Китайская диаспора в России: современное состояние и перспективы. (обзор) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

М.С. Пальников

Китайская диаспора в России: Современное состояние и перспективы. (Обзор)

В работе предпринимается попытка выявить масштабы и характер китайской эмиграции в Россию, ее организационные формы, механизмы управления. Анализируется деятельность землячеств, направленная на «укоренение» китайских мигрантов в Российской Федерации.

The author attempts to define the scale of Chinese immigration into Russia, the main features and forms of its organization and management. The functioning of Chinese communities and their efforts to take roots in the Russian Federation are analyzed as well.

Ключевые слова: эмиграция из Китая, китайские землячества, китайская диаспора, чайна-таун, китайская угроза.

Key words: emigration from China, Chinese communities, Chinese diaspora, Chinatown, the Chinese threat.

В обзоре рассматриваются особенности формирования в России китайской диаспоры, появление и быстрое становление которой стало причиной возрождения в российском обществе опасений и страхов по поводу «китайской угрозы», впервые возникших еще в начале ХХ в.; анализируются причины возобновления китайской эмиграции после распада Советского Союза; ее масштабы и перспективы роста; виды диаспорального расселения по территории РФ и формы укоренения в российском социуме; отношения китайской

диаспоры с властями и местным населением, а также формы отстаивания диаспорой своих интересов.

Причины широкомасштабной эмиграции из Китая

В настоящее время китайские диаспоры существуют в 150 странах мира, тогда как трудовых мигрантов из КНР можно встретить уже в 180 странах (19, с. 9, 15). Все это свидетельствует о значительных масштабах китайской эмиграции.

Побудительными факторами для наблюдаемого ныне «эмиграционного выброса» из КНР служат:

- сохраняющееся в стране огромное аграрное перенаселение, выталкивающее в города избыток сельской рабочей силы: по оценкам, если бы власти КНР приступили в настоящее время к модернизации сельского хозяйства и осуществили «зеленую революцию», в отрасли пришлось бы ликвидировать примерно 300 млн. рабочих мест (28, с. 336);

- высвобождение рабочей силы в самих городах, связанное со структурной перестройкой экономики, сопровождающееся отставанием темпов создания новых рабочих мест от потребностей рынка труда;

- все еще невысокий, подталкивающий к эмиграции средний уровень жизни, в том числе лиц умственного труда;

- сознательное использование эмиграции в качестве одного из инструментов реализации стратегии внешнеэкономической экспансии КНР под названием «Идти вовне», принятой в 2000 г.

Одной из целей этой стратегии является завоевание значительной, до 10%, доли международного рынка труда (в настоящее время эта доля составляет 2-3%).

По расчетам китайских экономистов, при условии ежегодного выезда за рубеж 1-2 млн. трудоспособных и ориентированных на предпринимательскую деятельность китайцев в самой КНР и за ее пределами может появляться 10-20 млн. новых рабочих мест, что позволит сократить безработицу и повысить уровень жизни миллионов граждан. Одновременно китайские предприниматели будут внедряться в экономику принимающих стран, увеличивая возможности накопления капитала, который можно будет направить

на закупку сырья и технологий, дальнейшее развитие производства в самом Китае.

«Массовая эмиграция из Китая, - констатирует китаевед А. Ларин, - в ее нынешнем вице.., безусловно, выыгодна государству: она превращается в важное средство модернизации страны, поскольку ее результатом является приток инвестиций и современных технологий от новых эмигрантов» (19, с. 9-10). Видимо, эти выгоды настолько высоки, что они перекрывают потери Китая от «утечки умов», хотя властями и предпринимаются все возможные меры, чтобы минимизировать ущерб, наносимый этим явлением интеллектуальному и экономическому потенциалу страны.

В 2007 г. руководством КНР быпла обнародована еще одна программа, призванная дополнительно помочь в решении проблемы перенаселенности китайской деревни и заключавшаяся в том, чтобы брать в аренду или приобретать в собственность пахотные земли в зарубежных странах. По идее разработчиков программы, на них должны трудиться китайские земледельцы, производя сельскохозяйственную продукцию как для внутренних нужд КНР, так и для поставок на мировые рыгнки продовольствия. Согласно данным одного из специализированных российских агентств, на начало 2009 г. китайскими компаниями было приобретено и освоено в Российской Федерации 80,4 тыс. га сельхозугодий (21). Это немного, но, возможно, это только начало экспансии в данном направлении. Важно учитывать при этом, что российская земля привлекательна тем, что она заметно дешевле, чем во многих других странах.

Таким образом, для китайской эмиграции существуют мощные внутренние стимулы, которые руководство Китая стремится как можно полнее реализовать в рамках своей стратегии внешнеэкономической экспансии. Этому способствуют постепенная либерализация условий выезда из страны, содействие стремлению китайцев попытать счастья за рубежом, внешне непримиримая, а в действительности не очень последовательная борьба с нелегальной миграцией. Но, как показыывает опыт России, именно нелегалы составляют большую часть мигрантов из КНР.

Российская Федерация привлекательна для китайских мигрантов по следующим причинам:

- наличие рынка труда и свободных рабочих мест, особенно в отраслях, не представляющих интереса для коренного населения;

- более высокая заработная плата, чем в аналогичных отраслях в Китае;

- возможность сбыта продукции невысокого качества, производства контрафакта и фальсификата, а также реализации контрабанды;

- обилие дешевых сырьевых ресурсов;

- благоприятные условия для нелегальной занятости и полного ухода от уплаты налогов благодаря широко распространенной коррупции;

- шанс получить работу, чаще всего также на нелегальных условиях, на предприятиях, открытых в России соотечественниками;

- перспектива для бедняков - выходцев из сельских местностей не менять профессию, а продолжать работать на земле, причем на гораздо больших участках, чем это возможно в Китае.

Масштабы эмиграции из Китая и перспективы ее роста

Прежде чем перейти к оценке масштабов и перспектив китайской эмиграции, хотелось бы сделать небольшое отступление. Дело в том, что в ряде стран Азии всерьез полагают, что нелегальная эмиграция из Китая осуществляется в соответствии с долгосрочным планом «ненасильственной абсорбции» региона. Высказывается мысль, что Китай «может занять доминирующее положение в системе глобальной миграции и в конце концов изменить характер принимающих обществ» (19, с. 11). С учетом примеров из новейшей истории Китая подобные опасения не кажутся беспочвенными. Даже отвлекаясь от классического случая занявшей менее века этнической абсорбции Маньчжурии, можно найти примеры из более близкого нам времени.

Так, во Внутренней Монголии - автономном районе Китая, после 1949 г. этнический состав населения менялся в пользу китайцев настолько быстро, что уже к началу 1990-х годов из примерно 20 млн. жителей лишь 1,7 млн. человек принадлежали к потомкам Чингисхана. Другой пример. В свое время Мао Цзэдун, добившийся согласия Москвы на присоединение Синьцзяна, направил туда 8-ю полевую армию с четким приказом гарантировать не только

военное присутствие, но и врасти там корнями, обосноваться на местах в качестве вооруженных поселенцев. Когда завершилась «культурная революция», к военным добавили массу ставших ненужными хунвейбинов, отправленных в Синьцзян с целью освоения остававшихся незаселенными земель. В результате если до 1949 г. в автономии насчитывалось не более 10% китайцев, то в настоящее время они составляют половину населения Синьцзян-Уйгурского автономного района, а в столице автономии г. Урумчи соотношение китайцев и уйгуров вообще достигает 8 : 1 (28, с. 397, 401, 404405). Аналогичным образом процессы китаизации развиваются во все еще мечтающем об отделении Тибете: начиная с 1959 г. сюда прибыло столько китайских переселенцев, что в итоге они стали составлять большинство населения автономии (17, с. 41). В связи же с недавно провозглашенным «курсом на развитие окраин» можно предположить, что их заселение ханьцами получит дополнительный импульс и через несколько десятилетий отделяться будет просто некому.

Конечно, можно возразить, что все это происходило и происходит на территории Китая, отделенного от других стран государственными границами, а сам Китай строго придерживается принципа нерушимости границ. Но с учетом того размаха, который приобрели нелегальные формы миграции, «окраины для освоения» могут появляться безотносительно к требованиям соблюдения государственного суверенитета в самых разных уголках мира, и одной из них может вполне оказаться Россия.

Важно иметь в виду, что «китайская общественность», включая ученых, уже подводит под такого рода «тихую экспансию» идеологическую базу, задаваясь вопросом: «Почему никто не бьет тревогу по поводу того, что 50% этнических европейцев живут вне своего континента и разбросаны по всему миру, тогда как китайская диаспора составляет менее 3% населения Китая?» Она же отвергает сравнение китайцев с западными колонизаторами - «завоевателями и расистами», уверяя, что китайцы на протяжении всей своей истории занимались исключительно мирным трудом и не нарушали местных законов. «Поэтому китайская диаспора в своих классических формах может послужить «плодотворным образцом для будущей миграционной волны, зреющей в человеческом обществе» (19, с. 11). Но уже само сопоставление 50% и 3% обнаруживает, 170

что именно китайцы готовы претендовать на весьма значительную долю этой грядущей миграционной волны.

Вплоть до последнего времени масштабы китайской миграции в Российскую Федерацию оставались предметом спора. Ряд ученых, в первую очередь профессиональных китаеведов, стремится приуменьшить ее размеры, исходя скорее всего из соображений политкорректности. Они выступают против чрезмерного, по их мнению, «алармизма» тех демографов, экономистов, политологов и т.д., кто «по долгу службы» сопоставляет миграцию из КНР с миграцией из стран СНГ и «дальнего зарубежья», исследует не только конкурентные преимущества различных миграционных потоков, их адаптационные и ассимиляционные особенности и т.п., но и сравнивает их потенциалы, принимая во внимание такое принципиальное различие между странами исхода - КНР и странами СНГ, -как отсутствие у последних территориальных претензий к Российской Федерации. Хотя формально КНР не предъявляет территориальных претензий к РФ, тот факт, что в этой стране на протяжении длительного периода времени широкое хождение имеют учебные карты, на которых значительная часть территории РФ окрашена в цвета КНР, продолжает подогревать опасения по поводу умонастроений едущих к нам на заработки китайцев, а также реальной численности тех, кто уже находится в России. В подобной обстановке якобы «алармистские преувеличения», в общем-то, вполне понятны и даже неизбежны.

В то же время нельзя не учитывать, что различия в подходах к оценкам, как и выбор самих оценок, постепенно нивелируются, в первую очередь под влиянием очевидного нарастания китайского присутствия. Как иногда случается, на помощь приходит заграница. Так, уже цитировавшийся в данном обзоре А. Ларин, относящийся к тем ученым, кто призывает не поддаваться «магии цифр», в одной из работ последнего времени сам приводит важные новые данные по 20 странам мира с наибольшей численностью проживающих в них этнических китайцев. Причем они именуются «гражданами стран проживания». Согласно статистическим данным, почерпнутым А. Лариным из материалов Комиссии по делам зарубежных китайцев (Тайвань), таких этнических китайцев, или хуацяо, постоянно живущих за рубежом и имеющих гражданство соответствующих стран, в мире насчитывается не один десяток миллионов

человек. Только в России, занимающей одиннадцатое место, их численность достигает почти миллиона человек (см. табл.) (20).

