CC BY
212
Ирина Борисовна Михайлова
«КАЗАНСКОЕ ВЗЯТИЕ» И ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ИВАНА ГРОЗНОГО
Победа, одержанная русскими войсками 2 октября 1552 г., имела важное геополитическое значение. Вследствие присоединения Казанского ханства к Московскому государству была ликвидирована постоянная, существовавшая с 1437 г. угроза вторжения на Русские земли вооруженных сил, во-первых, татарских ханств и, во-вторых, могущественной и продолжавшей усиливаться Османской Империи, которая в то время контролировала и направляла международную деятельность всех мусульманских образований Поволжья, Крыма и частично Кавказа. Освобождение населения Поволжья от чувства страха и неуверенности в завтрашнем дне, связанного с частыми, внезапными захватами свободных людей, обращением их в рабство, продажей на невольничих рынках Европы и, прежде всего, Азии, создало условия для нормальной жизни и хозяйствования в этом регионе, укрепления дружественных отношений с русским народом, присоединения к Московскому государству Астраханского ханства, вхождения в его состав мари, черемисов, чувашей, мордвы, башкир. Закрепившись в Казани, казаки, промышленники и государевы служилые люди двинулись на Урал и в Сибирь: открывать и осваивать новые земли, расширять территорию и приумножать богатства обширной евро-азиат-ской страны.
Вместе с тем походы на Казань и взятие волжской твердыни имели еще один, религиозный смысл. Следует помнить, что русские люди XVI в. были православными, их сознание формировалось Церковью на основе Священных книг и святоотеческих преданий. В 7070 (1562) и 7077 (1569) гг., отмеченных зловещим сочетанием мистико-символи-ческих цифр, они ожидали Светопреставления, Второго пришествия Иисуса Христа и его Страшного Суда. Поскольку, как верно заметил А. Я. Гуревич, средневековые христиане осознавали «себя сразу в двух временных планах: в плане локальной преходящей жизни и в плане
общеисторических, решающих для судеб мира событий»1, русские люди воспринимали победы над мусульманами и католиками, одержанные в 50-е - 60-е гг. XVI в., как Божьи знамения в решающей, апокалипсической борьбе сил Света и Тьмы, Добра и Зла. Готовясь к завоеванию Казани, уничтожению «сатанинского» очага в Поволжье, превращению «бусурманского» ханства в христианский регион Московского государства, Иван IV и его советники, прежде всего, реформировали свою страну в «Новый Израиль» — последнее земное царство, из которого все праведники, возвысившиеся над неверными и обратившие их в истинную, православную, религию, должны были отправиться в рай2. В Москве создавался «Новый Иерусалим». Этот термин применялся для обозначения нескольких соединявшихся в сознании верующих того времени понятий, таких как: древний исторический и условный апокалипсический, земной, управлявшийся царями-помазанниками Божьими, и Небесный город в потусторонних владениях Всевышнего.
Этими представлениями обусловлены крупнейшие церковно-государственные реформы в России рубежа 40-х - 50-х гг. XVI в.
В январе 1547 г. Иван Грозный венчался на царство. Новый титул великого князя был производным от термина «цесарь» — император, но он также ассоциировался со словосочетанием «избранный и помазанный Богом его ставленник — библейский царь». К инсигниям государя — бармам и шапке Мономаха — добавился «животворящий крест» — символ страданий, смерти и воскресения Иисуса Христа в Иерусалиме3.
Вскоре после июньского пожара 1547 г. начались восстановительные работы в Золотой палате Московского Кремля, предназначавшейся для приема послов и званых пиров государя. Ее стены были покрыты символической росписью. Вход в палату предваряли просторные Сени, на своде которых были помещены полисемантические клейма с пояснительными надписями. На одном из них был изображен восседающий на престоле царь, летящий ангел возлагал на него венец. Из правой руки монарха лилась вода, в которой стояли склонившиеся к повелителю нагие люди. Слева от престола толпились вельможи. Смысл этой фрески заключался в том, чтобы напомнить входящим в Золотую палату, с одной стороны, о крещении израильского народа в Иордане, с другой стороны, слова Иисуса Христа о данной Им Его приверженцам воде — символе спасения и новой веры, которая будет течь всегда и увлечет их в «жизнь вечную». Современники также сопоставляли изображенного на этом клейме
земного правителя с его небесным патроном и понимали, что государь показан в облике сакрального спасителя всех православных подданных Русской державы.
