CC BY
73
ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
УДК 111.159.9
А. Н. Задворнов
Когнитивный сдвиг в природе человека: факторы эволюционного прорыва
Уникальность человека определяется его когнитивностью, т. е. способностью к восприятию и переработке информации при помощи символов. Когни-тивность интерпретируется в культурно-социальном смысле, что позволяет к её проявлениям отнести социальность, речь и критическое мышление, связанное с развитым самосознанием.
Древние люди обладали когнитивностью потенциально. «Разблокировка» этой способности происходила в эпоху шательперона, когда свидетельства проявления когнитивности начинали стремительно накапливаться. В статье представлена гипотеза, в соответствии с которой «разблокировка» происходила под влиянием атипичной (дивергентной) модели межвидового взаимодействия неандертальцев и древних людей. Обоснование гипотезы осуществляется на основе анализа представленных в современной науке моделей межвидового взаимодействия ранних неоантропов и палеоантропов, с опорой на концепцию индивидуализации человеческой психики Б. Ф. Поршнева.
The uniqueness of a person is determined by his cognition, that is, the ability to perceive and process information using symbols. Cognition is interpreted in the cultural and social sense; this allows to regard sociality, speech and critical thinking associated with the developed self-awareness as its manifestations.
Ancient people possessed cognition potentially. The "unblocking" of this ability occurred in the era of the shatelperon, when the evidence of cognition manifestations began to accumulate rapidly. The hypothesis is presented in the article, according to which the "unblocking" took place under the influence of the atypical (divergent) model of inter-species interaction of Neanderthals and ancient people. The hypothesis is substantiated by the analysis of the models of early neanthropines and pale-anthropines inter-species interaction, the author relying on B. F. Porshnev's concept of the human psyche individualization.
Ключевые слова: когнитивность, «разблокировка» когнитивности, неоантроп, неандерталец, межвидовое взаимодействие, дивергенция.
Key words: cognition, "unblocking" of cognition, neanthropine, Neanderthal man, interspecies interaction, divergence.
© Задворнов А. Н., 2018
Традиционная картина эволюции гоминид определяет палеонтологическую летопись как процесс медленного и постепенного развития умственного качества человека под влиянием естественного отбора. Эта жесткая линейная схема человеческой эволюции преобладала в науке со времен К. Линнея, Ж. Б. Ламарка, Ч. Дарвина и других градуалистов. В XX в. опорой такого воззрения на эволюцию являлись данные радиоуглеродной датировки исторических ископаемых.
В 2013 г. хронологический фундамент пошатнулся, когда группой исследователей под руководством Р. Вуда и Т. Хигхэма были реализованы программы передатировки образцов, взятых из археологических раскопок на Иберийском полуострове. Была предложена усовершенствованная методика датировки, позволяющая учесть загрязнение образцов «современным» углеродом. В результате обнаружилось, что процессы в истории человечества протекали гораздо более динамично, чем считалось ранее [9]. Т. Хигхэм и его коллеги из Оксфордской лаборатории показали, что период сосуществования человека современного вида и неандертальцев длился не десятки тысяч лет, а несколько тысяч лет и даже меньше.
Современная модель эволюции гоминидов, которая находит всё больше сторонников, трактует эволюционный (когнитивный) сдвиг, как событие, в масштабах эволюции, практически мгновенное.
«Хотя возникновение Homo sapiens как узнаваемой анатомической единицы по-прежнему лишь обрывочно зафиксировано окаменелостями, это, безусловно, было неожиданным происшествием, а не затянувшимся процессом» [4, с. 258].
