CC BY
44
трудового коллектива. В ходе приватизации надо отдавать предпочтение поэтапной продаже акций высокорентабельных государственных предприятий.
“Вопросы экономики”, М., 2003 г., № 2, с. 87—92.
М.Олкотт,
политолог
(США)
КАЗАХСТАН: НЕВЫПОЛНЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ
Профессор Колгейтского университета (Хамильтон, США) и сотрудник Фонда Карнеги Марта Олкотт в своей книге1 анализирует различные аспекты десятилетия независимости Казахстана, уделяя особое внимание роли его президента Н.Назарбаева и проводя аналогию между Нигерией, богатой природными ресурсами, но страдающей от плохого руководства (мнение писателя Чинуа Ачебе), и современной Республикой Казахстан. Вначале правящая казахская элита хотя бы говорила о переходе к демократии и макроэкономическим реформам. Но это вскоре было забыто. Как и в Нигерии, Запад не слишком требовал реформ в Казахстане, опасаясь отказа в доступе к его природным богатствам, хотя в долгосрочной перспективе именно отсутствие преобразований может дестабилизировать обстановку и тем самым затруднить этот доступ. Нефтегазовые ресурсы Каспийского бассейна стали особенно притягательными для США и всего Запада после 11 сентября 2001 г., ибо могут стать важной альтернативой Персидскому заливу. Причем прежде всего речь идет о месторождениях в Казахстане, Азербайджане и Туркмении, тогда как Россия проявила меньше заинтересованности в западных инвестициях. Все лидеры Центральной Азии (ЦА), включая Н.Назарбаева, заявляют, что традициям азиатских народов чужда демократия. Ясно, что и они не стремятся к ней. Независимость принесла много искушений, особенно в богатом природными ресурсами Казахстане. Иностранные инвестиции позволили миновать тяжелей-
1 Olcott M.B. Kazakhstan: Unfulfilled promise. — Wash., Carnegie endowment for intern. peace, 2002. — XII, 321 p.
ший период в экономике, но ожидания народа в первое десятилетие независимости не были осуществлены.
Трудно отделить процесс становления независимости Казахстана от личности президента Н.Назарбаева. Будучи в свое время одним из самых ярых защитников сохранения СССР, он приложил максимум усилий для интеграции СНГ и укрепления партнерства с Россией. Вначале он придавал этому большее значение, чем развитию экономики и политических институтов. Его поддерживало население, даже его критики признавали, что благодаря ему Казахстану удалось избежать межнациональных конфликтов. “Он с самого начала понял: чтобы быть народным лидером, ему необходима мощная поддержка казахов, независимо от их политических взглядов, и поддержка или, по крайней мере, терпимость неказахского населения. Национализм Назарбаева вначале был самым умеренным среди всех постсоветских лидеров, поскольку он стремился сформулировать казахский национализм, недвусмысленно признавая вклад неказахов, что в свою очередь обеспечивало поддержку его политики сохранения тесных связей с постсоветскими государствами” (с. 30). Постепенно взгляды Назарбаева менялись, но неизменным оставалось убеждение в “превосходящей всех других роли казахов”, в их особых правах в государстве. Одновременно он стремился не вызвать противостояние с местными русскими. Во имя укрепления безопасности Казахстана Назарбаев, убедившись в малой результативности СНГ, выдвинул в 1994 г. идею Евразийского союза (ЕАС), но она вызвала неодобрение России (прежде всего) и других лидеров СНГ (за исключением Киргизии). “ЕАС исходил из предпосылки о необходимости сохранения единого постсоветского пространства, а для многих президентов новых независимых государств это было неприемлемо” (с. 39). После прихода к власти В.В.Путина Н.Назарбаев поддержал его усилия создать Евро-Азиатское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) — соглашение Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана было подписано в октябре 2000 г. в Астане.
