CC BY
440
Н. Ф. Алефиренко
КОГНИТИВНО-СЕМИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ1
Опираясь на фундаментальное положение когнитивной науки, ориентированной на изучение закономерных связей и отношений языковой системы с дискурсивной средой, ведется поиск методологических основ когнитивно-семиологической парадигмы современной лингвокульту-рологии. Определяется ее предмет, задачи и категории.
1. Возможность создания когнитивно-семиологической парадигмы современной лин-гвокультурологии опирается на фундаментальное положение когнитивной науки, ориентированной на изучение закономерных связей и отношений языковой системы со средой. Среда по отношению к той или иной единице, категории или группировке как исходной системе трактуется А.В. Бондарко как «множество языковых (в части случаев также и вне-языковых) элементов, играющее по отношению к исходной системе роль окружения, во взаимодействии с которым она выполняет свою функцию» [Бондарко 2002: 193]. Содержание понятия «среда», в нашем представлении, конституируется двойственностью картины мира, поскольку включает в себя объективную действительность и ее отражение в нашем сознании, т.е. реальную действительность и идеальный мир человека. Семиотизированный внутренний мир человека - основа лингвокультурологии, поскольку «человеческие культуры создаются на основе той всеобъемлющей семиотической системы, которой является естественный язык» [Лотман 2000: 400]. Кроме того, взаимоотношение исходной системы и среды, в нашем понимании, может включать также и функциональное взаимодействие языка (системы) и речи (культурно-дискурсивной среды, в которой эта система реализуется). В этом, собственно, и состоит главное отличие когнитивно-семиологической теории языка от системного языкознания, изучающего внутриструктурную организацию языка.
С точки зрения когнитивно-семиологического подхода и задачи лингвокультурологии значительно шире: изучать вербальные механизмы организации, обработки, хранения и передачи культурно значимой информации в функциональном единстве языка и речи. Собственно, проблема обработки и хранения знаний изначально была главной задачей когнитивной лингвистики (см. работы Ю.С. Степанова, Е.С. Куб-ряковой, Р. Лангакера, Н.Н. Болдырева, З.Д. Поповой и И.А. Стернина, А.П. Бабушкина и др.). И все же до сих пор основное внимание уделялось тому, как эта
1 Работа выполнена в рамках программы внутривузов-ского гранта БелГУ (2005 г.).
задача выполняется в процессе мыслительной деятельности (когнитивная психология) или в ходе языкового мышления (когнитивная лингвистика). В этом плане проведена колоссальная исследовательская работа [см.: Болдырев 2002: 13-17; Кравченко 2005: 84], подготовившая почву для изучения того, как осуществляется обработка, хранение и передача культурно значимых знаний в процессе речевого мышления человека. С одной стороны, в ходе речемыслительной деятельности порождаются речевые образования, а с другой, в условиях отображения реальной ситуации в дискурсе реализуется системное значение слова. На решение этой задачи направлены многочисленные поиски адекватных подходов и создание эффективных теорий (Е.С. Кубрякова, Т.А. Фесенко, Ю.А. Сорокин, Дж. Андерсон, Дж. Лакофф, Th. Herrmann и др.). Иными словами, в таком речемыслительном пространстве на фоне речевого моделирования отображаемой ситуации происходит актуализация одних элементов (сем) семантической структуры и погашение других [Алефиренко 2005б: 54]. Теории, рассматривающие динамику языковой семантики, по сути, решают проблему соотношения языкового значения и смысла. К таковым (с известными, разумеется, разъяснениями) относятся теория когнитивных карт (У. Найссер), фреймовая теория (C.J. Fillmore, B.T. Atkins), теория смысловых спецификаторов (L.W. Barsalou), теория аргументной семантики (B. Levin), процедурная семантика (J. Davidson) и др. Их объединяет основная общая идея: стремление показать способы и механизмы адекватного представления в человеческом сознании глубинных связей между языком, семантикой и онтологическими свойствами познаваемого объекта.
На развитие этой идеи направлена, в частности, семасиологическая концепция А.-Ж. Греймаса, в которой различаются два самостоятельных уровня - семиологический и семантический [Греймас 2004: 78]. Они являются двумя способами (речевого и языкового) представления когнитивного содержания. Элементы таким образом структурированного содержания, вступая в дискурсе в парасмысловые отношения, обеспечи-
вают двухуровневое существование значения. Выделяются, однако, названные уровни не с целью последующего описания, а для уточнения способа их содействования и ради того, чтобы предметно очертить их контуры и конфигурации.