Эволюционный прорыв или сдвиг сопровождался «разблокировкой» когнитивности (лат. cognitio - познание, изучение, осознание) человека. В научной литературе используются понятия «когнитивные способности», «когнитивная деятельность», «когнитивные навыки» и «когнитивность». Последнее понятие наиболее широкое и включает в себя совокупность способностей человека воспринимать и перерабатывать информацию. Определяющая характеристика когнитивности -это возможность анализировать внешние и внутренние переживания с помощью символов. Когнитивность позволяет мысленно соединять и комбинировать символы, чтобы охарактеризовать окружающий мир и, что самое главное, создавать модели того мира, каким он мог бы быть. По замечанию М. М. Бахтина: «Содержание подлинного символа через опосредствованные смысловые сцепления соотнесено с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого универсума» [1, с. 361].
Исторически в основе когнитивности находилась эмпатия (основанная на функции зеркальных нейронов), которая и порождала символическое мышление. Способность сопереживать другому повышала значимость объектов мышления и создавала условия для придания им символического значения. Например, эмпатия к сородичу формировала ритуал захоронения. Далее происходил переход от символа к понятию, т. е. к абстрактному мышлению. Этот переход определялся тем, как убедительно показано М.М. Бахтиным, что «всякая интерпретация символа сама остается символом, но несколько рационализованным, т. е. несколько приближенным к понятию» [1, с. 362]. В свою очередь, возможность оперировать понятиями давала импульс к развитию творческих способностей (изобретательности) человека.
Неоантропы осуществляли познание опосредованно, задаваясь вопросами к миру, дополняя и перепроверяя информацию о реальности. Познавательные процессы неандертальцев были иными. Знания о мире Homo neanderthalensis получал из непосредственного восприятия, являясь пассивным субъектом и отражая только то, что ему представляет мир.
Когнитивность присуща только человеку современного типа и формировалась по схеме «эмпатия - символическое мышление - абстрактное мышление - творчество». Вероятнее всего, звенья этой цепи не характерны для неандертальцев. Они не имели дела с информацией в том виде, в котором это стало возможно для неоантропов. Во-первых, несмотря на то, что неандертальцы умело работали с камнем, методы его обработки несущественно различались во времени и пространстве. Палеоантропам не было свойственно изобретение новых технологий и они следовали шаблонам древних гомини-дов. Во-вторых, жизнь неандертальцев была практически лишена символических объектов. Например, в захоронениях палеоантропов крайне редко встречаются символические артефакты, а практикуемый ими каннибализм не имел какой-либо ритуальной составляющей.
В 2005 г. была проведена повторная датировка найденного Р. Лики черепа из Омо-Кибиш в Южной Эфиопии. Выяснилось, что анатомически современные люди проживали в Эфиопии уже 200 тыс. лет назад. Это подтверждается и находками из Херто. Однако на этом этапе древние люди не проявляли когнитивность. Например, рубила, обнаруженные в Херто, были самыми архаичными во всей Африке. Применение охры также носило сугубо утилитарный смысл и не имело символического наполнения.
Около 100 тыс. лет назад на Африканском континенте появляются символические объекты, в частности, декоративные бусы из раковин. В 2002 г. К. Хеншильвуд и его коллеги обнаружили в пещере Бломбос (ЮАР) пластинки, покрытые охрой, с повторяющимся геометрическим узором. Позже подобные артефакты были обнаружены в местечке Пиннакл-Пойнт. Находки датировались между 70-80 тыс. лет назад.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что когнитивность долгое время существовала в зачаточном состоянии и не имела достаточных условий для развития. Иными словами, когнитивность являлась экзаптацией, т. е. функцией, которая приспосабливается к использованию в будущем, а не адаптируется к текущим условиям. По аналогии, предки позвоночных уже обладали рудиментарными конечностями, хотя и обитали в воде.
На протяжении многих тысяч лет древние люди практически не использовали потенциально заложенную в них когнитивность. Однако с периода 70-80 тыс. лет назад примеры символического поведения начинают накапливаться достаточно быстро, что является следствием запуска механизма «разблокировки». Это ставит научную проблему, которую И. Таттерсаль облек в емкую форму вопроса: «Так что же могло случиться, чтобы члены уже практически появившегося вида Homo sapiens начали использовать свой мозг радикально новым способом?» [4, с. 256]. Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, лежит в плоскости выяснения характера межвидового взаимодействия неандертальцев и ранних неоантропов. В антропологии сложилось несколько концепций, раскрывающих вероятностные модели межвидового взаимодействия палеоантропов и древних людей.