Сохранились тесные взаимоотношения с Россией в сфере безопасности, несмотря на определенные трения в связи с Байконуром и участием Казахстана в программе НАТО “Сотрудничество во имя мира”, ведущей ролью американских технических экспертов в превращении республики в безъядерную зону. Одновременно экономическая зависимость Казахстана от России постепенно уменьшилась. По сути Назарбаев, публично выступая за равные отношения с
Россией, удовлетворился бы ролью младшего партнера, и постепенно Казахстан становится таким “младшим партнером” (с. 50). Внутри страны правительству Казахстана удалось сохранить мир между многочисленными этносами (и прежде всего главными — русскими и казахами), но, “претендуя говорить за всех, оно ставило интересы этнических казахов выше других этнических общин. Одновременно, по мере того как страна становилась менее демократичной, президент Назарбаев и правящие круги все меньше считались со всеми в установлении политических норм и институтов, определяющих политическую жизнь” (с. 51). Взгляды элиты изменились. “Сохраняя риторику об этнической терпимости и многонациональном характере государства, правительство теперь активно проводит политику, усиливающую притязания казахов на культурное, политическое и экономическое господство” (с. 52). Эта политика опасна: правительство стремится предупредить мобилизацию недовольного населения, но основной источник нестабильности — не во внешних угрозах, о которых много говорится, а в самом государстве. Массовая эмиграция русских свидетельствует о сложности для них приспособиться к новым условиям. Крах советской коммунистической идеологии оставил пустоту. Поэтому правители Казахстана разрабатывают новые доктрины во имя создания государственной идеологии, предназначенной для сплочения разных этнических общин. Так, в официальном заявлении 1996 г. (см. “Казахстанскую правду” от 26 мая) сказано о необходимости “поддерживать в обществе идею о том, что Казахстан — общее отечество. Долг каждого гражданина, независимо от национальности, помогать созданию атмосферы дружбы, мира и согласия” (с. 61). Одновременно говорится, что “Казахстан — этнический центр казахов; у них нет больше нигде в мире государства, которое заботится о сохранении и развитии казахов как этнической группы, об их культуре, языке и традициях” (там же).
В республике пышно отмечали различные даты истории казахов. Жестом для неказахов стало открытие в мае 1996 г. Евразийского университета им. Л.Гумилева. Его критиковали в России за преувеличение роли тюркских народов в российской истории, казахи — за преуменьшение ее, но казахская и русская версии его памфлета “Я — евразиец” в Казахстане были бестселлерами.
Показательно сравнение отношения узбеков и казахов к прошлому. Если первые считали свою культуру выше русской, то вторые видели в русской культуре путь своего приобщения к мировой; пре-
зидент И.Каримов обличал угнетение узбеков в Российской империи и СССР, а президент Н.Назарбаев рисовал совместную историю казахов и русских в более позитивных тонах. Самая большая обида казахов на российское и советское правление — их превращение в меньшинство на своей земле. Но в отличие от стран Балтии здесь почти нет разговоров о советском периоде как об “иностранной оккупации”. Буквально все казахи отдают должное русским за приобщение к современному технологическому обществу и особенно за развитие системы образования. “Казахи видят в русских соседей, с которыми они делили триумфы и трагедии. Они боролись вместе во время Второй мировой войны, и празднование Победы остается важным национальным праздником. Казахи также признают общие страдания сталинских лет” (с. 71). Тем не менее, казахстанские русские жалуются на дискриминацию из-за законов о языке 1989 и 1997 гг. (льготный период на овладение казахским языком определен до 1 января 2006 г.), уменьшение передач на русском языке в СМИ, снижение представительства русских в законодательной власти и т.п. Отсюда меньшая, чем в первые годы, поддержка Назарбаева, рост популярности идеи тесного союза с Россией по типу создаваемого между Россией и Белоруссией (по опросу ЮСИА в сентябре 1997 г., за такой союз 66% русских и 35% казахов) (с. 79), а также эмиграция в Россию.
“Президент и его советники, как бывшие коммунисты, знали, как манипулировать общественным мнением, но, начав эксперимент с политическими реформами, они вскоре узнали, как трудно сформировать волю общества... После нескольких лет попыток идти в ногу с политическими изменениями в России казахи начали отказываться от идеи установить хотя бы квазиплюралистическую систему” (с. 87). В результате за десять лет парламент был лишен власти, СМИ, хотя частично приватизировались, попали под ужесточавшийся контроль правительства, местные органы власти не стали реальной силой, а тем, кто против этих перемен, все труднее создать оппозиционные партии. Назарбаев начал этот курс, когда в марте 1995 г. он распустил парламент и продлил на референдуме свои полномочия до 2000 г. В его руках сосредоточены огромные полномочия. Растет экономическое влияние Назарбаева и его семьи. Говорят, что они владеют миллионами, возможно, миллиардами, долларов на иностранных счетах; “некоторые даже утверждают, что Назарбаев — один из десяти богатейших людей мира” (с. 89).
