Научная статья на тему 'КЛАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ'

КЛАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
1704
283
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОСТСОВЕТСКИЕ АЗИАТСКИЕ РЕСПУБЛИКИ / ТРАДИЦИОННЫЕ ИНСТИТУТЫ / КЛАНЫ / НОВЫЕ ЧЕРТЫ И ХАРАКТЕРИСТИКИ / АКТУАЛИЗАЦИЯ В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ / POST-SOVIET ASIAN REPUBLICS / TRADITIONAL INSTITUTIONS / CLANS / NEW FEATURES AND CHARACTERISTICS / ACTUALIZATION IN THE SOCIO-POLITICAL PROCESS

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Рекк Д.А.

Статья посвящена истории и современному состоянию феномена клановой организации постсоветских республик Центральной Азии, сохраняющему актуальность в социальной и политической реальности новых независимых государств. Автор отмечает, что сегодняшние кланы, сохраняя традиционное содержание, обретают новые качества и характерные черты, в том числе способствующие получению ими политической субъектности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

CLANS OF CENTRAL ASIA: HISTORY AND MODERNITY

The article is devoted to the history and modernity of the phenomenon of clan organization in the post-Soviet republics of Central Asia, which remains relevant in the social and political reality of the newly independent States. The author notes that today's clans, while preserving their traditional content, acquire new qualities and characteristics, including those that contribute to their acquisition of political subjectivity.

Текст научной работы на тему «КЛАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ»

ИСТОРИЯ

УДК 323

DOI: 10.12345/2311-6412_2020_3_86 Д.А. РЕКК,

аспирант Московского государственного областного университета

Адрес: Российская Федерация, 105005, г. Москва, ул. Радио, 10А, стр. 1

Е-mаil: rectorat@mgou.ru

Ключевые слова:

постсоветские азиатские республики, традиционные институты, кланы, новые черты и характеристики, актуализация в социально-политическом

процессе

КЛАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Аннотация

Статья посвящена истории и современному состоянию феномена клановой организации постсоветских республик Центральной Азии, сохраняющему актуальность в социальной и политической реальности новых независимых государств. Автор отмечает, что сегодняшние кланы, сохраняя традиционное содержание, обретают новые качества и характерные черты, в том числе способствующие получению ими политической субъектности.

Актуальность проблематики, связанной с клановыми сообществами, обусловлена новым, в сравнении с советским периодом, их качеством: способностью встраиваться в современный политический процесс и активно влиять на политическую повестку и процедуру принятия решений.

Кроме того, в сравнении с досоветскими и советскими современные кланы претерпели существенную трансформацию, во многом изменившую их традиционный облик, основу которого составляли родоплеменные, джузовые, земляческие и другие отношения. Новой доминантой, определя-

ющей содержание клановых связей, является иерархия, обусловленная потенциальной возможностью агрегирования статусной ренты, в свою очередь зависящей от степени близости к вертикали центральной власти. Приобретенное в постсоветский период новое качество кланов универсально для большей части постсоветского пространства [Бородин, 2012: 66-67]. Кланы с указанными характерными признаками стали неотъемлемым атрибутом российского политического ландшафта1.

Типология кланов раскрывается концептом латентных групп или латентных сил, имеющих потенциал политического влияния, но не проявляющих себя в легальных институтах и практиках. Имея историко-культурные корни и в то же время объединяемые общими интересами и политическими предпочтениями, кланы не могут быть идентифицированы как структурные или конъюнктурные объединения. Правильнее определять кланы гибридными латентными группами, сохраняющими традиционные черты и характеристики, опосредованные современной политической реальностью [Лукин, 1999: 140].

Кланы можно определить, как относительно герметичный неформальный институт интеграции и рекрутирования элит, основанный на отношениях родства, кумовства, землячества, ориентированный на достижение статусных привилегий и

иерархизированный по потенциалу социального ресурса.

По мере обретения кланами субъ-ектности в политическом процессе они становятся предметом политологического анализа. Спецификой клановой структуры постсоветских стран Средней Азии и Казахстана является их глубокая историко-культурная укорененность, накладывающая особый отпечаток на современный, универсальный для постсоветского пространства, контент клановости. Несмотря на то, что в последнее время стали появляться публикации, освещающие отдельные сюжеты, связанные с постсоветскими клановыми сообществами, в целом тема не входит в круг активно разрабатываемых политологических проблем. Исключение составляют немногие монографические исследования [Агаев, 2015: 128-129].

Общей чертой для азиатских клановых сообществ является их обусловленность кровнородственными отношениями. Однако генезис кланов в каждой из постсоветских азиатских республик имеет свою специфику. В частности, в Казахстане, помимо родоплеменных связей на генезис клановой структуры существенно повлияла джузовая стратификация.

Джузы (старший, средний, малый) явились общностями политико-административной локализации социума номадов, опосредованной направлениями кочевания и естественно сфор-

1 Кланы и группировки, управляющие Россией // https://zen.yandex.ru, дата обращения 17.05.2020.

мировавшимися союзами племен в рамках их администрирования. Вместе с тем, несмотря на значимость джузо-вого института, последний никогда не рассматривался в качестве альтернативы родоплеменному устройству, но органично интегрировался с ним. В джузовом объединении роды и племена сохраняли незыблемой свою иерархию и знать. Как правило, происхождение джузов в народном эпосе связывается с личностью конкретного исторического героя (иногда легендарного). «Нередко такая мифологизированная гипотеза принимается на веру и входит в научный оборот» [Акимбеков, 2011: 245]. Так как джузовая структура, помимо прочего, носила выраженный военно-политический характер, связанный с защитой жизненно важного пространства кочеваний, ее организация предполагала централизацию власти и строгую «исполнительскую дисциплину», укрепившуюся с включением джузовых воинских континген-тов в военную структуру чингизидов. Исходя из сказанного, административно-военная гипотеза джузовой дифференциации казахского социума представляется наиболее адекватной.

С другой стороны, сочетание в военной организации сразу нескольких иерархий: родоплеменной и джузовой препятствовало внедрению единоначалия и порождало некую бифуркацию властных полномочий, что в полной мере сказывается на порядке современной казахской армии и ментальных основаниях официальных структур [Кушкумбаев, 2001: 105].

Жузовые объединения продуцировали существенные этнографические

и культурные особенности территориальных локализаций, которые и сегодня в значительной степени фундируют, пока не устранен разлом по линии «север-юг». Как утверждает писатель С. Куттыкадам, южане «разговаривают подобно скороговорке, у них более мягкий говор, тогда как жители севера неторопливы в разговоре и гортанны. Писатель отмечает, что в случае, если южане изъясняются на своем диалекте с манерой пауз, придыхания, намеков, то северяне мало что разумеют. Существенно отличаются и традиционные кухни Юга и Севера. Северная кухня — более простая, обычно включающая блюда из муки и мяса, южная впитала в себя вкусовые предпочтения Востока (супы, плов и т.п.) [Куттыкадам, 2020: 89].

