CC BY
184
Библиография
1. Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: Обычай, право, насилие. Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. - М.: Восточная литература, 2002. - 368 с.
«Ислам в мультикультурном мире: Мусульманские движения и механизмы воспроизводства идеологии ислама в современном информационном пространстве»,
Казань, 2014 г., с. 367-377.
С. Хименес Товар,
соискатель Института социальной антропологии им. Макса Планка (Халле, Германия) «КАЗАХСТАНИЗАЦИЯ» КАЗАХСТАНА: ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА, НАЦИОНАЛИЗМ И ЭТНИЧЕСКИЕ МЕНЬШИНСТВА
Введение. 16 декабря 1991 г. Казахстан под руководством Нурсултана Назарбаева, до сих пор возглавляющего это государство, провозгласил свою независимость. С тех пор были реализованы различные политические программы, нацеленные на укрепление казахстанского национализма. Основной целью статьи является обсуждение того, как протекал это процесс на протяжении последних 20 лет. В статье три раздела. Первый посвящен описанию демографических изменений и связи демографической политики с этничностью и национализмом в контексте государство- и нациестроительства, а также казахстанского мультикульту-рализма. Второй раздел предлагает этнографические материалы по дунганам, показывающие как этническое меньшинство в Казахстане реагирует на советские элементы в языковой политике, а также на реализующуюся в стране политику казахстанизации и казахизации и языковые стратегии, касающиеся требований рынка. В третьем разделе в ходе сравнения «репатриированных» этнических казахов и дунган рассматривается значение понятий казахстанизации и казахизации.
Демография и этничность: Казахизация или казахстани-зация? Согласно трем последним переписям, общая численность населения сократилась в Казахстане за первую декаду после обретения независимости почти на 10% (с 16 222 324 в 1989 г. до
14 981 281 в 1999 г.). В 1990-е годы более 3 млн жителей, главным образом, русских и немцев, покинули страну (Ока 2007; UNDP 2006). Тем не менее население продолжало расти всё десятилетие перед последней переписью, и теперь его численность почти достигла такого же уровня, что и 20 лет назад - 16 009 597 в 2009 г., что произошло отчасти благодаря постоянно растущей с 1998 г. рождаемости и иммиграционной программе, направленной преимущественно на оралманов, или так называемых этнических казахов, проживающих в других странах (ASRK 2002: 13-14, UNDP 2006). Среди 125 «народов и народностей» казахи и русские в течение последних двух десятилетий составляли большинство (в 1989 г. их доля в общем населении равнялась 77,5%; в 1999 -83,4 и в 2009 г. - 86,8%), при этом доля казахов постоянно росла (если в 1989 г. она равнялась 37,8%, то в 1999 г. она достигла 53,5, а в 2009 г. - 63,1% всего населения) (ASRK 2002: 20; ВПН 1989). Одна из причин такого роста - уже упомянутая программа иммиграции оралманов, численность которых по всему миру оценивается в 5 млн человек (в основном они проживают в Узбекистане, Китае и России). С 1991 по 2005 г. в Казахстан переехало 464 426 оралманов, по преимуществу из Узбекистана (61,45%), Монголии (15,39%), Туркменистана (9%), Китая (4,76%) и России (5,38%). 62% из них поселились на юге страны - в областях Южного Казахстана (26%), Мангистау (13%), Алма-Ате (13%) и в Джамбуле (10%) (UNDP 2006: 13-14).
Забота о росте доли казахов в общей численности населения, отчетливо проявляющаяся в иммиграционной политике, тесно связана с попытками руководства Казахстана по «национализации» страны, и хотя Казахстан остается местом, где культурное разнообразие не позволяет вести речь о тотальной ассимиляции коллективных идентичностей в народ с единым языком и культурой, консолидация казахского народа как большинства, с советских времен считающегося коренным на этой территории, остается важной для политической элиты для легитимации существования Казахстана как нации-государства: «...поддержка иммиграции этнических казахов тесно связана с процессом нациестроительства и сохранением культуры... По экономическим и историческим причинам возвращение этнических казахов нацелено на сохранение национальной идентичности страны и поддержку внутренней стабильности. В советский период многие обычаи и язык казахов находились в упадке; язык перестал использоваться не только в официальной сфере, но и в неофициальной обстановке. По этим
причинам казахскому языку и многим элементам казахской культуры угрожало вымирание. Таким образом, возвращение казахских оралманов является одним из важнейших элементов правительственной миграционной политики, нацеленной на сохранение и развитие казахской культуры (UNDP 2006: 8-9)».
