CC BY
221
Научные сообщения
УДК 341
Петрук А.В.
заведующая отделом исследований ПГОМ им. В.К. Арсеньева
Китайский квартал как экономическое явление и часть культурной среды г. Владивостока1
Данное исследование - попытка воссоздать (на основе архивных документов и источников из собрания ПГОМ) историю формирования китайского квартала во Владивостоке, показать его развитие (вплоть до ликвидации в 1936 г.) и поразмышлять о его дальнейшей судьбе.
Ключевые слова: китайский квартал, «миллионка», этническая группа, «манзовский рынок»
Владивостокцы, да и дальневосточники в целом - народ вполне толерантный. На фоне существующих в современном обществе противоречий и вспыхивающих то тут, то там национальных конфликтов, в которые втягиваются жители многих российских регионов, Приморский край выглядит относительно позитивно. Это - один из самых этнически разнородных в России регионов, и здесь, как нигде, можно было бы ожидать столкновений на национальной почве. На наш взгляд, одна из причин подобной толерантности, - в той роли рубежа, разделяющего эпохи и народы, которая отводилась Владивостоку и Приморью в целом. С самого начала освоения дальневосточных территорий здесь благополучно сосуществовали представители разных народов: удегейцы, русские, украинцы, немцы, китайцы, финны, белорусы, японцы, корейцы, нанайцы и др. Вместе они создавали здесь цивилизацию, сообщая друг другу те или иные черты своей культуры, быта, традиций.
Такую картину развития являли собой все города Приморья, но наиболее показательным стал в этом смысле Владивосток как политический и административный центр региона и как стратегически удачно расположенный порт. Одними из первых, кто по достоинству оценил преимущества нового места, стали китайцы. В.К. Арсеньев так описывает удивление, вызванное приходом китайцев у орочей: «Говорили, что с запада... явились новые люди: не то женщины, не то мужчины; одеты были в длинные одежды, не имели ни усов, ни бороды; говорили на непонятном языке, и приехали на каких-то странных животных. Это были лошади, которых орочи раньше
1 Публикуется в рамках инновационного проекта «Владивостокская миллионка», разработанного в Приморском государственном объединенном музее им. В.К. Арсеньева.
Манзовский базар (сейчас Корабельная набережная разворот в сторону п-ва Шкота). Кон. XIX - нач. XX века
никогда не видели. Люди эти были первые женьшеньщики. Они появились здесь лет за тридцать до прихода русских. Постоянно в крае не жили, и осенью возвращались домой». [1, с. 66] Но со временем, наряду с жившими в тайге промысловиками-отходниками и сборщиками морской капусты и трепанга на берегах залива, в крупных городах Дальнего Востока начало формироваться и оседлое китайское население.
В конце 50-х - начале 60-х годов XIX века, когда на побережье появились русские военные посты, они стали центрами притяжения для китайцев, поскольку там были обеспечены и работа, и возможность торговать. Особо привлекательным стал в этом смысле Владивосток с его удобной бухтой и относительно пологим побережьем, куда легко причалить и тут же развернуть нехитрую коммерцию. Импровизированная пристань возникла в самом удобном месте - у площади, где начали одна за другой появляться торговые лавки. На фотоснимках 1870-х годов центральная городская площадь уже выглядит как большой китайский рынок. Она начала стремительно заселяться китайскими торговцами (манзами, как их тогда называли) с первых лет жизни Владивостока и стала, фактически, первым китайским кварталом города, прообразом будущей «миллионки».
Как только в городе появились органы самоуправления, китайские купцы вступили с ними в переписку: постановления Городской Управы середины 1870-х годов содержат массу документов с просьбами китайцев разрешить поставить лавку на базарной площади «... с производством торговли» (или просто: «построить фанзу на берегу по примеру прочих ман-зов») (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 15. Л. 14).
