CC BY
173
I. КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ОПИСАНИЯ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ
УДК 81'42;81'373;001.4
О.Г. Дубровская
КОГНИТИВНО-КОММУНИКАТИВНЫЕ ОСНОВАНИЯ ТЕОРИИ КОНТЕКСТА
Статья посвящена проблеме изучения контекста как сложного когнитивно-коммуникативного образования. Разрабатываемая теория контекста позволяет выявить предпочтительные дискурсивные стили носителей языкового сознания двух неродственных языков (русского и английского) и объяснить когнитивно-коммуникативную природу гибридизации стилей в конкретном дискурсивном событии.
Ключевые слова: когнитивно-коммуникативные основания теории контекста, дискурсивный стиль, дискурсивные преференции (предпочтения), текст (дискурс) «коллективного» автора, гибридизация стилей.
1.1. Актуальность исследования. Когнитивно-коммуникативные основания теории контекста опираются на когнитивно-дискурсивное направление современного отечественного этапа когнитивной лингвистики, обоснованное в трудах Е.С. Кубряковой. Когнитивно-коммуникативные основания теории контекста связаны с изучением дискурсивной деятельности человека, которая протекает в определенных, заданных ситуацией, объективных временных и пространственных границах, «сложной системе социально обусловленных и культурно значимых координат», «имеет социально-исторические корни и всегда связана с реальными потребностями и намерениями людей, всегда обусловлена конкретными условиями общения (участниками общения, его фоном, местом и временем общения, целями)» [Куб-рякова 2008: 44]. Результатом дискурсивной деятельности по когнитивной обработке поступающей к человеку информации из внешнего мира является дискурс как сложное явление, которое в научной литературе, вслед за Н.Д. Арутюновой, метафорически толкуется как «речь, погруженная в жизнь». «Небезграничность» жизни как отдельного человека, как и «рамочность», ситуативность каждой конкретной человеческой коммуникации, пребывание человека только в определенном времени и определенном пространстве, а следовательно, когнитивная обработка информации, поступающей к человеку в определенный историко-культурный промежуток времени, выдвигает понятие контекста на первый план: «Существует объективный мир, независящий от человеческого
разума, с одной стороны, и субъективный мир, который человек конструирует в своем сознании (the construal of the world)» [Кубрякова 2009: 22]. Иными словами, дискурсивная деятельность протекает в рамках, границе (контексте) объективного мира, с одной стороны, и в контексте субъективного мира, созданного человеком, - с другой.
В этой связи под контекстом признаем сложное образование когнитивной и коммуникативной природы и полагаем, что когнитивная природа контекста связана с познавательной деятельностью человека, с когнитивной обработкой поступающей к нему информации, а коммуникативная природа контекста обеспечивается нахождением человека (людей) на определенном пространственно-временном континууме. Такое новое понимание контекста как образования когнитивно-коммуникативной природы позволяет выявить предпочтительные дискурсивные стили (коммуникативные стили в иной терминологии) как «манеру речи» [Гришаева, Цурикова 2007: 305], характерные для сознания носителей русского и английского языков, которые могут быть описаны на более объективных основаниях, чем коммуникативные стили, описанные в научной литературе, а с другой, - подвергнуть сомнению однозначную атрибуцию коммуникативных стилей определенной культуре в ряде работ зарубежных и отечественных исследователей [Gudykunst 1995; Ting-Toomey 1999; Куликова 2009]. В этой связи теоретическое обоснование когнитивно-коммуникативного подхода к контексту является актуальным и определяет цель данной работы.
Выполнение цели осуществляется в три этапа: 1) описывается традиционный подход в изучении контекста; 2) выявляются когнитивные основания теории контекста; 3) обосновываются коммуникативные основания теории контекста. Следует отметить, что необходимость в раздельном описании когнитивной и коммуникативной природы контекста продиктована целью анализа, в реальной дискурсивной деятельности эти два компонента тесно связаны и переплетены, поскольку имеют дело с человеком как главным познающим и говорящим субъектом [Магировская 2007].
1.2. Традиционный подход в изучении контекста.
Существует обширная литература по вопросу изучения контекста. Контекст известен в философии, социальной антропологии, искусстве и архитектуре, психологии, педагогике, лингвистике, математической логике, в теории межкультурной коммуникации и др. Тем не менее, понятие «контекст», как справедливо отмечает Т. Дейк, остается одним из самых неопределенных и неразработанных [Dijk 2009].
Начальное толкование понятия «контекст» (contextus) связано с идеей «соединения части в целое» (Lat. texere, 'to weave'; Lat. contexere, 'to weave together', 'to interweave', 'to join together', 'to compose' [The Shorter Oxford English Dictionary], однако его использование в речи в современном русском и английском языке не ограничивается только этой идеей: под контекстом мыслится некоторое пространство (среда), в которой существует объект. Эта среда характеризуется наличием рамки, границ пространства и времени: контекстное обучение в педагогике и психологии; культурно-исторический контекст; контекст войны, первоначальный контекст; русский контекст [НКРЯ]; be put into a Marxist context; in the context of what Canada achieved; be abstracted from a particular social and historical context [BNC]. Поиск в Google обнаруживает 13,100,000 документов с лексемой «контекст», а английское слово «context» встречается в 217,000,000 документах (дата обращения 21.03.11). В повседневной жизни контексту отводится лидирующая роль в интерпретации высказывания. Ср.: Дело Ходорковского нельзя понять вне контекста 1990-х, считает Арлакки (РИА НОВОСТИ 21.03.2011); Киссинджер оправдывается: «Цитата вырвана из контекста» (7 KANAL.com 25.12.2010). В научной литературе у Р.И. Павилениса, например, зависимость от контекста - вербального, социального или же физического - играет принципиальную
роль при определении осмысленности языковых выражений, взятых сами по себе: «самое бессмысленное» выражение становится вполне осмысленным, когда оно помещается в определенный, «приемлемый» контекст» [Павиленис 1983: 203].
