CC BY
21
3. Li M. Valerij Pereleshin i ego Kitaj. Problemy Dal'nego Vostoka. 2007; № 3: 135 - 153.
4. Sannikova I.R. Russkij kosmizm i lirika Valeriya Pereleshina. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii iprakíiki. 2012; № 5: 155 - 158.
5. Czya Yu. Perevod kitajskoj klassiki Valeriem Pereleshinym. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 22: Teoriya perevoda. 2017; № 3: 108 - 119.
6. Pereleshin V. Stihotvoreniya. Available at: http://morett.ru/poems/texts/pereleshin/pereleshin.htm.
7. Yan Yu. Na temu «Vostochnyh romanov» Platonova. Russkaya literatura i iskusstvo. 2021; № 1: 15 - 23.
8. Van Ya. Literatura russkoj diaspory v sovremennoj kitajskoj literature. Zhurnal Shanhajskogo pedagogicheskogo universiteta (izdanie po filosofiii obschestvennym naukam). 2010; № 39: 101 - 107.
9. Van Cz. Nekuda idti - stihi Beli Lishen. Lan'chzhou: Izdatel'stvo literatury i iskusstva Dun'huana, 2013.
Статья поступила в редакцию 27.04.21
УДК 81.119
Wang Tianjiao, postgraduate, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod (Nizhny Novgorod, Russia), E-mail: 931515224@qq.com
COGNITIVE MODELS IN RUSSIAN PAREMIOLOGY WITH THE COMPONENT ЗЛО (EVILNESS). The article analyzes cognitive models of ethical concept of evilness, which are expressed in Russian paremiology with the component evilness. It is shown that the concept of evilness is a basic-level concept within ethics, that the word evilness has a very complex semantic structure, in the description and organization of which the ethical concept of evilness plays a very important role, and that in Russian proverbs and sayings with the component evilness. The ethical concept of evilness can not only be metaphorically represented as a materialized object, as a rotten apple, as a product of spiritual creativity, as a living being, as a person, as a goat and as a space, but also metonymically designated through its components (evil person, evil tongues and evil word). It is concluded that in the future phraseological and paremiological studies it is quite possible to use cognitive models, such as conceptual metaphor, conceptual metonymy, propositional structure and image-schematical structure.
Key words: cognitive models, conceptual metaphors, conceptual metonymies, Russian paremiology, ethical concept of evilness.
Ван Тяньцзяо, аспирант, Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского, г. Нижний Новгород,
E-mail: 931515224@qq.com
КОГНИТИВНЫЕ МОДЕЛИ В РУССКОЙ ПАРЕМИОЛОГИИ С КОМПОНЕНТОМ ЗЛО
В статье осуществляется анализ когнитивных моделей в русской паремиологии с компонентом «зло». Показано, что понятие «зло» является концептом базового уровня в рамках этики и имеет сложную смысловую структуру. В русских паремиях с компонентом «зло» данное этическое понятие может не только метафорически представляться как овеществленный объект, как испорченное яблоко, продукт духовного творчества, живое существо, как человек и как пространство, но и метонимически обозначаться через призму его составляющих (злого человека, злого языка, злого слова). Делается вывод, что во фразеологических и паремиологических исследованиях вполне возможно использование когнитивных моделей (концептуальных метафор и метонимий).
Ключевые слова: когнитивные модели, концептуальные метафоры, концептуальные метонимии, русская паремиология, этический концепт
Данная статья посвящена исследованию когнитивных моделей в русской паремиологии с компонентом «зло».
Целью исследования является раскрытие этнически обусловленных культурных и познавательных признаков этического концепта «зло» через описание его когнитивных моделей, выраженных и зафиксированных в русских пословицах.
Актуальность исследования состоит в особой научной и культурной важности этического концепта «зло» в концептуальной системе, который сам по себе является ключевой идеей русской языковой картины мира.
