CC BY
1386
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 11 (149).
Философия. Социология. Культурология. Вып. 11. С. 138-142.
КЛИФФОРД ГИРЦ: КОНЦЕПЦИЯ КУЛЬТУРЫ И СЕМИОТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ЕЁ ИЗУЧЕНИЮ
В данной работе рассматривается концепция культуры, нашедшая своё отражение в трудах американского культурного антрополога Клиффорда Гирца. Основное внимание уделяется анализу религии, идеологии, искусства и здравого смысла как систем культуры, входящих в неё в качестве структурных составляющих. В статье также предлагается краткий обзор основных теоретических постулатов, сформировавших теоретическую базу интерпретативной антропологии.
Ключевые слова: американская культурная антропология, интерпретативная антропология, концепция культуры, семиотический подход, герменевтический подход.
Американский антрополог Л. А. Уайт утверждал, что «...никто из занимающихся культурной антропологией не подвергает сомнению то обстоятельство, что центральным понятием этой отрасли знаний является “культура”»1. Тем самым он выразил традицию культурной антропологии США, в трудах представителей которой вопрос о принимаемой исследователем концепции культуры занимал если не центральное, то одно из важнейших мест. Не стал исключением из этого правила и Клиффорд Гирц (1926-2006), которого можно назвать одной из значимых фигур в североамериканской культурной антропологии последней трети ушедшего XX в. Он известен как автор оригинальной концепции культуры и не менее оригинального подхода к её изучению. Речь идёт о так называемом интерпретативном подходе в рамках культурантропологии, вобравшем в себя элементы структурализма, герменевтики, британской аналитической философии, философии символических форм и понимающей социологии.
В отечественном социогуманитарном познании последних десятилетий востребованы идеи К. Гирца, касающиеся, главным образом, «насыщенного описания» как методологии интерпретации в исследованиях не только традиционных, но и современных обществ. Признана плодотворность качественной методологии в изучении трансформирующейся российской действительности. Высокую оценку получила приверженность Гирца «эмическому» подходу, суть которого заключается в анализе культуры посредством когнитивных процессов, протекающих внутри самой этой культуры. Однако концепция культуры американского культурантрополога
как теоретическая основа интерпретативной методологии у нас известна и изучена недостаточно. Автор ставит своей целью в определённой мере восполнить этот пробел.
Как было уже отмечено, концепция культуры является одной из ключевых тем культурной антропологии, да и вообще всего блока социогуманитарных наук. Представления о сущности культуры были и остаются разнообразными: от понимания её как научаемого поведения до вариантов, в которых культура (и человек вместе с ней) исчезает, как не обладающая онтологической реальностью. Вряд ли можно говорить об общей, универсальной концепции культуры (хотя претензии такого рода были и есть). Но можно и необходимо опираться на те подходы к осмыслению и изучению культуры, которые обладают значительным эвристическим потенциалом. К ним относят интерпретативную антропологию Клиффорда Гирца, которая, на наш взгляд, представляет собой один из вариантов информационно-семиотического подхода к культуре. Весьма плодотворно в этом ключе работали Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский и другие исследователи в рамках тартуско-московской школы. Идеи советских учёных и американского антрополога получили своё развитие и были озвучены практически одновременно, однако никаких доказательств, подтверждающих факт взаимовлияния, нет. Скорее, здесь сыграл свою роль общий интеллектуальный климат, господствовавший в мировой академической среде в 50-60-х гг. ХХ в. Но исключать возможности знакомства с работами друг друга отечественных и американского учёных также не следует. Родственность этих концепций и общей ат-
мосферы развития теоретической мысли в исследованиях культуры подтверждается также высоким уровнем популярности работ наших учёных среди западных коллег, в особенности М. М. Бахтина, о чём говорит и сам Клиффорд Гирц, ставя его имя в один ряд с Хайдеггером, Витгенштейном, Грамши, Сартром, Фуко, Деррида2.
Стремясь понять феномен человека через призму культуры, американский учёный в контексте своей концепции выдвигает две основополагающие идеи.
Во-первых, он предлагает отказаться от упрощённо детерминистского взгляда на культуру как на комплекс конкретных моделей поведения, который получил достаточно широкое распространение в культурной антропологии США в первой половине XX в., и рассматривать её как «.набор контрольных механизмов - планов, рецептов, правил, инструкций (того, что в компьютерной инженерии называют “программами”, - управляющих поведением»3.
Во-вторых, Гирц убеждён, что «.человек - это животное, наиболее безнадёжно зависящее <...> от таких культурных программ в деле упорядочения своего поведения»4. Эти культурные программы существуют в виде комплексов значимых символов - слов, жестов, рисунков, звуков музыки и вообще любых материальных чувственно воспринимаемых объектов, которые люди используют для придания смысла своему опыту.
