CC BY
58
УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ
УДК 343.988 Д.В. Жмуров
Байкальский государственный университет, Иркутск, Российская Федерация ORCID: 0000-0003-0493-265X ResearcherЮ: ABH-8471-2020
КИБЕРВИКТИМИЗАЦИЯ. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ МАТРИЦА
ИНФОРМАЦИЯ Пролог: журнал о праве. - 2021. - №3. - С. 109-121.
О СТАТЬЕ ISSN 2313-6715. DOI: 10.21639/2313-6715.2021.3.11.
Дата поступления 13.06.2021, дата принятия к печати 22.09.2021, дата онлайн-размещения 30.09.2021.
АННОТАЦИЯ Обосновывается использование интегративного (междисци-
плинарного) подхода для исследования данной проблемы. Предложена дефиниция изучаемого термина как процесса или конечного результата становления жертвы преступления в сфере объединённых компьютерных сетей. Разработана теоретико-методологическая матрица анализа кибервиктимизации (модель ПОРПЭ). Модель включает пять системных характеристик кибервиктимизации, комплексное изучение которых в максимальной степени позволит упростить понимание сущности объекта исследования. К числу указанных характеристик относятся: профилирование, обусловленность, распространенность, прогнозируемость, эпидемичность. Каждый из указанных аспектов подробно объясняется: приводится разработанная автором детальная номенклатура форм кибервиктимизации, обсуждаются проблемы выявления ее масштабов, а также детерминирующей роли гендерных, возрастных, поведенческих и личностных факторов. Сформулирован перечень ключевых кибервиктимизационных актов. Этот метаанализ включает тринадцать глобальных категорий и около семидесяти ее акцентных форм. Среди глобальных категорий выделены угрозы, преследование, незаконный интерес, ущемление, приписывание, оскорбление, подмена, разглашение, внушение, изъятие, заражение, доступ и использование. Также изучены показатели распространенности кибервиктимизации на примере США (Internet Crime Report), рассмотрены отдельные аспекты методики подсчета количества кибержертв.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА Кибервиктимизация; кибервиктимология; кибервиктимность;
кибержертва; жертвы в интернете; потерпевшие в сети Интернет; модель ПОРПЭ.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЕ Жмуров Д.В. Кибервиктимизиция. Исследовательская матри-ОПИСАНИЕ ца // Пролог: журнал о праве. - 2021. - №3. - С. 109-121. -
DOI: 10.21639/2313-6715.2021.3.11.
ПРОЛОГ
D.V. Zhmurov
Baikal State University, Irkutsk, Russian Federation ORCID: 0000-0003-0493-265X ResearcherID: ABH-8471-2020
CYBERVICTIMIZATION. RESEARCH MATRIX
PUBLICATION DATA Prologue: Law Journal. - 2021. - №3. - Pp. 109-121.
ISSN 2313-6715. DOI: 10.21639/2313-6715.2021.3.11.
Received 13.06.2021, accepted 22.09.2021, available online
30.09.2021.
ABSTRACT The article presents an analysis of the cybervictimization
phenomenon. The author justifies the use of an integrative (interdisciplinary) approach to the study of this problem, proposes the definition of the term under study as a process or end result of becoming a crime victim in the sphere of unified computer networks. A theoretical and methodological matrix for the analysis of cybervictimization (PCPPE model) was developed. The model includes five system characteristics of cybervictimization, the comprehensive study of which to a maximum extent will simplify the understanding of the essence of the object of study. These characteristics include: profiling, conditionality, prevalence, predictability and epidemicity. Each of these aspects is explained in detail: the author developed a detailed nomenclature of cybervictimization forms. The problems of identifying its extent, as well as the determinant role of gender, age, behavioral and personal factors are discussed in the article, and a list of key cybervictimization acts is formulated. This meta-analysis includes thirteen global categories and about seventy of its accent forms. Among the global categories the following ones are identified: threats, harassment, illegal interest, infringement, insult, spoofing, disclosure, compulsion, seizure, infecting, access and use. The prevalence rates of cybervictimization on the example of the United States (Internet Crime Report) are also studied, certain aspects of the methodology of cyber victim number counting are considered.
KEYWORDS Cybervictimization; cybervictimology; cybervictimity; cybervictim;
Internet victim; victims on the Internet; PCPPE model.
BIBLIOGRAPHIC Zhmurov D.V. Cybervictimization. Research Matrix
DESCRIPTION [Kiberviktimizitsiya. Issledovatel'skaya matritsa]. Prologue: Law
Journal. 2021. Issue 3. Pp. 109-121. (In Russ.). DOI: 10.21639/23136715.2021.3.11.
Кибервиктимизация как научная проблема отличается новизной и немалым количеством «белых пятен». Это влечет множество трудностей в ее понимании. Несмотря на рост научного интереса к обозначенной теме, мы до сих пор не в состоянии ответить, казалось бы, на простые вопросы: рассматривать ли кибервиктимизацию как традиционную вик-
тимизацию, но с поправкой на виртуальное пространство, будто речь о старом вине в новых бутылках, или признать принципиальную неисследованность темы? Нужно ли выделять особый круг кибервиктимных лиц или достаточно общих положений о жертве, накопленных сегодня? Каким образом индивидуальные качества — возрастные, гендерные, психоло-
ПРОЛОГ:
гические — способствуют или препятствуют этой форме виктимизации? Какие риски для физического и психического здоровья несет в себе кибервиктимизация? Наконец, как посчитать число пострадавших и нанесенный им ущерб? Подобных вопросов немало, и они нуждаются в ответах.