Таблица

Страны мира с наибольшим числом хуацяо (зарубежных китайцев), имеющих гражданство стран проживания (по состоянию на 2005 г.)

№ места Страны Китайцы - граждане страны проживания (человек)

1 Индонезия 7 566 200

2 Таиланд 7 153 240

3 Малайзия 7 070 500

4 США 3 376 031

5 Сингапур 2 684 936

6 Канада 1 612 173

7 Перу 1 300 000

8 Вьетнам 1 263 570

9 Филиппины 1 146 250

10 Бирма 1 101 314

11 Россия 998 000

12 Австралия 614 694

13 Япония 519 561

14 Камбоджа 343 855

15 Англия 296 623

16 Франция 230 515

17 Индия 189 470

18 Лаос 185 765

19 Бразилия 151 649

20 Новая Зеландия 147 570

Из таблицы следует, что основная масса хуацяо сосредоточена в странах Юго-Восточной Азии, Австралии и Новой Зеландии, где их насчитывается почти 30 млн. человек. Но и в других странах мира их уже около 9 млн., в том числе в России почти 1 млн. человек (998 000 человек в 2005 г.).

Вероятнее всего, мы имеем дело с некоей расширенной трактовкой понятия гражданства, в связи с чем кажущееся на первый взгляд неоправданным отнесение десятков миллионов зарубежных

китайцев к гражданам приведенных в таблице стран в действительности имеет под собой определенные основания.

Во-первыгх, это широко распространенная в странах ЮВА практика двойного гражданства. Во-вторыых, - и это главное - идеология мультикультурализма рассматривает гражданство как неотъемлемое право личности, ее естественную характеристику и как соответствующий правовой статус вне зависимости от места проживания. Подобная точка зрения получила широкое распространение уже более чем в 90 странах мира, и, судя по всему, ее придерживаются и тайваньские статистики. Применительно к России, в практике которой прецедентов массового предоставления китайцам российского гражданства официально не отмечалось, речь, на наш взгляд, может, скорее, идти о хуацяо, находящихся на разных стадиях легализации. Но в любом случае эти данные заслуживают внимания, поскольку существенно (в сторону повыпшения) корректируют оценки численности обосновавшихся в России китайцев.

В итоге тот факт, что в стране может легально проживать без малого миллион лиц китайского происхождения, заставляет задуматься о том, что алармисты могут быыть не столь уж и далеки от истины, когда утверждают, что только на Дальнем Востоке России может находиться не менее 1 млн. китайцев (8, с. 49). В сущности, это не столь уж невероятно. Наличие не прикрыпых пограничными войсками обширных участков границы с Казахстаном (не говоря уже о весьма протяженной - более 3600 км - сухопутной границе России с Китаем); несовершенство российского миграционного законодательства в отношении визового режима для граждан КНР; коррумпированность части аппарата российских миграционных служб и отсутствие надлежащего статистического учета; широкое использование мигрантами таких легальных каналов въезда, как поездки на учебу за свой счет, туризм (включая бизнес-туризм), очень популярные у китайцев поездки в составе многочисленных делегаций - торговых, для закупки оборудования, обмена опытом и т.д., используемые для того, чтобы въехать, а затем незаконно остаться в России, - все это вместе взятое свидетельствует о существовании весьма благоприятных условий для проникновения китайских мигрантов на территорию нашей страны. И если власти КНР, заботясь о собственном имидже, могут в определенных обстоятельствах обеспечить достаточно успешное пресечение попыток неле-

гального перехода китайско-российской границы, вылавливая и нередко сурово наказывая организаторов подобных операций, так называемых «змеиных голов», то во всех остальных случаях они по сути дела могут лишь обозначить видимость противодействия, поскольку китайские мигранты превращаются в нелегалов уже после того, как они легально пересекут границу. В итоге, как и в практике любой другой страны в аналогичной ситуации, КНР остается формально непричастной к происходящему, хотя и вынуждена принимать участие в последующей депортации тех, кто будет уличен в незаконном пребывании на территории РФ.

Вина за происходящее, безусловно, лежит и на России, где имеется немало лиц, заинтересованных в том, чтобы из КНР к нам прибывали именно нелегалы. Помимо бизнеса, которому выгодно иметь дело с дешевой и бесправной рабочей силой, это и часть работников миграционных служб, за взятки помогающая китайским иммигрантам легализоваться и находиться в России на законных основаниях. По свидетельству генерал-лейтенанта милиции Ю. Драгунцова, начальника службы собственной безопасности МВД РФ, этой службой в последнее время были раскрыты «четко отлаженные коррупционные схемы» в подразделениях ФМС по Башкортостану и Северному Кавказу. «Эти схемы были выстроены при участии самих миграционных руководителей. Речь идет о массовых фактах незаконной выдачи паспортов, покровительстве этническим преступным группировкам, хищениях ценностей, предназначенных для переселенцев, многотысячных «откатов» (10, с. 6). Выделив из этой цитаты слова о массовой незаконной выдаче паспортов и о содействии этническим ОПГ, напомним, что южная оконечность Башкортостана, например, находится всего лишь в нескольких десятках километров от границы РФ с Казахстаном.

Вообще же, правомерно говорить о наличии своего рода смычки между российскими и китайскими коррупционерами, хотя сами они могут и не подозревать о существовании друг друга. Вот как в свете имеющегося опыта может происходить поездка китайской делегации. Сначала потенциальные эмигранты вручают требуемую сумму денег представителю ОПГ («змеиной голове»), у которого есть «свои люди» в некой государственной компании. Те обращаются к провинциальным властям за разрешением отправить за рубеж делегацию, допустим, с целью изучения «передового 174

опыта». Готовится список членов делегации - сотрудников компании с их анкетными данными. Поскольку в списке все соответствует действительности, его утверждают. После этого фотографии во въездных документах заменяются на другие, и мнимая делегация въезжает в Российскую Федерацию. После пересечении границы в паспорта вновь вклеиваются фотографии их настоящих владельцев, а нелегалам выыдаются фальшивые документы. Представитель ОПГ сдает паспорта в компанию, и та возвращает их владельцам. Теперь сотрудники компании могут в любой момент предъявить паспорта официальным властям в качестве доказательства успешного возвращения на родину. Между тем оставшиеся в России обладатели фальшивых документов, если они намерены легализоваться, поступают в распоряжение соответствующих сотрудников ФМС, у которых опять-таки за деньги можно получить уже настоящие паспорта РФ. О подобных противоправных сделках все чаще упоминается и в научной литературе, и в средствах массовой информации, что, безусловно, свидетельствует о масштабности нелегального проникновения китайских мигрантов на территорию Российской Федерации (19, с. 12).

Что касается дальнейших перспектив эмиграции из Китая, можно предположить, что ожидаемое резкое сокращение в России численности лиц трудоспособного возраста, прогнозируемое на период 2010-2019 гг., вызовет острую потребность в импорте рабочей силы именно из КНР. Российская Федерация может оказаться заинтересованной в привлечении оттуда в растущих объемах рабочей силы для поддержания собственных промышленности, сельского хозяйства, социальной и технологической инфраструктур, в том числе путем повышения китайского присутствия на совместных предприятиях. «Это будет выгнужденная политика роста замещающей миграции, проводимая в жизнь по инициативе принимающей стороны» (23).

Виды расселения, формы и способы укоренения мигрантов в российской среде

В начальные годы китайской миграции в Россию все происходящее выгглядело как некий неупорядоченный, стихийный процесс, определяемый индивидуальными возможностями и предпоч-

тениями участников. Те, кто имел опыт городской жизни и обладал городскими профессиями, стремились попасть в города, чтобы найти там свою нишу, тогда как выходцы из деревень, часто неграмотные, естественным образом стремились поселиться поближе к земле, чтобы заниматься сельским хозяйством, продавая самостоятельно или через перекупщиков продукты своего труда. В этом общем потоке были те, кто не обладал никакой профессией и был готов выполнять любую, в том числе не всегда согласующуюся с законом работу.

Но уже вскоре после мощного старта стало очевидно, что и сам миграционный поток, и последующее расселение, равно как и формы и способы укоренения мигрантов в российской среде, быпли вполне упорядоченными и определялись не только личными целями, но и интересами китайского бизнеса и государства.

Хотя на первыых порах в миграционном потоке явно преобладали мелкие розничные торговцы, так назыываемые «челноки», добиравшиеся даже до Москвы и других городов Центральной и Северо-Западной России и вступавшие там в конкурентную борьбу с российскими «челноками», торговавшими турецким и европейским ширпотребом, уже тогда в этом потоке присутствовали те, кому предстояло создать в России сеть китайских торговых предприятий, ресторанов, салонов китайской и тибетской медицины, основать строительные фирмы и одновременно развернуть сеть подпольных банков, наладить систему поставок контрабанды и собственное производство контрафактной и фальсифицированной продукции «на местах». Как показали опросы, почти треть мигрантов уже в этот период составляли лица с высшим образованием и хорошим знанием иностранных языыков, в первую очередь - русского. Иначе говоря, это быпли будущие владельцы, управляющие и высший персонал фирм.

Показателен в этом отношении рассказ об одном из таких китайцев, которыый можно найти в статье В. Дятлова и Р. Кузнецова, опубликованной в сборнике «Байкальская Сибирь: Из чего складывается стабильность» (13, с. 182). Один из реальных хозяев розничного и мелкооптового рыынка в г. Иркутске - «элегантно одетый, хорошо образованный» - до приезда в Иркутск быпл директором вагоноремонтного завода в Шеньяне, с 18 лет состоял в КПК. В 1994 г. «занял у друзей небольшую сумму денег» и приехал в Ир-176

кутск, чтобы заняться бизнесом. Привез семью, разбогател, добился большого влияния среди китайцев и у администрации рынка. Во время дефолта 1998 г. потерял десятки тысяч долларов, сохранив за собой на рынке только четыре торговых места, но вновь встал на ноги. Прожив в Иркутске около восьми лет, перебрался в Москву, откуда уехал в США, где теперь содержит «небольшую лавочку». Многое в этом коротком рассказе наводит на размышления. Во-первых, та легкость, с которой этот, теперь уже делец, оставил свой довольно высокий пост, чтобы с «небольшой суммой денег» в кармане отправиться за рубеж заниматься там на свой страх и риск торговлей. Во-вторых, упоминается, что он член КПК и должен был, по идее, получить согласие на эту поездку со стороны партийной организации. Можно поэтому предположить иной порядок развития событий: герой рассказа едет в Россию, чтобы выполнить партийное поручение - создать там одну из ячеек торговой сети, в короткие сроки охватившей практически всю территорию РФ. И он успешно с этим заданием справился. Когда же случился дефолт, ему была оказана необходимая финансовая поддержка. Его последующий переезд в Москву, а затем в США можно расценить как вознаграждение за успешно выполненное поручение.

