CC BY
979
П. Л. Белков
КЛАССИФИКАЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ РОДСТВА:
ПРИНЦИП ПОСТРОЕНИЯ ЛОКАЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА
Научное исследование систем родства первичной формации начинается с открытия Л. Г. Моргана, установившего, что, в отличие от систем родства вторичной формации, первобытные системы носят не индивидуальный, а групповой или классификационный характер. Вторичные системы Л. Г. Морган объединил в один арийский (европейский. — П. Б.)тип, а классификационные разделил на два самостоятельных типа — малайский и турано-ганованский, основываясь на принципах слияния / разграничения линий родства, выражающихся в различии в терминологии. Например, в малайской системе первое восходящее поколение представлено одним мужским термином, объединяющим отца, брата отца и брата матери, тогда как в турано-ганованской это поколение представлено двумя терминами: отец отождествляется с братом отца, но отграничивается от брата матери. Этим было положено начало эволюционному подходу к изучению систем родства, в рамках которого малайская система рассматривается как наиболее древняя, исходная. Впоследствии было предпринято несколько попыток усовершенствовать моргановскую схему за счет увеличения количества типов и/или пересмотра последовательности их возникновения. В этом плане наиболее репрезентативной кажется типология М. В. Крюкова, в известной степени синтезирующая собой результаты, полученные западными предшественниками.
Согласно выкладкам М. В. Крюкова, древнейшей является не гавайская (по-старому, малайская), а ирокезская или австралийская (турано-ганованская) система, из которой развиваются две особые системы — гавайская и арабская (напомним, что Л. Г. Морган относил арабскую систему к числу арийских), чтобы затем обе ветви сошлись между собой в виде английской (арийской) системы родства [8. С. 39, 64]. Следуя западной традиции, он также выделил несколько подтипов, сочетающих в себе попарно черты четырех основных систем [8. С. 64]. Обозначениям упомянутых типов систем родства с помощью этнонимов соответствуют специальные термины, указывающие на отдельные признаки: бифуркативно-слившийся (ирокезский), генерационный (гавайский), бифуркативно-коллатеральный (арабский), линейный (английский) [7. С. 135]. Предлагаются и другие варианты обозначения основных единиц генеалогической (исторической) типологии систем родства, но в виду того, что выбор признаков, считающихся теми или иными авторами существенными, по существу имеет случайный характер, сопоставлять между собой различные типологии или ориентироваться в них становится просто непосильной задачей для читателя, не являющегося членом этого достаточно узкого научного сообщества.
Поправки, внесенные в эволюционную схему Л. Г. Моргана, скорее отдаляют нас от реальности, чем приближают к ней. К тому же исследователи, занимающиеся системами родства, уже давно отказались от эволюционного подхода, предпочитая говорить не об эволюции систем родства, а о «трансформации СТР». Классификация Л. Г. Моргана построена
© П. Л. Белков, 2009
на дихотомии первичной и вторичной формации (в этом состоит идея эволюционизма в своей исходной форме), в то время как современные ученые, считающие себя его последователями, отрицают принципиальность этого разделения, обнаруживая, реально или нет, линейные терминологии родства у многих групп охотников и собирателей (бушменов, андаманцев, семангов, эскимосов) [6. С. 231]. Причина такого противоречия кроется в самом эволюционном подходе. Его главный недостаток заключается именно в том, что анализ ограничивается системами терминов родства. С этой точки зрения, стоит обратить внимание на весьма поучительный факт «семантического сдвига», который произошел со времен Л. Г. Моргана. Типология М. В. Крюкова, принимаемая в нашей науке в качестве эталона, трактуется как типология систем терминов родства [11. С. 148]. Между тем вклад Л. Г. Моргана всегда рассматривался в качестве отправной точка изучения систем родства [8. С. 27].
Для « алгебры родства» такая «болезнь языка» означает предельную схоластизацию исследований, когда результатом выступают корелляции явлений, корелляции корелляций явлений и т. п. Утверждение, что исследование должно строиться от систем терминов родства к системам родства [11. С. 148], порочно по своей природе. Как возможно понять целое, исходя из принципов работы одной его части, и как возможно знать принципы работы этой части, то есть знать, что мы знаем эти принципы, совершенно не понимая, как работает целое? Как известно, прежде чем приниматься за частные задачи, необходимо решить общую задачу.