Прежде чем рассматривать частные положения кибервиктимизации, необходимо упомянуть о том, что данный феномен на теоретико-методологическом уровне в ввиду его сложности целесообразно изучать в рамках интегративного подхода. Этот поход предполагает, что кибервиктимизация органично включена в предметный набор междисциплинарных компонентов, каждый из которых отражает отдельный аспект ее сущности и вместе солидарно образует общую картину. Данный подход немыслим без использования таких межпредметных направлений как:
— социология интернета — исследования существующей информационной среды, сетевой аудитории и форм ее социокультурного взаимодействия [25];
— киберпсихология — отрасль, объединяющая методологию, теорию и практику исследования видов, способов и принципов применения людьми социальных сервисов интернета [19];
— цифровая криминология — раздел криминологии, изучающий киберпреступность и девиантные практики, их причины и условия, личность киберпреступника, а также профилактические методики;
— кибервиктимология — отрасль викти-мологии, исследующая виктимизацию пользователей в виртуальном пространстве объединённых компьютерных сетей (авт.). Изучает причины и механизмы становления людей кибержертвами [17], предлагая меры по их девиктимизации [20];
— технические науки, опосредующие процесс взаимодействия операторов и машин
в виртуальной среде, обеспечения их коммуникативной безопасности, выявления технических уязвимостей таких актов и проч. Этот раздел важен, поскольку подразумевает цифровое конфигурирование профиля жертвы посредством применения методов стандартизации и прогноза.
Не следует забывать о требовании инте-гративности применительно к контингенту кибержертв. Ведь эти субъекты — интегра-тивные жертвы, т.е. лица, обладающие общими для них виктимными качествами, вызвавшими их жертвенность в рамках общей или специальной виктимности [18] (ведь они утрачивают значимые для них свойства в виртуальной среде).
Именно такое понимание заложено в основу интегративного подхода, предполагающего применение комплекса социологических, криминологических, психологических, технических знаний и тактик в их необходимой совокупности.
Итак, мы исходим из того, что под кибервик-тимизацией понимается процесс или конечный результат становления жертвы преступления в сфере объединённых компьютерных сетей. Речь идет о новом типе потерпевшего, который, по всей вероятности, станет статистически превалирующим в ближайшее время. Несмотря на малое число исследований, посвященных ки-бервиктимизации, большинство авторов отмечают сегодня, что число кибержертв стабильно растет в течение последних нескольких десятилетий [5]. Результаты исследований свидетельствуют о том, что кибервиктимизация возросла с 6,5% до 72% по всему миру [6, 12]. Возможно, эта тенденция будет сохраняться и впредь.
Модель кибервиктимизации наиболее целесообразно концептуализировать в форме пятиугольника, объединяющего отдельные ее аспекты и образующего единое смысловое поле. Графически эту модель можно изобразить так:
Рис. 1. Гипотетическая модель кибервиктимизации (модель ПОРПЭ).
ПРОЛОГ:
Каждый из указанных аспектов является элементом кибервиктимизации, раскрывает отдельные ее стороны, а сообща с другими элементами формирует системный топос явления. Эту структуру можно обозначить как пятиэлементную матрицу. Она включает следующие свойства или звенья:
— Профилирование — это номенклатура и типология пострадавших лиц, а также максимально дескриптированный спектр виктимизирующих действий. В данном случае предполагается: а) разработка наиболее полного виктимогенного профиля личности в ки-берпространстве (синдром интернет-жертвы, причем как физической, так и юридической), а также б) выделение и каталогизация различных форм кибервиктимизации.
— Обусловленность — выявление зависимости кибервиктимных тенденций от гендерных, возрастных, поведенческих, личностных условий или причин. Это дифференциальный подход, который на первое место ставит индивидуальные особенности генеза кибервиктимизации и роль личностных качеств ее носителей.
— Распространённость — статистический показатель, определяющий интенсивность кибервиктимных актов и число лиц, потерпевших от них.
— Прогнозируемость — способность формировать методики и суждения о возможном состоянии индивидуальной или групповой кибервиктимизации.
— Эпидемичность — способность актов кибервиктимизации причинять вред в плане социального и физического здоровья, негативно воздействовать на популяцию.
Представляется, что вышеперечисленные критерии позволят всесторонне изучить поставленную проблему. Постараемся уточнить их поочередно.
Во-первых, профилирование кибервиктимизации как наиболее важная задача идентификации виктимных субъектов и характерных типов виктимизирующих воздействий в виртуальной среде. Универсальная субъектная схема лиц, пострадавших от таких действий может быть представлена в следующей форме:
— жертвы имущественной компрометации (потерпевшие от интернет-краж, мошенничеств, вымогательства денежных средств, электронных и криптографических валют):
— жертвы экономической компрометации (юридические и физические лица, принуждаемые к сделке или отказу от нее; потерпевшие от незаконного использования брендов и средств индивидуализации товаров;
получения и разглашения коммерческой, налоговой или банковской тайны; манипулирования рынками или неправомерного использования инсайдерской информации);
— жертвы вовлечения, то есть лица, которых склонили к антиобщественному или опасному поведению (речь о потерпевших от многочисленных фейков; лицах, использованных в преступных схемах без их ведома, т.н. разводных дропах; вовлекаемых в проституцию; вербуемых в экстремистские организации, объектах деструктивного влияния в интернете, источниками которого становятся деятельность религиозных сект, антисоциальных пабликов, пропагандирующих девиации, например, жестокость к животным, пьянство, наркоманию, суициды, отказ от традиционного лечения);
— жертвы агрессии (объекты клеветы, оскорбления, травли, киберпреследования, порно из мести, порнографических дипфей-ков, представители различных меньшинств как жертвы расизма и ксенофобии; женщины и дети, потерпевшие от сексуальных домогательств и развратных действий).
— жертвы разрушения (потерпевшие от преступлений, направленных на причинение технического вреда, таких как кибертерро-ризм, вывод из строя сетевой инфраструктуры, атаки на банковские и государственные организации, причинение имущественного ущерба путём обмана и злоупотребления доверием, DDOS-атаки, взлом и удаление данных, серверов, web-страниц).
— жертвы нарушения информационных прав (лица, понесшие вред от нарушений в области авторских и изобретательских прав, хищения персональной информации, краж цифровой личности, бытового и промышленного шпионажа, нарушения тайны частной жизни и переписки).
— жертвы сервиса, то есть нелегальных или опасных услуг (пострадавшие от лиц, осуществляющих в интернете незаконную деятельность в сфере предпринимательства, медицинских услуг, банковских операций и азартных игр. Жертвы несуществующих магазинов; лица, купившие товары или получившие услуги, не отвечающие требованиям безопасности (БАДы, фальсифицированные медикаменты, парфюмерию, питание и т.д.).