Выдвинутая гипотеза в принципе совпадает с мнением тех ученых, кто считает, что применительно к современному этапу китайской миграции можно говорить о продуманной политике, в рамках которой мигрирующая этнодисперсная группа выступает единым фронтом при финансовой поддержке властей, что обеспечивает реализацию государственной стратегии внешнеэкономической экспансии (4, с. 195). Но дело не только в этом. Как представляется, следует говорить также о том, что проводится такая политика создания «новых диаспор», при которой образующие их «новые хуацяо» оказываются обязанными своим благосостоянием нынешней власти и отвечают на эту заботу инвестициями в экономику страны. Эти инвестиции более надежны, чем инвестиции «старых диаспор». Хорошо известно, что страны ЮВА, откуда в Китай пришла первая волна иностранных инвестиций, выражали недовольство тем, что созданные за счет населения и природных ресурсов этих стран капиталы часть местных хуацяо вкладывала в промышленный подъем Китая вместо того, чтобы те служили ин-

тересам их собственного экономического развития. Опасаясь репрессий, часть проживающих в странах ЮВА хуацяо воздерживалась поэтому от подобного шага. Напротив, «новых хуацяо» в качестве инвесторов могут объединять не только экономические интересы, но и партийно-корпоративная солидарность, чувство ответственности и долга.

Важное значение для понимания целей и задач китайской миграции имеет география их расселения. Начавшись с Дальнего Востока, где были использованы традиционные приемы проникновения, такие как сосредоточение в приграничных районах, налаживание приграничной и трансграничной торговли, постепенная адаптация под себя не только локальных рынков, но и демографической ситуации (8, с. 195), китайская миграция практически в одно время с «челноками» распространилась на Восточную и Западную Сибирь и проникла даже в центральную часть России. И в те же сроки возникли потоки мигрантов других категорий, устремившиеся в крупнейшие города, в первую очередь в Москву. И это неудивительно. Столица России является основным транспортным узлом страны, через который проходит значительная часть грузовых и пассажирских потоков. Здесь сосредоточены основные финансовые ресурсы и совершается до 80% финансовых сделок. Здесь же осуществляется значительная часть операций по растаможива-нию грузов, поступающих из-за рубежа. Москву отличает наличие емкого потребительского рынка, что связано с заметно более высоким, чем в среднем по стране, уровнем доходов населения - в этом отношении Москва уступает лишь двум-трем нефтегазовым и алмазным «столицам» Сибири и Дальнего Востока. Наконец, это просто огромный город, в котором, если нужно, можно достаточно легко «затеряться», здесь существует немало возможностей, чтобы осесть всерьез и наладить собственное дело, причем, необязательно легальное.

Именно Москва стала первым российским городом, в котором сложилось китайское землячество, обладающее, по мнению специалистов, практически всеми основными признаками чайна-тауна (7, с. 47-66). Среди них следует выделить такие признаки, как: абсолютная замкнутость, непрозрачность бизнеса, существование в собственном мире, или, как выразился один из исследователей, «подчиняясь неслышным приказам» (4, с. 195). Однако говорить о 178

том, что московское землячество представляет собой классический чайна-таун, видимо, нельзя, поскольку китайцы живут в Москве все же не компактно, они рассредоточены по территории города1.

Почти 70% китайцев находят пристанище в бывших общежитиях ПТУ или высших учебных заведений. Эти помещения представляют собой не столько жилые дома, сколько торгово-ярмарочные центры. Здесь хранят товары, шьют вещи, готовят и продают национальную еду, аккумулируют ежедневную выручку от продаж и осуществляют разнообразные финансовые операции, принимают деловых партнеров, открывают офисы, фабрикуют поддельные документы и оказывают соотечественникам множество разнообразных услуг. Кроме того, китайские предприниматели арендуют или владеют на правах собственности частью площадей нескольких одно- или двузвездных гостиниц. Обычно это один-два этажа, которые сдаются под жилье или офисы приезжим или постоянно проживающим в Москве китайским коммерсантам. Каждый четвертый китаец арендует квартиру или имеет собственное жилье, но аренда при этом (как и у мигрантов ряда других национальностей) достаточно своеобразна: она осуществляется всклад-чину и в нарушение всяких санитарных норм - в однокомнатной квартире могут проживать до 7-15 человек (22, с. 46).

Почти 40% членов землячества живут в столице более трех лет, каждый четвертый - более пяти лет (22, с. 47), что может свидетельствовать о наличии у значительной части московских китайцев не только систематически возобновляемого вида на жительство, но и российского гражданства. Вместе с тем четверть всех обитателей столицы данной национальности составляют начинающие бизнесмены, срок пребывания которых в городе не превышает одного года (22, с. 47). Весьма вероятно, что этот наиболее часто обновляющийся контингент образуют те, кто приезжает в Москву в качестве стажеров, проходящих здесь соответствующий курс обучения но-

1 Больше всего лиц этой национальности в настоящее время проживает на востоке Москвы, в Измайлове и Богородском. Повышенной долей китайцев в населении города выделяются: на юго-западе - Обручевский микрорайон; на северо-востоке - Ярославский; на севере - Аэропорт и Сокол; на западе - проспект Вернадского и Дорогомилово. В последние годы они стали активно селиться в Очакове и рядом со станцией метро «Автозаводская».

вому для них ремеслу. Большинство китайцев въезжает в Россию по туристическим визам и после завершения срока пребывания остается в Москве нелегально. Лица этой категории находятся в полной зависимости от «старожилов»-посредников, решающих их проблемы с властями, видом на жительство, выбором места жительства и собственно жилья, подбором соответствующей работы. Институт посредников, сложившийся уже в первые годы китайской иммиграции, достаточно своеобразен, и мы еще вернемся к этой теме, когда будем говорить о других типах расселения.

В целом московское землячество представляет собой крупнейший в Российской Федерации центр торговых и финансовых операций, в которых так или иначе участвует большинство поселившихся в городе лиц китайского происхождения. По официальным данным, в 2005 г. в Москве насчитывалось 150 тыс. легальных и 30 тыс. нелегальных мигрантов из КНР (1, с. 25). Если эти данные соотнести с упомянутыми выше сроками проживания, получится, что к этому времени уже 135 тыс. из них находились в городе более трех-пяти лет, и нельзя исключать, что среди них были те, кто проживал в Москве большее число лет. Можно предположить, что при всей их замкнутости достаточно большое число китайцев так или иначе, но вступало в контакты и общалось не только с москвичами -коренными жителями города, посещавшими китайские рынки и импровизированные торговые центры в общежитиях, но и с бизнесменами, и представителями городских властей, и с многочисленными оптовиками из европейской части России. Соответственно, между ними не могла не сложиться определенная система взаимоотношений со своими правилами общения.

В целом Москва за истекшие годы не могла не превратиться в территорию этнического, межцивилизационного и межкультурного общения и взаимодействия представителей народов двух стран, их взаимной адаптации и выработки взаимоприемлемых условий сосуществования. Могли возникать самые разнообразные контакты, в том числе неформальные, реализовавшиеся на уровне семей или отдельных личностей.

Подобного рода контакты могут осуществляться в форме оказания китайцам услуг переводчиков, обучения русскому языку, предоставления юридических услуг, посредничества в найме жилых и складских помещений, участия россиян в сделках в качестве 180

подставных лиц (к сожалению, достаточно широко распространенная криминальная форма «сотрудничества». - Авт.), работы на китайских рынках продавцами. В свою очередь, адаптация китайских граждан к московским реалиям осуществляется через освоение русского языка, обучение в высших учебных заведениях, деловое общение с московскими и приезжими предпринимателями, контакты с местными властями. В двух последних случаях часть контактов могут осуществлять те китайцы, кто намерен осесть в России на продолжительное время, адаптируясь к местным условиям в силу той роли, которую они играют в среде китайских мигрантов.

Это прежде всего владельцы или управляющие компаний, уже прочно встроенных в сложившуюся сетевую систему китайского предпринимательства. В принципе прервать их пребывание здесь может какой-нибудь катаклизм типа дефолта 1998 г., хотя нельзя исключать возможности продажи бизнеса в России и переезда в другую страну либо возвращения в Китай. Но в любом случае уже запущенный и встроенный в систему бизнес останется в России, и им станет заниматься кто-то другой, в свою очередь адаптируясь к местным условиям и нуждаясь в контактах с российскими предпринимателями и представителями властей.

В большей мере в контакты с российскими предпринимателями, чиновниками, просто отдельными гражданами могут вступать фирмы, специализирующиеся на оказании услуг по организации бизнеса, помощи в осуществлении капиталовложений, переводу бизнеса в другие города, проведении мониторинга и маркетинга, оказании разнообразных консалтинговых услуг, а также фирмы, подыскивающие жилье и организующие его аренду.

Как и в других местах, врастание китайских иммигрантов в социально-экономическую ткань российского общества происходит в Москве через смешанные браки, воссоединение семей, работу на российских предприятиях, зарегистрированный бизнес, приобретение недвижимости. Так, согласно опросу 2002 г., получить российское гражданство, вступив в брак с гражданином/гражданкой РФ, в Москве хотели бы 5,6% опрошенных китайцев, тогда как в браке состояли 2,8% из них (7, с. 136).

Судя по тому, что в последние годы был построен и введен в эксплуатацию российско-китайский торговый центр вблизи стан-

ции метро «Новослободская», а в 2007 г. началось строительство крупнейшего в России делового центра «Парк Хуамин» на северо-востоке Москвы, около станции метро «Ботанический сад», процесс усиления китайского присутствия в Москве будет продолжать набирать силу, одновременно принимая по-настоящему цивилизованные и современные формы. «Парк Хуамин», что в переводе означает «Парк-символ Китая», будет включать две башни высотой в 40 и 20 этажей, в которыых расположатся офисы компаний, пятизвездочная гостиница, конференц- и банкетные залы, торговые, выгставочные и спортивные центры. Вокруг центра будет разбит китайский ландшафтный парк. Быпло бы замечательно, если бы строительство этого центра стало началом конца крайне неприглядных «чайна-хаусов», но при этом не стало началом строительства чайна-тауна.

Следующими по привлекательности для поселения и оседания китайцев в России являются города, играющие роль региональных торговых площадок и в силу этого обладающие в определенной степени теми же преимуществами, что и столица и образуемый ею мегаполис. Одним из таких городов является Екатеринбург. Находясь на стыке европейской и азиатской частей РФ, этот город располагает крупнейшим в Уральском федеральном округе комплексом рознично-оптовой торговли, состоящим из более чем 20 специализированных торговыых центров, услугами которого пользуются не только жители города и области, но и других областей округа. Одновременно Екатеринбург служит торговой площадкой для многочисленных российских «внутренних челноков», т.е. для тех, кто теперь не ездит, как раньше, за рубеж, а приобретает товары для реализации гораздо ближе к местам собственного обитания, а также для мелкооптовых торговцев огромного региона, простирающегося от Волги до Енисея (5, с. 68-80).

Конечно, Екатеринбург вследствие более низких доходов населения заметно проигрыпвает Москве. Однако близость российско-казахстанской границы с ее уже отмеченными особенностями позволяет существенно снижать стоимость доставки товаров, в итоге остающихся привлекательными для массового покупателя.