Безусловно, монография Г. В. Дзибеля «Феномен родства» (2001) по своей сверхзадаче объять всю существующую на тот момент литературу по формальному описанию систем терминов родства («текстов» родства) является вершиной подобных исследований в рамках «алгебры родства» как научной парадигмы. Основополагающих идей здесь две. Во-первых, если мы ограничиваем себя изучением терминологий родства, необходимо использовать чисто лингвистические методы (родство как особый язык). Сам термин «трансформация», заменивший термин «эволюция», заимствуется из структуральной лингвистики [6. С. 29]. Во-вторых, если мы фактически отказываемся от эволюционного подхода, структурный поход становится актуальным сам по себе, по правилу исключенного третьего. В данном случае выражением этого подхода является создание иденологической типологии систем терминов родства, противопоставляемой общепринятой генеалогической. Под иденологической типологией («иденоним» в значении «термин родства») понимается выделение синхронических типологических единиц или основных мотивов классификационного родства: взаимная терминология, генерационно-скошенная терминология (модели кроу и омаха), генерационно-скользящая терминология, кумулятивная терминология, редупликативная и рекомбинативная терминологии [6. С. 42-63, 173-222]. Однако на практике понятие структурного подхода отождествляется им с собственно лингвистическим анализом, что неудивительно, поскольку для него объектом исследования остается терминология родства.
Иденологическая типология — это лингвистическая типология родства, так же как и противопоставляемая ей генеалогическая. Когда Г. В. Дзибель говорит о согласовании иденологической и генеалогической типологий, он на самом деле согласовывает два способа записи одной и той же типологии — с помощью терминов, образованных от этнонимов, и с помощью терминов, обозначающих различные формы слияния / разграничения альтеров. В результате возникает модификация эволюционистской типологии систем терминов родства, принципиально ничем не отличающаяся от типологии М. В. Крюкова. Новая книга Г. В. Дзибеля «The Genius of Kinship» (2007), представляющая собой значительно
сокращенный и, с точки зрения организации текста, — более совершенный вариант его первой книги, фактически ставит своей целью перевод концепции М. В. Крюкова с языка исследований по «этногенезу» на язык исследований по культурному «антропогенезу» в рамках американской научной традиции [2. Р. 141, 145].
Качественное отличие классификационных систем, в частности, австралийских, состоит в сквозном счете родства, охватывающем целое сообщество. В данном случае функционирование (исполнение) классификаторской системы совпадает с созданием некоторого относительно замкнутого сообщества, центром которого выступает эго (говорящий). Каждый, с кем данный индивид вступает в контакт, рассматривается как носитель определенной степени родства, что предполагает наличие неких стандартов взаимного поведения. Термины родства, будучи символами, выступают в роли моделей поведения и способа решения задач в содержательной сфере повседневной жизни (регулирование посредством предписаний / запретов брачных соглашений, обмен ценностями и средствами существования, порядок наследования).
Означает ли стремление распространить термины родства на общество в целом, что австралийцы увеличивают число терминов родства, описывая в деталях отношение каждого к каждому? По мнению Элькина, экономия терминологических средств происходит путем «растягивания» семьи до размеров «племени». Но дело в том, что семья (семейное родство) в нашем понимании слова возникает как раз на развалинах классификаторских систем родства. Поэтому, скорее, наоборот, классификационная система в процессе эволюции сузилась до размеров семьи.
Обозримость классификаторских систем родства достигается за счет ограниченного множества индивидов, с которыми человек вступает в контакт в течение всей жизни. По наблюдениям полевых исследователей, абориген Австралии встречал и знал лично примерно 500 человек. При этом Ф. Роуз отмечает, что эта цифра, полученная эмпирическим путем, соответствует «магическому» числу 500, составляющему, по мнению некоторых австраловедов, средний размер австралийского «племени» [12. С. 57-58, 200-203].