Некоторые авторы указывали на то обстоятельство, что официальная политика «казахизирует» политическую элиту в Казахстане посредством «монополизации всех ветвей власти и административных учреждений казахами» (Ока 2002), оправданием для чего служит, с одной стороны, автохтонность казахов, а с другой -«диаспоризация» населяющих страну неказахских групп, в том числе даже тех, чья автохтонность могла бы поспорить с казахской (Fierman 2005, Masanov 2002).
В первой статье Закона РК от 11.07.1997 № 151 «O языках Республики Казахстан» диаспора определяется как «часть народа (этническая общность), проживающая вне страны его исторического происхождения» (LRK 1997). Масанов по этому поводу замечает: «Получается так, что в Казахстане в ряд диаспор автоматически включается все неказахское население, в особенности русские, уйгуры, немцы, татары, башкиры и узбеки, предки которых проживали на территории Казахстана веками» (Masanov 2002: part 3: 9). В этом отношении «этнические меньшинства Казахстана, включая русских, проживают в стране как гости и, стало быть, должны жить, применяясь к правилам своих (казахских) хозяев» (Fierman 2005: 396).
Таким образом, казахстанское правительство, подчеркивая полиэтничный состав населения, одновременно узаконивает «право» казахов на некоторые привилегии. Ассамблея народа Казахстана, которая в период с 1995 по 2007 г. именовалась Ассамблеей народов Казахстана, казалось бы, и должна быть местом для создания мультикультурной «национальной» идентичности, общей для всего населения страны2, хотя у некоторых авторов она выступает как место для кооптации элит представителями этнических меньшинств и для манипуляций с интерпретацией национального состава (Ока 2007). Ассамблея заботится о создании казахстанского национализма, но не за счет подчеркивания гражданства и размывания этнического национализма, а наоборот - она подчеркивает единство «казахстанской нации», исходя из этнического разнообразия страны и беря мультиэтничность лишь в качестве отправного пункта. В этом отношении я использую термин «казахстанизация» для обозначения того вида национализма, который предлагается
в официальном дискурсе таких организаций, как Ассамблея народа Казахстана3. Таким образом, получается, что «казахизация» и «казахстанизация» не противоречат друг другу, а иногда даже оказываются в какой-то степени взаимодополняющими. Казахстани-зация имеет конечной целью казахизирующий мультикультурный национализм, при котором неказахские группы получают право на признание, но в то же самое время должны адаптироваться к новой казахоцентричной элите.
Во всем этом процессе как для политиков, так и для ученых весьма важной оказывается и языковая проблема (Karin, Chebo-tarev 2002; Kuzhabekova 2003). С одной стороны, следуя за такими авторами, как Абрамзон (Abramson 2002), мы должны подчеркнуть, что политика национального размежевания и переписная политика в отношении населения на советских территориях продолжают сказываться на межэтнических отношениях в Центральной Азии и после распада Советского Союза. В качестве титульной национальности казахский народ получил опыт современного государства только в XX в. До этого казахи занимались отгонным скотоводством, практически исчезнувшим после коллективизации. С этой точки зрения, политическая организация казахов в досоветский период не имела отношения к моделям, основанным на суверенности в границах фиксированной территории. В этом смысле казахский досоветский национализм сложнее интерпретировать в терминах воображаемого сообщества, как у Андерсона (Anderson 1999 [1983]). Тем не менее противостояние российской имперской власти в первые десятилетия XX в. и постоянная критика и жалобы в адрес советской власти в последующий период являются элементами современного казахского национализма. От казахов часто можно услышать, что у Казахстана было колониальное прошлое, начавшееся с прибытия чиновников Российской империи и завершившееся после распада Советского Союза. В этом отношении, если рассматривать данные территории как постколониальное пространство4, можно отметить, что переписная практика в центральноазиатских государствах сохраняет советские традиции подсчета, опираясь как на сами собой разумеющиеся коллективные идентичности, выделенные еще в 1920-1930-х годах, и продолжая их «нормализацию» в процессе создания новых национа-лизмов. С другой стороны, вопреки такой преемственности с советским периодом, этим государствам приходится строить свой национализм в меняющемся контексте глобализации, в котором жесткую концепцию нации-государства как сильной и незави-
симой единицы уже трудно представить. Возвращаясь к случаю Казахстана, нужно отметить, что овладение казахским языком -это одна из инициатив, активно поддерживаемых казахстанским правительством.
