторию. Для назначения на должность законоучителя требовалось согласие
епархиальной духовной консистории и благословение правящего архиерея29.
Учителя в школе время от времени менялись, а священник преподавал в ней Закон Божий на протяжении всего своего служения в приходе, затем здесь продолжал законоучительствовать его зять, по неписаной традиции определявшийся в тот же храм. В списках педагогического персонала одного и того же училища десятилетиями встречаются одни и те же фамилии законоучителей. Обычно у священников они были звучными, иногда даже замысловатыми. Например, во Владимирском уезде на законо-учительских должностях трудились такие сельские батюшки, как Неаполитанские, Лекторские, Галяревские, Колокшанские, Афонские, Снятиновские, Левитские, Преферансовы и др. Такие фамилии давались им во время учебы в семинарии30.
На рубеже XIX и XX вв. в провинциальной глубинке открывались десятки и сотни новых школ, в учебном процессе оказались задействованы практически все священники и даже диаконы. В результате возник дефицит законоучителей, который становился всё более острым. В частности, в 1904 г. на это жаловалось шуйское земство. Сельский иерей в это время часто преподавал уже не в одном, а одновременно в двух-трех училищах, которые порой были расположены довольно далеко от приходского центра. Это приводило к срывам занятий, программа Закона Божия выполнялась не полностью. Шуйское земское собрание отмечало, что нехватка законоучителей серьезно препятствует открытию новых школ31.
В этих условиях земства поставили вопрос о том, чтобы учителя общеобразовательных предметов получили право преподавать Закон Божий. Они ссылались на статью 15 «Положения о начальных народных училищах» от 14 июля 1864 г., в котором говорилось, что этот предмет имеют право преподавать не только священнослужители, но и светские лица по представлению их училищными советами и по утверждению их в епархии32.
Духовное начальство было не против допуска светских лиц к преподаванию Закона Божия, но с тем непременным условием, что они должны иметь определенный образовательный ценз: духовное училище для мужчин или епархиальное — для женщин. Каждое такое назначение производилось с санкции духовного
начальства, причем требовалось благословение не благочинного, и даже не викария, а самого владыки, управлявшего епархией. Например, в Шуйском уезде в 1900 г. в 59 земских школах Закон Божий вели священники, в 6 — диаконы и в 8 — светские лица с духовным образованием33. В 1904 г. Судогодское уездное собрание в связи с нехваткой законоучителей-священников подняло вопрос о предоставлении права преподавать Закон Божий всем учителям вне зависимости от того, какое учебное заведение они закончили. С аналогичными ходатайствами выступили многие земства в целом по стране, а не только во Владимирской губернии. В 1906 г. Синод, наконец, дал согласие на это с той оговоркой, что наставники должны были «отличаться доброй нравственностью»34.
Таким образом, педагоги являлись самым многочисленным профессиональным отрядом земской интеллигенции. Численность этой социально-профессиональной группы служащих местного общественного самоуправления увеличивалась наиболее динамично по сравнению с другими сегментами земского «третьего элемента». В то же время следует отметить чрезвычайную разобщенность земских учителей, которые жили далеко друг от друга, и возможностей для общения им предоставлялось очень мало. Встречаться было и негде, и некогда, т. к. интенсивность их работы была очень высокой.
Уровень профессиональной подготовки земских педагогов, как правило, ограничивался средним образованием, большинство из них имели свидетельства об окончании епархиального училища, учительской или духовной семинарии, педагогического класса гимназии. Но это вовсе не означало, что квалификация этих специалистов была «средней». Педагоги с длительным стажем работы являлись настоящими специалистами своего дела. Они несли в широкие массы крестьянского населения знания и культуру, пользовались уважением и любовью своих учеников и их родителей.
Примечания
1 Корсун В. П. Развитие участковой земской медицины в Кинешемском уезде в конце XIX — начале XX в. // Краеведческие записки. Иваново, 2006. Вып. 9. С. 93—98.
2 Петровичева Е. М. Земство и кооперация накануне Первой мировой войны (На материалах губерний Центральной России) // Вестник Владимирского государственного университета им. А. Г. и Н. Г. Столетовых. Сер.: Социальные и гуманитарные науки. 2015. Вып. 1 (5). С. 23—32.
3 Ставровский Е. С. Земский деятель Дмитрий Константинович Бальмонт // Рождественский сборник. Ковров, 2011. Вып. 18. С. 113—116.
4 Подольская Ж. А. Деятельность уездных земских управ Владимирской губернии в решении вопросов народного образования в пореформенный период // Рождественский сборник. Ковров, 2010. Вып. 17. С. 199—202 ; Она же. Духовно-нравственное воспитание в народных школах Владимирской губернии в пореформенный период // Там же. 2011. Вып. 18. С. 82—85.