Цифра 500 достаточно высокого порядка, поэтому проблема классификации отношений не снимается полностью. Необходимы дополнительные инструменты. В качестве таковых выступают два взаимоопределяющих фактора. Во-первых, нетрудно заметить, что функции родства (социальные обязательства) имеют парный характер: отец-дитя, дед-внук, брат-брат, дядя-племянник, причем число этих функций («мотивов») ограничено. Число терминов сокращается за счет так называемой взаимной терминологии родства (принцип реципрокности), которая большинством исследователей рассматривается как базовая [6. С. 193]. Во-вторых, речь идет не о классификации индивидов, а о классификации групп индивидов по именам родства: «отцы», «матери», «сыновья», «братья», «сыновья сестры» и т. п. Это делается введением принципа эквивалентности сиблингов. Возникает вопрос: как функционирует принцип эквивалентности сиблингов? Ответ в том, что он отражает единство локальной принадлежности, пронизывая собой все ярусы родства (поколения). Этот принцип может применяться не только по горизонтали, но и по вертикали (лица различных поколений соединяются одним и тем же термином как по прямой, так и по боковой линии). Следовательно, классифицируются не индивиды, а локальные группы.
Это означает, что при условии замкнутости (эндогамности) классификаторских систем минимальной работающей структурой являются две взаимобрачные (экзогамные) локальные группы — при условии существования обычая обмена сестрами. А. П. Элькин поясняет это следующим образом: «мой отец, его братья и сестры, а также дети его братьев все принадлежат к одной „ стране“, одному локальному подразделению племени, тогда как
моя мать и ее брат, а также его дети принадлежат к другой „ стране“. Это различие отражается в использовании по отношению к ним особых терминов, а именно: „отец“ и „сестра отца“ для одной группы, „мать“ и „ брат матери“ — для другой» [3. Р. 55]. Описывая систему родства унгариньин, Элькин специально отмечает, что нам может показаться странным обозначать одним и тем же термином говорящего, его отца, отца отца, сына и сына сына, но аборигены, выражаясь в этих терминах, указывают не на индивидов, а на локальные патрилинейные группы, которые находятся в определенном отношении к Эго. Речь идет
о клане «брата матери» или « брата матери матери» и т. д. Также и при заключении брачных соглашений учитывается не столько степень родства жены, сколько группа, к которой она принадлежит [3. Р. 60].
Элькин формулирует четыре принципа классификаторских систем родства: 1) Экстраполяция терминов родства, обозначающих ближайших родственников, членов отдельной семьи; 2) Эквивалентность сиблингов; 3) Терминологическое противопоставление линий отца и матери, детей братьев и сестер; 4) Отсутствие терминологического разграничения отношений родства и свойства [3. Р. 54-56].
Из этих четырех принципов, указанных Элькиным, работает только принцип эквивалентности сиблингов. Принцип экстраполяции вступает в противоречие с принципом эквивалентности сиблингов и является фиксацией не эмпирического факта, а умозаключения, причем неверной. Что же касается терминологического разграничения (бифуркации) детей братьев и сестер и синонимичности (слияния) терминов свойства и родства, то эти факты являются не принципами, а следствиями: принципа эквивалентности сиблингов, принципа локальности, принципа замкнутости пространства родства. Два последних можно рассматривать в качестве предпосылки принципа эквивалентности сиблингов. Надо сказать, что у Элькина 3-й пункт соответствует принципу локальности (он указывает на то, что противопоставление потомков брата потомкам сестры связано с фактом их принадлежности к разным локалям).
Проблема использования моделей родства за пределами «круга знакомств» (своего пространства), о которой упоминает Элькин, говоря об использовании классификационных систем в рамках большого племени или их наложении на представителей чужих племен [3. Р. 54], возникает только в случае, если мы признаем достоверность принципа экстраполяции «семейных» терминов родства на большие группы людей (использование семьи в качестве модели племени). В реальности введение чужака в общую схему родства происходит на основе достаточно простых операций. Элькин описывает случай, которому он сам был свидетелем. Если никто из присутствующих не прослеживает никаких родственных связей с пришельцем, в расчет принимается его относительный возраст, тотемическая аффилиация, принадлежность к определенной локальной группе или социальному подразделению. Последнее подразумевает довольно сложный «перевод» с языка чужой системы родства со всеми составляющими на местную. Если же все эти попытка оканчиваются неудачей, чужак рассматривается как брат представившего его индивида (видимо, проводник Элькина и его поручитель были примерно одного возраста), что является точкой отсчета при установлении взаимных обязательств с членами данного локального сообщества [3. Р. 57-58]. Таким образом, практика родства основана на принципе локальности. Принцип эквивалентности сиблингов является его прямым следствием.
