CC BY
218
И.Т. Мороз
КИТАЙСКОЕ ПОСОЛЬСТВО ТУЛИШЭНЯ К КАЛМЫЦКОМУ ХАНУ АЮКЕ НА ВОЛГУ (1712-1715 гг.)
13 августа 1712 г. в Россию прибыло китайское посольство, проследовавшее по разрешению российского правительства в ставку российского подданного, калмыцкого хана Аюки, кочевавшего в низовьях Волги1. Отправление посольства было связано с тем, что император Сюань Е после заключения Нерчинского договора 1689 г. и присоединения Халхи (1691 г.) начал готовиться к завоеванию Джунгарского ханства. С этой целью он решил начать переговоры с ханом Аюкой о создании антиджунгарской коалиции. Вскоре представился удобный случай для осуществления задуманного. Дело в том, что еще в 1698 г. двоюродный племянник хана Аюки тайджи (князь) Арабджур вместе с матерью и 500-ми своими подданными отправился через Джунгарию и Китай в Тибет. Официально поездка была предпринята с целью исполнения буддийских обрядов, приобретения книг и лекарств. Из Лхасы Арабджур поехал в Пекин, где, вероятно, по заданию хана Аюки, должен был выполнить ряд дипломатических поручений при китайском дворе. После гибели джунгарского хана Галдана-Бо-шокту, союзником которого была ламаистская верхушка в Лхасе, хану Аюке нужна была информация о планах нового джунгарского правителя Цэван-Рабдана, о ситуации в Лхасе и позиции китайского двора2. После отъезда Арабджура из калмыцких улусов отношения между Цэван-Рабданом и ханом Аюкой, несмотря на родственные связи, испортились3. Поэтому, когда в 1703 г. Арабджур из Лхасы прибыл в Пекин, император Сюань Е, под предлогом опасности возвращения на родину через земли Цэван-Рабдана, задержал Арабджура в Китае4, превратив его, фактически, в заложника.
Хан Аюка, обеспокоенный долгим отсутствием Арабджура, отправил в Китай посланца Самтана Кулюкова для переговоров о возвращении своего родственника. Поскольку дорогой через Джунгарию вос-
пользоваться в связи с упомянутыми событиями было нельзя, хан Аюка в мае 1709 г. обратился к казанскому губернатору М.П. Апраксину с просьбой сообщить царю о намерении отправить в Китай через Тобольск своего посланца5, не уточняя его имени и цели посольства. Аюка писал: «В Китай чрез Тобольской посла посылаю. О том великому государю донеси. И с ним своего человека отпусти. И про то великому государю донеси ж и отповедь нам скоро дай. И тому послу туды и сюды дай провожатых»6. В том же году «по Его великого государя именному указу и по проезжей грамоте, какова дана из Казани и от казанского губернатора Петра Матвеевича Апраксина», в Китай через Сибирь были «пропущены» посланец Самтан Кулюков «с товарищи 20 человек», которых «для обере-жения» сопровождали Казанских полков унтер-офицер Матвей Суровцев, капрал, два рядовых драгуна и 14 калмыков (последние ехали только до Тобольска)7.
Император Сюань Е просьбу хана Аюки не выполнил. Вместо этого, воспользовавшись благоприятным моментом, он отправил к нему вместе с возвращающимся на родину Самтаном Кулюковым, под предлогом ответного, посольство, которому одновременно якобы было необходимо обсудить вопрос о получении разрешения у российского правительства на проезд Арабджура из Китая в калмыцкие улусы через территорию России.
В связи с отправлением посольства «бо-гдыханова ближние люди» «призвали» в Посольский приказ находившегося тогда в Пекине главу русского торгового каравана П.Р. Худякова и сказали ему, «чтоб того посланца против мирных договоров принять и, дав корм и подводы, чрез сибирские города отпустить ко Аюке». Худяков написал
об этом сибирскому губернатору М.П. Гагарину, уточнив, что из Китая отправляется посланец «из нарочных людей, чином выше
дьяка, и с ним семь человек начальных да 26 человек рядовых служилых людей», а с какой целью направляется к хану Аюке тот «китайской посланной», сообщал далее Худяков, о том достоверно узнать он не смог. Однако, по слухам, ему стало известно, что посольство едет, «чтоб подговорить Аюку, чтоб ему воевать с китайцами калмыцкого владельца, контайшу, которой кочует не в малом людстве близ Тобольска, и Тары, и Томска, и многих ближних сибирских городов»8.
15 мая 1712 г. по случаю отправления посольства к Аюке император Сюань Е издал указ. Это весьма любопытный документ. В первой его части речь идет о предстоящих переговорах китайских послов с ханом Аюкой. Им повелевалось сообщить калмыцкому правителю о том, что с Цэван-Рабданом ведутся переговоры относительно пропуска Арабджура на родину. «Когда прибудете к Аюке, - наставлял император своих послов, - то спросите его от меня о здоровье, и притом объявите ему, что посольство его, которое отправил он к нам от искреннего сердца и усердия с принесением дани и с поздравлением нас, было нам так приятно и согласно с нашим намерением, что мы принимаем оное не инако, как с великою похвалою. Ибо посол его Самтань с товарищи прибыл к нам в самое то время, как мы изыскивали способу, чтоб быйсе Арабджура с ним свидеть, его арабджуро-вых людей призвав и спросив о свободном пропуске российского посла, комиссара, к нему отправить хотели, и ради такого его доброго сердца, выбрав мы элета, Шуге именем, и прочих разного звания людей, нарочно с нашим указом и награждением к нему в соответствие послами отправили. Также ведать вам должно, что наш хя Ки-литей, отправленный к Цеван-Раптаню для договору о свободном пропуске Арабджу-ра, еще и поныне назад не возвратился, а как он прибудет, то вам вслед пошлется из-вестие»9.