Теоретическая значимость исследования заключается во внесении полезного вклада в уточнение понимания специфики паремиологического воплощения этического концепта «зло», а практическая значимость исследования состоит в том, что материалы исследования можно использовать в вузовских курсах преподавания паремиологии современного русского языка, в спецкурсах по когнитивной лингвистике.
Научная новизна исследования заключается в осуществлении анализа русских паремий с компонентом «зло» с точки зрения когнитивных моделей. Здесь следует отметить, что изучение когнитивных моделей (концептуальных метонимий) в английских идиомах мы можем видеть в научных работах Ковезе и Рад-дена [1].
В качестве методов исследования использован метод лексико-семантиче-ского анализа, метод паремиологического анализа и методика концептуального анализа.
Для достижения поставленной выше цели решаются следующие задачи: 1) определить понятие «зло» как концепт базового уровня в рамках этики; 2) описать смысловую (семантическую) структуру слова зло; 3) создать и описать когнитивные модели этического концепта «зло», отображенные в русских пословицах с интересующим нас компонентом.
Тот, кто имеет дело с когнитивными исследованиями, уже хорошо знает, что когнитивная лингвистика, являясь совершенно новым направлением науки о языке, опирается на эмпирический опыт человека, полученный им из взаимодействия с окружающей средой и самим собой, пытается не только дать универсальное объяснение естественным языкам посредством когнитивных стратегий, но и разобраться в языковых значениях как концептуальных структурах, и стремится к обнаружению когнитивных механизмов, стоящих за языковыми фактами [2, с. 11]. Из этого очень хорошо видно, что исследование этического концепта «зло» вряд ли возможно без обращения к его языковому репрезентанту, т.е. русскому слову зло, языковые значения которого можно рассматривать как концептуальные структуры, самым базовым и важным из которых является этическое
понятие «зло», и что когнитивные модели занимают особое место в выражении культурно значимых и познавательных признаков концепта «зло» в русской ЯКМ. В связи с этим определим понятие «зло» как концепта базового уровня в рамках этики.
Причина рассмотрения понятия «зло» как концепта базового уровня заключается в том, что оно, с одной стороны, не только соответствует всем категориям определения концептов базового уровня: 1) целостности в чувственном опыте; 2) легкой выделяемости на психологическом уровне; 3) приоритетности; 4) типичной реакции на стимулы; 5) частой употребляемости в речевом общении; 6) ключевой значимости; 7) ведущей роли в организации знаний и опыта [3, с. 129 - 130], но и служит ориентиром (стандартом, нормой) в нравственно-ценностной оценочной шкале [4, с. 137], с другой - оно совместно с его антонимом, т.е. добром, представляется как ключевое «мировоззренческое понятие в метаязыке культуры» [5, с. 3], существующее в любом языке и являющееся актуальным для каждого человека. Кроме этого, этические понятия «зло» и «добро могут рассматриваться как ключевые этноспецифичные концепты, которые во многом обусловливают национально-культурные особенности языковой картины мира этноса [6, с. 3 - 30].
Несмотря на тот факт, что не все концепты могут быть репрезентированы в языковом воплощении, потому что в сознании человека существует много концептов, которые не имеют устойчивого названия, но их концептуальный статус не вызывает сомнения [7, с. 35], нужно здесь указать, что русское слово зло можно рассматривать как языковый знак этического концепта «зло», в котором выражаются еще следующие значения: 1) беда, несчастье, неприятность; 2) досада, злость; 3) усердно, прилежно, с рвением (нареч.); 4) сильно, крепко; очень, весьма (нареч.) [8, с. 288]. Все это, на самом деле, способствует расширению семантического объема лексемы зло, который, в свою очередь, служит основой развития ее семантической структуры [9, с. 37], выглядящей следующим образом: 1) абстрактное понимание зла, тесным образом связанное с религиозным (все противное Богу и установленному им миропорядку, 'силы тьмы') - нравственное ('грех') - обыденное ('беда, несчастье, напасть') [10, с. 299].