К 1876 году власти решили, что процесс такой застройки не должен проходить мимо городской казны, и были разработаны так называемые
Манзовский базар (сейчас Корабельная набережная). Кон. XIX - нач. XX века
«Кондиции» на выдачу земельных участков. Условия предлагались простые: владельцы лавок получают землю под ними в аренду на три года, а по истечении этого срока все строения переходят в собственность города (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 15. Л. 19).
Торги шли, с небольшими перерывами, всю весну 1876 года, и к концу лета вся городская площадь пестрела китайскими фанзами. Но со временем стало понятно, что такой хаотичной «архитектурой» площадь не обустроить, и возник проект планомерной застройки, предложенный купцом Купером, который был готов построить на площади ряды каменных лавок и сдавать их в аренду торговцам. (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 15. Л. 19.) Предложение Купера пришлось очень кстати, т.к. лавки стали буквально подпирать капитальные строения, которых было еще в ту пору в городе не очень много, и угрожать им пожарами. Сам Купер становился жертвой пожаров неоднократно - первый летописец Владивостока Н.П. Матвеев упоминает в своем «Кратком очерке...» о пожаре 1864 года: «У американца Купера загорелся дом, занятый товарами. Сгорели разные товары...на сумму 5800 руб.» [6, с. 31]. Дело о пожарах приняло в итоге такой серьезный оборот, что некоторые именитые горожане стали жаловаться властям. В Книге распоряжений Владивостокской городской Управы имеется документ, датированный 18-м сентября 1876 года, за подписью Владивостокского купца второй гильдии Г. Альберса. Предприниматель выражает озабоченность тем, что фанзы, примыкающие к его зданию, снабжены печами без всякого на то разрешения, и в случае пожара его постройкам угрожает опасность. Он извещает власти о том, что его имущество застраховано, и он обязан оповестить страховое общество об этой серьезной угрозе. В связи с чем Г. Альберс просит «запретить китайцам возводить печи в фанзах» (РГИА ДВ.
Ф. 28. Оп. 1. Д. 15. Л. 73). А в «Материалах по благоустройству Владивостока» за 1878 год имеется Акт обследования комиссией Городской Управы дома Ньюмана на углу Светланской и Суйфунской улиц, где находились китайские мастерские, отапливаемые печами и жаровнями. Решение комиссии однозначно: «Все плиты, камины и жаровни принадлежат сносу или переделке согласно правилам строительного искусства» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 34. Л. 42). Вольное обращение с огнем грозило пожарами тогда еще деревянному городу. Поэтому решение заменить фанзы каменными лавками давно назрело.
Но для того, чтобы осуществить план Купера, нужно было вначале выселить с площади китайских торговцев. Им предложили съехать на Семеновский покос на берегу Амурского залива, но это предложение вызвало в среде китайцев серьезное недовольство: для торговли важно быть на бойком месте, а Семеновский покос - земля еще к тому времени необжитая. Поэтому китайские коммерсанты всячески саботировали решение властей. Городской Голова М.Федоров жаловался в своем докладе Городской Управе в августе 1878 года: «... каждый раз манзы под разными предлогами удерживают это место за собой, отдавая сами одни другим в аренду, принося ущерб в денежном и санитарном отношениях, т.к. они торгуют и живут в одних и тех же помещениях, сгруппированные в одну сплошную массу, и там можно найти предметы роскоши рядом с испорченной рыбой, что, конечно, при морском климате также может дурно повлиять на местное население» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 15. Л. 4б).