В другом клейме был выписан стоящий на облаках ангел. Правой рукой он наклонял сосуд, из которого на землю изливалась вода, в левой руке держал царский венец. Ниже был изображен царь Соломон с «яблоком»-державой в левой руке и милостыней, протянутой нищим, в правой. На соседней фреске «царь Соломон стоит в храме пред Кивотом Завета и пред свещником, а в палатах Израильтяне приносят в храм дары и фимиам. Подпись гласила, что пути праведных подобны свету светятся»4. Здесь русский государь Иван Грозный сопоставлен с помощником бога Яхве, тоже главой богоизбранного народа.
Еще более отчетливо параллель между ветхозаветным и Московским православным царствами была проведена в росписи самой тронной палаты. «На шести щипцах (так назывались стрелки сводов, опускавшиеся по стенам)... были изображены прямо стоящие Израильские цари, первый Давид у дверей, потом Соломон и Ровоам по сторонам дверей в Золотую Палату, затем Авия, Асс, Иоасафат и, наконец, поясные, в сводах двух окон на Красное Крыльцо — Иозия, Иоахас, и в своде дверей к Столовой палате— Ахаз. Эти изображения стоящих царей служили как бы твердою непоколебимою опорою для изображений, которые находились в сводах палаты, где младый царь, получавший на голову царский венец свыше, от руки Ангела, принимал в то же время царское достоинство от сонма древних царей Израиля»5.
Входные двери в Золотую палату окружала роспись на тему: «История исхода Израильтян из Египта... битвы и победы Иисуса Навина над супостатами Израиля при завоевании Обетованной земли». Здесь также была показана «история Израильского Судии Гедеона, как он по слову Господню освободил Израильтян от ига Мадиамля»6.
Эти изображения ассоциировались с представлением о формировании, усилении, могуществе богоизбранных народов, библейского еврейского и великорусского. Ветхозаветные сюжеты следовало понимать как иносказание о становлении единого Московского государства, освобождении русского народа от ордынского ига, подготовке к походам в Поволжье, затем завоевании и подчинении Казанского ханства, а также — как аллегорию укрепления страны вследствие проводившихся в середине XVI в. социально-экономических реформ.
Та же тема продолжалась на противоположной стороне Золотой палаты, в ее юго-восточном углу, где стоял царский трон. Здесь были изображены: обряд жертвоприношения у древних израильтян, семь апокалипсических ангелов, судья Гедеон, заколовший в дар Господу овна, герои притч пустынника Варлаама, направившего царевича Иоасафа на путь спасения7. В этих фресках проводилась идея о неизбежности грозных испытаний, необходимости очищения души и тела, жертвенного служения Родине и Богу, о искуплении грехов каждым верующим и всеми православными людьми вкупе накануне гибели Вселенной, Второго пришествия Иисуса Христа и его Страшного Суда.
Местоположение трона в юго-восточном углу Золотой Палаты было обусловлено дуалистическими представлениями православных верующих о пространстве. Южная, правая сторона храма, дома, палаты считалась чистой, расположенной ближе к райским кущам, чем левая половина помещения. Руководствуясь этими соображениями, к 1 сентября 1551 г. в юго-восточной части Успенского собора Московского Кремля, возле алтаря возвели «Царское место» — внушительный молельный шатер высотой 6,5 м. Это богато декорированное сооружение символизировало Небесный Иерусалим, а молившегося здесь государя воспринимали как «земного Бога», повелителя потенциальных жителей рая8. Характерно также, что парадное кресло московского венценосца и «седалище» Вседержителя назывались престолами, а богоподобного самодержца величали не «господине» (производное от «господин»), а «Господи» (звательная форма от слова «Господь»)9.
