Когнитивная наука: новая жизнь старых парадигм

Максимов Леонид Владимирович

Максимов Леонид Владимирович

доктор философских наук

ведущий научный сотрудник, Институт философии, Российская академия наук 119991, Россия, г. Москва, ул. Волхонка, 14, стр. 5, оф 421 Maximov Leonid Vladimirovich Doctor of Philosophy

leading research assistant at Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences

Russia, 119991 Moscow, ul. Volkhonka 14

И [email protected]

Статья из рубрики "Философия науки"

Аннотация. Предметом исследования в данной статье являются две взаимосвязанные редукционистские тенденции, имеющие место в современной когнитивной науке (точнее, в тех разделах философии сознания и психологии, которые входят в состав этого междисциплинарного комплекса). Это радикальный когнитивизм - редукция ментального к когнитивному (без учета некогнитивной специфики аффективно-волевых компонентов психики), и физикализм - редукция когнитивного (истолкованного уже как синоним «ментального») к нейрофизиологическим процессам, уподобленным, в свою очередь, информационно-вычислительным операциям в компьютере. Когнитивизм и физикализм -весьма старые методологические парадигмы (хотя и получившие свои имена сравнительно недавно); в составе когнитивной науки они предстали в несколько новом, модифицированном виде, не лишившись при этом своей редукционистской направленности. Методологическая основа данного исследования - антиредукционизм, т.е. критика редукционизма не как вспомогательного (и в этой функции вполне оправданного) метода научной пропедевтики, а как неверного концептуального подхода, чреватого серьезными ошибками в теории и ее практических приложениях. Как показано в статье, сама изначально сложившаяся проблематика когнитивной науки и разработанный ею понятийный и терминологический аппарат в значительной степени способствовали укоренению указанных редукционистских подходов в ее исследовательских программах. Причем обе эти парадигмы образовали единый, прочный методологический блок благодаря общему для них концепту «когнитивное», трактованному в кибернетическом (теоретико-информационном) ключе. Преодоление указанных видов редукционизма, будь оно возможным, потребовало бы существенных изменений в предмете и методах когнитивной науки.

Ключевые слова: когнитивная наука, когнитивная психология, бихевиоризм, сознание, психика, когнитивное и не-когнитивное, когнитивизм и нонкогнитивизм, редукционизм и антиредукционизм, физикализм, теория информации

DOI: 10.25136/2409-8728.2017.11.24657

Дата направления в редакцию: 08-11-2017

Дата рецензирования: 09-11-2017

Дата публикации: 12-11-2017

Abstract. The subject of this research is the interrelated reductionist trends that are presents in the modern cognitive science (namely in branches of the philosophy of mind and psychology that are part of the interdisciplinary complex). These are the radical cognitivism - reduction of mental to cognitive (not considering the specificity of emotional-conative components of psyche); and physicalism - reduction of cognitive (interpreted as a synonym of mental) to neurophysiological processes, which in turn are assimilated to the information-calculating operation in computer. Cognitivism and physicalism are very old methodological paradigm (although received their names fairly recently); as a part of cognitive science they appeared in a somewhat new, modified form, not losing the reductionist orientation. Methodology of this work is the anti-reductionism, in other words, criticism of reductionism not as a supplementary (and fully justified in this function) method of scientific propaedeutics, but rather as inappropriate conceptual approach, fraught with grave mistakes in theory and its practical application. As demonstrated in the article, the initially established problematic of cognitive science alongside the formulated by it conceptual and terminological apparatus significantly contributed into the entrenchment of the indicated reductionist approaches it its research programs. Both of the paradigms have formed a unified, solid methodological cluster due to the common concept of "cognitive" interpreted in the cybernetic (theoretical-information) sense. If overcoming of the aforementioned types of reductionism was possible, it would require the substantial changes in the subject and methods of cognitive science.

Keywords: cognitivism vs. non-cognitivism, cognitive vs. non-cognitive, mentality, mind, behaviourism, cognitive psychology, cognitive science, reductionism vs. antireductionism, physicalism, information theory

Введение

Когнитивная революция, свершившаяся в 50-х гг. прошлого века в североамериканской психологии, положила начало широким междисциплинарным исследованиям, охватывающим, помимо самой психологии, также философию сознания, нейрофизиологию, теорию искусственного интеллекта, лингвистику и - в меньшей степени - некоторые другие дисциплины [см. 3, 7, 22]. Эта область исследований получила название «когнитивная наука»; соответственно, общий метод, определяющий ее специфику, именуется «когнитивным подходом». Революционный характер локального события, от которого принято отсчитывать историю когнитивной науки, обычно усматривается, во-первых, в решительном отказе значительной части психологического сообщества от господствовавшей в тот период бихевиористской («поведенческой») методологии, по сути игнорирующей «внутренний мир» человека, т.е. в возврате к традиционным для психологии «ментальным» исследованиям; во-вторых, в использовании для описания ментальных феноменов понятийного и терминологического аппарата новейших «компьютерных наук».

Однако эти действительно значимые изменения в методологии наук о духе оставили по сути в неприкосновенности некоторые старые парадигмы, которые ко времени указанной «революции» уже неоднократно были критически отмечены в философии и методологии научного познания. Более того, эти установки не просто сохранились в когнитивной науке, они, можно сказать, обрели здесь «новую жизнь», став неотъемлемой частью когнитивного подхода.