5 Иерусалимский Ю. Ю., Иерусалимская С. Ю. Проблемы развития земской школы в российской провинции в начале ХХ века (По угличе-ским материалам) // Рождественский сборник. Ковров, 2008. Вып. 15. С. 46—50 ; Иерусалимская С. Ю. Становление и развитие земских школ Верхнего Поволжья в пореформенное время (1860—1890-е гг.) // Борисовский сборник. Иваново, 2013. Вып. 3. С. 131—151.
6 Балдин К. Е. Земские школы Южского края в конце XIX — начале XX в. // Пожарский альманах. Иваново ; Южа, 2009. Вып. 5. С. 38—43.
7 Соловьев А. А. Земские библиотеки Иваново-Вознесенска и Шуи в конце XIX — начале XX в.: сравнительная характеристика // Краеведческие записки. Иваново, 2007. Вып. 10. С. 152—159.
8 Владимирский земский сборник. 1873. № 7. С. 96—97, 104.
9 Вестник Владимирского губернского земства. 1887. № 19. С. 663.
10 Журналы очередного Меленковского уездного земского собрания 1894 г. Владимир, 1895. С. 177.
11 Владимирский земский сборник. 1878. № 12. С. 109 ; 1890. № 3. С. 143 ; Вестник Владимирского губернского земства. 1901. № 22/23. С. 79 ; Очерк народной школы в Костромской губернии. Кострома, 1913. С. 65.
12 Кинешемский календарь-ежегодник на 1916 г. Кинешма, 1916. С. 16.
13 См.: Чернов Г. И. Страницы прошлого : из истории дореволюционной школы Владимирской губернии. Владимир, 1970. С. 15.
14 Журналы очередного Юрьевского уездного земского собрания 1897 г. Владимир, 1898. С. 148 ; Доклады очередного Суздальского уездного земского собрания 1903 г. Владимир, 1904. С. 118.
15 Доклады очередного Суздальского уездного земского собрания 1903 г. С. 118 ; Журналы очередного Шуйского уездного земского собрания 1914 г. Шуя, 1915. С. 251, 252.
16 Государственный архив Ивановской области. Ф. 162. Оп. 2. Д. 1697. Л. 11.
17 Владимирский земский сборник. 1874. № 6. С. 57 ; Вестник Владимирского губернского земства. 1891. № 20. С. 959.
18 Народное образование в Костромской губернии. Земская школа по сведениям за 1898—1899 гг. Кострома, 1899. Вып. 1. С. 25.
19 Владимирский земский сборник. 1875. № 7. С. 84 ; Журналы очередного Суздальского уездного земского собрания 1887 г. Владимир, 1888. С. 33.
20 Сельские училища в Европейской России и Привислинских губерниях. СПб., 1884. С. Ш.
21 Журналы очередного Юрьевского уездного земского собрания 1897 г. С. 111 ; Журналы очередного Юрьевского уездного земского собрания 1902 г. Владимир, 1903. С. 48 ; Народное образование в Костромской губернии. Земские школы по сведениям за 1898—1899 гг. С. 20.
22 Дидрихс А. В. Быт учителей Ковровского уезда // Врачебно-санитар-ная хроника Владимирской губернии. 1913. № 12. С. 2.
23 Отчет по дирекции народных училищ Костромской губернии за 1914 гражданский год. Кострома, 1915. С. 24, 54 ; Отчет по дирекции народных училищ Костромской губернии за 1916 гражданский год. Кострома, 1917. С. 34 ; Костромское губернское земство. Отдел народного образования. Начальные училища Костромской губернии в 1914—1915 учебном году. Кострома, 1916. С. XVIII.
24 Дидрихс А. В. Указ. соч. С. 4.
25 Журналы Шуйского уездного земского собрания 1904 г. Владимир, 1904. С. IX, 83.
26 Государственный архив Владимирской области (далее — ГАВО). Ф. 1139. Оп. 1. Д. 5. Л. 76.
27 Доклады Кинешемской уездной земской управы. Кинешма, 1913. С. 98 ; Дидрихс А. В. Указ. соч. С. 5.
28 ГАВО. Ф. 449. Оп. 2. Д. 573. Л. 5—7.
29 Там же. Ф. 1139. Оп. 1. Д. 13. Л. 77 ; Ф. 556. Оп. 1. Д. 4147. Л. 1.
30 Журналы очередного Владимирского уездного земского собрания 1897 г. Владимир, 1898. С. 32—35.
31 Журналы очередного Шуйского уездного земского собрания 1904 г. С. 73—75.
32 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1865. Т. 3 : 1855—1864 гг. С. 1229.
33 ГАВО. Ф. 449. Оп. 2. Д. 614. Л. 20.
34 Там же Ф. 379. Оп. 1. Д. 995. Л. 1 ; Журналы очередного Шуйского уездного земского собрания 1904 г. С. 73—75.
