CC BY
105
Ш: ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ ШШ
ИСТОРИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
КАЗАНСКАЯ УЧИТЕЛЬСКАЯ СЕМИНАРИЯ В ПОЛИТИКО-ПРАВОВОМ И КУЛЬТУРНООБРАЗОВАТЕЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ ЭПОХИ
В.П. Киржаева, доцент кафедры русского языка МГУ им. Н.П. Огарева
В статье рассматривается деятельность Казанской инородческой учительской семинарии как не имеющего аналогов в истории педагогического образования России XIX — начала XX в. учреждения. Специфика ее положения была обусловлена этноконфессиональной ситуацией региона и встроеннос-тью семинарии в общую систему инородческого образования, определяемую Правилами 1870 г. Реконструкция культурно-образовательного и социального контекста эпохи позволяет установить значительное расширение задач семинарии в реальной ее деятельности в сравнении с установками Положения 1872 г.: семинария стала центром подготовки не только учителей, но и священников из числа инородцев, важнейшей задачей которых была миссионерская деятельность. В статье использованы архивные материалы, впервые вводимые в научный оборот.
The author analyses the activity of Kazan Teachers’ Seminary for non-Russian students during the most important period for the history of the Volga region nations education in the 19th — at the beginning of the 20th century. Kazan Teachers’ Seminary had no analogues among the pedagogical institutions of the Russian Empire due to the confessional specificity of the region, its multiethnic and multicultural state. The Rules of 1870 and The Regulations of 1872 defined this very specific position of Kazan Teachers’ Seminary as a center for training teachers as well as the Orthodox clergy in the whole system of education of Finno-Ugric and Turk nations of the Volga region. The missionary activity was also important for the Seminary graduates. The author introduces some new material from the archives.
Казанская учительская семинария была учреждена в 1870 г. в соответствии с Правилами о мерах к образованию населяющих Россию инородцев (26 марта 1870 г.), однако уже формулировка самой цели ее создания указывала на многопрофильный характер подготовки учителей — «с целью приготовления учителей для начальных народных училищ Казанского учебного округа вообще и вместе с тем для тех из них, в которых будут обучаться инородцы мало или недостаточно обруселые»1. Как свидетельствуют ранее не публиковавшиеся архивные данные, такой подход получил изначально отрицательную оценку великого князя Константина Николаевича, который во время посещения в 1870 г. Казанской крещено-татарской школы «высказал сомнение в пользе одной общей учительской семинарии как для русских, так и для разных инородцев» и предложил «учредить две отдельные семинарии: одну — для русских, другую — для инородцев-христиан». Оппонент Н.И. Ильминского выдвигал два довода: во-первых, «для инородцев не нужен славянский язык, тогда как для русских он необходим»; во-вторых, что особенно важно, «совместное обучение с русскими может быть
принято инородцами за меру стеснительную, и они потому неохотно будут поступать в семинарию». Но в то же время великий князь дал устное поручение довести его мнение до Ильминского с предложением «с полной откровенностью, нисколько не стесняясь его представлением, и откровенно выразить свои убеждения, так как он имеет в виду одно — пользу дела»2.
Как свидетельствуют документы, точка зрения, сформулированная Ильмин-ским, возобладала. Многопрофильность подготовки учительских кадров как для русских школ, так и для школ смешанного состава была учтена прежде всего в контрольных цифрах приема: из 240 учеников — половина русских, половина инородцев, причем прием последних ставился в зависимость от реального соотношения численности народов в этнической ситуации Казанского округа: предполагалось «такое число учеников из главнейших инородческих племен (мордвы, черемис, чуваш, вотяков и крещеных татар), которое по возможности было бы соразмерно численности сих племен в губерниях, составляющих Казанский учебный округ» (Т. 4. Стб. 1561). Она была закреплена и в структурной
© В.П. Киржаева, 2003
111!111Й1И1!Ш № 2,
организации учебного процесса в семинарии: обучение велось на русском и инородческом отделениях; для методической подготовки учеников — «для практических упражнений в преподавании» (Т. 4. Стб. 1561) — при семинарии были учреждены четыре инородческих начальных училища — мордовское, черемисское, вотяцкое и чувашское; базой практики для татар была определена Казанская крещено-татарская школа, для русских — одна из начальных русских школ Казани. Следует отметить, что в Представлениях 1871 г. на начальные училища возлагалась функция не только базы педагогической практики для учеников старшего класса, но и первоначальной подготовки инородческих детей к поступлению в семинарию.