Таким образом, эти программы представляют собой упорядоченный и зафиксированный посредством символических форм опыт предков. То есть К. Гирц понимает культуру как «..исторически передаваемую систему значений, воплощённых в символах; систему унаследованных представлений, выраженных в символических формах, посредством которых люди передают, сохраняют, развивают своё знание о жизни и отношение к ней»5. В связи с этим можно заметить, что упоминавшийся уже Лотман также считал, что культура - это созданный человечеством механизм, имеющий целью выработку и хранение ин-формации6.
Информацию, получаемую человеком от предков, которая призвана направлять наше поведение, американский антрополог делит на два блока - этос и картину мира. В понятие «этос» Гирцем объединяются этические, эстетические и аксиологические аспекты культу-
ры. Оно отражает характер и стиль жизни носителей данной культуры, образует основу отношения данного народа к самому себе и к миру. «Картина мира» содержит представления о формах существования объективной реальности, определённый способ понимания природы, человека, общества, идеи об устройстве мироздания. Другими словами, это понятие объединяет гносеологические,
онтологические и космогонические аспекты
К'1
передаваемых представлений'.
Решая вопрос о механизме взаимодействия этих двух информационных блоков, Клиффорд Гирц подчёркивает, что этос становится интеллектуально оправданным, если его представляют как олицетворение образа жизни, обусловленного реальным положением дел, которое описывается картиной мира. А картина мира, в свою очередь, становится эмоционально приемлемой, если её представляют как изображение реального положения дел, для которого такой образ жизни является аутентичным выражением.
Демонстрация такого рода связи этоса и картины мира является задачей религии. Религия, исходя из этого, понимается Гирцем как «.система символов, которая способствует возникновению у людей сильных, всеобъемлющих и устойчивых настроений и мотиваций, формируя представления об общем порядке бытия и придавая этим представлениям ореол действительности таким образом, что эти настроения и мотивации кажутся единственно реальными»8.
Но религия является лишь одним из нескольких методов восприятия жизни и конструирования мира, которые у Клиффорда Гирца получили название «перспектив». Таких перспектив может существовать несколько, и их количество вряд ли поддаётся учёту, однако учёный выделяет четыре основные: религиозную, научную, эстетическую и перспективу здравого смысла. Каждая из них обладает своими характерными чертами, которые отделяют одну перспективу от другой. Так, религиозная перспектива отличается от перспективы здравого смысла тем, что не замыкается на реалиях повседневной жизни, а охватывает более широкий спектр феноменов, которые корректируют повседневность и дополняют её. От научного способа восприятия мира религиозная перспектива отличается не-гипотетичностью и всеобъемлемостью своих истин. И если искусство, то есть эстетическая
перспектива, направлена на создание атмосферы иллюзии и подобия, то религия, как было замечено выше, наоборот, зиждется на создании ощущения «подлинно реального».
В рамках этих четырёх основных перспектив формируются четыре культурные системы, которые анализирует К. Гирц: религия, идеология, искусство и здравый смысл.
Религия, с точки зрения американского антрополога, является хранилищем фонда общих смыслов, посредством которых каждый человек интерпретирует свой жизненный опыт и организует своё поведение. В концентрированном виде эти смыслы «запасаются» в священных символах, таких, как крест, полумесяц и т. д. Группа священных символов, образуя упорядоченное целое, составляет религиозную систему. Такие комплексы символов функционируют как культурные модели, источники информации, наподобие цепи ДНК в генах, которые задают шаблон к внешним по отношению к этим источникам процессам. Как порядок звеньев в цепи ДНК формирует кодовую программу для синтезирования определённого типа белковых соединений, проводит аналогию Гирц, так и культурные модели поставляют нам программы для формирования социальных и психологических процессов, определяющих поведение человека в социуме.
Культурным моделям, по наблюдению американского учёного, присуща двойственность: они являются как моделями для чего-то (a model for), так и в равной степени моделями чего-то (a model of). То есть эти структуры не только отражают представление человека о реальности, как, скажем, топографическая карта отражает наше представление о ландшафте, но они также предоставляют модель для формирования социальной и психологической реальности подобно чертежу, согласно которому предстоит построить будущий дом. В этом и кроется секрет механизма соединения этоса и картины мира, который находит своё воплощение в ритуале: «Вызывая определённый набор настроений, мотиваций - этос - и создавая определённый образ космического порядка - картину мира -при помощи одного и того же ряда символов, ритуальное действо воплощает аспект “модели чего-то” и аспект “модели для чего-то” в аспекты взаимозаменяемые»9. Проще говоря, религия не только описывает социальный порядок, но и формирует его.