Примечательно, что начальный этап изучения контекста связан с изучением языка. Так, принято полагать, что Б. Малиновскому принадлежит идея о том, что высказывание получает смысл в конкретном ситуативном и социальном контексте - «контексте ситуации» (context of situation) [Hatim, Mason 1994: 36-37]. В отечественной научной мысли А.Ф. Лосев отмечал, что проблема контекста является одной из наиболее сложных и актуальных: «Всякий знак получает свою полноценную значимость только в контексте других знаков», понимая под контекстом «широчайший принцип» [Лосев 1995: 123]. Вероятно, в связи с этим в отечественной справочной литературе преобладает филологическая интерпретация контекста. Так, в «Советском энциклопедическом словаре» контекст (от лат. contextus -соединение - связь) - «относительно законченный отрывок письменной или устной речи (текста), общий смысл которого позволяет уточнить значение отдельных входящих в него слов, выражений» [СЭС 1985: 621]. В «Новейшем философском словаре» контекст - это «квазитекстовый феномен, порождаемый эффектом системности текста как экспрессивно-семантической целостности и состоящий в супераддитивности смысла и значения текста по отношению к смыслу и значению суммы составляющих его языковых единиц» [НФС 1998: 329].
Однако в самой лингвистике понятие «контекст» сужается до языкового окружения, в котором употребляется та или иная единица языка. Ученые-лингвисты различают макро- и микроконтекст. В общем виде под микроконтекстом понимается минимальное окружение единицы, а под макроконтекстом - окружение единицы, позволяющее установить ее функцию в тексте как в целом. Говорят также об эксплицированном (эксплицитном) вербальном и невербальном и имплицированном (имплицитном) контекстах, вербальном и ситуативном, физическом и психологическом, контексте культуры и психологическом контексте, линейном и структурном и др. [Мыркин 1978]. У О. С. Ахмановой, как известно, дано описание таких видов контекста, как бытовой, театральный, топонимический, метафорический [СЛТ].
Особую известность в отечественной литературе получила теория контекста Н.Н. Амосо-
вой: многозначное слово, семантически реализуемое в речи, является ядром, вокруг которого находятся единицы-индикаторы, то есть указательный минимум окружения, определяющий выбор слова в тексте. Контекст, по Н.Н. Амосовой, -это сочетание ядра и индикаторов, взаимно влияющих друг на друга. Н.Н. Амосова устанавливает типологию контекста: лексический, синтаксический, морфолого-синтаксический, конструктивный, смешанный [Амосова 1963].
Контекст как «неотъемлемая существенная характеристика языка» [Колшанский 2005: 5] изучается в работе Г.В. Колшанского: «несмотря на абстрактный характер языкового знака, связанно -го с абстрагирующей деятельностью человеческого познания, в реальной коммуникации вновь объединяются конкретность и абстрактность содержания вербальных актов вследствие привязанности любой коммуникации к конкретным условиям общения, другими словами, вследствие неизбежного включения любого коммуникативного акта в контекст общения. На этом основании контекст надо рассматривать не только как необходимое условие существования коммуникативного процесса, но и как сущностную характеристику языка и его внутреннее качество, благодаря которому реализуется адекватность познания» [Колшанский 2005: 12].
Учение о контексте в отечественной лингвистике легло в основу исследования дальнейшей разработки теории контекста применительно к разнообразному фактическому материалу. В работах отечественных исследователей последних лет изучается феноменологическая природа контекста [Карманова 2009; Урубкова 2010]. В ряде работ определяется роль лингвистического и когнитивного контекста в декодировании метафоры (см. также: [URL: ftp://lib.herzen.spb.ru/ text/klime-nova_101_156_159.pdf]). В целом, в современной лингвистической литературе предлагаются разрозненные основания для выделения контекстов: диалогический, коммуникативный контексты, а также проспективные, ретроспективные, синтаксические и семантико-прагматические контексты [Сивенко-ва 2006: 11]. Однако существует также иная убедительная точка зрения, согласно которой идея построения типологии контекстов признается утопичной: «Количество различных контекстов потенциально бесконечно: нет двух абсолютно одинаковых ситуаций» [КСКТ 1996: 144].
В зарубежной традиции изучения контекста, начиная с работ Фирса (J. Firth) и Халидея (M. Halliday), различают «контекст ситуации»
(context of situation) и «контекст культуры» (context of culture) [Halliday 2003]. Так, школьный урок, взаимоотношения ученика и учителя являются «контекстами ситуации» определенного коммуникативного события, тогда как особенности системы образования и моделей общения учителя и ученика как исторически сложившихся социальных практик, отличных от культуры к культуре и определяющих структуру школьного урока и процесс интеракции участников, рассматриваются как примеры «культурного контекста». В словаре лингвистических терминов зарубежного издательства для лингвистического контекста предлагается использовать термин «co-text» («с текстом»), тогда как термин «context» используется для обозначения актуальных для высказывания компонентов: «Any relevant features of the setting in which a form appears or might appear» [OCDL 2007: 77]. Все это позволяет исследователям понимать под контекстом: 1) соединение, процесс соединения, связи (the act of composition, of bringing together parts of language into meaningful utterances or written texts); 2) условия, благодаря которым высказывание обретает определенный смысл (conditions under which meaning is attributed to a stretch of language); 3) окружение, определяющее специфику предмета речи (the environing and surrounding conditions of a specified object) [Dilley 1999: 4-5].
Дальнейшее изучение контекста связано с различными направлениями гуманитарного знания. Так, с одной стороны, контекст мыслится как ситуация, в которой происходит речевое общение. Признается, что контекст как совокупность внешних параметров коммуникации определяет выбор тех или иных речевых актов. Например, в неформальной ситуации общения речевое поведение участников коммуникации будет существенно отличаться от речевого общения в официальной ситуации. С другой стороны, работы Э. Гофмана и Х. Гарнфинкеля легли в основу формирования перформативной прагматики (performative pragmatics) - направления, изучающего активность участников речевого акта в формировании контекста ситуации [Robinson 2006].
1.3. Когнитивные основания теории контекста.