Сказанного выше уже достаточно для того, чтобы сказать, что языковым материалом для исследования послужили русские пословицы с компонентом «зло».
Паремии, насколько мы знаем, совместно с фразеологизмами занимают довольно особую позицию в отражении этнически обусловленных культурных и когнитивных признаков любого концепта. Это можно объяснить тем, что они служат воспроизводимыми в готовом виде языковыми единицами в плане выражения, а в плане содержания включают в себя, с одной стороны, многовековую
историю масс с большим стандартизированным опытом [11, с. 27], с другой, синтаксические особенности пословиц (и идиом) лежат в основе формирования и описания когнитивных моделей того или иного концепта, отраженных именно в этих единицах.
Что касается когнитивных моделей, то необходимо указать на их суть, которая заключается в особой форме организации знаний и опыта человека и состоит из пропозициональной структуры, имидж-схематической структуры, метафорического переноса и метонимического переноса [12, с. 68]. Однако наше исследовательское внимание в данной научной работе уделяется лишь метафорам и метонимиям, реализованным и запечатленным в соответствующих русских паремиях.
Мы знаем, что в научной парадигме когнитивной лингвистики тенденция изучения метафоры уже отошла от воззрений на нее как на словесное обозначение [13, с. 135], как на риторический троп [14, с. 153]. При когнитивном подходе метафора рассматривается как самая базовая и важная когнитивная стратегия, которая играет немаловажную роль в организации знаний и опыта человека в его сознании. Суть метафоризации составляет осмысление одного концепта в терминах другого концепта, более сложного явления - через более простое, уже известное в языке [15, с. 7].
Первая когнитивная модель - это концептуально-метафорическая модель овеществления абстракции этического концепта «зло», т.е. модель представления зла как конкретного реального объекта, отраженная в русских паремиях с компонентом «зло»:
Болтливость часто причиняет больше зла, чем злость; Вкушать от древа познания добра и зла; Делая зло, на добро не надейся; Делая людям зло, не жди от них добра и пр.
Из вышеперечисленных пословиц хорошо видно, что абстрактному этическому концепту «зло» приписаны разные атрибуты, присущие в норме конкретным реальным объектам. Объясняется это тем, что все конкретные реальные объекты могут непосредственно восприниматься через сенсомоторные органы человека в процессе эксплуатации окружающей вокруг него среды, в соответствии с чем информация об исходном домене, т.е. овеществленном концепте «конкретный реальный объект», может быть сразу представлена в его концептуальной системе и являться при этом основой организации абстрактных понятий. Кроме этого, причина рассмотрения этического концепта «зло» как конкретного реального объекта еще кроется в глаголах, употребляемых для описания когнитивных характеристик этого концепта. Так, например, глагол сотворить, являясь языковым воплощением когнитивного действия 'совершение / исполнение / осуществление чего-л. (конкретного)' [16], используется для репрезентации этического концепта «зло». Таким образом, зло входит в русскую ЯКМ как овеществленный объект.
Здесь нелишне будет указать, что первая когнитивная модель, т.е. концептуальная метафора «зло есть конкретный реальный объект», по сути своей находится на вышестоящем уровне категоризации, так что на ее основе можно создать некоторые когнитивные модели, которые, в свою очередь, находятся на базовом уровне категоризации, о них речь пойдет ниже.
Вторая когнитивная модель - это субмодель первой модели, т.е. концептуально-метафорическая модель рассмотрения этического концепта «зло» как яблока, отображенная именно в русской паремии со словом зло: Вкушать от древа познания добра и зла. Концептуализация здесь может быть продемонстрирована следующим образом:
Исходный домен - овеществленный концепт «яблоко»; Целевой домен - этический концепт «зло»;
Направление метафорического переноса - от овеществленного концепта «яблоко» на этический концепт «зло».
