Казахстан: к вопросу о конфликте идентичностей Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

щаются в седьмое кавказское государство. В целом в регионе Кавказа постепенно оформляется новая геополитическая конфигурация, при которой усиление присутствия американцев сбалансировано тем фактом, что Россия в основном контролирует главные маршруты экспорта нефти и газа. В ближайшем будущем прочность возникших партнерских отношений между Москвой и Вашингтоном будет испытана на геополитической арене, расположенной между Черным морем и Китаем. В Средней Азии и на Кавказе существует возможность для осуществления российско-американского кондоминиума, который будет в состоянии бороться с проникновением исламского фундаментализма и парировать геополитические амбиции Китая. Но если Россия и США вступят в новый этап острого соперничества, то результаты этого соперничества могут самым деструктивным образом отразиться на Кавказе.

«Современный Кавказ: Геополитический выбор», М.-Пятигорск, 2009 г., с. 224-233.

Ж. Нургалиева,

публицист

КАЗАХСТАН:

К ВОПРОСУ О КОНФЛИКТЕ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ

В настоящее время мы наблюдаем в Казахстане завершающийся процесс перехода от советской надэтнической идентичности, с одной стороны, к собственно этнической, а с другой - к трансформации в сторону новой надэтнической идентичности -казахстанец. В результате этническая и гражданская идентичности образуют здесь сложный симбиоз. Выявление факторов, влияющих на процесс конструирования новой идентичности в современном Казахстане, и является основной целью моего исследования. В предпринимаемом анализе представляется важным проследить конструирование двух взаимосвязанных составляющих процесса формирования новой идентичности, найти ответы на вопросы: Что повлияло на смену советской общегражданской идентичности на новую гражданскую и/или этническую идентичность граждан Казахстана? При каких условиях в повседневной социальной практике активнее проявляется «этническая составляющая»? Какие события и силы играют ведущую или подчиненную роль в происходящих трансформациях? Каковы инструменты и можно ли найти механизм, помогающий этой трансформации?

В бывшем СССР государственная машина внедряла в общественное сознание идеологему «семьи народов» во главе со «старшим братом» - русским этносом. Однако данная идеологема была внутренне противоречива, так как строилась на взаимоисключающих принципах: искусственное уравнивание уровня развития этнических общностей в разных сферах и этнонациональная иерархия; кроме того, реалии советской жизни также входили в противоречие с ней. Насаждение массовой культуры, интернационализации общественных отношений привели к девальвации этических ценностей.

На территории развалившегося многонационального государства под лозунгом той или иной этнокультурной общности возникли национализирующие государства. К этому типу государств относится и Республика Казахстан. Кризис легитимности Казахстана как нового политического образования преодолевался путем конструирования идентичностей. Оформление в государствообра-зующую структуру в значительной мере способствовало институ-ционализации этничности и создало благоприятные условия для применения усилий интеллектуалов по легитимации этнического размежевания.

Была приведена в действие концепция этнического суверенитета, что повлекло за собой деление населения «национальной» территории на представителей «коренной» и «некоренной» наций, а значит - различие в их правах. Национализирующее государство дает пример реализации принципа этновластия, для которого характерно не просто доминирование «коренного» этноса над другими, а еще и оправдание (идеологическое и политическое) этого доминирования, обеспечивающего его приоритет над интересами других этносов. В этом случае наблюдается ущемление прав иных этносов, что касается и экономики, и политики (участия в управлении), и языка, и культуры. Основные вопросы жизни одного народа зачастую решаются в ущерб интересам и устремлениям других наций и народностей. Произошел своеобразный «обмен статусов» доминирующей этнической группы и меньшинств.

В Конституции Республики Казахстан 1993 г., к примеру, государство было объявлено формой самоопределения исключительно казахской нации (ч. 1 Основ конституционного строя). Таким образом, единый «казахстанский народ» оказался поделенным риторически на «самоопределившуюся казахскую нацию» и другие народы, населяющие Казахстан. Правда, в Конституции РК 1995 г.

первая строка звучит уже иначе: «Мы, народ Казахстана, объединенный общей исторической судьбой...»

Национализирующая стратегия власти проявляется и в закреплении привилегированного положения представителей «титульного этноса», что выражается в «коренизации управления», в заполнении благоприятных «социальных ниш» именно «своим» народом. Это позволяет казахскому населению, как коренному, воспринимать себя в качестве обладателя особого статуса в системе взаимоотношений с властью и основного адресата мероприятий социальной и национальной политики государства.