Существенным фактором казахского социогенеза стала инкорпорация во властную структуру намадов представителей чингизидской знати, укрепившейся с момента включения казахов в орбиту монгольской про-тогосударственности и остающимся заметным элементом современной клановой консолидации. Учитывая то обстоятельство, что «чингизид-ство» всегда являлось внеэтническим конструктом, замкнутой группой (претендующей на роль ага-султа-на-общенародного повелителя) современные иерархи клановых сообществ предпочитают обязательно связать свои родовые корни с представителями чингизидов, тем самым легитимировать неформальную роль правителя.

В дореволюционных клановых структурах потомки чингизидов занимали, безусловно, верхние эшелоны,

как правило, замещая руководящие статусы джузовой иерархии. К середине 18 века число чингизидов стало превышать число верховных племенных и джузовых вакансий.

Другой элитной группой, также оказавшей большое влияние на формирование казахских кланов, являются сестиды и когиа — согласно преданию, потомки дочери пророка Мухаммеда Фатимы. Казахстанские историки утверждают, что именно они распространили ислам среди кочевников и совершили первые хаджи в Мекку2. Эта категория элиты являлась хранительницей религиозно-культурной традиции и в этом смысле могла соперничать даже с чигнизидами.

На уровне родов во главе большого матримониального коллектива стояли бии (которых можно сравнить с монгольскими натонами и арабскими эмирами). Отдельные кочевые семьи жили под руководством старейшин аксакалов.

Иногда наиболее выдающимся биям удавалось достичь высот племенной и даже джузовой иерархии. Всех правителей родов, племен, джузов избирали прямым или представительным голосованием на курултаях, но только из числа знати, а не рядовых шарпа (скотоводов).

Клановая консолидация, проявляющаяся в Казахстане со второй половины XIX века, стала результа-

том агрегирования и уравновешивания интересов всех элитных групп, которые уже в то время стремились закрепить большую часть властных полномочий за своими представителями. Например, могущество казахских правителей: Каипа, Абулхаира, Арынгазы и др. фундировалось опорой на племенной алимулский союз, Барака и Канкожа на род найманов, Аблай-хана на род аргынов, Нуралы на род байулы и т.д.

Зачастую кланы, стремившиеся к власти, агрегировали представителей разных джузов, племен, родов и даже других этносов — киргизов и каракал-пакцев3.

Уже в XIX в. казахские кланы вступили в конкурентную борьбу. И, используя внешний ресурс (Китай или Россию), успешно устраняли своих соперников [Хлюпин, 2020: 16].

Борьба кланов продолжалась и в советский период. Один из выдающихся общественно-политических деятелей Казахстана Т. Рыскулов (позднее репрессированный сталинским режимом) писал, что «в ходе выборов местной администрации, противоречий и интриг между различными родами у казахов формируется сильная борьба различных группировок — в этом случае обычным явлением стали взятки, подкуп голосов электората, шантаж и притеснение побежденной политической силы» [Рыскулов, 1997: 224].

2 Казак эдетгурып кукыгынын материалдары. Материалы по казахскому обычному праву. Ред. Кенжалиев З. и др. Алматы, Жеп жаргы, 1996. С.12—13.

3 Ерофеева И. Казахские ханы и ханские династии в XVIII сер. XIX вв. // Культура и история Центральной Азии и Казахстана: проблемы и перспективы исследования. Алматы, 1997. С.46—144.

В целом, несмотря на некоторые новации, связанные с притоком русскоязычных кадров из центра, пролетаризацией партийно-советского аппарата, механизмы социальной мобильности и характер отношений в Казахском социуме не претерпели революционных перемен. Несмотря на положение, занимаемое представителем того или иного рода или джуза, он оставался фактически в рамках, установленных обычным правом и традициями родоплеменных отношений. Независимо от статуса любой «сородич» был обязан открыть дорогу карьерному росту своим родственникам и соплеменникам.

В советское время не удалось преодолеть и сложившегося джузового ранжирования, предполагавшего главенство старшего джуза, продолжавшего делегировать значительную часть высших управленцев. В острой конкуренции за продвижение по карьерной лестнице сохранялись условия, генерировавшие клановую консолидацию.

Отбывающий алматинскую ссылку Л.Д. Троцкий писал, что местный феодализм лишь обрел внешнюю маску социализма и «сильно сросся с бюрократией и бастско-аристократиче-ской системой» [Троцкий, 1995: 162]. Казахстанский политический деятель У. Джандосов отмечал, что «русская политическая культура, сочетаясь с особенностью казахской, сформировала такой порядок в советских органах власти, что от современного типа демократических институтов не осталось и следа» [Джандосов, 1999: 64-65].

Несмотря на меры, предпринимаемые центральной властью (ротацию кадров, регулирование нацкадров на руководящих должностях, идеологическую работу) преодолеть клановые связи вплоть до периода независимости не удалось. Доказательством тому стали события, связанные с назначением Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана Г.В. Колбина, выдвиженца М.С. Горбачева, которое вызвало волну молодежных выступлений. Последующая за событиями оперативная работа по исправлению ситуации в республике выявила прямую связь протестных акций с амбициями клановых структур.

Таким образом, генезис клановых сообществ Казахстана уходит своими корнями в эпоху патриархальных отношений, поэтому сохраняет родоплеменные, клиентско-патри-мониальные характеристики. Как пишет казахстанский исследователь Н. Масанов: «Родоплеменное деление в начале XXI в. является архаической системой общественного сознания, не учитывающей личностные качества человека, его профессионализм, уровень образования и культуры. Она основана на приоритетности этнических и родоплеменных отношений и не соответствует ценностям либеральной экономики, правового государства и демократического общества. Система обречена на постепенное отмирание, но в том же время остается чрезвычайно живучей. Еще не одно поколение будет воспроизводить ее в жизни и политике. Однако система хороша тем, что частично снижает уровень коррупции в среде чиновников, по-

тому что с родственников требовать деньги неудобно, разве что можно взять подарки»4.

Свои особенности имеет кланогенез Туркмении. В основе туркменских кланов лежит большая патриархальная семья — патронимия (машгала). Группы родственников 3—5 поколений составляют большую родовую общность Бир-ата, которая насчитывает в своем составе несколько сот человек. Бир-ата входит в малое племенное объединение «тире», являющееся составной частью племенного объединения «уруги» и «тайпа».

Кланогенез, нарушая родоплемен-ные связи, выстраивал идентичности на неформальной основе, в досоветский период, прежде всего, через расширение родового коллектива за счет родственников по браку и духовной близости [Кениг, 1962: 244-261].

Однако складывание кланов на неформальных отношениях не вело к депривации родственных. Кланы формировались вокруг ядра, состоящего из наиболее «знатной и крупной» семьи. Авторитет семьи, как и зарождающихся кланов, определялся, прежде всего, их размерами. Характерными качествами таких кланов являлись «патрилиней-ность, патрилокальность, проживание на общей территории, наличие общей экономической базы при совместном добывании средств к существованию и их потребление; все живущие были связаны друг с другом агнатным родством» [Серебрякова, 1979: 147].