Первая модель может быть названа симбиотической. Она сводится к тому, что оба вида создали взаимовыгодный союз и видели друг в друге достойных партнеров и с физической, и с социальной точки зрения. Данный подход наиболее полно развит в работах известного исследователя неандертальцев Э. Тринкауса [11; 12].
Действительно, достаточно свидетельств того, что сапиенсы скрещивались с неандертальцами, причем не только в Европе и Африке, но и по всей территории Азии. Тогда как объяснить то, что неандертальская часть в геноме современного человека невелика? На наш взгляд, смешение сапиенсов с неандертальцами было не характерно для этих видов и имеющиеся свидетельства не типичны. Вероятно, смешение происходило на ранних этапах, в период первых контактов ранних сапиенсов с неандертальцами. В дальнейшем, с нарастанием дивергенции, смешение практически прекратилось. Эта
подтверждается и выводами коллектива С. Паабо. Исследователи полагают, что общие элементы генома возникли в первый период контактов неандертальцев и ранних неоантропов.
«Последующая передача генов современным людям оценивалась в 2-4 %, однако затем этот показатель был понижен до 1,5-2,1 %» [4, с. 240-241]. Как отмечает И. Таттерсаль: «даже упомянутые 2-4 % признаков неандертальцев у современных людей могли быть получены не только в силу демографической динамики, но и благодаря крайне редким случаям раннего спаривания» [4, с. 241].
Разновидностью симбиотической модели можно считать точку зрения К. Финлейсона, полагавшего, что между неандертальцами и неоантропами «было динамическое равновесие, некое подобие полупостоянного географического сосуществования» [8, с. 153]. Иными словами, ареалы обоих видов расширялись или сужались, что позволяло избежать прямой конкуренции.
Вторая модель межвидового взаимодействия палеоантропов и неоантропов может быть названа нонкомформистской, поскольку предполагает, что оба вида жестко конкурировали за ресурсы и стремились к взаимному уничтожению. Характерно то, что в оценках исследователей кардинальным образом преобладает трактовка Homo sapiens как в высшей степени инвазивного вида. Обоснование нон-комформистской модели представлено С. Черчиллем и его коллегами из Университета Дьюка [7], исследовательской группой Ф. Рамереса Роцци [10], П. Шипман [5] и другими учеными.
ТЛ W ____W
В то же время в современной палеоантропологии крайне мало свидетельств агрессивности людей современного типа по отношению к неандертальцам. Первое из них основано на анализе ранения неандертальца из Шанидара (Ирак), а второе - на исследовании челюсти ребенка-неандертальца с засечками, найденной на стоянке Ле-Руи во Франции. При этом во втором случае исследовательская группа Ф. Рамереса Роцци не исключает, что засечки появились не вследствие убийства ребенка, а возможно как результат определенных ритуальных действий.
На наш взгляд, совершив «революцию» в отношении неандертальцев и уйдя далеко вперед в уровне своего развития, неоантропы не имели существенной потребности убивать палеоантропов. При этом неандертальцы вынуждены были приспосабливаться и избегать территории, занятые новым высшим хищником, точно так же, как кайоты остерегаются заходить на территорию волков. Такая модель
может быть названа конформистской. В итоге неандертальцы теряли свой ареал обитания, что и стало причиной их вымирания. Обоснование конформистской модели представлено в научных публикациях Д. Адлера, О. Бар-Йосефа и ряда других исследователей [6].