Выделяя в структуре означающего универсума два уровня значения, следует принять во внимание их относительную независимость. Вместе с тем, будучи сопряженными, они образуют имманентный универсум значения, по праву предшествующий проявлению составляющих его элементов в дискурсе. Семантика слова существует в двух измерениях: в системе языка и в дискурсе, если под дискурсом понимать многокачественное лингвокогнитивное образование, включающее, кроме текста, еще и внеязыковые факторы (знания о познаваемой действительности, мнения, установки, оценки). Причем в дискурсивной деятельности нередко появляются такие смыслы, которые системой языка не эксплицируются. В конкретном высказывании они, как правило, порождаются когнитивными
пропозициями1. Если предложение-
высказывание - это модель факта, модель действительности, какой мы ее себе представляем, то его, по мнению Т. де Мауро, можно назвать «проекцией возможной ситуации» [Мауро 2000: 75] в семантическом пространстве «возможных миров» (Л. Витгенштейн, Дж. Серль, Д. Вандер-векен, ВВ. Целищев, Вяч. Вс. Иванов, Н.В. Че-ремисина, А.П. Бабушкин). Речевая интенция, то есть потребность выразить пропозитивный смысл, или пропозициональное содержание [Лайонз 2003: 157, 163], предопределяет позиционную схему высказывания, для заполнения позиций которой подбираются соответствующие слова. Если соответствующего слова (прямого репрезентатора пропозитивного смысла) в лексиконе нет, приходится использовать непрямые экспликаторы данного смысла. Это значит, что имеющиеся в языке лексемы вынуждены, погашая свое системное значение, «подстраиваться» [Попова 1999: 11; Violi 2000: 103] под объективируемый в дискурсе пропозитивный смысл, связанный с переживанием субъективной значимости тех явлений или событий, которые оказа-
1 В связи с многозначностью этого термина уточним, что нами он употребляется для обозначения особой оперативной структуры сознания (Ю.Г. Панкрац), порождаемой восприятием событий и явлений в их взаимодействии. Пропозиция - «речемыслительное отражение «положения дел», представляющего предмет не в отвлечении от совершающихся в нем процессов, а изменяющийся объект, рассматриваемый в единстве с процессом» [Кацнельсон 2001: 459].
лись в зоне действия ведущего мотива. В результате семантика слова видоизменяется и становится предметом семиологии - науки о процессуальной (дискурсивной) семантике. Эта противопоставленность системы процессу принимается далеко не всеми исследователями (многим лингвистам она кажется само собой разумеющейся). Более того, область семиологии выступает сегодня той сферой, где лингвокультурология объединяет интересы нескольких дисциплин когнитивного направления, формируя тем самым гибридную (когнитивно-семиологическую) теорию.
Ее специфика определяется той ролью, которую она выполняет в раскрытии характера и механизмов взаимодействия языка и соответствующего культурного пространства. Ее задача -показать пути и средства преобразования знаний о среде (этнокультурном пространстве) в смысловые элементы языковой семантики.
Предметом когнитивно-семиоло-гической лингвокультурологии являются системно-функциональные механизмы интериоризации знаний, представлений, мнений об объективной действительности, выработанные человечеством в рамках той или иной этнокультуры, их вербализации и локализации в виде конституентов (сем) семантической структуры номинативных единиц языка. И в этом плане такого рода системы оказываются творением человеческого разума, продуктом ценностно-смыслового (культурологического) восприятия картины мира.
Этноязыковая картина мира, будучи вторичным, производным образованием, - сложна, вариативна, динамична. И, тем не менее, у нее есть некий инвариантный остов: этноязыковые константы, входящие в состав сознания каждого члена данного этноязыкового сообщества [подробнее см.: Алефиренко 2005а: 7]. Благодаря этноязыковым константам обеспечивается взаимопонимание столь разных индивидуальных сознаний не только в рамках одной этноязыковой культуры, но и в так называемой межкультурной коммуникации [Фесенко 2002: 125]. Последняя осуществляется благодаря общим для языка и культуры категориальным свойствам. Таковыми являются (1) культурные и языковые формы сознания, отражающие мировоззрение этноса, которые (2) ведут между собой постоянный диалог, поскольку коммуниканты - всегда субъекты определенной этнокультуры (субкультуры); (3) язык и культура имеют индивидуальные и общественные формы существования; (4) им свойственны нормативные коды, подчиняющиеся принципу историзма; (5) они взаимно предполагают
друг друга: язык - основной инструмент усвоения культуры, форма воплощения национальной ментальности; культура находит свою реальную жизнь в языке как одной из важнейших систем ее семиотического воплощения.