Учитывая общее убеждение в широком распространении коррупции, правительству приходится демонстрировать борьбу с ней, и в прессе немало сообщений о наказаниях коррупционеров: так, в 1998— 1999 гг. отстранены от работы восемь судей, осуждены 497 человек, в том числе 136 из МВД, 24 из судебных органов и прокуратуры, 56 из таможни и налоговой службы, 272 из госструктур (с. 106, 280). Однако это не убедило в честности и компетентности правительства: по опросу в апреле 2000 г., 43% назвали коррупцию самым страшным злом, только 8% верили в эффективность антикоррупционных действий прокуратуры и комитета безопасности (с. 106—107). Правительство не дало СМИ вести кампанию за очищение правительственных структур, закрыв две газеты за перепечатку статей из зарубежной прессы о коррупции в правительстве, и пыталось ограничить доступ к сайтам в Интернете с перепечаткой “утверждений о финансовых должностных преступлениях Назарбаева или членов его семьи” (с. 107). Тем не менее близость к России и доступность российских СМИ позволили, несмотря на усиление репрессий, сохранить профессионализм казахстанских СМИ в большей мере, чем в других республиках ЦА.
Критика правительства не отразилась на степени доверия к президенту: на одном из опросов в конце 1995 г. 72% казахов и 55% русских сказали, что именно президент делает больше всего для разрешения кризиса в республике, тогда как только 15% казахов и 10% русских признали подобные усилия правительства (с. 108). В октябре 1997 г. Назарбаев отправил в отставку премьер-министра А.Кашгельдина, ибо видел в нем соперника, пользующегося репутацией знающего экономиста, связанного с ВПК и КГБ. Он не допустил его участия в выборах президента в январе 1999 г. (осужден за участие в несанкционированном избирательном собрании) и выиграл выборы (81% голосов) с решительным перевесом над кандидатом коммунистов (12%) при 88% участия избирателей (с. 121). В парламенте на выборах 1999 г. создано прочное проправительственное представительство.
Так окончательно сформировалась система с сильным президентом и жестко ограниченной в свободе действий оппозицией. Но подходит ли эта система для решения проблем Казахстана? Небольшая, в основном казахская, элита “получила непропорционально большую долю преимуществ от экономических преобразований, но не обеспечила основных потребностей все более беднеющего много-этничного большинства населения” (с. 124). Надежды, что независи-
мость сама по себе принесет лучшую жизнь, за десять лет развеялись, народ все еще кормится обещаниями будущих нефтяных и газовых богатств. “Казахское правительство должно признать разнообразие интересов в Казахстане или закрыть все пути выражения этого разнообразия, установив беззастенчиво автократическую форму правления. После осторожных экспериментов на первом пути казахстанское руководство все более склоняется ко второму. Можно ли установить подобную автократию и будет ли она прочной, если установится, зависит в значительной мере от экономики республики” (с. 127).
Казахстан унаследовал от СССР достаточно развитые промышленность и сельское хозяйство, богатые природные и людские ресурсы (индекс развития последних на уровне Польши и Мексики) (с. 128). Можно было ожидать, что он успешно преодолеет трудности перехода к рынку и займет место рядом с “азиатскими тиграми”. Для этого требовалось решить четыре задачи: 1) отделить экономику от России и других соседей по СНГ; 2) провести приватизацию, оставив государству возможности финансирования своих потребностей и социальных обязательств; 3) стимулировать приток иностранных инвестиций; 4) государственные чиновники должны были проявить политическую волю — дисциплинировать себя и своих родственников, чтобы ограничить коррупцию на уровне, который не разрушает функционирование экономики. Первые три задачи частично переплетались.