А в 1878 году увидел свет важный документ государственного характера, в котором проявилась озабоченность властей и их стремление управлять ситуацией: «Проект Владивостокской Городской Управы о устройстве быта манз в г. Владивостоке». Это был первый подход городской администрации к решению проблемы, которая станет одной из ключевых в жизни города и края на несколько десятилетий вперед. Документ еще не содержит конкретных мер по стабилизации положения в городе, но в «Проекте.» прописано основное кредо государственной власти по отношению к китайскому населению:
«. взаимные отношения общественного управления к проживающим в г. Владивостоке китайцам - суть чисто коммерческие и единственно влекущие к экономическому благосостоянию обеих сторон.» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 38. Л. 4). В тогдашних условиях, когда край только заселялся и еще не был самодостаточной хозяйственной единицей, китайские купцы были реальной силой, которая помогала насытить Владивосток необходимыми продуктами и товарами, а китайские рабочие - обеспечить строящийся город рабочей силой. Подтверждение тому, что китайцев принимали всерьез и на них рассчитывали, - 4-й пункт «Проекта .»: «Сделать манзов непременным фактором в колонизации Южно-Уссурийского края» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 38. Л. 5). В дальнейшем китайцы, действительно, играли важную роль в городском хозяйстве, особенно - в первые десятилетия жизни Владивостока. Один из современников описывает ситуацию, когда из-за национального праздника все китайцы остались дома, и город в этот день буквально замер: китаец-ходя не принес в дом воды, на рынке нет ни свежей зелени, ни рыбы, ни мяса, пекарь-китаец не доставил к завтраку свежих булочек и т. д. [3].
Однако городские власти заявили, что у китайской колонизации есть и негативные стороны, и с ними будут серьезно бороться: «... приступить к преследованию в наших пределах тех китайских привычек, которые у нас предусмотрены в уголовном законе» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 38. Л. 5). А главное - четкая система паспортного контроля, чтобы, как прописано в п.1 «Проекта...», «пределы наши были бы гарантированы от вторжения. разбойников-хунхузов» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 38. Л. 5). Еще свежи были в памяти события десятилетней давности, когда действия хунхузов приняли такой размах (во время т.н. «манзовских войн»), что серьезно пострадали несколько поселков на территории края [4, с. 51-54]. Тогда с ситуацией удалось справиться, но угроза оставалась. И чтобы ее упредить, в новом документе четко обозначили порядок действий по выдаче временных документов: губернатор не выдает русского паспорта без предъявления легального национального вида на жительство. Власти полагали, что в таком случае «.хунхузы в городе всплывут наверх, как масло на воде, и нам останется их подбирать и сдавать хунчуньским властям» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 38. Л. 5). Однако, как показали последующие события, проблема борьбы с хунхузничеством как явлением не утратила с годами своей актуальности, а, наоборот, выходила в определенные периоды на первый план; в ее решении пришлось поучаствовать даже Арсеньеву, который возглавил в 1911-1912 г. г. так называемые «секретные экспедиции» вглубь Уссурийской тайги для поимки хунхузов [МПК 15433-443; МПК 15433-424; МПК 15433-426; МПК 15433-439].
Итак, к началу 80-х годов XIX века не только базарная площадь, но и прилегающие улицы Владивостока были застроены фанзами, в которых и торговали, и жили. Чрезвычайная скученность постоянно грозила городу эпидемиями и пожарами. После очередного возгорания Городской Голова назначал комиссию из Гласных Думы во главе с городским архитектором, которые составляли акты освидетельствования печей в китайских фанзах, признавая их пожароопасными и вынося постановления об их ликвидации. Эти постановления пачками копились в городской Управе, а ситуация практически не менялась. И вот в феврале 1886 года из канцелярии Приамурского Генерал-Губернатора в адрес Владивостокского Городского Головы господина Маковского пришло гневное письмо с требованием учредить комиссию, которая выработала бы постановление об устройстве быта китайского населения в городах Амурского края. Губернатор настойчиво рекомендует ввести в состав комиссии настоящих знатоков китайской культуры и восточных традиций - М.