Следует отметить, что когнитивное понимание контекста заложено трудами многих ученых в теории и практике межкультурной коммуникации (Э. Холл), дискурсивном анализе (Т. Дейк), когнитивной лингвистике и др. В когнитивной лингвистике существует терминосоче-
тание «когнитивные контексты». Мысль о том, что контекст - когнитивная сущность присутствует в работе Р.И. Павилениса. Автор отмечает, что выявляется необходимость в качестве важнейшего фактора контекста рассматривать «сами концептуальные системы носителей языка» [Пави-ленис 1983: 121]. Н.Н. Болдырев отмечает, что когнитивный контекст представляет собой «связанную структуру знания, в которой нашим опытом познания мира запрограммировано наличие определенных элементов или событий и их соответствующая интерпретация или оценка» [Болдырев 2006: 17]. Одно и тоже поведение, по меткому замечанию Н.Н. Болдырева, в зависимости от того, осуждается оно или одобряется в контексте той или иной культуры, может иметь различные когнитивные основания. Так, в результате одних и тех же действий одну и ту же хозяйку можно назвать «скупой», либо «экономной» (примеры Н.Н. Болдырева).
Иными словами, контекст формирует область для понимания, для работы со смыслом. Например, в случае кросс-культурного общения при недостаточной сформированности дискурсивной компетенции участников коммуникативного акта возможны нарушения дискурсивной грамотности речи, обусловленные несовпадением когнитивных областей в коммуникативной ситуации «начало разговора» в следующем примере: фраза «Hi, How are you?» («Привет, как дела?») в контексте англоамериканской культуры является приветствием, тогда как в русской культуре может быть поводом к обсуждению сложившейся ситуации участников коммуникативного акта. Примечательно, что отсутствие выбора в ответной реплике в англоамериканском контексте (Fine, thanks) компенсируется многообразием выбора в ситуации русской культуры. Разные ученые свидетельствуют о следующих вариантах: «Ничего/ Так себе/ Спасибо, хорошо/ Здорово/ Бабушка заболела, сын плохо учится» и др. (см. работы И.А. Стернина, Ю. Рот, Г. Коптельцевой, Л. Виссон).
Активизация неидентичных когнитивных областей может наблюдаться внутри одной культуры:
Man: Does your dog bite?
Woman: No. (The man reaches down to the pet dog. The dog bites the man's hand).
Man: Ouch! Hey! You said your dog doesn 't bite.
Woman: He doesn't. But that is not my dog.
Г. Юл, автор приведенного выше примера, видит причину непонимания участниками друг друга в несоблюдении «принципа кооперации» Грайса [Yule 1997: 36]. На наш взгляд, в границе
концептуальной системы первого участника (мужчины) активизируется «референциальная» когнитивная область (эта собака), тогда как в концептуальной системе второго участника (женщины) - «атрибутивная» (моя собака). В другом примере фонетическая составляющая (тон и высота голоса) актуализируют разные когнитивные области - «безразличие» и «согласие»: Meh (adj) имеет смысл «я не против Вашего предложения» и «мне все равно» [Cool English 2008].
В теории дискурса когнитивное понимание контекста заложено в трудах T. Дейка, который под контекстом понимал не физическую объективную данность, а субъективную категорию, ментальную (когнитивную) модель (mental model), образованную мыслящими сознаниями носителей того или иного языка: «Contexts are not some (part of a) social situation, but a subjective mental model of such a situation» [Dijk 2009: 7]. Т. Дейк говорит о существовании схем как коллективных, социально разделяемых знаниях и личностных, индивидуальных, образующих сложные взаимосвязи в процессе коммуникации: «Con-texts are subjective, they represent personal experiences, namely the experience of the current communicative episode, and they also feature instanta-tions of sociocultural knowledge we share about social and communicative situations and their participants) [Dijk 2009: 6-7]. Примечательно, что в когнитивной антропологии существует понятие «культурных моделей» как социально разделяемого знания (cultural model as a form of general, socially shared knowledge) [Holland, Quinn 2000], а когнитивными лингвистами показана зависимость когнитивных моделей от культурных моделей -знаний правил поведения, типичных для определенной языковой культуры: «Cognitive models for particular domains ultimately depend on so-called cultural models. Cultural models can be seen as cognitive models that are shared by people belonging to a social group or subgroup» [Ungerer, Schmid 2006: 51].
В этой связи, как справедливо отмечает Н.И. Курганова, «встает задача исследования результатов и процессов когнитивной деятельности, вырабатываемых в рамках определенной культуры, что предполагает проведение сравнительно-сопоставительных исследований фрагментов знаний с целью выявления общего и культурно-специфического в содержании ментальных репрезентаций у носителей разных языков и культур» [Курганова 2010: 19].
Любое знание, получаемое человеком, как отмечает Н.Н. Болдырев, есть результат концеп-
туализации и категоризации окружающего мира. Языковое знание, которое является неотъемлемой частью общей концептуальной системы человека и формируется по тем же законам, есть «результат познания и осмысления системы и структуры языка, его основных единиц и категорий, принципов и механизмов формирования и передачи смыслов с помощью языка, то есть его функционирования» [Болдырев 2009: 91-92]. Логично предположить, что часть информации, поступающей к человеку из внешнего мира, фиксируется как «манера речи» (ведения дискурса) носителей языковой культуры, которая определяется регулярным и последовательным использованием ими определенных интерактивных и языковых стратегий устной и письменной коммуникации» [Гри-шаева, Цурикова 2007: 305]. В процессе функционирования языка, использования языка человеком вырабатываются определенные, характерные для той или иной культуры, дискурсивные стили. Л.И. Гришаева и Л.В. Цурикова справедливо полагают, что «предпочтение тем или иным стратегиям носители языка отдают чаще всего неосознанно, их выборы обусловлены присущими языковому сообществу глубинными ценностными ориентирами, верованиями и ожиданиями», что, «следуя принятым в их языковых культурах конвенциям общения, носители разных языков и разных вариантов одного языка в аналогичных коммуникативных условиях могут вести общение по-разному, реализуя свойственный их культуре дискурсивный стиль» [Гришаева, Цурикова 2007: 305]. Например, один и тот же смысл «Скамья покрашена, можно испачкаться» передается разными дискурсивными стилями: Осторожно, покрашено! (инструкция, предупреждение) в языковом сознании носителей русского языка и Wet paint (констатация факта) - английского.