Концепция Дж. Мердока, изложенная в книге «Социальная структура» (1949), выгодно выделяется на общем фоне интуитивно более правильным пониманием структурного подхода, подразумевающего локальный характер классификационных систем родства. Речь идет о его попытке классифицировать системы терминов родства в их соотношении
с социальной организацией в широком смысле слова, включая формы брака и локальной / клановой организации [5]. Прослеживание связи систем терминов родства с другими формами социальной организации делает предметом нашего исследования именно системы родства. Но как осуществить этот процесс «прослеживания» на практике? Ответ заключается в графически правильном изображении систем родства, классификационных или не-классификационных (то есть систем родства европейского типа). Иначе говоря, связь между терминами родства и элементами социальной организации должна быть видна на соответствующей диаграмме.
В австраловедческой литературе опыт создания таких графических систем, сочетающих в себе элементы графического и словесного (буквенного) описания, существует со времен А. Р. Рэдклифф-Брауна, который, пользуясь этим кодом, нашел в Австралии всего две системы родства, тип кариера и тип аранда, по названиям «племен». Первая определяется предпочтительным браком с кросскузиной первой степени («дочерью брата матери») при существовании обычая обмена сестрами («дочь брата матери» совпадает с «дочерью сестры отца»), а вторая — предпочтительным браком с кросскузиной второй степени («дочерью дочери брата матери матери») при запрете на брак с кросскузиной первой степени [1]. Позднее Элькин выделил, точнее, нашел третий тип — карадьери. Здесь для мужчины предпочтительным брачным партнером является кросскузина первой степени со стороны матери («дочь брата матери») при запрете на брак с кросскузиной со стороны отца («дочерью сестры отца»). Им были выделены еще два типа, алуридья и унгариньин, но эти типы являются лишь модификациями типа аранда [3. Р. 58-79].
Не делая поспешного вывода о том, что тип карадьери является промежуточным звеном между типом кариера и типом аранда, в этих трех системах можно видеть трансформацию единой системы, основанную на изменении формы предпочтительного брака. Однако графические схемы, используемые Элькиным, не являются изоморфными друг другу, что противоречит тезису о взаимной трансформации отображаемых ими систем родства. Возникает вопрос: является ли вообще разумной задача создания такого способа графической фиксации, при котором все три системы складывались бы из некоторого множества одинаковых элементов как своего рода «кирпичиков»?
На практике это может означать возможность построить диаграммы систем родства карадьери и аранда простым перестроением диаграммы системы кариера, причем при сохранении основного конструктивного принципа изображения, заключающегося в единстве вертикалей прямого родства. Экспериментируя с диаграммами А. Р. Рэдклифф-Брауна, А. П. Элькина и других авторов (за основу берется система родства типа кариера как простейшая, с минимальным числом элементов), кажется, удается построить схемы, удовлетворяющими данному условию (рис. 1, 2, 3).
Здесь требуется сделать одно пояснение, касающееся кода Ю. И. Левина, достаточно широко используемого в отечественной литературе. Обычно его необходимость обосновывается недопустимостью описания первичных систем терминов родства в терминах вторичных, так как это приводит к искажению содержания первичных и т. п. [11. С. 149]. Но этот аргумент имеет силу только в том случае, если вторичные (европейские) системы характеризуются как описательные. Между тем С. А. Токарев уже очень давно, в 1929 г., заметил, что европейский тип неверно называть описательным [13. С. 49]. Это очевидная истина. Европейские термины, не только простые («отец», «мать», «брат», «сестра», «сын», «дочь», «муж», «жена»), но и составные («дед», «бабка», «дядя», «тетка», «внук», «внучка», «двоюродный брат», «двоюродная сестра», «тесть», «теща», «шурин», «золовка») не являются описательными.