Г Шевелёва, К.П. Надарова, Ю. И. Бринера, которые, по его мнению, «своим содействием принесли бы несомненную пользу делу». (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 96. Л. 31-32). Здесь уже обозначился не только государственный, но и научный подход, т.к. к этому времени стало ясно, что без учета национальной специфики не обойтись. Это понимание отражено и в самом документе, который, после пяти месяцев обсуждения, был принят Думой г. Владивостока в июле 1886 года под названием «Правила по благоустройству китайского населения в Уссурийском крае». Само название документа звучит более корректно по сравнению с «Проектом» 1878 года: вместо слова «манзы» употребляется термин «китайское население». Документ, состоящий из 23 пунктов, содержит перечень конкретных мер, регламентирующих разные стороны общественно-
экономической жизни: поэтапно прописаны правила получения паспорта (его называли «билет» и выдавали взамен изымаемого китайского после уплаты пошлины); в «Правилах» впервые появилось словосочетание «китайский квартал», под которым понимали участок земли из городских пределов, где бы могли селиться преимущественно китайцы; и, наконец, вводится новый социальный институт - китайские старшины. В «Правилах» по этому поводу записано: «Для облегчения полиции по наблюдению за проживающими в городах края китайцами для каждого из полицейских участков выбирается из среды китайцев по одному старшине, а в более населенных участках - по 2 и более старшин» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 96. Л. 30). На старшин возлагали весьма серьезные обязанности: оповещать о появлении на вверенном участке «безбилетников», содействовать полиции в поимке преступников, следить за чистотой во дворах, исполнять все поручения полицмейстера по делам, касающимся китайцев.
Китайским старшинам поначалу платили вознаграждение (из средств, поступающих как паспортные сборы), и они исправно его требовали: в документах городской Управы второй половины 1880-х гг. - целый ряд заявлений от них по этому поводу. Однако уже в конце 1880-х г. г. стало ясно, что нововведение неэффективно: надежды на то, что китайские старшины станут помощниками в поимке китайских же правонарушителей, не оправдались. В апреле 1889г. городская Дума получила письмо от полицмейстера г. Владивостока, в котором он сообщает, что «.служба китайских стар-шин...не заслуживает денежного вознаграждения» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп.
1. Л. 41). На счету в связи с этим остались неизрасходованные средства в сумме около 1300 рублей (по книге сборов за китайские билеты за 1888 г.), и гласные городской думы обратились к губернатору с просьбой: пустить эти средства на нужды города. Однако из канцелярии Генерал-Губернатора за подписью П.Ф. Унтербергера пришел отказ и постановление: «Использовать деньги по назначению - для усиления полицейского надзора за китайцами». (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д96. Л. 41).
Категоричность решения губернатора вполне понятна: за две недели до этого во Владивостоке произошел крупный пожар - полыхала базарная площадь. Это случилось из-за китайских печей, устроенных прямо в фанзах. Пожар охватил большое пространство, и площадь снова нуждалась в обустройстве. Об этом свидетельствуют последующие документы городской Управы, которые объединены в толстый том под названием «Устройство новых базарных лавок и столов взамен сгоревших в ночь на 8 апреля 1889 г. каменных харчевен» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 136). Отправная точка здесь - Постановление городской Думы от 18 апреля 1889 г.: «Поставить все лавки на площади в одну общую группу, состоящую из 4 корпусов, вмещающих 30 лавок, и расположить их согласно плана в районе неоконченного городского сквера». (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 136. Л. 8). Это решение отражало общий подход властей к благоустройству - уже началось формирование центра города: часть площади была отсыпана, начато строительство Городского Сада, а Манзовский базар все более вытеснялся к воде.
Пройдет несколько лет, и Манзовский рынок будет окончательно ликвидирован - земля у пристани отойдет в пользу коммерческого порта. Во всяком случае, в утвержденном в 1906 г. проекте городской застройки,
разработанном архитектором Н.К. Старожиловым, - рынок уже не предусмотрен. [6, с.56].