Нами были проанализированы многочисленные данные, созданные «коллективным» носителем русского и английского языков. Анализу подверглись как семиотически неосложненные тексты, так и тексты, в создании которых участвует более одного кода - поликодовые тексты (ср.: «Типы информации, обработанные разными когнитивными системами (зрением, языком и др.), проявляют сходство общих принципов организации разной информации» [КСКТ 1996: 135]). Это тексты, которые заполняют часть пространства, в котором живет современный человек: от рекламы до актуального для человека события (Сочи как город, в котором планируется Олимпиада, ЧМ по футболу и др.), брачные объявле-
ния, гороскопы, анекдоты, печатная реклама, видеореклама, видеопутеводители, интернет-страницы высших учебных заведений. Примечательно, что разнородные в жанровом отношении тексты (как результаты дискурсивной деятельности) обнаруживают повторяемость способов распределения информации и могут служить основанием для выявления дискурсивных преференций в контексте той или иной культуры, а также, вероятно, «источником сведений о концептах, сложившихся к определенному времени в той или иной области знания, и о тех категориях, которые эти концепты каким-то образом представляли и/или объединяли» [Кубрякова 2009: 23].
Нами были выявлены следующие преференции в распределении информации на материале английского языка: имплицитность подачи информации, ориентация на внешний мир, рекламный, практически-ориентированный стиль, детализация информации о сообщаемом явлении. На материале русского - ориентация на внутренний мир, эксплицитность, экспланаторно-поучитель-ный и директивный стиль. Важно отметить, что детализация информации может быть проиллюстрирована также материалами русского языка, однако в английском материале она доминирует - ее удельный вес значителен. По причине ограничения в объеме статьи приведем несколько примеров.
Так, значительное количество текстов на материале английского языка, в отличие от русского материала, - имплицитны: «буквальное прочтение» входных пространств, задействованных в построении поликодовых текстов, «не предсказывает» рекламируемый продукт (видеореклама техники Sony, Siemens, XP Microsoft, Toshiba, видеореклама пива Budweiser, видеореклама конфет Rolo); тексты печатной рекламы также отличаются глубиной имплицитного сообщения и требуют некоторой аналитической работы для декодирования (Keep brass where it belongs - реклама краски для волос). Эксплицитный тип дискурсивного изложения наблюдается в большинстве русских поликодовых текстов (за исключением, например, рекламы товаров, причиняющих вред здоровью - сигарет), а также семиотически неос-ложненных текстах. В английском материале эксплицитный тип дискурсивного изложения предпочтительнее тогда, когда описание ориентировано на самого участника события (Я-ориентация). Для описания третьих лиц англоязычная культурно-когнитивная модель актуализирует непрямой (имплицитный) стиль коммуникации [Дубровская 2008].
Метафора, метонимия, сравнение и др. как источник имплицитной информации характерны для текстов брачных объявлений на английском языке, в отличие от русских: A breath of fresh air; Amazing woman,..willowy..; Anyone for Venice? Free ticket unexpectedly available; sweet lady. Женщины отождествляют себя с библейскими персонажами (А.ngel of the North), сравнивают себя с известными актрисами (Angelina Jolie). В русском материале актуализацию получают атрибуты, соответствующие действительному положению дел: русская женщина скорее всего правдиво заявит о своем росте (невысокая, приятная), тогда как англичанка скорее скроет его, либо предложит стандартную «позитивную» формулу - tall. Наша выборка не содержит примеры английских объявлений с атрибутом short (буквально: «низкая»).
Материал свидетельствует, что в русском дискурсивном пространстве релевантны концептуальные области внутреннего мира человека -«семья», «дом», «быт»: Вечером не рекомендуется устраивать вечеринки, застолья, праздники, постарайтесь провести его спокойно, в кругу только самых близких Вам людей (гороскоп); создание семьи как причина поиска партнера (брачные объявления) в русском дискурсивном пространстве и приятное времяпрепровождение -в английском; «семейный сюжет» русских видеореклам и «природный» - английских. Ориентация на внешний мир, по данным англоязычной выборки, активизируется также концептуальными областями, связанными с деятельностью человека за пределами его семейного пространства: «бизнес», «работа». Английский материал выявляет концептуальные области насилия (видеореклама пива Bud-weiser, видеореклама Atlanta Ballet), эротики (видеореклама Nivea, видеореклама конфет Rolo, видеореклама Toyota Corolla); в нем запечатлеваются опасные для жизни мгновения (видеореклама Elba).
Детализация информации о сообщаемом явлении может осуществляться на языковом (ви-до-временные формы глагола, фразовые глаголы) и концептуальном уровнях: детализированы брачные объявления женщин - носителей английского языка; на Интернет - страницах высших учебных заведений подробно описаны достопримечательности университетов и городов, в которых они находятся, даны историографические справки, указаны варианты проезда; печатные объявления о продаже дома сопровождаются фотографиями (ср.: в русском материале фотографии сопровождают объявление о продаже, как правило, дорогого жилья), указывается количество спален и ван-
ных комнат (Detached house 3 reception rooms, kitchen/breakfast, utility, 4 beds, 2 bathrooms, integral garage and parking for several cars...), обозначается интенсивность / степень проявления признака (extremely fit, very attractive and fashionable; extremely attractive - брачные объявления).
Экспланаторно-поучительно-директивный стиль в дискурсивном пространстве русского материала иллюстрируется разнообразными примерами: Dear university entrants! You should definitely take notice of the following opportunity: If you major in translation, on attending additional courses of pedagogic disciplines and passing tests and exams, you can qualify also as "Lecturer in two foreign languages and literatures" (интернет-страницы высших учебных заведений, написанных носителями русского языка, для которых английский язык не является родным); Сложившиеся брачные союзы -наша гордость и стимул к дальнейшему совместному сотрудничеству... (текст объявления брачного агентства). Рекламный, практически-ориентированный дискурсивный стиль: Why choose Royal Hollow ay: Ranked in the top 10 research-led universities in the UK; A University of London degree leading to first-rate career opportunities. О прагматизме английских текстов свидетельствуют следующие цели создания брачных союзов: for a future of passion, adventures and mutual enchantment; arts and country pursuits; for dinner, golf, travel, bridge, gardening, cross-words, classical (ср.: для длительных отношений; человеку нужна только капля тепла, говорит она, и что может быть больше этого; для создания семьи и рождения детей - русская выборка).