Если типология субъектов кибервикти-мизации представляется до определенной степени ясной, то составление расширенной номенклатуры ее форм может вызывать трудности. Ряд исследователей уже отказались от каких-либо систематических описаний, привнеся долю научной апатии и предпочтя «метрологическим» подходам общие некон-
ПРОЛОГ:
кретные схемы. Например, отдельные исследователи (США) утверждают, что перечень кибервиктимных актов по определению не может сформулирован. Поэтому предлагается использовать максимально абстрактные модели, предполагающие, например, деление всех актов кибирвиктимизации на 3 подгруппы: а) когда компьютер используется в качестве цели атаки; б) когда компьютер выступает орудием преступного поведения; в) компьютер является «соучастником» преступного деяния1. Другой популярной типологией является классификация актов виктимизации на деяния против отдельных лиц, собственности, организаций и правительств [3].
Насколько оправданы эти подходы — покажет время, но их использование не должно приводить к безальтернативности в исследованиях
кибервиктимизации и нивелировать попытки ее систематизированного описания. Последние как раз позволят рассмотреть научную проблему во всем ее многообразии и динамике (в связи с постоянно меняющимися формами виктими-зации). Метаанализ отечественной и зарубежной литературы, проведенный автором, выявил перечень ключевых кибервиктимизационных актов. Он включает в себя тринадцать глобальных категорий кибервиктимизации и около семидесяти ее акцентных форм. Анализ представлен в таблице ниже (см. табл. 1).
Среди генеральных форм кибервиктимизации выделены следующие: угрозы, преследование, незаконный интерес, ущемление, приписывание, оскорбление, подмена, разглашение, внушение, изъятие, заражение, доступ, использование.
Таблица 1
Глобальная категория виктимизации Толкование Краткое описание видов виктимизации (акцентные или оттеночные формы)
Угрозы запугивание, обещание причинить вред 1. причинением телесных повреждений 2. убийством 3. распространением порочащей информации 4. запугивающие сообщения в социальных сетях, чатах, онлайн играх 5. повреждения имущества или технических устройств (порча, подрыв, вывод из строя)
Преследование целенаправленное притеснение, систематическое вмешательство в личное пространство 6. непристойные шутки 7. вредоносные розыгрыши (пранкинг) 8. сексуальные приставания и домогательства 9. спам 10. троллинг на форумах 11. нежелательные и нетактичные комментарии 12. травля за убеждения и взгляды (в т.ч. корпоративный и институциональный харасмент) 13. бомбардировка зумом (зумбомбинг) 14. создание контента для издевательств над жертвой 15. организация встреч офлайн для издевательств 16. смущение как вид сталкинга
Незаконный интерес проявление чрезмерного интереса к кому-либо, ущемляющего его права и свободы 17. шпионаж за личной жизнью 18. экономический шпионаж 19. несанкционированный сбор информации о человеке 20. отслеживание онлайн активности
Ущемление изгнание, лишение, исключение из коммуникативного пространства 21. демонстративный отказ от общения (гостинг) 22. коллективное игнорирование 23. исключение из онлайн-игр, занятий или дружеских групп 24. необоснованный отказ в реализации прав
Приписывание негативная атрибуция каких-либо качеств, фактов и т.п. 25. клеветнические измышления 26. распространение слухов 27. ложные обвинения в чем-либо 28. сомнения в профессионализме, компетентности (принудительная депрофессионализация) 29. навешивание «ярлыков» 30. искаженное цитирование 31. компрометационные покупки и заказы (напр., оформление заказов на порнографию на рабочее место жертвы)
1 Ayala K. Cybercrime: Intellectual Property Crime Using the Internet as a Tool // URL: https://digitalcommons. law.uga.edu/stu_llm/4/.
ПРОЛОГ
Оскорбление унижение чести и достоинства 32. единичные оскорбления 33. организация оскорбительных опросов и голосований 34. унизительные комментарии 35. уничижительный видеоконтент, посты и проч.
Подмена неправомерная замена одного субъекта другим (личности, торговой марки) 36. имперсонация (использование фиктивного имени или аккаунта) 37. незаконное использование чужих фотографий в социальных сетях 38. рассылка писем от чужого имени 39. создание фейковых фотографий, компрометирующих кого-то 40. обращение в кредитные, страховые и иные организации по чужим документам 41. 3^ мошенничество (использование 3^ моделей лица, отпечатков пальцев) 42. общение и деловые контакты с подставным лицом 43. фальсификация информации, повлекшая ущерб 44. подделка продукции, ложная маркировка
Разглашение публикация персональной информации 45. распространение частной информации без разрешения лица 46. публикация откровенных фотографий или видео третьих лиц 47. диффамация
Внушение Формирование негативных образцов поведения, взглядов, убеждений и т.п. 48. пропаганда разрушительных и деструктивных идей 49. развращение и совращение, в т.ч. груминг 50. пропаганда наркотиков, алкоголя, рискованных поступков 51. пропаганда идей ненависти (хейтерство) 52. навязывание радикальных политических взглядов, призывы к неповиновению и беспорядкам 53. популяризация опасных методов лечения, рискованных форм воздействия на свое тело 54. пропаганда опасных для жизни видов спорта 55. подстрекательство к насилию над собой 56. обесценивание позитивных институтов (семья, родина, долг)
Изъятие лишение материальных ценностей или их эквивалентов 57. кража денег, электронных валют, ценных бумаг, бонусных баллов 58. воровство конфиденциальных данных (паролей, цифровой идентичности, платежной информации, коммерческой тайны) 59. хищение путем обмана (ложное трудоустройство, попрошайничество, лотереи, инвестиции в «пирамиды», обман в интернет-магазинах, ставки на спорт и прочие виды мошенничества) 60. оплата услуг без согласия (платные подписки, списания средств при СМС-подтверждении) 61. вымогательство денежных средств 62. хищение интеллектуальной собственности и нарушение авторских прав
Заражение технические атаки на серверы и объекты сетевой инфраструктуры 63. заражение компьютера вредоносными программами 64. нарушение работы цифровых устройств (программы блоки-ровщики, шифровальщики и т.д.) 65. хакерские атаки на персональные гаджеты
Доступ подключение к чужим ресурсам 66. взлом почтового ящика или аккаунта в социальных сетях 67. удаленный захват управления над компьютером
Использование применение чего-либо или кого-либо в антиобщественных целях 68. попытки вовлечения в преступную или антиобщественную деятельность (явные и скрытые) 69. вербовка в антисоциальные группы, религиозные секты 70. обманное использование труда 71. провокация активности в социальных сетях (например, чтобы человек поставил лайк, сделал репост, пригласил друга) 72. навязывание партнёрских программ 73. просьбы под разными предлогами перейти или зарегистрироваться на сомнительных сайтах 74. кибер-расшатывание / блуждание сотрудников (личное использование интернета на рабочем месте) 75. использование вычислительных мощностей жертвы для май-нинга, сетевых атак и проч. (криптоджекинг, скрытый майнинг) 76. торговля людьми в любых проявлениях
ПРОЛОГ:
Во-вторых, обусловленность кибервиктимизации ставит перед исследователем ключевой вопрос: какими индивидуальными качествами личности она может быть вызвана? Речь в данном случае о предикторах (маркерах) кибервиктимизации, т.е. описании ее индивидуальных предсказателей или пред-указателей.