Именно в эти годы - в самом начале XX века - идет активная застройка так называемой «миллионки» - целого района в западной части Владивостока, примыкавшего к Семеновскому ковшу. Семеновский покос в первые годы столетия окончательно оформился как рынок, и китайские торговцы, с их удивительной способностью обживать и приспосабливать для коммерции любой участок города, - превратили его в бойкое торговое место в течение нескольких лет.
По всей вероятности, к 1907 г. все базарные лавки уже работали. Во всяком случае, целый том архивного собрания документов за 1907 г. составлен из прошений о сдаче в аренду строений и лавок на Семеновском базаре. В отличие от Манзовского рынка, Семеновский изначально формировался как место интернациональной торговли: наряду с китайцами прошения на обустройство лавок подавали также и россияне - купцы, мещане, уволенные в запас нижние чины. Однако со временем все меняется. Семеновский базар обретает тот же восточный колорит, которым славился и Манзовский рынок, - колорит, отличающий все китайские рынки, в какой бы стране они ни находились. Китайские купцы быстро устанавливают связи с поставщиками (большинство из которых - их соотечественники), скупают весь товар, и распределяют для продажи внутри своего сообщества. В историческом архиве Дальнего Востока хранится интересный документ - донесение агента - китайца военному Губернатору Приморской области (под грифом «секретно»). Агент сообщает: «С открытием навигации торговцы-китайцы между собой сделали тайное условие, согласно которому отправляются на пароходы, шлюпки и шаланды, где и скупают различные съестные припасы, делятся между собой и устанавливают одну цену для продажи таковых русским покупателям; каждый из них нажил уже по нескольку тысяч рублей» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 640. Л. 241).
Скученность лавок, антисанитария, нередкие случаи контрабанды, сговор между торговцами делают рынок объектом пристального внимания полиции. Помощник полицмейстера Владивостока - частый гость на Семеновском базаре и в прилегающих к нему кварталах. В своих рапортах он описывает «красоты» Семеновского рынка: «как улицы, пересекающие базар, так и прилегающая к нему Корейская полны глинистой грязи; на улицах ощущался зловонный запах и стояли лужи воды; в проходе между лавками грязно.» (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 640. Л. 193). Ответ из канцелярии Губернатора не заставил себя ждать: «Немедленно принять меры по устранению проблем, обозначенных в донесении Владивостокского полицмейстера». (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 640. Л. 193).
Меры, конечно, принимались, но трудно судить, насколько они были эффективны. Рынок плавно перетекал в перекресток Корейской и Семеновской улиц, откуда начинался мифический миллионный двор, где все привычное переставало существовать, где начинали действовать свои традиции и правила, где легко было затеряться среди своих, и жить, оставаясь незаметным и неподсудным, довольно долго. «Миллионка» - особый мир Владивостока, эдакое государство в государстве, которое управлялось по своим собственным законам. Здесь были харчевни, лавочки, мастерские ремесленников, опиумные курильни, притоны, игральные дома. Погрузив-
шись в лабиринты «миллионки», можно было легко заблудиться в кружеве лестниц и перекрестках галерей. Тут находил приют любой: были бы деньги, причем небольшие, ведь именно доступность здешних «прелестей» делала их столь привлекательными.
Застройка этой части города началась на рубеже веков. И к началу нового столетия карта местности, с разбивкой на кварталы, пестрела именами собственников участков (Купер, Даттан, Ильницкий, Демби, Иванов, Золотухин...), на чьих землях строились доходные дома, как деревянные, так и каменные [11]. По всей вероятности, именно близость Семеновского рынка решила судьбу этого квартала. Собственники жилья сдавали его внаем (или хозяева участков позволяли возвести на своей земле жилые постройки), не подозревая о дальнейших метаморфозах: комнаты делились фанерными перегородками на клетушки по 4-5 квадратных метров, в которых возводились двухъярусные нары; а если к ним еще прибавить «спальные места» на полу, - скученность выходила невероятная. Однако рядом и рынок, и пристань, поэтому все - и торговцы, и контрабандисты стремились найти приют в дебрях «миллионки».