Представления министра народного просвещения Д.Н. Толстого в Государственный Совет (21 марта 1871 г.) содержат материалы предварительного обсуждения путей «прочного сближения инородцев с коренным русским населением» (Т. 5. Стб. 760), проведенного в периодической печати и в Ученом комитете Министерства при участии попечителей Казанского и Одесского учебных округов и главного инспектора училищ Восточной Сибири. Результатом этого обсуждения становится одобрение системы Н.И. Иль-минского.
В разделе «Соображения», отражающем теоретические основы системы, подчеркнута необходимость социализации инородцев, преодоления их отчужденности от коренных русских, являющейся «положительным препятствием к правильному развитию всего строя жизни общественной в местах их населения» (Т. 5. Стб. 794). Социализация инородцев, по существу, трактуется как их обрусение, достижение которого возможно лишь при внедрении определенной системы инородческого образования, предполагающей религиозно-нравственное и умственное развитие инородцев при помощи их родных наречий. Автор «Соображений» справедливо отмечает, что идея использования родного языка содержалась и в ранее разработанных проектах инородческого образования, и видит
причину их несостоятельности в неверно избранных способах обучения. По его мнению, цель образования и развития инородцев может быть достигнута только при системном подходе к мерам ее достижения: первоначальное обучение на родном языке единоплеменными учителями, «потому что эти лица естественно должны пользоваться доверием и сочувствием родственного им общества»; подготовка «вполне способных и благонадежных учителей». Вот почему организация Казанской учительской семинарии «представляется неотлагательною потребностию и мерою чрезвычайной важности, имеющею государственное значение» (Т. 5. Стб. 797).
В соответствии с требованием Правил 1870 г. в справке попечителя Казанского учебного округа приведена подробная информация по этноконфессиональ-ной ситуации в округе. В частности, говорится, что мордва третий по численности нерусский народ вслед за татарами и башкирами; наибольшее ее количество сосредоточено в Самарской губернии (четверть всей мордвы округа), Симбирской, Пензенской, Саратовской и Нижегородской. Степень христианизации мордвы очень высока — 99,8 %; причины сохранения язычества у оренбургской мордвы авторы справки видят в переселении части мордвы, как и чувашей, в конце 30-х гг. XVIII в. («около времени учреждения конторы новокрещенских дел») за Волгу на башкирские земли из-за нежелания принять христианскую веру, несмотря на все льготы, предусматриваемые в случае крещения именным указом 1681 г. Сделанный в итоге вывод: «Мордва признается вообще самою обруселою отраслью инородцев; к православной вере они усердны, так что в Симбирской губернии многие из мордвы, по слепой ревности к чистоте веры, обратились в раскол. Мордва-эрзя обрусела больше мокши, мужчины больше женщин, а потому необходимо преимущественное внимание обратить на мордовок» (Т. 5. Стб. 781), — хотя и содержит попытку гендерной и этнической дифференциации степени обрусения мордвы, окажет впоследствии самое серьезное
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
негативное влияние на организацию ее первоначального обучения и подготовку переводов вероучительной и учебной литературы на мордовские языки3. Основную причину интенсивного обрусения мордвы авторы видят в дисперсности ее расселения, регулярном соседстве с русскими, что, однако, признается авторами менее стабильным, чем обрусение вследствие христианизации: «обрусение их (горных черемисов — В.К.) шло путем религиозным, а не путем лишь общежития, как обрусение мордвы; поэтому обрусение горных черемис твердое и прочное» (Т. 5. Стб. 782). Согласно логике рассуждений, документ должен был содержать конкретные меры упрочения христианской веры среди мордвы, однако эта идея не только не получила дальнейшего развития, но и не была сформулирована. В итоге приблизительно равное соотношение типов школ к 1872 г.: 1564 учеников в 78 инородческих мордовских школах и 1901 ученик-мордвин в смешанных школах — в дальнейшем существенно изменится за счет уменьшения собственно мордовских.