В феврале 1551 г. собрался церковный собор, чтобы разработать и утвердить «непороченъ... истинный православный хр(и)стианьский законъ». Обращаясь к его участникам, Иван IV напомнил им слова апостола Павла о том, «яко в последняа дни настанут времена люта. Будут бо ч(е)л(о)в(е)ци самолюбци, сребролюбци, неб(о)голюбци, предатели, продръзливи, возносливи, сластолюбци пач(е) нежели б(о)голюбци». По мнению царя, период всеобщего разврата и разложения общества уже наступил, свидетельство чему — многочисленные Божии «казни». За грехи юного государя Всевышний отнял у него отца, «братию» последнего, мать, сильную высшую власть. На этом наказания не прекратились, они приняли разные формы и обрушились уже на всех подданных Московской державы. Царь сокрушался: «Каких казней не послалъ на насъ Б(о)гъ, приводя насъ на покаяние: ово пленениемъ, и с(вя)тымъ ц(е)
рквамъ разорение, и попрание всякимъ с(вя)тынямъ, и много безчисле-ное кровопролитие, и пожжение, и истопление, и в пленъ расхищениа!». Наконец, «посла Г(оспод)ь на ны тяжкиа и великиа пожары». И от всего этого, признавался Иван Грозный, «вниде страхъ въ д(у)шу мою и трепетъ в кости моя»10.
Разумеется, это леденящее душу царя чувство было вызвано не боярским самоуправлением, войнами и пожарами, а Божьим гневом. Страх порождал тревожные мысли о будущем, посмертном существовании и властелина, и его подданных, которые вместо рая могли оказаться в аду. Поэтому монарх призывал духовенство и бояр: «...Очистимся от всяких грех д(у)шевныхъ и телесныхъ». Он предупреждал о своей непричастности к делам тех, кто впредь не будет соблюдать христианские заповеди, и угрожал им: «Вы о сем ответъ дадите въ день Страшнаго Суда»11.
В контексте этой речи понятно, почему церковный собор не установил для грешников («татей»-воров, лихоимцев, чародеев, пьяниц, обжор, блудниц, прелюбодеев, гомосексуалистов, «скотоложников» и «рукоблудников») жесткие санкции, а ограничился утверждением, что все они не войдут в Царство Божие12. Также ясно, почему обсуждавшиеся здесь предложения сопровождались вопросами: «На комъ того Б(ог)ъ взыщет? И кто о том истязанъ будет въ день Страшнаго Суда, егда приидет праведный Судиа в славе своей судити живым и м(е)ртвым, и с(вя)тителемъ, и ц(а)ремъ, и князем, и б(о)гату, и убогу въздасть комуждо по делом? Что намъ преже отвещати на праведномъ Суде Б(о)жии?»13
Те же представления отражены в «Домострое»14.
В свете всего вышеизложенного Казанские походы 1545-1552 гг. готовились и проводились не только как важнейшие внешнеполитические акции, но и с целью отличиться перед Богом, чтобы выдержать грандиозное испытание в Конце Света и перейти в вечное Небесное Царство15. Наиболее четко эта идея отражена в официальных летописных сводах, в статьях за 1551-1552 гг. Так, в августе 1551 г. казанский хан Шах-Али отпустил на волю русских пленников. Составитель Никоновского летописного свода сравнил это событие с исходом аравитян во главе с Моисеем из египетского рабства, тем самым подчеркнув тезис о богоизбранности основателей древнего и Нового Израилей16.
Решение о генеральном походе на Казань было принято на заседании Боярской думы в апреле 1552 г. Здесь Иван IV сказал: «Никакъ не могу трьпети христианства гиблюща, еже ми предано отъ Христа моего... аще
увидитъ Христосъ веру нашу неотложну, отъ всехъ (недругов. — И. М. ) избавить нас». Советники поддержали его порыв: «За многие крови хри-стианьскые видевъ твой подвигь, Владыка не оставить рабь своихь, упо-вающихъ нань»17. Значит, поход изначально задумывался как религиозноискупительная акция. Поэтому он сопровождался церковными службами и молебнами во всех пунктах, через которые проходило и где останавливалось русское войско.
Накануне выступления ратников в Успенском соборе Московского Кремля были освящены «мощи святых отець». Затем в Москве под наблюдением митрополита Макария его подчиненные «съвершаютъ молеб-ныя службы на много время и святять воду со всехъ мощей и крестомь животворящимъ древомъ, на немьже распятца Владыка нашь Христосъ». На всех этих службах присутствовал государь. Тогда же протопоп Архангельского собора Тимофей отправился со святой водой в Нижний Новгород и Свияжск, а глава Церкви 21 мая написал адресованное царю и воинам «Послание учително пресвященаго Макариа митрополита всея Русии»18.