Далее император Сюань Е, прибегая к эзопову языку (для сокрытия истинного, прямого смысла), запрещает послам соглашаться на предложение хана Аюка, если таковое последует, заключить военный союз против Цэван-Рабдана. В указе говорилось:
«Но когда он, Аюки, представлять будет вам, не соблаговолим ли мы объединенною силою истреблять Цеван-Раптаня, то вы ему в том отнюдь не давайте слова, но токмо ответствуйте, что Цеван-Раптань пред нами, великим ханом, поступает с весьма добрым сердцем и присылает послов своих с поздравлением зело часто, а, напротив того, и мы, великий хан, посылая к нему частые награждения, показываем к нему всякое благоволение; что хотя бы он, Цеван-Раптань, и в совершенное пришел бессилие, - продолжает император приводить всех в заблуждение, - и находился в самой крайней бедности, однако ж мы, великий государь, и при таком его состоянии никогда нападения на него не учинили бы; что сие дело есть столь велико и важно, которого вы принять на себя не можете, а хотя бы он, Аюки, и покусился нам, великому государю, подать о том свое прошение, то однако ж ответствуйте, что вы точно ведаете и совершенно в том уверить его можете, что мы, великий государь, только о том едином имеем отеческое попечение, дабы всякое на свете дыхание пребывало в тишине и в своем совершенном благополучии, и почему вы знаете, что мы, великий государь, на Цеван-Раптаня ни под каким видом и никогда нападать не будем»10.
Во второй части указа император Сю-ань Е разрешал послам поехать к русскому царю Петру I, но только в случае, если он сам «пожелает» их видеть. Тогда, повелевал император, к нему должны будут поехать, «смотря по его требованию», или все послы, или только двое: Наянь и Тулишэнь вместе с двумя «новыми маньчжурами» из посольской свиты. При встрече с русским царем послам надлежало вести себя так, как того требует русское «обыкновение». Здесь император не упустил случая и не без некоторой иронии добавил: «Притом можете вы посланным его сказать, что вы не такие упрямые люди, каков был их Николай11, который в прошлых годах, будучи у нас, поступал весьма упрямо». После этого в указе перечисляется довольно большое число вопросов, которые, по мнению императора Сюань Е, русский император может задать послам, и какие на них нужно давать ответы.
Затем, видимо, желая склонить русского царя к положительному решению вопроса относительно использования войск хана Аюки против Цэван-Рабдана, император Сюань Е поручает послам предложить Петру I снять без всякого опасения свои войска с русско-китайской границы, если в этом есть необходимость. В указе говорилось: «Также при случае объявить может еще и сие, что пред некоторыми годами слышно у нас было, что их Российское государство от другой стороны с соседственным государством, по некоторой ссоре раздружившись, друг на друга воюют12 и что ради сего, как вы слышали, от нас в городе Сахалинь-ула к зангину [генералу] и указ был послан, чтоб он чрез город Нерчинск послал отписку в такой силе, что не без причины думать можно, что российскому государю обстоит нужда и в пограничных его войсках, однако ж, может быть не употребляет он сего войска затем, что опасается и не доверяет нашим пограничным людям; однако ж, как между обоими государствами мирное согласие из давнейших лет состоит, так и у нас никакого тому противного намерения быть не может, и ежели их государь имеет нужду в своих пограничных войсках, то б употреблял он их на свою пользу в оной войне без всякого с нашей стороны опасения»13.
Далее император дает послам указание: во время пребывания в России при любых обстоятельствах действовать единодушно, «с добрым согласием», всегда быть трезвыми, «не упиваясь ни вином, ни другими хмельными напитками», не совершать «бесчинств и невежества» и осуществлять «крепкое и доброе смотрение» за своими «служителями». И, наконец, император Сюань Е приказывал послам наблюдать за обычаями русских, «как они живут, а также земля их в каком находится состоянии»14.
Если руководствоваться указом императора Сюань Е, главной целью отправления послов из Китая «на край света», к калмыцкому хану Аюке на Волгу, являлось обсуждение с ним вопроса о выборе наиболее безопасного пути для возвращения Арабд-жура на родину. И здесь можно полностью согласиться с мнением Г. Каэна: «Мог ли Китай, - замечает он, - который так редко
отправлял дипломатические миссии за свои пределы, нарушить традиции и, рискуя получить отказ или даже ожидая должной вежливости от русских, послать миссию только ради того, чтобы узнать мнение главы торгоутов относительно путешествия несовершеннолетнего князя? Это невозможно считать достаточно основательными причинами, когда на них ссылаются»15. Скорее всего, как это имело место во время приезда следующего китайского посольства в Москву в 1731 г.16, существовало еще и секретное предложение императора Сюань Е, которое послы передали хану Аюке при личной беседе.
5 июня 1712 г. из Лифаньюаня в адрес сибирского губернатора М.П. Гагарина был послан лист, в котором сообщалось об отправлении из Пекина китайских послов и содержалась просьба их принять и препроводить17. При этом лист из Лифаньюаня в Правительствующий сенат России направлен не был.
12 июня 1712 г. китайское посольство к калмыцкому хану Аюке, провожаемое родственниками и друзьями, выступило из Пекина. Оно состояло из восьми маньчжуров: Агадая, Хабуна, Гачжарту, Иньчжана, Ту-лишэня, Ятоу, Наяня и торгоута Шугэ с 22 сопровождающими18. С китайским посольством отправился караван П.Р. Худякова, калмыцкий посланец Самтан Кулюков со свитой и четыре человека Арабджура. Последние должны были возвратиться из калмыцких улусов в Китай вместе с посольством Тулишэня.
О том, кто являлся главой посольства, в указе императора (как и в «Записках» Тулишэня) не говорится. По мнению И.Х. Шни-чера (швед на русской службе, по распоряжению сибирского губернатора сопровождал посольство от Тобольска и обратно), «главнейшим послом» в миссии являлся Агадай. Ему было доверено вручить грамоту китайского императора Сюань Е хану Аюке19. По всей видимости, Агадай, Наянь, Тулишэнь и Ятоу обладали большими по сравнению с четырьмя другими послами полномочиями.
Чины и звания послов, очевидно, не были очень высокими. По этому поводу император Сюань Е в своем указе говорит весь-
ма уклончиво. «Когда вас спросят о ваших чинах и достоинствах, - поучал он, - то сказывайте, что вы не ближние хана своего вельможи, но такие чиновные люди, которые в особливых канцеляриях отправляют свои должности»20.