Одним из способов для формирования и поддержания системы господства-подчинения в Казахстане стало придание значимости определенным этническим категориям, проявляющееся в закреплении соотношения этносоциальных групповых статусов. Пьер Бурдье заметил: «Государство участвует в объединении культурного рынка, унифицируя все коды: правовой, языковой, и проводя гомогенизацию форм коммуникации. С помощью систем классификации, вписанных в право, бюрократические процедуры, образовательные структуры, государство формирует ментальные структуры и навязывает общие принципы видения и деления, т.е. формы мышления. Тем самым они принимают участие в построении того, что обычно называют национальной идентичностью или, более традиционным языком, - национальным характером». В этой связи особое значение имеет конструктивистская деятельность элитных групп (правящей элиты, бюрократии и интеллигенции). Они конструируют систему отношений этнических групп, которая закрепляется и легитимируется посредством официальной идеологии. Порождаемые идеологами доктрины, с одной стороны, нацелены на постоянную поддержку в массовом сознании синдромов этнической солидарности и лояльности. С другой стороны, влиятельные социальные группы пытаются использовать идентичность в качестве инструмента в социальной инженерии. Под воздействием популярных доктрин меняются структурные элементы национального менталитета, процесс отождествления себя с какой-либо этнической общностью становится для индивида актуальным. В национальном менталитете формируются легитимирующие власть государствообразующего этноса конструкты. Властная элита задает определенный способ восприятия людьми социально-политической действительности и поведения в ней. Поэтому интересы казахстанской элиты, риторическую активность казахских

политиков и публицистов постсоветского периода по внедрению в массовое сознание людей желаемых представлений можно отнести к динамической составляющей процесса формирования республиканской идентичности.

Вероятно, что изменения в социально-экономической структуре общества влияют на этнические стереотипы и представления о собственных национальных интересах, лежащих в основе межэтнических установок, а значит, и отношений. Но в большей степени трансформация этнических стереотипов является результатом взаимодействия массового сознания с образами и представлениями, рожденными деятелями гуманитарной науки, кино, литературы, в сфере массовой информации и институтах образования. Творческие работники, журналисты и специалисты образования предлагают массовому сознанию уже интерпретированные образы прошлого и современной действительности. Недаром первейшей заботой властных органов в Казахстане стало установление контроля над деятельностью СМИ и создание новых учебников истории.

В связи с этим большое значение в формировании казахской идентичности придается конструированию «общего прошлого», которое призвано поддержать и закрепить этнические ценности и идентичность казахов. Ведь этничность, как правило, ориентируется на прошлое, а категории этничности обязательно конструируются на основе «исторических корней». При этом решающая роль в таком конструировании принадлежит политическим элитам, заинтересованным в отождествлении своей интерпретации окружающего мира с мнением народа. От их позиции зависит статус, который получает то или иное событие национальной (этнической) истории. Конечно, нельзя отрицать и конструктивистскую роль элит, в первую очередь этнографов, фольклористов, историков.

С позиций этновластия идет процесс активного пересмотра истории, строится образный ряд этносимволизма (вожди, святые, герои, избранные победы и поражения) с облагораживанием прошлого, с героизацией этнического противостояния и его возвышением, ведутся дискуссии о «древности» казахского народа по сравнению с другими народами. Следуя такой логике, ученые вольно или невольно легитимируют этническую вражду. История может объединять этносы, но она также может и разрушать социальную сплоченность общества. Хотя обходить вниманием причины сложения полиэтничности Казахстана было бы, конечно,

несправедливо. Современная этническая ситуация в РК исследователем А.Т. Малаевой определяется, например, как результат смешения и насильственного замирения разнородных и разновременных этнических потоков. Отметим, однако, что в ходе пересмотра периодов Новой и Новейшей истории для казахских историков все же не характерно отрицание позитивного опыта совместной деятельности в общих государствах - Российской империи и СССР, отрицание позитивного взаимодействия двух народов, их культур в этих государствах, хотя широкую популярность приобрела концепция «духовного колониализма».

Все отмеченное в полной мере присутствует в процессе школьного изучения истории, которое для большинства учащихся не только закладывает фундамент исторических знаний, но и во многом определяет их позиции по отношению к тем или иным историческим событиям. Следовательно, авторы школьных учебников истории, хотят они того или нет, влияют на процесс формирования этнической идентичности молодого поколения. Конечно, историческое образование всегда и везде было и очевидно будет в той или иной мере идеологизировано. Но проблема в том, насколько эта идеология отражает интересы всех граждан государства.