Так как стержневой элемент туркменских кланов составляет патриархальная семья, их организация в полной мере инкорпорировала жесткую внутрииерархическую дисциплину, характерную для ее отношений. Кланы Туркмении — относительно молодое образование. Следуя логике Шохрата Кадырова, который связывает процесс становления неформальных клановых идентичностей с переходом от традиционной семьи к многодетной, окончание кланогенеза в Туркмении следует ожидать не ранее конца первой четверти 21 в. [Кадыров, 2010: 34].

Каждое туркменское племя из почти 30 (йомуды, геоклены, чоудо-ры, карадашлы, ата, теке, нохурлы, алиили, арсари, сарыки, салоры, чарджоулы, сакары, сапоры и т.д.) объединяет более 5000 суперклановых групп [Кадыров, 2010: 39]. В угоду современным веяниям, кланы не присутствуют в официальном туркменском лексиконе. Однако на бытовом уровне большая часть населения страны идентифицирует себя в качестве члена клана. По данным исследования 1991 г., 88% опрошенных знали, к какому суперклану они принадлежат, 57% отметили превосходство своего кланового сообщества над другими, 68% считали, что клановая принадлежность влияет на брачные связи [Кадыров, 2010: 40].

Исследователи отмечают появление современных черт клановой идентичности Туркмении; мифологизацию

4 А. Атамекенов. Без этого Казахстан не понять: карта расселения казахских племен — «жузов» // http://www.brif.kz/blog/?p=1122, дата обращения 15.05.2020.

исторического старшинства конкурирующих кланов и клановую «спесь».

Схожие черты кланогенеза присущи Узбекистану и Таджикистану, помимо кровнородственных и земляческих отношений в системе смыслов, определяющих границы неформальных клановых сообществ, присутствует элемент «чистоты этноса», «неасси-милированность этнического качества чужеродными вливаниями». Например, в Узбекистане важную роль в формировании клановых сообществ сыграла дифференциация населения на ферганских «чистых узбеков», «не чистых узбеков» земледельческого оазиса Ташкентской, Самаркандской, Джизакской и Бухарской областей, «не чистых узбеков» Кашкадарьин-ской и Сурхандарьинской областей, «не чистых узбеков» Хорезмского оазиса5.

Существенную роль в кланогенезе Таджикистана сыграло деление титульного этноса на представителей севера и юга, жителей горных и равнинных местностей. Каждая из упомянутых субэтнических групп считает только себя «чистыми таджиками» [Чвырь, 2001: 10]. К кругу «настоящих таджиков» причисляются «памирцы», каратегинцы, дар-вазцы (потомки автохтонов) [Фейгин, 1998: 126]. «Ненастоящими таджиками» принято считать кулябцев и ходжентцев (ленинабадцев), на том основании, что «они смешались с тюркскими народами» [Ротарь, 1997: 12].

Клановая идентичность таджиков отразилась в том числе в народном творчестве. В Таджикистане бытует поговорка: «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует» [Гцушер, 2011: 8].

Первую попытку заявить о своих политических притязаниях предприняли кланы горных таджиков Каратегина и Памира в мае 1992 г., выступив против засилия у власти с конца 30-х гг. прошлого века северных таджиков—ленинабадцев.

Специфику генезиса кланов Киргизии определяют: культурные отличия населения севера и юга страны и религиозные и этнические противоречия, связанные с проживанием на территории республики 300-тысячной диаспоры джалалабадских узбеков и сторонников «ваххабизма» (этнических узбеков, сторонников «Узбекского вооруженного сопротивления», ставящего цель создания в Фергане «Кокандского халифата», независимого от Киргизии и Узбекистана) [Болпонова, 2015: 57-72].

Клановые идентичности, как и этнические и национальные, профессиональные и т.д., не статичны и находятся в процессе эволюционного развития. Замещение их кровнородственного содержания происходит по мере модернизации традиционного уклада жизни и хозяйственного строя. В эволюции азиатских клановых структур наблюдается закономерность в стадиях идентификационного фундирования основополагающими факторами.

5 Хлюпин В. Клановый Узбекистан. Тревожная осень // https://www//centгasia. oгg*newsAphp?st=1539972360, дата обращения 17.05.2020.

Смена доминирующих идентификационных признаков постсоветских клановых сообществ

Кровнородственные отношения

Ф

Земляческие связи

Ф

Патрон-клиентские отношения

Приведенная выше схема характеризует лишь доминирующие признаки клановой стратификации. При этом следует заметить, что смена доминант в клановой идентичности не означает полного отрицания признаков, ее обусловливающих в предшествующий период, и, напротив, вряд ли справедливо утверждать, что патрон-клиентские характеристики клановых объединений полностью отсутствовали на ранних стадиях их генезиса.

В эволюционном развитии усложняется структура и организация кланов. В современных клановых сообществах присутствует, как правило, несколько патронов. В зависимости от конъюнктуры патроны и клиенты могут меняться местами.

По мере удаления от кровнородственной обусловленности кланы становятся все более открытыми корпорациями, включающими даже представителей нетитульного этноса. Например, в Казахстане на протяжении длительного периода на ключевых министерских должностях был приближенный к зятю президента

Т. Кулибаева, этнический русский В.С. Школьников. В администрации Президента Туркмении определяли политику СМИ, идеологию государства помощники В. Храмов и В. Чми-ев, также русские по национальности.

Репродуцирование клановых структур в азиатских постсоветских республиках и обретение ими нового качества связано с несколькими обстоятельствами.

Во-первых, актуализация клановой консолидации стала следствием обострения конкуренции за приватизацию ренты в условиях утраты суверенитета и отсутствия правового порядка после развала СССР.

Во-вторых, регенерация и развитие клановых структур обусловлены стремлением центральной власти опереться на баланс противостоящих групп влияния с целью восстановления законности и управляемости в обществах.

В-третьих, пройдя путь институана-лизации в новых «демократических» условиях, кланы трансформировались в инклюзивный механизм функцио-

нирования авторитарных режимов. По средствам расширения/сужения доступа к рентным «дивидендам» центральная власть регулирует силу влияния и лояльность клановых сообществ.

Ставший первым Президентом Казахстана Н. Назарбаев с точки зрения внутриэтнической иерархии, являясь выходцем из племени шапрашты, самого «незнатного» в старшем джузе, не мог занимать этот пост. Уехав против воли родителей в г. Темиртау и став рабочим промышленного предприятия, Н. Назарбаев фактически порвал с родоплеменными связями. Неслучайно в этой связи заявление самого Н Назарбаева, что он «категорически не приемлет политическую идеологию традиционного типа, которая основана на оживлении архаических форм общественного устройства, родо-племенной психологии» [Назарбаев, 1993: 1-2].