Речь идет, главным образом, о двух фундаментальных, имеющих давние истоки редукционистских тенденциях, которые вошли (в несколько преобразованном, скорее даже - «замаскированном», виде) в методологический арсенал когнитивной науки. Это, во-первых, радикальный когнитивизм [см. 6], суть которого - сведение ментального к когнитивному (как некоему субстрату, «строительному материалу» ментальности); во-вторых, физикализм [см. 12]в его нейрофизиологической - а затем и «компьютерной» -редакции, т.е. сведение ментального, уже отождествленного с «когнитивным», к процессам переработки информации в центральной нервной системе (по аналогии с подобными процессами в компьютере).

В когнитивной науке эти два редукционистских подхода объединены общим концептом «когнитивное», истолкованным как синоним «информационного»; причем «информация» в этом контексте фактически утрачивает свое традиционное чисто «познавательное» значение, она понимается как особая характеристика процессов, происходящих в самоорганизующихся системах, - не только социальных, но и биологических и даже неорганических (технических и природных). Конечно, человек может получить информацию (т.е. сведения, знания) об этих процессах, но сами процессы если и могут быть названы «информационными», то только в переносном, метафорическом смысле. Такое сопоставление ментального и физического аспектов информации вписывается в общую схему «компьютерной метафоры», популярной в когнитивной науке: сначала устройство и работа компьютера были условно уподоблены, соответственно, мозгу и мышлению, т.е. наделены ментальными характеристиками - интеллектом, памятью, способностью решать задачи и пр., а со временем, по мере развития и совершенствования компьютерных технологий, вектор исследовательских интересов (во всяком случае, для философии сознания и психологии) сместился на 180 градусов:те же характеристики, но уже в их «информационно-вычислительном» (англ. data-computing) облике, стали выполнять роль исходной модели для метафорического сопоставления с ними человеческой ментальности.

Указанные методологические установки нередко фиксируются и описываются в специальной литературе при определении предмета и метода когнитивной науки, при изложении специфики когнитивного подхода, однако такие констатации производятся, как правило, без отчетливого акцентирования их редукционистского и парадигмального характера. Так, В.А.Лекторский усматривает отличительные особенности современной когнитивной психологии в том, что «она понимает когнитивные, т.е. познавательные процессы как лежащие в основе всех психических функций (в том числе эмоций, мотивации, волевых проявлений) и определяющие поведение», а также в том, что «познание начинает истолковываться как процесс переработки информации,

аналогичный тому, который имеет место в компьютере» [5, с,7]. По сути здесь как раз и имеются в виду (хотя и не обозначены явно в этом качестве) два вида методологической редукции: (1) сведение всех психических процессов и феноменов к познанию и знанию, и (2) сведение познания к «информационным» процессам (в их «компьютерной» интерпретации).

То обстоятельство, что первый из названных видов редукционизма фактически является исходной предпосылкой всего этого научного направления, часто не сознается самими исследователями и не фигурирует в словарных дефинициях. Когнитивная наука, пишет И.П.Меркулов, представляет собой «комплекс наук, изучающих познание и высшие мыслительные процессы на основе применения теоретико-информационных моделей. Включает в себя исследования, проводимые в таких областях, как эпистемология, когнитивная психология, лингвистика, психолингвистика, психофизиология,

нейробиология и компьютерная наука» [7, с' 264]. Согласно этому определению, объектом когнитивной науки является только познание и мышление, а не сознание (дух, психика) в его многообразии; предполагается, что дисциплины, входящие в указанный комплекс, исследуют отдельные стороны познания, части, уровни познавательного процесса, его биологические и (некоторые) социальные механизмы. Такое определение допускает две интерпретации: (1) когнитивная наука специально ограничивает свои исследования только познавательно-мыслительными феноменами человеческого духа, игнорируя его «непознавательные» (например, аффективно-волевые) составляющие, и (2) когнитивная наука исходит из представления, будто все «духовное» является «познавательным» (понятым в особом теоретико-информационном смысле). Вот эта вторая интерпретация (не артикулированная в тексте дефиниции) действительно отражает сущность подхода, характерного для когнитивной науки: ее объектом являются непсихические и иные механизмы познания, а наоборот - «познавательные» (точнее, квази-познавательные, «информационные») механизмы и процессы, лежащие в основе духовных феноменов.

Почему упомянутая выше революция в психологии, а затем новое междисциплинарное направление в исследовании сознания (психики, ментальности) и его основной метод, подход, определяются именно как «когнитивные», т.е. «познавательные»? Не происходит ли здесь невольное смешение (или осознанное отождествление) «ментального» с «когнитивным»? Действительно, вновь обретенные после поражения бихевиоризма понятия «сознание», «психика», «ментальность», «внутренний мир» (англ. mind, psyche, mentality, inner world), а также «мысли», «чувства», «воля» и пр. вошли в лексикон психологии уже в новом статусе - под общим родовым именем «когниции» (англ. cognition). «На рубеже 1960-х годов, - поясняет Б.М.Величковский, - произошла быстрая смена сферы интересов и теоретической ориентации мировой экспериментальной психологии. Термин «когнитивный» стал относиться не только к высшим познавательным процессам, но также к восприятию и даже моторике, мотивации и эмоциям. Складывается впечатление, что иногда он используется, по словам голландского психолингвиста Флореса д'Аркэ [Flores d'Arcais], «в качестве модной

этикетки, позволяющей сбыть залежалый товар»...» —с,92]. Так возродилась и легализовалась давняя когнитивистская парадигма психологии и философии сознания, эксплицированная и поименованная лишь в XX в.