Включенные в Представления проекты Положений о Казанской и Иркутской учительских семинариях и татарских учительских школах в городах Уфе и Симферополе предваряются четким указанием законодательной базы их открытия, в частности для Казанской учительской семинарии это Устав гимназий и прогимназий (1864) и Положение о Мо-лодечнянской учительской семинарии (1870), подвергшиеся определенной коррекции в связи с местными условиями.
Отсутствием аналогов создаваемой семинарии, соединяющей функции нескольких отдельных семинарий, объясняются ее штатное расписание: учителей в ней шесть, вдвое больше, чем в Молодеч-нянской; учителя четырех начальных школ приравнены к учителям уездных училищ, поскольку «в эти школы должны быть назначаемы лучшие учителя из инородцев, которые могли бы служить образцами для воспитанников семинарии» (Т. 5. Стб. 799), — и большее финансовое обеспечение директора, который вдобавок ко всем обычным требова-
ниям должен был знать инородческие языки.
Если для Молодечнянской семинарии определяется образовательная цель «доставить педагогическое образование молодым людям всех сословий, православного исповедания, желающим посвятить себя учительской деятельности в начальных училищах Виленского учебного округа» (Т. 5. Стб. 789), то для Казанской семинарии как для учреждения учебно-воспитательного основным становится нравственное воспитание: «дать воспитанникам оной, как будущим народным учителям, твердое нравственное направление и приучить их практическою жизнию, в правильно организованном учебно-воспитательном заведении, к постоянному труду, порядку, чистоте и опрятности» (Т. 5. Стб. 798—799). Вот почему в Положении подчеркивается дополнительная обязанность учителей: «кроме преподавания, на них возлагается обязанность наблюдения за воспитанниками, живущими в семинарии» (Т. 5. Стб. 805).
Спецификой социальных и культурно-образовательных характеристик Среднего Поволжья, и в частности негативным отношением к школе как к институту принудительному, объясняется необходимость открытия при семинарии четырех начальных школ по 15 содержащихся за счет государственного финансирования воспитанников в каждой: «...в сих школах будут приготовляться к поступлению в семинарию инородческие воспитанники из сельского населения, которые не только не будут иметь возможности содержать себя на собственный счет, но которых даже необходимо будет привлекать в эти школы, по крайней мере в продолжение многих лет, пока польза учения не будет сознана самими инородцами» (Т. 5. Стб. 799). Предполагая трехгодичный курс обучения, Положение допускает занятия в последнем классе в течение двух лет, «в видах большего усовершенствования будущих учителей в научных знаниях и в способах и приемах преподавания» (там же); с этой же целью в семинарии могут организовываться курсы усовершенствования для
№ 2,2003
городских и сельских учителей. Статус выпускников семинарии очень высок: они, «при определении на учительские вакансии, имеют преимущество перед всеми другими» (Т. 5. Стб. 807—808).
В связи с возможными финансовыми затруднениями окончательным вариантом Положения сокращается численность воспитанников семинарии в сравнении с утвержденными Правилами 1870 г., но сохраняется этническое соотношение — 75 русских и 75 крещеных инородцев.
Первый прием в Казанскую инородческую учительскую семинарию (именно так, судя по архивным материалам, называется учреждение в прошениях о приеме: «Желая дать образование своему сыну, Петру Тихонравову, имеющему от роду 18 лет, в Казанской Инородческой Учительской Семинарии, покорнейше прошу Вас, Ваше Превосходительство, принять его 1872 года сентября 14 дня»4) был проведен в 1872 г. За 20 лет работы семинария подготовила 554 учителя, из них инородцев меньше половины — 222, «в числе коих 56 татар, 68 чуваш, 46 черемис, 30 мордвинов, 12 вотяков, 2-е зырян, 2 калмыка и 4 алтайца». Законодательно утвержденные цифры приема предполагали ежегодный выпуск по 3—4 чел. каждого племени. «На самом же деле в среднем семинария не может давать и таковой цифры, так как инородцы, начиная знакомиться с русским языком только в школе, долгое время не вполне свободно владеют им, почему и менее успевают в науках, чем русские» (Т. 13. Стб. 877).