В связи с отправлением китайского посольства к хану Аюке перед российским правительством встала дилемма: пропускать или нет через территорию России дипломатическую миссию в калмыцкие улусы? Отказ мог привести к остановке русско-китайской торговли, являвшейся в то время одним из важнейших приоритетов русской политики в отношении Китая. С другой стороны, разрешение на проезд открывало китайским послам зеленую улицу для ведения переговоров с ханом Аюкой о создании китайско-калмыцкой коалиции против Джунгарского ханства, что могло нарушить неустойчивое равновесие сил, сложившееся на границах Южной Сибири.
30 августа 1712 г. сибирский губернатор М.П. Гагарин писал государственному канцлеру Г.И. Головкину, что если китайского «посланца» в Россию «не пустить, то наших купчин с торгами пускать не станут». И продолжал: «Подлинно, государь, уведать не можно у китайцев, зачем идет к Аюке тот посланец. Однако ж, знатно, что не с малым делом для того, что из Китая никогда не посылают [ни] послов, ни посланников никуда. А его послали, знатно, что не за малым делом. А относится де от китайцев, чтоб согласиться бы им со Аю-кою и войною идти на калмыцкого владельца, контайшу, которой ныне кочует близ китайского владения, також и в близости сибирских городов. И если, государь, того владельца они разобьют, то от китайцев, государь, великая будет теснота нам, мало не всей Сибири. И владенье китайское будет смежно нам со многими сибирскими ближними городами: Красного Яру, Енисейска, Иркутска, Томска, Тары и Тобольска, и Тюмени в самой близости»». Далее М.П. Гагарин обращается к Г.И. Головкину с просьбой «донести Его царскому величеству, чтоб указал своим государевым указом отписать к губернатору казанскому, господину Апраксину, что если китайцы будут Аю-ку просить, чтоб воевать калмыцкого вла-
дельца, которой кочует близ Сибири, кон-тайшу, чтоб ему то возбранить Его царского величества указом для того, что у него ссора с китайскими, а с нами в миру он. Бывают у нас ссоры с порубежными его людьми, но надобно, государь, зело того беречь, чтоб не был тот калмыцкой владелец, кон-тайша, разорен от китайского и согнан с тех мест. А без Аюки китайцы войною идти на него не могут»21.
В итоге правительство России приняло соломоново решение: пропустить посольство к калмыцкому хану Аюке, встретив его согласно существующему посольскому обряду на границе и обеспечив транспортом и едой, но одновременно «возбранить» хану Аюке вступать в переговоры с прибывающими послами о создании китайско-калмыцкой коалиции против Цэван-Рабдана. В «приговоре» Правительствующего сената от 26 ноября 1712 г. говорилось: пропустить китайских послов и Самтана Кулюко-ва через города Сибирской губернии без всякой задержки до «городов Казанской губернии, и Казанской губернии городами вести, которыми пристойнее, по рассмотрению губернаторскому», и давать им «дорожной обыкновенной корм и подводы». «Наказ» поручал казанскому губернатору А.М. Апраксину «проведывать всячески: для чего оной посланец к нему, Аюке, приехал». И если выяснится, «что приехал он подзывать его, Аюку, на калмыцкого владельца, контайшу, войною, и то ему, Аюке, говорить, дабы он на него, контай-шу, войною не ходил для того, что он, кон-тайша, царскому величеству примирителен. И о том к казанскому и сибирскому губернатору послать Его, великого государя, указы»22. Указы казанскому и сибирскому губернаторам были посланы 28 ноября
1712 г.23
8 декабря того же года сибирский губернатор М.П. Гагарин отправил строжайший указ иркутскому воеводе Ф.И. Рупышеву. В нем сообщалось, что для встречи и сопровождения китайских послов, едущих к хану Аюке, назначен «полуполковник» Прокофий Ступин, которому приказано препроводить послов «чрез города Сибирской губернии со всякою честию и охранением великим». Далее в указе говорилось: «Что
ему понадобится в котором городе под них подвод и работных, и служилых людей для караулу, и на корм скота, быков и баранов, и куриц, и вина, и пива против указу все отправлять им. <.. .> И все отпускать, покупая из казны великого государя, а куры забирать со крестьян и зачитать им, крестьянам, в подати, а вино и пиво брать с кружечных государевых дворов». Губернатор пригрозил «ослушникам» смертной казнью «безо всякие пощады», потому что, наставлял он своих подчиненных, «во отправлении» своих обязанностей надлежит «хранить царственный интерес»24. Подобного содержания указ был направлен и енисейскому коменданту А. О. Колтовскому25.
13 августа 1712 г. китайское посольство прибыло на южный берег Селенги. На вопрос чиновников русского приграничного города Селенгинска о цели приезда, послы объявили, что они направлены послами «от высочайшего, священнейшего и великого хана к тергетскому (калмыцкому. - Авт.) владельцу Аюки-хану с указом и отвезени-ем ему высочайшего награждения». При этом они добавили, что об их миссии все известно прибывшему одновременно с ними П.Р. Худякову, поэтому комендант Се-ленгинска относительно их приезда «может от оного комиссара известиться»26.
Вскоре китайских послов, в сопровождении «чиновных и служивых людей», на судах доставили в Селенгинск. Когда они, сойдя с судов, направились к отведенному им жилью, перед ними, как пишет в «Записках» Тулишэнь, торжественно до самых их квартир «перед указною грамотою» шли «несколько десятков воинов, по два в ряд, строем». Во время встречи с се-ленгинским комендантом послы повторили, что они «такие послы, которые нарочно отправлены к тергетскому Аюки-хану», подчеркнув при этом, что к Российскому государству они «никакого дела не име-ют»27. В Селенгинске послы, которых принимали «с превеликим почтением», в ожидании «позволения» русского царя пробыли почти шесть месяцев.
28 января 1713 г. иркутский градоначальник Ф.И. Рупышев, получив указ сибирского губернатора М.П. Гагарина, отправил в Селенгинск для встречи и сопро-
вождения китайских послов до Иркутска стрелецкого и казачьего голову, удинского приказчика A.A. Бейтона. Отъезд послов из Селенгинска состоялся 30 января того же года. Селенгинский градоначальник, дав послам более 70 саней и «определя воинских людей провожатыми», «при поставле-нии всего войска пред указаною грамотою и знаменами в строй», провожал их «с би-тием в барабаны и пушечною пальбою»28. Послам предстоял дальний и трудный путь: зимой на санях по дорогам и замерзшим рекам, летом на повозках по суше и на судах по рекам.