Вот почему нельзя говорить об их полном тождестве. Каждое из явлений обладает своими различительными признаками: 1) язык как средство коммуникации одинаково принадлежит всему этнокультурному сообществу, хотя средством ее существования является индивидуум; культура наиболее полно эксплицируется в элитарном коллективе; 2) язык - обладает ярко выраженной синергетикой; культура без знаковых опосредова-телей не способна к самоорганизации. Поэтому язык и культура - разные семиотические системы. Первая обслуживает вторую, хотя вторая наиболее рельефно проявляется только на фоне языкового ландшафта; 3) эти и другие различия обусловлены их разными системно-функциональными возможностями: лингвосемиотика как система не полностью «покрывает» предметную область культуры и, наоборот, этнокультурное пространство многообразнее и богаче культурно значимого семантического пространства языка. Речь можно вести лишь о глубинной синергетике языка, сознания и культуры [Алефиренко 2002]. И ведущим механизмом в этом синергетическом континууме оказывается языковая модель мира, поскольку именно в ней отображается многоплановая действительность: (а) исторически сложившийся в данном этноязыковом сообществе образ мира, (б) зафиксированный в грамматике канонический свод нормативных субъектно-объектных отношений между конституентами этноязыкового пространства, (в) выработанный веками лингвосемиотический механизм концептуализации мироздания. В силу этого каждое этноязыковое сознание отражает именно ту, а не иную картину мира, способ ее восприятия и кодировки - семантическое пространство соответствующего языка. Семантическое пространство языка соотносимо с этноязыковым сознанием, ибо представляет собой единую и целостную систему взглядов - коллективную философию, которая усваивается коллективным этноязыковым сознанием и сознанием каждого члена языкового коллектива в отдельности, как в капле росы отражающем этнокультурный мир человека. Таким образом, языковое сознание этнокультурного сообщества является способом существования концептосферы языка.
Для когнитивно-семиологической парадигмы лингвокультурологии такое сопряжение позволит производить анализ означаемого языкового знака с
точки зрения иерархии его содержательных элементов на уровне глубинных, наномасштабных (nannos -греч. 'карлик'), единиц смысла.
2. Когнитивно-семиологический анализ культурно значимой семантики слова на уровне на-носмыслов опирается, как это ни банально звучит, на «классические» для когнитивной семантики категории - культурный концепт, концептуализация, концептосфера / картина мира, категоризация, позволяющие всесторонне представить культурно-языковую объективацию мыслительных процессов.
Справедливости ради нужно сказать, что процессы вербализации мыслительных категорий всегда находились в центре внимания традиционного отечественного языкознания XIX-XX вв. (А.А. Потебня, Ф.Ф. Фортунатов, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Н.В. Крушевский, В.В. Виноградов, М.М. Покровский и др.). В середине XX в. наметились два подхода к решению «старой» проблемы. Первый подход опирается на описательный метод исследования значений языковых единиц с использованием приемов наблюдения, сравнения, классификации и интерпретации. Второй подход связан с возможностями компонентного анализа слова, ставшего весьма популярным в современных семантических исследованиях. Вскоре его стали называть одним из наиболее универсальных способов исследования семантической структуры слова. Однако со временем становилось все более очевидным, что его возможности ограничиваются выявлением узуальных смысловых элементов языкового значения. Некоторые же дискурсы порождают такие смыслы, которые средствами данного метода эксплицировать невозможно.
Дискурсы, сообщая словам дополнительную смысловую нагрузку, снабжают их этнокультурным коннотативным ореолом, наделяют их особой символической функцией. В итоге такие слова становятся культурно маркированными. Причины их отмеченности могут обусловливаться сохранившимися в подкорках нашего сознания архетипами, архаичными формами мифологического мышления [Топоров 1995], культурными или библейскими ассоциациями, ритуалами или обрядами. Культурно маркированные смыслы слов и фразеологизмов, как правило, формально в структуре языковой единицы остаются невыраженными - наносмыслами. Порождающие и поддерживающие их механизмы имплицитно представлены в концептосфере языка (Д.С. Лихачев), семиосфере культуры (Ю.М. Лотман), в личном дискурсивном опыте человека.
Такого рода наносмыслы материально не выражены ни на морфемном уровне, ни на уров-
не семантического структурирования, анализируемого методом компонентного анализа. Их имплицитная сущность объясняется, на наш взгляд, тем, что они - результат коннотативного смысло-образования. Если «досягаемые» смыслы образуются в процессе возникновения производных значений, переноса значений, в ходе вторичного знакообозначения, то наносмыслы, скорее, являются продуктами наших ощущений и косвенно-производной номинации. Поэтому в их формировании принимают участие не первичные предметно-чувственные ассоциации, а, если можно так сказать, культуроносные референты, порождающие параллельный ценностно-смысловой «аромат», некую коннотативно-смысловую ауру языкового знака в рамках того культурного опыта, который накопился у человека или (при его повторении) в соответствующем этноязыковом коллективе. На такие наносмыслы, разумеется, невозможно разложить языковое значение при помощи компонентного анализа. Вместе с тем, этот смысловой аромат витает в нашем сознании, мы его ощущаем, впитываем. Он не дает нам покоя. Не случайно, начиная с работ Паскаля и Лейбница, поисковый ум человека неустанно ищет элементарные ингредиенты человеческого сознания.