Естественно, семинария не могла удовлетворить реальных потребностей школы в инородческих кадрах, о чем ярко свидетельствует переписка Н.И. Ильмин-ского, в частности, касающаяся мордвы. Так, в письме директору семинарии от 5 ноября 1873 г. попечитель Казанского учебного округа П.Д. Шестаков приводит запрос от Бугульминской уездной земской управы о приискании «знающего мордовский язык наставника» в Борис-кинскую инородческую мордовскую школу с очень высоким для своего времени годовым содержанием в 450 руб.
Однако в ответном письме от 7 ноября Ильминский вынужден был отказать в просьбе: «.. .я в настоящее время не имею в виду лица, которое могло бы удовлетворить требованиям Бугульминской уездной земской управы»5.
Кроме того, выпускники Казанской учительской семинарии начинают представлять серьезный интерес для церкви как кандидаты на священнические должности в инородческих приходах.
Еще в 1867 г. Св. Синод принимает Указ о назначении «в селения крещеных татар священнослужителей, по возможности, из их же одноплеменников, получивших образование в школах, для них учрежденных»6. Он был разработан на основе специальной записки, составленной по поручению обер-прокурора Синода Д.Н. Толстого тогда еще преподавателем Казанского университета Н.И. Иль-минским, и экспертизы ее епископом Казанским Антонием. Естественно, в контексте анализируемой нами проблемы наибольший интерес представляет определение уровня и характера образовательной подготовки этих священнослужителей.
В числе условий для получения сана, сформулированных в Указе, особо подчеркивается, что желающие принять его «инородцы не должны быть обязываемы к прохождению семинарского курса, но лучшие и способнейшие из них могут, по их желанию, быть допускаемы к слушанию собственно богословских наук в сих заведениях». Справедливо упомянув предпринятые в 30—40-е гг. в епархиях попытки готовить священников из инородцев в духовных семинариях и проанализировав причины их безуспешности, Ильминский приходит к однозначному выводу о самой возможности поступления в семинарию и обучения в ней только «после достаточного приготовления в школах, специально приноровленных к образованию инородцев». Еще один путь для выпускника Казанской крещено-татарской школы — предварительная учительская служба в местных школах, позволяющая «возрасти до той степени умственного и нравственного развития, которое нужно для поступления во священники»7.
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
Логичным развитием этой точки зрения становится мнение епископа Антония, закрепленное в Указе. Епископ поддержал идею Ильминского о создании для подготовки священнослужителей специального, более высокого по уровню образовательного учреждения — «новой школы в Казани, высшей сравнительно с существующею теперь, в которую бы поступали лучшие воспитанники сей последней, равно как и других школ, кои имеют быть открыты в разных селениях. Об устройстве этой школы, по мыслям г. Иль-минского, я и буду иметь честь войти к Вашему сиятельству с представлением, как скоро соображения по сему предмету достигнут надлежащей зрелости»8.
Очевидно, данная идея была интегрирована Ильминским в проекте Казанской учительской семинарии, поскольку, судя по фактам биографий многих ее выпускников, проучительствовав определенное время в сельских школах, они ходатайствовали о принятии священнического сана. Так, А.Ф. Юртов, первый семинарист-мордвин, после пятнадцатилетней учительской службы был рукоположен в священники9. Единственным требованием в таких случаях становится успешная сдача экзамена (знание Закона Божия, литургии, Священной истории) епископу.