В период становления суверенного Казахстана и ослабления управляемости Н. Назарбаеву пришлось считаться с клановыми амбициями, особенно консолидированными на юге страны. Представляется корректным утверждение, что 1990-е гг. стали «судьбоносными» с точки зрения логического завершения процесса оформления клановых структур. Необходимыми условиями, дополнившими питательную среду, генерирующую клановость, стали наряду с прежними кровнородственными отношениями: материальная и социальная дифференциация, актуализация нового явления «статусной ренты».

Именно 1990-е гг., т.е. период, когда вертикаль власти не обрела черты

дееспособного механизма управления, стали периодом агрегирования клановыми сообществами мощного материального ресурса, аккумулированного из «трофейной общенародной собственности» и приватизации природной ренты. Обретение клановыми сообществами материальной состоятельности трансформировало их в значимые центры социальной силы, способные (в случаях Казахстана, Киргизии и Таджикистана) конкурировать с президентской властью.

Клан (в отличие от партий и профессиональных сообществ) вновь стал господствующей формой консолидации элит всех центральноазиатских республик. О сохранении преемственности в становлении клановой иерархии говорит тот факт, что в состав правящего класса пришли дети и внуки «большой номенклатуры». Ведущие позиции в управленческом аппарате достались им в большинстве случаев благодаря двум унаследованным преимуществам — происхождению из рядов советской элиты и принадлежности к Старшему джузу, доминировавшему в этот период.

Так, секретарь Совета безопасности и неформальный первый и ведущий идеолог Казахстана Марат Тажин — сын секретаря Гурьевского обкома партии и заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КПК Мухамбетказы Тажина; экс-посол в России и экс-глава Мангистау-ской области (снят президентом после волны забастовок, вылившихся 16-18 декабре 2011 г. в крупные беспорядки в Жанаозене с участием внутренних войск, применением оружия и гибелью

17 человек) Крымбек Кушербаев — сын первого секретаря одного из райкомов партии в Кызыл-Ординской области; покойный экс-министр культуры, информации и общественного согласия, экс-посол Казахстана в России и, затем, оппозиционер, Алтынбек Сарсенбаев — сын пенсионера республиканского значения, директора передового совхоза-миллионера; экс-директор Агентства РК по инвестициям, экс-посол в Австрии, посол Казахстана на Шри-Ланке Дулат Куанышев — сын бывшего крупного партийного деятеля (первого секретаря Кокчетавского и Тур-гайского обкомов, министра хлебопродуктов КазССР)6; экс-премьер, экс-глава Сената и экс-глава МИД РК, экс-заместитель Генерального секретаря ООН, экс-генеральный директор отделения ООН в Женеве (с недавнего времени второй президент Казахстана) Касым-Жомарт Токаев — сын члена Президиума Верховного Совета КазССР; экс-вице премьер и экс-глава Национального банка Казахстана, член попечительского совета Международной академии бизнеса Даулет Сембаев — сын министра просвещения; бывший первый вице-премьер и экс-глава Нацбанка, член Попечительского совета Международная Академия Бизнеса Ураз Джандосов (Ораз Жандосов) — внук

репрессированного наркома и т.д. «Современная «политическая элита» Казахстана — продукт советской эпохи, прямой генетический наследник советской номенклатуры», — пишет казахстанский ученый, профессор Б. Ирмуханов [Ирмуханов, 2000: 88].

На первые роли в республике выдвинулись: в меньшей степени те, чьи деловые качества и карьера определялись образованием (Какимжанов, Исекешев, Келимбетов, Мынбаев), и в большей степени знатностью семейного происхождения.

Значительную роль в формировании «новых» элитных сообществ сыграли семейные и межсемейные связи. Например, «можно назвать Джандо-совых, Джансугуровых, Кунаевых, Ауэзовых, Аскаровых, Кадыржановых, Жубановых, Калиевых, Медеуовых, Габитовых — все эти известные в Казахстане и за его пределами семьи объединяют брачные связи»7.

Говоря о значении семейных связей в формировании клановых сообществ, следует специально остановиться на сюжете, давшем повод для десятков и тысяч публикаций, мифов, слухов и упреков в адрес первого Президента, а именно устойчивом представлении о специальных усилиях Н. Назарбаева по организации, так называемого «семейного клана». Думается, за рассуждениями такого плана, ско-

6 Дулат Куанышев назначен послом в Республику ШриЛанка/ Newskaz.ru, 2010, 30 нояб. // http:// www.nashaagasha.org/kadrovyeperestanovki/dulatkuanyshev, дата обращения 18.05.2020.

7 Омарова А. Из опыта справочника «Кто есть кто в Казахстане». Как формируется политическая элита Казахстана: интервью с Данияром Ашимбаевым, автором справочника «Кто есть кто в Казахстане» / Навигатор Кз, 15.04.2001 // http://www.kazbio.info/?S=2, дата обращения 28.05.2020.

рее, скрываются неудовлетворенные политические амбиции, чем отражается реальное положение дел. Если говорить о феномене президентского «семейного клана», то для его научной идентификации явно недостает вменяемых аргументов.

Во-первых, семейное окружение Президента во всех отношениях, в том числе в политических претензиях, — образование искусственное, рыхлое, а в известной степени и противоречивое. Отсутствует главный системообразующий признак клана — консолидированность. Всем известно, что интересы старшего и среднего зятя Н. Назарбаева находились в остром противоречии, его старшая дочь не всегда проявляла лояльность к политической позиции отца и т.д.

Во-вторых, материальной основой клана, тем более семейного, является консолидированная собственность и источники дохода, чего не наблюдается в бизнес-предпочтениях семейного окружения елбасы.

В-третьих, логика развития кланового сообщества предполагает контроль над определенным сегментом властных ресурсов, что в случае с Президентом должно было означать подчинение всего государственного управления представителям «семейного сообщества» Реально: старший зять выше заместителя представителя КНБ не поднялся, средний зять возглавляет одну из государственных корпораций «Самрук-Казына», круп-

ные сделки, которой контролирует сам Президент, жена — С.А. Назарбаева возглавляет общественный детский фонд «Бабек» и т.д. Перечисленное вряд ли дает основание утверждать, что «семейный клан» контролирует госуправление.

Как показала общественная практика, централизация власти, которая последовала за периодом «демократизации» 1990-х гг., обернувшимся утратой управляемости и полной правовой вакханалией, стала закономерной необходимостью «выживания» и единственной возможностью обретения суверенитета. «В первые годы, — писал Н. Назарбаев, — когда мы добились независимости, остро стоял вопрос о создании основ государственности и управления страной, которое на волне неосознанной демократии было серьезно расшатано, и мы объективно двинулись в сторону централизации. В последующем главной задачей стало достижение стабильности, прежде всего, экономической, что также потребовало усиления централизации, прежде всего, в финансовой и кадровой функциях государства»8.

С восстановлением властной вертикали, сформировавшиеся и окрепшие кланы стали «неудобным», но вынужденным элементом ее архитектуры. Президент, наделенный статусом «елбасы», вынужден считаться с этими центрами силы, располагающими значительными финансовыми и материальными активами как в стране, так и за рубежом.

