CC BY
222
DOI: 10.24411/2618-6888-2019-10012
Н.А. Замараева
КНР НА БЛИЖНЕМ И СРЕДНЕМ ВОСТОКЕ И В ЮЖНОЙ АЗИИ
(ПРОЕКТ КИТАЙСКО-ПАКИСТАНСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КОРИДОРА)
Аннотация. Статья посвящена современному статусу проекта Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК), составной части Инициативы «Пояс и путь» (ИПП).
Три года, прошедшие с даты подписания проектов КПЭК в 2015 г., выявили и первые вызовы реализации, и первые двусторонние пакистано-китайские разногласия. В статье анализируются причины замедления строительства объектов КПЭК; экономический кризис в Пакистане, вызванный дефицитом иностранной валюты для оплаты импортных поставок и безуспешные обращения Исламабада к Пекину осенью 2018 г. с просьбой облегчить условия контрактов КПЭК. Военно-гражданские власти Пакистана продемонстрировали и соглашательскую позицию с Китаем, и одновременно получили второй источник финансовой помощи от Королевства Саудовская Аравия (КСА). Дополнительные инвестиции КСА в строительство нефтеперерабатывающей установки в порту Гвадар ознаменовали принципиально новый этап ИПП, а именно — ее выход на Аравийский полуостров. Пакистан, таким образом, получил
новый имидж как нефтяная артерия между Китаем и странами Персидского залива.
Страны Среднего Востока и Южной Азии — Афганистан, Индия, Иран продемонстрировали неоднозначное отношение к ИПП и ее составляющей — КПЭК. Индия, основной экономический конкурент Китая в регионе, изначально отвергала новую транспортную инфраструктуру, строящуюся в Пакистане, мотивируя свою позицию тем, что эта инфраструктура предназначена для обслуживания товарных потоков исключительно в/из КНР. В то же время Афганистан и Иран, финансово зависимые от Поднебесной, выражали уверенность, что взаимодействие Пакистана и Китая не нанесет вреда соседним государствам.
Ключевые слова: Китайско-пакистанский экономический коридор (КПЭК), инфраструктура, сопряжение, Гвадар, Королевство Саудовская Аравия (КСА), сырая нефть, природный газ, Афганистан, Индия, Иран.
Автор: Замараева Наталья Алексеевна, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН. E-mail: [email protected]
N.A. Zamaraeva
The PRC in the Middle East and South Asia (China-Pakistan Economic Corridor Project)
Abstract. The article is devoted to the current status of the CPEC project — an integral part of the Belt and Road Initiative (BRI).
Three years since the date of the СPEC projects' signing (in 2015) have revealed both first challenges to their implementation and first bilateral disagreements as well. The article analyzes reasons for the slowdown in the construction of CPEC facilities (in 2015—2018); the economic crisis in Pakistan, caused by a shortage of foreign currency to pay for import supplies, and unsuccessful appeals of Islamabad to Beijing in autumn 2018 to ease some financial conditions of the CPEC contracts. Pakistan's civilian military authorities demonstrated a compromise position towards China.
After the refusal of Beijing to render any financial support, Islamabad did its best to find another source offinancial assistance and at last found it in the Kingdom of Saudi Arabia at the beginning of 2019. The additional investments of the KSA in the construction of a refinery in the Gwadar port marked a fundamentally new stage of the Belt and Road Initiative — its access to the Arabian Peninsula. Pakistan, thus, got
a new image as a hydrocarbon artery between China and the countries of the Persian Gulf.
The countries of the region — Afghanistan, India, Iran have demonstrated an ambiguous attitude towards the BRI and its component CPEC as well. India, the main economic competitor of China in the region, initially criticized the new transport infrastructure being built in Pakistan, claiming that it will exclusively serve the interests of trade flows to/from China. At the same time, Afghanistan and Iran, financially dependent on China, expressed confidence that Pakistani-Chinese interaction would not harm the neighboring states.
Keywords: China—Pakistan economic corridor (CPEC), infrastructure, interface, Gwadar, KSA, crude oil, natural gas, Afghanistan, India, Iran.
Author: Natalia A. ZAMARAEVA, Ph.D. (History), Senior Research Fellow, Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences (e-mail: [email protected]).
Две отличительные черты флагманского проекта КПЭК китайской инициативы «Пояс и путь» (ИПП) проявились в 2018—2019 гг. Это как первые двусторонние вызовы, так и выход «коридора» за пределы Пакистана.
Что касается вызовов, то они имели место на двух направлениях:
• на уровне двусторонних пакистано-китайских разногласий в 2018—2019 гг. по вопросам имплементации проекта и их урегулирования;
• по вектору усиления региональных вызовов, тормозящих продвижение ИПП (отсутствие внутриполитического согласия в Афганистане; меры США и Индии по блокировке ИПП; военно-политическая напряженность между Индией и Пакистаном в феврале— марте 2019 г.; пересмотр достигнутых ранее договоренностей по торгово-экономическим соглашениям (на примере стран — членов СААРК).
Географическое продление КПЭК, подключение к нему стран Аравийского полуострова подтверждает процесс глобализации ИПП [Ефременко, c. 29—41].
Председатель КНР Си Цзиньпин охарактеризовал первые два десятилетия XXI века как период стратегических возможностей для
построения мощного и процветающего Китая. Ключевой задачей XIX съезд КПК (в октябрь 2017 г.) объявил дальнейшее стимулирование экономического роста КНР [Полный текст доклада...]. Китайские государственные банки и китайские фирмы, начиная еще с 2006 г., профинансировали и реализовали крупные инфраструктурные проекты на миллиарды долларов по всему Индо-Тихоокеанско-му региону, в Африке, на Ближнем Востоке, в Европе и Латинской Америке. Одновременно Китай неохотно открывает двери для иностранных инвестиций и экспортной продукции других стран.
Пакет документов по строительству крупнейшего зарубежного инфраструктурного проекта — Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК) — стороны подписали в 2015 г.
Итоги трехлетней реализации проекта КПЭК
Новые федеральные власти Пакистана подвели итоги реализации проектов КПЭК за три года. В июле 2018 г. победу на всеобщих парламентских выборах одержала партия Движение за справедливость Пакистана (ДСП), а ее лидер Имран Хан в августе 2019 г. занял пост премьер-министра.
Исламабад подтвердил курс на стратегическое партнерство с Китаем, подчеркнув важность проектов КПЭК. Однако приоритетной целью для Китая и Пакистана остается строительство города-порта Гвадар на берегу Ормузского залива. Его местоположение логистически является точкой сопряжения сухопутной и морской составляющих ИПП. Другие объекты КПЭК представляют пока второстепенный интерес для КНР.
Косвенные данные, которые стали доступны автору, подтвердили, что к 2019 г. только 9 млрд долл. из 62 млрд долл., ранее согласованных Исламабадом и Пекином на цели строительства объектов КПЭК, были освоены Пакистаном.
Турбулентный период в пакистано-китайских отношениях стартовал в одночасье с приходом к власти партии ДСП. Ее победа ознаменовала смену политической элиты, что вызвало обоснованные опасения Пекина за судьбу проекта КПЭК. Подпись под пакетом
пакистанского кейса КПЭК поставил бывший премьер Наваз Ша-риф. Верховный суд Пакистана в июле 2018 г. признал его «бесчестным», и на этом основании он был дисквалифицирован как член Маджлис-и-Шура (парламента). Пекин поспешил заверить нового премьера еще до его инаугурации в своем намерении и далее укреплять двусторонние отношения с ИРП [Chinese Ambassador calls on...]. Настороженность Китая была вызвана планами новых властей Пакистана пересмотреть проекты КПЭК в связи с непрозрачностью финансовой стороны последних.
Китайская модель экономического развития с ее планами построения общества среднего достатка, структурными реформами, программой борьбы с нищетой, создания миллионов рабочих мест для малообеспеченных слоев населения была созвучна предвыборной Программе Имран Хана «100 дней». Но пакистанские СМИ быстро «отрезвили» молодого премьера, напомнив об отсутствии в Китае политической оппозиции (традиционной для Пакистана), расстреле за инакомыслие демонстрантов на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. и т. д.
Первый вызов, с которым столкнулось правительство И.Хана, — это надвигавшаяся угроза кризиса платежного баланса. Если дефицит счета текущих операций в 2015 г. составлял 1 % ВВП, то к 2018 г. он увеличился до 5 % ВВП. Резервы иностранной валюты оставались на низком уровне, экономический рост замедлился. Пакистан катился к дефолту. Многие обвиняли в этом Китай. По мере реализации проектов КПЭК поток наличности накачивал внутренний спрос, раздувал пузырь на рынке недвижимости, повышал стоимость валюты и, как следствие, привел к неустойчивости роста импорта.
Рост бюджетного дефицита оставался на уровне 6 и 6,6 % ВВП в 2017—2018 финансовом году (завершился 30 июня 2018 г.). Казна не досчиталась 8 млрд долл. на погашение внешнего долга. Государственный банк Пакистана оказался не в состоянии оплачивать кредиты ряда проектов Коридора, а иностранной валюты в казне для обслуживания долгов за импортные поставки оставалось на два—три месяца.
Новые власти осенью 2018 г. провели ревизию проектов КПЭК. Пакистан имел обязательства по выплате долга в размере 6,017 млрд
долл. [Statement from Chinese Embassy 2018/12/29]. Задержки платежей бизнес-партнерам в Поднебесной, учитывая кризис с ликвидностью, вызвали напряженность в пакистано-китайских отношениях осенью 2018 г.
Дефицит наличности отчасти был спровоцирован Китаем. Ряд положений контрактов, подписанных в рамках «всепогодного стратегического совместного партнерства» в апреле 2015 г. премьер-министром Н.Шарифом и председателем КНР Си Цзиньпином, уже тогда вызывал вопросы, например, о непрозрачности финансовых схем оплаты проектов и завышенных процентных ставок кредитования. Но открытая критика проекта в Пакистане была и остается под запретом.
Неразглашение финансовых статей соглашений по КПЭК пакистанские СМИ признали одной из предпосылок возможной несостоятельности Исламабада по оплате китайских кредитов. По подсчетам пакистанских экономистов, предыдущее правительство правящей партии Пакистанская мусульманская лига, ПМЛ (Н) (Наваза Шарифа) оставило стране задолженность по проектам КПЭК в размере 130 млрд рупий, в то время как ежемесячные выплаты достигли 1,2 млрд рупий. Пекин парировал, что экономическая зависимость от Китая — результат чрезмерного добровольного использования китайского капитала. В реальности проект КПЭК вовлекает множество китайских и/или совместных пакистано-китайских компаний, каждая из которых финансирует конкретный объект.
На практике пакистанские компании заключали договоры не с официальными властями Китая (правительственными агентствами или отраслевыми министерствами), а в большинстве случаев с частным компаниями. Сложность заключалась в том, что в ответ на предъявленные пакистанскими компаниями финансовые претензии, официальные лица Китая отвечали, что те заключали договора не с государством, а с частными инвесторами и посему Пекин не несет ответственности по подробным финансовым претензиям.
Дополнительным бременем для пакистанской экономики стали выплаты по займам Международному валютному фонду (МВФ), взятые еще прежним правительством, возглавляемым Н. Шарифом. Доведенные до отчаяния, новые власти Пакистана осенью 2018 г.
высказали претензии Китаю связи с невыполнением им ранее обещанных социальных программ в рамках КПЭК, а также «кабальными», по их мнению, условиями планируемого к подписанию Договора о свободной торговле (ДСТ).
Федеральным властям осенью 2018 г. не удалось сформировать спасительный «Оборотный фонд» в размере 22 млрд рупий, с тем чтобы оплачивать счета по четырем китайским энергетическим проектам (угольные электростанции Сахивал, Энгро-Тар и в порту Ка-сим, а также ветряная электростанция UEP). В сложных переговорах с китайской стороной Исламабад смог настоять только на корректировке Долгосрочного плана КПЭК (принят в 2013 г.) — приостановить строительство или сократить затраты на ряд ключевых объектов КПЭК.
Экономическая ситуация в стране также осложнилась после решения США в 2018 г. приостановить оказание финансовой и военной помощи Исламабаду в рамках программы борьбы с терроризмом.
Правительство И. Хана и судьба проекта КПЭК
Премьер-министр ИРП И. Хан, несмотря на критику в пакистанских СМИ, возлагал надежды на «всепогодного друга», отправляясь в КНР в ноябре 2018 г. Он заверял китайцев в том, что его страна — надежный экономический и стратегический партнер. Но визит оказался безрезультатным: ни надежды на пересмотр ряда соглашений по КПЭК, ни финансовой помощи Пекин не дал.
Непродолжительный кризис в пакистано-китайских отношениях осенью 2018 г. Поднебесная нивелировала следующими обещаниями:
• инвестировать в социальные программы: образование, сельское хозяйство, борьбу с бедностью, здравоохранение и профессиональную подготовку молодежи;
• предоставить очередные льготные кредиты в размере 5,874 млрд долл. на строительство проектов транспортной инфраструктуры во внутренних районах Пакистана в рамках КПЭК. В ус-
ловиях экономического кризиса Китай одалживал больше денег Пакистану, все дальше загоняя его в долговую ловушку.
Несмотря на отказ предоставить отсрочку платежей, «помочь» наличными деньгами, обе стороны приложили усилия, чтобы «погасить» слухи о финансовой обременительности проектов КПЭК для бюджета Пакистана. Экономическая доминанта Китая и его и дипломатическое влияние на Пакистан подтолкнули Исламабад сделать заявление, что «...прибыль от инвестиций в пакистанскую экономику перевесит эти выплаты» [Ministry of Planning clarifies...]. Этому есть объяснения и в Исламабаде, и в Пекине.
Политический кризис в Пакистане в 2017—2018 гг. укрепил позиции генералитета, который играет ведущую роль при решении важных экономических, внутриполитических, внешнеполитических задач. Иными словами, в Пакистане налицо гражданская модель управления под контролем военных. Таким образом, поддержка добрососедских отношений с Китаем — это часть стратегии государственной безопасности Пакистана. Визит начальника штаба сухопутных войск генерала К.Баджвы в Пекин еще в октябре 2018 г. урегулировал возникшие недоразумения и вновь подтвердил, что Китай является единственным стратегическим партнером Пакистана1. Анализ косвенных данных показывает, что часть китайских денег, выделенных на проекты КПЭК, использовалась генералитетом на нужды обороны страны и охрану сухопутных объектов КПЭК.
Пакистан — нефтяная артерия между Китаем и Аравийским полуостровом
Отказ Китая предоставить финансовую помощь или смягчить условия контрактов КПЭК заставил Исламабад осенью 2018 г. обратиться к другим адресатам: Международному валютному фонду (МВФ), Малайзии, Турции и богатым странам Персидского залива (Королевство Саудовская Аравия (КСА) и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ). Традиционное (13-е с конца 1980-х годов) обраще-
1 Пакет документов КПЭК подписан председателем КНР Си Цзиньпином и премьер-министром ИРП Н. Шарифом в марте 2015 г.
ние Исламабада к МВФ натолкнулось на неприемлемые условия (например, разрешить «свободное плавание» рупии). Альтернативу жестким требованиям МВФ в тот период Исламабад нашел в лице КСА и ОАЭ.
Пакет помощи Эр-Рияда включал поддержку платежного баланса и отсрочку платежей за поставляемую КСА сырую нефть. Это помогло правительству Пакистана стабилизировать ситуацию в экономике.
Финансовая поддержка КСА совпала по времени со стратегическими планами Китая продвигать инициативу ИПП далее по треку древнего Шелкового пути, за пределы пакистанского порта Гвадар, через Ормузский пролив на Аравийский полуостров, в страны Персидского залива.
Саудовская Аравия в феврале 2019 г. присоединилась к проекту КПЭК в качестве третьего стратегического партнера.
Китай рассматривает Африку, страны Персидского залива, Россию, Центральную Азию как источники углеводородов для удовлетворения растущего спроса на сырую нефть и природный газ на внутреннем рынке. Диверсификация поставщиков энергии и видов ее транспортировки — приоритетные задачи Поднебесной, гарантии ее энергетической безопасности и экономического роста. Китай занимает вторую строчку по объемам потребления сырой нефти в мире и третью по объемам потребления природного газа. КСА поставляет 12,6 % (на 20,5 млрд долл.) из 67 % общего объема импортируемой Китаем сырой нефти, уступив 1-е место только России (14,6 % и 23,7 млрд долл. соответственно). Зависимость Пекина от импорта углеводородов заставляет поддерживать и жестко контролировать логистику их поставок и избегать внешних сбоев. По данным Международного энергетического агентства, к 2035 г. доля импорта в общем потреблении углеводородов в Китае возрастет до 80 %. В том же 2017 г. Китай импортировал 34 % всего объема потребляемого им природного газа, и к 2035 г., согласно прогнозам, импорт вырастет до 46 %.
Движение навстречу КНР и КСА отвечало стратегическим интересам обоих. КСА и КНР по итогам визита наследного принца КСА Мухаммада бен Салмана в Китай 22 февраля 2019 г. заявили о новой модели сотрудничества, «...усилении синергизма стратегий развития
и обеспечения интеграции интересов саудовской программы реформ "Видение 2030" с китайской Инициативой "Пояса и Пути"» [Chinese president meets ...].
Цель саудовского «Видения 2030» — утвердить КСА в качестве мирового инвестиционного центра, учитывая финансовые возможности Королевства, направленные на стимулирование местной экономики и диверсификацию источников доходов. Китай поддержал проводимый курс реформ КСА: присоединение Королевства повышало международный статус ИПП.
Будучи прагматически настроенным, Пекин одновременно торопил саудовскую монархию ускорить подписание следующих документов:
• дорожной карты, связывающей ИПП с Программой «Видение 2030» в целях укрепления сотрудничества в энергетике, строительстве объектов инфраструктуры, в торговле и инвестиционном взаимодействии;
• пакета документов по созданию Зоны свободной торговли Китая и Совета сотрудничества стран Персидского залива.
Пакистан, точнее, его территория, в новом «саудовском векторе» ИПП рассматривается и Пекином, и Эр-Риядом как транспортная логистическая составляющая, нефтяная артерия между Китаем и странами Аравийского полуострова. Порт Гвадар на побережье Ормузского пролива начинает выполнять запланированную для него роль «узла соединения» сухопутной дороги и морского пути ИПП, «хаба» экспортно-импортной перевалки грузов из Китая и обратно.
Пекин и Эр-Рияд в перспективе получат выгоды и от логистики. Традиционно маршрут нефтеналивных танкеров в Китай проходит через Малаккский пролив, который дорого обходился китайской экономике. Ввод в эксплуатацию НПЗ в пакистанском Гвадаре не только сократит расстояние, но и минимизирует транспортные расходы [Лузянин, Кашин, c. 21—28].
Помимо перевалки и торгово-коммерческих операций порт готов выполнять функции военно-морской базы и стать очередным украшением китайского морского проекта «Нитка жемчуга». Имеются в виду китайские военные и коммерческие объекты вдоль мор-
ских коммуникаций ИПП, которые планируются к сооружению от материковой части Китая до порта Судан на Африканском Роге. Пекин уже ввел в эксплуатацию и намерен построить дополнительное количество военных баз, например, в Гвадаре. Это продиктовано вопросами обеспечения безопасности граждан Китая, грузов и объектов на протяжении всей ИПП.
В 2017 г. Китай опубликовал «Видение морского сотрудничества в рамках Инициативы Пояса и Пути», в котором говорится о трех морских коридорах. Одним из них обозначен путь, пролегающий через Индийский океан. Китай всегда подчеркивал важность сотрудничества с прилегающими государствами в области обеспечения безопасности на море.
Интересы экономического процветания и усиления политического влияния и в регионе, и в мире делают Китай особо чувствительным к международным и региональным вызовам: терроризму, пиратству, стихийным бедствиям и эпидемиям. Это обстоятельство обусловливает повышенные требования к безопасности.
Учитывая ограниченность числа китайских военных баз на территории других государств, Пекин меняет подходы к вопросам безопасности на объектах, находящихся за пределами Китая. В настоя -щее время рассматриваются варианты и возможности сочетания военной логистики и параллельного доступа к зарубежным коммерческим портам стран, которые дружественно относятся к КНР (например, пакистанский порт Гвадар).
Сопряжение китайской ИПП и саудовской программы реформ «Видение 2030» имеет и военно-политический подтекст. Формула председателя Си Цзиньпина о «поддержке мира через экономическое развитие» подтвердила готовность Китая «...совместно анализировать вектор управления на Ближнем Востоке... укреплять международное сотрудничество в борьбе с экстремизмом и предотвращать его проникновение на Ближний Восток» [Chinese president meets...].
Исламский военный антитеррористический альянс (ИВАА), проект безопасности мусульманского мира, был анонсирован наследным принцем КСА Мохаммедом бин Салманом еще в 2016 г. Цель Альянса, по словам его командующего, пакистанского генера-
ла в отставке Р. Шарифа, — «...разработка стратегий и тактик для борьбы с терроризмом во всем мире» [When mercy enfolded...]. В настоящее время в него входит 41 мусульманское государство. Таким образом, саудовская часть ИПП уже находится под надежной защитой ИВАА. Подключение КСА к китайской ИПП отчасти было «спланировано» Исламабадом, вернее, все тем же генералом в отставке Р. Шарифом.
Но разногласия между Исламабадом и Пекином все же существуют на дипломатическом уровне. Пакистан — одна из немногих стран региона, которая позволяет себе открыто не соглашаться с позицией Китая. Например, в дни репрессий китайских властей в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) против мусульман-активистов, выступавших за выход СУАР из состава КНР, внешнеполитическое ведомство ИРП вызвало посла КНР и предупредило о недопустимости подобного обращения с мусульманами. Исламабад позиционирует себя защитником всех мусульман.
Государственные финансовые и коммерческие структуры Пакистана открыто выступают против навязывания китайскими банками высоких процентных ставок. Исламабад извлек выводы из Колом-бийского урока, когда Шри-Ланка в силу ее экономической зависимости от китайского капитала подписала в июле 2017 г. кабальный контракт на аренду порта Хамбантота сроком на 99 лет. Со своей стороны Пакистан отказался от настойчивых услуг Поднебесной в модернизации железнодорожного полотна, а также закупок подвижного состава китайских производителей, помня опыт покупки 100 локомотивов, которые по прибытию в Пакистан были отправлены на «задний двор».
КСА впервые вошло в Пакистан с углеводородным проектом. В прошлом Королевство направляло инвестиции в Пакистан или щедро одаривало его подарками. Исламабад и Эр-Рияд в феврале 2019 г. подписали Меморандум о взаимопонимании по строительству на деньги КСА (8 млрд долл.) нефтеперерабатывающей установки в пакистанском Гвадаре. Исходным сырьем для НПЗ станут поставки сырой нефти из КСА; далее нефтепродукты будут транспортироваться в Китай. Таким образом, пакет финансовой помощи КСА в размере 6 млрд долл. и Меморандумы о взаимопонимании на сумму
10 млрд долл., подписанные в феврале 2019 г., можно рассматривать и как проявление нетерпимости Исламабада к навязыванию Поднебесной обременительных долговых финансовых условий, и как демонстрацию финансовой альтернативы как Китаю, так и МВФ в лице КСА.
Активность премьер-министра И. Хана на китайском и аравийском направлениях в первые месяцы после его прихода к власти свидетельствовала о корректировке внешнеполитического курса Исламабада, последовательном отступлении от приоритетной ориентации на США.
Индия и китайская инициатива «Пояс и путь»
Страны региона, в первую очередь Индия и Иран, в силу разных причин еще в 2015 г. негативно отнеслись к проекту Китайско-пакистанского экономического коридора.
Нью-Дели открыто выступил против КПЭК, считая планы председателя Си Цзиньпина в Пакистане угрозой национальной безопасности Индии. Индийские СМИ писали, что сеть сухопутной транспортной инфраструктуры и морских путей окутывает Индийский субконтинент, угрожая в первую очередь региональной торговле. Особую опасность для Индии представляет-де пакистанский порт Гвадар, где Китай планирует построить военно-морскую базу, контролировать проход нефтеналивных танкеров, которые держат курс на индийские порты.
Индия предложила альтернативу КПЭК — строительство Ирано-афгано-индийского коридора. Согласно планам, трек берет начало от иранского порта Чабахар, далее идет до Афганистана и в Индию, огибая территорию Пакистана. Основная цель проекта — стимулировать региональную торговлю, перевозить товары в Афганистан и страны Центральной Азии. Пакистан в настоящее время не разрешает транзит индийских товаров через свою территорию в соседнюю страну. Трехстороннее соглашение о транспортно-тран-зитном коридоре было также подписано Кабулом, Нью-Дели и Тегераном в мае 2016 г.
Начальную сумму инвестиций (500 млн долл.) Индия направила на модернизацию и развитие портовой инфраструктуры, а также связанных с ней автодорог и подъездных железнодорожных путей. Первый транш в размере 85,21 млн долл. поступил в Иран уже в 2016 г. В том же году был подписан договор аренды порта Шахид Бе-хешти (порт Чабахар состоит их двух частей — Шахид Бехешти и Шахид Калантари) [Иран передал Индии в оперативное управление часть порта Чабахар]. Согласно планам индийского правительства, порт Чабахар должны были ввести в эксплуатацию к 2018 г., что позволило бы Индии перевозить грузы в Афганистан морем, а затем через Чабахар и по территории Ирана. Но реализация проекта в силу ряда причин замедлилась. Индия ускорила планы технической модернизации порта и поставила первую партию пшеницы в Афганистан через Чабахар уже осенью 2017 г.
Укрепление стратегических отношений США и Индии, главного экономического конкурента Китая в регионе, привело в ноябре 2018 г. к исключению иранского порта Чабахар (инфраструктурный проект Нью-Дели) из санкционного списка США с целью продвижения индийского проекта экономического развития Афганистана.
Афганистан и китайская инициатива «Пояс и путь»
На протяжении многих лет Китай стремится оживить древний Шелковый путь, и, соединив транспортными коридорами свои южные территории с Центральной Азией и Южной и Юго-Восточной Азией, Евразией и Европой, преобразовать его в глобальную торговую сеть.
Афганистан занимает особое место в системе внешнеполитических приоритетов Китая, так как страны имеют 50 км общей границы. Однако внутриполитическая нестабильность в Афганистане в первой четверти XXI в. полностью блокировала планы подключить северо-восточного соседа КНР к ИПП. В качестве вызова Пекин воспринимал и многолетнее военное присутствие в стране войск НАТО (в рамках антитеррористической кампании коалиционных войск США/НАТО в 2001—2014 гг. и кампании «Решительная под-
держка» — с 2015 г. по настоящее время). На фоне событий в Афганистане ухудшалась ситуация с безопасностью в СУАР КНР из-за роста там террористической активности уйгуров-мусульман.
Совокупность целого ряда факторов дала Пекину повод рассматривать афганское направление как второстепенный вектор в рамках ИПП. Но, исходя из традиционного представления о том, что иностранные войска рано или поздно будут выведены, Пекин все-таки внес Афганистан в свои перспективные планы. События ХХ в. подтвердили, что Китай умеет ставить цели и добиваться их.
В 2018 г. стартовал многоэтапный процесс прямых переговоров по урегулированию положения в Афганистане между США и запрещенным в России «Движением Талибан Афганистана» (ДТА). Понимая неизбежность вывода иностранных войск из Афганистана, Китай долгие годы жил ожиданиями устранения препятствий для реализации своих планов.
При этом подготовку к присоединению Кабула к ИПП Пекин начал заблаговременно. Подписав в 2016 г. Меморандум о взаимопонимании по присоединению Афганистана к ИПП, Афганистан и Китай вступили в новый этап экономического сотрудничества. В том же году первый китайский грузовой поезд многодневным маршрутом через Казахстан и Узбекистан прибыл в Кабул. Позднее были возобновлены прямые авиарейсы из Кабула в Урумчи — столицу Синь-цзян-Уйгурского автономного района [Окимбеков, а 135—154; Лузя-нин, Кашин, а 21—28].
Понятно, что полномасштабный выход на рынок Афганистана возможен только в постконфликтной обстановке. Тогда будет открыт доступ к региональным торговым путям. Через территорию Афганистана проходит самый короткий путь между Центральной Азией и Южной Азией, а также между Китаем и Ближним Востоком.
Иран и китайская инициатива «Пояс и путь»
Пекин был и остается самым крупным торговым партнером Тегерана в последние 30 лет. Тегеран ежегодно продает Пекину сырой нефти на 11 млрд долл. несмотря на режим американских санкций
[Ивин, с. 151—166]. Более того, китайский бизнес активизировался и в Иране с 2018 г., уже при администрации Д. Трампа, заполнив пустоту, оставленную уходом с местного рынка американских и европейских компаний.
Существуя в режиме международных финансовых ограничений, Иран вынужден полагаться на политических союзников на Востоке. С 2006 г. товарооборот Китая с Ираном вырос более чем в 2 раза, достигнув уровня 28 млрд долл. Пекин также направляет в Тегеран инвестиции, но не в таких объемах, которые необходимы экономике Ирана. Например, в 2017 г. Китай оказывал поддержку Ирану в строительстве метро в Тегеране — от производства рельсов до производства 70 вагонов метрополитена.
В 2016 г. Китай уже делал предложение Ирану присоединиться к ИПП. Тегеран не стал отказываться, но режим американских санкций диктует сторонам необходимость изыскивать особые варианты оплаты сделок. Трехстороннее ирано-афгано-индийское соглашение не представляет значимую конкуренцию или угрозу для ИПП, в частности КПЭК, в силу давних партнерских отношений Пекина и Тегерана, а также минимального финансирования Нью-Дели инфраструктурных объектов порта Чабахар.
Итак, КПЭК является одним из главных экономических приоритетов правительства Пакистана, которое стремится, чтобы другие страны региона присоединились к этому проекту.
Библиографический список
Ефременко Д.В. Сопряжение китайской инициативы «Экономический пояс Шелкового пути» и интеграционного проекта «Евразийский экономический союз» в контексте трансформаций современного мирового порядка // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. М.: ИД В РАН, 2018. С. 29—41. DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10003.
Ивин А.В. Иран как потенциальный конкурент российской энергетической политике // Иран во втором десятилетии XXI века: вызовы и перспективы. М.: ИВ РАН, 2016. С. 151—166.
Иран передал Индии в оперативное управление часть порта Чабахар. URL: https://regnum.ru/news/2545523.html (дата обращения: 27.12.2018).
Лузянин С.Г., Кашин В.Б. Новые измерения стратегического и военно-политического партнерства России и Китая (региональные аспекты) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Вып. XXIII. М.: ИДВ РАН, 2018. С. 21—28. DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10002.
Окимбеков У.В. Афганистан и сопредельные страны: торгово-экономические отношения // Мусульманский мир на исторических рубежах России. М.: ИВ РАН, 2017. С. 252—270.
Полный текст доклада, с которым выступил Си Цзиньпин на XIX съезде КПК. URL: http://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726299.htm (дата обращения: 18.10.2017).
Chinese Ambassador calls on the Foreign Minister. URL: http://mofa.gov.pk/pr-details.php?mm=NjY1OQ (accessed: 27.08.2018).
Chinese president meets Saudi crown prince. URL: https://www.fmprc.gov.cn/ mfa_eng/zxxx_662805/t1640593.shtml (accessed: 22.02.2019).
Ministry of Planning clarifies a news article on CPEC Debt. URL: https://www.pc. gov.pk/web/press/get_press/258 (accessed: 26.12.2018).
Statement from Chinese Embassy 2018/12/29/. URL: https://pk.chineseembassy. org/eng/zbgx/t1625941.htm (accessed: 29.12.2018).
When mercy enfolded us! URL: https://nation.com.pk/09-Nov-2018/when-mercy -enfolded-us (accessed: 08.11.2018).
References
Chinese Ambassador calls on the Foreign Minister. URL: http://mofa.gov.pk/ pr-details.php?mm=NjY1OQ (accessed: 27 August, 2018).
Chinese president meets Saudi crown prince. URL: https://www.fmprc.gov.cn/ mfa_eng/zxxx_662805/t1640593.shtml (accessed: 22 February, 2019).
Efremenko D.V. (2018) Sopryazhenie Kitaiskoi inichiativi "Economicheskiy poays Shelkovogo puti" i integrachionnogo proekta "Evraziyskiy economicheskiy soyuz" v kontekste transformachiy sovremennogo miroporaydka [The conjugation of the Chinese initiative "The Economic Belt of the Silk Road" and the integration project "The Eurasian Economic Union" in the context of transformations of the modern world order]. Kitaj v mirovoj Iregionalnojpolitike. Istoriya i sovremennost [China in World and Regional Politics. History and modernity], Moscow: IDV RAN (IFES RAS), Iss. XXI: 29—41. (In Russian). DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10003.
Iran peredal Indii v operativnoe upravlenie chast porta Chabahar [Iran handed over to India operational control of part of the port of Chabahar]. URL: https://regnum.ru/ news/2545523.html (accessed: 27 December, 2018). (In Russian).
Ivin A.V. (2016). Iran kak potenchialny konkurent rossiyskoy energeticheskoy politike [Iran as a potential competitor to the Russian energy policy]. Iran vo vtoroy decade XXI veka: vizovi I perspektivi [Iran in the second decade of the XXI century: challenges and prospects]. Moscow; IV RAN (IOS RAS): 151—166. (In Russian).
Lousianin S.G., Kashin V.B. (2018). Noviye izmereniya strategicheskogo I politicheskogo partnerstva Rossii I Kitaya (regionalniye aspecty) [New dimensions of the strategic and military-political partnership of Russia and China (regional aspects)]. Kitaj v mirovoj Iregionalnojpolitike. Istoriya i sovremennost [China in World and Regional Politics. History and modernity]. Moscow: IDVRAN (IFES RAS), Iss. XXI: 21—28. (In Russian). DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10002.
Ministry of Planning clarifies a news article on CPEC Debt. URL: https:// www.pc.gov.pk/web/press/get_press/258 (accessed: 26 December, 2018).
Okimbekov U.V. (2017). Afganistan i sopredelnie strani: torgovye i ekonomicheskie otnosheniya [Afghanistan and neighboring countries: trade and economic relations]. Musulmanskiy mir na istoricheskih rubeshah Rossii [Muslim world on the historical borders of Russia]. Moscow; IV RAN (IOS RAS): 252—270. (In Russian).
Polnyi tekst doklada s kotorim vistupil Si Dzinpin na 19-m s'ezde KPK [The full report delivered by Xi Jinping at the 19th CPC Congress], URL: http://russian.news.cn/ 2017-11/03/c_136726299.htm (accessed: 18 October, 2017) (In Russian).
Statement from Chinese Embassy 2018/12/29. URL: https://pk.chineseembassy. org/eng/zbgx/t1625941.htm (accessed: 29 December, 2018).
When mercy enfolded us! URL: https://nation.com.pk/09-Nov-2018/when-mercy -enfolded-us (accessed: 08 November, 2018).