Как и в Москве, «освоением» города на первых порах занимались китайские «челноки» - как «одинокие охотники», так и члены семей или кланов, образовывавших сети, в которых были 182

одновременно заняты «челноки», привозившие и продававшие товары, и производители товаров, трудившиеся в Китае. За счет максимальной экономии на производстве, доставке и продаже они в конечном счете отвоевали у российских «челноков», торговавших продукцией турецкого и европейского происхождения, значительную часть рынка, кроме сегмента, ориентированного на более состоятельную часть покупателей, предпочитавшую качественные товары из Европы. Этот выигрыш позволил китайцам расширять свои ряды за счет подключения односельчан и т.п., заменявших «челноков» первого поколения в качестве перевозчиков грузов. Освобождаясь от этой обязанности, те могли полностью переключаться на торговлю, больше не отвлекаясь на поездки за товаром. Это создавало предпосылки для адаптации к местным условиям в первую очередь тех из них, кто теперь постоянно находился в городе, получив возможность учить русский язык и налаживать отношения с местными предпринимателями. Поскольку семейными традициями на этих первопроходцев возлагалась забота об обеспечении вновь прибывавших жильем, питанием и рабочим местом, их контакты с местным населением и властями не могли не получать новых импульсов.

Но вместе с тем развивались неизбежные в условиях рынка конкурентные отношения между самими китайскими торговцами -место «челноков» все больше занимали более денежные оптовики, предлагавшие товар более высокого качества, фабричного, а не полукустарного домашнего производства, которым преимущественно и торговали «челноки». Не случайно их доля в общем объеме китайской торговли в РФ в настоящее время оценивается не более чем в 10%. Разоряясь, «челноки» стремились либо сменить город, либо (что случалось чаще) становились наемными работниками более крупных китайских компаний и оставались на месте. В итоге, как и в других российских городах, в Екатеринбурге сформировался достаточно постоянный состав китайского населения, образовавшего здесь свое землячество. Возможно, это не столь заметно в Москве, но на примере Екатеринбурга (как и его аналога - Уссурийска) ясно видно, что у китайского землячества, по крайней мере в ближайшей перспективе, существуют благоприятные условия для вполне легитимного оседания и укоренения в городе по той простой причине, что оно гарантирует бесперебойное функциониро-

вание не вообще розничной и мелкооптовой торговли, а «рынка для бедных». Когда не в торговыых центрах, а на открыгтых вещевыпх рыынках вышуждены отовариваться 52% горожан и гостей города, это свидетельствует о наличии у землячества большого запаса прочности. Вместе с тем в городской бюджет Екатеринбурга ежегодно поступает около 150 млн. долл. от разного рода сборов и местных налогов. Рабочие места в центрах и на рышках занимает немалое число горожан (5, с. 71-74).

Характерно, что эти, бесспорно, весомые аргументы в пользу землячеств, создавших и обеспечивших функционирование в России «рыынков для бедных», как и определенный приток средств в бюджет городов, особенно часто упоминаются в исследованиях, посвященных китайской миграции в города Сибири и Дальнего Востока. Не являются в этом отношении исключением и работы, посвященные анализу процесса формирования китайского землячества в Иркутске.

В условиях распада СССР Иркутск, город больше административный и торговым, нежели индустриальный, культурный центр Восточной Сибири, в силу своего выыгодного географического положения на стыке путей между западом, востоком и отчасти севером Российской Федерации превратился в центр притяжения, а также транзита сразу для нескольких потоков внешней миграции. Это быпли потоки хлынувших на российскую территорию китайцев, монголов, вьетнамцев, корейцев из КНДР, с ними пересекались потоки беженцев из стран СНГ и выезжавших во вновь образовавшиеся государства представителей соответствующих титульных народов. Поток китайцев быпл преобладающим, и они поразительно быстро создали собственные структуры, готовые принимать маятниковых торговцев и других мигрантов. В считанные годы Иркутск быпл превращен в перевалочный пункт для китайских мигрантов, следовавших в европейскую Россию и за границу, а также в базу для хранения, подработки и дальнейшей транспортировки китайских товаров. Одновременно, опираясь на поддержку старой китайской диаспоры, сохранившейся в городе еще с советских времен, армия маятпиковыпх мигрантов создала предпосылки для формирования постоянной оседлости. Потребность в последней вполне объяснима: функционирование перевалочного пункта требует постоянного присутствия опытных и авторитетных спе-184

циалистов, в которых в дополнение к сыгравшим ведущую роль русским китайцам превратилась часть наиболее предприимчивых и удачливых маятниковых торговцев. Вместе они сформировали устойчивый «слой постоянных перекупщиков, посредников, продавцов на китайском рынке «Шанхай», хозяев гостиниц и туристических агентств» (12, с. 120). Что касается «материальной базы», китайцы проявили в отношении ее формирования максимум расчетливости - они ограничились арендой общежитий и частных квартир, превращавшихся ими в нечто среднее между гостиницами и складами. Как пишет доктор исторических наук В. Дятлов, «лучше всего здесь подходит термин "ночлежка"». Уже в 1995 г. на учете в органах МВД города состояло более 1 тыс. подобных заведений (12, с. 11-12). В то же время в городе не отмечалось появления китайских ресторанов, магазинов, больниц и т.п., незначительным оказалось число и чисто китайских или смешанных предприятий, что только подчеркивает ориентацию местного землячества на обслуживание транзита мигрантов и транзитные операции с товарами.

Второй причиной для оседания на длительный срок или постоянного проживания в Иркутске (как и везде, где селятся китайцы) стало возникновение вещевого рынка - муниципального предприятия, истинными хозяевами «китайской части» которого являются две-три семьи, и именно на них работает большая часть занятых там продавцов (по найму либо беря товар на реализацию). Как всегда, по российской традиции, рынок был открыт как временный и, действительно, много раз закрывался по соображениям пожарной и эпидемиологической безопасности, но, несмотря ни на что, он продолжает функционировать, принося городу определенный доход (в среднем по 32,6 млн. рублей в год в 1998-2002 гг.) и очевидным образом выполняя важную социальную функцию «рынка для бедных» (12, с. 127). Очевидно также, что для китайцев рынок играет роль своего рода гаранта неприкосновенности всех других созданных ими торгово-посреднических структур и землячества в целом.

Что касается интеграции оседлых китайских мигрантов в российское общество, их желания получить вид на жительство или даже гражданство, само положение Иркутска как промежуточного, перевалочного пункта заставляет их искать возможности для таких деловых контактов с местными предпринимателями и админист-

рацией, находить с властью общий языык. И это, конечно, лучше делать, будучи официально легализованной персоной. Данное условие, в первую очередь, относится к посредникам - категории лиц, обязанных хорошо знать и российское законодательство, и российские обыычаи. Особенно ценятся те из них, кто занимается оформлением документов и урегулированием споров, поскольку в этих случаях посредник должен иметь и легальный статус, и прочные связи в местных, не только бюрократических, но и в криминальных кругах. Авторитет таких посредников, «их слово» позволяют ускорить решение вопросов регистрации, прописки, оформления других необходимых документов.

Доверие к посреднику возрастает, если он живет в России вместе со своей семьей или родственниками. Важное значение имеет место рождения. Если посредник родился в России и, следовательно, является российским гражданином, он пользуется большим кредитом доверия со стороны российских контрагентов и многое в успехе сделки в таком случае зависит от уровня знания им нюансов поведения и местного менталитета. Если посредник родился в Китае, он должен тем более стремиться «вжиться» в российскую среду, перенимая привыгчки россиян в общении и поведении. В целом посредникам нужно хорошо знать экономическую конъюнктуру, уметь подсказать, во что именно лучше вложить деньги в каждый данный момент и предвидеть трудности, с которыыми придется столкнуться. В Иркутске в обязанности посредников входит не только оказание разнообразных услуг китайским клиентам и защита их интересов, но и сбор денег с рядовыгх торговцев для уплаты налогов, а также отчет в государственных налоговыых органах. То есть посредники - это люди, имеющие опыт постоянного общения с властями, их общественное положение требует, чтобы они имели не просто вид на жительство, а российское гражданство. Как свидетельствует Н. Шармакшеева, вращавшаяся в среде посредников в соседнем Улан-Удэ, одним из популярных пожеланий на корпоративных встречах посредников является именно пожелание получения российского гражданства (27, с. 143). Можно предположить, что наряду с обучающимися в вузах Иркутска китайскими студентами они могут быгть наиболее вероятными соискателями нового статуса, в том числе через браки с гражданами РФ.

Но в целом для города характерно преобладание тех, кто по разным причинам не хотел бы «светиться» и поэтому избегает риска обращения даже по поводу вида на жительство. Дело в том, что в Иркутской области, как и повсюду в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, наряду с легально сотрудничающими российскими и китайскими предпринимателями и коммерческими структурами, осуществляющими взаимные импортно-экспортные операции, действует множество китайских полулегальных, а чаще нелегальных фирм или отдельных предпринимателей, занимающихся масштабными операциями по заготовке и скупке леса, другого сырья растительного происхождения, лома и руды черных и цветных металлов, полудрагоценных и драгоценных камней и т.д.

В их число входят те, кто непосредственно скупает лес в леспромхозах по демпинговым ценам, расплачиваясь при этом «черным налом»; посреднические компании, зарабатывающие на оформлении документов «на месте», благодаря чему нелегальные грузы пересекают границу оформленными по всем правилам; крупные индивидуальные скупщики или фирмы-оптовики, готовые взять на себя ответственность за доставку грузов в Китай; представители подпольных банков, с помощью которых сюда перебрасываются деньги, вырученные от продажи потребительских товаров в других регионах РФ, идущие затем на финансирование различных операций, в том числе на оплату услуг российских подставных фирм-однодневок, что позволяет обходить массу ограничений, действующих для нерезидентов, и уклоняться от уплаты налогов.

Подобная система вывоза сырья вряд ли может функционировать без заинтересованного участия со стороны влиятельных кругов принимающего общества и возникающей в подобных условиях тесной взаимозависимости. «Объединенные коммерческими интересами китайцы и русские образуют единую коммерческую систему, в которой сами участвуют» (15, с. 273). Видимо, в данный момент подобное положение дел устраивает обе стороны, в результате чего ни той, ни другой из них не хотелось бы нарушать сложившийся статус-кво. А одним из таких нарушений (не говоря уже о связанных с подобным шагом значительных потерях) как раз и могло бы стать создание в Иркутске китайского анклава в виде традиционного чайна-тауна.