8 Выступление Президента Н.А.Назарбаева на республиканском совещании акимов 23 декабря 1997 г. / Казахстанская правда, 25.01.1997 — С. 12.

«Клановый сепаратизм» предполагает наличие безальтернативного «арбитра», роль которого выполняет глава государства, черпающий дополнительный ресурс авторитарности в своем надклановом положении. Любая деструкция этого центрального элемента политического конструкта (в большей степени его смена) может привести к политическому кризису в стране с непредсказуемыми последствиями.

Казахстанские кланы обладают самым значительным, в сравнении с другими постсоветскими азиатскими республиками, потенциалом.

Руководство Казахстана после двукратной смены политического режима в Киргизии оказалось в сложной ситуации. Имеется много данных о том, что ранее сложившиеся клановые группы в течение последних лет вносят существенные коррективы в свои программы удержания завоеванных позиций во власти и бизнесе. Главным фактором этих изменений выступает напряженное ожидание, связанное с переменой в высшем эшелоне власти РК.

Незавершенность кланогенеза в Туркмении обуславливает сравнительно невысокое их влияние на политический процесс. Как отмечается, объектом клановых «вожделений» служит «иерархическая лестница государственной бюрократии», «ступени чиновничьей, хозяйственной и административной власти». «Цель клана —

максимальное продвижение своих людей по ступенькам государственной иерархии» [Нарзикулов, 1991: 121].

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Место и роль туркменских кланов в политическом процессе определяется несколькими обстоятельствами. Во-первых, со сменой президента в Туркмении изменилась конфигурация делегирования субъектов патрон-клиентских отношений. В формировании кланов произошла существенная трансформация, ориентированная на интеграцию не родственников вообще (гарындаш), а близких родственников (ковумдаш) и земляков (обадаш). Так, в составе правительства нынешнего президента отсутствуют министры из его села Бабараб, но имеются представители земляческого центра Ба-харден. Земляки Г. Бердымухамедова занимают 75% руководящих постов9. По истечении года президентства Г. Бердымухамедов избавился от министра обороны А. Мамедгельдыева, которому он был обязан продвижением во власть, но который не был родственником главы государства.

Во-вторых, с приходом второго президента практически сошли с политической сцены представители кланов из советской номенклатуры, поддержавшие Туркменбаши в период выстраивания президентской власти.

В-третьих, политическая жизнеспособность туркменских кланов предполагает полную лояльность персонифицированной президентской власти. Малейшее проявление

9 Хлюпин В. Кочевые элиты или «большие» семьи Центральной Азии // https://www//centrasia. org, дата обращения 17.05.2020.

оппозиционности жестоко подавляется. Помимо примеров, связанных с тюремными заключениями и устранением из публичной политики, современная история Туркмении изобилует случаями политической эмиграции и диссидентства. Клан Ыклымовых, в связи с опалой его главы, заместителя министра сельского хозяйства Сапара Ыклымова, эмигрировавшего из страны, подвергся остракизму. А начальник Ыклымова, бывший министр сельского хозяйства, Пайзы Ме-редов, сидит вместе с сыном в тюрьме. В 2007 г. был арестован представитель одного из наиболее влиятельных кланов, глава службы безопасности, способствовавший приходу к власти Г. Бердымухаммедова — Акмурат Реджепов. В связи со слабостью и неконсолидированностью клановых структур центральная власть относительно легко справляется с пока не достигшими критических значений политическими амбициями туркменских кланов. Наглядным свидетельством тому служат обстоятельства, сопутствующие переходу президентской власти в руки нынешнего главы государства.

Один из представителей властной элиты Туркмении (на условиях анонимности) заявил, что «клановое соперничество не является ощутимой угрозой для Бердымухаммедова». «Хорошо, что другие (не президентские) кланы не выказывают в открытую

своего раздражения, но как долго это может продолжаться?»10.

Вес и влиятельность современных кланов Таджикистана во многом определяется их контролем над незаконным оборотом наркотиков. Отсутствие других значимых источников формирования материальный базис привлекло практически все кланы страны к этой криминальной отрасли. Именно на территории Таджикистана задерживается 80% транзита наркотиков Средней Азии и треть опиатов мирового наркотрафика [Челноков, 2012: 6-8].

Обретя материальную состоятельность, кланы активно влияют на политический процесс в стране. Их влияние имеет особенно ощутимый эффект на фоне убывающей легитимности власти президента, режимом которого, по данным независимых источников, недовольны более 80% таджиков.

По аналогии с другими постсоветскими азиатскими кланами, клановые структуры Таджикистана имеют значительную кровнородственную составляющую. Ведущие руководящие посты в стране занимают уроженцы Кулябской территории11 и родственники президента, родители всех зятьев Э. Рахмона находятся на государственных должностях.

Объективные данные свидетельствуют об относительной молодости таджикских кланов. Клановая не-

10 Клановый лидер Туркмении // http://www.gundogaг.oгg/?0247051029300000000000001300000, дата обращения 23.05.2020.

11 Эмомали Рахмон — уроженец кулябского поселка Дангара. (прим. авт.)

формальная идентичность пока не заместила кровнородственную организацию — авлод. Родовая община продолжает играть роль «автономного мини-государства» со своими правовыми, внутриэкономическими, духовно-культурными механизмами само-воспроизводства12. Однако в условиях войны эта особенность таджикского социума сыграла решающую роль в появлении военизированных кланов. Строгая подчиненность молодежи старшим, авторитет главы рода сыграл решающую роль в формировании политических, «воюющих» кланов Таджикистана.

«Речь идет о такой важной особенности политической жизни 90-х гг., как готовность структур традиционного общества к немедленным действиям, прежде всего, военно-политическим. Это определялось состоянием умов населения, не имевшего ранее опыта политизации традиционного общества. Немедленная реакция каждого отдельного человека на «призыв» группы (часто в лице ее признанного лидера), к которой человек сам себя внутренне причисляет, это его долг и потребность, и, кроме того, это своего рода гарантия того, что в другой ситуации он вправе будет рассчитывать на лояльность и поддержку остальных», —

отмечает российский востоковед Л. Чвырь13.

Другой особенностью политического процесса Таджикистана, прямо вытекающей из указанной специфики кланов, является фактическая автономия территорий страны, контролируемых кланами [Шарафиева, 2012: 100].

Военизированные кланы Таджикистана, контролирующие, в том числе, наркотрафик, периодически дестабилизируют обстановку в стране. Только за последние 15 лет их военные руководители семь раз пытались вооруженным путем реализовать свои властные претензии.