Так называемые описательные термины родства, то есть термины, раскладывающие составные термины на простые, были введены Л. Г Морганом как термины искусственного языка описания систем родства именно с целью избежать искажения смысла первичных систем родства путем простого перевода с одного языка на другой. В «Древнем обществе» сравнительная таблица терминов родства сенека-ирокезов делится на три колонки, озаглавленные как «Наименования родственников», «Ирокезские термины», «Перевод». Пример: сестра моего отца / аЬ-§а’-Ьик / моя тетка [10. С. 17-28]. В дальнейшем, при заполнении конкретных схем родства, предлагается пользоваться модифицированной аббревиатурой английских терминов, принятой в мировой литературе: Р («отец»), fsr («сестра отца»), РР («отец отца»), т («мать»), d («дочь»), dd («дочь дочери»), 8 («сын»), 88 («сын сына»), МВ («брат матери»), ffsr («сестра отца отца»), тт («мать матери»), ММВ («брат матери матери»), mmbd («дочь брата матери матери»), ММВ8 («сын брата матери матери»), МВ8 («сын брата матери»), mbd («дочь брата матери»), fsrd («дочь сестры отца»), Р8г8 («сын сестры отца»), Н («муж»), («жена») и т. д.
Каждая такая схема представляет собой некое подобие кристаллической решетки, узлы которой образуются терминами, лежащими на пересечении прямых (вертикальных) и боковых (диагональных) линий родства. Горизонтальные линии, соответствующие линиям свойства (муж — жена), соединяют вертикальные линии родства и одновременно обозначают собой поколения (родители — дети). В сущности, термины классификационного родства — это ячейки, содержащие в себе несколько категорий родственников и состоящие из двух полей, правого (мужского) и левого (женского). Общее число ячеек зависит от того, сколько линий родства различает данная система. Чем больше число выделяемых линий, тем меньше категорий родства содержится в терминах родства. Различие между конкретными системами родства, принадлежащими к одному типу, состоит во вторичной классификации категорий родства, когда ячейки из разных линий родства и/или разных поколений обозначаются одним термином (существует и третичная классификация терминов родства только по признакам свойства, известная в литературе под наименованием брачных классов).
При графическом анализе (решении) конкретных систем родства термины родства следует обозначать или, точнее, заменять цветом, поскольку нас в данном случае может интересовать не лингвистическая сторона проблемы, но только этнографическая, то есть структура родства: слияние / разграничение, тождество / различие значений. Теперь достаточно взглянуть на рисунок, чтобы простым наблюдением решить задачи, неразрешимые в рамках парадигмы «алгебры родства», или просто отбросить их как не имеющие реального смысла. Как нам уже однажды приходилось отмечать, суть дела заключается в том, чтобы правильно нарисовать «структуры родства» [6. С. 41].
В свое время Б. Малиновский писал, что прежде, чем строить «алгебру родства» или решать «головоломки» классификаторских терминологий, необходимо рассмотреть множество проблем содержательного характера в той сфере, которую он именовал социологическими исследованиями [4. Р. 28]. Основная ошибка современной школы исследователей систем родства, представляемой альманахом «Алгебра родства», заключается в отказе от анализа фактов родства с помощью графических схем и сосредоточении усилий на поисках закономерностей исключительно в сфере терминологии родства. Не имея возможности ставить перед собой чисто лингвистические задачи, исследователи от изучения систем родства фактически переходят исключительно к изучению систем терминов родства (как кажется, М. В. Крюков в своих работах эту грань не переходил). Между тем, диаграммы родства, какими бы несовершенными они ни были, являются необходимым
связующим звеном между терминами родства и реальными стереотипами поведения. Невозможно понять действие той или иной системы терминов родства вне описания реинкарнационного комплекса, локальной или тотемической организации, ритуальной жизни в целом. Поэтому проблема даже не в том, что представители упомянутой научной школы неправильно решают поставленные задачи, а в том, что они правильно решают неправильно поставленные задачи.