8 февраля 1713 г. китайское посольство благополучно прибыло в г. Иркутск, где иркутский градоначальник устроил в их честь пышную встречу, «выслав войско со знаменами, огнестрельным мелким ружьем, барабанами и музыкою». В Иркутске послам вновь пришлось задержаться в ожидании «дальнего указу» сибирского губернатора М.П. Гагарина и прибытия из Тобольска человека для их дальнейшего сопровождения. Чтобы послы не скучали, иркутский градоначальник часто устраивал обеды и вообще как мог их развлекал29.
Подполковник П.С. Ступин, назначенный сибирским губернатором сопровождать послов, приехал в Иркутск 2 марта
1713 г. Сразу отправиться в дальнейший путь не удалось, хотя китайские послы об этом очень просили. Ступину пришлось им объяснять, что на судах в это время года ехать невозможно, так как реки еще не вскрылись, «а сухим путем дорога везде топкая и весьма грязная, да притом и жилья нигде не имеется, почему как подвод, так и корму взять будет негде». Кроме того, сказал в заключение Ступин, сибирский губернатор поручил ему «господ послов вести на судах водою со всякою честию и почтением», и это приказание он «ненарушимо содержать должен». Поэтому китайское посольство было вынуждено находиться в Иркутске до вскрытия Ангары. 16 мая 1713 г., хотя лед на реке еще не совсем растаял, послы, как пишет Тулишэнь, «при поставле-нии войска в строй со знаменами, с пушечною и из мелкого ружья пальбою, также с битьем в барабаны и игранием на музыке» отправились из Иркутска30.
Посольство на четырех судах поплыло вниз по Ангаре и 5 июня достигло Енисейска. Здесь его встречали с подобными же почестями. 11 июня 1713 г. посольство на подводах выехало из Енисейска и 13 августа 1713 г. прибыло в центр Сибирской губернии г. Тобольск.
В день прибытия китайских послов по приказу сибирского губернатора М.П. Гагарина «для приему их» был послан дьяк Иван Баустин и с ним «ларешный» со спиртным и съестными припасами. Иван Баустин от имени сибирского губернатора поздравил с прибытием сначала посла Ага-дая, а затем по очереди всех послов и сообщил, что им присланы «на пропитание скот и питье». Однако китайские послы заявили, что «той присылки без совету товарищей своих» принять не могут. Затем послы «пошли все с дьяком Иваном Баустиным вместе на посольский двор»31. Здесь послы посовещались и объявили Баустину, что, «не видев губернатора Сибири», принять «присланное» не могут. 16 августа генерал-губернатор Сибири М.П. Гагарин прислал послам кареты и пригласил их к себе на обед. В первую карету сел Агадай с цзаргучеем (вероятно, это был Наянь. - Авт.) «и как ехали на гору (т.е. к дому губернатора. -Авт), в то число сидел цзаргучей по правую руку, Адагадай по левую. А впряжена была в карету шестерня. А в другой карете сидели Тушелим да Ятун, впряжена была в карету шестерня ж. А другие четыре человека сидели в колясках, в которых были впряжены по 2 лошади»32.
М.П. Гагарин еще дважды приглашал послов к себе на обед, где обсуждались разные вопросы. Так, послы сообщили М.П. Гагарину, что император Сюань Е по просьбе русских разрешил прислать в Пекин священников. Они передали сибирскому губернатору просьбу императора привезти «одного доктора, в излечении наружных болезней искусного». При этом послы уточнили, что священников и врача, если последний будет отправлен в Китай, им приказано захватить с собой на обратном пути. Губернатор ответил, что «попы находятся у него в готовности, а доктора искусного у него не находится», но он писал в Москву и надеется, что врач приедет к тому
времени, когда послы будут возвращаться из калмыцких улусов33.
Во время бесед китайские послы объяснили М.П. Гагарину, почему император Сюань Е отправил посольство не к царю Петру I, а к хану Аюке. В указе императора, сообщили они, сказано, что хотя русские ежегодно приезжают с торгами в Китай, но все они «простые купецкие люди», а к нему, императору Китая, русский царь «ни однажды своих нарочных послов с принесением даров не присылал». Поэтому и он, равным образом, своих послов не посылает к русскому царю, а отправил «токмо к Аюки-хану». Однако, сказали послы, у них имеется «наказ» императора: если русский царь захочет их видеть и «похочет ведать» «о состоянии» их государства, то к нему должны будут ехать все послы, или половина, смотря по его желанию. При этом они сообщили М.П. Гагарину, что китайского «письменного виду» из Лифаньюаня у них
34
нет34.
Послы интересовались, «нет ли к ним какого отправления». М.П. Гагарин отвечал, что царь осведомлен о прибытии послов и приказал «со всякою честию и с добрым присмотрением» препроводить их к хану Аюке, но никакого «отправления» для них не получено, поскольку царь «находится ныне в походе, а на Москве его нет»35. Беседуя с губернатором Сибири, послы не сообщили ему о том, что должны передать Петру I предложение императора Сюань Е по поводу использования войск, дислоцированных на русско-китайской границе. Возможно, они хотели это сделать при личной встрече с царем.
21 августа 1713 г. «после кушанья», «ввечеру» посольство отправилось из Тобольска. Его сопровождал подполковник П.С. Сту-пин, вновь назначенный капитан И.Х. Шни-чер и несколько драгун. Посольство плыло по р. Иртыш, затем девять дней вверх «против воды» по р. Тобол, поэтому опять всю дорогу суда «тянули татара бечевою», и 1 -го сентября оно прибыло в Тюмень. Здесь «начальник сего места, - пишет Тулишэнь, -поставя войско с большими и малыми знаменами в порядок», приветствовал прибывших, после чего «взяв к себе», чествовал «обеденным кушаньем». 25-го числа посоль-
ство отправилось в дальнейший путь и, проследовав через Епанчин, Туринск, Верхо-турск, Соликамск, Кай-городок, Хлынов, Казань и Симбирск, 18 декабря 1713 г. прибыло в Саратов. После того как снег растаял и зазеленела трава, П.С. Ступин отправил к хану Аюке толмача и несколько офицеров с сообщением о прибытии посольства. Кроме того, он просил прислать «чиновных людей и провожатых с подводами и кормом». Между тем из-за внезапно выпавшего обильного снега послам пришлось задержаться в городе. Они коротали время, стреляя на берегу Волги с лошадей, и «забавлялись рыбною ловлею»36.