Непритязательность в быту китайского населения известна: было бы, где преклонить голову на ночь, скромно отужинав в харчевне по соседству, после вечера, проведенного в игорном доме. Тут же - и зрелища, до которых обитатели квартала были весьма охочи: на территории «миллионки» располагались два китайских театра - Северный и Южный. Первый был вместительным и общедоступным: семечки, орешки, сладости, шелуха и обертки под ногами - этот театр посещали люди небогатые. А в Южном театре возле каждого зрителя во время представления стоял столик с чайником и чашечками, куда наливали чай. Здесь коротали вечера представители зажиточных слоев населения. Один из театров, скорее всего Северный, описывает в газете «Приамурские ведомости» известный педагог, этнограф Сергей Браиловский; причем автор отмечает, что открытие китайского театра состоялось на месяц раньше, чем русского [8]. Кроме Южного и Северного, был еще театр Ван Тын Сина на Корейской улице, весьма популярный даже за пределами «миллионки». Хозяин театра вложил в свое предприятие немалые средства (более 100 тысяч рублей), и, конечно, рассчитывал на прибыль. Поэтому, даже после пожара, случившегося в театре в 1902 году, он был отремонтирован и снова открыт для зрителей [2].
Представления, проходившие в китайских театрах, хоть и были для европейцев совершеннейшей экзотикой, привлекали и русское население, в частности, студентов-ориенталистов, которые приходили туда расширять языковый запас.
Театры работали во Владивостоке до конца 20-х гг. XX века. В первые годы Советской власти один из театров пытались использовать как кинотеатр для китайских рабочих: торжественное его открытие состоялось в августе 1929 года, когда во Владивостоке работал 2-й Тихоокеанский конгресс профсоюзов (в его честь и назвали кинотеатр, но название не прижилось, и китайцы впоследствии называли кинотеатр по-своему) [5]. Однако китайский кинотеатр просуществовал недолго: в конце 30-х годов, когда китайское население в городе заметно поредело, надобность в нем отпала, и в здании вскоре открыли кинотеатр «Родина» (работал до 1981 года, позднее на его месте построили одноименный торговый центр).
«Миллионка», как некий мифический образ, полна легенд и безумных историй: о призраке убитого здесь моряка, который регулярно появляется на улицах в ночное время; о подземном городе, состоящем из казематов и тоннелей; о том, что именно здесь зарыто золото Колчака. Этот район был окутан ореолом бандитской романтики; его боялись и в него стремились одновременно. Самим своим существованием «миллионка» напоминала стремящемуся жить по-европейски городу, что он находится в Азии. Здесь действовали свои правила: «миллионный двор» жил по законам китайского торгового сообщества, и с этим пришлось смириться даже новой власти.
Одним из первых советских постановлений, касающихся жизни китайской диаспоры, в том числе во Владивостоке, - было распоряжение о запрете на въезд китайцев в Приморье с целью заработка, что значительно снизило их приток. Это вполне вписывалось в концепцию нового общества с его запретом на частную собственность и коммерческую инициативу. Однако китайских рабочих в городе оставалось еще очень много (большинство из них трудились в порту), и в связи с этим новая власть считала проведение политической работы среди китайского населения одним из важных направлений своей деятельности.
Уже в сентябре 1923 года на совещании актива при Приморском Губ-коме РКП(б) было принято решение начать массовую политическую и профессиональную работу в среде китайского пролетариата. Способами привлечения китайцев к общественной жизни стали: организация клуба для китайских рабочих (Клуб им. 1 Мая), издание газет на китайском языке, подготовка пропагандистов, мероприятия по ликвидации неграмотности (открытие китайской школы, пунктов ликбеза, клуба и т. д.) (ГАПК. П-1. Оп. 1. Д. 203 Л. 129). А в 1927 году в городе даже некоторое время вещало китайское радио [9, с.123].