Таким образом, в результате анализа дискурса «коллективного» автора были обнаружены дискурсивные предпочтения (преференции) в распределении информации, характерные для той или иной лингвокультуры.
1.4. Коммуникативные основания теории контекста.
Мысль о важности понимания какого-либо явления во временной перспективе связана с именем основоположника американской школы антропологии Ф. Боаса. Его «исторический партикуляризм» (historical particularism - теория исторической этнологии в русской интерперетации) связан с идеей конкретности, ситуативности, неповторимости и является важной идеей для нашей работы. Коммуникативной по своей сути является, на наш взгляд, модель SPEAKING, разработанная Д. Хаймсом в парадигме этнографии коммуникации (подробнее см.: [Hymes 2005]).
На наш взгляд, контекст с коммуникативной точки зрения - это совокупность моделей поведения, принятых в той или иной культуре, и, как правило, имеющих невербальную основу. Это и конкретный контекст (здесь и сейчас), в котором происходит общение и социализация ребенка (семья, школа) (повседневный опыт, по меткому замечанию Н.Н. Болдырева) [Болдырев 2007: 28], и более широкий контекст - культура, которую ребенок также усваивает в процессе жизни (ценности, традиции, нормы и правила) (исторический опыт людей, по замечанию Н.Н. Болдырева), а также участник (участники) коммуникации как носитель (носители) определенных психофизиологических признаков, еще не концептуализатор и не категоризатор действительности.
Внешние образования контекста - повседневный и исторический опыт - обусловливают динамику контекста и актуализируют мысль о хронотопной природе контекста. Известно, например, что после работ М.М. Бахтина исследователи более поздних лет добавляли в понятие «хронотоп» дополнительные компоненты: Р.И. Енукидзе представляет хронотоп как трехмерную систему: Субъект + Время + Пространство [Енукидзе 1984: 25]. Именно внешние (повседневный и исторический опыт) по отношению к человеку образования контекста образуют основу для когнитивной обработки информации человеком. Поэтому человек -связующее звено осмысления контекста как образования когнитивной и коммуникативной природы. Как только человек начинает познавать действительность, перерабатывать поступающую к нему информацию, активизируется когнитивная природа контекста. Коммуникация с этой точки зрения предстает как сложный когнитивный процесс конструкции и деконструкции смыслов. Ф.И. Шарков определяет коммуникацию (от лат. сошшишсо, «делаю общим, связываю, общаюсь») как процесс взаимодействия и способы общения, позволяющие создавать, передавать и принимать разнообразную информацию» [Шарков 2009: 269].
Поскольку в реальной ситуации общения в коммуникацию вступают люди как носители культуры, а не собственно культуры, поэтому любой акт коммуникации личностно обусловлен. Представитель коллективистской культуры может демонстрировать черты индивидуализма, если в процессе его социализации были созданы условия для развития именно этого психо- и социотипа. Личностный компонент в ситуации коммуникативного контакта может быть обусловлен неприязнью, несходством жизненных позиций участни-
ков общения в начале коммуникации и полным принятием позиций - в конце акта коммуникации. Нам важно отметить, что личностный компонент в целом объединяет личность как психофизиологическую данность, личность как результат социализации, а также личность в конкретный момент времени и места, демонстрирующую конкретные эмоциональные переживания, обусловленные внешними обстоятельствами. Признаем, что любое разделение целостного образования искусственно и связано с необходимостью его изучения.
В связи с этим возрастает роль психофизиологических особенностей личности. Данные Е.Н. Зарецкой позволяют говорить о существовании трех форм мышления, которыми наделены люди (языковое, образное и сенсорное): «Представьте себе, что вы сидите в ресторане за столиком с человеком, который вам нравится и на которого вы хотите произвести впечатление. Вы хотите передать ему свое эмоциональное состояние и в течение всего вечера говорите. А это человек с ярко выраженной сенсорикой, прекрасный приемник, остро чувствующий другого человека без слов... А если перед вами художник, и вы рассказываете ему о том, как были во Флоренции и любовались «Давидом» Микеланджело..., а он, будучи профессионалом, вообще не понимает, как произведение искусства можно объяснить. Лучше покажите ему фотографию скульптуры, и ассоциации в его сознании возникнут сами. Нередко встречаются люди, с трудом переносящие многословие... Вы только начинаете говорить и вдруг слышите в ответ: «Я все уже понял, не надо продолжать». Если же вы проводите вечер с человеком, обладающим выраженным речевым мышлением, и застенчиво молчите, кивая головой в ответ на его рассказы, - коммуникативная цель вряд ли будет достигнута» [Зарецкая 2001: 44].
Динамизм контекста обеспечивается взаимозависимостью исторического опыта, повседневного опыта и человека. Так, например, индивидуализм как яркий показатель американской культуры, по данным М. А. Тульновой, не только «развивается от положительной к отрицательной оценочности», но и в процессе глобализации входит в пространство русской культуры [Тульнова 2009: 122]. Общечеловеческие нормы и жизненные ориентации человека также подвержены изменениям: в разные времена менялось и меняется отношение человечества к смерти (эвтаназия), природе и др.
В связи с нашими рассуждениями уместно привести данные О.В. Магировской. Автор отме-
чает, что различные способы концептуализации одного и того же фрагмента реальной действительности наблюдаемы внутри одного языка. Именно интерпретатор, как отмечает О.В. Маги-ровская, выбирает тот или иной способ конфигураций знаний. Так, «один и тот же фрагмент действительности может быть расчленен и репрезентирован относительно различных концептуальных структур: действия лица (The girls are smiling), качественного признака (The girls are happy), действия и его признака (The girls are smiling happily), действия и количества (Three girls are smiling), действия и его признака, количества и признака предметной сущности (Three young girls are smiling happily)» [Магировская 2008: 113].