Хан Аюка, стараясь как можно лучше встретить посольство из Китая, обратился за помощью к астраханскому обер-комен-данту М.И. Чирикову. Он писал ему: «Посол китайского [государства], слышно нам, что будет вскоре. Пожалуй, ты ко мне пришли для государской милости и для оказы-ванья Бориса Кереитова37 да 100 человек драгун с пушками и барабаны, и сиповки, и с виоли, и с рушными ядры немедленно, потому [чтобы] показать мне ему, послу, милость государеву. Да пришли ко мне от овощей яблок, пшена сорочинского, шпта-лы, орехов грецких, сахару и изюму, и фиников, и всяких овощей, какие есть в Астрахани, вина и вотки довольно, меду, чахи-рю, всего против прежнего излишния пришли - едут из дальнего государства небывалые послы, также по своей милости от себя ко мне пришли»38.
Этого хану Аюке показалось недостаточно и он обратился к М.И. Чирикову с новой просьбой: «Пожалуй, пришли ко мне для споможения из Кереитовых Михайлу или Бориса одного, - пишет он, - да с ним драгун и солдат 100 человек, да стружек хорошей, украшенной, с пушками и со всякими потехами, какие у вас живут всякие разные потехи, с барабанами и с сиповками, и с виоли, да пшена сорочинского, да пшена русского, да всякого разного пойла. Пожалуй, пришли всего довольно, а нам великая нужда. Да, пожалуй, пришли 400 кож красных. Буде погодятся, цену заплатим, а буде не погодятся, назад пришлем. <...> От китайского посла посыльщики ко мне прие-
хали. Пожалуй, пришли все без замедления»39.
7 мая 1714 г. от калмыцкого хана Аюки в Саратов прибыл тайджи и поздравил китайских послов с благополучным прибытием. 16 июня послы переправились через Волгу и поехали в ставку хана Аюки. Как пишет Тулишэнь, на протяжении всего пути подданные хана Аюки тайджи, ламы и старшины, собрав своих подчиненных, устраивали для послов пиры, ставили по дороге «скотские табуны» и принимали их «с превеликим почтением», и было «великое множество» таких, которые, в знак своего усердия, с преклонением колен приносили едущим съестные припасы40. Китайское посольство достигло ставки хана Аюки - урочища Манутохай 1 июня
1714 г., где для них уже было приготовлено 10 кибиток41.
Первая встреча китайских послов с ханом Аюкой, как пишет И.Х. Шничер, принимавший в этом непосредственное участие, состоялась 2 июля 1714 г. К послам «пришел манзик ханской» и, поздравив китайцев от своего хана, сказал, «что они бы в тот же день, как приехали, могли быть допущены до их хану, если бы хан не рассуждал, что по той трудной езде надлежит им прежде иметь отдых; теперь хан желает их у себя видеть без дальнего отлагательства». Посланники, «изготовляясь, поехали к хану», а И.Х. Шничер их провожал «с 40 человеками». Из Астрахани были присланы дворянин Борис Кереитов «и порутчик Лиц со 100 человек драгун, которые стояли по обеим сторонам дороги пред ханским шатром и, при игрании музыки, оружием честь отдали». Во время этой церемонии почти на выстрел от ханского стана находилось «великое множество простых срамных калмык», которые, невзирая на запрещение хана, пытались подойти поближе, чтобы получше увидеть все происходившее, однако «четырем человекам», вооруженным луками, было приказано «их удерживать». Если же кто-либо подходил слишком близко, в него стреляли, «не уговаривая прежде». Но чтобы людям «не причинить глубоких ран», на конце стрел были насажены «круглые головки»42.
«Подойдя к ханскому шатру, - продолжает И.Х. Шничер, - китайские послы вынули из деревянной коробочки грамоту, написанную на золотой бумаге, после чего главнейший из них, Агадай, взявши оную, держал обеими руками на четверть аршина выше головы и так шел с прочими своими товарищами весьма тихо в шатер до ханского места». Хан Аюка «сидел в бархатных креслах, поставленных на четверть аршин вышиною, на персидском ковре». Посол Агадай, произнеся речь, подал хану Аюке грамоту императора Сюань Е, а затем «обнял обеими руками Аюкины колени». В ответ хан Аюка положил правую руку на плечо посла, «изъявляя чрез то свою благодарность, и опять сел». Вторым речь произнес Тулишэнь, за ним другие послы «и то же, что первой сделавши, сели все рядом. Хан говорил с посланниками о разных ве-щах»43.
Ханский шатер, где происходил прием китайских послов, до половины его высоты был обвешан «дорогою камкою, и над креслами висел четвероугольный желтый из двух частей сшитый кусок камки, такой же висел и над дверьми. Пол устлан был турецкими коврами. <.> Стены обтянуты были голубою камкою с золотыми травами; над оною камкою висела вокруг шатра бахрома длиною на пол-аршина в том месте, где начинается крыша»44.
Ту же церемонию встречи с ханом Аю-кой Тулишэнь описывает в своих «Записках» несколько иначе. Он пишет: «Грамоту указную везли в руках, возвыся кверху, по-переди оныя ехали тергетские тайдзи и ламы, а позади следовали российские чиновные и рядовые воинские люди. И в таком порядке, приехав мы к юртам Аюки-хана, все сошли с лошадей, и потом Аюки-хан указную грамоту при отдании ему принял, став на колена». Выслушав содержание указа китайского императора, хан Аюка посадил послов от себя по правую руку45.