В настоящее время особую остроту приобретает проблема государственного языка. Одной из основ новой идентичности рассматривается знание всеми гражданами Казахстана казахского языка. Видно стремление строить общегражданскую идентификацию на принципе владения казахским языком в качестве основополагающего момента. Кроме того, расширение функций казахского языка направлено на повышение статуса титульного этноса. Однако реализация языковой политики имеет целый ряд проблем:

- во-первых, применение Закона о языках до сих пор неоднозначно воспринимается как русскими, так и казахами;

- во-вторых, и по сей день наблюдается заметный разрыв между ожиданиями и реальным уровнем распространения государственного языка. Немалая часть представителей казахского этноса до сих пор не владеет родным языком, хотя среди них ширится понимание необходимости его изучения;

- в-третьих, утверждение государственного языка титульного этноса рассматривается большинством русских как антидемократическая мера, ставящая их в неравное положение по сравнению с казахами;

- в-четвертых, определенная часть казахоязычного населения, особенно творческой интеллигенции, усматривает в официальном двуязычии пренебрежение языком коренной нации;

- в-пятых, практически весь казахский народ овладел русским языком и хотел бы видеть адекватное отношение к казахскому языку со стороны русскоязычного населения, рассматривая это как символ взаимопонимания и взаимоуважения.

В то же время Б. Бектурганова, руководитель Ассоциации социологов и политологов Казахстана, утверждает, что, отслеживая в течение ряда лет реакцию населения на введение государственного казахского языка, она видит данные, которые говорят о том, что идет постепенное признание государственного статуса казахского языка людьми разной этнической принадлежности. «Но торопить этот процесс нельзя, - замечает она. - Попытки ускорить на государственном уровне перевод делопроизводства на казахский язык могут серьезно осложнить контекст межнациональных отношений». Ссылаясь на опросы, она приводит следующие доводы против поспешных мер: «Во-первых, при сокращении доли русских в национальной структуре общества сохраняется высокая доля русскоговорящих; во-вторых, речевой опыт городских молодых людей обнаруживает несовпадение со стремлением государства ввести в жизнь один язык - государственный казахский язык; в-третьих, в казахско-русских городских агломерациях отмечается высокая толерантность по отношению к двуязычию».

Принятые на основе «Закона о языках» (1989) постановление Кабинета министров (1992) и «Концепция языковой политики» (ноябрь 1996 г.) жестко фиксировали сроки овладения государственным языком различными категориями служащих. Новый вариант «Закона о языках» (принят в июле 1997 г.) и «Государственная программа функционирования и развития языков» (октябрь 1998 г.) определили сроки окончательного перехода республиканского делопроизводства всех областей страны на казахский язык - к 2008 г., что и было осуществлено. Но ситуация языковой конкуренции принимает форму долговременного фактора нестабильности и конфликта, так как казахский язык и основанная на нем культура становятся ресурсом для успешного социального продвижения и социального положения в обществе. Так, в 2004 г. был разработан список должностей, при вступлении в которые необходимо сдавать экзамен на знание государственного языка. Оценивая эти правительственные меры, газета «ВВС News» пишет: «Казахи пытаются

руководить страной на языке, на котором большинство из них не говорит. Бюрократы на всех уровнях теперь должны брать уроки казахского и сдавать экзамены, есть даже финансовые стимулы для тех, кто добьется успеха».

Переход всего делопроизводства в РК исключительно на один государственный казахский язык сводит на нет официальный статус русского языка. В реальной жизни, в основном под предлогом незнания государственного языка, из сфер государственного управления, МВД, здравоохранения, торговли, судебной системы, управления образования и т.д. выдавлены практически все русскоязычные. По данным директора Центра социальных и политических исследований «Стратегия» Г. Илеуовой, полученным в ходе опроса о текущем состояние русского языка в республиках бывшего СССР, бизнесмены гораздо чаще, чем госчиновники, используют казахский язык в общении на работе (27 и 7% соответственно) и дома (40 и 28%). При этом при оценке степени владения русским языком более 90% госслужащих выбрали вариант «свободно говорю, пишу и читаю на русском языке».

Материалы этого исследования содержат и другие интересные данные. Они подтвердили широко бытующие в общественном мнении представления о различиях в вопросах использования государственного языка внутри самого казахского этноса. «По результатам опроса, среди казахов на родном языке в семье общается 61% опрошенных, с друзьями и коллегами - 38, по месту работы - 30%», - констатировала Г. Илеуова и отметила, что различия в использовании родного языка внутри казахов наиболее заметно проявляются в зависимости от места жительства респондентов. «Вполне ожидаемыми оказались результаты, по которым казахи, проживающие в Южно-Казахстанской области, в 50% и более случаев используют родной язык для общения дома, на работе, с друзьями. Между тем в Северо-Казахстанской области 67% казахов говорят на русском. В целом использование родного языка самое низкое в Астане и Алма-Ате - не выше 20%», - подчеркнула она.

Стремясь ограничить влияние русского языка, в 2000 г. казахстанское руководство приняло закон, обязавший СМИ всех форм собственности не менее половины эфирного времени вещать на казахском языке. В 2001 г. были приняты законодательные акты, запрещающие с 2002 г. ретрансляцию местными СМИ иностранных спутниковых радио- и телепередач более 50% эфирного вре-

мени (в программах ретрансляции местных СМИ российские радио- и телепередачи занимали до этого не менее 90%).