Таким образом, решая чисто формальную проблему неизоморфности существующих диаграмм родства друг другу, мы в конечном счете получаем графические знаковые системы, изоморфные самой реальности классификационного родства. Это не просто способ фиксации, но работающая модель, способная самостоятельно интерпретировать и предсказывать эмпирические факты. Подобно механическим манипуляторам, повторяющим движение человеческой руки, эти схемы повторяют, во всяком случае, достаточно точно имитируют те процессы, которые происходят в головах и в поведении самих аборигенов, когда они решают те или иные задачи родства, встающие перед ними в случае актуализации необходимости вычисления брачных, экономических или властных обязательств по отношению к лицам, с которым они вступают в контакт в реальной жизни. Изоморфизм или даже гомоформизм геометрического кода феномена классификационного родства состоит, прежде всего, в том, что первобытный человек представляет родство в пространственных образах принадлежности индивидов к локальным группам, находящимся на различном расстоянии от локальной группы эго. В нашем собственном языке реликтом этого состояния является деление родства на «близкое» и «дальнее».
На представленных схемах вертикальные линии, точнее, стержни прямого родства символизируют локальные группы. Выделение двух, трех, четырех самостоятельных линий означает, что для данного типа родства минимальной работающей структурой (в терминах Ю. М. Лотмана) является, соответственно, союз двух, трех, четырех локальных групп. Однако данное утверждение не тождественно утверждению о существовании в прошлом или настоящем эндогамных единиц, состоящих из соответствующего ограниченного числа групп. Члены одной и той же локальной группы могут одновременно вступать в брачные отношения с женщинами из различных локальных групп, речь идет только о том, какое наименьшее число локальных групп должен учитывать эго (или его «брокер») при выборе брачного партнера.
Табуляция конкретных систем с помощью диаграмм показывает, что три основных типа родства, выделенные на австралийском материале, имеют универсальный характер. Все многообразие классификационных систем родства сводится к трем указанным схемам. (По какой из трех схем «собирать» терминологию родства, принадлежащую той или иной культуре, — вопрос предварительного сбора информации по предпочтительным формам брака, способам слияния / разграничения линий родства и некоторых других факторов прагматического, то есть мифоритуального плана.) Если приводить в качестве примера наиболее часто упоминаемые в литературе системы, гавайская представляет собой вариант кариера, кроу и омаха — карадьери, ирокезская — аранда. Трансформация происходит двумя взаимосвязанными путями: посредством изменения формы предпочтительного брака наложением запретов на все более отдаленные категории родства (переход между тремя типами родства) и посредством увеличения числа линий или локальных групп, вовлекаемых в круг счета родства при решении брачных задач (переход от более простых к более сложным вариантам внутри одного типа). В последнем случае число терминов родства увеличивается на порядок, что делает систему (счета) родства слишком громоздкой (эффект «цепной реакции»). Вероятно, это объясняет, почему на уровне этнографиче-
ской современности1 удалось зафиксировать простейший тип, представленный системой родства кариера и ее аналогами в других культурах (гавайцы, древние китайцы). С одной стороны, системы родства этого типа имеют очень короткий «период полураспада», то есть преобразования в системы типа карадьери или аранда, но с другой стороны, достигнув известного предела сложности, данная система родства становится слишком громоздкой и возвращается к простейшему типу. Поэтому внутри первичной формации взаимные видоизменения систем родства имеют циклический характер.
Табуляция конкретных систем родства также показывает излишний характер иденоло-гической типологии. Не существуют типы взаимной терминологии родства, генерационноскошенные или генерационно-скользящие модели, существуют взаимные, скошенные и скользящие термины, которые могут уживаться в одной и той же системе родства, выполняя различные запретительные / разрешительные или коррекционные функции.
Возникновение вторичных систем родства связано с нарушением принципа локальности родства, который является необходимой предпосылкой принципа эквивалентности сиблингов. С этой точки зрения, Л. Г. Морган был абсолютно прав, рассматривая арабскую систему как вариант арийской (английской, европейской, линейной). Наличие в арабской терминологии родства особых терминов, обозначающих различные категории кузенов, не имеет никакого значения перед фактом разграничения родных братьев и ортокузенов (сыновей брата отца). Другими словами, система родства перестает быть классификационной (классифицирующей) лишь с момента исчезновения принципа локальности (= мифологичности) родства. Разумеется, принцип локальности может проявляться по-разному в различных обществах, стоящих на ступени первичной формации. Поэтому, вероятно, утверждение о линейности систем родства андаманцев, бушменов, эскимомов и др. в будущем придется пересмотреть.