По мнению Ж.А. Вардзелашвили, проблема обнаружения и описания данного феномена объясняется тем, что (а) искомые элементы смысла ничтожно малы; (б) поскольку наука до последнего времени не обращалась к исследованиям на столь минимальном уровне, соответственно, нет инструментария и методики работы с подобным материалом; (в) поэтому требуется ин-тегративная теория, созданная на стыке языкознания, литературоведения и психологии [Вардзелашвили 2003: 226-232]. В основе наномасштаб-ного исследования лежит когнитивно-дискурсивная интерпретация анализируемого слова. Осуществляется она в процессе психолингвистического анализа текста с использованием свободного ассоциативного эксперимента путем анкетирования обычных носителей конкретного языка. С этой целью нами использовались интерпретации студентов филологического и естественно-географического факультетов четырех предложений, описательно вербализующих концепт 'птица'. Основные на-носмыслы определялись ответами преобладающего большинства опрошенных студентов. Факультативные (имплицитные) наносмыслы выводились путем обобщения субъективных (нетипичных) ощущений концепта 'птица' (они даны в скобках как фоновые). Ср.: 1) Жизнь, точно сказочная птица, Меня над бездною несет (И. Суриков); 2) О молодость
моя! Лети же, милая, лети И взвейся доброй вещей птицей На чьем-нибудь чужом пути! (П. Антокольский), 3) И злость безвластия лишь раз ожгла, И птицы старости ему лишь раз пропели... (Г. Шенгели), 4) Наследственность бессмертной птицей Влюбленным на плечи садится И осеняет их крылом (В. Шефнер). В каждом примере семантика слова птица приобретает имплицитные смысловые нюансы (наносмыслы). Своим возникновением они обязаны тому дискурсивному пространству, в котором актуализуется системное значение слова птица. В первом случае доминирует нанос-мысл 'жизнь' на фоне имплицитно представленных смысловых элементов 'сказка', 'полет', 'непредсказуемость', во втором - 'молодость' (фоновые наносмыслы 'полет', 'задушевность', 'добро'), в третьем - 'старость' ('злость', 'безвластие', 'предсказание'), в четвертом - 'наследственность' ('вечность', 'влюбленность', 'осенять'). Вполне очевидно, что выявленные наносмыслы не входят в семантическую структуру слова птица. Они, скорее, являются конституентами смыслового содержания концепта 'птица' на разных его структурных ярусах - субъективно-образном, оценочном и отчасти понятийном. Носителями косвенно-производных наносмыслов, как правило, являются субконцепты. Их когнитивной доминантой служат главным образом символические смыслы. Для концепта 'птица' таковыми выступают 'орел' - символ отваги, силы и могущества (по признаку силы, высоты и быстроты полета царя птиц), 'ворон' -символ врага, злой силы (по внешнему виду птицы), 'коршун' - символ дерзкого хищника-злодея (по агрессивному образу птицы, острым когтям и хищному клюву), 'сова' - символ злого предсказания, предвестник несчастной судьбы, 'голубь' -символ целомудрия, супружеской верности и кротости (по образу жизни и поведения этих птиц), 'ласточка' - олицетворение милой, любимой, ласковой женщины (девочки) и др. Именно символические значения слова порождают косвенно-производные наносмыслы ассоциативно-образного характера. Ср.: орел > парить, летать, возноситься, бросаться, кинуться (орлом), озирать, вольный, смелый, отважный, ревнивый, могучий, надменный (как орел) и т.п. Дальнейшие процедурные шаги связаны с приемами компонентного анализа, компонентного синтеза, семасиологических оппозиций и когнитивно-семиологической комбинаторики [см. применительно к фразеологической семантике: Алефиренко, Золотых 2004: 49].
Наномасштабные подходы, справедливо считают физики, совершают технологическую революцию, делая реальным наномасштабное структури-
рование, не поддающееся законам классической физики. Подобные возможности открываются и в когнитивной семиологии, предметом изучения которой является анализ слова с точки зрения иерархии его значений на уровне мельчайших, наномасштабных, структур смысла. Это позволит дополнить существующую методику компонентного анализа слова дальнейшим дроблением семы на наносмыслы как отражение мельчайших элементов человеческой мысли [Вардзелашвили 2003: 226-232]. Однако столь дерзкие намерения пребывают в нашей науке, надеюсь, - пока в виде волшебной идеи, напоминающей сказочную жар-птицу. После первых попыток ее поймать в наших руках оказалось лишь одно-единственное перо, лучезарное свечение которого так притягивает семи-ологов - исследователей живого слова.
Как все живое, человеческое слово находится в движении, оборачиваясь к нам все новыми и новыми смысловыми гранями. Наносмыслы не образуют жестких стационарных структур: они пребывают в вечном поиске «партнеров» - других на-носмыслов, чтобы совместно в процессе ассоциативно-смысловой консолидации порождать более сложные смыслы, необходимые для возникновения той или иной когнитивной структуры.