Когнитивный редукционизм (когнитивизм) в философии сознания и психологии

Употребление слова «когнитивизм» для обозначения особого редукционистского подхода не является общепринятым, это слово в современном философском и научном лексиконе чаще всего фигурирует просто как синоним «когнитивной науки», без подчеркивания реально присущей ей (хотя не всегда явно выраженной) тенденции к сведению ментального к познавательному. Вот одно из типичных определений этого термина: «Когнитивизм - это особое направление в науке, объектом изучения которого является человеческий разум, мышление и те ментальные процессы и состояния,

которые с ним связаны» Конечно, в самом этом определении ничто не указывает на редукционистский тренд исследований, идущих под именем когнитивизма. Но если этот термин соотнести не с объектом, а способом изучения ментальных процессов в

когнитивной науке (как показано выше: [5, с' 7]), то его редукционистский смысл станет очевидным.

«Сосредоточенность на когнитивных процессах издревле была присуща любым попыткам осмыслить природу психики. В этом плане когнитивистский подход определил

направленность ее научного анализа до всякого когнитивизма», - пишут А.В.Петровский

и М.Г.Ярошевский [9, с-—ÜSI. Здесь также под «когнитивизмом» и «когнитивистским подходом» понимается именно направленность на исследование когнитивных феноменов психики, а такая установка совсем не обязательно предполагает полную редукцию психического (ментального) к когнитивному.

Вообще говоря, редукция как сведение сложного к простому или наглядному, высшего к низшему, реального разнообразия к некоторой единой основе - это широко практикуемый метод или вспомогательный прием научного исследования. Такое сведение может иметь достаточные основания, быть методически оправданным, но может быть и ошибочным, препятствующим постижению истины; и если речь идет об устойчивой, концептуально закрепленной методологической ошибке такого рода, то она квалифицируется как форма «редукционизма». К этой категории многие исследователи относят доминирующий в когнитивной науке радикальный когнитивизм, проявляющийся в ошибочном сведении всей многообразной феноменологии духа (психики, сознания, субъективной реальности) к когнитивным феноменам, т.е. к знанию и познанию, и далее - к «информации» как некоему универсальному субстрату духовности.

Сам термин «когнитивизм» (англ. cognitivism) впервые вошел в оборот в 30 - 40-е гг. XX в. в англоязычной аналитической этике, или метаэтике, для обозначения методологической позиции, согласно которой моральные (ценностные и нормативные) суждения могут быть представлены, наряду с фактологическими, как знания, в принципе поверяемые на истинность/ложность. Позиция тех, кто считает подобные суждения несводимыми к знанию и, следовательно, внеистинностными, получила название «нонкогнитивизм» (англ. non-cognitivism). Многолетняя полемика между когнитивистами и нонкогнитивистами широко представлена в метаэтической литературе [см. 13, 16, 23]; споры шли (и продолжают идти) в основном вокруг проблемы обоснования морали: возможно ли подтверждение «правильности» и, значит, «обязательности» моральных принципов и норм через доказательство их эпистемологической «истинности»?

Однако в этих внутриэтических спорах была затронута проблема, важная и для философии сознания и психологии. Ведь позиция этического нонкогнитивизма базировалась на той идее, что моральные высказывания (оценочные и императивные) не являются дескриптивными, т.е. описательными, констатирующими, поскольку они выражают определенные чувства, эмоции, которые нельзя отнести к категории «знаний». В связи с этим полемика постепенно вышла за границы этического сообщества, так как вопрос был поставлен в более общей форме: является ли «когнитивность» универсальным признаком психики, включая ее аффективно-конативную (эмоционально-волевую) сферу? В философии и психологии этот вопрос в подобном виде прежде не ставился, встречались лишь спорадические замечания на этот счет, фактически же господствовала не рефлектированная явно тенденция «когнитивизации» сознания, духа, психики. Это проявлялось, например, в том, что эмоции вместе с ощущениями и восприятиями объединялись в общий класс чувств и обычно рассматривались как формы чувственного познания; разуму же как высшей познавательной способности приписывалась одновременно и функция побудительности, императивности; психика в целом нередко определялась как отражение бытия («отражение» в познавательном смысле). Когнитивная психология и другие дисциплины, входящие в состав когнитивной науки (за исключением когнитивной лингвистики), восприняли эту редукционистскую парадигму и развивались в ее русле. Поэтому слово «когнитивизм», как название этой парадигмы (а не как синоним когнитивной науки), хотя и появилось сравнительно недавно, вполне может быть применено ретроспективно для характеристики указанной

методологической установки, проявляющей себя на протяжении всей истории «наук о духе» - гуманитарных дисциплин, психологии и философии сознания.

Когнитивный редукционизм - это не какой-то специальный подход или теоретическая концепция в рамках определенной науки (или группы наук, или области исследования); это подход неспециализированный, это - некая общая тенденция в трактовке духовных феноменов, тенденция, проявляющая себя в философии, гуманитарных дисциплинах, психологии, когнитивной науке и даже в обыденном сознании (обыденной рефлексии); эта тенденция закреплена в словах и оборотах естественного языка и в терминах философии и специальных наук о духе. Тот очевидный факт, что все когнитивные феномены и процессы являются психическими (ментальными), часто предстает в научных текстах (а еще чаще - в непроговоренных контекстах) в логически перевернутом виде: якобы все психическое есть когнитивное.