В советский период Казахстан был важнейшим производителем железной руды, угля, алюминия, зерна, продукции тяжелого машиностроения для Союза, но только 8% экономики находилось под непосредственным управлением местных властей, 43% контролировалось из Москвы (в частности, более 50 предприятий ВПК) и 48% — под совместным контролем Алма-Аты и Москвы (с. 131). Большинство предприятий было сосредоточено на севере и северо-востоке и взаимозависимо с Южной Сибирью, зерно шло на элеваторы России, там же перерабатывались нефть и газ.
В годы независимости коллапс рублевой зоны привел к экономическому кризису в Казахстане, остановке предприятий, разрыву связей, безработице, гиперинфляции. Только в ноябре 1993 г. Казахстан ввел собственную монету — тенге, курс которой все время падал, в том числе после августовского кризиса 1998 г. в России. Россия продолжала оставаться крупнейшим торговым партнером, хотя постепенно ее роль уменьшалась.
Приватизация проходила в несколько этапов. В 1991 — 1992 гг. были приватизированы квартиры, что, естественно, не встретило возражений, хотя закрепило неравенство их распределения, вызванное предпочтениями для специалистов в советский период (в частности, многие хорошие квартиры, особенно в столице, теперь стали принадлежать русским). В 1993—1995 гг. приватизировались предприятия по ваучерной системе. На этой стадии создавались состояния новой экономической элиты. В марте 1996 г. правительство заявило, что 93% малых предприятий в промышленности и сельском хозяйстве в частных руках; акции 1600 более крупных заведений были проданы на аукционах; в начале 1997 г., по словам министра экономики, существовало 90 тыс. мелких и средних предприятий, на которых (вместе с мелкими торговцами) было занято 1,7 млн. человек, или 20% рабочей силы страны, но стоимость производимой ими продукции не превышала 160 млрд. тенге, или 10% ВВП в 1996 г. (с. 138-139).
Третий этап, объявленный в 1995 г. на 1996-1998 гг. для приватизации крупнейших предприятий, не был завершен и в конце 2001 г. Здесь речь шла об индивидуальных проектах продажи самых больших и потенциально доходных заведений, поэтому это был “самый коррумпированный этап” (с. 139). Найти необходимый капитал для покупки предприятий, имеющих долги и обширную социальную сферу (жилье, больницы и т.п.), было трудно, поэтому правительство предлагало род концессий (“контракт на управление”), по которым контролируемые правительством компании должны найти иностранного партнера для обновления предприятия, а он получит затем право первым купить акции из правительственного пакета. Такие контракты вызывали подозрения. Например, гигантский (один из крупнейших в мире) Карагандинский металлургический комбинат (Кармет) был объявлен банкротом и предложен малоизвестной индийской компании “Испат”. “Регулярно возникали слухи, что эта сделка принесла прибыль Назарбаеву, работавшему на Кармете пять лет (1965-1969); слухи питались фактом, что Кармет был объявлен к приватизации после уплаты “Испатом” 50 млн. долл. за предприятие стоимостью в 1 млрд. долл.” (с. 140). Иностранный капитал пришел в добычу нефти. Нефтепроводы и газопроводы, железные дороги не приватизируются. В итоге, по данным Европейской комиссии1, к 1999 г. в частном секторе занято 60% рабочей силы; приватизировано 75,6% экономи-
1 European commission. Economic trends. Kazakhstan. — Brussels. 1999.
ки, включая 80% мелких, 40,8% средних и 52% крупных предприятий (с. 137).
Казахстан планировал привлечь 70 млрд. долл. прямых иностранных вложений (ПИВ) в течение 40 лет, в основном в добычу нефти и газа. За 1993—1999 гг. он получил 9,3 млрд. (53% — нефть и газ), в 2000 г. планировалось 1,5 млрд. и в 2001 г. — 1,8 млрд. долл. (с. 145). “Филипп Моррис” контролирует 80% табачного рынка, “Самсунг” — 40% добычи меди (там же). Но таких удачливых инвесторов немного. Основные ПИВ связаны с нефтью, вокруг которой идет и геополитическая борьба (США, Россия, Германия, Турция, Китай), и борьба местных интересов. ПИВ сдерживаются всеобщей коррупцией высших и местных чиновников. Например, в 1992 г. вице-премьер К. Абдуллаев отправлен в отставку за получение взятки в 1 млн. долл. за блокирование переговоров с “Шевроном” (с. 161). Решение любых вопросов требует взяток чиновникам всех уровней.