Возникающие смыслы образуют созначение слова, или его потенциальную коннотацию, которая может быть актуализирована при декодировании значения слова или остаться вне осмысления, если для этого окажется недостаточными культурный опыт и креативные возможности образного мышления воспринимающего субъекта. И наоборот, яркое образное мышление способно активизировать на-носмыслы, образовывать их самые неожиданные конфигурации, которые не только стимулируют появление новых концептов, но и вызывают процессы метафоризации концептов. Такого рода мета-форизация может иметь двоякое следствие: а) активизировать расширение контенсионала языкового знака или б) провоцировать изменения его интен-сионала, что закономерно приводит к появлению нового языкового знака.
Наномасштабное исследование позволяет раскрыть глубинные механизмы формирования этнокультурного компонента языкового значения. Этим оно существенно отличается от компонентного анализа слова, способного выявить элементарные смыслы в рамках иерархически упорядоченной структуры значения. Данная задача достигается путем разложения семемы как основной единицы лексико-семантического уровня на более мелкие элементы: дифференциальный признак, компонент значения, дифференциальный
признак, сему, семантический маркер, атом смысла. К сожалению, данные элементы, если их использовать в качестве терминологической синонимии (как элементы, конструирующие лексическое значение), не способствуют выявлению и тем более адекватному описанию наносмыслов, определяющих характер коннотации анализируемого слова. Невыявленные смыслы в семантической структуре слова одного из сопоставляемых языков принято называть лакунами. Устранить лакуну можно лишь при помощи экспликации наносмыслов. Кроме того, в семантической структуре слова таким способом обнаруживаются и так называемые «потенциальные семы» (они проявляются в контексте породившего их дискурса), комбинаторика которых служит основным механизмом вторичной номинации. Нано-масштабная дешифровка комбинаторного механизма вторичной номинации позволяет понять закономерности возникновения тропов и стилистических фигур, то есть логику в том, что на первый взгляд кажется логически несовместимым.
3. Методологические акценты. Главная отличительная черта когнитивно-семиологического направления в современной когнитивной лингво-культурологии заключается не в постулировании новой научной дисциплины и тем более не во введении в научный обиход новых исследовательских процедур, а в изменении сугубо эвристических установок. «Провоцирующими» факторами такого методологического сдвига являются интенсивное развитие лингвистической семантики, «зрелость» лингвопрагматики и лингвокультурологическое освоение категории дискурса.
Когнитивно-семиологический подход не только не противопоставляется известным теориям, но и опирается на «деятельностную» составляющую теории прототипов и категориальной семантики Э. Рош, теории концептуальной метафоры и структурирования непредметного мира Дж. Лакоффа и М. Джонсона, теории этнокультурной семантики ключевых культурных концептов А. Вежбицкой, теории структурирования пространства и фонообразования Л. Талми, «ролевой» когнитивной грамматики Р. Лангакера. Методологический сдвиг при этом ориентирован на выявление имплицитных наносмыслов в составе дискурсивной семантики слова.
Становление когнитивно-семиологической парадигмы лингвокультурологии связано, разумеется, с расстановкой новых акцентов в методологии исследования закономерностей взаимодействия когнитивных и семиологических механизмов, формирующих этноязыковую картину мира. Это,
прежде всего, предполагает осмысление путей и способов новых и обновления существующих в когнитивной лингвокультурологии принципов и категорий. С одной стороны, это категории когнитивной семантики, а с другой - семиологии. Их объединение в единую парадигму преследует, как нам представляется, одну цель: перевести описательно-иллюстративную лингвокультурологию в русло когнитивно-семиологического исследования глубинных механизмов представления объектов культуры в языковом и речевом сознании человека. Однако такого рода интеграция сопряжена с недопустимым механическим объединением категорий когнитивной семантики и традиционной семасиологии. Прежде всего, это касается проблемы соотношения концепта и значения слова. Тем более, что остается достаточно спорным понимание категорий и субкатегорий, связанных с первым членом этого соотношения - концептом. В современных работах [Карасик, Слышкин 2001: 75] стало обычным использование, наряду с термином концепт, терминов, называющих такие его разновидности, как лингвокультурный и культурный концепт. Мы сознательно не употребляем термина - лингво-культурный концепт, поскольку он лишен особого терминологического содержания. Ведь по определению, концепт - вербализованная когнитивная структура. А это значит, что концепт - категория когнитивной лингвистики, то есть первая часть сложного прилагательного лингво- оказывается терминологически избыточной. Возможно, используя этот термин, пытаются подчеркнуть взаимосвязь концепта как когнитивной структуры с семантической структурой слова. В таком намерении их можно понять, однако и здесь трудно согласиться с толкованием лингвокультурных концептов как этнокультурных компонентов слова. Дело в том, что когнитивная единица не может быть компонентом единицы языка (слова). Не спасает положение и попытка перевести рассматриваемую взаимосвязь в плоскость языковой семантики, квалифицируя лингвокультурный концепт неким «этнокультурным компонентом значения слова» по аналогии с традиционно употребляемым термином «национально-культурный компонент значения» или «культурно-национальная коннотация». Пытаясь «соположить» понятия традиционной и когнитивной семантики, нередко используют в одном ряду понятие семемы «как основной интралингвальной единицы содержания», лингвокультурные концепты и лингвокоммуника-тивные конструкты. В такой интерпретации семемы и концепты образуют целостную семантическую структуру слова, хотя и являются носителя-
ми статусно разной информации. При таком подходе получается, что семема (структура языковой семантики) способна выражать информацию, которую не содержат концепты (когнитивные структуры), что противоречит уже ставшему аксиомой положению когнитивной семантики о том, что значение слова - результат речемысли-тельной деятельности человека и в силу этого ничего иного не выражает. Такое ошибочное понимание можно объяснить двумя причинами: (а) неразличением значения слова и его значимости и (б) непоследовательной дифференциацией семантического и семиологического содержания слова. Можно предположить, что все это вызвано объективным соотношением семантической и когнитивной структур: языковая семантика представляет когнитивные знания не в полном объеме, а избирательно, только те, которые необходимы для данного речемыслительного акта [Herrmann 1982: 3-4]. Прямого перевода когнитивных структур в структуры языковой семантики, видимо, нет. Нужны особые механизмы преобразования когнитивной информации в элементы семантической структуры слова или своего рода промежуточные структуры, выполняющие функции фильтра. Такая структура призвана фильтровать довербальное смысловое содержание когнитивной структуры с целью отбора тех смысловых конфигураций, которые являются коммуникативно значимыми для конкретного речемыслительного акта.