По этому поводу звучат неоднозначные мнения. Они вызваны слишком многообразными не всегда пересекающимися между собой формами кибервиктимизации, порой абсолютно несопоставимым контингентом жертв и проч. Тем не менее, вопросы обусловленности, очевидно, сводятся к двум системным позициям: согласно первой, традиционные виктимогенные качества являются определяющими в процессе кибервиктимизации; согласно второй — кибервиктимизация имеет свои уникальные предикторы.
В русле первой позиции ряд авторов высказывают мнение о том, что жертвами в интернете становятся лица, склонные к виктим-ному поведению в повседневной реальности, то есть офлайн-виктимность предопределяет ее виртуальную континуацию [8]. В этом случае кибервиктимизация преподносится как следствие виктимных черт индивида, которые он проявляет во всех сферах своей жизнедеятельности, в том числе информационно-коммуникационной. Это весьма «комфортный» подход и понятная объяснительная модель, однако, не учитывающая ряд важных переменных. Именно они актуализируются в контексте второй позиции. Согласно ей, в расчет нужно брать специфические виктимогенные факторы, к примеру, техническую уязвимость компьютерных систем, радикальную, в том числе виктимогенную модификацию поведения пользователей, возникающую под влиянием анонимности интернета (виктимная амбивалентность, деперсонификация жертв, их экстерриториальность, особые персональные качества потерпевших, смешанный технико-личностный характер виктимности). Вследствие этого невиктимные в реальной жизни лица нередко становятся объектами нападок и дискриминации исключительно в интернете, а это значит, что группа кибержертв весьма неоднородна. Среди уникальных предикторов (маркеров) кибервиктимизации называют: проблемы с самоконтролем [12], одиночество [2], высокую частоту использования интернета [1], наличие собственного мобильного телефона и участие в онлайн-играх [11], биологический пол для жертв сексуального
кибернасилия [15]. Вместе с тем следует отметить, что половые различия не всегда относят к существенным факторам кибервиктимиза-ции. Метаанализ более чем 40 тематических исследований показал незначительную ген-дерную разницу между респондентами, причем женщины испытывали кибервиктимиза-цию немного чаще, чем мужчины [14]. Однако полагаться на маркеры кибервиктимизации, безусловно, нужно с определенными оговорками. Известно немало случаев, когда они не имели никакого прогностического значения или вообще отсутствовали. К примеру, в случаях сексуальной эксплуатации несовершеннолетних, последние скорее демонстрировали возрастную виктимность, нежели какие-либо предвестники виктимности виртуальной. По данным Р.М. Узденова, возраст жертв, как правило, был каталогизирован ячейками: 0-3 года, 4-7 лет, 8-12 лет, 13-15 лет и 16-17 лет. Причем порнографические материалы с изображением жертв в возрасте 1-2 месяцев (!) мало уступали по объему аналогичному контенту с жертвами, находящимися в пубертатном периоде [26].
В-третьих, показатель распространённости кибервиктимизации означает выявление общего числа подобных случаев, происходящих в популяции за определенное время. Подсчет этих сведений предполагает различные по эффективности подходы. Обозначим некоторые из них.
1. Сбор и анализ данных об основных показателях деятельности органов внутренних дел, связанных с раскрытием и расследованием компьютерных преступлений. Фактически, это раздел общего криминального отчета в статистическом сборнике о преступности. Подобный подход используется в Российской Федерации, Беларуси и странах СНГ. Такие досье не отличаются комплексностью, не позволяют получить всю полноту информации о жертвах киберпреступлений, но благодаря им можно увидеть некоторые тенденции в изучаемой области и составить первое впечатление о проблеме;
2. Тематические отчеты органов власти представляют собой более углубленные и содержательные бюллетени по проблематике исследования. Например, в США публикуется Internet Crime Report (ФБР), содержащий указание на число жертв и ущерб от тех или иных киберпреступлений. В этом отчете рассматриваются 33 формы кибервиктимизирующих акта. Данные отчета за 2019 г. см. в табл. 2.