После официальной части заиграла музыка и начался пир. Вместо скатерти на земле был постелен кусок простой камки, а перед каждым человеком положена толстая бумажная салфетка. Ложек и ножей не было, поэтому калмыки ели руками, а китайцы брали еду палочками. Во время трапезы
велась беседа на самые различные темы. Наконец, послы заговорили о возвращении Арабджура. «Когда Его величество бейзе Арабджура хотел чрез землю Цевань-Рап-таня к нему отправить, - сказали послы хану Аюке, - то Цевань-Раптань, не доброхотствуя ему, отговаривался находящимися по ту сторону его владения хасахами и ха-рахалбаками, объявляя, что он опасается, дабы хасаки или харахалбаки не перехватили Арабджура на дороге и его не погубили, и понеже Арабджура дорогою оною отправить опасно, то за лучшей его величество находит к тому способ, чтоб путь или пропуск Арабджуру исходатайствовать у россиян». И ради этого, добавили послы, они и отправлены к нему, чтобы посоветоваться, «и как скоро с ответом на чем соглаше-нось», к Его величеству явятся, «то и Арабджур по тому к нему, Аюкию, отправлен быть имеет». Хан Аюка сразу не дал ответ на это предложение, мотивируя тем, что ему сначала надо посоветоваться с родными Арабджура, однако пообещал при этом тотчас уведомить послов «на чем они со-гласятся»46.
10 июля 1714 г. китайские послы вновь посетили хана Аюку. Как только в разговоре было упомянуто имя Арабджура, хан Аюка заговорил о решении, принятом по поводу возвращения его племянника на родину. Решение, отдадим должное хану Аюке, было весьма дипломатичным. Действительно, согласился он, ехать «южными землями» Арабджуру нельзя. Но, в то же время, если из Китая он поедет домой «чрез российскую землю», необходимо получить «позволение» царя, на что потребуется «немалое время». По этой причине, заключил хан Аюка, послам не следует зря терять время, а лучше, не дожидаясь решения царя, отправиться в обратный путь. Он же тем временем пошлет к нему «людей нарочных», и если царь «словом своим обнадежит», то он, хан Аюка, направит к китайскому императору своих послов с доноше-нием47.
14 июля 1714 г. китайское посольство, пробыв в ставке хана Аюки две недели, отправилось в обратный путь. «Воинские люди» хана Аюки проводили посольство за Волгу48. 13 сентября посольство (через Ка-
зань) прибыло в Вятку, где из-за осенней распутицы ему пришлось задержаться на 56 дней до установления зимней дороги.
2 декабря 1714 г. посольство добралось до Тобольска. В то время губернатор Сибири находился в Москве и послы, чтобы исполнить указ императора Сюань Е, были вынуждены оставаться в городе до его возвращения. М.П. Гагарин вернулся в Тобольск 29 декабря и через день пригласил послов к себе. И только теперь, на обратном пути из калмыцких улусов, из-за того, что приглашения от Петра I так и не последовало, послы сообщили о предложении китайского императора русскому царю использовать в случае нужды, без всякого опасения, свои пограничные войска, дислоцированные на границе с Китаем. Сибирский губернатор отклонил предложение послов, заявив, что эти войска «не употребляются» царем, так как в России имеется «довольное число войска» на все нужды, и их не используют вовсе не оттого, что Россия не доверяет «пограничным людям» китайского императора49.
Послы обратились к М.П. Гагарину с просьбой разрешить им «напред» отправить «некоторое число людей» из свиты с донесением императору, поскольку дела, порученные посольству, завершены. Сибирский губернатор охотно согласился.
Вскоре М.П. Гагарин позвал к себе в гости только двух отъезжающих послов -Наяня и Тулишэня, «и между прочими разговорами» откровенно назвал им причину, почему Петр I не пригласил китайских послов к себе. Хотя царь «за воинскими делами и находится ныне на границах Шведска-го королевства, - сказал губернатор Сибири, - он с великою охотою хотел бы их видеть». Однако, присовокупил М.П. Гагарин, «в том есть некоторое затруднение», а состоит оно в том, что царю из Лифаньюаня не был отправлен лист. А если бы такой лист послали, то русский царь непременно «взял» бы их «пред лице свое, хотя б он находился в самом отдаленном месте и сколь бы великое дело у себя ни имел»50.
16 января 1715 г. Тулишэнь и Наянь, взяв с собой по два человека из свиты, с назначенными провожатыми выехали из Тобольска и отправились более короткой су-
хопутной дорогой через Тару, Томск, Енисейск, Илимск, Иркутск, Селенгинск и Кяхту. 19 апреля 1715 г. они прибыли в г. Пекин51.
После их отъезда большая часть китайского посольства некоторое время оставалась в Тобольске. Тем временем сибирский губернатор занимался подготовкой к их отъезду. В «Наказной памяти» М.П. Гагарина от 23 января 1715 г. майору И.Х. Шничеру, которому поручалось сопровождение остальных послов, возвращающихся от калмыцкого хана Аюки, говорилось: «Ехать ему со драгуны при китайских посланцах до Селенгинска и дорогою их охранять, чтоб отнюдь ни от кого ни малой обиды не было, також и дорогою в городах давали б им, посланником, определенной корм и квартиры б добрые, и подводы, и провожатых на всех против указу великого государя». Кроме этого в Иркутске И.Х. Шничер должен был предложить послам отправить с ним письмо к М.П. Гагарину, подтверждающее, что им «корм» был «даван везде сполна»52. Майору И.Х. Шни-черу также разрешалось получать для послов «сверх указу» «от города до города по 20 ведр вина», при этом обязательно следить за тем, чтобы драгуны «отнюдь не пили в той посылке». Сверх того, во всех городах можно было брать для послов еще «по 20 ведр вина простого». Сам же И.Х. Шничер, говорилось далее в «Наказной памяти», проводив посольство до Се-ленгинска «и до китайского рубежа», вместе с сопровождающими должен возвратиться в Тобольск и явиться к сибирскому губернатору53.
В тот же день М.П. Гагарин направил комендантам городов, через которые проследуют послы, указ с распоряжением, чтобы им давался «корм» по росписи, отправленной одновременно из Тобольска, и без всякой задержки предоставлялись подво-ды54.
3 февраля 1715 г. основной состав посольства вместе с членами первой Российской Духовной миссии55 выехал из Тобольска и к концу 1715 или в начале 1716 г. возвратился в Пекин56.
3 апреля 1716 г. Лифаньюань отправил сибирскому губернатору М.П. Гагарину
лист. В нем сообщалось о получении его листа, где говорилось о приеме, оказанном послам в России, отъезде в Пекин прежде других послов Тулишэня и Наяня, а также о том, что люди Арабджура «в Аюкином владении скрылись так хорошо, что и сыскать было неможно»57, а также с обещанием их найти и отправить в Китай. Кроме этого Лифаньюань уведомлял сибирского губернатора о благополучном возвращении в Пекин Тулишэня и Наяня и обращался к нему с просьбой отослать в Китай «Арапджуро-вых людей», приехавших с посольством и отпущенных к своим родителям и родственникам для свидания, когда те прибудут в Тобольск58.