Наиболее системно межвидовое взаимодействие неоантропов и палеоантропов представлено в четвертой модели, получившей название дивергентной. В палеоантропологии достаточно данных, свидетельствующих о том, что неандертальцы не могли быть успешными охотниками. Во-первых, они не имели оружия дальнего действия и не доминировали в гильдии хищников. Во-вторых, неандертальцы не имели анатомических адаптаций к быстрому и долгому бегу, а засадный способ охоты препятствовал получению регулярной добычи. Вероятнее всего то, что они питались падалью и практиковали каннибализм. Б. Ф. Поршнев полагал, что палеоантропы вовсе не охотились. С его точки зрения, неандертальцы поедали не только представителей своего вида, что встречается и в животном мире и называется адельфофагией, но и более слабых особей, пришедших в места обитания неандертальцев и являвшихся ранними неоантропами. Последние существенно уступали по своим физическим данным и были покорены палеоантропами. Примечательно, что стоянки древних людей и неандертальцев зачастую соседствовали друг с другом. С точки зрения Б. Ф. Поршнева, ранние сапиенсы выступали для троглодитов кормовой базой, например, отдавая часть своего приплода. Однако эта позиция не находит убедительного подтверждения в па-леоархеологии.
Более достоверной представляется гипотеза Б. Ф. Поршнева о том, что, покоренные палеоантропами, ранние сапиенсы должны были охотиться для неандертальцев. Возникновение такой модели межвидового взаимодействия весьма вероятно, поскольку формы хозяйствования неандертальцев были примитивны, а конкуренция внутри гильдии как между двумя видами гоминид, так и между го-минидами и хищниками была очень значительна.
«Мы действительно можем увидеть влияние интенсивности конкуренции внутри гильдии в период между 50 000 и 25 000 лет назад. В борьбу, охватившую всю экосистему, были вовлечены многие члены гильдии хищников Евразии после появления там людей современного типа» [5, с. 161].
Межвидовая конкуренция обострялась также множеством неблагоприятных климатических флуктуаций, произошедших в третьей кислородно-изотопной стадии (КИС-3). Именно в этот период современные люди вошли на территорию Евразии, а их покорение стало для неандертальцев фактором выживания.
В результате была сбита эволюционная программа и запущена биология «разблокировки» (актуализация потенциальных когнитивных способностей неоантропов). В природе нет такого типа взаимодействия, в котором один вид осуществляет стихийный искусственный отбор (в отличие от паразитизма) и специально выращивает свою кормовую базу, а второй вид, с целью выживания, добы-
______ТЛ С __С
вает для первого вида пропитание. В соответствии с нашей гипотезой, именно такая атипичная модель межвидового взаимодействия придала существенный импульс процессу сапиентации, т. е. актуализации когнитивности.
Неандертальцы участвовали в формировании качеств неоантропов, опираясь на свою способность к интердикции. Она позволяет, вызывая один рефлекс, блокировать другой.
«Например, поскольку палеоантропы питались остатками пищи животных, они научились привлекать одних хищников для отпугивания других хищников, вынуждая первых оставить добычу. В данном случае у хищника голод и иные рефлекторные проявления перекрывались страхом, то есть защитные рефлексы (удаление от раздражителя) превосходили пищевые» [2, с. 22].
Страх стимулировал развитие речи, которая становится у сапиен-сов своеобразной сублимацией страха и его ограничителем. Посредством речи устанавливались контакты между сапиенсами, что создавало условия для роста их социальности. Речь, язык выступали в качестве культурного стимула, усиливая связь между людьми и обеспечивая формирование зеркальных нейронов. Это в свою очередь становилось биологическим основанием эмпатии, для которой необходимо преодоление барьера между «я» и «ты».
Как писал Б. Ф. Поршнев: «Суггестия в чистом виде тождественна полному доверию к внушаемому содержанию, в первую очередь к внушаемому действию. Это полное доверие в свою очередь тождественно принадлежности обоих участников данного акта или отношения к одному «мы» [3, с. 19].