Тем не менее немало причин и для оптимизма. Признаки выхода экономики из кризиса появились в 1996 г.; в 1997 г. ВВП вырос на 2,1%; в 1998 г. — вновь падение (под влиянием российского финансового кризиса в августе), в 1999 г. рост возобновился и достиг 9,6% в 2000 г., прогноз на 2001 г. был столь же благоприятным (с. 168). Экономическое выздоровление происходило не во всех секторах: сельское хозяйство все еще ожидает фундаментальной реструктуризации (формально приватизированные совхозы и колхозы остаются неэффективными, урожаи зерна снизились, поголовье скота уменьшилось), промышленность не достигла уровня производства советских лет, только к 1 января 2000 г. погашены долги по пенсиям и другим социальным выплатам. Если в дальнейшем плоды экономического выздоровления ощутят широкие круги населения, то трудности первых лет независимости забудутся. “Если же сохранится олигархическая схема распределения доходов, возникшая в переходный период, то экономические и политические перспективы Казахстана останутся мрачными” (с. 171).
Население республики проявило удивительное терпение во время экстраординарных экономических и политических стрессов: не было ни вооруженных конфликтов, ни мощных демонстраций, ни забастовок. А социальные проблемы нарастали. Правительство призывает к национальному консенсусу и социальной стабильности, но действия правящей элиты часто подталкивают социальные и этнические противоречия.
Русские жили в Казахстане с XVI в., но основные волны русской миграции относятся к советскому периоду (индустриализация, подъем целины), по переписям 1959, 1970, 1979 гг., они превышали 40% населения и были многочисленнее казахов. Только по переписи 1989 г., из-за начавшейся с конца 70-х годов эмиграции русских, их удельный вес (37,4%) оказался меньше, чем у казахов (40,1%). Резкие изменения в демографии принесла независимость. По официальным казахстанским данным за 1992—2000 гг., уехали 1,5 млн. русских (с. 175). Это привело к значительным потерям квалифицированной рабочей силы (в Алма-Ате, Астане более половины). Из казахской диаспоры (4 млн. человек) вернулись менее 200 тыс., причем выяснилось, что кочевники из Монголии и Китая с большим трудом ассимилируются в республике, поскольку за советские годы “казахи стали ближе к европейской мировой культуре, чем к своему кочевому прошлому” (с. 177).
Эмиграция русских, немцев, украинцев делает Казахстан более моноэтничным. Русские и все неказахи чувствуют себя дискриминированными правительственной языковой политикой, требующей изучения казахского языка в школах и ограничивающей, для тех, кто не знает его, участие в общественной жизни. Тем не менее русский язык не исчез из последней: по переписи 1999 г., им владеют 75% населения, включая 67% в сельской местности (с. 178). Число русскоязычных школ постепенно сокращается, но и в 1999 г. высшее образование получали на русском языке 72% учащихся (с. 179).
Русским трудно принять новую действительность. По опросу Центра анализа информации парламента Казахстана в 1998 г., 46% русских все еще считали своей родиной Советский Союз и менее 15% верили в возможность адаптации к жизни в независимом Казахстане; по обследованию 1998 г. университетских студентов Алма-Аты и Астаны, намеревались остаться в Казахстане соответственно 33 и 39% русских (с. 179). Русские опасаются, что даже знание казахского языка не гарантирует их карьеру. Они разуверились в правительстве: согласно опросу 1997 г., центральным и местным властям доверяют 14% русских, тогда как соответственно 24 и 35% казахов; по опросу 1999 г., 51% казахов считали, что правительство хорошо защищает национальные меньшинства, с этим соглашались только 31% русских, высоко оценили деятельность правительства по поддержанию национального единства 67% казахов и 50% русских, нашли достаточной правительственную помощь в развитии русского языка и культуры
соответственно 72 и 38%, тем не менее только 23% русских (9% казахов) утверждали, что они испытали дискриминацию в последние три года из-за своей национальности (с. 182—183).