Выше я уже упоминала об иммиграции оралманов в течение последних двух десятилетий. В следующем разделе я хочу сравнить их с дунганами - группой мигрантов, которая рассматривалась в качестве этнического меньшинства как во времена Советского Союза, так и в современном Казахстане.
Дунгане. Говорящие по-китайски мусульмане5, более известные русскоязычным как дунгане, появились в Семиречье в последней трети XIX в.6 Они присутствовали как в российской переписи 1897 г. и во всех советских переписях, так и в казахстанских переписях в 1999 и 2009 гг. Их численность в Казахстане в 1989 г. составляла 30 165, в 1999 - 36 945 и в 2009 - 51 944 человека (ВПН 1989; Л8КК 2011). Каким образом этническое меньшинство, никогда не превышавшее 0,3% от всего населения, связано с теми процессами, которые я описывала выше?
Дунганский язык изучался в советский период, существовали учебные пособия и учебники для его преподавания в школах тех населенных мест, где дунгане составляли большинство. Алфавит на основе арабского письма использовался в период 19261928 гг., на основе латиницы - в 1928-1953 гг., и на основе кириллицы - с 1953 г. и в наши дни. Используются два диалекта дунганского языка, оба из которых относятся к северным диалектам китайского, Оаши (ганьсуйский) и 8Иаапи (шэньсийский) (Сулей-менов 2007).
Согласно моим полевым материалам (ПМА 1), в советский период в учебной литературе использовался ганьсуйский диалект, что означало, что все дунгане изучали в школе именно его, хотя он и не являлся родным для всех из них (большинство дунган в Джамбульской области являются носителями шэньсийского диалекта). Советские учебники для обучения дунганских школьников, изучающих ганьсуйский диалект 4 часа в неделю, используются и сегодня. До сегодняшнего дня именно ганьсуйский диалект изучается в качестве литературного в Центре китайских и дунганских исследований в Бишкеке, в котором работают исследователи, получившие образование еще в советский период. И хотя как шэнь-сийцы, так и ганьсуйцы подчеркивают важность сохранения их языка и системы письма, дунгане-шэньси редко используют выученный в школе диалект, а некоторые из них даже говорили
мне, что по прошествии времени после окончания школы они потеряли способность говорить или читать на ганьсуйском.
Обучение языкам занимает значительную часть школьного расписания у казахстанских дунган: обычно они обучаются в русских или казахских классах и в любом случае должны знать оба этих языка и обрести коммуникативные компетенции, обеспечивающие повседневное общение в мультикультурном обществе. Более того, предполагается, что они также должны освоить английский, как и другие школьники, и, таким образом, дунгане-шэньси должны уметь общаться, по меньшей мере, на пяти языках, два из которых являются диалектами китайского - их родной, который они используют только в устном общении, и ганьсуйский -для чтения и письма. К тому же, оба этих диалекта используются исключительно на местном уровне - только среди дунган Казахстана, Киргизстана и Узбекистана.