Доказательством того, что семинария в конце концов стала базой подготовки священников в инородческие приходы, служит и переписка Ильминского с епископами Казанским, Сарапульским, Симбирским, Иркутским, Уфимским, хранящаяся в фондах Национального архива Республики Татарстан. Так, в письме Н.И. Ильминскому от 4 октября 1883 г. епископ Уфимский и Мензелинский, сообщая о вакансии «помощника настоятеля церкви села Покровского-Дурасова Стерлитамакского у., в приходе коего находится 1870 душ мужского пола и 1959 женского, в том числе крещеных из мордвы 644 душ обоего пола», просит «указать русского кандидата, способного однако же объясняться и по-мордовски». В приписке, сделанной Ильмин-ским, содержится краткое изложение его ответа от 19 октября: «...требуемого кан-
дидата, русского, умеющего объясняться по-мордовски, я не имею в виду, но если возможно будет удовольствоваться русским без знания мордовского языка, то я мог бы приискать благонадежного кандидата из бывших воспитанников вверенной мне семинарии»10. В письме от 17 июня 1882 г. епископ Казанский Сергий, соглашаясь с Ильминским в том, что «невозможно дожидаться тридцати лет (именно этот возраст определен в Указе Синода 1867 г. — В.К.) и что опасно, ради сего ожидания, оставлять приходы без священников, особенно инородческие», определяет двух бывших выпускников Казанской семинарии — Ефрема Макарова и Тимофея Иванова, чьи кандидатуры были предложены Ильминским, на священнические места в села Юкачи и Елышево. Более того, отмечаются случаи, когда при отсутствии вакансии не знающий инородческого языка церковник переводился в другой приход. В том же письме епископ подтверждает свою готовность переменить причетника в селе Чуре: «Я соглашусь вывести оттуда не знающего инородческих языков, и тогда может быть определен туда Сергей Кузмин»11.
Подобная практика осуществлялась в Казанской епархии уже в 30-е гг., на что указывают документы консистории, например: «Об удалении священников с. Авдей Мамадышского у. Н. Руднева и
А. Авдеева из прихода по причине незнания языка прихожан»; «О допросе священника с. Урят-Учей Мамадышского у. Кандалинского, подлинно ли он знает язык прихожан»; «Об удалении священника с. Ачей Лаишевского у. Карчанско-го из прихода по причине незнания языка прихожан»; «Об объявлении священнику с. Кошек Чебоксарского у. Золот-ницкому благодарности за чтение Евангелия на языке прихожан»12. Активизация этой работы именно в 80-е гг. объясняется тем, что, во-первых, учащаются случаи массового отпадения крещеных инородцев и правительством и церковью осознается необходимость мер по их предотвращению; во-вторых, вследствие огромного влияния обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева начальная школа
№ 2,2003
в значительной степени была изъята из ведения Министерства народного просвещения и передана в ведение Синода и тем самым реализовано победоносцев-ское кредо «школе прямое место при церкви и в тесной связи с церковью». Именно его мнение было отражено в Положении Комитета Министерства народного просвещения об отчете исправляющего должность Казанского губернатора о мерах к прекращению случаев отпадения крещеных татар от православия (от 18 мая 1884 г.): «.духовное просвещение инородцев может быть достигнуто лишь постепенно, при совокупном влиянии на местное население начальных училищ, миссионерских учреждений и деятельности церковных пастырей, при постоянном попечительном содействии местных гражданских властей» (Т. 9. Стб. 677). И в качестве примера положительной деятельности приводятся Братство св. Гурия, Казанская учительская семинария и центральная крещено-татарская школа.
Еще в октябре 1877 г., сразу после отпадений в трех крещено-татарских приходах, для анализа причин и разработки мер по их предотвращению совет Братства св. Гурия назначил специальную комиссию, в состав которой вошли Е.А. Малов, В.Т. Тимофеев, М.А. Маша-нов и Н.И. Ильминский. Разработанные ею «Соображения» были доложены общему собранию Братства 15 ноября. Суть их состояла в необходимости принятия мер долговременного и общего для всех инородцев, тяготеющих к исламу, характера, причем они «должны основываться главным образом на самих инородцах, которых есть уже несколько человек довольно подготовленных не только к учительству, но и к исполнению священнических обязанностей на местах подчиненных». Развивая эту мысль, миссионеры требуют «поставить в непременную обязанность в инородческих, особенно в крещено-татарских, приходах употребление местных наречий в церковном богослужении вполне или пополам с церковнославянским, смотря по числу присутствующих в церкви инородцев и русских, а при требоисправлении инородцам ис-
ключительное употребление их родного языка. Поэтому лица церковного причта преимущественно должны быть из инородцев. Если псаломщик русский, не знающий инородческого местного языка или не умеет совершенно точно по-инородчески произносить слова, в таком случае чтение при церковном служении, а по возможности и при требах лучше поручать учителю или более грамотным ученикам местной инородческой школы»13.