ПРОЛОГ:
Таблица 2
По количеству жертв и причиненному ущербу
Тип преступления Ущерб Жертвы Тип преступления Ущерб Жертвы
Фишинг / Вишинг / Смишинг / Фарминг $57.836.379 114.702 Лотерея / ложное наследование $48.642.332 7.767
Неплатеж / недоставка товаров и услуг $196.563.497 61.832 Введение в заблуждение по поводу товаров или услуг $12.371.573 5.975
Вымогательство $107.498.956 43.101 Мошеннические инвестиции $222.186.195 3.999
Кража или утечка персональных данных (personal data breach) $120.102.501 38.218 Нарушение авторских прав и контрафакт $10.293.307 3.892
Спуфинг (фальсификация контактной информации) $300.478.433 25.789 Вредоносное ПО / Пугающее ПО / Вирусы $2.009.119 2.373
Взлом корпоративной почты / учетной записи $1.776.549.688 23.775 Программы-вымогатели $8.965.847 2.047
Мошенничества на доверии, в т.ч. брачные, романтические $475.014.032 19.473 Нарушение корпоративных данных $53.398.278 1.795
Кража личных данных / захват учетной записи (identity theft) $160.305.789 16.053 Отказ в обслуживании. DDoS-атаки $7.598.198 1.353
Преследования / угрозы насилия $19.866.654 15.502 Преступления против детей $975.311 1.312
Мошенничество с переплатой $55.820.212 15.395 Повторная доставка (получение посылок, купленных обманным путем для дальнейшей пересылки) $1.772.692 929
Мошенничество с предоплатой $100.602.297 14.607 Гражданские иски $20.242.867 908
Криминальная занятость (когда лица считают, что трудоустроены законно) $42.618.705 14.493 Схемы в области здравоохранения (предложения о покупке поддельных страховых карт. помощи на рынке медицинского страхования или информация о здоровье) $1.128.838 657
Мошенничество с кредитными картами $111.491.163 14.378 Ложная благотворительность $2.214.383 407
Выдача себя за другого лица $124.292.606 13.873 Азартные игры в интернете $1.458.118 262
Ложная техподдержка $54.041.053 13.633 Кибертерроризм $49.589 61
Мошенничество с недвижимостью, арендой или таймшер-недвижи-мостью $221.365.911 11.677 Хактивизм $129.000 39
Иное $66.223.160 10.842
ПРОЛОГ
Жмуров Д.В. Кибервиктимизиция. Исследовательская ЖУРНДЛ О nPABF / Zhmurov D.V. Cybervictimization. Research Matrix матрица
Таким образом, по числу жертв в США лидируют фишинг, неплатежи (недоставка товаров), вымогательство. По наносимому ущербу на верхних строчках находятся взлом корпоративной почты или учетной записи, мошенничество на доверии и спуфинг. При этом необходимо отметить, что американская система регистрации интернет-жертв достаточно «доброжелательна»: она предоставляет им возможность подавать заявления онлайн, обеспечивает всех заинтересованных лиц необходимой информацией в одном централизованном месте. Эта действующая сейчас система называется IC3.
3. Виктимологические опросы представляют собой исследования, когда респонденты опрашиваются о том, становились ли они жертвами киберпреступлений. Это достаточно популярный инструмент научных изысканий с наиболее высоким потенциалом эффективности. Аргументы в пользу этого очевидны: государство не способно зарегистрировать весь объем актов кибервиктимизации; оно не обращает внимание на те случаи, когда был причинен незначительный ущерб; большинство потерпевших не мотивированы придавать своему «делу» официальный ход; акты кибервиктимизации слишком быстро меняются и законодатель не успевает адаптировать под них нормативные акты.
Перечисленные противоречия нивелируются возможностью проведения викти-мологических обзоров (национальных или региональных). Методология опроса не представляет особой сложности: во-первых, требуется установить количественные показатели пользователей интернета; во-вторых, исходя из расчётной цифры генеральной совокупности, уточнить объём реальных кибержертв на основе результатов собственных выборочных исследований. Сегодня уже имеются замечательные труды, посвященные локальной проблематике, например, расчету реального количества жертв интернет-мошенничества в России. А. Комаров (2020) сообщает, что среднегодовая виктимизация от этих преступлений в 2016 — 2019 гг. составила 4066,5 тыс. человек [23]. Более осторожных оценок придерживаются В.П. Кириленко, Г.В. Алексеев [21]. Они полагают, что ежегодно в рунете на 116,3 млн. пользователей совершается примерно 1,4 млн. правонарушений. Для сравнения: по данным МВД, общее число потерпевших, например, в 2018 году составило 1335,2 тыс. человек. Следовательно, количество пострадавших только от виртуальных преступлений сопоставимо либо значительно выше, чем абсолютная совокупность всех потерпевших, отраженных
официальной статистикой. При этом надо понимать, что при анализе учитываются далеко не все категории кибержертв.
В-четвертых, прогнозируемость кибервиктимизации — это ее предсказуемость у отдельных лиц или социальных групп. Эффективное прогнозирование предполагает использование ряда подходов:
— мануальная идентификация виктим-ного поведения основана на системном описании его предикторов и оценке соответствия пользователя этим факторам. Каждому из предикторов может быть присвоено цифровое значение фиксирующее интенсивность его проявления, а виктимогенный потенциал будет рассчитываться как совокупная сумма выбранных показателей (актуальной представляется разработка шкалы «виктимного поведения в интернете»).
— автоматическая идентификация вик-тимного поведения, которая в условиях виртуальной среды выглядит достаточно привлекательно. Дело в том, что многие традиционные методики и виктимологические опросники нередко неприменимы в сетевом окружении без согласия пользователей на их проведение ввиду многочисленности диагностируемых лиц, а также отсутствия принятых маркеров кибервиктимизации. Автоматизация этого процесса является предпочтительной и выражается в том, что кибервиктимность будет оцениваться программными средствами. Это позволит оперативно обнаруживать потенциальных жертв, автоматически их идентифицировать и незамедлительно проводить профилактику. Подобные идеи уже высказываются: к примеру, было предложено проводить автоматическую идентификацию виктимного поведения по признаку наличия множественных псевдонимов у пользователя (пассивная виктимность) либо наличия множественных ложных псевдонимов в его окружении [22]. Некоторые интеллектуальные системы способны к обучению и самообучению. Уже сейчас такие системы могут активно применяться для выявления слабостей потенциальных жертв мошенничества, а также имитации деятельности человека [24].