С началом массовой миграции и власти города, и его жители устойчиво воспринимали подобную возможность в качестве одного из типичных признаков «китайской опасности». О том, в каком состоянии пребыывало все эти годы общественное мнение, можно судить по результатам проведенной в 1997 г. в рамках исследовательского проекта Московского центра Карнеги «Китайская миграция на российский Дальний Восток и Сибирь» серии интервью с 24 местными выгсокопоставленными чиновниками областной и городской администраций, рядом представителей федеральных служб, известными политиками, журналистами, предпринимателями, руководителями государственных предприятий, учеными и университетскими преподавателями. И важный повод для этого быпл - как уже отмечалось, в городе еще с советских времен сохранилось поселение русских китайцев, граждан РФ, компактно проживавших в одном из пригородов, и когда началась массовая миграция, к ним потянулись приезжие китайцы. Причинами для дискуссий на эту тему послужили также собыытия на городском рыынке «Шанхай», где произошло подчинение основной массы бывших самостоятельных китайских «челноков» небольшому числу хозяев, в итоге не только внедривших жесткую иерархическую структуру взаимоотношений, но и систему массового уклонения от уплаты налогов при одновременной готовности к массовой оппозиции вмешательству властей; появление в городе нескольких китайских общественных организаций, а также массовые выступления китайских торговцев в защиту своих корпоративных интересов. Все это не могло не нагнетать обстановку.

Интервью продемонстрировали явный разброс мнений - от утверждения, что ядро чайна-тауна уже сформировалось (сторонники данной точки зрения оказались в меньшинстве) и до убежденности в том, что чайна-таун появится уже в самое ближайшее время (сторонников этой точки зрения оказалось большинство) (12, с. 152). В этой связи небезыштересно отметить, что в опубликованной почти десять лет спустя статье В. Дятлова и Р. Кузнецова ее авторы, по всем признакам активные участники интервьюирования 1997 г., ни слова не говорят о чайна-тауне (13, с. 166-187). По-видимому, для этого так и не появилось реальных оснований.

К тому же необходимо учитывать, что, если бы китайцы попытались образовать анклав, они столкнулись бы не только с ост-188

рой нехваткой жилья и необходимостью его строительства, но и с опасностью резкого неприятия коренным населением подобной перспективы как признака китаизации. А в условиях многонациональной России, где и без китайцев достаточно проблемных потоков внешней (азербайджанцы) и внутренней (чеченцы) миграции, участники которых также тяготеют к созданию замкнутых поселений, это выглядело бы как геополитический вызов, в конечном счете наносящий ущерб самому Китаю. Срабатывает и негласная, но тем не менее действенная практика, заключающаяся в том, что имеющиеся в городе общежития и другие пригодные для проживания помещения стремятся заселять не одними только китайцами. А на считающемся полностью китайским рынке «Шанхай» торговые ряды занимают и представители других национальностей. Так что пока все ограничивается одной исторически сложившейся «китайской слободкой» в пригороде Иркутска.

Еще один вариант расселения китайских мигрантов и их укоренения в российском социуме можно проследить на примере столицы Амурской области - городе Благовещенске. Город расположен непосредственно на границе - от города Хэйхэ на китайской стороне его отделяет только Амур.

Начало российских реформ стало для Благовещенска началом борьбы за выживание, и основным средством выживания послужила трансграничная торговля. Благодаря тому что в Хэйхэ уже существовал достаточно развитый строительный комплекс, а российские и китайские «челноки» сумели в короткие сроки сколотить первоначальный капитал, позволяющий вкладывать деньги в развитие торговых площадей, в городе было построено несколько торговых центров (в виде комплексов зданий и павильонов или открытых рынков). Для Благовещенска характерна такая особенность, как преобладание среди арендаторов возводимых китайскими строителями торговых помещений российских «челноков», в основном оптовых покупателей тех же китайских, но более качественных товаров. Этот кажущийся парадокс объясняется тем, что покупателями китайского импорта являются не только жители Благовещенска или депрессивной Амурской области, но и обслуживаемые ими более состоятельные жители Якутии. Отсюда и высокие темпы первоначального накопления капитала, достигнутые русскими «челноками», и их способность конкурировать с тор-

гующими более дешевыми изделиями китайцами. Одновременно торговый капитал послужил основой для развития в городе не только хозяйственного, но и жилищного строительства - в центре города появились кварталы построек для «новых русских», в свою очередь гарантируя торговле появление новых покупателей, ориентированных на более дорогие и качественные товары.

Отмеченная особенность в соотношении сил российских и китайских торговцев предопределила специализацию возникавших торговых центров на обслуживании покупателей с разными возможностями. Если покупатель беден, он идет в «китайские ряды». Если беден, но не хочет обслуживаться под открыгтым небом, -идет в «Каньон». Люди среднего достатка посещают «Большой Хайфу». Люди с достатком идут в «Мегу» - аналог торгового центра в Харбине, принадлежащий русским владельцам (24, с. 55).

Уже на протяжении ряда лет в городе обсуждается идея строительства нового торгового центра, очередного «Хайфу», на территории которого сосредоточились бы преимущественно китайцы. Но эксперты сомневаются в том, что работающие в Благовещенске китайские торговцы, предприниматели и строительные рабочие захотят собраться в одном месте. У этих трансмигрантов, как, похоже, и у местных властей, нет причин и желания возводить в городском пространстве непроницаемые границы - так комментирует отношение к указанной идее живущая и работающая в городе к.э.н. Н. Рыыжова (24, с. 59). И мест их компактного проживания в Благовещенске также нет - видимо, по той причине, что если какому-либо китайцу понадобится что-то «сугубо китайское», он всегда может съездить в Хэйхэ. Эта территориальная близость явно устраняет многие причины для обособления, тем более для добровольной изоляции. Поэтому о каком-либо китайском анклаве в Благовещенске речь просто не идет. Напротив, имеет место «диффузное расселение, с большой плотностью, рядом с местом рабо-ты»(24, с. 59). Китайское землячество Благовещенска можно поэтому охарактеризовать как классическую этнодиффузную диаспору.

Одновременно возможность для россиян беспрепятственно выезжать в соседний город не только за покупками, но и за развлечениями, лечением, пошивом одежды, на отдых и т.д. объективно снижает потребность в том, чтобы в Благовещенске селились те группы китайских граждан, которые связаны с оказанием подобно-190

го рода услуг. В итоге в городе находятся главным образом те, кто нужен для обслуживания торговых точек, работы на стройках и в офисах компаний. Благодаря этому в Благовещенске нет ощущения повсеместного присутствия китайцев.

К сожалению, крайне скудной остается информация о трудовых мигрантах из Китая, занятых в сельском хозяйстве, и о типах складывающихся при этом поселений. В целом китайцы стремятся осваивать сельские местности не менее активно, чем города. В последние годы в европейской части России попытки внедрения имели место в Смоленской, Тверской, Нижегородской, Ивановской, Пензенской, Тамбовской и Свердловской областях. Более масштабное присутствие китайцев, по-видимому, характерно для Сибири и Дальнего Востока. Сообщения СМИ о том, что рынки Сибири в летнее время на 40-60% заполняются овощами, выращенными «местными китайцами», позволяют сделать вывод, что в этих регионах их вообще может быть достаточно много. Более того, утверждается, что, нанимаясь к китайцам, работу в Сибири находят сотни тысяч русских людей (2, с. 21).

Но все же массовое внедрение китайцев в сельское хозяйство России и их укоренение пока что сдерживаются рядом причин. Например, китайскому бизнесмену, задумавшему основать в России высокорентабельную ферму и имеющему возможность получить вид на жительство с его последующим продлением, абсолютно не гарантировано, что он сумеет набрать необходимый постоянный китайский персонал по той причине, что российское законодательство ограничивает срок пребывания китайских сельскохозяйственных рабочих всего одним годом. Так что можно арендовать землю на 49 лет, но рабочим на ферме придется каждый год продлевать визы. И это означает настоящую опасность вообще остаться без рабочих рук. Неудачи китайцев в Ивановской и Смоленской областях объясняются именно данным обстоятельством: как только низкооплачиваемые китайские рабочие уезжали по истечении срока действия визы и китайским предпринимателям приходилось нанимать местных работников, труд которых нужно было оплачивать совсем по-другому, соблюдая продолжительность рабочего дня и т.п., все конкурентные преимущества утрачивались и фермы разорялись. Скорее всего, китайские фермерские хозяйства имеют шансы на успех там, где существуют особые пригранич-

ные режимы, например в Приморье. Именно там в последние годы на площади 4800 га строилась современная свиноводческая ферма полного цикла.

Если говорить о китайских крестьянах, то они приезжают в Россию в качестве трудовыых мигрантов, сезонных рабочих, которые по завершении цикла сельскохозяйственных работ, как правило, возвращаются на родину. Конечно, имеют место случаи, когда уже после года пребывания в России некоторые из них арендуют жилье и остаются в стране, рискуя быгть высланными как нелегалы. Более надежным способом обосноваться в России является вступление в брак. Известно, что среди сибирячек считается удачей выгйти замуж за китайца, пусть даже и обремененного семьей у себя на родине, и данным обстоятельством, видимо, пользуются.

К тем мигрантам, кто сумел успешно выграстить и реализовать урожай, окупить аренду земли и к тому же остаться «не в накладе», в дальнейшем могут присоединяться родственники и знакомые, просто выгходцы из той же провинции. Селясь по соседству, как правило, в вырытых посреди полей землянках с подогревом, они образуют не более чем временные коллективы, которые сложно назвать поселениями в собственном смысле этого слова. Видимо, именно в таких «хозяйствах» и находят работу местные жители, привлекаемые для полива и прополки растений, а также для уборки урожая. Таким образом, о каких-либо постоянных, тем более компактных и замкнутых поселениях китайцев в сельских местностях говорить не приходится. Кроме того, часть китайцев обзаводится в России второй семьей и вообще живет вне этих времянок.

Рассматривая виды расселения, формы и способы укоренения китайских мигрантов в российское общество, можно прийти к выводу об их очевидном разнообразии, начиная с практически замкнутой и надежно контролируемой системы функционирования китайского землячества в Москве и кончая случаями частичного или даже полного отсутствия отдельных элементов подобных структур в приграничных городах и сельских местностях. Другой вывод должен заключаться в том, что в настоящее время в России вряд ли можно обнаружить китайские землячества в их классическом варианте чайна-тауна.

Отношения с местными властями и населением. Защита интересов диаспоры

Массовые страхи по поводу численности китайских мигрантов; связанная с их незаконной деятельностью угроза подрыва основ российской государственности; боязнь нарушения культурного равновесия и утраты собственной культурной идентичности -как эти фобии, так и вполне конкретные причины, наслаиваясь друг на друга, обусловливают достаточно настороженное отношение российского общества к китайской миграции. Но это отношение - и это следует обязательно подчеркнуть - в целом все же лишено той откровенной неприязни, которую большинство его членов испытывает по отношению к выходцам из республик Кавказа и Закавказья. Важную роль в этом восприятии играет врожденное свойство китайцев - в отличие от кавказцев, не горячиться по каждому пустяку, что само по себе сокращает число возможных конфликтных ситуаций. Так, В. Дятлов отмечает, что жители Иркутска, посещающие рынок «Шанхай», достаточно высоко оценивают деловые качества именно китайских торговцев: они услужливы, доброжелательны, «не обмеривают-обвешивают», с ними можно торговаться» (11, с. 127). Упрочению профессиональной репутации китайцев способствует их умение быстро реагировать на меняющиеся потребности покупателей. Важно также, что, в отличие от кавказцев, каждый отдельно взятый китаец не воспринимается как угроза, как некое воплощение непосредственной опасности. Опасность, связанная с китайцами, ассоциируется скорее с некой человеческой массой, маячащей на горизонте.