Само определение вторичных систем родства как относящихся к линейному типу кажется не вполне корректным, во всяком случае, не вполне точным, ибо не полностью отражает сущность различия между первичными и вторичными системами. Выше уже подчеркивалось, что относительно первичных систем родства правильнее использовать термин «стержень родства», но на графике это явление невозможно отобразить иначе, как линией. Наглядным различием между первичными и вторичными системами родства выступает то обстоятельство, что структура первичных систем родства позволяет расположить обозначения всех категории родственников в одной плоскости. Если бы мы попытались применить такой же метод изображения к вторичным системам родства, нам пришлось бы рисовать все новые и новые плоскости, поскольку линия родства расходятся от эго веером как в сторону восходящих, так и в сторону нисходящих поколений. Это и означает отсутствие единого стержня родства. Кроме того, первичные системы родства отличаются тем, что края схем, их отображающих («карт родства»), можно соединить («замкнуть»), образовав объемные геометрические фигуры (простейший тип кариера — «плоский») в виде призм с тремя, четырьмя и более гранями (рис. 4, 5, 6). Отсюда возникает противопоставление первичных и вторичных систем родства как замкнутой и расширяющейся.
С общетеоретической точки зрения классификационное родство представляет собой особого рода игру с недифференцированными правилами. Разыгрывая отдельные партии (ср. употребление слова «партия» в значении «установление партнерства по браку»), люди видоизменяют и совершенствуют системы родства в зависимости от наличия / отсутствия рекомендованных данной традицией брачных партнеров. Принципы этой игры обнаруживают сходство с целым рядом известных игр европейского и восточного происхождения: шахматы,
Рис. 4. Тип кариера
карты, шашки, домино etc. с их «фигурами», «мастями», «полями», «ходами», «партиями». Вполне уместно предположить, что игры, строящиеся на обмене ходами, возникают именно в результате дифференциации правил игры в родство. С этой точки зрения, можно позволить себе слегка подправить одно из высказываний К. Леви-Стросса: системы родства состоят не в фиксации объективных родственных связей, и развиваются они произвольно, в сознании людей, а не спонтанно как нечто существующее независимо от них подобно природным или, что в данном случае одно и то же, лингвистическим явлениям [9]. Трансформация классификационных систем родства — это как раз тот случай, когда структура осознается агентом социального действия, поскольку структура родства — это локальная или тотемическая организация. Преимущество пространственного, или геометрического, кода в виде указанных выше схем заключается в наглядности связи между терминами и структурой родства.
1 Термин Д. Г Савинова.
Литература
1. Brown A. R. Three Tribes of Western Australia // Journal of the Royal Anthropological Institute. 1913. Vol. XLIII.
2. Dziebel G. V The Genius of Kinship. The Phenomenon of Human Kinship and the Global Diversity of Kinship Terminologies. New York, 2007.
3. Elkin A. P. Australian Aborigines. How to Understand Them. Sydney, 1956.
4. Malinowski B. Kinship // Man. 1930. Vol. 30. № 17.
5. Murdock G. P. Social Structure. New York, 1949.
6. Дзибель Г В. Феномен родства. Пролегомены к иденетической теории. СПб., 2001.
7. Крюков М. В. Синхронно-диахронный метод и концепция трансформационной многолинейности систем родства // Алгебра родства. Родство. Системы родства. Системы терминов родства. Вып. 1. СПб., 1995.
8. Крюков М. В. Система родства китайцев. М., 1972.
9. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.
10. Морган Л. Г. Древнее общество. М., 1935.
11. Попов В. А. Этносоциальная история аканов в ХУІ-ХІХ веках. М., 1990.
12. Роуз Ф. Аборигены Австралии. Традиционное общество. М., 1989.
13. Токарев С. А. О системах родства у австралийцев // Этнография. 1929. № 1.