В-пятых, эпидемичность — это способность актов кибервиктимизации причинять урон (физический, материальный, организационный, моральный, репутационный, технический и т.д.). Следует признать, что сегодня нет какой-либо системной методики оценки ущерба от кибервиктимизации. Вероятно, это вопрос ближайшего будущего, тем более, что отдельные аспекты наносимого ею вреда уже основательно изучены. Можно указать на ряд
ПРОЛОГ
подобных примеров. Так, среди психологических последствий кибервиктимизации называют чувство одиночества, депрессию [4], заниженную самооценку [12], социальную тревогу и изоляцию [7], употребление психоактивных веществ и проблемы с поведением [13], суицидальные мысли и поступки [10], ощущение психологической незащищенности [9], со-матизацию, враждебность, импульсивность и интернет-зависимость [6], страхи, избегающее поведение, ношение оружия, вовлеченность в физические конфликты [16] и проч.
Для анализа рисков кибервиктимизации и затрат на обеспечение безопасности применяют специальные программные комплексы: британский CRAMM (Insight Consulting), американский RiskWatch и российский ГРИФ (Digital Security).
Немаловажной представляется разработка инструментов оценки морального, организационного, репутационного, косвенного, технического ущерба от кибервиктимизации.
Таким образом, каждое из пяти названных звеньев кибервиктимизации (профилирование, обусловленность, распространенность, прогнозируемость, эпидемичность) является самостоятельной научной проблемой, подлежащей серьезному изучению. В своей общности, в русле методологии интегративно-го подхода, они максимально детально описывают изучаемый социальный феномен. Разработанная теоретическая модель допустима к использованию при изучении такого объекта как виктимизация личности в сети «Интернет» и связанных с этим негативных последствий.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Agustina J.R. Understanding Cyber Victimization: Digital Architectures and the Disinhibition Effect // International Journal of Cyber Criminology. — 2015. — Vol. 9. — №1. — Pp. 35 — 54.
2. Álvarez-García D., Pérez J.C.N., González A.D.C., Pérez C.R. Risk Factors Associated with Cybervictimization in Adolescence // International Journal of Clinical and Health Psychology. — 2015. — Vol. 15. - №3. - Pp. 226 - 235. - DOI: 10.1016/j.ijchp.2015.03.002.
3. Arora B. Exploring and Analyzing Internet Crimes and Their Behaviours // Perspectives in Science. -2016. - Vol. 8. - Pp. 540 - 542. - DOI: https://doi.org/10.1016/j.pisc.2016.06.014.
4. Gradinger P., Strohmeier D., Spiel C. Traditional Bullying and Cyberbullying: Identification of Risk Groups for Adjustment Problems // Journal of Psychology. - 2009. - Vol. 217. - №4. - Pp. 205 - 213. -DOI: https://doi.org/10.1027/0044-3409.217.4.205.
5. Holt T.J., Bossler A.M., Seigfried-Spellar K. Cybercrime and Digital Forensics: An Introduction. -London: Routledge, 2017. - 754 p.
6. Ildirim E., Qalici C., Erdogan B. Psychological Correlates of Cyberbullying and Cyber-Victimization // The International Journal of Human and Behavioral Science. - 2017. - Vol. 3. - №2. - Pp. 7 - 21. - DOI: 10.19148/ijhbs.365829.
7. Juvonen J., Gross E.F. Extending the School Grounds? Bullying Experiences in Cyberspace // Journal of School Health. - 2008. - Vol. 78. - №9. - Pp. 496 - 505. - DOI: https://doi.org/10.1111/j. 1746-1561.2008.00335.x.
8. Kowalski R.M., Giumetti G.W., Schroeder A.N., Lattanner M.R. Bullying in the Digital Age: a Critical Review and Meta-Analysis of Cyberbullying Research among Youth // Psychological Bulletin. - 2014. -Vol. 140. - №4. - P. 1073. - DOI: https://doi.org/10.1037/a0035618.
9. Li Y., Li D., Li X., Zhou Y., Sun W., Wang Y., Li J. Cyber Victimization and Adolescent Depression: The Mediating Role of Psychological Insecurity and the Moderating Role of Perceived Social Support // Children and Youth Services Review. - 2018. - Vol. 94. - Pp. 10 - 19. - DOI: https://doi.org/10.1016/j. childyouth.2018.09.027.
10. Massing-Schaffer M., Nesi J. Cybervictimization and Suicide Risk in Adolescence: an Integrative Model of Social Media and Suicide Theories // Adolescent Research Review. - 2020. - Vol. 5. - №1. - Pp. 49 - 65. - DOI: https://doi.org/10.1007/s40894-019-00116-y.
11. Mindrila D., Moore L., Davis P. Cyber-Victimization and Its Psychosocial Consequences: Relationships with Behavior Management and Traditional Bullying // Journal of Research in Education. - 2015. - Vol. 25. -№2. - Pp. 53 - 61.
12. Olenik-Shemesh D., Heiman T., Zuaretz-Hannan M. Cyber-victimization among Children: Prevalence, Characteristics, Gender Differences and Links to Social Difficulties // Journal of Child and Adolescent Behavior. - 2017. - Vol. 5. - №2. - DOI:10.4172/2375-4494.1000339.
13.Smith P.K., Mahdavi J., Carvalho M., Fisher S., Russell S., Tippett N. Cyberbullying: its Nature and Impact in Secondary School Pupils // Journal of Child Psychology and Psychiatry. - 2008. - Vol. 49. -№4. - Pp. 376 - 385. - DOI: https://doi.org/10.1111/j.1469-7610.2007.01846.x.
ПРОЛОГ:
14. Sun S., Fan X. Is there a Gender Difference in Cyber-Victimization? A Me-ta-Analysis // Journal of Media Psychology: Theories, Methods, and Applications. - 2018. - Vol. 30. - № 3. - Pp. 125 - 138. -DOI: https://doi.org/10.1027/1864-1105/a000185.
15. Taylor B.G., Liu W., Mumford E.A. Profiles of Youth In-Person and Online Sexual Harassment Victimization // Journal of Interpersonal Violence. - 2021. - Vol. 36. - №13-14. - Pp. 6769 - 6796. -DOI: https://doi.org/10.1177/0886260518820673.
16. Wright M.F., Wachs S. Adolescents' Psychological Consequences and Cyber Victimization: The Moderation of School-Belongingness and Ethnicity // In-ternational journal of environmental research and public health. - 2019. - Vol. 16. - №14. - P. 2493. - DOI: 10.3390/ijerph16142493.
17. Бовть О.Б. Кибервиктимология: мультидисциплинарность и перспективы развития // Гранто-вая научно-исследовательская и научно-образовательная деятельность: цели, технологии, результаты: коллективная монография / отв. ред. О.П. Чигишева: в 9-ти томах. Том 4. - Ростов-на-Дону: Изд-во МИЦ «Научное сотрудничество», 2017. - С. 5 - 32.
18. Бумаженко Н.И. Виктимология: учебно-методическое пособие. - Витебск: УО «ВГУ им. П.М. Ма-шерова», 2010. - 115 с.
19. Войскунский А.Е. Киберпсихология как раздел психологической науки и практики // Universum: Вестник Герценовского университета. - 2013. - №4. - С. 88 - 90.
20. Кабанов П.А. Современная криминологическая виктимология: тенденции и некоторые перспективные направления развития // Виктимология. - 2017. - №3. - С. 5 - 15.
21. Кириленко В.П., Алексеев Г.В. Гармонизация российского уголовного законодательства о противодействии киберпреступности с правовыми стандартами Совета Европы // Всероссийский криминологический журнал. - 2020. - Т. 14. - №6. - С. 898 - 913. - DOI: 10.17150/2500- 4255.2020.14(6).898-913.
22. Клименко А.Б., Сафроненкова И.Б. Проблема автоматической идентификации ложных псевдонимов пользователей сети как элемент противодействия виктимному поведению индивида // Известия Тульского государственного университета. Технические науки. - 2020. - №2. - С. 295 - 305.
23. Комаров А.А. Исследование по вопросу определения объёма генеральной совокупности жертв мошенничества, совершённого посредством глобальной компьютерной сети Интернет // Юридические исследования. - 2020. - №4. - С. 29 - 45. - DOI: 10.25136/2409-7136.2020.4.32627.
24. Коробеев А.И., Дремлюга Р.И., Кучина Я.О. Киберпреступность в Российской Федерации: криминологический и уголовно-правовой анализ ситуации // Всероссийский криминологический журнал. - 2019. - Т. 13. - №3. - С. 416 - 425. - DOI: 10.17150/2500-4255.2019.13(3).416-425.
25. Лупанов В.Н. Интернет как объект социологического исследования (к вопросу о развитии социологической сети в интернете, Web-сети) // Информационное общество. - 2001. - №1. - С. 40 - 43.
26.Узденов Р.М. Новые границы киберпреступности // Всероссийский криминологический журнал. - 2016. - Т. 10. - №4. - С. 649 - 655. - DOI: 10.17150/2500-4255.2016.10(4).649-655.
REFERENCES
1. Agustina J.R. Understanding Cyber Victimization: Digital Architectures and the Disinhibition Effect. International Journal ofCyber Criminology. 2015. Vol. 9. Issue 1. Pp. 35 - 54. (In Eng.). DOI: 10.5281/zenodo.22239.
2. Álvarez-García D., Pérez J.ON., González A.D.C., Pérez C.R. Risk Factors Associated with Cybervictimization in Adolescence. International Journal of Clinical and Health Psychology. 2015. Vol. 15. Issue 3. Pp. 226 - 235. (In Eng.). DOI: 10.1016/j.ijchp.2015.03.002.
3. Arora B. Exploring and Analyzing Internet Crimes and Their Behaviours. Perspectives in Science. 2016. Vol. 8. Pp. 540 - 542. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1016/j.pisc.2016.06.014.
4. Gradinger P., Strohmeier D., Spiel C. Traditional Bullying and Cyberbullying: Identification of Risk Groups for Adjustment Problems. Zeitschrift für Psychologie — Journal of Psychology. 2009. Vol. 217. Issue 4. Pp. 205 - 213. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1027/0044-3409.217.4.205.
5. Holt T.J., Bossler A.M., Seigfried-Spellar K. Cybercrime and Digital Forensics: an Introduction. London, 2017. 754 p. (In Eng.).
6. Ildirim E., Qalici C., Erdogan B. Psychological Correlates of Cyberbullying and Cyber-Victimization. The International Journal of Human and Behavioral Science. 2017. Vol. 3. Issue 2. Pp. 7 - 21. (In Eng.). DOI: 10.19148/ijhbs.365829.
7. Li Y., Li D., Li X., Zhou Y., Sun W., Wang Y., Li J. Cyber Victimization and Adolescent Depression: the Mediating Role of Psychological Insecurity and the Moderating Role of Perceived Social Support. Children and Youth Services Review. 2018. Vol. 94. Pp. 10 - 19. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1016/j. childyouth.2018.09.027.
8. Juvonen J., Gross E.F. Extending the School Grounds? - Bullying Experiences in Cyberspace. Journal ofSchool Health. 2008. Vol. 78. Issue 9. Pp. 496 - 505. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1111/j. 1746-1561.2008.00335.x.
9. Kowalski R.M., Giumetti G.W., Schroeder A.N., Lattanner M.R. Bullying in the Digital Age: a Critical Review and Meta-Analysis of Cyberbullying Research among Youth. Psychological Bulletin. 2014. Vol. 140. Issue 4. Pp. 1073. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1037/a0035618.
ПРОЛОГ
10. Massing-Schaffer M., Nesi J. Cybervictimization and Suicide Risk in Adolescence: An Integrative Model of Social Media and Suicide Theories. Adolescent Research Review. 2020. Vol. 5. Issue 1. Pp. 49 — 65. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1007/s40894-019-00116-y.
11. Mindrila D., Moore L., Davis P. Cyber-Victimization and Its Psychosocial Consequences: Relationships with Behavior Management and Traditional Bullying. Journal of Research in Education. 2015. Vol. 25. Issue 2. Pp. 53 - 61. (In Eng.).
12. Olenik-Shemesh D., Heiman T., Zuaretz-Hannan M. Cyber-victimization among Children: Prevalence, Characteristics, Gender Differences and Links to Social Difficulties. Journal of Child and Adolescent Behavior. 2017. Vol. 5. Issue 2. (In Eng.). D0I:10.4172/2375-4494.1000339.