Нетрудно заметить существенное сходство между когнитивным редукционизмом и другим, хорошо известным, редукционистским принципом - механицизмом. В основе обоих этих подходов, отчетливо обозначившихся в философии и науке Нового времени, лежит вполне оправданное стремление ученых строить простые и наглядные модели изучаемых объектов, унифицировать и минимизировать понятийный аппарат, свести его, в одном случае, к категориям классической механики (масса, сила, тяготение, перемещение в пространстве и т.д.), в другом - к ключевым понятиям теории познания (знание, познание, истина, смысл и т.д.). Развитие естествознания в XIX - XX вв. показало ошибочность представлений о возможности сведения всех многосложных форм бытия к механическим моделям. Что же касается когнитивизма, то даже сам факт наличия этой редукционистской установки в философском и научном сознании пока еще не осознан с достаточной ясностью, и альтернативная по отношению к нему нонкогнитивистская позиция известна лишь относительно узкому кругу специалистов, интересующихся этой темой.

Заметную роль в становлении новейшей формы когнитивного редукционизма сыграл терминологический фактор. В исторически сложившихся естественных языках многие слова, обозначающие «внутренний мир» человека, т.е. «субъективную реальность» в целом, могут в определенных контекстах иметь чисто когнитивный (познавательный) смысл, и наоборот - слова с преимущественно когнитивным значением могут употребляться в более широком смысле, охватывая все реалии духа. Такая многозначность этих слов, характерная для обыденной коммуникации, мало изменилась при их переходе в состав философской и научной терминологии. В этом нетрудно убедиться, обратившись к дефинициям основных терминов когнитивной науки в их английском варианте, - с учетом того, что это научное направление сложилось именно в англоязычном ученом сообществе.

В Оксфордском словаре «когниция» (cognition) получает два определения: как «ментальное действие - процесс приобретения знаний и понимания через мысль, опыт и чувства» и как «восприятие, ощущение, идея или интуиция, возникающие в результате

процесса познания» U^l. Проще говоря, когниция определяется как познание и знание -и в рационально-понятийной, и в «чувственной» (ощущение, восприятие) форме, что вполне соответствует значению этого слова в его латинском первочтении. Приводимые далее в словаре синонимы когниции (это - восприятие, осознание, обучение, понимание и др.) не выходят за пределы «познавательного» ряда. Однако прилагательное «когнитивный» (cognitive), производное от существительного «когниция», трактуется значительно шире, его синонимы, согласно словарю, таковы: ментальный,

эмоциональный, интеллектуальный, внутренний, нематериальный, мыслительный, рациональный, абстрактный, концептуальный, теоретический li^J.

Таким образом, если cognition обозначает лишь часть «ментального», то cognitive понимается уже как полный аналог этого понятия; кроме того, в некоторых контекстах «когнитивное» взаимозаменяемо с понятием «эмоциональное», обозначающим непознавательное измерение ментальности. Т.е. ставшее уже расхожим в современной науке слово «когнитивное» в значительной мере утратило свое исходное исключительно поз на в а те льно е з на ч е ние .

В свою очередь, ментальное (mental) представлено в словаре 119 как прилагательное к слову mind (обычно переводимому на русский как «сознание»), а mind хотя и определяется чисто в когнитивном ключе (именно - как «способность осознания мира и собственного опыта; способность сознавать и мыслить»), тут же включается в длинный перечень разнородных синонимов, среди которых, кроме слов «познавательно-мыслительного» ряда (таких как интеллект, ум, понимание и др.), имеются и те, которые охватывают «субъективную реальность» целиком: «психика», «душа», «дух» (psyche, soul, spirit). [см. 20, 21]

Вот это стихийно сложившееся смешение терминов явилось одной из предпосылок неправомерной экспансии когнитивного подхода на всю сферу духа. Этот факт фиксирован в когнитивной лингвистике; по словам Е.С.Кубряковой, «в когнитивной науке как таковой в фокусе влияния оказываются ментальные сущности, термин "когнитивный" начинает использоваться как синоним терминам и "ментальный", и "внутренний", "интериоризированный", и "умственный", "мыслительный" ...» [4, с' 7].

Но почему именно термин «когнитивное», а не «познавательное» представительствует в самом уже названии нового научного направления, его метода, а также объекта исследования (т.е. духа, трактуемого по существу как «когнитивная реальность»)? Ведь заимствованные из средневековой латыни и закрепившиеся в английском языке (в несколько ином, в сравнении с латинским, написании) слова cognition и cognitive не вытеснили и не отодвинули на задний план давно утвердившиеся «родные» слова, обозначающие знание и познание - knowledge, knowing, learning и др. Дело, очевидно, в том, что заимствованные слова обладают большей терминологической релевантностью, им можно искусственно придавать какой-либо конвенциональный смысл (в рамках той или иной дисциплины или какого-то направления исследований). Но в данном случае еще важнее то, что понятия «когниция» и «когнитивное» имели уже изначально (до появления когнитивной науки) более широкое значение по сравнению с привычными понятиями «знание» и «познание»; так, «когнитивное» обозначает все то в человеческом духе, что так или иначе выполняет репрезентирующую функцию (даже по отношению к воображаемому, заведомо не существующему объекту); когнитивны, следовательно, не только знания, но и мнения, предположения, иллюзии, мечты, фантазии; когнитивное - это познание не только в рационально-понятийном и чувственно-образном модусах, но и интуитивное, аллегорическое, метафорическое... Если «знание» в обычном понимании ассоциируется с истинностью, то признаком «когнитивности» какого-либо духовного феномена, как отмечает канадский психолог К.Грин, является его истинностный (truth-evaluable) статус, т.е. абстрактная возможность поверки его на истинность/ложность 117—p—^^ Можно сказать поэтому, что «когнитивное» - это тоже «познавательное», но с более свободными, размытыми критериями принадлежности к этой духовной категории. Стихийно сложившееся, традиционно-привычное приписывание познавательного статуса феноменам духа