Но, несмотря на все усилия новой власти по вовлечению китайского населения в новую жизнь, в районе «миллионки» ничего не менялось. Подтверждением тому стали многочисленные докладные записки, справки, акты обследования в санитарном и пожарном отношениях домов, управлявшихся китайцами: помещения давно не ремонтировались, перекрытия между этажами прогнили и требовали замены, самодельные печи дымили нещадно [10, с.25]. Однако дальше документов дело долго не двигалось (здесь советская власть оказалась не успешнее имперской), и вплотную к вопросу о ликвидации «миллионки» власти подошли уже в 1930-е годы, когда началась «зачистка» приграничных районов страны от беспаспортного и неблагонадежного элемента.
К началу 30-х годов XX века с «миллионкой» у властей ассоциировалось одно большое домовладение, принадлежавшее китайскому подданному Ван И Нану, который к тому времени проживал в Шанхае. Это - целый ряд трехэтажных строений в квартале, ограниченном домами по ул. Семеновской 3/8 - Корейской 12. Во всяком случае, именно так он обозначен в «Докладной записке по вопросам притононасыщенности г. Владивостока», составленной начальником местного ГПУ Темновым в 1933 году. Не жалея красок, он живописует район как «...рассадник и убежище преступного мира различной окраски не только г. Владивостока, но и Дальневосточного края, ... где гнездятся мелкие и крупные контрабандисты, ... лица, специально занимающиеся переправкой людей за границу, валютчики, притоны
воров и воров-рецидивистов...» (ГАПК. Ф. 25. Оп. 6. Д. 4. Л. 3-5).
Ситуация усугублялась пагубным влиянием на рабочих, которое «... за последнее время настолько возросло, что ежедневно можно насчитать десятки случаев невыхода рабочих на работу в предприятиях, в особенности, по разгрузке пароходов, рыбных промыслов и отправки пароходов в заграничное плаванье лишь потому, что на данной отрасли ... работают преимущественно восточники, которые, благодаря квартирному кризису, попадают в объятия «миллионки» (ГАПК. Ф. 25. Оп. 6. Д. 4. Л. 3-5).
В активную борьбу с «миллионкой» как явлением включилась и Приморская рабоче-крестьянская милиция. Начальник местного управления Селютин в 1933 году подает в адрес председателя облисполкома докладную записку «По вопросу состояния преступности в доме №10 по ул.Семеновской - угол Корейской («миллионка»), где характеризует миллионный двор как место, которое «с 6 утра до 12 ночи живет людьми посторонними: покупают, воруют, хулиганят, мошенничают» (ГАПК. Ф. 25. Оп. 6. Д. 4. Л. 3-5). Описывая процветающие в квартале виды преступности, начальник городской милиции подводит итог: «Миллионка» является самой большой «черной биржей», которая поглощает в себе абсолютно все виды преступлений» (ГАПК. Ф. 25. Оп. 6. Д. 4. Л. 3-5). Отсюда - вывод о судьбе «миллионки»: «Дом должен быть очищен не только от наркоманов и притоносодержателей, но и изъят от владельца, которым в данное время является китайский подданный; изменить внутреннюю структуру дома, ликвидировать массовые перегородки в каждой квартире; выселить из дома лиц, не занимающихся общественно-полезным трудом, создав санитарные условия в доме и квартирах» (ГАПК. Ф. 25. Оп. 6. Д. 4. Л. 5).
Через пару лет стало ясно, что без репрессивных мер не обойтись: выносились бесконечные постановления - о выселении не прописанных жильцов, о ремонте помещений домовладельцами, о приведении в порядок придомовых территорий... однако ничего не менялось. Дошло до того, что дело о Владивостокской «миллионке» взяли на контроль в Москве. И начался процесс ликвидации злачного квартала, в ходе которого было закрыто 97 притонов и репрессировано 807 человек, являвшихся «притоносодержателями». (ГАПК. Ф. П-1.ОП.1. Д. 462. Л. 297).