А. Вежбицкая, например, предлагает с этой целью использовать ключевые слова, которые, являясь носителями базовых культурных концептов, способны конструировать «культурную грамматику» [Вежбицкая 2001: 36-37]. Однако и такой подход, хотя и получил известную популярность в лингвокультурологии, до конца не решает проблемы взаимосвязи когнитивных структур и структур языковой семантики, поскольку он не лишен атомизма и субъективности (прежде всего, в выборе слов в качестве ключевых). Правда, поразительно тонкая лингвистическая интуиция А. Вежбицкой не только восполняет очевидные недостатки метода «ключевых слов», не только делает его столь привлекательным (см., например, работы А.Д. Шмелева), но и позволяет надеяться на возможность создания объективных и системных критериев выделения ключевых слов, вербализующих базовые структуры концеп-тосферы национального языка.
Когнитивно-семиологическая адаптация этой теории к решению проблемы взаимоотношения когнитивных структур и структур языковой семантики на уровне наномасштабных техноло-
гий должна опираться на целый комплекс идей, рожденных в недрах когнитивной семантики, теории дискурса и когнитивной прагматики. Опорными здесь являются понятия «пропозитивный смысл» и «культурная семантика слова».
4. Пропозитивный смысл и культурная семантика слова. Проблема вербального кодирования знаний - главный предмет когни-тивно-семиологической теории. Дело в том, что, в отличие от когнитивной психологии, результатом такого кодирования является не просто знание, а знание языковое. Если когнитивное знание -хранитель информации, то знание языковое формируется в процессе креативной трансформации, переработки и преобразования информации. В итоге лингвокультурное сообщество получает в общественном сознании особую форму структурирования своего внешнего и внутреннего мира -языковую картину мира. Такая картина мира гораздо богаче и многограннее логической картины мира, поскольку содержит не только объективную, но и субъективную информацию, закодированную в прагматической и коннотативной семантике соответствующих единицах языка. Возьмем, к примеру, известное четверостишье: Не сотвори себе кумира Ни на земле, ни в небесах: За все дары и блага мира Мы не падем пред ним во прах.
(А.Н. Плещеев) Любой носитель русского языка без особого труда из дискурсивного содержания высказывания извлечет больше информации, чем содержится ее в его языковом компоненте. Здесь и по-словично-метафорическое содержание библейского происхождения: «Не следует создавать божества, идола из кого-, чего-либо; не стоит слепо поклоняться кому-, чему-либо». За ним стоит обобщенный пассаж жизненной философии изначально религиозного характера (2-я божья заповедь). И метафора дары мира. И обобщенно-переносное содержание предложения «Мы не падем пред ним во прах» - «не будем раболепствовать».