Здесь нельзя не отметить, что исходный домен обозначает испорченное яблоко, которое людям наносит лишь вред - либо физический, либо ментальный. Это как раз соответствует возможному определению этического концепта «зло», который приносит другому вред, ущерб - либо материальный, либо психологический, а себе - духовный дискомфорт [4, с. 137]. Важно здесь указать, что злу в данном случае еще приписан религиозный признак, потому что пословица Вкушать от древа познания добра и зла теснейшим образом связана с Библией. Это, наверное, является источником развития смысловой структуры слова зло, которая, как выше было представлено, имеет близкие отношения с религией.
Третья когнитивная модель - это концептуально-метафорическая модель представления этического концепта «зло» как продукта духовного творчества, выраженная именно в русской пословице с лексемой зло: Бог сотворил два зла: приказного да козла. Мы знаем, что в слове сотворить выражается значение 'создавать, производить, созидать какой-н. продукт духовного творчества, ка-кую-н. культурную, историческую ценность' [16], которое в явном виде является основой создания данной когнитивной модели. Несмотря на то, что концепт «продукт духовного творчества» обладает абстрактностью, он в любом случае может служить исходным доменом метафоры, потому что суть метафоризации заключается в осмыслении одного концепта через другой [15, с. 7] - либо конкретный, либо абстрактный. Кроме этого, причина рассмотрения зла как продукта духовного творчества еще кроется в когнитивной ситуации, реализованной в данной пословице, - это «агенс/когнитивный субъект (Бог) творит зло». Таким образом, зло запечатлевается в русской ЯКМ как продукт духовного творчества.
Четвертая когнитивная модель - это концептуально-метафорическая модель одушевления этического концепта «зло», т.е. модель представления зла как одушевленного существа, воплощенная в русской паремиологии с компонентом «зло»:
А что, добрый человек, не видал ли ты злого татарина?
Бойся клеветника, как злого еретика;
Добрая жена - веселье, а худая - злое зелье;
Добро не умрет, а зло пропадет;
Добро поощряй, а зло порицай и пр.
Посредством данной модели когнитивные признаки, присущие в норме одушевленному существу, проецируются на понимание и конструирование этического концепта «зло» в концептуальной системе человека. Никакого сомнения не вызывает рассмотрение одушевленного существа как исходного домена, потому что оно совместно с овеществленными предметами представляет собой важную составляющую окружающей среды, на которую люди могут оказать различные непосредственные действия с помощью своих сенсомоторных органов. Однако здесь следует отметить, что само понятие «одушевленное существо» является концептом вышестоящего уровня и включает в себя ряд представительных членов типа человек, которые находятся на базовом уровне категоризации, о чем речь пойдет ниже.
Пятая когнитивная модель - это субмодель четвертой когнитивной модели, т.е. концептуально-метафорическая модель представления зла как человека. В этих паремиологических единицах мы вполне можем увидеть, что рассмотрение этического концепта «зло» как человека опирается на значения таких слов, как татарин, клеветник, еретик, потому что они в языковом плане обычно обозначают особый тип людей - злой человек, который по сути своей является прототипом в концепте «человек» и находится при этом на нижестоящем уровне категоризации. Помимо этого, причина представления зла как человека еще заключается в том, что последний является естественным мерилом, источником всех мыслительных операций аналогии и сравнения [17, с. 49]. Интересно здесь указать, что в этих пословицах еще выражается другая когнитивная модель -концептуальная метонимия «злой человек вместо зла», о которой будет сказано ниже.
Шестая когнитивная модель - это тоже субмодель четвертой модели, т.е. концептуально-метафорическая модель представления зла как козла, выраженная именно в русской паремии: Бог сотворил два зла: приказного да козла. Ме-тафоризация здесь может быть проиллюстрирована следующим образом:
Исходный домен - животный концепт «козел»;
Целевой домен - этический концепт «зло»;
Направление метафорического переноса - от животного концепта «козел» на этический концепт «зло».
Совершенно ясно, что через данную метафору на зло проецированы когнитивные атрибуты, принадлежащие животному концепту «козел», который с риторической точки зрения выступает в качестве символа возложения на него грехов всего народа в иудаизме [18, с. 449]. Помимо этого, в русской ЯКМ козел приносит людям лишь вред, физический либо психологический, что полностью соответствует нашему пониманию этического концепта «зло» [4, с. 137].