Еще до возвращения в Пекин основного состава посольства император Сюань Е предпринял попытку использовать русско-джунгарские противоречия, связанные со сбором алмана с приграничного населения Сибири. Летом 1715 г. он издал указ, в котором говорилось: «Отправлены войска по четырем дорогам, чтобы усмирить Цэван-Раптана. Отправить в Российское государство уведомление, в котором довести до их сведения об этом обстоятельстве». Выполнение данного поручения было возложено на Тулишэня. Прибыв в Селенгинск, он отправил сибирскому губернатору М.П. Гагарину, как он утверждает, частное письмо, которое является одним из документов, характеризующих политику Китая того времени в отношении России и Джунгарии. Прежде всего Тулишэнь выразил М.П. Гагарину благодарность за прием, оказанный посольству, ездившему к хану Аюке, и сообщил, что император Сюань Е весьма благосклонно принял представленный ему доклад о результатах посольства и издал в адрес Лифаньюаня указ, где о русских чиновниках и солдатах, сопровождавших послов, говорится: «Всех пригласить в Пекин и дать в изобилии всякого рода съестных припасов». Кроме этого, сообщил Тули-шэнь, император «милостиво наградил
59
их».
Далее Тулишэнь, описав ход джунгарокитайских военных столкновений, пишет: «Цэван-Рабтань по натуре своей коварен, лжив и неблагодарен. <...> Взять хотя бы теперь, [Цэван-Рабтань] в течении многих
лет берет ясак с примкнувших к вам татар и барбатов, живущих между городами Томском и Тарой, без конца предъявляет претензии на уже примкнувших к вам хотонов и прочих, ограбил вашего купца и задержал у себя на несколько месяцев». После этого Тулишэнь просит М.П. Гагарина «как следует подумать относительно поимки разбежавшихся в разные стороны людей Цэван-Рабтаня» после победы над ним китайских войск в районе Хами. В заключение он подчеркнул: «Я посылаю письмо, чтобы просто уведомить тебя, что отправили войско, чтобы заставить ответить за преступления Цэ-ван-Рабтана, и почему усмиряем мятежников. Как принято при посылке частного письма и в знак моей памяти посылаю 4 штуки атласа»60. Письмо это не оказало какого-либо влияния на политику России в отношении Джунгарского ханства, к которому Россия никогда не проявляла враждебности.
Итак, попытка цинского императора Сюань Е склонить хана Аюку к выступлению против джунгарского хана Цэван-Раб-дана не увенчалась успехом. Хан Аюка, как российский подданный, не имел права вступать в военный союз с иностранным государством, к тому же лично у него не имелось каких-либо веских причин для начала военных действий против Джунгарии.
Вместе с тем необходимо отметить, что благодаря пребыванию этого китайского посольства в России и особенно «Запискам» Тулишэня61 в цинском Китае была получена обширная и достоверная информация о великом соседнем государстве62. Россия в свою очередь как бы в благодарность за прием китайского посольства, получила согласие императора Сюань Е на приезд в Пекин первой Российской Духовной мис-сии63, что имело важное значение для России. С этого времени русским людям, которые были захвачены в плен при нападении китайских войск на русский город Албазин в XVII в. и потом угнаны в Пекин, была предоставлена возможность исповедовать православие. Учреждение Российской Духовной миссии в Пекине также способствовало становлению и развитию китаеведения в России.
Примечания
1 Эта китайская миссия к хану Аюке в литературе известна как посольство Тулишэня. Она так названа по имени одного из послов, оставившего «Записки путешествия послов, в последние край света посланных». См.: Русско-китайские отношения в XVIII в. Т. 1. Материалы и документы. 17001725. М., 1978, с. 437-483.
2 Там же. С 18.
3 Отношения между ханом Аюкой и Цэван-Рабданом ухудшились в 1701 г., когда сын хана Аюки Санджиб, поссорившись с отцом, откочевал в Джунгарию к Цэван-Рабдану с 15-20 тыс. подвластных ему семей. Цэван-Рабдан, обвинив Санджипа в покушении на свою жизнь, отобрал у него всех людей, поделил их между своими владетельными князьями, а его самого с женой и десятью служителями отправил обратно. (Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М., 1978. С. 221-222).
4 Император пожаловал Арабджуру достоинство бэйсэ (второе княжеское достоинство царского рода) и отвел кочевья вдоль Великой китайской стены близ заставы Цзяюйгуань (последний пункт Великой китайской стены на западе; пров. Ганьсу).
5 Правительство России было против поездок волжских калмыков через Китай в Тибет, считая, что они советовали бухарцам вести торговлю с Китаем, тем самым нанося ущерб русско-китайской торговле. 30 августа 1712 г. М.П. Гагарин писал государственному канцлеру Г.И. Головкину: «В минувшем, государь, 1710-м году просил Его царское величество казанской губернатор, господин Апраксин, что будто просил Аюка, чтоб людей его для мольбы по их закону к далай-ламе пропустить чрез Сибирь. И по тому его доношению соизволил Его царское величество их пропустить, и именным Его государевым указом он, господин Апраксин, писал мимо меня в сибирские города к воеводам, и пропустили их воеводы в Сибирь. <...> Не смели, государь, воеводы ослушаться именного указу царского величества, а пропустить бы их отнюдь не надлежало для того, государь, что проча они торг китайской бухарцам, чинят помешку великую нашим купчинам в торгах китайских царского величества» (Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 62, оп. 62/1, 1729, д. 8, л. 56). Поэтому губернатор Сибири предлагал: если впредь Аюка обратится к царю с просьбой пропустить его людей или посланцев через Сибирь в Китай, то им не давать на это разрешение (там же. Л. 57 об.). Государственный канцлер России Г.И. Головкин согласился с мнением М.П. Гагарина и в письме М.П. Апраксину от 13 февраля 1713 г. порекомендовал «впредь в таких делах» поступать «с осторожно-стию, чтоб не произошло из того интересам Его
царского величества какого предосуждения» (Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 137).
6 Там же. С. 112.
7 Там же. С. 130.
8 Там же. С. 130-131.