Тем не менее ни отмечаемые местным населением достоинства китайских торговцев, ни их очевидная замкнутость и культурная отчужденность, ни отсутствие у них - по крайней мере внешне -стремления обязательно занять в принимающем обществе определенную нишу и ступеньку в его иерархии, не спасают китайцев от «массовой ксенофобии, недоброжелательного и даже враждебного отношения» (11, с. 127). Существенно, что уровень ксенофобии в том же Иркутске оценивается В. Дятловым как более низкий по сравнению с другими городами и регионами. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в целом этот уровень ниже, чем в западных регионах страны. Отторжение китайцев носит здесь характер не

столько национальной неприязни, сколько неприятия «новичков» все еще переселенческим по своему образу жизни обществом: скорее водораздел проходит по линии «старожилы - новички» (12, с. 82).

Применительно к китайцам проявления ксенофобии могут объясняться не только предубеждениями, связанными с их «непонятностью» из-за огромных социокультурных различий, которые можно легко истолковать не в их пользу, но и вполне реальными причинами, в свою очередь обрастающими разного рода домыслами и слухами. Известно, например, что в Хакасии не раз циркулировали слухи о том, что китайские арендаторы, выгращивающие овощи на продажу, якобы специально перенасыщают почву ядовитыми химическими добавками, чтобы «травить людей», поскольку у Китая имеется долгосрочный план захвата сибирских территорий и массовое отравление местного населения является составной частью этого плана. В последний раз всплеск подобных слухов отмечался в 2006 г. (3, с. 208).

Конспирологическая подоплека подобных домыслов, конечно же, весьма сомнительна, поскольку производитель отравленных овощей, отправляя на тот свет их потребителей, рискует в кратчайшие сроки оказаться банкротом, так как у него перестанут покупать товар. Но на практике производство потенциально опасной для здоровья продукции все же существует. Так, в 2008 г. Управление Россельхознадзора по Приморскому краю сообщило средствам массовой информации, что «арендаторы-китайцы оставляют после себя буквально выжженную землю. Специалисты подчас не могут определить, какими ядохимикатами «кормили» почву, поскольку наши санитарные нормы и тесты не успевают за новыпми разработками в области пестицидов» (25, с. 19). Несколько ранее, в сентябре 2006 г., Управление Россельхознадзора по Хабаровскому краю заявило, что китайские фермеры добавляют в корм для свиней неизвестный антибиотик с возможным воздействием на человека на генетическом уровне, и потребовало соответствующей экспертизы. Местные власти это дело, однако, замяли (2, с. 21).

Очевидно, что подобные факты не могут не влиять на восприятие китайцев российским социумом и не вызывать отрицательных эмоций и раздражения, дополняемых чувством незащищенности. Хорошо известна реакция россиян на такие связанные с Китаем события, как вспышка атипичной пневмонии в 2003-2004 гг., 194

отравление вод реки Сунгари, а затем Амура бензолом в 2005 г., когда на китайцев сразу же начали «вешать всех собак», попутно обвиняя их в сознательных массовых поджогах лесов, разграблении природных богатств, намерении скупить в России всю собственность, массовом шпионаже и одновременно в варварском отлове и поедании все тех же несчастных собак. Иначе говоря, время от времени в массовом сознании вновь оживает тема «желтой опасности». И нельзя сказать, что для этого нет оснований.

Показательно тем не менее, что китайцы, опять-таки в отличие от кавказцев, никогда не подвергались погромам, тогда как кавказцев на рынках Сибири и Дальнего Востока регулярно громили до середины 1990-х годов. Объяснение этого миролюбия довольно простое: если состоятельные россияне могут позволить себе покупку экономически чистых продуктов у своих же земляков и не посещать китайские рынки, то беднякам, хотя и знающим, что «у китайцев ничего брать нельзя», просто некуда деваться - именно у последних они находят товар по самым низким и доступным для них ценам. Таким образом, одна часть местного населения просто не зависит от китайцев и поэтому не имеет оснований конфликтовать с ними, другая - полностью зависит и не будет конфликтовать именно по этой причине.

Не становясь жертвами массовых погромов на этнической почве, китайские торговцы и предприниматели в то же время являются излюбленным объектом для краж и грабежей, вымогательств, а также обычного хулиганства. Сообщения об этом достаточно многочисленны. «Китайских торговцев, - констатирует В. Дятлов, - регулярно грабят, иногда при этом избивают и даже убивают» (12, с. 16). В отсутствие статистики по составу преступлений трудно судить о том, кто именно - российские, китайские или иные бандиты и рэкетиры - вносит наибольший вклад в процесс фактической сегрегации китайцев и представляет главную угрозу для китайских землячеств. В таких городах Дальнего Востока, как Хабаровск, Благовещенск, Владивосток, Биробиджан, и в некоторых других в отношении китайцев имеют место проявления насилия со стороны так называемых «китабоев» (от слов «китаец» и «бить». - Ред.) - националистически настроенных групп молодежи и подростков, которые власти скорее рассматривают как обычное хулиганство, чем преступления, совершаемые из «идейных» сооб-

ражений (26, с. 16). Тем не менее «китабойство» служит еще одной причиной для усиления обособленности китайцев, их стремления селиться максимально близко друг от друга, как можно реже появляться на улицах в одиночку, не посещать общественные места, замыкаться в собственному кругу.

Похоже, однако, что основные проблемы китайских мигрантов возникают при их общении с представителями российских властей, в первую очередь с сотрудниками правоохранительных органов и миграционных служб. Если в середине текущего десятилетия до 60% опрашиваемых китайцев заявляли, что русские относятся к ним хорошо или нейтрально, то этого никто и никогда не говорил о сотрудниках милиции. Милицейский произвол и вымогательства давно уже стали притчей во языыцех. Сложилась изощренная система поборов, в которой - во всяком случае до тех пор, пока милицейское начальство самым жестким образом не определило, кто имеет право проводить на рышках проверки документов, - участвовали все милицейские чины, вплоть до сотрудников ГИБДД. Последним достаточно быыло снять бляхи сотрудников данной службы, чтобы наряду с другими под видом проверки документов также заниматься сбором дани.

Среди распространенных видов поборов отмечаются «милицейское такси», когда в конце рабочего дня наряд милиции может забрать якобы для доставки в отделение тех, у кого не оказалось с собой нужного документа, а затем, отъехав на некоторое расстояние и получив деньги, отпустить задержанных восвояси; выбор, по предварительному сговору с китайским посредником жертвы среди торговцев, которой посредник объясняет, сколько именно нужно заплатить, чтобы не иметь «неприятностей». По-видимому, способов изъятия денег существует множество, недаром Россия никогда не жаловалась на нехватку сообразительных людей именно по этой части.

Как следствие китайцы убеждены в том, что для милиции они являются людьми второго сорта и вместе с тем «дойными коровами», источником стабильных доходов (13, с. 177-178). Большинство из них приобретает негативный опыт контактов с милицией во время проверок паспортного режима, операций «Иностранец» (массовых плановых проверок мест проживания и экономической деятельности китайцев, практикуемых преимуще-196

ственно в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. - Ред.), просто встреч на улицах и потому они всячески избегают любых форм общения с ее представителями. На прямые контакты с милицией китайцы идут лишь в случаях конфликтов, повлекших за собой увечья и травмы, либо в случаях возникновения серьезных проблем во взаимоотношениях с представителями других национальностей, также работающих на рынке (15, с. 264).

С точки зрения китайцев, поддержанию обстановки кон-фликтогенности активно способствуют пожарные и санитарные службы. Именно их требования по соблюдению правил противопожарной безопасности и санитарных норм воспринимаются как постоянная угроза закрытия мест торговли и, следовательно, крупных потерь для занятых на них продавцов, что действительно имело место в случаях временного прекращения функционирования рынков в Иркутске или их переноса на окраины, как это происходило в Хабаровске и Екатеринбурге. Понесенные потери усиливают у китайцев чувство незащищенности от якобы творящегося на их глазах произвола и осознание необходимости противопоставить этим действиям властей коллективную солидарность. Хотя попытки упомянутых служб получить с «нарушителей режимов» больше, чем положено, конечно же могли иметь место.

Со стороны мигрантов из КНР форма защиты ими собственных интересов выражалась, с одной стороны, в создании общественных организаций, занимавшихся практически исключительно отстаиванием экономических интересов своих соотечественников, хотя в уставах могли быть записаны более широкие полномочия по реализации и защите гражданских, культурных и иных прав. С другой стороны, это могли быть акции протеста против тех или иных действий местных властей.

Примерами первого рода могут служить такие общественные организации, как Ассоциация китайских предпринимателей Приморья. Не имея официального статуса, ассоциация тем не менее стремится оказывать соотечественникам необходимую помощь в развитии деловых связей, организации производств, реализации инвестиционных проектов. Сразу три китайские организации можно обнаружить в Иркутске, что явно свидетельствует о наличии в этом городе нескольких конкурирующих между собой торговых кланов. Различаясь по названиям, все они тесно сотрудничают

с консульством КНР, видимо, каждая из них рассчитывает на особое покровительство, одновременно предлагая в основном однотипные платные консалтинговые и посреднические услуги, в особенности вновь прибывшим соотечественникам. Как отмечает исследовавшая их деятельность Г. Гедвило, в конечном счете все они преследуют одну и ту же узкую цель регулирования отношений с администрацией рыынка «Шанхай» и налоговой инспекцией, действуя каждая в интересах своей группы торговцев. На этом фоне некоторыым исключением выгглядит национально-культурная автономия китайцев г. Красноярска: помимо решения схожих задач защиты экономических интересов автономия не только активно рекламирует китайские товары, особенно продукты питания, но и участвует в городских праздниках и занимается благотворительной деятельностью в пользу местных детей-сирот (26, с. 17).

Как видно из изложенного, национально-культурные автономии не стремятся решать задачи политического характера, что может объясняться двумя причинами. С одной стороны, на это может существовать запрет со стороны китайских организаций, регулирующих миграционные процессы. С другой стороны, успешное продвижение мигрантов и китайских товаров в Россию требовало людей, уже интегрированных в российское общество, обладающих необходимыми социальными связями и знающих действующие в нем «правила игры». Как нельзя лучше на эту роль подошли русские китайцы, местные жители, и, что особенно важно, люди, имевшие российское гражданство, в крайнем случае вид на жительство. И именно они (как в Иркутске) встали во главе возникавших национальных объединений. Но они же в силу своей укорененности в российское общество не проявляли склонности к каким-либо действиям политического характера, ведущим к конфликтам с местными властями. Они скорее быпли склонны прививать китайским предпринимателям навыгки цивилизованной торговли и знакомить их с российским законодательством. Не случайно Г. Гедвило предпослала одной из своих работ на эту тему заголовок, отражающий сомнение в том, что китайские национальные объединения представляют собой в чистом виде форму институ-ционализации этничности, а не являются одновременно (или даже преимущественно) инструментом политики местных российских властей (6, с. 153-165). 198

Другим контингентом, откуда можно было черпать кадры руководителей китайских национально-культурных автономий, были лица китайского происхождения, еще в советские времена засланные на территорию страны в разведывательных целях, в своем большинстве задержанные и надолго осевшие в фильтрационных лагерях Хабаровского края и Магаданской области. После освобождения в начале 1990-х годов они широко расселились по территории Российской Федерации (8, с. 68-69). Пожалуй, эти люди были еще лучше знакомы с российскими законами и нравами и потому должны были правильно применять свои знания на практике.