В нем, напомнив о взаимоотношениях Москвы и Казани за истекший 1551 г., владыка одобрил намерение монарха и его советников завоевать и включить в состав Русского государства волжскую твердыню. Предстоящий поход изображался им как угодная Вседержителю, очистительная, освободительная миссия, поэтому митрополит призывал ратников свято верить в Бога и соблюдать его заповеди: «имети... милость и миръ и любовь нелицемернаа ко всемъ и судъ праведный и беднымъ заступление и скорое управление и пленнымъ свобождение и чистота душевная»; воздерживаться «отъ обиадениа и отъ упиваниа и отъ всякого глумлениа непотребнаго и пустошнаго смехотворениа», а также «отъ пустошныхъ беседъ и срамныхъ словесъ»; молиться в церкви «съ страхомъ Божиимъ и чистою совестию, не имуще вражды, ни гнева ни на когоже. отложьше всяко мирьское попечение и яко на небеси стояти мня-щеся»; щедро раздавать милостыню. Макарий резко осуждал забывших священные заповеди, особенно тех, кто «бритву накладующе на брады своа», «блудъ съдевающе съ младыми юношами», «оскверняюще и растлевающе Богомъ свобоженыхъ пленниковъ не поганыхъ рукъ, благообраз-ныхъ женъ и добрыхъ девиць». Он угрожал грешникам яростью и мечом Спасителя, а праведникам обещал: «Падутъ врази ваша подъ ногама вашими и никтоже съпротивъ станетъ вамъ»19. В этом послании владыки
отражены главные вопросы, обсуждавшиеся на Стоглавом соборе 1551 г.. и основные идеи «Домостроя». Представляется, что они были стержневыми положениями целостной программы, разработанной, прежде всего, Макарием и под его руководством церковными книжниками с целью подготовки православных верующих Московского государства — «Нового Израиля» — к Светопреставлению и переходу их в загробное царство.
Тот же смысл вложен в прощальное обращение Ивана IV к супруге Анастасии, торжественно-патетическое, рассчитанное не на беременную женщину, обеспокоенную разлукой с уходящим на войну мужем и тревожащуюся за будущее семьи, а на читателей летописи, современников и потомков, составленное книжником, вероятно, из окружения владыки Макария. «Сладко бо умерети за православие, — говорил государь, — ни есть смерть еже страдати за Христа, се есть животъ вечный». Венценосец-военачальник вспомнил, что апостолы и мученики, древние «благочести-вии цари» и его предки Рюриковичи, которые «страдание приаша» за веру, не только получили от Всевышнего «царство и слову и храбрьство на супротивныя и страшни врагомъ своимъ быша», но и «место» в Новом Иерусалиме, где им даровано «съ ангелы предстояти и со всеми правед-никы веселитися»20.
Затем, перед выступлением войска из Москвы, Иван IV молился в Успенском соборе. В Коломне, во время смотра полков, он «вещал»: «Приближается убо намъ время мужествене утвердитися за имя святыя Троица и за единородную свою братию православные христиане». Здесь же, в Коломне, он молился в церкви Успения Богоматери. В Кашире была проведена служба об избавлении защитников Тулы от осаждавших город крымско-турецких войск хана Девлет-Гирея. Вскоре в Каширу пришло известие о том, что «помощию всесилнаго Бога» неприятеля «отъ града отбиша и граду погани ничтоже успеша»21. Узнав о бегстве турок и татар, Иван IV вернулся в Коломну, где принял окончательное решение о походе на Казань.
3 июля он обращался к Богу с мольбой о заступничестве в коломенской церкви Успения Пречистой Богородицы, 8 июля — в Успенском соборе Владимира «и по всемъ святымъ местомъ и по монастыремъ, ту быв-шимъ». Тогда же во Владимир приехал протопоп Тимофей с сообщением
об освящении Свияжска и проведении нескольких крестных ходов вокруг этой крепости. 13 июля царское войско прибыло в Муром, где состоялись службы в церкви Рождества Пречистой Богородицы «и по всемъ святымъ
местомъ»22. Сюда же, в Муром, была доставлена благословленная грамота митрополита Макария, составленная 13 июля.