За счет чего расширяется смысловой диапазон дискурсивного образования? Данные когнитивной лингвистики позволяют нам предполагать, что первоначально объективированное предметно-смысловое содержание обогащается за счет его перевода из системы логического мышления в систему мышления лингвокреативного и включения его в глобальную, континуумную модель -языковую картину мира. Поэтому, слушая собеседника или читая произведение (художественное или научное), мы пытаемся проникнуть в его под-
текста, интертекстуальные и даже интердикурс-ные связи. В итоге содержание воспринимаемого текста (устного или письменного) постигается нами через абстрактные когнитивные модели, которые связаны с процессами концептуализации и категоризации познаваемого мира. Дж. Лакофф выделяет четыре такие модели: пропозициональные, образные, метафорические и метонимические. Понятно, что это лишь лингвокогни-тивные модели. Они ни в коей мере не тождественны логическому содержанию воспринимаемого текста. И все же лингвокогнитивная модель соответствует той логической структуре знания, которая позволяет идентифицировать основную идею и языковое значение дискурсивного образования. Итак, обратимся к пропозициональному моделированию наших знаний об окружающем мире. Есть мнение, что именно этот способ репрезентации знаний является основным. Так, Дж. Андерсон, Г. Бауэр, В. Кинч утверждают, что любые знания о мире хранятся в долговременной памяти человека исключительно в виде единой пропозициональной системы, проецирующей функциональные семантические сети. Правда, названные авторы не разграничивают вербальную и невербальную информацию, полагая, что и та и другая подвергаются одинаковой семантической интерпретации. Такое единство, в их представлении, обеспечивается единой пропозициональной системой. Данная точка зрения интересна тем, что позволяет представить всеобщий механизм получения, переработки и хранения информации. Однако для этого необходимо иметь непротиворечивое понимание сущности самой пропозиции. Пока же понятие пропозиции в разных лингвистических направлениях трактуется, к сожалению, неоднозначно. Так, в работах З.Д. Поповой под когнитивной пропозицией понимаются смыслы, не имеющие языкового выражения («невыразимое», «несказанное»). В случае потребности все-таки выразить пропозитивный смысл мы ищем для этого нужное слово. Но поскольку пропозитивный смысл невербализован, за ним нет закрепленного в языке знака. Поэтому вместо прямого извлечения слова из языковой памяти, мы подбираем имеющуюся в языке лексему, которая, как подсказывает нам языковое сознание, может хотя бы косвенно объективировать пропозитивный смысл. В таком случае семантика данной лексемы вынуждена адаптироваться к выражению речевой интенции. А это уже задача семиологическая, что, собственно, и
требует к такого рода исследованиям когнитив-но-семиологического подхода.
Мы будем исходить из лингвокогнитивного понимания: пропозиция - единица хранения знаний, а система пропозиций выстраивает целостную картину мира в этнокультурном сознании человека.
Механизмы формирования целостной картины мира во многом определятся формами репрезентации самих знаний. Различают знания фактов и знания операций (Дж. Андерсон). Однако и в том, и в другом случае информация преобразуется в пропозиции. Дело в том, что границы факта устанавливаются пропозицией в процессе его субъективной верифицикации. Этим, собственно, факт и отличается от смежных категорий: реалии, события, пропозиции и др. Прежде всего, факт не является онтологической единицей [см.: Арутюнова 1999: 488 и сл.]. Факт, в отличие от сходных категорий, интерпретируем в процессе осмысления познаваемого фрагмента действительности. Осмысленность - тот признак, по которому факт отличается от реалии (она независима от воспринимающего ее человека). Реалия, таким образом, первична; факт как осмысленная категория - вторичен. Однако не следует забывать, что факт референтен. Поэтому осмысленность не значит безграничную отвлеченность от реального мира. Этим он противостоит фантазии, «кривому зеркалу», исключает связь с личностью говорящего (его оценками, дополнениями, разъяснениями) -всем тем, что затрудняет верификацию. Этим, собственно говоря, факт, хотя и является продуктом осмысления, отличается от таких отвлеченных построений, как теория и концепция. В отличие от концепции, факт не требует доказательств; в отличие от теории, создающейся на основе обоснования и развития, факт устанавливается. Это суждение отлито Н.Д. Арутюновой в лаконично емкий постулат: «теории надо понимать, а факты - знать » [Арутюнова 1999].
Восприятие фрагмента действительности, разумеется, не сводится к одному какому-либо факту. Для этого необходимо тем или иным образом представить всю совокупность фактов. Обычно такая совокупность фактов представляет собой событие. Причем событие - не простая механическая совокупность фактов, а результат их осмысления и аранжировки. Именно события представляют собой основное этнокультурное пространство, при этом на первый план выдвигается идея связей и отношений [Арутюнова 1999: 404]. Это свойство чрезвычайно важно для когнитивно-семиологическое исследования, поскольку когни-ция - это познание и семиологическая репрезен-
тация явления в его многообразных связях и отношениях. Этнокультурную значимость события передают такие его образные определения, как «веха, а иногда и поворотный пункт на жизненном пути», «зарубка на шкале жизненных уровней, отмечающая высоту взлета или глубину падения», поэтому «событие нельзя не заметить» [Арутюнова 1999: 509]. С точки зрения семиологии, событие -«это пункт, в котором онтологическое значение граничит с пропозитивным» [Арутюнова 1999: 519], или фактообразующим. Вспомним: границы факта устанавливаются пропозицией в процессе его субъективной верифицикации. Если онтологическое значение объективно, то пропозитивное локализуется не в реальном, а «в логическом пространстве, организованном координатами истины или лжи» [Арутюнова 1999: 442] на основе субъективной верифицикации факта.