Коммуникативное осмысление контекста на этом этапе позволяет переосмыслить гипертрофированную роль внешнего фактора коммуникативного контекста (культуры) в формировании национальных коммуникативных стилей и признать контекст фактором гибридизации коммуникативных стилей.
Составляя типологию коммуникативных стилей, ученые опираются на невербальные особенности, манеру и способ вести себя в обществе. Такое основание классификации стилей ведет начало от «культурной грамматики» Э. Холла [Hall 1990], который выделял пять типов пространственных отношений между людьми, которым соответствовали следующие коммуникативные стили: интимный, непринужденный, консультативный, формальный и ледяной. Впоследствии на вербальные стили также были «перенесены» и другие «культурные измерения» (cultural dimensions). Ученые выявили отчужденный, послушный, сбалансированный, опекающий, лаконичный, многословный, пессимистический, оптимистический и другие стили (подробнее см.: [Куликова 2009: 111-119]). С опорой на невербальное поведение людей в обществе была выработана типология коммуникативных стилей общения, позволяющая объяснить особенности вербального поведения представителей разных культур принадлежностью к определенной культуре: low-context / high context communication; direct / indirect verbal interaction styles; person-oriented / status-oriented verbal styles; self-enhancement / self-effacement verbal styles; talk / silence; topic-comment / comment-topic style; feminine / masculine [Scollon 2001, Ting-Toomey 1998]. Так, некоторые авторы полагают, что на вопрос «What do you do for a li-ving?» («кем вы работаете?») представитель индивидуалистских культур в качестве ответа назо-
вет профессию (occupation), тогда как представитель коллективистских культур - название организации (the company for which they work) [Gudy-kunst 1995].
В целом, принято полагать, что низкоконтекстные культуры (США, например) ориентированы на прямой стиль общения, тогда как культуры «высокого» контекста (Россия, например) актуализируют непрямой способ оформления мысли, высокий уровень дистанции власти, статусно-ориентированное общение; для них свойственны элементы самопринижающего стиля, фемининные черты, полихронность, оформление ментального пространства по модели «комментарий - тема» и др. [Куликова 2004; Scollon 2001].
Вербальный стиль низкоконтекстной коммуникации, как отмечает Л.В. Куликова, несет на себе отпечаток индивидуалистских ценностей и линейного логического способа мышления: «Это, как правило, прямой эксплицитный стиль, ориентированный на адресанта. Говорящий стремится наиболее точно, ясно и прямолинейно выразить свое мнение, мысли и интенции, вербально эксплицировать всю релевантную информацию, чтобы слушающий мог понять ее достаточно однозначно, не прибегая к интерпретациям и домысливанию» [Куликова 2009: 149]. Коммуникация, детерминированная стилем высококонтекстной культуры, ориентирована, как отмечает автор, на получателя сообщения, адресата. К его компетенции относится умение «читать между строк», самостоятельно интерпретировать сказанное. В общение «вплетены» социальные нормы и роли, статус коммуникантов, характер отношений между ними и др. Непрямой коммуникативный стиль проявляется в скрытых намеках, иносказательности, образных сравнениях, расплывчатости и неконкретности речи, изобилии некатегоричных форм высказывания и др. [Куликова 2009].
Однако может быть найден целый ряд примеров, в которых ситуативная обусловленность коммуникации (контекст как повседневный опыт) и роль личности во всем многообразии ее проявлений и намерений являются важными факторами, ставящими под сомнение возможность однозначной атрибуции коммуникативных стилей определенной культуре. Так, например, речь Виталия Чуркина - представителя высококонтекстной культуры - на Совете Безопасности ООН (10.08.2008) демонстрирует, как правило, прямой, а не имплицитный стиль коммуникации. В речи В. Чуркина четко обозначаются и именуются конкретные события и факты (агрессия Гру-
зии; хочу напомнить; нам не хотелось бы думать, что Соединенные Штаты дали зеленый свет этим авантюристическим действиям грузинского руководства; категорически отвергаю), им дается прямая «негативная» оценка (к сожалению; не смогли занять... объективной позиции; опасная ситуация). В. Чуркин выражает однозначную позицию участника коммуникативного события: Япрямо хочу сказать, что «regime change» - это американская терминология. Мы этой терминологией не пользуемся.
Однако на ином пространственно-временном отрезке этого же контекста «Совета Безопасности ООН» ответ В. Чуркина строится по модели непрямого стиля коммуникации, характерного для представителей высококонтекстных культур: «...иногда бывают случаи, когда лидеры, а некоторые из них, как мы знаем из истории, даже выбирались своими народами, бывает лидеры приходят к власти и демократическим, и полудемократическим путем. Они становятся преградой для того, чтобы народ мог выйти из той или иной ситуации... И в этих ситуациях некоторые лидеры принимают мужественное решение в отношении своего политического будущего.». Причиной изменения стиля с прямого на непрямой может быть ограничивающий прямой стиль коммуникативного общения З. Халилзада (выступает в качестве представителя политического курса США (низкоконтекстная культура): «Цель вашего правительства - смена режима в Грузии? Вы пытаетесь свергнуть демократически избранного президента, демократически выбранное правительство?»; Но я хочу повторить свой вопрос господину Чуркину. Он не ответил на мой вопрос. Цель России - смена руководства Грузии? (подразумевается ответ либо «Да», либо «Нет»).