Седьмая когнитивная модель - это концептуально-метафорическая модель представления этического концепта «зло» как пространства, отображенная в русской пословице: Во зле жить - по миру ходить. Важно здесь указать, что данная метафора «зло есть пространство», по существу дела, может быть отнесена к категории пространственных метафор, которая в когнитивных исследованиях в основном использована для описания эмоциональных состояний [15; 19]. Никакого сомнения не будет вызывать использование пространства для понимания и описания зла, потому что предыдущее по сути своей является самым базовым и важным концептом в сознании человека и играет при этом немаловажную роль в процессе концептуализации мира, с одной стороны, с другой - представляет собой необходимую составляющую окружающей среды, которая в явном и неявном виде оказывает большое влияние на человека, его поступки, речи и т.д. Следует здесь отметить, что в этой когнитивной модели, отображенной в паремии Во зле жить - по миру ходить, еще эксплицитно указывается тот факт, что исходный домен, т.е. концепт «пространство», оказывает на человека лишь отрицательное влияние, так как выражение по миру ходить имеет значение 'жить в нищете'. Таким образом, зло включается в русскую ЯКМ как пространство.
Перейдем к моделям концептуальных метонимий, воплощенным в русской паремиологии с компонентом «зло». В когнитивистике метонимия рассматривается не столько как использование слова по отношению к новому внеязыково-му предмету, который смежен со старым денотатом во времени и пространстве или вовлечен с ним в одну ситуацию, сколько как мощное когнитивное средство, которое занимает довольно особое место в процессе концептуализации мира. Стоит здесь указать, что концептуальная метонимизация в основном происходит в одном и том же домене (в нашем случае - это концепт «зло»).
Первая когнитивная модель - это концептуально-метонимическая модель обозначения этического концепта «зло» через призму его составляющей «злой человек», реализованная в следующих русских паремиях:
А что, добрый человек, не видал ли злого татарина?
Злые языки страшнее пистолета;
Бог сотворил два зла: приказного да козла;
Бойся клеветника, как злого еретика;
Добрая жена - веселье, а худая - зелье.
Выше уже было показано, что вполне возможно рассмотрение зла как человека. Именно это дает нам возможность сказать, что понятия «зло» и «человек» по природе являются разными концептами и сильно отличаются друг от друга по содержанию. Однако здесь нельзя не отметить, что в концепте «зло» на самом деле содержится понятие «человек», потому что последнее является ключевым составляющим компонентом предыдущего: творитель зла, отправитель зла, получатель зла и пр. Все это позволяет нам обозначать само этическое понятие «зло» через призму его составляющей «злой человек». Метонимизация может быть показана следующим образом:
Исходная часть - когнитивный признак «злой человек»;
Целевая часть - этический концепт «зло»;
Направление метонимического переноса - обозначение этического концепта «зло» по когнитивному признаку «злой человек».
Из этого хорошо видно, что данная метонимия относится к другой метонимии - «части вместо концепта», которая находится на вышестоящем уровне категоризации, с одной стороны, с другой - исходная часть, т.е. понятие «злой человек», в себя включает ряд концептов, находящихся на нижестоящем категориальном уровне и выглядящих следующим образом: злой татарин, приказный, клеветник, еретик, худая жена и др. В связи с этим мы вполне можем создать следующие концептуальные метонимии, которые выступают субмоделями метонимии «злой человек вместо зла»: «злой татарин вместо зла», «приказный вместо зла», «клеветник вместо зла», «еретик вместо зла» и «худая жена вместо зла».