В последние годы часть дунган выступает за изучение в школе путунхуа, или официального китайского, вместо ганьсуй-ского, выдвигая следующие аргументы: во-первых, дунганам его не сложно выучить; во-вторых, поскольку они часто зарабатывают, торгуя с Китаем, знание путунхуа оказывается полезным, в-третьих, ганьсуйский дунганский в определенном смысле навязывался им с советских времен, поскольку именно ганьсуйские дунгане составляли тогда образованную элиту. Сегодня ганьсуй-ские дунгане, проживающие в основном в Киргизстане, утратили символическую власть над дунганами-шэньси, которым не нравится, что те их считают «отсталыми». В смысле, привязанность к литературному дунганскому у них не столь глубока, как у ганьсуй-ких дунган (за исключением их культурной элиты, которая усматривает в дунганской системе письма особое наследие, отличающее дунган от китайцев)7. Дискуссии по этой проблеме начались около десяти лет назад, когда дунгане начали восстанавливать свои связи с Китаем, которых они избегали более столетия. Я полагаю, что до окончательного выбора между преподаванием дунганского или путунхуа пройдет еще немало времени.
Сегодня казахстанские дунгане получают некоторые преимущества от своего неопределенного статуса, являясь диаспор-ным меньшинством в Казахстане, с одной стороны, и официально признаваемым в Китае «диаспорным этноменьшинством» (Ииад1ао ш^и) - с другой, с привилегиями, сопряженными с этим статусом8. В этом отношении, дунгане уделяют особое внимание русскому и казахскому языкам, позволяющим им лучше чувствовать
себя в Казахстане, но, помимо этого, они изучают и путунхуа, во всяком случае на уровне устной речи, поскольку все чаще отправляют своих детей в университеты Китая. Некоторые из них изучают также английский, хотя он пригождается им пока редко. Ситуация эта интересна и в том отношении, что в отличие от советских времен дунгане-шэньси стали теми, кто имеет большую символическую власть в рамках этого этнического меньшинства. Следующее поколение дунган-шэньси, в котором есть студенты, прошедшие бакалавриат в Китае, станет интеллектуальной элитой у среднеазиатских дунган, однако уже не в русскоязычном окружении, как это было в советские времена, а в китаеязычной среде.
Дунгане и оралманы между казахизацией и казахстани-зацией. В первой части статьи я упомянула о программе поддержки миграции оралманов в Казахстан как части задуманной правительством «реказахизации» страны, однако, хотя это казалось идеальным способом получения «коренного» большинства, в реальности интеграция оралманов не всегда была успешной. В языковом отношении оралманы столкнулись с диалектными различиями казахского. Кроме того, значительную трудность для них представляло обучение русскому языку, который был необходим для межэтнического общения в повседневной жизни. Помимо этого, системы письма на казахском отличались от страны к стране: например, оралманы из Китая привыкли к письму либо на латинице, либо на основе арабской графики, в то время как оралманы из Турции пользовались латиницей, а из стран СНГ - кириллицей и знали русский (UNDP 2006). Все это создает сложности идентификации с Казахстаном для оралманов, которые хотя и были приглашены ради казахизации страны, сами казахстанизироваться не спешат .
Другой стороной медали оказываются дунгане, проживание которых в Казахстане обусловило их лояльное отношение к этой стране, и которые, хотя и пользуются преимуществами всего, что может предложить Китай, чувствуют свою привязанность к Казахстану и стараются приспособиться к новым политическим и языковым требованиям. Однако при этом, по крайней мере, среди представителей поколений, родившихся и выросших в советский период, есть дунгане, не освоившие казахского. В этом отношении можно утверждать, что хотя дунгане и не казахизированы, они казахстанизированы.
Казахстанский мультикультурализм, как явствует из обсуждения языковых проблем в Казахстане, полон противоречий,
возникающих не только в сфере официальной политики, но и в реакции на эту политику людей, использующих собственные стратегии. Процессы интеграции в казахстанскую среду, возникающие в ней альянсы и привязанности оказываются калейдоскопом, интригующие нюансы которого находятся в его мельчайших деталях.
(Перевод с английского С. В. Соколовского).
Примечания
1 Я благодарю Институт социальной антропологии в Халле за материальную и интеллектуальную поддержку исследования, положенного в основу этой статьи. Ее материалы обсуждались на семинаре CASCA (под руководством Гюнтера Шлее и Петера Финке) и на семинаре исследования департамента «Интеграция и Конфликт» Института социальной антропологии Макса Планка (координаторы Джон Эйдсон и Йоахим Гёрлих), а также с Азимом Мали-ковым, Анаис Менард, Эдуардо Перера Лезамой и Робертой Заворетти. Я благодарю их всех. Разумеется, что все недочеты должны быть отнесены на мой счет. Для фонетической транскрипции китайских слов я пользуюсь системой Напуи Pinyin.