Не имея ясно выраженной поддержки России, казахстанские русские вынуждены признать снижение своего политического и экономического статуса. Частично это объясняется отъездом самых недовольных, активных и дееспособных, что сделало русских “более пожилыми, бедными и лишило сильного политического руководства” (с. 183).
Становление Казахстана как моноэтничного государства усиливает противоречия между кланами (жузами) в казахской среде, но они не являются решающими, важнее семейные узы. Еще важнее различия между регионами: показатели ВВП на душу населения по областям отличаются в пять—десять раз, огромны различия в урбани-зированности, этническом составе и уровне жизни населения.
Рост безработицы и невыплата зарплаты приводили к расширению пропасти между богатыми и бедными. По данным Human development report 2000, подготовленного ПРООН, уровень жизни 65% казахстанцев находится ниже черты бедности (это совпадает примерно с данными Красного Креста на 1997 г. — 70%); беднейшие 20% населения получают 6,7% дохода страны, тогда как богатейшие 20— 42,3% (с. 201). В республике в 1990—1995 гг. в полтора—два раза снизилось потребление мяса, молока, яиц. В обследовании Казахской ассоциации социологов и политологов в 1999 г. о невозможности удовлетворительно кормить свои семьи сказали более 1/3 опрошенных, а в Западном Казахстане — 64% горожан и 43% сельских жителей, в том числе соответственно 14 и 16% голодали (с. 201—202).
По сравнению с советским периодом резко ухудшилось здравоохранение (расходы на него снизились с 3,2 до 2,1% ВВП, уменьшилось на 1/3 число мест в больницах, роддомах), поэтому выросла заболеваемость туберкулезом и другими болезнями, за 1980—1996 гг. смертность увеличилась с восьми до десяти человек на 1 тыс. населения (с. 203). Деградация природной среды (прежде всего кризис Аральского моря, ядерные испытания в районе Семипалатинска) также способствовала росту смертности и падению рождаемости. Тяжелое положение у пенсионеров (пенсионный возраст поднят до 65 лет у мужчин и женщин) и инвалидов. В бюджете 1997 г. было утверждено 413 млн. тенге на празднование годовщин М.Ауэзова и
Туркестана, а на инвалидов и потерявших кормильца из-за экологических бедствий — 8 млн. (с. 206).
Рост бедности создал благоприятные условия для радикальных исламистов. Правительство осознает эту опасность и высылает зарубежных миссионеров, в 2000 г. начали отзывать учащихся за границей в различных исламских университетах с подозрительной репутацией. Власти опасаются ислама значительно больше, чем православия, ибо его придерживаются 90% верующих (по данным на конференции в апреле 2001 г. в Астане) (с. 208). Казахстан подчеркивает светский характер государства и отделяет религию как традицию от религии как веры, что можно провести, учитывая меньшую укорененность ислама в кочевом обществе, чем, например, в Узбекистане. Казалось, исламский радикализм не представляет прямой угрозы Казахстану, но после взрывов в Ташкенте в 1999 г. и нападений на Ошскую область в 2000 г. меры безопасности были усилены. Казахстан решительно выступил против исламского экстремизма, поддержав действия России, соответствующие усилия в СНГ, а также США.
Заключительная глава посвящена вопросу, может ли Казахстан выполнить свои обещания. Оценки специалистов самые разные. Его чувство безопасности упрочивает признание России и ее растущее сотрудничество с США и Западной Европой. Россия предпочитает признать отъезд русских из Казахстана, а не протестовать против их исключения из политической жизни нового государства. “Покорность русской общины способствовала отсутствию кровопролития в стране. С точки зрения казахской элиты, это большая победа и больше, чем казахи ожидали несколько лет назад” (с. 216).