побудило исследователей подвести «психическое», «ментальное» под понятие «когнитивное», сохранив за этим словом «познавательный» смысл, хотя «многое из того, что сейчас в психологии идет под именем когниции (cognition), не является в

действительности «когнитивным» в строгом смысле слова» [17, p-33]. Познавательный статус когнитивного сохраняется при употреблении этого термина в качестве синонима «ментального» (или «психического»), в чем, собственно, и выражается суть радикального когнитивизма. Противники этой концепции (нонкогнитивисты) различают в психике две несводимые друг к другу (хотя и взаимосвязанные, взаимодействующие) сферы: когнитивную - репрезентирующую и моделирующую мир, и некогнитивную, включающую психические интенции - эмоции, аффекты, побуждения, устремления и пр.

Различение когнитивного и интенционального в человеческом духе - это, в сущности, простая, тривиальная идея, которая, будучи ясно сформулированной, очевидно, не вызывает неприятия у тех, кто под «когнитивным» понимает любые формы и способы отображения и моделирования сущего в сознании, психике, а под «интенциональным» -все многообразие человеческих переживаний. Знаменитый швейцарский психолог Жан Пиаже в книге «Психология интеллекта» (1948) писал о различии этих двух сфер как о чем-то хорошо известном и общепринятом: «Восприятие, акт понимания, рассуждение и так далее... объединяются в когнитивной сфере поведения и противостоят явлениям аффективной сферы»; «аффективная и когнитивная жизнь являются, таким образом, неразделимыми, оставаясь в то же время различными. Они неразделимы. но от этого они не становятся менее различными между собой, поскольку эти два аспекта поведения

никак не могут быть сведены друг к другу» [10, с- 4]. Однако от простой констатации этой идеи до признания ее методологической значимости очень далеко, поскольку представление о всецелой когнитивности психики, включая и ее аффективный компонент, фактически доминирует в философии сознания и психологии, - в основном в качестве некоего «подсознательного» методологического стереотипа, который не нуждается в подкреплении с помощью каких-либо аргументов.

И все же появление нонкогнитивизма как определенной, достаточно фундированной концепции и постепенное расширение ее влияния - от метаэтики до методологии социально-гуманитарных наук и психологии - вызвало ответную реакцию защитников когнитивистской парадигмы, выдвинувших некоторые аргументы против нонкогнитивизма. Правда, вначале эти аргументы были весьма поверхностными: ошибочность нонкогнитивизма усматривалась в самом уже факте его несовместимости с якобы «самоочевидной» когнитивистской позицией, затем (преимущественно в метаэтике. о чем уже упоминалось выше) сторонники нонкогнитивизма обвинялись в проповеди «аморализма»; однако в последние два-три десятилетия противостояние нонкогнитивизму - с применением уже более весомых теоретических доводов - перешла и на предметное поле когнитивной науки. Впрочем, эти доводы, на мой взгляд, базируются, как правило, на логических ошибках, связанных с неточной терминологией и, как следствие, подменой тезиса в ходе рассуждений, а также с не вполне адекватной трактовкой нонкогнитивистской концепции.

В. М. Аллахвердов, позиционирующий себя представителем «наиболее радикального варианта» когнитивизма [см. 1], определяет это направление в психологии как «совокупность разнородных концепций, объединенных не всегда явно выраженным убеждением, что все психические явления суть явления познавательные и могут быть описаны в терминах логики познания и процессов переработки информации». И далее: «Эта позиция когнитивизма противостоит нонкогнитивизму... Нонкогнитивисты считают, что не все психические явления можно отождествить с познавательными. И изумляются:

разве можно волю, эмоции, духовные ценности считать познавательными конструктами и оценивать по шкале «истина - ложь»? Когнитивисты, в свою очередь, отнюдь не приравнивают все психические явления к знаниям. Они исходят из того, что психика и сознание представляют собой необходимый инструмент познавательной деятельности. Часть психических явлений может возникать по ходу этой деятельности как неизбежный побочный продукт функционирования психики, а потому лишь небольшая доля этих явлений становится знанием, т. е. непосредственным результатом познания. Тем не менее для когнитивных психологов типично и важно отождествление всей психологии с

психологией познания» [2, с- 44].«К концу ХХ в. именно когнитивизм стал бастионом рационализма, отстаивающего взгляд, что все в мире - в том числе, и психика, и сознание - поддаются рациональному (т. е. логически непротиворечивому) описанию»

В приведенном тексте следует отметить две существенные неточности.