В п. 5 даны конкретные рекомендации по назначению в соответствующие приходы бывших выпускников Казанской семинарии, на момент составления документа учительствующих или уже исполняющих церковные должности, причем нередко с переводом на другое место русских священников: «Так как за отпадением крещеных татар д. Шамардан в Нырьинском приходе осталось не больше 500 душ мужского пола, почти только вотяки, и настоящий священник о. Нечаев, не знающий местных языков, сам желает перевестись в русский приход, то на его место в Нырею можно бы поставить учителя Захара Осипова Пакарова, природного вотяка, а на его места учителя и псаломщика определить вотяка же Дмитрия Ильина». Естественным завершением вопроса становится обобщение: «В других местностях и уездах, населенных чувашами, черемисами и другими инородцами, ставить священниками по возможности природных инородцев соответственного племени»14.
При обсуждении этих предложений в Комиссии несогласие с ними, как свидетельствует приписка Н.И. Ильминского, выразил Е.А. Малов, «усмотрев в них устранение якобы русских и монополию инородцев. Но в конце концов Совет эти соображения принял как меры ближайшие, а как вполне радикальные одобрил, в принципе, соображения Е.А. Малова об учреждении миссии», что и было зафиксировано в последнем пункте «Соображений»: «Так как наличные деятели наши по миссионерству все заняты своими прямыми служебными обязанностями, то для постоянного руководства и направления инородческих учителей и свя-
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
щенников полезно бы иметь особые лица»15.
Если учитывать культурно-образовательный и социальный контекст эпохи, то цель Казанской учительской семинарии окажется значительно шире провозглашенной Положением 1872 г.: семинария в реальности стала центром подготовки и учителей, и священников из числа инородцев, важнейшей задачей которых была миссионерская деятельность.
Осознанное стремление сохранить миссионерскую специфику учебного заведения отражено и в докладе Н.И. Иль-минского управляющему Казанским учебным округом об организации курсов для учителей школ и семинарий при Казанской учительской семинарии от 25 июня 1888 г. Автор указывает этно-конфессиональные и образовательные отличия Казанского и всех остальных округов: «.населения учебных округов Московского и Санкт-Петербургского различаются от населения нашего края большим развитием в них образования и чисто русской православно-христианской народностию. А еще резче отличаются учебные округа Харьковский, Новороссийский и Виленский, характеризуясь значительною силою элементов польского, еврейского и частию малороссийского», — и стремится оградить образовательно-воспитательную атмосферу семинарии от заранее определяемого как негативное внешнего воздействия: «Как начальные народные училища должны иметь там свои особенности, так и учительские семинарии в тех учебных округах должны иметь отличную от Казанской семинарии постановку, а особенно в подробностях, в направлении. Поэтому Казанская учительская семинария, как заведение русско-инородческое и в некоторой степени миссионерское, должна ограничиться приготовлением учителей для учительских семинарий и школ названного края»16.
Ильминский настаивает на строго практической подготовке будущего учителя сельской школы и предостерегает от увлечения теоретической стороной преподаваемых дисциплин как в школе, так и в семинарии, точно так же предполага-
ется вести подготовку на курсах: «Готовя учителей для сельских школ, преподаватели учительских семинарий сами должны быть хорошо знакомы с делом начального обучения. Такое знакомство даст будущему учителю семинарии прочную почву, избавит его от теоретического построения программ преподавания, а учеников семинарии от траты времени на изучение вещей малополезных для учителей начальной школы. Поэтому прикомандированные в семинарию молодые люди должны, во-первых, заниматься в начальных при семинарии училищах и ознакомиться под руководством преподавателей семинарии с практической дидактикой начального обучения и с постановкой дела в некоторых сельских училищах. Казанский край в этом отношении наиболее благоприятен, так как, кроме министерских и земских, имеет училища особого типа, выработанные Братством св. Гурия»17.