Владыка писал о постоянных молебнах во здравие и продолжение рода государя и его семьи, проводившихся им и столичным духовенством; снова побуждал русских воинов «подвизатися. за святыа Божиа церкви и за всехъ православныхъ христианъ», за «пречестнейшую веру христианскую Греческаго закона» против нечестивых крымских и казанских татар, которым, по его утверждению, уготовано «дно адово, идеже имуть насле-довати огнь негасимый и тму кромешную». Представление владыки об эсхатологическом характере битвы за Казань маркируется упоминаниями
о Михаиле Архангеле — грозном предводителе небесного Божьего воинства, который, согласно Апокалипсису, в Конце Света явится за душами всех живых и мертвых людей, чтобы доставить их на Страшный Суд. Макарий напоминал ратникам, что Архистратиг Михаил неоднократно помогал праведным библейским героям: Аврааму — победить содомского правителя Ходолмогора, Иисусу Навину — взять «Ерихон градъ», Гедеону — разбить мадиамлян, Иезикее — защитить Иерусалим от войск ассирийского царя Сенахерима, — поэтому он явится, чтобы помочь православным верующим в решающей битве с врагом. Сопоставив образы ветхозаветных праведников и командовавшего русским войском Ивана IV, владыка четко указал на миссионерский характер религиозно-политической деятельности царя. Напомнив далее имена прославленных в веках праведников — Давида, Соломона, Константина Великого, Феодосия Великого и Феодосия Юного, Владимира Святого, Владимира Мономаха и Александра Невского, митрополит условно обозначил те страны, где они правили, в логической последовательности: Израиль (Иерусалим)— Византия (Константинополь=Новый Иерусалим)—Древняя Русь (Киев)— Северо-Восточная Русь (Владимир)—Великорусское государство (Москва=Новый Константинополь и последний, земной и Небесный Иерусалим). Эта схема была хорошо известна его грамотным современникам: она разрабатывалась в отечественной книжности Х!-ХП вв., затем, после перерыва, — с середины XV столетия.
Призвав на помощь русским войскам Михаила Архангела, митрополит Макарий наставлял ратников быть храбрыми, мудрыми, правдивыми, милостивыми к ближним, сохранять душевную и телесную чистоту, не бояться смерти, потому что умершим от ран, «мечного усечения» и «копейного прободения» уготованы «сладокъ... рай и велико въздаяние»23.
20 июля, после молебна в муромской церкви Рождества Богородицы, священный Казанский поход продолжился. 1 августа «на речке на Мяни», где был стан государя, «воду святили». 13 августа московское войско было встречено населением Свияжска, стоявшим «со кресты» «въ град-ныхъ воротехъ». В тот же день Иван Грозный молился в местной церкви Рождества Пречистой Богородицы, а дьяки пели ему и Владимиру Андреевичу Старицкому «многолетие». 18 августа там же царь «съ мно-гыми слезами молящеся на много время». 23 августа началась осада Казани24.
На лугу возле Волги были построены полки и перед ними развернуто знамя. Такое название боевой стяг получил потому, что на нем был изображен «образъ Господа нашего Иисуса Христа Нерукотворенный, и наверхъ водруженъ животворящий крестъ». Реявший над полками лик Спаса как бы знаменовал праведность сражающихся русских воинов и защищал их в битве25. Возле «хоругви» был проведен общий молебен «на исхождение ратнымъ», а затем «повеле же государь всемъ полкомъ крестомъ огража-тися». После того как государевы служилые люди разбили татар, предпринявших попытку смять их стан, Иван IV приказал «церкви поставити полотняные: Архистратига Михаила, другую Катерину Христову мученицу, третию преподобнаго отца Сергиа чюдотворца». В этих походных храмах вплоть до решающего штурма города «царь же благочестивый по вся дни и по вся нощи призываетъ Бога въ помощь»26.
Он привычно молился даже 2 октября, во время победоносного штурма. Выйдя в тот день из полотняного храма, царь увидел «знамена христианские уже на стенахъ градныхъ». Овладев Казанью, русские воины очистили от трупов улицу, ведшую «отъ Муралеевыхъ воротъ» к ханскому дворцу, и по ней московский властелин въехал в город. Здесь в знак победы над дворцом хана были установлены «животворящий крестъ, и образъ Владыки нашего Христа и пречистыя его Богоматере и великыхъ чудотворцовъ». Вернувшись в стан, Иван IV молился в церкви Преподобного Сергия Чудотворца. 4 октября был проведен торжественный крестный ход. К этому дню «городъ Казаньской вычистили от множества трупиа мертвыхъ, и государь поехалъ въ градъ и изобралъ место среди града и въдрузилъ на немъ крестъ своима рукама царьскима и обложилъ на томъ месте храмъ во имя пречистыя Владычицы нашиа Богородицы Честнаго Ея Благовещениа. И пелъ молебенъ протопопъ Андрей съ игумены и священникы и святя воды; и поиде государь царь съ
кресты по стенам градскымъ и освятя градъ во имя святыя живоначалныя Троица, Отца и Сына и Святаго Духа, и пречистыя Его Богоматери и вели-кыхъ чудотворцовъ». Благовещенская церковь была освящена 6 октября,
11 числа того же месяца, перед уходом из покоренного города, Иван IV снова участвовал в молебне27. На обратном пути праздничные «всенародные молитвы» возносились в Нижнем Новгороде, в суздальской церкви Покрова Богородицы, Троице-Сергиевом монастыре и в Москве28.