Кстати заметить, что иногда такие выступления инспирирует сама центральная власть с целью перераспределения материальных ресурсов. После подавления «мятежа Назарзады» (2015 г.) Госкомитет национальной безопасности описал всю собственность генерала: конезаводы, хлебозаводы, хлопчатники и т.д.14

Спецификой клановых структур Узбекистана и их политических претензий является привязка к конкретной территории. Отсюда следует логика кланового поведения и интересов. Клановые сообщества вовлечены, прежде всего, в конкуренцию по

12 Лычагина Н.И., Чамкин А.С. Влияние культурных традиций Востока на хозяйственную деятельность //Социологические исследования. — 1989. № 4. с.13—15; Бушков В.И., Микульский Д.В. Анатомия гражданской войны в Таджикистане. Книга издана при поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект № 950617670, М., 1997. с.22.

13 Мамурова Г. Кланы и ценности в Таджикистане // https://centrasia.org/newsA. php?st=1371104640, дата обращения 14.05.2020.

14 Таджикский узел успокоился // http://www.pravda.ru/world/foimerussr/other/18092015/1275108-grozin0, дата обращения 14.05.2020.

поводу распределения ресурсных «портфелей».

Основной вектор соперничества лежит по линии противостояния кланов центральных Ташкентской и Сырдарьинской, промышленно развитых областей и представителей консервативного, традиционного жизненного уклада Сурхандарьинской и Кашкадарьинской областей15.

В артикуляции бывшего президента Узбекистана И. Каримова «клан — явление, присущее феодальным обществам. Это общность людей, объединенных кровными, родственными связями. Клан носил имя своего главы, выступавшего в качестве высшего авторитета для его членов и представлявшего его интересы за пределами относительно замкнутого мира родовой общины. Именно клан защищал своих членов, оказывал им покровительство и содействие. Шло время, менялись общественно-экономические формации, менялись отношения между людьми. Менялись, но не исчезали бесследно. Как порой в горной породе можно обнаружить контурный отпечаток древнего растения, так и в современном обществе, его социокультурных явлениях проступает явственный след давно ушедшего прошлого. Подобное произошло и с кланами.

В сегодняшнем мире едва ли удастся найти общество с клановым делением

в его классическом смысле. Но порой оно присутствует в видоизмененной, «модернизированной» форме. Во многих странах уже не столь сильны кровные узы родства. Однако им на смену пришли узы иной общности, иного единства — в том числе земляческого, территориального. Казалось бы, что дурного в том, что выходцы из той или иной местности, обосновавшиеся за ее пределами, в других районах страны, помогают своим землякам?

Вполне естественной кажется и взаимовыручка людей, связанных той или иной степенью родства. Но когда на основе родственного, территориального или этнического принципа в государственных или иных структурах формируются образования (чаще всего неформальные), движимые узкогрупповыми интересами, выдвигающие на первый план именно эти интересы — в ущерб общему делу, в ущерб интересам общегосударственным, общенародным, когда ради достижения своих целей подобные образования стремятся к продвижению своих членов в существующей государственной, властной и иной иерархии, тогда это становится опасным. Тогда приходится говорить о местничестве и клановости как о реальной угрозе стабильности и безопасности общества»16.

Являясь представителем Самар-кандско-Джизакского тандема,

15 Токсанов А. Коррупция в Узбекистане // http://www.proza.ru/avtor/alisher1966 , дата обращения 17.05.2020.

16 Каримов ИА. Узбекистан на пороге XXI в.: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса // http://2004.pressservice.uz/rus/knigi/9tom/6tom_5_5.htm, дата обращения 19.05.2020.

И. Каримов, сохраняя собственную авторитарную власть, балансирует между интересами этого клана и клановыми силами Ташкентско-Сырда-рьинского неформального объединения. Представители этих влиятельных клановых корпораций доминируют в СНБ, МВД, прокуратуре, МЧС, Минобороне, юстиции, судах и даже в числе руководителей территориальных администраций.

Однако вряд ли справедливо сводить клановую конкуренцию лишь к противоборству ведущих элитных группировок. В других местностях поднимающаяся клановая элита выдвигает свои требования к власти. По этому поводу И. Каримов отмечает: «Прежде всего, усиление местнических тенденций способно привести к самоизоляции регионов, ослаблению и распаду сложившейся системы хозяйственных связей, а, следовательно, к экономической деградации региона. И не может не нанести урон общегосударственной экономике. Зачастую это сопровождается возникновением и стремительным развитием центробежных сил внутри государства.

Сепаратистски настроенные регионы представляют собой реальную опасность целостности государства. Стремясь обеспечить свое доминирование и добиться своих эгоистических целей, клан или регион может стать питательной средой для создания различ-

ных образований, претендующих на роль политической оппозиции в целом в рамках всего государства. Борьба за власть между такими группировками, выливаясь в экстремистские формы, также несет прямую угрозу территориальной целостности государства, самому его существованию. Еще одна потенциальная угроза местничества и сепаратизма заложена в том, что противоречия на местнической и клановой основе способны в условиях нашего региона перерасти или вызвать к жизни межнациональные и этнические конфликты» [Каримов, 1997: 2014].

Таким образом, кланы новых независимых государств Центральной Азии уходят корнями кровнородственных племенных и земляческих отношений в эпоху традиционного общества. Советский период, прервав естественный ход формирования культурной и этнической идентичности народов этих стран, тем не менее не устранил клановую дифференциацию социумов, а революционные трансформации 1990-х гг., напротив, способствовали актуализации этого феномена. В новых условиях социально-политической модернизации кланы обрели новые качественные черты, формирование которых, прежде всего, связано с интересами элитных сообществ, ими возглавляемых и стремящихся обеспечить доступ к контролю за потоками ренты.

Список литературы

Агаев ГШ. Внутриэтническая конкуренция и латентные сообщества в политическом процессе Казахстана. Диссертация на соискание ученой степени кандидата политических наук. М., 2015.

Акимбеков С. Формула трех // http://expert.ru/kazakhstan/2011/21/formula-treh/ , дата обращения 14.04.2020.

Атамекенов А. Без этого Казахстан не понять: карта расселения казахских племен — «жузов» // http://www.brif.kz/blog/?p=1122, дата обращения 15.05.2020.

Болпонова А. Политические кланы Киргизии: история и современность//Цен-тральная Азия и Кавказ. Том 18. Вып. 3—4. 2015. С. 57—72

Бородин ЕА. Клановый характер устройства Кыргызской республики // Мир и политика, 2012. № 3. С. 66-74.

Бушков В.И., Микульский Д.В. Анатомия гражданской войны в Таджикистане. М. 1997. 220 с.

Выступление Президента Н.А. Назарбаева на республиканском совещании акимов 23 декабря 1997 г. // Казахстанская правда, 25.01.1997. С.1-2.

Выступление Президента Н.А. Назарбаева на республиканском совещании акимов 23 декабря 1997 года/ Казахстанская правда, 25.01.1997 — С.1-2.

Мамурова Г. Кланы и ценности в Таджикистане // http://www.centrasia.ru/newsA. php?st+1371104640, дата обращения 14.05.2020.