Независимость позволила немногочисленной элите преобразовать политическую власть в экономическое богатство. Процесс приватизации, так же как создание законодательной базы для иностранных инвестиций, зашли здесь дальше, чем в большинстве постсоветских государств. В то же время большинство населения живет хуже, чем в советские годы. Это несет политический риск для режима. “Назарбаевская семья стала господствующей экономической силой в стране” (с. 216). Сам Назарбаев — символ национального доверия, а государство скорее имитирует демократические институты, чем обеспечивает их применение. Он построил такую избирательную систему, которая должна обеспечить ему пожизненное правление, но не определил, что будет после его неизбежного ухода с политической сцены. Есть признаки его желания передать власть кому-либо из членов се-
мьи (у него нет сыновей) при жизни, чтобы самому обеспечить подобный переход. Но это выявит недостатки созданной им политической системы. Существует риск борьбы за власть. При этом нельзя сказать, что “Казахстан сейчас на грани гражданской войны” (с. 218). В условиях разгула преступности, коррупции, разлада между словами и делами властей “формирование “казахстанцев” — населения с общими интересами миллионов проживающих на территории республики представляется трудным, если не невозможным, процессом. Строительство государства сложно. Готовность Назарбаева поставить свои личные цели выше общественного блага еще более усложнила эту задачу” (с. 220).
В момент независимости существовали многие предпосылки, чтобы Казахстан стал светским многоэтничным демократическим государством с процветающей рыночной экономикой. “Хотя за десятилетие он никогда бы не смог достичь двойной цели — демократизации и рыночных реформ, но была растрачена возможность добиться истинных успехов в этом направлении” (с. 220). Единая советская идентичность разрушена, но попыткам сделать национальной идеологией казахскую культурную идентичность мешают отсутствие настоящего единства среди самих казахов и неприятие ее неказахами. Экономические структуры нестабильны. Олигархическим группам есть что терять, поэтому наиболее вероятный сценарий ближайшего будущего Казахстана — подчеркивание приоритетности стабильности, для чего будут контролироваться выборы. Публично казахи не хотят критиковать президента за консолидацию власти в руках его семьи. Назарбаев в состоянии назначить своего преемника и утвердить его на референдуме, но многое зависит от того, кого он выберет. Это может быть племянник — Кайрат Салтыбалды или зятья Рахат Алиев (атомная энергетика)1, Тимур Кулибаев (нефть, газ).
Борьба за власть может привести к расколу элиты, и в этой борьбе могут участвовать внешние силы, прежде всего Россия. Однако поощрение ею сепаратистов в северных областях представляется невероятным. “Одновременно нет оснований ожидать, что перспектива смены лидера поведет к значительным изменениям в нынешних тесных отношениях Казахстана с Россией” (с. 230). Это определяет географическая замкнутость Казахстана — он бы не мог выжить в случае закрытия границ Россией. Она остается важнейшим торговым
1 Позднее он был снят со своих постов (с. 240).
партнером (20% экспорта и 49% его импорта в 2000 г.) (с. 231). “Военное превосходство России и ее возможности ослабить экономику Казахстана объясняют, почему Назарбаев больше, чем кто-либо, добивался сохранения СССР. Он столь же стремился сделать реальностью после его распада такие структуры, как СНГ, общая рублевая зона, Евразийский союз, Таможенный союз пяти стран. Казахи горячо поддержали усилия Путина превратить таможенный союз в Евро-Азиатское экономическое сообщество. Невероятно, что эта позиция изменится в случае смены власти в Казахстане” (с. 233). Вряд ли возможны и резкие перемены в отношениях с Китаем и Узбекистаном.
Рассматривая возможные сценарии будущего (“Казахстан после Назарбаева”) (с. 237), в том числе под влиянием событий в России и процессов глобализации, автор вновь не усматривает возможности упрочения демократии. При этом многое зависит от положения в России: рост среднего класса в последней почти наверняка стимулирует подобный же процесс в Казахстане. “Рост истинной демократии в России не является гарантией такого же роста в Казахстане, но его отсутствие наносит ущерб, по крайней мере, сейчас. Политическое влияние России на Казахстан, к лучшему или худшему, склонно увядать. Когда станет меньше русских, живущих в республике, российская политика станет менее значимой” (с. 238). В обоих государствах против демократизации борются сходные силы: огромные природные богатства делают политический контроль “слишком ценным, чтобы доверять его чистой демократии. Проблема в том — по крайней мере для Казахстана, — что его природные богатства обширны, но конечны. Если доходы от нефти и других ресурсов реинвестируются в республике, хотя бы в ограниченной степени, тогда, возможно, государство сможет бесконечно существовать примерно в его нынешней ав-тократично-олигархической сущности... Если же Казахстан растратит большинство своих ресурсов, подобно Нигерии и Конго, то его отдаленная перспектива становится заметно тускнее... Каким станет Казахстан в будущем, еще не определилось” (с. 238—239).