Во-первых, позиция когнитивизма представлена здесь не только известным редукционистским положением о всецело познавательной природе психики, но также тезисом о том, что феномены психики могут быть описаны в определенных терминах (т.е., очевидно, могут быть рационально познаны). Этот тезис вряд ли можно считать выражающим специфику когнитивизма в его отличии от нонкогнитивизма, он никак не связан с когнитивным редукционизмом. В приведенном определении явно смешиваются понятия «познавательное» и «познаваемое»: если когнитивизм признает познавательный характер психики (ее состава и ее функций), то отсюда вовсе не вытекает признания - или непризнания - рациональной познаваемости психических феноменов (как объектов познания). То или иное решение вопроса о познаваемости/непознаваемости психических феноменов (и тем более - всех явлений мира) не может быть критерием для разграничения когнитивизма и нонкогнитивизма. Заявление о том, что «именно когнитивизм стал бастионом рационализма» в миропонимании, неявно предполагает, будто нонкогнитивизм (поскольку он антипод когнитивизма) стоит на позициях иррационализма и агностицизма, хотя такое предположение не имеет никаких оснований.

Во-вторых, не является вполне корректным возражение против нонкогнитивистского тезиса о непознавательном характере воли, эмоций, духовных ценностей. Из того, что эти феномены участвуют в познавательной деятельности, вовсе не вытекает, будто сами по себе они суть феномены познавательные. Психика, вопреки утверждению автора цитируемого текста, отнюдь не сводится к тому, чтобы быть инструментом познания. Разве эмоции, аффекты, стремления и пр. не выполняют никакой другой функции в человеческой деятельности? И разве вообще эта деятельность ограничивается «познанием»? Вопросы эти, безусловно, риторические. Отождествление психического с когнитивным, «всей психологии - с психологией сознания» (см. цитату выше), - это коренной дефект радикального когнитивизма.

«Компьютерный редукционизм» как вид физикализма

Помимо когнитивизма, редуцирующего все феномены сознания (духа, психики) к знанию и познанию, т.е. совершающего эту операцию «внутри» самого сознания, для когнитивной науки характерна еще одна (упоминавшаяся выше) методологическая редукция - сведение сознания к иной реальности, а именно - к нейрофизиологическим процессам, истолкованным в духе «компьютерной метафоры». Сам термин «компьютерный редукционизм» (варианты: редукционизм информационно-компьютерный и кибернетический) нередко употребляется в специальной литературе в ряду других

терминов, обозначающих различные редукционистские подходы при объяснении сознания, психики. В более широком контексте компьютерный редукционизм может быть квалифицирован как одно из ответвлений физикализма.

«В современной цивилизации, - пишет Н.С.Юлина, - доминирующей формой культуры является "Большая наука", ядро которой составляют естественные науки, а физикалистские принципы детерминизма и редукционизма по-прежнему являются рабочими. Независимо от личных убеждений ученых "Большая наука" создает мировоззренческий фон, определяющий физикалистские умонастроения и стандарты работы исследователей в других областях знания». Соответственно, в философии сознания физикализм - это позиция, согласно которой «все события и отношения, в том

числе ментальные, являются проявлениями физических событий и отношений» [12, с- 154].

Об этой форме редукционизма речь идет обычно в связи с обсуждением так называемой «трудной проблемы сознания» (англ. hardproblemofconsciousness): какова связь между объективно сущими физическими процессами в мозге и субъективным опытом переживаний? «Как объяснить, что из материального органа - мозга - "выскакивают" не подчиняющиеся законам физики смыслы и языковые значения, образующие культуру? ... Можно ли интегрировать фиксируемые на обыденном уровне свойства сознания -самоактивность, ментальную каузацию, свободу воли, субъективность, в рисуемую наукой физикалистскую картину мира?» [12, с- 153].

Несомненно, между «телесным» и «духовным» началами имеется определенная координация, очевидная каузальная связь, свидетельствующая об их «родстве», принадлежности к единому «естественному» миру, но конкретный механизм этой связи, способ взаимодействия соматического и ментального не поддается доказательному объяснению. Для обозначения этого эпистемологического затруднения американский философ Дж. Левин ввел термин «разрыв в объяснении» (англ. explanatory gap) [см. 18]. Полемике по поводу принципиальной возможности преодолеть указанный разрыв посвящена огромная литература. Был выдвинут ряд редукционистских концепций, идущих в русле физикализма, в том числе концепций весьма изобретательных и неожиданных (их краткое изложение и анализ даны в цитированной выше статье Н.С.Юлиной t121).

Однако все объяснения сознания, идущие в подобном ключе, в принципе не могут быть органично и непротиворечиво совмещены с фактом непосредственной данности человеку его внутреннего Я как особого мироизмерения, радикально отличного от внешнего «мира вещей». Это относится как к современным вариациям редукционизма, так и к давним, прошедшим через века теориям. пытавшимся так или иначе вписать психическое в физическую картину мира. Психология была и остается наукой не о каких бы то ни было физических и физиологических процессах, а именно о специфических закономерностях и механизмах этого «внутреннего Я». Упомянутая «трудная проблема» так и остается открытой, но вряд ли оправданно ради ее «закрытия» принимать ту или иную заведомо ошибочную физикалистскую концепцию. И дело не только в самой по себе теоретической несостоятельности физикализма, но и в том, что практические разработки, основанные на неверной теории, тоже наверняка окажутся не с о с то я те льными.