Но эти же функции может выполнять и идеология. Существующие в современном мире идеологии, по мнению Клиффорда Гир-ца, «.прежде всего суть карты социальной реальности и те матрицы, по которым создаётся коллективное сознание»10. То, что идеология может занять место религии и/или здравого смысла, определяется политическими факторами. Антрополог напоминает, что традиционные государства, вступая на путь модернизации, начинают отступать от политики благочестия и народной мудрости. В новых условиях унаследованные образы власти, ответственности и гражданских целей кажутся совершенно неадекватными. Привычные образы политического порядка теряют актуальность или оказываются дискредитированными. В условиях отсутствия культурных ресурсов, с помощью которых можно было бы осмыслить и разрядить создавшееся общественно-психологическое напряжение, начинаются поиски новых символических категорий, которые помогали бы формулировать, осмыслять политические проблемы и на них реагировать.
Но в обыденной действительности наши действия чаще управляются набором правил, объединяемых общим понятием «здравый смысл». И если наличие религиозных или же идеологических особенностей в каждой культуре не вызывает сомнения, то уж более универсально применимого механизма формирования образа действий, чем здравый смысл, представить вообще трудно. Однако в ходе своих исследований Клиффорд Гирц приходит к выводу, что сами принципы, которыми мы руководствуемся при определении «здравости» того или иного поступка, являются порождениями не объективных требований логики, а культуры, которая существует в данном месте и в данное время. Так, к примеру, на формирование понимания здравого смысла в рамках западной культуры оказало огромное влияние развитие такого социального феномена, как наука.
Соответственно, эти принципы могут изменяться во времени и в пространстве. А их «объективность» должна обеспечиваться сходными механизмами, какие действуют и в случае моральных норм, предлагаемых это-сом - то есть верой в их ценность и правдивость тех, кто эти воззрения разделяет. При этом, по наблюдению антрополога, здравый смысл как образ мышления и одна из его раз-
новидностей не уступает всем остальным в тоталитарности: никакая религия не может похвастаться такой же догматичностью, никакая наука не может состязаться с ним в амбициозности, никакая философия не может претендовать на такую же широту охвата. При этом, вслед за искусством и идеологией, он стремится выдать желаемое за действи-тельное11.
Аналогичным образом обстоит дело и с искусством, точнее, с нашим восприятием художественных достоинств того или иного произведения. Как отмечает Клиффорд Гирц, «.пожалуй, только уже в современную эпоху и только на Западе некоторые люди сумели убедить себя в том, что весь секрет эстетического воздействия кроется в формальных отношениях между звуками, образами, величинами, темами, жестами»12. Проанализировав манеру восприятия произведений искусства в разных жанрах, в разные эпохи и в разных странах, американский антрополог пришёл к выводу, что приёмы эстетического воздействия, которыми пользуется художник, определяются характером общественной жизни, окружающей его и его публику: «Искусство и инструментарий для его восприятия изготав-
13
ливаются в одной мастерской»13.
Так, например, в жизни Италии XV в. большую роль играла торговля, и навыки, с нею связанные, были просто необходимы для людей, живших в то время и в том месте. Причём ими обладали не только купцы, но и художники: они были неотъемлемой частью набора культурной информации, которой необходимо было обладать образованному итальянцу того времени. Среди этих навыков не последнее место занимала способность измерять объёмы. И это определяло приёмы конструирования полотен художников эпохи кватроченто, которые, в свою очередь, определялись способом их восприятия: сложные предметы представлялись в виде комплекса более простых и геометрически правильных. Стог сена мог быть уподоблен конусу, колонна - цилиндру, бочка - цилиндру или двум усечённым конусам, башня - комплексу из параллелепипедов и т. д.
Искусство, как и остальные три культурные системы, имеет символический характер, поэтому наука, призванная их изучать, должна быть, по мнению Клиффорда Гирца, семиотической. «Концепция культуры, которой я придерживаюсь <...>, - пишет антрополог
в одной из своих программных статей, - является по существу семиотической. Разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек - это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов, я принимаю культуру за эту паутину, а её анализ - за дело науки <...>, занятой поисками значений»14. Выявление и разъяснение значения - вот та цель, которую преследует учёный, разбирая внешне загадочные выражения социального.
Итак, можно сделать вывод, что четыре культурные системы, рассмотренные К. Гир-цем, носят характер культурных универсалий и выполняют сходную функцию - формирование поведения в рамках определённой культуры. Однако необходимо подчеркнуть, что, несмотря на очевидное влияние со стороны структурализма и семиотики, интерпретативная антропология далека от поиска абстрактных схем глобального масштаба. Гирц постоянно напоминает о необходимости связи анализа с конкретной культурой, в чём выражалась его приверженность к «эмическому» подходу в антропологии. Знаки и символы, составляющие культуру, не должны подвергаться расшифровке и перекодированию, а должны наполняться конкретным содержанием, исходя из того, какое значение они имеют для окружающей их жизни.