Сохранилась «Докладная записка по итогам выполнения директив по ликвидации «Миллионки», датированная декабрем 1936 года и адресованная секретарю Приморского областного комитета ВКП(б) Мякинену. В ней дается характеристика «миллионки» как самого злачного места в городе, ставшего «...убежищем всего преступного и бездокументного элемента, всех прибывающих из-за границы контрабандистов и японских шпионов, причем последние в этих же домах получали все интересующие их сведения, поскольку сталкивались с лицами, работающими в госорганизациях и даже на военных объектах» (ГАПК. П-1. Оп. 1. Д. 462. Л. 297-298). Здесь уже речь идет не только об антисанитарии и пожароопасности; исходя из этого документа, «миллионка» - район, угрожающий государственной безопасности. А такие формулировки в 1930-е годы, как известно, были очень весомым аргументом в пользу применения репрессивных мер.
В течение нескольких месяцев (с мая по декабрь 1936 года) органами ГПУ были взяты на учет все проживающие в районе «миллионки» китайцы. Часть из них (примерно 3700 человек) с началом репрессивных
действий выехали в Китай, другие - разбежались по окрестным селам, пополнив своей «беспаспортной» массой немногочисленные ряды колхозников, а некоторые приняли советское гражданство. Дома были преданы в управление предприятиям и организациям, которые стали расселять в них своих сотрудников. Дети и внуки многих из них живут на «миллионке» и сейчас.
Сегодняшняя «миллионка» - потихоньку разрушающийся квартал в историческом центре города. Волею судеб оказавшиеся в этих домах жильцы пытаются, как могут, обустроить свой быт: ставят пластиковые окна и металлические двери, устанавливают кондиционеры. «Миллионка» наших дней пестрит разноцветными вывесками различных фирм и кампаний. Под этим слоем технологий нового века все труднее разглядеть следы прежней жизни, и с каждым годом безвозвратно уходит мрачное очарование этого района, несколько десятилетий будоражившего город своей восточной экзотикой.
«Миллионка» - не просто фрагмент исторического центра Владивостока, это неотъемлемая часть культурной среды региона, то, что определяет его оригинальный облик как мультикультурной единицы, включенной в геополитическую структуру современной России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае. (Очерк физикогеографический). М.: Крафт. 2004.
2. Дальний Восток. 1902. № 84.
3. Дальний Восток. 1906. 15 июня.
4. Ершов Д.В. Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке. М.: ЗАО Центрополиграф, 2010.
5. Красное знамя. 1929. 21 августа.
6. Матвеев Н.П. Краткий исторический очерк г. Владивостока.-Владивосток. 1990.
7. Обертас В.А. Основы градостроительной структуры г. Владивостока. Владивосток. 2011.
8. Приамурские ведомости. 1899. 7 июля.
9. Рыкунов Д.Э. Первый кинофестиваль китайского кино во Владивостоке. // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2009. № 3.
10. Чернолуцкая Е.Н. Конец «миллионки»: ликвидация китайского квартала во Владивостоке (1936 г.). // Россия и АТР № 4. 2008.
11. Natsuko Oka. Koreans in the Russian Far East: Collectivisation and Deportation. Manuscript of the paper for Conference «Russian Far East: Past and Present». Хабаровск. 1995.
Petruk A.V.
Chinatown as an economic phenomenon and part of the cultural environment of Vladivostok
neTpyK A.B. _______________________________________________________________________
The given research - attempt to recreate (on the basis of archival documents and sources from meeting PGOM) history of formation of the Chinese quarter in Vladivostok, to show its development (up to liquidation in 1936) and to reflect on its further destiny.
Key words: the Chinese quarter, «Millionka», an ethnic group, «Man’czi the market»