Компьютерный редукционизм, будучи одним из проявлений физикализма, отличается от других его версий своей латентностью: как и рассмотренный выше радикальный когнитивизм, он обычно не декларируется в виде особой концептуальной позиции, его

редукционистская направленность нередко скрыта даже для тех, кто его принимает и применяет. Поэтому критика физикализма как такового, в его общих признаках, довольно распространенная в философской и психологической литературе, в меньшей степени адресована специально против этой частной редукционистской тенденции в когнитивной науке. Однако в последние годы она все чаще становится объектом критического анализа. В частности, обращается внимание на то, что когнитивная наука, возникшая как альтернативное бихевиоризму направление в психологии, по сути пребывает в том же методологическом - а именно, физикалистском - поле, что и бихевиоризм.

Вот одно из полемических высказываний на этот счет: «Радикальный бихевиоризм изъял из психологии предмет исследования - психику. Он декларировал, что за человеческий интеллект ответственна нейрофизиологическая активность мозга, психические же феномены не важны... Когнитивизм (т.е. когнитивная наука. - Л.М.), формально отказавшись от этих крайних утверждений, по сути, стоит на сходных, пусть и существенно модифицированных, позициях. Его следует поэтому отнести к методологическому бихевиоризму». И далее: «Методологический бихевиорист допускает, что психические явления и процессы - это реальность, однако считает, что они недоступны научному изучению. Научные факты, говорит методологический бихевиорист, должны быть публичными и открытыми явлениями, такими как движения планет или

химические реакции, которые могут наблюдать все исследователи»

Действительно, современная когнитивная наука и бихевиоризм сходны в том, что в качестве объекта исследования они берут не психику (сознание, идеальное - т.е. познавательные и аффективно-конативные феномены), а «материальные» явления: поведение, реакции организма на внешние стимулы - в случае бихевиоризма, и нейрофизиологические процессы переработки «информации» - в случае когнитивной науки.

Вообще, «информация» в ее обычном, исходном понимании - это исключительно ментальный феномен. Когда мы привычно говорим, что упорядоченные определенным образом электрические импульсы, волны и прочие физические процессы, совершающиеся в компьютере, телефонной линии, атмосфере, нервной системе и других материальных средах и воплотившиеся в определенный набор звуков, изображений, письменных знаков и т.д., несут в себе «информацию», то фактически мы приписываем информационный статус этим материальным явлениям лишь постольку, поскольку они в конечном счете получают (или могут получить) ментальное воплощение. Сами же по себе, без такого воплощения, они не являются носителями информации, понятой как сведения, знания, имеющие определенный смысл. Неправомерная «онтологизация» информации - это одно из проявлений (и источников) физикалистского редукционизма в когнитивной науке.

С.Э.Поляков отмечает, что когнитивная наука не готова «принять то, что нейрофизиологические и нейрохимические процессы в мозге при всей их важности соотносятся с психикой совершенно неясным пока образом и их влияние на принятие рациональных решений и на разумное поведение опосредовано психикой. Следовательно, эти материальные процессы не могут прямо объяснить человеческий разум.». Речь не о том, чтобы отказаться от изучения материальных процессов в мозге, «а лишь о том, что психические явления должны занять в психологии главное место, должны перестать быть придатком физиологических явлений.». «Компьютерная аналогия неадекватна для моделирования психики человека, так как наша психика

функционирует по совершенно иным принципам...» -Ш^.

Проблема соотношения материального и идеального, физического и психического прошла через всю историю философии и науки, многочисленные материалистические, спиритуалистические, дуалистические, феноменологические концепции сменяли друг друга, за их соперничеством стояли различия не только в теоретических, но нередко и в ценностно-идеологических (например, религиозных и атеистических) позициях. Впрочем, эти философские споры мало сказывались на психологической науке, на ее теоретических и прикладных исследованиях, в которых безусловно доминировали интроспекция и другие методы, основанные на презумпции реальности ментальных состояний и их каузальной взаимосвязи с реалиями внешнего мира. В эту методологическую доминанту время от времени вносили диссонанс увлечения многих психологов редукционистскими установками вульгарного материализма (XIX в.) и бихевиоризма (середина XX в.), а в последние десятилетия - некоторыми новыми физикалистскими концепциями, среди которых заметное место принадлежит

«информационно-компьютерному» редукционизму.

* * *

Следует признать, что проводимый прежде в специальной литературе критический анализ редукционистских тенденций в когнитивной науке мало отразился на содержании и методах исследований, фактически осуществляемых в этой области. И все же продолжать такую аналитико-критическую работу необходимо, поскольку ассимиляция когнитивной наукой методологических идей, переживших свое время, ставит под сомнение чересчур оптимистические прогнозы развития этого научного направления и его практических приложений.

Библиография

1. Аллахвердов В.М. Когнитивизм // Общая психология. Словарь. URL: http://slova ri .yandex.ru/dict/psychlex2/article/PS2/ps2-0073.htm.

2. Аллахвердов В.М. Проблема сознания в когнитивистском одеянии // Модернизм в психологии. Сб. материалов Всеросс. конф. 14-15 мая 2004 г. Новосибирск: НГУ, 2005. С. 44-63.

3. Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. Т. 1. М.: Смысл: Издательский центр «Академия», 2006. 448 с.