Здесь необходимо указать, что в пословице Злые языки страшнее пистолета еще выражаются другие когнитивные модели, т.е. концептуальные метонимии «язык вместо человека» и «злые языки вместо зла». Это объясняется тем, что язык, по сути, является важным органом для человека в физическом плане, а в ментальном плане может служить репрезентантом нравственных страданий, которые навлекают на человека клеветники, злопыхатели и пр. Таким образом, на основе метонимий «злой человек вместо зла» и «язык вместо человека» может быть создана модель концептуальной метонимии «злые языки вместо зла».
Библиографический список
Вторая когнитивная модель - это концептуально-метонимическая модель обозначения этического концепта «зло» через призму его составляющей «злое слово», которая реализована в русской паремии Доброе слово лечит, а злое калечит. Как и злой человек, злое слово тоже рассматривается как важная составляющая этического концепта «зло», так как оно с когнитивной точки зрения представляет собой носитель злых намерений и мыслей, которые передают па-циенсам (получателям зла) агенсы (творитель зла и/или отправитель зла). Кроме этого, причина обозначения зла через призму его составляющей «злое слово» еще кроется в значении глагола калечить, который служит в качестве языкового репрезентанта когнитивного действия 'наносить кому-н. увечье / уродовать ко-го-н. в психологическом отношении'. Это как раз полностью соответствует нашему определению этического концепта «зло» [4, с. 137]. Здесь нелишне будет указать, что в этой пословице в явном и неявном виде отражаются разные когнитивные модели этического концепта «добро», противоположного злу в нравственно-ценностной шкале: концептуальные метафоры «добро есть врач» и «добро есть лекарство» и концептуальная метонимия «доброе слово вместо добра».
В заключение отметим, что в процессе исследования когнитивных моделей этического концепта «зло», реализованных в русской паремиологии с компонентом «зло», мы получаем возможность говорить о некоторых уникальных особенностях представления зла в русской ЯКМ.
Таким образом, мы приходим к следующим выводам: 1) понятие «зло» является концептом базового уровня в этической составляющей русской ЯКМ;
2) слово зло имеет сложную смысловую (семантическую) структуру, в развитии которой этический концепт «зло» занимает довольно особое и важное место;
3) этический концепт «зло» может быть метафорически представлен как овеществленный объект, как испорченное яблоко, как продукт духовного творчества, как одушевленное существо, как человек, как козел и как пространство;
4) этический концепт «зло» может быть метонимически обозначен через призму его составляющих (злого человека, злых языков и злого слова). При этом можно сказать, что для дальнейшего исследования русских паремий и идиом вполне возможно использование когнитивных моделей (концептуальных метафор и метонимий).
1. Kovecses Z., Radden G. Metonymy: Developing a cognitive linguistic view. Cognitive Linguistics. 1998; № 9-1: 37 - 77.
2. Wang Yin. Cognitive Linguistics. Shanghai: Shanghai foreign language education press, 2007.
3. Wang Yin. Explorations on Cognitive Linguistics. Chongqing: Chongqing Press, 2005.
4. Ван Т. Когнитивная интерпретация этических концептов «добро» и «зло» как категорий базового уровня. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2020; № 6: 135 - 139.
5. Арутюнова Н.Д. Логический анализ языка: Культурные концепты. Москва: Наука, 1991.
6. Апресян Ю.Д. О московской семантической школе. Вопросы языкознания. 2005; № 1: 3 - 30.
7. Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. Москва: АСТ: Восток - Запад, 2007.
8. Филин Ф.П. Словарь русских народных говоров. Зароситься - Зубренка. Санкт-Петербург: Издательство «Наука» ленинградское отделение, 1976; Выпуск 11.
9. Кезина С.В. Принципы развития и организации семантической структуры слова. Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2005; Т. 5, № 11: 37 - 44.
10. Жукова А.Г, Мандрикова ГМ. Лексема зло в словаре и в языке: динамика семантической структуры. Проблемы истории, филологии, культуры. 2014; Т. 45, № 3: 298 - 300.
11. Бочина Т. Г Диалогичность русской паремики. Паремиология в дискурсе: Общие и прикладные вопросы паремиологии. Пословица в дискурсе и в тексте. Пословица и языковая картина мира. Москва: ЛЕНАНД, 2015.
12. Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. Chicago: University of Chicago Press, 1987.
13. Петров В.В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу. Вопросы языкознания. 1990; № 3: 135 - 146.
14. Ungerer F., Schmid H.J. An introduction to cognitive linguistics. Beijing: Foreign language teaching and research press, 2001.
15. Kovecses Z. Metaphor: a practical introduction. Oxford: Oxford University Press, 2010.
16. Ушаков Д.Н. Толковый словарь Ушакова. 1935 - 1940. Available at: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1051730
17. Weller Е. Metaphor and Meaning. Deland, Fla.: Everett & Edwards, 1966.
18. Норман Б.Ю. Сопоставительная славянская фразеология и паремиология: краеугольные камни и камни преткновения. Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литературы. 2020; Т. 3, № 17: 446 - 456.
19. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Перевод с английского. Москва: Едиториал УРСС, 2004.
References
1. Kovecses Z., Radden G. Metonymy: Developing a cognitive linguistic view. Cognitive Linguistics. 1998; № 9-1: 37 - 77.
2. Wang Yin. Cognitive Linguistics. Shanghai: Shanghai foreign language education press, 2007.
3. Wang Yin. Explorations on Cognitive Linguistics. Chongqing: Chongqing Press, 2005.
4. Van T. Kognitivnaya interpretaciya 'eticheskih konceptov «dobro» i «zlo» kak kategorij bazovogo urovnya. Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. 2020; № 6: 135 - 139.
5. Arutyunova N.D. Logicheskij analiz yazyka: Kul'turnye koncepty. Moskva: Nauka, 1991.
6. Apresyan Yu.D. O moskovskoj semanticheskoj shkole. Voprosy yazykoznaniya. 2005; № 1: 3 - 30.
7. Popova Z.D., Sternin I.A. Kognitivnaya lingvistika. Moskva: AST: Vostok - Zapad, 2007.
8. Filin F.P. Slovar'russkih narodnyh govorov. Zarosit'sya - Zubrenka. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo «Nauka» leningradskoe otdelenie, 1976; Vypusk 11.
9. Kezina S.V. Principy razvitiya i organizacii semanticheskoj struktury slova. Izvestiya Rossijskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A.I. Gercena. 2005; T. 5, № 11: 37 - 44.
10. Zhukova A.G., Mandrikova G.M. Leksema zlo v slovare i v yazyke: dinamika semanticheskoj struktury. Problemy istorii, filologii, kul'tury. 2014; T. 45, № 3: 298 - 300.
11. Bochina T.G. Dialogichnost'russkojparemiki. Paremiologiya v diskurse: Obschie iprikladnye voprosy paremiologii. Poslovica v diskurse i v tekste. Poslovica iyazykovaya kartina mira. Moskva: LENAND, 2015.
12. Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. Chicago: University of Chicago Press, 1987.
13. Petrov V.V. Metafora: ot semanticheskih predstavlenij k kognitivnomu analizu. Voprosy yazykoznaniya. 1990; № 3: 135 - 146.
14. Ungerer F., Schmid H.J. An introduction to cognitive linguistics. Beijing: Foreign language teaching and research press, 2001.
15. Kovecses Z. Metaphor: a practical introduction. Oxford: Oxford University Press, 2010.
16. Ushakov D.N. Tolkovyj slovar' Ushakova. 1935 - 1940. Available at: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1051730
17. Weller E. Metaphor and Meaning. Deland, Fla.: Everett & Edwards, 1966.
18. Norman B.Yu. Sopostavitel'naya slavyanskaya frazeologiya i paremiologiya: kraeugol'nye kamni i kamni pretknoveniya. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Yazyk i literatury. 2020; T. 3, № 17: 446 - 456.
19. Lakoff Dzh., Dzhonson M. Metafory, kotorymi my zhivem. Perevod s anglijskogo. Moskva: Editorial URSS, 2004.
Статья поступила в редакцию 02.05.21