Наоборот, непрямой стиль общения представителей низкоконтекстной культуры (США) отмечается в речах кандидатов в президенты США Б. Обамы и Дж. Маккейна, произнесенных 26.09.2008 и 15.09.2008. Так, на закрытый вопрос: «Are each of you tonight willing to sit at this table and say to each other's face what your campaigns and the people in your campaigns have said about each other?» - участники коммуникативного события отвечают: «Well, this has been a tough campaign. It's been a very tough campaign» (McCain); «Well, look, you know, I think that we expect presidential campaigns to be tough» (Obama). В речи Маккейна и Обамы доминируют тактики обвинения оппонента и оправдания собственной
позиции: «And, Senator Obama, you didn't repudiate those remarks. Every time there has been an out-of-bounds remark made by a Republican, no matter where you are, I have repudiated them.; I regret some of the negative aspects of both campaigns» (McCain); «I think that, if you look at the record and the impressions of the American people - Bob, your network just did a poll, showing that two-thirds of the American people think that Senator McCain is running a negative campaign versus one-third of mine»; «And there is nothing wrong with us having a vigorous debate like we are having tonight about health care, about energy policy, about tax policy. That is the stuff that campaigns should be made of» (Obama).
Непрямой стиль коммуникации встречается также в ответах сенаторов на вопрос о взаимоотношениях с Россией: «How do you see the relationship with Russia? Do you see them as a competitor? Do you see them as an enemy? Do you see them as a potential partner?» (Lehrer). Ответ на вопрос «Россия-соперник, Россия-враг, Россия-партнер?» оформляется имплицитно: «Now, we also can't return to a Cold War posture with respect to Russia. It's important that we recognize there are going to be some areas of common interest. One is nuclear proliferation» (Obama); «Idon't believe we're going to go back to the Cold War. I am sure that that will not happen. But I do believe that we need to bolster our friends and allies» (McCain) (ср.: Тематика коммуникативного фрагмента, в котором наблюдается прямой стиль, как правило, нейтральна: Are you going to vote for the plan, Senator McCain? (Lehrer); Sure (McCain); So, Senator McCain, do you agree with what Senator Obama just said? (Lehrer); No (McCain).
Иными словами, тезис о том, что стиль коммуникации представляет собой устойчивую величину, зависящую «в первую очередь от социокультурных параметров, а не от индивидуальных качеств личности» [Куликова 2009: 111], не подтверждается данными нашего материала.
1.5. Заключение. Разрабатываемая теория контекста позволяет выявить предпочтительные дискурсивные стили носителей языкового сознания двух неродственных языков, объяснить когнитивно-коммуникативную природу гибридизации стилей в конкретном дискурсивном событии и признать «описание межкультурной коммуникации как «диалога культур» не более чем метафорой: общаются не культуры, а люди, их представляющие» [Цурикова 2006: 7]. На наш взгляд, дискурсивный стиль определенной культуры увя-
зан не с дискурсами (или текстами как фиксированным результатом дискурса) конкретных участников коммуникации, представляющих ту или иную культуру, а с дискурсами (или текстами), общими для носителей культуры определенного исторического периода развития - бессубъектными текстами, составленными «коллективным» автором. Дискурсивный стиль культуры, по нашему мнению, реализуется в конкретных когнитивных преференциях, в результате обработки поступающей к человеку информации и фиксации ее в текстах «коллективных» авторов. Эти когнитивные способы обработки информации, в результате которых выявляются предпочтительные дискурсивные стили, являются нетождественными в контексте двух языковых культур. В этой связи приписывание низкоконтекстным культурам (например, США) прямого стиля общения, а высококонтекстным культурам (например, России) - непрямого коммуникативного стиля и др. признаем не соответствующим действительности, так как этот подход основывается на «переносе» стилей невербального поведения, выявленных в социологических исследованиях, на стили вербального поведения. Исследование дискурсивного стиля как «манеры речи» (а не поведения) должно учитывать важное положение о том, что «построение системы информации о мире происходит задолго до усвоения языка и представляет собой невербальный этап ее образования» [Павиленис 1983: 101]. Впоследствии, как признают многие ученые (Н.Н. Болдырев, В.А. Виноградов, Е.С. Кубрякова), языком кодируется часть, «куски» концептуальной системы [Павиленис 1983: 101].
Осмысление контекста как когнитивно-коммуникативного образования учитывает тот факт, что в процессе коммуникации происходит когнитивная обработка информации объективной действительности. Не сам гендер, культура, социальный статус и т.д. коммуниканта влияют на исход дискурсивного события, а переработка этой информации человеком как биологическим (психофизиологические различия полушарий мозга женщин и мужчин) и социальным существом (Он -мой начальник, значит...; Она - женщина, поэтому... и т.д.). В этой связи можно говорить о кооперативном и некооперативном общении, нейтральном и аффективном и др., но называть их национальными коммуникативными стилями, характерными для той или иной культуры, считаем сомнительным.
Полагаем, что применительно к дискурсивной деятельности «культурный компонент» находится в контексте как сложном когнитивно-коммуникативном образовании: в голове у человека и во внешней действительности и связан с различным способом распределения информации. Важно подчеркнуть, что речь идет о дискурсивной деятельности человека - языка «в действии», мы считаем, что максимально «культурный компонент» фиксируется в невербальных образцах поведения, особенностях жизни (внешней стороной контекста) людей и языке как системе знаков (особенно во фразеологической системе), тогда как в «языке как действии» «культурный компонент» связан прежде всего с процессом порождения текстов, который осуществляется в нетождественных контекстах. В этой связи для нашего исследования неоценима значимость работ Н.Н. Болдырева, в которых высказывается мнение о том, что «понятие культуры предполагает формирование определенной концептуальной системы коллективных знаний, характерных для конкретного сообщества людей, в том числе языкового сообщества» [Болдырев 2007: 28].
Список литературы
Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1963.
Болдырев Н.Н. О понятии культуры и культурологическом анализе языка // Филология и культура: материалы VI Междунар. науч. конф. 17-19 октября 2007 г. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. ун-та, 2007. С. 27-32.
Болдырев Н.Н. Проблемы исследования языкового знания // Когнитивные исследования языка. Вып. 1. Концептуальный анализ языка. М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Изд. дом Тамб. гос. ун-та, 2009. С. 91-103.
Болдырев Н.Н. Языковые категории как формат знания // Вопр. когнитивной лингвистики. 2006. № 2. С. 5-22.
Гришаева Л.И., Цурикова Л.В. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М.: Академия, 2007.