В конфиденциальном письме директору Департамента духовных дел в это же время Ильминский абсолютно ясно выражает свою охранительную позицию: «. для учебных округов Западной России Казанская учительская семинария не может приготовлять учителей, позволю себе здесь конфиденциально присовокупить, что из урожденцев Западной России, особенно же из университетов Киевского, Харьковского и Новороссийского, вовсе нежелательно иметь на курсах Казанской учительской семинарии, вследствие присущих тем университетам острых элементов, враждебных православию и русской народности.
С другой стороны, было бы крайне рискованно допускать в семинарию, в самую, так сказать, внутреннюю жизнь воспитывающейся в ней молодежи, простодушной, любознательной и весьма интересующейся новым, допустить, говорю, более или менее значительное число лиц университетского образования. Присутствие в семинарии новых людей, научно-образованных, должно возбудить в семинаристах любопытство, располагать к сближению с ними, давать поводы к восприятию семинаристами научных понятий и новых идей, хотя бы даже со-
№ 2,2003
вершенно верных и безвредных, но не в должном порядке и преждевременно, — все это так или иначе должно усложнить и затруднить дело и нарушить спокойствие и правильность умственно-нравственной жизни воспитанников семинарии. Поэтому я полагаю необходимым не допускать для практического приготовления в учителя учительских семинарий университетских воспитанников»18.
Эту же — охранительную — позицию занимает Ильминский и в отношении формирующейся системы сельской народной школы в целом. Сопоставляя народную педагогику и дидактические основы современной школы, он определяет разницу между ними «как между непосредственно-естественным и научно-придуманным». Если первое ограничено «тесным кругом умений и понятий, принадлежащих целой семье или даже целому народу», но отличается зато своею крепостью, непременною и всеобщею удачностью и несомненностью», то второе, будучи вооружено педагогическими и дидактическими средствами, готово вложить в сельское юношество все то доброе, светлое, разумное и высокое, что выработано научными трудами всего человечества», но «далеко уступает тому непосредственному воспитанию в прочности, жизненности и силе». Ильминский требует сохранения практической направленности начальной народной школы, обязательного учета в процессе школьного обучения того скромного домашнего развития, «с которым дети являются в нее». Школа должна отвечать реальным потребностям реальной сельской жизни, иначе она будет «похожа на зодчего, который возводит свой дом на материке или на скале, но ведь он лишь стоит на этом грунте, не имея с ним живой связи»19. Надо отметить, что и в данном вопросе Иль-минский солидаризируется с идеалом народной школы, сформулированным Победоносцевым: «. школа (как показывает опыт) становится одной обманчивой формой, если не вросла самыми корнями своими в народ, не соответствует его потребностям, не сходится с экономией его быта»20.
Итак, Казанская учительская семинария, созданная для подготовки учителей в начальные школы различного типа — собственно инородческие, смешанные и русские (именно поэтому прием семинаристов осуществлялся не только из инородцев, но и из русских), становится и базой подготовки будущих священников в инородческие приходы. Возможности такой подготовки содержались в учебных планах и программах конкретных дисциплин, в частности Закона Божия (в основном на инородческих языках), церковного пения (в том числе и на инородческих языках), русского языка (с обращением к родному языку) и церковнославянского языка. Причем, Н.И. Иль-минским это направление в деятельности семинарии осознавалось как вполне закономерное. По его словам, если переводы элементов литургии на татарский и чувашский языки могут осуществляться в Казанской крещено-татарской и Симбирской чувашской школах, то «на других инородческих языках: черемисском, вотяцком, мордовском и проч. — могут в некоторой степени заготовляться элементы для богослужения единственно при Казанской учительской семинарии, потому что для черемис, мордвов и вотяков нет таких центральных образовательных заведений», а при семинарии с 1874 г. открыты соответствующие начальные инородческие школы, в которых и началась переводческая работа. «Наши русские церковные напевы применялись к переводным текстам чувашским, черемисским и мордовским. Эти переложения исполнялись на каждом языке в соответствующей школе»21. Регулярность этих занятий подтверждается хранящимися в архиве программами. Так, Программа для мордвы, утвержденная педагогическим советом семинарии 19 сентября 1890 г., предусматривала проводить занятия на мордовском языке «по понедельникам и субботам от 9—10 часов вечера» по Священной истории и церковному пению «употребительных молитв и приготовить всю литургию»22.