Олкотт призывает США оказать давление на режим Назарбаева, чтобы развивались более представительные политические институты и повышалась экономическая прозрачность. Это упрочит позиции западных фирм в республике. Пока же Назарбаев весьма компетентно выстроил отношения и с Россией, и с США. С первой — взаимовыгодные отношения, а Вашингтон выглядит гарантом суверени-
тета Казахстана. США хотели бы, чтобы Казахстан и другие государства ЦА стали рыночными демократиями. Но помощь в осуществлении реформ они оказывают весьма ограниченную: даже Казахстан получает примерно 50 млн. долл. в год — это больше, чем другие страны ЦА, но явно недостаточно (с. 242). После 11 сентября помощь может увеличиться, но вряд ли многократно. Если же американские лидеры оставят страну на произвол судьбы, то при всех ее возможностях стать демократическим государством (обширные богатства, этническое многообразие, хорошо образованное население) “следующее поколение аналитиков будет писать о тех, кто потерял Казахстан и ряд других каспийских государств, весьма сходно с тем, как многие сейчас пишут об африканских проблемах” (с. 244).
В монографию включены 12 приложений (с. 247—267). В их числе данные из “Первой переписи населения Республики Казахстан, 1999”, в которых сопоставляются численность и удельный вес основных этносов (с. 249):
Численность (тыс.) Удельный вес (%)
1989 г. 1999 г. Изме- нение 1989 г. 1999 г. Изме- нение
Казахи 6497 7985 + 1488 40 53 +23
Русские 6062 4480 -1582 37 30 -26
Украинцы 876 547 -327 5 4 -36
Немцы 947 353 -593 6 2 -63
По той же переписи сопоставляются общая численность населения 19 городов и удельный вес в них казахов (с. 250). В их числе:
Численность (тыс.) Удельный вес казахов (%)
1989 г. 1999 г. 1989 г. 1999 г.
Астана 276 313 18 41
Алма-Ата 1072 1330 24 39
Караганда 507 438 13 24
Павлодар 330 300 14 24
Семипалатинск 317 270 27 49
Чимкент 380 358 29 49
Усть-Каменогорск 323 311 11 19
Из международных статистических источников перепечатаны экономические и социальные данные за 1991—2000 гг. Без указания источника перечислены 18 международных и американских программ по инвестированию и займам. Самые крупные из них: Программа Нанна-Лугара по выводу советских ядерных зарядов из Казахстана (около 3 млрд. долл.) и займы Мирового банка (около 2 млрд. долл.) (с. 256-257).
Из казахстанской статистики приведены данные о прямых иностранных инвестициях за 1993-1999 гг. в целом, по годам и по странам: за 1993-1999 гг. из общей суммы инвестиций 9293 млн. долл. США вложили 3013, Южная Корея — 1487, Великобритания 1146 млн. долл. (с. 259); больше всего за эти годы инвестировано в нефть и газ — 4910 млн. долл. и цветную металлургию — 1953 млн. долл. (с. 260). По различным упоминаниям в прессе и Интернете составлена таблица принадлежащих (или приписываемых) семье Назарбаева 40 компаний, банков, счетов в иностранных банках, СМИ (с. 264-267).
Реферат подготовила С.Кузнецова, доктор исторических наук.
“Востоковедение и африканистика”, М., 2003 г., № 1, с. 39—54.
Нур Омаров,
кандидат политических наук (г. Бишкек)
О СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В КИРГИЗСТАНЕ
В свое время президент США Ф.Рузвельт в своей речи “О четырех свободах” отмечал, что в будущем, которое мы стремимся освободить от тревог и опасений, перед нами открывается мир, построенный на основе четырех неотъемлемых свобод человека: свободы