13. Smith P.K., Mahdavi J., Carvalho M., Fisher S., Russell S., Tippett N. Cyberbullying: its Nature and Impact in Secondary School Pupils. Journal of Child Psychology and Psychiatry. 2008. Vol. 49. Issue 4. Pp. 376 — 385. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1111/j.1469-7610.2007.01846.x.
14. Sun S., Fan X. Is There a Gender Difference in Cyber-Victimization? A Meta-analysis. Journal of Media Psychology: Theories, Methods, and Applications. 2018. Vol. 30. Issue 3. Pp. 125 — 138. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1027/1864-1105/a000185.
15. Taylor B.G., Liu W., Mumford E.A. Profiles of Youth In-Person and Online Sexual Harassment Victimization. Journal of Interpersonal Violence. 2021. Vol. 36. Issue 13-14. Pp. 6769 — 6796. (In Eng.). DOI: https://doi.org/10.1177/0886260518820673.
16.Wright M.F., Wachs S. Adolescents' Psychological Consequences and Cyber Victimization: The Moderation of School-Belongingness and Ethnicity. International Journal of Environmental Research and Public Health. 2019. Vol. 16. Issue 14. P. 2493. (In Eng.). DOI: 10.3390/ijerph16142493.
17. Bovt O.B. Cyber Victimology: Multidisciplinarity and Development Prospects [Kiberviktimologiya: mul'tidistsiplinarnost' i perspektivy razvitiya]. Grantovaya nauchno-issledovatel'skaya i nauchno-obrazovatel'naya deyatel'nost': tseli, tekhnologii, rezul'taty (Grant Scientific Research and Educational Activities: Goals, Technologies, Results). Vol. 4. Rostov-on-Don, 2017. Pp. 5 — 32. (In Russ.).
18. Bumazhenko N.I. Victimology [Viktimologiya]. Vitebsk, 2010. 115 p. (In Russ.).
19.Voiskunsky A.E. Cyberpsychology as a Section of Psychological Science and Practice [Kiberpsikhologiya kak razdel psikhologicheskoy nauki i praktiki]. Universum: Vestnik Gertsenovskogo universiteta — Universum: Bulletin of the Herzen University. 2013. Issue 4. Pp. 88 — 90. (In Russ.).
20. Kabanov P.A. Modern Criminological Victimology: Trends and Some Perspective Directions of Development [Sovremennaya kriminologicheskaya viktimologiya: tendentsii i nekotoryye perspektivnyye napravleniya razvitiya]. Viktimologiya — Victimology. 2017. Issue 3. Pp. 5 — 15.
21. Kirilenko V.P., Alekseev G.V. The Harmonization of Russian Criminal Legislation on Counteracting Cybercrime with the Legal Standards of the Council of Europe [Garmonizatsiya rossiyskogo ugolovnogo zakonodatel'stva o protivodeystvii kiberprestupnosti s pravovymi standartami Soveta Yevropy]. Vserossiiskii kriminologicheskii zhurnal — Russian Journal of Criminology. 2020. Vol. 14. Issue 6. Pp. 898 — 913. (In Russ.). DOI: 10.17150/2500-4255.2020.14(6).898-913.
22. Klimenko A.B., Safronenkova I.B. The Problem of Automatic Identification of False Aliases of Network Users as an Element of Counteraction against Victim Behavior of an Individual [Problema avtomaticheskoy identifikatsii lozhnykh psevdonimov pol'zovateley seti kak element protivodeystviya viktimnomu povedeniyu individa]. Izvestiya Tul'skogo gosudarstvennogo universiteta. Tekhnicheskiye nauki — Bulletin of the Tula State University. Technical Sciences. 2020. Issue 2. Pp. 295 — 305. (In Russ.).
23. Komarov A.A. Research on the Question of Determination of the Total Number of Fraud Victims Committed via Internet [Issledovaniye po voprosu opredeleniya ob''yoma general'noy sovokupnosti zhertv moshennichestva, sovershonnogo posredstvom global'noy komp'yuternoy seti Internet]. Yuridicheskiye issledovaniya — Legal Studies. 2020. Issue 4. Pp. 29 — 45. (In Russ.). DOI: 10.25136/2409-7136.2020.4.32627.
24. Korobeev A.I., Dremlyuga R.I., Kuchina Y.O. Cybercrimes in the Russian Federation: Criminological and Criminal Law Analysis of the Situation [Kiber-prestupnost' v Rossiyskoy Federatsii: kriminologicheskiy i ugolovno-pravovoy analiz situatsii]. Vserossiiskii kriminologicheskii zhurnal — Russian Journal of Criminology. 2019. Vol. 13. Issue 3. Pp. 416 — 425. (In Russ.). DOI: 10.17150/2500-4255.2019.13(3).416-425.
25. Lupanov V.N. Internet as an Object of Sociological Research (on the Development of a Sociological Network on the Internet, Web-network) [Internet kak ob''yekt sotsiologicheskogo issledovaniya (k voprosu o razvitii sotsiologicheskoy seti v internete, Web-seti)]. Informatsionnoye obshchestvo — Information Society. 2001. Issue 1. Pp. 40 — 43. (In Russ.).
26. Uzdenov R.M. New Frontiers of Cybercrime [Novyye granitsy kiber-prestupnosti]. Vserossiiskii kriminologicheskii zhurnal — Russian Journal of Criminology. 2016. Vol. 10. Issue 4. Pp. 649 — 655. (In Russ.). DOI: 10.17150/2500-4255.2016.10(4).649-655.
ПРОЛОГ
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Жмуров Дмитрий Витальевич (Иркутск) — кандидат юридических наук, руководитель проекта «Национальная энциклопедическая служба России», доцент кафедры уголовного права и криминологии Байкальского государственного университета (664003, Россия, г. Иркутск, ул. Ленина, 11, e-mail: [email protected]).
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Zhmurov, Dmitriy V. (Irkutsk) — PhD in Law, Ass. Professor, Department of Criminal Law, Criminology and Criminal Process, Law Institute, Baikal State University, Coordinator of Project «National Encyclopedic Service of Russia» (Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, e-mail: [email protected]).
ПРОЛОГ