4. Кубрякова Е.С. О когнитивной лингвистике и семантике термина «когнитивный» // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. № 1. Воронеж: ВГУ, 2001. С. 4-10.

5. Лекторский В.А. Философия и исследование когнитивных процессов // Когнитивный подход. М.: «Канон + » РООИ «Реабилитация», 2008. С. 5-19.

6. Максимов Л.В. Когнитивный редукционизм в науках о духе // Когнитивный подход. М.: «Канон + » РООИ «Реабилитация», 2008. С. 165-201.

7. Меркулов И.П. Когнитивная наука // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. II. М.: Мысль, 2001. С. 264-265.

8. Мишина Т.В. Становление когнитивизма // URL: http://econf.rae.ru/pdf/2010/02/bac9162b47.pdf

9. Петровский А.В., Ярошевский М.Г. Основы теоретической психологии. М.: ИНФРА-М, 1999. 528 с.

10. Пиаже Ж. Психология интеллекта. СПб.: Питер, 2003. - 192 с.

11 Поляков С. Э. Концепты и другие конструкции сознания. СПб.: Питер, 2017. URL: http://psyfactor.org/lib/kognitivizm.htm

12. Юлина Н.С. Физикализм: дивергентные векторы исследования сознания // Вопросы философии. 2011, № 9. С. 153-166.

13. Budolfson M.B. Non-cognitivism and Rational Inference // Philosophical Studies. 2011. Vol. 153(2). P. 243-259.

14. ignition // Oxford Dictionaries. URL:

https ://en.oxforddictionaries.com/definition/cognition

15. Cognitive // Oxford Dictionaries. URL:

https ://en.oxforddictionaries.com/definition/cognitive

16. Coulter J. Twenty-Five Theses against Cognitivism // Theory, Culture and Society. 2008. Vol. 25(2). P. 19-32.

17. Green, C. D. Where Did the Word "Cognitive" Come from Anyway? // Canadian Psychology. 1996. Vol. 37. P. 31-39.

18. Joseph E. Levine (philosopher) // Wikipedia, the free encyclopedia (Fall 2017 Edition). URL: https://en.wikipedia.org/wiki/Joseph_Levine_(philosopher)

19. Mental // Oxford Dictionaries. URL: https://en.oxforddictionaries.com/definition/mental

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

20. Mind // Oxford Dictionaries. URL: https://en.oxforddictionaries.com/definition/mind

21. Psyche // Oxford Dictionaries. URL: https://en.oxforddictionaries.com/definition/psyche

22. Thagard, P. Cognitive Science // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall 2014 Edition). URL: https ://plato.stanford.edu/archives/fall2014/entries/cognitive-science/.

23. van Roojen, M. Moral Cognitivism vs. Non-Cognitivism // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Winter 2016 Edition). URL:

http://plato.stanford.edu/archives/win2012/entries/moral-cognitivism/. References (transliterated)

1. Allakhverdov V.M. Kognitivizm // Obshchaya psikhologiya. Slovar'. URL: http://slovari.yandex.ru/dict/psychlex2/article/PS2/ps2-0073.htm.

2. Allakhverdov V.M. Problema soznaniya v kognitivistskom odeyanii // Modernizm v psikhologii. Sb. materialov Vseross. konf. 14-15 maya 2004 g. Novosibirsk: NGU, 2005. S. 44-63.

3. Velichkovskii B.M. Kognitivnaya nauka: Osnovy psikhologii poznaniya: v 2 t. T. 1. M.: Smysl: Izdatel'skii tsentr «Akademiya», 2006. 448 s.

4. Kubryakova E.S. O kognitivnoi lingvistike i semantike termina «kognitivnyi» // Vestnik VGU. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. № 1. Voronezh: VGU, 2001. S. 4-10.

5. Lektorskii V.A. Filosofiya i issledovanie kognitivnykh protsessov // Kognitivnyi podkhod. M.: «Kanon + » ROOI «Reabilitatsiya», 2008. S. 5-19.

6. Maksimov L.V. Kognitivnyi reduktsionizm v naukakh o dukhe // Kognitivnyi podkhod. M.: «Kanon + » ROOI «Reabilitatsiya», 2008. S. 165-201.

7. Merkulov I.P. Kognitivnaya nauka // Novaya filosofskaya entsiklopediya: V 4 t. T. II. M.: Mysl', 2001. S. 264-265.

8. Mishina T.V. Stanovlenie kognitivizma // URL: http://econf.rae.ru/pdf/2010/02/bac9162b47.pdf

9. Petrovskii A.V., Yaroshevskii M.G. Osnovy teoreticheskoi psikhologii. M.: INFRA-M, 1999. 528 s.

10. Piazhe Zh. Psikhologiya intellekta. SPb.: Piter, 2003. - 192 s.

11. Polyakov S. E. Kontsepty i drugie konstruktsii soznaniya. SPb.: Piter, 2017. URL: http://psyfactor.org/lib/kognitivizm.htm

12. Yulina N.S. Fizikalizm: divergentnye vektory issledovaniya soznaniya // Voprosy filosofii. 2011, № 9. S. 153-166.

13. Budolfson M.B. Non-cognitivism and Rational Inference // Philosophical Studies. 2011. Vol. 153(2). P. 243-259.

14. Sognition // Oxford Dictionaries. URL: