CC BY
46
РАЗДЕЛ 1У. СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 008.002 + 009
Пойзнер Б.Н.
КНИГА VERSUS ГАЗЕТА:
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ДИАГНОСТИКУМ ВАСИЛИЯ РОЗАНОВА
Пойзнер Борис Николаевич, кандидат физ.-мат. наук, профессор, профессор Национального исследовательского Томского государственного университета, [email protected]
Аннотация:
Автор возвращается к тезису русского мыслителя, писателя, публициста и художественного критика В.В. Розанова (1856-1919)/ В обоих «коробах» своих «Опавших листьев» (1913, 1915) Розанов настаивал: книга должна быть дорогой. Часто розановский тезис наивно осуждают, исходя из благих намерений просветительства. В розановской позиции предлагается видеть продолжение линии Пушкина в новой социокультурной ситуации. Тезис Розанова анализируется в контексте близких по содержанию высказываний его. Проблема доступности литературного произведения читателю толкуется в рамках типологии творческих субъектов целенаправленной деятельности. В основе их иерархии лежит понятие функциональной сложности. Выводы: Розанов распознал историческое, цивилизационное, социальное «шествие массовости» (термин Я. Добровольского, 2007). Одной из её базисных характеристик он считал когнитивную ущербность потребителей массовой культуры.
Дороговизна книги (в противовес газете) у Розанова - индикатор сложности содержания, а реакция читателя на цену издания - диагностикум уровня сложности его интеллекта. Ключевые слова:
В.В. Розанов, социология книжной культуры, сложность, чтение как когнитивная деятельность, диагностика интеллекта читателей, типология субъектов
творчества.
Вилли Александровичу Петрицкому -дружески-почтительно
I. От людей советских, а также от нынешних, несравненно лучше знакомых с фигурой В.В. Розанова9 и его произведениями, мне приходилось слышать возмущение знаменитой розановской сентенцией о желательности дороговизны книги [3, с. 520]. Даже обвинения в надменности, в цинизме писателя, избалованного высокими гонорарами, доводилось слышать. Конечно, Розанов сегодня в России вряд ли нуждается в апологии,. Но в основе такого негодования, думается, - явное недоразумение. И его следует развеять.
Кроме того, попытаюсь показать, что с относящимся сюда кругом суждений Розанова согласуется предложенная недавно шкала творческих личностей [4]. Они разделяются по уровню и ценностному «знаку» результатов их усилий, которые влияют на длительность «жизненного цикла» целеустремлённой системы деятельности (ЦСД). Высшее место в иерархии отводится Гению, способному выдвинуть новую цель. Следующий уровень занимает Талант: ему по силам предложить для этой цели новый modus operandi, новые способы деятельности. В эту созидательную триаду,
9 Включая Розанова-читателя и Розанова-коллекционера - см., например, их изображения в мемуарах
Э. Голлербаха, тоже незаурядного читателя и собирателя [1, с. 78-89]. По этому поводу вспоминается название, какое в последнем выпуске «Невского библиофила» В.А. Петрицкий даёт своему легендарному собранию: сокровенная частица души [2, с. 91].
повышающую спасительную сложность10 ЦСД, входит ещё Мастер, умеющий обеспечить систему должными ресурсами. Нулевой уровень творчества принадлежит Потребителю: он лишь повторяет чужие достижения и тем самым проверяет на деле их эффективность для ЦСД. В начале отрицательной части шкалы стоит Хитрец - изобретательный паразит на «теле» системы. А ступенькой ниже - Революционер: он творчески, находчиво разрушает ЦСД, покоряя её, если система переходит от стадии застоя к деградации, утрачивая сложность [4].
II. Вот пресловутая запись В.В. Розанова в «Коробе первом» его «Опавших листьев» (1913): «Дешёвые книги - это некультурность. Книги и должны быть дороги. Это не водка» [3, с. 520]. То же убеждение повторяется и в «Коробе втором» (1915). Запись начинается словами упрёка, адресованного Розанову публикой: «..."дорого назначаете цену книгам"». Он разъясняет: «Но это преднамеренно: книга - не дешёвка, не разврат, не пойло, которое заманивает "опустившегося человека". Не дева из цирка, которая соблазняет дешевизною» [6, с. 223].
В «Коробе первом» Розанов аргументирует более развёрнуто: «Книга должна отворачиваться от всякого, кто при виде на цену её сморщивается. "Проходи мимо", - должна сказать ему она и, кивнув в сторону газетчика на углу, прибавить: "бери их"».
Своей сюжетной метафорой Розанов выстраивает иерархию культурных ценностей. На ней содержательная книга выше газеты11 (и газетоподобных -по степени примитивизма - книг). С помощью розановского тезиса можно верифицировать и шкалу печатной творческой продукции: для читателя-Потребителя это газета. Нынче известны её визуальные эквиваленты: телепередачи, телесериалы, кинофильмы, фестивали, концерты, всевозможные шоу и другие формы массового искусства. К ним по-
10 Поведенческой (функциональной, или алгоритмической) сложности, принятой в синергетике [5, с. 35-36].
11 Лет через десять Марина Цветаева даст доверчивым читателям газет аттестацию: «глотатели пустот».
прежнему относятся разные сочинения «на потребу публике»: творения псевдопросветителей, сеятелей невежества, глупости, иррациональности [7], фанатичных доктринёров, шустрых мошенников, многочисленных горе-беллетристов всех времён и народов и т.п.
Наоборот, запрос, допустим, читателя-Таланта может удовлетворить только художественно полноценное проблемное и незаурядное произведение. В розановской записи его уровень эмблематизирует «дорогая книга». Если бы её стали продавать в сто раз дешевле либо даже раздавать бесплатно налево и направо, она осталась бы совершенно или почти недоступной читателю-Потребителю. Всё дело в степени сложности содержания «дорогой книги». А её обусловливают язык, понятийная система, подразумеваемые факты, ситуации и отношения, семантика высказываний, всевозможные формы вовлечения когнитивной сферы читателя в творческую синергию с автором, литературной школой или более широкой традицией и т.д., и т.п. Обычно она значительно выше, чем степень сложности интеллектуальной организации читателя-Потребителя. Розанов характеризует её как «некультурность»12. Цена маркирует - пусть весьма
13
приблизительно и не всегда честно - меру сложности сочинения.
12 Скорее всего Розанов, как и многие его современники, исходит из презумпции сложности свободно развившейся культуры общества; в частности - письменной. Недаром у последней (к тому периоду) в России была уже почти тысячелетняя история. Скажем, розановскому корреспонденту и оппоненту К.Н. Леонтьеву (1831-1891), писателю, публицисту, идеологу славянофильства, дипломату, принадлежит часто цитируемое определение здоровой культуры: цветущая сложность. Иное дело наши дни, когда проявляется прогрессирующая примитивизация интеллектуальной культуры, отход от её вершин, достигнутых до революции 1917 г. Системное и последовательное разрушение её сложности, насильственное опрощение жизни было успешно начато Революционерами-большевиками, далеко не обладавшими требуемой степенью сложности для успешного управления ЦСД страны. Регресс продолжается, поскольку не восстановлены социокультурные институты и механизмы поддержания, развития, поощрения сложности «внутреннего содержания» образованных людей и сложности строения общества, придания ей ценностного измерения etc. Так, почти утрачена «сложностногенная» функция университета и науки [8].
13 Свидетельствую: на закате советского режима в провинции почти каждый второй Parteigenosse обкомовского уровня или около него вдруг счёл полезным обладать дорогими отечественными книгами. Это были преимущественно художественные альбомы и факсимильные издания. Оценить их по достоинству могли - и то, вероятно, не все - искусствоведы, историки культуры, библиофилы и тому подобные малочисленные знатоки. Коммунисты вечно козыряли рабоче-крестьянским происхождением: «мы университетов не кончали!». А тут посчитали престижным владеть - в придачу к мебели - очень дорогими альбомами. Причём совершенно всё равно - какими: посвящены ли они собранию греческих ваз в Эрмитаже, творчеству наших художников-«передвижников», византийской иконописи или русскому графическому портрету. Сами о том не подозревая, высокопоставленные начальнички доказали розановский
Запись в «Коробе первом» венчает абзац: «Книга вообще должна быть горда, самостоятельна и независима. Для этого она прежде всего д<олжна> быть дорогой» [3, с. 520]. В «Коробе втором» Розанов призывает: «Книгу нужно уважать: и первый этого знак - готовность дорого заплатить» [6, с. 223].
Очевидно, что идеал, который выдвигает Розанов, относится не столько к издательско-типографскому шедевру, созданному союзом иллюстратора, оформителя, шрифтовика, верстальщика вкупе с техническими специалистами, воплощающими book design, сколько к паритету автора и читателя, к уровню их общения, масштабу творческого диалога через книгу и по поводу книги. Косвенно же идеал относится к человеку и к сообществу. Разумеется, «гордость», «самостоятельность», «независимость» есть предельно высокие нормы гуманизма, а не признаки цинизма и меркантильности. В терминологии работы [4] для их наличия у человека требуется высокая степень сложности личности; обычно нормы эти составляют атрибуты Гения, Таланта, порой же и Мастера.
III. Дадим опять слово В.В. Розанову (1913): «Печаль современного писателя - что он живёт и пишет среди циничного общества (курсив В.Р. -Авт.). В котором лица (прекрасные индивидуумы), конечно, есть, но масса его - безголова, пуста и есть именно "масса", а не "лицо"14. На "копейке" это всего виднее». И писатель разъясняет, каков его диагностический modus operandi: поднимая цену на свою книгу, «пробую на "алмаз" (стекольщики, "вставлять стёкла"), из стекла или из кремня или из алмаза составлена душа общества». Что же оказывается? - «Из простого стекла» [9, с. 252].
тезис от противного: цены роскошных изданий были им вполне доступны, а вот эстетические смыслы -вряд ли.
14 Та же печаль и проблема массы мучила О. Шпенглера, Х. Ортегу-и-Гассета, Э. Канетти, Н.А. Бердяева, Э. Юнгера, М. Хайдеггера etc. Уж сегодня-то едва ли остаются сомнения в том, что «массовость становится одной из основных, если не самой главной, характеристикой человечества» [7, с. 149]. Библиофильство не может не принимать этого во внимание, не рискуя подвергнуться саморазрушению.
Далее Розанов воспроизводит гневный окрик такого читателя (верно, «из простого стекла»): «Как вы смеете назначать 2 р. 50 к. за книгу [9, с. 252]15, где всего 4 строки о дружбе и 16 о любви; всего 20 строк, ну соглашаемся, хороших».
Чем же оправдывается Василий Васильевич? Пожалуй, приводимый им довод мы скорее ожидали бы от В.В. Набокова с его энтомологическими пристрастиями.
Розанов выдвигает эволюционно-экологический аргумент: «20 новых строк хороших. Боже, но во что оценить новую бабочку? Нет состояния, на которое бы её оценить, ибо "состояние" приобретается, а бабочка сотворена и никакими деньгами её нельзя сотворить... Новая мысль... всего 16 строк, есть такая радость миру, такое сокровище людей, что, если бы они понимали существо своё и вообще бессмертное существо человеческое, и вообще смысл истории, трагедию истории, - они сходились бы и плакали около "новых 16 строк", как дети плачут, найдя потерянную мать, и юноша, встречая невесту...» [9, с. 253].
IV. Итак, Розанов продолжает линию программных (и потому полемических) стихотворений Пушкина16. Продолжает - скорее всего не демонстративно, но вынужденно: структура читательской аудитории в России, впервые проявившаяся в 1830-е - 1840-е гг. [11, с. 98-107], куда
15 Розанов выбирает для сравнения «вино - нет бутылки ниже 2 руб. И покупают, опять не жалуясь» [9, с. 253]. Перенесём его коммерческую арифметику на сто лет. В начале 2010-х (до падения цен на нефть и геополитических подвигов РФ) стоимость немассовой книги составляла около одного рубля за страницу. Тогда розановские «Опавшие листья» [3] (526 с. плюс 8 с. издательской рекламы; напечатаны в 1/32 листа, твёрдый переплёт, крашеный обрез) стоили бы приблизительно 540-550 р. Тогда сопоставимой с 1913 г. «винной мерой» была бы бутылка (540х2)/2,5«430 р. - отнюдь не по минимальной цене среди сертифицированных! А если мерить на «водочный аршин», то розановской книге были бы релевантны три бутылки, причём не самые дешёвые среди легально произведённых. А если - не на водочный? Розанов отвечает с достоинством писателя и культуртрегера: «...мои книги - лекарство, а лекарство вообще стоит дороже водки. И приготовление сложнее, и вещества (душа, мозг) положены более ценные» [6, с. 224].
16 Разумеется, это «Поэт и толпа», «Разговор книгопродавца с поэтом» и др. Известно, как высоко ставил Розанов универсальность «без швов в себе» Пушкина: «...мы не можем назвать ни одного, который был бы так свеже-поучителен для нас и так родствен и душевно близок» (1899) [10, с. 36-36]. Возможно, конгениальность этих двух личностей объясняет растущую злободневность Розанова в последние десятилетия?
явственней стала на заре XX в. Розанов, вероятно, осознаёт себя свидетелем начавшейся эры масс и новой манифестации глупости.
А не переборщил ли Василий Васильевич? Начав с цены 2 р. 50 к. за книгу, он вдруг завершает своё размышление обращением к смыслу истории, к её трагедии... Нет, он прав.
Выражаясь словами исследователя человеческого скудоумия,
17
правомерно сказать: Розанов рано узрел в нашем отечестве историческое, цивилизационное и социальное шествие массовости. Здесь сугубо количественная её характеристика ничуть не принципиальна: ведь это не выборы в парламент. «Речь идёт об одном из наиболее существенных онтологических факторов становления глупости как массового явления» [7, с. 149].
На её очередной волне Хитрецы и Революционеры из рядов нашей бюрократической деспотии подвергают неугодные книги традиционным экзекуциям: запрещают к чтению, ссылают в спецхран, торопливо жгут. Их непристойные жесты ассоциируются у меня (разумеется, не только у меня) с цитированными мыслями В.В. Розанова, с его итогами изучения в 19001910-е гг. состава «души общества». А ещё - с резюме Иосифа Бродского: «За преступление не-чтения человек расплачивается всей своей жизнью: если же преступление это совершает нация - она платит за это своей историей».
Наша - чрезмерно дорого заплатила и покорно платит опять.
Annotation:
The author returns to the thesis of the Russian thinker, writer, journalist and art critic Vasiliy V. Rozanov (1856-1919). He insisted on: book must be expensive - in both «baskets» of his «Fallen Leaves» (1913, 1915). Rozanov's thesis is condemned often on the basis of naive
17 Его диагностикум использует реакцию читателя на цену книги: «На "копейке" это всего виднее» [9, с. 252].
well-intentioned enlightener. The author considers the Rozanov's position as a continuation of the Pushkin's line in a new socio-cultural situation. Rozanov thesis is analyzed in the context of his analogous statements. The problem of a literary work reader simplicity is interpreted on the basis of the creative subjects of purposeful activity typology, which uses the concept of functional complexity. Conclusions: Rozanov recognized historical, civilizational, social «procession of the mass character» (a term of J. Dobrowolski, 2007). Rozanov considered cognitive defect of mass culture consumers as one of the «procession» basic properties. Accordingly to Rozanov the high cost of book (as opposed to a newspaper) is an indicator of its content complexity, and the reaction of the reader on the price of publications is diagnosticum of his intellect complexity level.
Key words:
Vasiliy V. Rozanov, sociology of book culture, complexity, reading as cognitive activity, diagnostics of
readers intelligence, typology of creativity subjects.
Литература
1. Голлербах Э. В.В. Розанов. Жизнь и творчество. Paris : YMCA-PRESS, 1976. 110 с. [Репринт издания 1922 г.].
2. Петрицкий В.А. Сокровенная частица души // Невский библиофил. 2015. № 20. С.91-109.
3. Розанов В.В. Опавшие листья. СПб. : [Изд. А.С. Суворина], 1913. 526 с.+VIII с.
4. Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А. Шестиричная аксиология творчества: предмет и перспективы использования // Электронный журнал «Аналитика культурологи». 2012. № 3 (24).
5. Николис Гр., Пригожин И. Познание сложного. Введение. М. : Мир, 1990. 340 с.
6. Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй и последний // Собр. соч. Листва / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М. : Республика, СПб. : Росток, 2010. С. 189-364.
7. Добровольский Я. Философия глупости: История того, что иррационально. Харьков : Гуманитарный Центр, 2014. 412 с.
8. Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А. Наш Universitas и вторжение низкого // Электронный журнал «Аналитика культурологи». 2008. № 3 (12).
9. Розанов В.В. Записи, не вошедшие в основной текст «Сахарны» // Собр. соч. Сахарна / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М. : Республика, 1998. С. 243-275.
10. Розанов В.В. О Пушкине: Эссе и фрагменты / под ред. В.Г. Сукача. М. : Изд-во гуманитарной лит., 1999. 414 с.
11. Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М. : Новое лит. обозрение, 2001. 336 с.