2 Основной целью Ассамблеи является: «... обеспечение межэтнического согласия в Республике Казахстан в процессе формирования казахстанской гражданской идентичности и конкурентоспособной нации на основе казахстанского патриотизма, гражданской и духовно-культурной общности народа Казахстана при консолидирующей роли казахского народа» (ЗРК 2008).
3 Мое понимание казахстанизации в этом отношении не связано с ее дефиницией у Давнеля (Davenel 2012), определявшего ее как продукт казахстанского гражданского национализма. Я рассматриваю казахстанизацию как весьма «этнический» способ конструирования национализма.
4 В своем диссертационном исследовании (S. Jiménez Tovar. Centripetal Mirrors: Cultural Conservation among Shaanxi Dungans in Kazakhstan: Ph.D. Diss. Halle: Martin Luther University) я продолжаю обсуждение темы так называемой постколониальности Казахстана.
5 В другой работе (Jiménez Tovar 2013) я уже писала о трудностях с использованием этнонимов при обсуждении этой транснациональной группы. Как я писала в ней, используемый у Алле (Allès 2005) термин «китаеязычные центральноазиатские мусульмане» оказывается наиболее в политическом отношении нейтральным среди всех прочих, обнаруживаемых у специалистов. Тем не менее, поскольку хуйцзу («Huizu») является официальным этнонимом в Китае, а «дунгане» - в Казахстане, Киргизии и Узбекистане, я использую оба этнонима для более точной географической локализации.
6 Обзор истории дунган со времен мусульманских восстаний в цинской империи 1860-1870-х годов представлен в: Джаншанло 2011.
7 Уместно упомянуть, что дунганское письмо остается единственным из алфавитных вариантов записи китайского языка, получившим официальный статус. Специалисты продолжают спорить о возможностях передачи иерог-
лифики и многочисленных китайских омонимов алфавитным письмом без ущерба для смысла (Lin Tao 2003, Mair 1990).
Дунгане, например, уравнены с гражданами Китая в отношении оплаты обучения в университете. Более того, им доступны стипендии, выплачиваемые правительством Китая (ПМА 2).
Многие из оралманов сохраняют прежнее гражданство и не подают заявления на казахстанский паспорт (UNDP 2006).
9
Источники и литература
ВПН 1989 - Всесоюзная перепись населения 1989 года. Национальный состав населения по республикам СССР. Казахская ССР // Демоскоп Weekly № 557558, 3-16 июня 2013 (http://demoscope.ru/weekly/ssp/sng_nac_89.php?reg=5).
Джаншанло 2011 - Джаншанло Р.Е. Очерки истории дунган. - Алматы, 2011.
ЗРК 2008 - Закон Республики Казахстан «Об Ассамблее народа Казахстана» от 20.10.2008 № 70-74 // (http://www.assembly.kz/63/).
ПМА 1 - Полевые материалы автора, Джамбульская обл., март 2011 - февраль 2012.
ПМА 2 - Полевые материалы автора, Xi'an, China, September-October 2012.
Сулейменов 2007 - Сулейменов Э.Д. Языки народов Казахстана. Социолингвистический справочник. - Астана, 2007.
Abramson 2002 - Abramson D. Identity counts: the Soviet legacy and the census in Uzbekistan // Census and Identity. The politics of Race, Ethnicity, and Language in National Censuses / Ed. D.I. Kertzer, D. Arel. - Cambridge, 2002.
Аnderson 1999 [1983] - Anderson B. Imagined communities: reflections on the origin and spread of nationalism. - L.: Verso, 1999.
Allés 2005 - Allés E. Chinese speaking Muslims (Dungan) in Central Asia: a case of multiple identities in a changing context // Asian Ethnicity. - 2005. - Vol. 6. -No 2. - P. 121-134.