В октябре 1552 г. религиозно-политическая цель длительной борьбы с Казанским ханством была достигнута: уничтожив земное «царство Дьявола», победители стали обращать местное население в христианство и включили важный стратегический и торгово-экономический район в состав единого Русского государства.
В 1555-1561 гг. в ознаменование победы над Казанью в Москве на Красной площади был возведен собор Покрова на Рву (Василия Блаженного). В XVI в. он был выкрашен в красный цвет с белой отделкой. Его фигурные купола, покрытые луженым железом, ярко блестели на солнце29. Опричник Генрих Штаден писал о соборе: «На этой площади под Кремлем стояла круглая церковь с переходами, постройка была красива изнутри и над первым переходом расписана многочисленными священными изображениями, изукрашенными золотом, драгоценными камнями, жемчугом и серебром. Под переходом похоронено несколько человек; на их могилах горели день и ночь восковые свечи. У этого храма висело много колоколов»30. Щедро украшенный придел-«переход» и весь Покровский собор в целом называли Иерусалимским храмом или Иерусалимом.
Кроме собора Василия Блаженного храмы в честь Казанской победы были построены во многих городах и селениях, через которые в 1552 г. проходили русские войска. Это «церковь Брусенского монастыря в Коломне, где собиралось войско; церковь Николы Долгошеи в Рязани (через Рязань проходило войско Курбского); Алексеевская церковь в Солотчинском монастыре под Рязанью (архимандрит монастыря принимал участие в коломенских событиях); церковь Козьмы и Дамиана в Муроме, где был стан Ивана IV. С “казанским взятием” связана шатровая церковь в селе Елизарове близ Переяславля Залесского, построенная в 1552 г. сподвижником Ивана Грозного Алексеем Басмановым. Тем же годом датируется церковь в Балахне, тоже связанная с казанской победой»31. Все эти храмы созданы в шатровом стиле, для которого характерны форма свечи с горя-
щими над ней, словно языки пламени, куполами. По всему пути следования воинов-победителей выстроились мемориальные сооружения в память о павших героях, во славу их живых однополчан. Все они устремлены ввысь, к небесному Заступнику, как бы напоминая ему о праведности участников «казанского взятия» и моля его о даровании душам русских ратников блаженства в раю.
Тогда же, в середине XVI в., была написана и помещена в Успенском соборе икона «Благословенно воинство небесного царя». На ней изображена русская рать, окруженная небесными всадниками-святыми, которая под предводительством царя вслед за Михаилом Архангелом направляется из охваченного пламенем города в Небесный Иерусалим. Пребывающие в Горнем граде Богоматерь и младенец Иисус Христос посылают к монарху и его воинам ангелов с венцами праведников. Трактовка этих образов неоднозначна. Одни исследователи считают, что здесь изображены события 1552 г.: русские ратники, взяв Казань и предав ее огню, возвращаются в Москву. Другие ученые объясняют сюжет иконы эсхатологическими представлениями верующих того времени. По их мнению, горящая цитадель — это поверженный Богом Иерусалим=Вавилон, а поселение на скале, в котором Богоматерь и Иисус ждут воинов, — райский Горний град32. Два подхода к пониманию смысла иконы — конкретно-исторический и абстрактно-религиозный — не столь различны, как это представляется некоторым участникам дискуссий. Выводы искусствоведов теряют противоречивость, если принять во внимание особенности сознания русских православных людей, живших на рубеже 40-х - 50-х гг. XVI в. Для них Казанский поход 1552 г. и приближавшиеся Конец Света и Страшный Божий Суд были явлениями, неразрывно связанными друг с другом.
1 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 153.
2 О подчинении и просвещении христианами «неверных» народов накануне Светопреставления см.: Крывелев И. А. Христос: миф или действительность? М., 1987. С. 92.