9 Там же. С. 439.
10 Там же.
11 Николай Гаврилович Спафарий (Милеску) (1636-1708) - молдавский ученый и государственный деятель, состоял на русской службе. В 16751678 гг. посол России в Цинскую империю с целью установления дипломатических и торговых отношений. Переговоры не дали положительного результата.
12 Император Сюань Е имеет в виду войну России со Швецией.
13 Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 440.
14 Там же. С. 443.
15 Sheldon Ridge W. Some early Russo-Chinese relations by Gaston Cahen. Shanghai. 1914, p. 631-632.
16 Мороз И.Т. О первом китайском посольстве в Москву (1729-1732 гг.) // Раздвигая горизонты науки. К 90-летию академика С.Л. Тихвинского. М., 2008.
17 Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 432.
18 Количество послов к хану Аюке и их имена (за исключением Наяня, Тулишэня и Шугэ) не названы в указе императора Сюань Е. На разных страницах «Записок» Тулишэня встречаются имена пяти послов (исключая его собственное). Имена Агадай и Хабун упомянуты в «Записках» И.Х. Шничера. (Шничер И.Х «О китайских посланниках, как они в 1714 году июля 2 дня калмыками почтены и приняты были // Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 484-486). Два имени, указанные Шничером, встречаются и в русских документах. В «Записках» Тулишэня несколько раз говорится о после по имени Митио, а в «Записках» И.Х. Шничера упомянут еще посол по имени Кар-ган. Возможно, это вторые имена кого-либо из послов или людей из свиты.
19 Там же. С. 484.
20
21
Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 443. АВПРИ. Ф. 62, оп. 62/1, 1729, д. 8, л. 56-58. ' Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 132.
23 Там же. С. 597.
24 Там же. С. 133.
25 Там же. С. 133-134.
26 Там же. С. 445.
27 Там же.
28 Там же. С. 446.
29 Там же. С. 448.
30 Там же. С. 448-449.
31 Там же. С. 139-140. Тулишэнь иначе описывает этот эпизод. «От пристани до самыя квартиры, нам определенной, - пишет он, - поставлено было войско в строй с большими и малыми знаменами, а перед указною грамотою ехали несколько пар воинских людей рядом, и в таком порядке пре-
провождены мы до самыя квартиры». Там же. С. 454.
32 Там же. С. 140.
33 Там же. С. 454.
34 Там же. С. 455.
35 Там же. С. 454.
36 Там же. С. 459-466.
37 Борис Михайлович Кереитов - глава астраханских стрельцов и его брат Михаил Федорович -астраханский дворянин, комендант г. Красный Яр, использовались астраханскими властями для сношений с калмыками.
38 Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 148.
39 Там же. С. 148.
40 Там же. С. 480.
41 Там же. С. 484.
42 Там же. С. 485.
43 Там же. С. 484.
44 Там же. С. 485.
45 Там же. С. 467.
46 Там же. С. 469.
47 Там же. С. 472.
48 Там же. С. 473.
49 Там же. С. 475.
50 Там же. С. 477.
51 Там же. С. 479.
52 В противном случае М.П. Гагарин приказал иркутскому воеводе выдать послам денежную компенсацию за недоданное. Там же. С. 160.
53 Там же.
54 Там же. С. 161.
55 С китайским посольством в Пекин ехали: архимандрит Илларион Лежайский, иеромонах Лаврентий, иеродиакон Филимон, 8 причетников и 4 ученика (Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977. С. 358). Врач Гарвин Томас (англичанин, хирург петербургской больницы) по указу царя отправился в Китай из Москвы только 2 декабря 1715 г. (Русско-китайские отношения, с. 168). Летом 1716 г. в Селенгинске он присоединился к каравану М.Я. Гусятникова, с которым и приехал в Пекин (КурцБ.Г. Государственная монополия в торговле России с Китаем в первой половине XVIII в. Киев, 1929, с. 17). Вылечив императора, в феврале 1717 г. Томас Гарвин возвратился в Россию (П.Е. Скачков. Указ. соч. С. 302).
56 Иеромонах Николай (Адоратский). История Пекинской Духовной миссии в первый период ее деятельности (1685-1745) // История Российской Духовной миссии в Китае. М., 1997, с. 71.
По поводу приведенной даты в литературе существует разнобой (см.: Ипатова А.С. Место Российской Духовной миссии в Китае в истории российско-китайских отношений // Востоковедение и мировая культура. К 80-летию академика
С. Л. Тихвинского. М., 1998, с. 230).
57 Переписка Лифаньюаня с сибирским губернатором М.П. Гагариным относительно возвращения этих людей продолжалась еще ив 1717 г. (Русско-китайские отношения. Т. 1, с. 433).
58 Там же. С. 170-171.
59 Там же. С. 481.
60 Там же. С. 482^83.
61 В «Записках», поданных Тулишэнем императору после возвращения, сообщается о планировке русских городов, типе построек, национальном составе населения, числе церквей и торговых лавок в городах, средствах передвижения, домашней утвари, еде, домашних и диких животных, огородных и полевых культурах, породе рыб в реках и озерах. Не были обойдены вниманием и такие вопросы, как: подать, ясак, размер солдатского жалованья, климат, календарь, уголовное законодательство, денежная система, религия и пр. Надо отметить, что часть сведений о России носит явно разведывательный характер. Это описание гор, крупных рек (с указанием их направления, скорости течения, притоков). В «Записках» приводились сведения о расстоянии между городами, количестве домов в городах и жителей в них, наличии или отсутствии городского укрепления, числе солдат в гарнизонах, а также о внешней и внутренней политике России, ее административном устройстве и т.д. Послы представили карту-схему (надписи сделаны на маньчжурском языке), составленную, по всей видимости, частично по расспросам. Об этом свидетельствует тот факт, что на схеме указаны, например, Москва и Швеция, а также географические пункты, где китайское посольство не было.
62 См. Мясников В. С. Новые знания о России в Цинском Китае в XVIII в. // Мясников В.С. Квадратура китайского круга. Кн. 1. М., 2006, с. 407-416; Тихвинский С.Л. Восприятие в Китае образа России. М., 2008, с. 7-36.
63 Иеромонах Николай (Адоратский). Указ. соч. С. 71-79; Скачков П.Е. Указ. соч. С. 36-37, 358.