Однако, несмотря на серьезные отличия Казанской учительской семинарии как образовательно-воспитательного уч-
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
реждения с ярко выраженной миссионерской направленностью подготовки ее выпускников, на протяжении 70—90-х гг. XIX в. ее деятельность в полной мере отвечала общегосударственной политике в области народного образования в целом и подготовки учительских кадров для начальной школы, тем самым не манифестируя непреодолимые различия между инородческой и русской школой, но встраивая образование инородцев в общегосударственную образовательную систему.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 4. СПб., 1871. Стб. 1560—1561. Далее ссылки на этот источник даются в тексте с указанием номера тома (Т. 5. 1873; Т. 9. 1893; Т. 13. 1898) и столбца.
2 Национальный архив Республики Татарстан (НАРТ), ф. 968, оп. 1, д. 16, л. 25—25 об.
3 См. об этом в ст.: Киржаева В.П. «Мордовское племя... весьма малолюдно и довольно обрусело»: о последствиях ошибочности одного
официального мнения // Финно-угристика. 4. Саранск, 2000. С. 101—107.
4 НАРТ, ф. 93, оп. 1, д. 8, л. 1.
5 Там же, д. 7, л. 27, 28.
6 Из переписки об удостоении инородцев священнослужительских должностей. Казань, 1885. С. 6.
7 Там же. С. 6—7, 14, 15.
8 Там же. С. 19—20.
9 См.: Осовский Е.Г. А.Ф. Юртов — предтеча мордовского просветительства. Саранск, 1995.
10 НАРТ, ф. 93, оп. 1, д. 219, л. 29.
11 Там же, ф. 968, оп. 1, д. 81, л. 74—75 об.
12 Там же, ф. 4, оп. 1, д. 3626, 3625, 3615, 3688.
13 Там же, ф. 968, оп. 1, д. 16, л. 28.
14 Там же, л. 29—29 об.
15 Там же, л. 30.
16 Там же, д. 52, л. 1.
17 Там же, л. 3—3 об.
18 Там же, ф. 93, оп. 1, д. 392, л. 9—9 об.
19 Беседы о народной школе Н. Ильминского. Казань, 1911. Вып. 1. С. 34—35.
20 Победоносцев К.П. Сочинения. СПб., 1996. С. 308.
21 Ильминский Н.И. О церковном богослужении на инородческих языках. Казань, 1883. С. 12, 8.
22 НАРТ, ф. 93, оп. 1, д. 346, л. 5.
Поступила 05.03.03.
РАЗВИТИЕ СВЕТСКОГО И ДУХОВНОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII в. (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВОЛЖСКИХ ГУБЕРНИЙ )
В.И. Лаптун, докторант кафедры научных основ образования МГПИ им. М.Е. Евсевъева
В статье рассматривается деятельность российского правительства в области светского и духовного образования в первой половине XVIII в. Особое внимание в исследовании уделяется проблеме создания в стране сети начальных общеобразовательных школ и становлению системы духовно-учебных заведений. Именно в этот исторический период был заложен фундамент светской и духовной школы, на котором в дальнейшем строилась общегосударственная система народного просвещения.
The given article is focused on the activity of the Russian government in the field of secular and spiritual education in the first half of the 18th century. The issues of creating in the country a national network of initial comprehensive schools, and developing the system of spiritual-education institutes are given particular attention in the study. This historical period in Russia is marked by creating the base for secular and spiritual education, which received the further development in the second half of the 18th — the early 19th centuries.
Школьная политика российского формированию в России системы духов-
правительства в первой половине но-учебных заведений. Как показало
XVIII столетия — явление достаточно время, заложенные в первой половине
сложное и противоречивое. В этот пе- XVIII столетия основы светской и ду-риод им впервые была предпринята по- ховной школы, по сути, явились фунда-пытка создания в стране сети светских ментом для дальнейшего строительства
учебных заведений различного профи- общегосударственной системы народно-
ля, а также уделялось особое внимание го просвещения в России.
© В.И. Лаптун, 2003