В качестве знаков или символов у Клиффорда Гирца выступают и акты социального поведения людей, имеющие место в рамках культуры, которая становится для них не просто пассивным фоном, а активным, наполняющим их смыслом контекстом. Вернее даже было бы сказать, что носители данной культуры выстраивают своё поведение сообразно тем моделям, которые им для этого предлагает их культура. Она выступает в качестве своеобразной «грамматики», которой люди пользуются для формирования «высказываний» - социальных действий, нагруженных смыслом, доступным в полной мере только носителям данной культуры. Поведению носителей изучаемой культуры антрополог призывает уделять особо пристальное внимание, потому что «.именно в поведении - или, точнее, социальном действии - проявляются, артикулируются культурные формы»15.
Такое направление мысли приводит Гирца к идее рассмотрения культуры как собрания текстов, а антрополога - как литературного критика. Именно в этот момент к анализу культуры становится возможным подключе-
ние герменевтических процедур. В процессе постижения смысла какой-либо культурной реалии антропологу, как исследователю культуры, приходится постоянно переходить от части, которая обретает значение только в контексте целого, к целому, которое актуализируется в виде отдельных частей. Такое бесконечное движение, заявляет американский учёный, является ничем иным, как «...знакомой траекторией того, что Дильтей назвал герменевтическим кругом»16.
Подход, разработанный Клиффордом Гирцем в рамках американской культурной антропологии, явился выражением более широких тенденций развития эпистемологии и социо-гуманитарных наук во второй половине XX в. В частности, его последователям пришлось столкнуться с проблемами, связанными с традицией постмодернизма, пришедшей из литературоведения и философии, с проблемами формирования неклассической эпистемологии и переосмысления феномена научного знания. В рамках культурной антропологии этот процесс выразил себя во всё большей «беллетризации» этой науки, приближении её к литературоведению, что, на наш взгляд, было вызвано заимствованием ряда концепций, в том числе, огромную роль сыграло изменение точки зрения на этнографию, которая стала рассматриваться как процесс производства текстов. Во многом толчком для развития этих идей стал курс лекций, прочитанных Клиффордом Гирцем в Стэндфордском университете в 1983 г., изданный позднее отдельной книгой17. В ней, проанализировав произведения ряда антропологов, сформировавших образец научного стиля этой дисциплины, он делает вывод о том, что их убеждающая сила зиждется вовсе не на неопровержимости предлагаемых научных фактов и концепций, а скорее, на литературном таланте их создателей.
В 1970-х гг. начала складываться группа последователей Клиффорда Гирца, которая в 1980-е гг. образовала ядро направления, получившего название интерпретативной антропологии. В 1980-х уже вокруг самой интерпретативной антропологии выросла группа сторонников, чья деятельность оказалась важной для формирования тем антропологических исследований в 1990-х гг. Существует
традиция выделения ряда направлений в рамках культурной антропологии США, сформировавшихся в ходе развития проблематики, поднятой в своих работах К. Гирцем. Прежде всего, здесь можно назвать подходы, получившие условные названия «антропология как культурная критика» (Маркус, Фишер, Клиффорд, Бун) и «экспериментальная этнография» (Агар, Лофланд, Хьюз, Ван Маанен). Однако вопрос о теоретической преемственности этих направлений с трудами Гирца и отношения к ним самого основателя интерпретативного подхода в антропологии является сложным и не предполагающим однозначных ответов. Его освещение выходит за рамки данной статьи и требует отдельного рассмотрения.
Примечания
1 Уайт, Л. А. Понятие культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. СПб. : Университет, кн., 1997. С. 17.
2 См.: Geertz, C. Available Light : Anthropological Reflections on Philosophical Topics. Princeton : Princeton University Press, 2000. 271 p.
3 Гирц, К. Интерпретация культур. М. : РОС-СПЭН, 2004. С. 56.
4 Там же. С.55.
5 Там же. С.106.
6 См.: Лотман, Ю. М. Семиосфера. СПб. : Искусство-СПБ, 2001. С. 395.
7 См.: Гирц, К. Интерпретация культур. М. : РОССПЭН, 2004. С. 149-150.
8 Там же. С. 108.
9 Там же. С. 137.
10 Там же. С. 250.
11 См.: Geertz, C. Local Knowledge : Further Essays in Interpretive Anthropology. N. Y. : Basic Books, 1983. P. 84
12 Там же. P. 96.
13 Там же. P. 118.
14 Гирц, К. Интерпретация культур. М. : РОССПЭН, 2004. С. 11.
15 Там же. С. 25.
16 Geertz, C. Local Knowledge : Further Essays in Interpretive Anthropology. N. Y. : Basic Books, 1983. P. 69.
17 См.: Geertz, C. Works and Lives : The Anthropologist as Author. Cambridgе: Polity Press, 1988.157 p.