Дубровская О. Г. Дискурсивное событие «Сочи как место проведения Олимпиады 2014» с точки зрения британской лингвокультуры (в сопоставлении с русской лингвокультурой) // Россия и Запад: Диалог культур: сб. ст. XII Междунар. конф. 28-30 ноября 2007 г. Вып. 14. Ч. II. М.: МГУ, 2008. С. 52-62.
Енукидзе Р.И. Художественный хронотоп и его лингвистическая организация: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тбилиси, 1984.
Зарецкая Е.Н. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. М.: Акад. нар. хоз-ва при Правительстве РФ: Дело, 2001.
Карманова З.Я. Феноменология контекста // Вестн. Челябин. гос. ун-та. Сер. Филология. Искусствоведение. Вып. 38. 2009. № 39 (177). С. 76-84.
Клименова Ю.И. Роль лингвистического и когнитивного контекста в декодировании метафоры. URL: ftp://lib.herzen.spb.ru/text/klimeno-va_101_156_159.pdf (дата обращения 15.05.2009).
Колшанский Г.В. Контекстная семантика. 2 изд. М.: КомКнига, 2005.
(КСКТ) Краткий словарь когнитивных терминов / ред. Е.С. Кубрякова. М.: Филол. фак. МГУ, 1997.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка: Вместо введения // Когнитивные исследования языка. Вып. IV. М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Изд. дом Тамб. гос. ун-та, 2009. С. 11-24.
Кубрякова Е.С. О методике когнитивно -дискурсивного анализа применительно к исследованию драматургических произведений (пьесы как особые форматы знания) // Принципы и методы когнитивных исследований языка: сб. науч. тр. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. ун-та, 2008. C. 30-45.
Куликова Л.В. Коммуникативный стиль в межкультурном общении: моногр. М.: Флинта: Наука, 2009.
Куликова Л.В. Тип культуры и национальный коммуникативный стиль // Вестн. ВГУ. Сер. Филология. Журналистика. 2004. № 2. С. 62-70.
Курганова Н.И. Проблема исследования коллективного знания в когнитивной лингвистике // Вопр. когнитивной лингвистики. 2010. № 2. С. 18-26.
Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. 2 изд., испр. М.: Искусство, 1995.
Магировская О. В. Интеграция основных видов когнитивной деятельности в рамках процесса познания // Вопр. когнитивной лингвистики. 2007. № 4. С. 119-127.
Магировская О.В. Репрезентация субъекта познания в языке: моногр. М.; Тамбов: Изд. дом Тамб. гос. ун-та, 2008.
Мыркин В.Я. Типы контекстов: коммуникативный контекст // Филол. науки. 1978. № 1. С. 95-100.
(НКРЯ) Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru.
(НФС) Новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. М.: Изд-во В.М. Скакун, 1998.
Павиленис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. М.: Мысль, 1983.
Сивенкова М.А. Неассертивные компоненты смысла высказывания в различных типах диалогических контекстов: автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. Минск, 2006.
(СЛТ) Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. URL: http://wwww.classes.ru/gram-mar/174.Akhmanova/sourse/worddocuments/_13.htm (дата обращения 16.07.2009).
(СЭС) Советский энциклопедический словарь / ред. А.М. Прохорова. М.: Сов. энцикл., 1985.
Тульнова М.А. Динамика развития концепта «индивидуализм» в контексте глобализации // Изв. Волгоград. гос. пед. ун-та. Сер. Филол. науки. №7 (41). 2009. С. 121-124.
Урубкова Л.М. Контекст в познании и переводе // Вопр. когнитивной лингвистики. 2010. № 4. С. 102-111.
Цурикова Л.В. Межкультурное взаимодействие с позиций когнитивно-дискурсивного подхода // Вопр. когнитивной лингвистики. 2006. № 1. С. 5-15.
Шарков Ф.И. Коммуникология: Энциклопедический словарь-справочник. М.: ИТК «Дашков и К», 2009.
(BNC) British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk/
Dijk T.A. (van) Society and Discourse: How Social Contexts influence Text and Talk. Cambridge University Press, 2009.
Dilley R. The Problem of Context. N.Y.; Oxford: Berghahn Books, 1999.
Gudykunst W.B., Ting-Toomey S., Sudweeks S., Stewart L.P. Building bridges: Interpersonal skills for changing world. Boston: Houghton Mufflin Compa-ny,1995.
Hall E. The silent language. N.Y.: Anchor Books; A division of Random House; INC, 1990.
HallidayM.A.K. On language and linguistics. Ed. by J. Webster. Vol. 3. L.; N.Y.: Continuum, 2003.
Hatim B., Mason I. Discourse and the translator. L.; N.Y.: Longman, 1994.
Holland D., Quinn N. - Cultural Models in Language and Thought. Ed. by Holland D., Quinn N. Cambridge University Press, 2000.
Hymes D. Models of the Interaction of Language and Social Life: Toward a Descriptive Theory //
Intercultural Discourse and Communication: The Essential Readings / Ed. by S.F. Kiesling and C.B. Paulston. Blackwell Publishing, 2005. P. 4-16.
(OCDL) Oxford Concise Dictionary of Linguistics / P.H. Matthews. Oxford University Press, 2007.
Robinson D. Introducing performative pragmatics. N.Y.; L.: Routledge, 2006.
Scollon R., Scollon S.W. Intercultural Communication: A Discourse Approach / 2nd ed. Blackwell Publishing, 2001.
Ting-Toomey S. Communicating across Cultures. N.Y.; L.: The Guilford Press, 1999.
Ungerer F., Schmid H. An introduction to cognitive linguistics / 2nd ed. Pearson; Longman, 2006. Yule G. Pragmatics. Oxford: University Press,
1997.
O.G. Dubrovskaya COGNITIVE AND COMMUNICATIVE THEORY OF CONTEXT
In this paper we propose a theory of context as a complex cognitive and communicative phenomenon which is very important in understanding of how speakers interact and build discourses.
Key words: cognitive and communicative theory of context, discourse style, discourse preference,
collective author, hybridization of styles.