3 Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). СПб., 2009. Т. XXIX. С. 49-50; Михайлова И. Б. И здесь сошлись все царства. Очерки по истории государева двора в России XVI в.: повседневная и праздничная культура, семантика этикета и обрядности. СПб., 2010. С. 46, 111-117.
4 Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. М., 2000. Т. I. Ч. 1. С. 158-160; Андреева Л. А. Сакрализация власти в христианской цивилизации: Латинский Запад и православный Восток. М., 2007. С. 218.
5 Забелин И. Е. Домашний быт русского народа. Т. I. Ч. 1. С. 161.
6 Там же. С. 161-162, 173.
7 Там же. С. 172-174.
8 Соколова И. Мономахов трон. Царское место Успенского собора Московского Кремля. М., 2001. С. 8, 11, 16-17; Михайлова И. Б. И здесь сошлись все царства. С. 52-54.
9 Успенский Б. А. Царь и император. Помазание на царство и семантика монарших титулов. М., 2000. С. 75. Примеч. 121; Михайлова И. Б. И здесь сошлись все царства. С. 69, 200.
10 ЕмченкоЕ. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 246-247, 249-250.
11 Там же. С. 248, 250.
12 Там же. С. 294, 299, 339; см. также: Там же. С. 288.
13 Там же. С. 254; см. также: Там же. С. 255, 259, 302-304, 336, 342, 354, 357.
14 Домострой. СПб., 1994. С. 9-11, 15, 28, 30-32, 37, 38, 89, 90, 94, 95, 98, 99, 102, 103.
15 Вслед за С. О. Шмидтом и Д. А. Котляровым мы считаем, что «именно с весны 1545 г. Русское государство начинает оказывать неослабевающее военнополитическое давление на Казанское ханство, что в конце концов привело к его падению как суверенного государства» (Котляров Д. А. Московская Русь и народы Поволжья в XV-XVI вв.: у истоков национальной политики России. Ижевск, 2005. С. 225).
16 ПСРЛ. М., 1965. Т. XIII. С. 169-170.
17 Там же. С. 178.
18 Там же. С. 180.
19 Там же. С. 181-183.
20 Там же. С. 185.
21 Там же. С. 186-189.
22 Там же. С. 191-192.
23 Послание митрополита Макария, написанное 13 июля 7060 г. (см.: Там же. С. 192-197).
24 Там же. С. 199, 201, 203.
25 Там же. С. 203; Яковлев Л. Древности Российского государства, изданные по высочайшему повелению. Дополнение к III отделению. Российские старинные знамена. М., 1865. С. 3, 17-18. — Это знамя хранится в Оружейной палате Московского Кремля.
26 ПСРЛ. Т. XIII. С. 203-205, 210.
27 Там же. С. 216-217, 219-222.
28 Там же. С. 222-223, 227.
29 Ильин М. А. Архитектура // Очерки русской культуры XVI века. М., 1977. Ч. 2. С. 302-303.
30 Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 60.
31 Вагнер Г. К. Искусство мыслить в камне. М., 1990.
32 СорокатыйВ. Икона «Благословенно воинство небесного царя». Некоторые аспекты содержания // Древнерусское искусство. Византия и Древняя Русь. К 100-летию Андрея Николаевича Грабара (1896-1990). СПб., 1999. С. 399, 404-413;
Богатырев С. Лестница в небеса. Символика власти Ивана Грозного // Родина: Российский исторический журнал. 2004. № 12. С. 10.
Информация о статье:
Автор: Михайлова Ирина Борисовна, доктор исторических наук, профессор Исторического факультета СПбГУ, Санкт-Петербург.
Название: «Казанское взятие» и эсхатологические представления Ивана Грозного. Аннотация: В статье рассматриваются особенности восприятия современниками событий середины XVI в. Согласно концепции автора, рецепция реальности проходила через призму специфического сознания средневекового человека, в основании которого лежали эсхатологические ожидания.
Ключевые слова: взятие Казани, эсхатология, историческая психология.
Information about the article:
Author: I. B. Mikhailova
Title: «The capture of Kazan» and eschatological beliefs of Ivan the Terrible. Summary: The paper considers some features of the perception of the events of the middle of the XVI century by the contemporaries. According to the authors concept reality reception passed through the prism of the specific consciousness of a medieval man based on the eschatological expectations.
Key words: the capture of Kazan, eschatology, historical psychology.