ASRK 2011 - The Agency on Statistics of the Republic of Kazakhstan. Results of the 2009 National Census of the Republic of Kazakhstan. Analytical Report. - Astana, 2011.
Davenel 2012 - Davenel Y. Cultural mobilization in post-soviet Kazakhstan: views from the state and from non-titular nationalities compared // Central Asian Survey 2012. - Vol. 31. - No. 1. - P. 17-29.
Hirsch 2005 - Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. - Ithaca, 2005.
Jiménez Tovar 2013 - Jiménez Tovar S. Coming back (to which) Home? Kazakhstan Dungans' Migration to China // Relocating Borders Working Paper No. 122 (http://www.eastbordnet.org/working_papers/open/relocatingborders/Jimenez_ Tovar_%20Coming_back_%28to_which%29_Home_130113.pdf).
Karin, Chebotarev 2002 - Karin E., Chebotarev A. The Policy of Kazakhization in State and Government Institutions in Kazakhstan // Masanov N. et al. (eds) The Nationalities Question in Post-Soviet Kazakhstan. - Japan, 2002 (Middle East Studies Series, No 51), (http://www.ide.go.jp/English/Publish/Download/Mes/51.html).
Кuzhabekova 2003 - Kuzhabekova A. Past, Present and Future of Language Policy in Kazakhstan. Master Dissertation. - Grand Forks: University of North Dakota, 2003.
Lin Tao 2003 - Lin Tao. Zhongya dongganyu yanjiu. - Hong Kong, 2003.
LRK 1997 - Law of the Republic of Kazakhstan as of July 11, 1997 № 151-1 on Languages in the Republic of Kazakhstan (http://www.pavlodar.gov.kz/page.php? page_id=1362&lang=3).
Mair 1990 - Mair V. Implications of the Soviet Dungan Script for Chinese Language Reform // Mair V. Two Non-Tetragraphic Northern Sinitic Languages (Sino-Platonic Papers. No. 18, May 1990; http://www.pinyin.info/readings/texts/dun-gan.html).
Masanov 2002 - Masanov N. Perceptions of Ethnic and All-National Identity in Kazakhstan // The Nationalities Question in Post-Soviet Kazakhstan / Middle East Studies Series. No 51. Chapter 1. N. Masanov et al., March 2002 // [Электронный ресурс]: http://www.ide.go.jp/English/Publish/Download/Mes/index.html
Oka 2002 - Oka N. Nationalities Policy in Kazakhstan: Interviewing Political and Cultural Elites // N. Masanov et al. (eds) The Nationalities Question in Post-Soviet Kazakhstan. - Japan, 2002. (Middle East Studies Series No. 51; http://www.ide.go. jp/English/Publish/Download/Mes/51.html).
Oka 2007 - Oka N. Managing Ethnicity under Authoritarian Rule: Transborder Nationalism in Post-Soviet Kazakhstan. - Chiba, 2007 (http://www.ide.go.jp/Japanese/ Publish/Download/_Report/pdf/2006_04_31_all.pdf).
UNDP 2006 - United Nations Development Program. Status of Oralmans in Kazakhstan. Overview. - Almaty, 2006.
«Этнографическое обозрение», М., 2014 г., № 4, с. 27-34.
Л. Додхудоева,
кандидат исторических наук (Институт языка, литературы, востоковедения и письменного наследия АН РТ, г. Душанбе) ТАДЖИКИСТАН: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОД ЭПОХИ И ПУБЛИЧНЫЙ ИСЛАМ
С окончанием XX в. завершилась эпоха доминирования се-куляризма, продемонстрировав все его преимущества и недостатки. Мы живем в постсекулярную эпоху, подвергающую сомнению практически все ключевые социокультурные и политические концепты грандиозной программы модернизации, неразрывно связанной с понятием «секуляризм». Высказанная Ю. Хабермасом мысль о том, что «западноевропейский путь развития, специфический рационализм которого признавался некогда моделью для всего остального мира, представляется сегодня скорее исключением, чем правилом, то есть неким "девиантным маршрутом"» [Хабер-мас 2008], находит все больше сторонников.