Грозин А.В. Таджикский узел успокоился // http://www.pravda.ru/world/formerussr/ other/18-09-2015/1275108-grozin-0, дата обращения 14.05.2020.

Гцушер А. Война и мир в современном Таджикистане. М. 2011. 284 с.

Джандосов У. Документы и публицистика (1918—1937гг.). В 2-х томах. Т. 2. Алматы. 1999. 396 с.

Дулат Куанышев назначен послом в Республику Шри-Ланка // http://www. nashaagasha.org/kadrovye-perestanovki/dulat-kuanyshev, дата обращения 18.05.2020.

Дулат Куанышев назначен послом в Республику Шри-Ланка/ Newskaz.ru, 2010, 30 нояб. // URL: http://www.nashaagasha.org/kadrovye-perestanovki/dulat-kuanyshev, дата обращения 18.05. 2020.

Ерофеева И. Казахские ханы и ханские династии в XVIII—сер. XIX вв.// Культура и история Центральной Азии и Казахстана: проблемы и перспективы исследования. Алматы, 1997. 280 с.

Ирмуханов Б. Чиновничья знать Казахстана. Политическая элита Казахстана: история, современность, перспективы. Материалы «круглого стола», Алматы 5 февраля 2000 г. Алматы: Фонд им. Ф. Эберта, 2000. 138 с.

Кадыров Ш. Элитарные кланы, штрихи к портретам. Осло. 2010. 254 с.

Казак эдет-гурып кукыгынын материалдары. Материалы по казахскому обычному праву. Ред. Кенжалиев З. и др. Алматы: Жет жаргы. 1996. 158 с.

Казак эдет-гурып кукыгынын материалдары. Материалы по казахскому обычному праву. Ред. Кенжалиев З. и др. Алматы, Жет жаргы, 1996. С.12—13.

Каримов ИА. Узбекистан на пороге XXI в.: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса // http://2004.press-service.uz/rus/knigi/9tom/6tom_5_5.htm, дата обращения 16.04.2020.

Каримов ИА. Узбекистан на пороге XXI века: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса // http://2004.press-service.uz/rus/knigi/9tom/6tom_5_5.htm, дата обращения 19.05.2020.

Кениг В. Скотоводческое хозяйство у пекинцев Ахала во второй половине XIX в. // Труды института истории, археологии и этнографии АН ТССР, серия этнографическая, тои VI. Ашхабад. 1962. 360 с.

Клановый лидер Туркмении // http://www.gundogar.org/P02470510293000000000000 013000000, дата обращения 23.05.2020.

Кланы и группировки, управляющие Россией // https://zen.yandex.ru , дата обращения 17.05.2020.

Куттыкадам С. Южане и северяне: два лика национального сознания // URL:http://www.zonakz.net/articles/13520, дата обращения 12.02.2020.

Кушкумбаев А. Военное дело казахов в XVII—XVIII веках. Алматы. 2001. 318 с.

Лукин А.В. Переходный период в России: демократизация и либеральные реформы // Полис. 1999. № 2. 274 с.

Лычагина Н.И., Чамкин А.С. Влияние культурных традиций Востока на хозяйственную деятельность // Социологические исследования. 1989. № 4. с.13-15.

Лычагина Н.И., Чамкин А.С. Влияние культурных традиций Востока на хозяйственную деятельность //Социологические исследования. — 1989. № 4. с.13—15; Бушков В.И., Микульский Д.В. Анатомия гражданской войны в Таджикистане. Книга издана при поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект № 95-0617670, М., 1997. с.22.

Назарбаев НА. Идейная консолидация общества — как условие прогресса Казахстана // Кызыл-Ординские вести. 1993. 21 октября. С.1—2.

Нарзикулов Р. Двуликий Янус в сердце Азии: некоторые итоги 70-летнего развития среднеазиатских республик в составе СССР // Восток, 1991, № 5. С. 121.

Омарова А. Из опыта справочника «Кто есть кто в Казахстане». Как формируется политическая элита Казахстана: интервью с Данияром Ашимбаевым, автором справочника «Кто есть кто в Казахстане» // http://www.kazbio.info/?S=2 , дата обращения 28.05.2015.

Омарова А. Из опыта справочника «Кто есть кто в Казахстане». Как формируется политическая элита Казахстана: интервью с Данияром Ашимбаевым, автором справочника «Кто есть кто в Казахстане»/ Навигатор Кз, 15.04.2001 // http://www.kazbio. info/?S=2 , дата обращения 28.05.2020.

Ротарь И. Таджикская и чеченская смута: сравнительный анализ двух конфликтов // Независимая газета. 1997. 15 мая. С.5—6.

Рыскулов Т. Собр. соч. в 3-х томах. Т. 2. Алматы. 1997. 320 с.

Серебрякова М.Н. Семья и семейная обрядность в турецкой деревне (новейшее время). М.: «Наука». 1979. 190 с.

Таджикский узел успокоился // http://www.pravda.ru/world/formerussr/other/18-09-2015/1275108^гсшп-0, дата обращения 14.05.2020.

Токсанов А. Коррупция в Узбекистане // http://www.proza.ru/avtor/alisher1966, дата обращения 17.05.2020.

Троцкий Л. Письма из ссылки. 1928 год. М. 1995. 468 с.

Фейгин М. Чужая война // Новый мир. 1998. № 3. С. 26.

Хлюпин В. Кочевые элиты или «большие» семьи Центральной Азии // https:// www//centrasia.org, дата обращения 17.05.2020.

Хлюпин В.Н. Клановый Узбекистан. Тревожная осень // https://www//centrasia. org*newsAphp?st=1539972360, дата обращения 17.05.2020.

Хлюпин В.Н. Кочевые элиты или «большие» семьи Центральной Азии // https:// www//centrasia.org, дата обращения 17.05.2020.

Хлюпин В.Н. Элиты Казахстана. Национальные качества или националистические количества? // http://www.zonakz.net/articles/11906, дата обращения 29.04.2020.

Чвырь ЛА. О структуре таджикского этноса (Научная и народная точка зрения) // Расы и народы. Современные этнические и расовые проблемы. Ежегодник. В.27. М.: «Наука». 2001. 188 с.

Челноков А. Благородство и нищета арийца Рахмонова // Совершенно секретно. 2012. № 1 (272). С. 48-50.

Шарафиева О.Х. Роль региональных кланов во внутренней политике Таджикистана // Вестник Томского государственного университета. 2012. № 359. С. 100.

Address: Russian Federation, 105005, Moscow, ul. Radio, 10A, p. 1

D.A. REKK,

post-graduate student of the Moscow state regional University

Keyword:

Post-Soviet Asian republics, traditional institutions, clans, new features and characteristics, actualization in the socio-political process

E-mail: rectorat@mgou.ru

CLANS OF CENTRAL ASIA: HISTORY AND MODERNITY

The article is devoted to the history and modernity of the phenomenon of clan organization in the post-Soviet republics of Central Asia, which remains relevant in the social and political reality of the newly independent States. The author notes that today's clans, while preserving their traditional content, acquire new qualities and characteristics, including those that contribute to their acquisition of political subjectivity.