В отличие от логической семантики, в когни-тивистике существует и более широкое понимание пропозиции как категории, которая отражает «некие онтологические существующие отношения между предметами или предметом и его свойством и осмысленные как таковые в голове человека» [КСКТ 1996: 138]. Для конкретизации столь широкого определения можно воспользоваться суждениями С.Д. Кацнельсона: пропозиция является речемысли-тельным отражением ситуации (фрагмента объективно существующей реальности).
Ядром пропозиции выступает «предикат, определяющий собой не только глобальную характеристику «положения дел», или события, отраженного в пропозиции, но и аргументов, предполагаемых ее предикативных ядром» [Кацнельсон 2001: 458, 459]. Введение в данное определение речемысли-тельного аспекта призвано подчеркнуть, что «пропозиция формируется в концептосфере говорящего человека» [Попова, Стернин 2001: 82]. Повторяющиеся в одних и тех же речемыслительных ситуациях пропозиции шлифуют их инвариантный остов или типовую пропозицию, лежащую в основе структурной схемы высказывания. Определенным способом организованная совокупность типовых пропозиций образует когнитивно-семиологическое пространство языка - особый продукт этнокультурного видения мира.
Список литературы
Алефиренко Н. Ф. Поэтическая энергия слова: синергетика языка, сознания и культуры. - М.: Academia, 2002.
Алефиренко Н.Ф. Этнокультурные константы языкового сознания // Этнокультурные константы в русской языковой картине мира: генезис
и функционирование: Мат-лы Междунар. науч. конф. - Белгород, 2005а.
Алефиренко Н. Ф. Концепт и значение в жанровой организации речи: когнитивно-семасиологические корреляции // Жанры речи. - Вып. 4. Жанр и концепт: Сб. науч. ст. - Саратов, 2005б.
Алефиренко Н.Ф., Золотых Л.Г. Проблемы фразеологического значения и смысла. - Астрахань: Изд. дом «Астраханский университет», 2004.
Арутюнова Н. Д. Символика уединения и единения в текстах Достоевского // Язык и культура. Факты и ценности. - М., 2001.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: «Языки русской культуры», 1999.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. -Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2002.
Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики. - М.: «Языки славянской культуры», 2002.
Вардзелашвили Ж. Наносмыслы лексических структур // Русское слово в мировой культуре: Материалы X Конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. Пленарные заседания. Сб. докладов. - Т.1. - СПб., 2003.
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. - М.: «Языки славянской культуры», 2001.
Греймас А.-Ж. Структурная семантика: поиск метода. - М.: «Академический проект», 2004.
Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокульту-рологический концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. - Воронеж, 2001.
Кацнельсон С.Д. Категории языка и мышления: Из научного наследия. - М.: «Языки славянской культуры», 2001.
Колесов В.В. Философия русского слова.-СПб.: ЮНА, 2002.
Кравченко А.В. Место концепта в соотношении языка, сознания и мышления // Жанры речи. Вып. 4. Жанр и концепт: Сб. науч. ст. - Саратов, 2005.
N.F.
Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. - М.: «Гно-зис», 2001.
КСКТ. - Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. - М., 1996.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. - М.: «Языки славянской культуры», 2004.
Лайонз Дж. Лингвистическая семантика: Введение. - М.: «Языки славянской культуры», 2003.
Лотман Ю.М. Семиосфера. - СПб.: «Искусство-СПБ», 2000.
Мауро де Т. Введение в семантику / Перевод с итал. Б.П. Нарумова. - М.: «Дом интеллектуальной книги», 2000.
Попова З.Д. Когнитивные пропозиции и семантика языка // Язык и национальное сознание. -Вып. 2. - Воронеж, 1999.
Попова З.Д., Стернин И.А., Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж, 2001.
Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира: Сб. статей / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1988.
Теория метафоры. - М., 1990.
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области славянской мифологии и этнолингвистике. - М., 1995.
Топорова Т.В. Семантическая структура древ-негерманской модели мира. - М.: Радикс, 1994.
Фесенко Т.А. Специфика национального культурного пространства в зеркале перевода. -Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2002.
Herrmann Th. Über begriffliche Schwächen kognitiwischer Kognitionstheorien: Begriffsinflation und Akteur-System-Kontamination // Sprache, Kognition. - №1.- 1982.
Langacker, R. W. Foundations of cognitive grammar. V. 1: Theoretical prerequisites. - Stanford, CA, 1987.
Schwarz M. Einführung in die Kognitive Linguistik. - Tübingen, 1992.
Violi P. Prototypicality, typicality and context // Meaning and Cognition: A multidisciplinarian approach. - Amsterdam/Philadelphia, 2000.
COGNITIVE-SEMIOLOGICAL PARADIGM IN LINGUO-CULTURAL STUDIES
The search for methodological foundations of the cognitive-semiological paradigm in modern linguo-cultural studies is grounded on the fundamentals of the cognitive science, oriented on the studies of linguistic system's logical ties and relations with the space of discourse. Its subject-matter, goals and categories are being defined.