Примерами второго рода, а именно массовых выступлений китайцев в защиту своих интересов, когда конкретные действия могут предприниматься без консультаций с руководителями национально-культурных автономий или вопреки их позиции, служат акции протеста против сокращения числа торговых мест на рынке «Шанхай» в Иркутске. Когда в 1993 г. рынок был открыт, на его территории, равной 0,92 га, работали 500-600 продавцов. К весне 1995 г. их число достигло уже 1200 и продолжало расти. Первая же попытка дирекции рынка ограничить этот рост и даже несколько сократить численность продавцов (1999) вызвала бурю негодования - китайские продавцы провели митинг и пикетирование здания администрации рынка. Торговцы тогда жаловались, что их лишили рабочих мест, за которые они заплатили от 1,5 тыс. до 5 тыс. долл., а теперь за возобновление аренды с них требуют еще от 5 тыс. до 15 тыс. руб. (торговцы, правда, не уточняли, что в долларах они платили своим работодателям, негласным хозяевам рынка, тогда как в рублях должны были заплатить наделенной официальными полномочиями администрации). В итоге дирекция рынка пошла на уступки и уплотнение торговых площадей продолжалось - в 2000 г. на «Шанхае» насчитывалось уже 2500 торговых мест, что в два раза превышало все допустимые пожарные нормы. Любые попытки со стороны администрации рынка остановить этот рост, теперь очевидно, принимались в штыки.

Это подтвердили события осени 2001 г., когда прошла недельная забастовка продавцов, а пикетированию подверглось уже здание городской администрации. Хотя во время этих событий вполне могли звучать требования положить конец милицейскому и иному произволу, обуздать криминал, основное требование «по-

ложить конец беспределу, царящему на рынке», было самым очевидным образом направлено против его администрации. Акция, таким образом, приобрела политический характер: вместо права российской администрации вводить свои правила и требовать их соблюдения, навязывалось собственное право поступать так, как было выгодно китайской стороне. Поэтому можно понять возмущение В. Дятлова, когда он пишет о том, что «это быт открыгтый вызов властям - чрезвычайно рискованный шаг для иностранных граждан, находящихся в городе на «птичьих правах», осуществляющих свою экономическую деятельность на весьма сомнительной правовой основе, не имеющих в местном сообществе и властных структурах сильных неформальных защитников и лоббистов. На это нужны быпли мощные мотивы, с одной стороны, и высочайшая степень организованности, внутренней организации и дисциплины - с другой» (11, с. 112).

Что касается «мощных мотивов», т.е. причин имевших место собыптий, не приходится сомневаться в том, что они носили сугубо экономический характер: по некоторыым оценкам (Загребнов, 2007), выгручка, получаемая от торговли в России, в 20 раз превышает производственные затраты в Китае. Поэтому владельцы торговых сетей, начинающихся в Китае и заканчивающихся в России, готовы идти на все, лишь бы сохранить эту чрезвычайно высокую доходность. Помимо дешевизны труда непосредственных производителей продукции она объясняется тем, что при переброске товаров через границу расходы минимизируются с помощью российских перевозчиков, имеющих возможность провозить грузы определенного веса бесплатно под видом туристов либо с помощью элементарных взяток таможенникам. С другой стороны, высокая доходность поддерживается тем, что на рыпнках, по данным фискальных служб, имеет место массовое уклонение от уплаты налогов - более 70% торговцев либо недоплачивают, либо вообще не платят налогов (13, с. 176). Если же говорить об организованности и дисциплинированности участников акций, их можно объяснить не только известной китайской законопослушностью, но и полной зависимостью рядовых торговцев от своих хозяев: не послушаешься, навсегда потеряешь рабочее место, тем более когда большинство торговцев составляют нелегалы.

После событий ноября 2001 г. городские власти Иркутска пошли на более решительные шаги. Рынок был временно закрыт (2002), были предприняты меры по снижению пожарной опасности и уровня антисанитарии, начата работа по замене прилавков контейнерами. Дело в том, что каждый контейнер дает два рабочих места, благодаря чему, по расчетам, можно было бы получить 2400 рабочих мест, почти восстановив достигнутый ранее максимум, но при этом образовав больше свободных пространств. Рынок был вновь открыт и в апреле 2003 г. на нем насчитывалось 1300 мест. Однако внедрение новинки уже тогда шло достаточно медленно, поскольку китайские арендаторы, вынужденные приобретать контейнеры за свой счет, отказывались платить еще и за их установку. В итоге реконструкция затягивалась и сопровождалась конфликтами, а главное - весь процесс перестройки рынка вел к постепенному повышению цен. Поскольку установка контейнеров по сути своей являлась внедрением системы отдельных ларьков, позволяющей усилить контроль администрации рынка и налоговых органов за объемами продаж, а также приближала момент преобразования рынка в торговый центр, упорное сопротивление китайцев этим новшествам было вполне объяснимо.

В еще большей мере готовность китайцев отстаивать свои своеобразно понимаемые права продемонстрировали события 2007 г., когда в РФ был принят закон «О розничных рынках», в соответствии с которым с 1 апреля 2007 г. были введены новые правила, запрещавшие иностранным гражданам выступать на рынках в роли продавцов, но не исключавшие их занятости в качестве подсобных рабочих-грузчиков, а также уборщиков мусора. За нарушение этих правил администрация рынков могла в каждом конкретном случае подвергать штрафу в размере 500-800 тыс. рублей. Целью данной законодательной инициативы было если и не покончить полностью с нелегальной иммиграцией, то хотя бы поставить под контроль часть находящихся в стране нелегалов, регулировать их присутствие и подтолкнуть к легализации.

По сравнению с событиями в Иркутске реакция китайцев на это нововведение в целом по РФ оказалась намного более значимой. Закон еще не вступил в силу, а в Хабаровском крае уже отмечалось снижение объемов продаж продовольственных товаров, одежды и обуви. Спустя одну-две недели после вступления закона

в силу на рынках Дальнего Востока опустело до 70% торговых площадей (18, с. 16-17). В Приморском крае количество китайских рыынков сократилось со 102 до 79, значительная часть торговцев предпочла вернуться на родину. Во Владивостоке быыли отмечены случаи, когда торговцы уезжали, бросив контейнеры с нераспроданным товаром. Оставшиеся в России торговцы-нелегалы стали нанимать на работу студентов местных вузов, учитывая их меньшие запросы по поводу оплаты труда, а сами заняли места в качестве подсобной рабочей силы (14, с. 6). В конечном счете сохранили и даже упрочили свои позиции - благодаря росту цен и сокращению числа конкурентов - те из китайцев, кто торговал в России легально, получив российское гражданство. Ответной реакцией китайцев на введение ограничений стало также сокращение объемов ввозимой продукции, в первую очередь фруктов и овощей, дополненное повыышением цен. По некоторым оценкам, по крайней мере на Дальнем Востоке, в отношении России быта применена тактика продовольственной блокады. В сезон урожая, когда цены обыгчно падают, они выгросли в Приморье в среднем на 12% (14, с. 6).

Тем не менее закон «О розничных рышках» стал важным позитивным шагом, поскольку подтолкнул китайцев не только к повышению цен, но и к пониманию важности легализации. По оценке Л. Графовой, в короткий период массовой легализации между апрелем 2007 г. и маем 2008 г., когда квота для желающих предпринять этот шаг быта значительно сокращена, «успели легализоваться около 4 млн. трудовыгх мигрантов» (9, с. 14). Даже по мировыпм меркам это быта весьма внушительная цифра. Неизвестно, сколько китайцев воспользовалось этой возможностью, но можно предположить, что желающие легализоваться быпли, поскольку это существенно повыгшало их социальный статус в российском обществе. Более того, имея в виду данные приведенной выпше таблицы, можно предположить, что их могло быгть достаточно много.

* * *

Подводя итоги, можно констатировать, что на стыке ХХ-ХХ1 вв. Россия столкнулась с процессом быстрого формирования на своей территории новой, обещающей стать многочисленной китайской диаспоры. С некоторым запозданием этот процесс стал изучаться отечественной наукой, привлекать все большее внимание средств 202

массовой информации и в целом российской общественности. Оказалось, что российское общество имеет дело с необычайно сложным и своеобразным явлением, особенности которого обусловлены как вековыми традициями китайского общества, так и теми задачами, которые ставит перед собой нынешнее руководство КНР, активно способствующее формированию за рубежом так называемых «новых диаспор». Более того, можно утверждать, что мы вообще имеем дело с беспрецедентным в истории человечества случаем, когда в организации эмиграционного процесса активно участвует не только само государство, но и организованная преступность, китайские «триады». Соответственно, в первом случае эмиграция носит легальный, а во втором - нелегальный характер.

Можно также утверждать, что исследования китайской миграции пока находятся в Российской Федерации в своей начальной стадии, отсутствуют не только комплексные исследования природы и механизмов миграции, но и исследования таких ее аспектов, как особенности поведения участников диаспоры в зависимости от их территориального размещения, ее сущностные отличия от диаспор, образуемых выходцами из других стран, адаптационные возможности и интеграционные намерения мигрантов, задачи, решаемые диаспорой в интересах КНР. Следует учитывать, что возможность анализа серьезно ограничивается неполнотой и недостаточной достоверностью статистической базы, а также закрытостью самой темы вследствие особого характера политических отношений между двумя странами. Все это требует времени для накопления необходимого массива аналитических материалов, получаемых с помощью опросов, анкетирования, методом встроенного наблюдения и т.п.

Тем не менее даже на этой начальной стадии сделано немало важных открытий, причем на уровне, позволяющем обобщать накопленный опыт и обоснованно прогнозировать дальнейшее развитие событий. В любом случае, как можно судить по материалам исследований, использованных при написании данного обзора, уже можно составить достаточно полное представление о том, как в России происходил процесс становления китайской диаспоры.

С самого начала китайская сторона исключительно умело использовала в своих интересах обстановку разрухи, вызванной новациями М. Горбачева и последующими радикально-либераль-

ными реформами гайдаровско-чубайсовского толка. В максимально короткие сроки в стагнировавших до этого провинциях СевероВосточного Китая было налажено массовое производство продукции легкой промышленности, интенсифицировано сельскохозяйственное производство. Превратившись для КНР в обширный внешний рынок, на котором практически не было конкурентов, российские Дальний Восток, Восточная Сибирь и другие территории стали быстро насыщаться продукцией китайского производства, реализацией которой занимались все более многочисленные китайские торговцы и предприниматели.