Agaev G.S. Intra-ethnic competition and a latent community in the political development of Kazakhstan. Dissertation for the degree of candidate of political Sciences, Moscow, 2015. (InRuss)

Akimbekov S. Formula of three // http://expert.ru/kazakhstan/2011/21/formula-treh/, accessed 14.04.2020. (InRuss)

Atameken A. Without this, Kazakhstan is not to understand: the map of settlement of the Kazakh tribes —«tribes» // http://www.brif.kz/blog/?p=1122 and address date 15.05.2020. (InRuss)

Bolponova A. Political clans of Kyrgyzstan: history and modernity//Central Asia and the Caucasus. Volume 18. Issue 3-4. 2015. Pp. 57—72. (InRuss)

Borodin EA. Clan character of the structure of the Kyrgyz Republic // Mir I Politika, 2012. no. 3. Pp. 66-74. (InRuss)

Bushkov VI, Mikulsky D.V. Anatomy of the civil war in Tajikistan. M. 1997. 220 p. (InRuss)

Abstract

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

References

Speech of President N. A. Nazarbayev at the Republican meeting of Akims on December 23, 1997 / / Kazakhstanskaya Pravda, 25.01.1997. P. 1-2. (InRuss)

Mamurova G. Clans and values in Tajikistan // http://www.centrasia.ru/newsA. php?st+1371104640, accessed 14.05.2020. (InRuss)

Grozin A.V. Of Tajik node has calmed down // http://www.pravda.ru/world/formerussr/ other/18-09-2015/1275108-grozin-0 and address date 14.05.2020. (InRuss)

Gsuser A. War and peace in modern Tajikistan, Moscow, 2011, 284 p. (InRuss) Jandosov U. Documents and journalism (1918-1937). In 2 volumes. Vol. 2. Almaty. 1999. 396 p. (InRuss)

Dulat Kuanyshev appointed Ambassador to the Republic of Sri Lanka // http://www. nashaagasha.org/kadrovye-perestanovki/dulat-kuanyshev, accessed 18.05.2020. (InRuss)

Erofeeva I. Kazakh khans and Khan dynasties in the XVIII-ser. XIX centuries. / / Culture and history of Central Asia and Kazakhstan: problems and prospects of research. Almaty, 1997. 280 p. (InRuss)

Irmuhanov B. Bureaucratic know Kazakhstan. Political elite of Kazakhstan: history, modernity, prospects. Proceedings of the round table, Almaty, February 5, 2000 Almaty: F. Ebert Foundation, 2000. 138 p. (InRuss)

Kadyrov Sh. Elitist clans, the finishing touches to the portraits. Oslo. 2010. 254 p. Cossack edet-gurup of kokugikan Materialdary. Materials on Kazakh customary law. Ed. Kenzhaliev Z. et al. Almaty, Zheti Zhargy, 1996. P. 12-13. (InRuss)

Karimov IA. Uzbekistan on the threshold of XXI century: security threats, conditions and guarantees of progress // http://2004.press-service.uz/rus/knigi/9tom/6tom_5_5.htm, accessed 16.04.2020. (InRuss)

Koenig V. Cattle breeding in the Peking people of Akhal in the second half of the XIX century. // Proceedings of the Institute of history, archeology and Ethnography of the Academy of Sciences of the TSR, ethnographic series, Toi VI. Ashgabat, 1962, 360 p. (InRuss)

The clan leader of Turkmenistan // http://wwwgundogar.org/P024705102930000000000 00013000000, accessed 04.05.2020. (InRuss)

Clans and groups that control Russia // https://zen.yandex.ru 1, accessed 07.05.2020. (InRuss)

Kuttykadam S. Southerners and northerners: two faces of national consciousness // http://www.zonakz.net/articles/13520, accessed 12.02.2020. (InRuss)

Kushkumbaev A. Military Affairs of the Kazakhs in the XVII-XVIII centuries. Almaty. 2001. 318 p. (InRuss)

Lukin A.V. The Transition period in Russia: democratization and liberal reforms / / Polis. 1999. no. 2. 274 p. (InRuss)

Lychagina N. I., Chamkin A. S. Influence of cultural traditions of the East on economic activity // Sociological research. 1989. No. 4. S. 13-15. (InRuss)

N. A. Nazarbayev: Ideological consolidation of society as a condition for Kazakhstan's progress // Kzyl-Orda news. 1993. October 21. P. 1-2. (InRuss)

Narzikulov R. Two-Faced Janus in the heart of Asia: some results of the 70-year development of the Central Asian republics in the USSR // Vostok, 1991, No. 5. P. 121. (InRuss)

Omarova A. From the experience of the directory «Who is who in Kazakhstan». How the political elite of Kazakhstan is formed: interview with Daniyar Ashimbayev, author of the who's who in Kazakhstan Handbook // http://www.kazbio.info/?S=2 , accessed 28.05.2020. (InRuss)

Rotar I. Tajik and Chechen troubles: comparative analysis of two conflicts // Independent newspaper. 1997. may 15. Pp. 5—6. (InRuss)

Ryskulov T. Sobr. soch. in 3 volumes. Vol. 2. Almaty. 1997. 320 p. (InRuss)

Serebryakova M. N. Family and family ritual in the Turkish village (modern times). M: «Science». 1979. 190 p. (InRuss)

Tajik node has calmed down // http://www.pravda.ru/world/formerussr/other/18-09-2015/1275108-grozin-0, accessed 14.05.2020. (InRuss)

Toksanov of Corruption in Uzbekistan // http://www.proza.ru/avtor/alisher1966, accessed 17.05.2020. (InRuss)

Trotsky L. Letters from exile. 1928. M. 1995. 468 p. (InRuss) Feigin M. Alien war // Novy Mir. 1998. no. 3. P. 26. (InRuss)

Khlyupin V.N. Nomadic elites or «big» families of Central Asia // https://www//centrasia. org, accessed 17.05.2020. (InRuss)

Khlyupin V.N. Clan Of Uzbekistan. Disturbing autumn // https://www//centrasia. org*newsAphp?st=1539972360, accessed 17.05.2020. (InRuss)

Khlyupin V. N. Elites Of Kazakhstan. National quality or quantity of the nationalist? // http://www.zonakz.net/articles/11906 date of access 29.04.2020. (InRuss)

Chvyr LA. On the structure of the Tajik ethnos (Scientific and popular point of view) // Races and peoples. Contemporary ethnic and racial issues. Yearbook. V. 27. M.: «Science». 2001. 188 p. (InRuss)

Chelnokov A. The Nobility and poverty of the Aryan Rakhmonov // Top secret. 2012. No. 1 (272). Pp. 48-50. (InRuss)

Sharafieva O. H. The Role of regional clans in the domestic policy of Tajikistan // Bulletin of Tomsk state University. 2012. No. 359. S. 100. (InRuss)

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.