Речь структурировала символическое мышление и обеспечивала его переход к абстрактному мышлению, став важным фактором нейронной модификации человека. Развитие у сапиенсов умения не подчиняться палеоантропам, говорить «нет» (контрсуггестия) требовалась для противодействия навязываемых троглодитами моделей поведения. Простейшими формами контрсуггестии были уклонение от слушания, передразнивание, молчание и, наконец, прерывание коммуникации. Способность сапиенсов к контрсуггестии позволила им совершить против каннибалов-палеоантропов революцию и уйти от необходимости взаимодействия с ними.
Острая фаза дивергенции была пройдена в период шательперона. На основных стоянках этого времени обнаруживаются артефакты, принадлежащие как предшествующей мустьерской (неандертальской), так и последующей ориньякской (кроманьонской) культурам. Дальнейшая дивергенция неандертальцев и неоатропов протекала по принципу взаимного избегания. Этим можно объяснить и фактическое отсутствие контактов между видами в завершающий период КИС-3, несмотря на то, что проживали они в одном географическом регионе. На наш взгляд, такое динамическое равновесие было вызвано предшествующим негативным опытом межвидовых контактов и сознательным избеганием встреч друг с другом. Дальнейший прогресс и рост популяции неоантропов заставил неандертальцев уклоняться от контактов с новым инвазивным хищником.
Таким образом, дивергентная модель обосновывает то, что эволюционный (когнитивный) прорыв неоантропов, проявившийся в развитии речевых функций и самосознания, росте социальности, стимулировался взаимодействием с неандертальцами. «Разблокировка» когнитивности вызвана постепенным высвобождением человека от страха (перед троглодитами) и переходом к более индивидуализированным формам сознания. В свою очередь инволюция и вымирание палеоантропов обусловлены распространением атипичной формы паразитизма на ранних неоантропах. После дивергенции популяция неандертальцев исчезла за довольно короткий промежуток времени.
Список литературы
1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
2. Задворнов А. Н. Муки рождения человеческого разума: от стада к обществу // Вестн. Вятского гос. гуманитарного ун-та. - 2016. - № 4. - С. 20-24.
3. Поршнев Б. Ф. Контрсуггестия и история (Элементарное социально-психологическое явление и его трансформации в развитии человечества) // Поршнев Б. Ф. История и психология. - М.: Мысль, 1972. - С. 7-35.
4. Таттерсаль И. Скелеты в шкафу. Драматическая эволюция человека. -СПб: Питер, 2016. - 272 с.
5. Шипман П. Захватчики: Люди и собаки против неандертальцев. - М.: Альпина нон-фикшн, 2016. - 296 с.
6. Adler D., Bar-Yosef O., Belfer-Gohen A. et al. Dating the Demise: Neanderthal Extinction and the Establishment of Modern Humans in the Southern Caucasus // Journal of Human Evolution. - 2008. - No 55. - P. 817-833.
7. Churchill S., Franciscus R., McKean-Peraza H. et al. Shanidar 3. Neandertal Rib Puncture Wound and Paleolithic Weaponry // Journal of Human Evolution. -2009. - No 57. - P. 163-178.
8. Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. - 265 p.
9. Higham T., Douka K., Wood R. et al. The Timing and Spatio-Temporal Patterning of Neanderthal Disappearance // Nature. - 2014. - No 512. - P. 306-309.
10. Ramirez Rozzi F., Errico F., Vanhaeren M. et al. Gutmarked Human Remains Bearing Neandertal Features and Modern Human Remains Associated with the Aurigna-cian at Les Rois // Journal of Anthropological Science. - 2009. - No 87. - P. 153-185.
11. Trinkaus, E., Constantin, S., Zilhâo, J. et al. Life and Death at the Pe§tera cu Oase. A Setting for Modern Human Emergence in Europe. - New York: Oxford University Press, 2013. - 437 p.
12. Trinkaus, E., Buzhilova, A.P., Mednikova, M.B., Dobrovolskaya, M.V. The People of Sunghir: Burials, Bodies and Behavior in the Earlier Upper Paleolithic. -New York: Oxford University Press, 2014. - 368 p.
Статья поступила: 08.01.2018. Принята к печати : 28.02.2018