Хотя, по единодушному мнению отечественных исследователей, - и это действительно так - китайские товаропроизводители и те, кто занимался реализацией их продукции, в 1990-е годы буквально спасли Дальний Восток Российской Федерации и, видимо, значительную часть Восточной и Западной Сибири от неминуемого коллапса с самыми тяжелыми социально-политическими последствиями для Российского государства, не следует думать, что они делали это из альтруистических побуждений, следуя знаменитой формуле «русский с китайцем братья навек».

Китайцы - эти «евреи Азии», как их иногда называют, - не были бы китайцами, если бы не попытались извлечь для себя из создавшегося положения двойную и даже тройную выгоду. Для этого, однако, нужно было развернуть в России торговые сети, способные в максимально короткие сроки доставлять продукцию на предельно далекие расстояния, сохраняя при этом конкурентные преимущества в виде более низких, чем у любых возможных конкурентов, цен. И такая задача была решена в течение всего лишь нескольких лет с помощью распространения практически по всей стране сети китайских землячеств, в совокупности образовавших диаспору с тщательно продуманным ролевым участием всех ее членов.

Не следует также думать, глядя на внешне хаотичное перемещение по территории России многочисленных китайских визитеров, большинство которых составляют временные мигранты, что и в целом присутствие китайцев в России носит временных характер. Это далеко не так: и научные исследования, и публикации СМИ подтверждают, что в стране развиваются процессы постепенного, но тем не менее неуклонного оседания китайцев в выбранных или предназначенных им для этого местах и формирования 204

местной китайской элиты, осуществляющей общее руководство уже возникшими или еще формирующимися землячествами. Не случайно же говорят и пишут о том, что китайская миграция в Российскую Федерацию прошла этап стихийного развития и в настоящее время превратилась в упорядоченный и регулярный процесс.

По-видимому, постепенно меняется и внутреннее содержание этого процесса. Первоначальная ориентация на такую организацию иммиграции, когда в Россию въезжают главным образом легально, чтобы затем трудиться здесь главным образом нелегально, максимально экономя на налогах (хотя и теряя из-за поборов и других издержек, присущих нелегальной форме пребывания) и, заработав, уехать, уже начинает меняться на более устойчивый вариант легального пребывания и легального заработка. Подобная перемена может быть обусловлена тем, что нелегальщина в конце концов обрекает только на обслуживание «рынков для бедных», тогда как реализация продукции через торговые центры позволяет осваивать и другие, более дорогие сегменты рынка и получать прибыль, теряя на налогах, но экономя на потерях из-за поборов, вымогательства и т.д.

Еще одной существенной причиной для подобной смены стратегий может служить тот факт, что российский рынок все больше и больше осваивают такие транснациональные гиганты, как «Metro Cash & Carry», готовые торговать тем же продовольствием на 25% дешевле, чем в среднестатистической рознице, одновременно гарантируя, что около 20% продукции будет закупаться у местных производителей и сверх того частично завозиться из других регионов России. Хорошо известно, насколько быстро осваивает Россию знаменитая шведская фирма IKEA, действующая в группе компаний-операторов «товаров для дома». И российские власти, в первую очередь в Москве, все активнее способствуют развитию сетей недорогих магазинов так называемого «экономкласса» или магазинов шаговой доступности, в результате чего даже самые бедные слои российского населения могут просто не заметить ухода китайских нелегалов с рынка.

Конечно, благодаря наличию огромной «коррупционной составляющей» у китайцев сохраняются немалые возможности для нелегальной деятельности, когда речь идет о скупке и вывозе из России ее природных ресурсов. Но и здесь, особенно если россий-

ские власти будут последовательно претворять в жизнь программу строительства деревообрабатывающих комбинатов полного цикла, возможности для бесконтрольного вывоза того же леса (а это главный предмет вывоза) будут постепенно сокращаться.

Учитывая влияние отмеченных тенденций на перспективы китайской торговли и принимая во внимание растущую зависимость РФ от импорта трудовыых ресурсов из КНР, можно предположить, что с течением времени состав китайской диаспоры станет меняться в сторону увеличения в ее рядах прослойки инженерно-технических работников и квалифицированных промышленных рабочих и снижения доли занятых в торговле. Конечно, нельзя исключать, что власти Китая будут пытаться диктовать свои условия относительно численности и состава мигрантов, но даже если это случится, в целом процесс привлечения в РФ трудовых ресурсов из этой страны должен будет подчиняться общим закономерностям, в соответствии с которыми принимающие иммигрантов развитые страны предоставляют право на постоянное проживание специалистам высокой и высшей категории, тогда как большинству остальных работа гарантируется преимущественно на временной основе.

Основным препятствием на пути трансформации китайской диаспоры в данном, отвечающем мировыым тенденциям направлении, будут оставаться нелегальные иммигранты из КНР, уже находящиеся на территории Российской Федерации. В своем большинстве они состоят из низкоквалифицированных работников, трудовые возможности которых - в случае их легализации в соответствии с постепенно внедряемой в РФ практикой амнистирования нелегалов - могут оказаться невостребованными российской экономикой. Поэтому крайне важно осознать, что чем больше в нашей стране будет подобных китайских нелегалов, способных заниматься только торговлей или оказанием некоторых элементарных услуг, тем выше в случае легализации будет риск, что на некоторых территориях (в первую очередь, на Дальнем Востоке) китайцы - граждане РФ уже в не столь отдаленной перспективе будут составлять большинство населения. Поэтому нужно сделать все возможное, чтобы свести нелегальную иммиграцию китайцев на нет. Особое внимание должно быгть уделено историческому опыту расселения китайцев за рубежом, чтобы даже с учетом те-206

кущих потребностей в рабочей силе не допускать: а) их чрезмерной концентрации в стратегически важных регионах РФ и б) образования ими замкнутых поселений, чайна-таунов, по сути дела экстерриториальных образований с практически неконтролируемыми видами деятельности. Иначе говоря, сделать все необходимое для того, чтобы в Российской Федерации не получили развития процессы «китаизации».

Список литературы

1. Александров Г. Чайна-таун // Аргументы и факты. - М., 2006. - № 4. -С. 25.

2. Арсюхин Е. Китаец на русской грядке // Российская газета (Неделя). -М., 2007. - № 143. - С. 20-21.

3. Артемова И. Отношение к мигрантам в бинациональных регионах Сибири: (На примере Хакасии) // Мигранты и диаспоры на Востоке России: Практика взаимодействия с обществом и государством / Исслед. центр «Внутр. Азия»; Отв. ред. Дятлов В.М. - М.; Иркутск, 2007. - С. 204214.

4. Белл М. Особенности трудовой и экономической миграции отдельных этнодисперсных групп в Москве // Этнические процессы в столичном мегаполисе / Ин-т Африки РАН; Сб. стат. Отв. ред. В.Р. Филиппов. -М., 2008. - С. 184-210.

5. Бурнасов А. Китайский рынок как логистический центр: На примере рынка «Таганский ряд» в Екатеринбурге // Мигранты и диаспоры на Востоке России: Практика взаимодействия с обществом и государством / Исслед. центр «Внутр. Азия»; Отв. ред. Дятлов В.М. - М.; Иркутск, 2007. -

С. 68-80.

6. Гедвило Г. Национальное объединение в сибирском городе: Форма ин-ституционализации этничности и/ или инструмент политики властей // Байкальская Сибирь: Из чего складывается стабильность / Редкол.: Дятлов В.И. и др. - М.; Иркутск, 2005. - С. 153-165.

7. Гельбрас В. Россия в условиях глобальной китайской миграции. - М., 2004. - 203 с.

8. Глазунов О. Китайская разведка. - М., 2008. - 256 с.

9. Графова Л. Надо легализовать мигрантов! // Новая газета. - М., 2008. -№ 84. - С. 14.

10. Драгунцов Ю. Чужие. Служба собственной безопасности должна наказывать и защищать одновременно // Российская газета (Неделя). - М., 2009. - № 52. - С. 6-7.

11. Дятлов В. Миграции, мигранты, «новые диаспоры»: Фактор стабильности и конфликта в регионе // Байкальская Сибирь: Из чего складывается стабильность / Редкол.: Дятлов В.И. и др. - М.; Иркутск, 2005. -С. 5-137.

12. Дятлов В. Современные торговые меньшинства: Фактор стабильности или конфликта? (Китайцы и кавказцы в Иркутске). - М., 2000. - 190 с.

13. Дятлов В., Кузнецов Р. «Шанхай» в центре Иркутска. Экология китайского рынка / / Байкальская Сибирь: Из чего складывается стабильность / Редкол.: Дятлов В.И. и др. - М.; Иркутск, 2005. - С. 166-187.

14. Загоруйко А. Приморье отъедают. Обиженные китайцы устроили «овощную блокаду» Дальнему Востоку / / Наше время. - М., 2007. -№ 36. - С. 6.

15. Загребнов Е. Экономическая организация китайской миграции на российский Дальний Восток после распада СССР // Прогнозис: Журнал о будущем. - М., 2007. - № 1. - С. 252-277.

16. Зотов Г. Заселят ли Землю миллиарды китайцев? // Аргументы и факты. - М., 2006. - № 51. - С. 20.

17. Зотов Г. Секрет «чудес» Поднебесной. Часть 3 // Аргументы и факты. -М., 2006. - № 26. - С. 41.

18. Клементьев А. Неславянский базар // Наше время. - М., 2007. - № 13. -С. 16-17.

19. Ларин А. Китай: Регулирование эмиграционного процесса // Азия и Африка сегодня. - М., 2008. - № 7. - С. 9-16.

20. Ларин А. Эмиграционный процесс в политике Пекина. - Режим доступа: Ьйр:/^етоэсоре/.ги/шеек1у/2008/0347/апа11104.рЬр

21. Новые колонизаторы: Развивающиеся страны скупают чужие земли. -Режим доступа: http://www.news.ru.com/finance/02jan2009/terra.htm1

22. Остапенко Л., Субботина И. Москва этнонациональная. Старожилы и мигранты: Вместе или рядом? - М., 2007. - 353 с.

23. Пальников М. Китайская миграция и будущее России: Часть первая. -Режим доступа: http://wwwZperspectivy.info/2008-10-23

24. Рыжова Н. Организация пространства трансграничных городов // Мигранты и диаспоры на Востоке России: Практика взаимодействия с обществом и государством / Исслед. центр «Внутр. Азия»; Отв. ред. Дятлов В.М. - М.; Иркутск, 2007. - С. 50-67.

25. «Серая» земля. Кто хозяин на российских угодьях? / / Аргументы и факты. - М., 2008. - № 47. - С. 19.

26. Сойнова Н. На улице Муданьцзянской / / Московские новости. - М., 2006. - № 1. - С. 16-17.

27. Шармакшеева Н. Повседневные практики китайских посредников в Республике Бурятия / / Мигранты и диаспоры на Востоке России: Практика взаимодействия с обществом и государством / Исслед. центр «Внутр. Азия»; Отв. ред. Дятлов В.М. - М.; Иркутск, 2007. - С. 131-144.

28. Шолл-Латур П. Россия Путина: Эффект сжатия. Империя под прессингом НАТО, Китая и ислама. - М., 2007. - 480 с.