Сложная языковая ситуация говорит о трудоемкости механизма формирования новой казахстанской идентичности. Казахстанские русские и представители других национальностей оказались поставлены перед необходимостью осознать себя этническими меньшинствами по сравнению с титульным этносом, пройти нелегкие этапы этнопсихологической адаптации к официальному переходу страны на государственное казахское одноязы-чие.

Таким образом, в конструировании и воспроизводстве этноцентристских стереотипов мышления, находящих воплощение в соответствующих политических решениях, очень высока роль интеллектуалов. Поэтому они несут ответственность и за продуцирование этнических конфликтов, которые нередко представляют собой так называемые «конфликты признания». Индивиды, ощущающие себя дискриминированными на основании своей этнической принадлежности, вступают в борьбу за признание, в чем видно стремление чувствовать себя комфортно, удовлетворять свои жизненные потребности, не быть ограниченными в своих гражданских, имеющих и национальную характеристику, правах и свободах. Практика многих государств показала, что если в полиэтнич-ном обществе этническая группа является не доминирующей, но одной из крупнейших, возникает ситуация, при которой любые примеры роста этнического самосознания крупнейшей этнической группы расцениваются иными этническими группами как угрожающие своему развитию.

Русские Казахстана оказались совершенно не готовыми к курсу на построение национального государства с доминирующей титульной нацией. Ряд национализирующих мер казахских властей: утверждение казахского языка в качестве государственного, такие акции, как переименование русских городов и улиц, принижение русской культуры по сравнению с казахской, привели к тому, что другие этнические группы, в особенности русские, заняли оборонительную позицию. М. Кайзер считает, что, поскольку только 1% русскоязычного населения свободно владели казахским языком, для них это выглядело как дискриминационная политика. По его мнению, дискриминация была отмечена также и в других сферах, таких как жилищная политика и трудоустройство. По мнению А. Грозина, «суверенитет Казахстана так и не был воспринят боль-

шинством русскоязычных казахстанцев. Русские в РК не идентифицировали себя ни в качестве национального меньшинства, ни даже как русские в этническом смысле. Проживая в Казахстане, они привыкли чувствовать себя в качестве советских граждан. В итоге не произошло заметной политической и этнической консолидации русской общины Казахстана». Ситуация для русскоязычного населения РК усугубляется психологическим дискомфортом и глубочайшим стрессом, который испытывает неказахское население в процессе приспособления к государственной национализирующей политике.

Русскоязычное население нового суверенного государства оказалось не готово к принятию новой реальности. Многие его представители не понимают происходящие процессы, отказываются признать существующее положение вещей и хотели бы возврата к устойчивой позавчерашней жизни. Налицо ценностная психологическая дистанция между объективной реальностью и сознанием значительной части казахстанского общества. В этом обстоятельстве заключены риски, значение которых сложно переоценить.

Несомненно, казахстанское руководство вполне осознает, что республика как многонациональное государство и зона интенсивного межэтнического взаимодействия на практике выступает потенциальной ареной этнического конфликта и пространством его разрешения. Поэтому официальный курс направлен на сдерживание конкуренции доминирующих и подчиненных (субординированных) этнических групп с тем, чтобы не допускать формирования у них готовности к конфликту, нарастания конфликтных ситуаций, эскалации этнической нетерпимости. На этих принципах строится официальная этнонациональная политика, представляющая собой регулятивно-контрольную сферу, направляющую жизнь, деятельность и отношения между различными национальными и этническими сообществами. Ее вполне можно оценить как «позитивную этнополитику».

В настоящее время Казахстан является государством, где идет процесс формирования политической нации, когда форму общности можно описать как «казахстанский народ», но с доминирующим казахским и русским компонентом, что не вызывает принципиальных возражений среди других этносов, проживающих на территории РК. Этим задается внеэтническое понимание национальной идентичности, предполагающее включенность представителей иных этнических групп в состав казахстанской нации.

Границы государства постепенно становятся осознаваемыми внутренними границами каждого гражданина, и это означает, что формируется одно общее «мы», которое отличает граждан Казахстана от иностранцев, «своих» от «чужих». На уровне самосознания общество определилось, к чему нужно стремиться и чего ему никак не обойти. Общенациональная консолидация и свой казахстанский менталитет тоже находятся на стадии складывания. Идет процесс выработки новых общенациональных, надэтнических, общегражданских идей, объединяющих все этносы. Эти общегражданские идеи включают идею патриотизма: чувство любви к Родине, лояльность государству, а также, отстаивание государственных интересов. Подобный подход вполне устраивает власти, поскольку в какой-то мере является гарантией сохранения стабильности в системах с полиэтническим компонентом. Сама идея патриотизма нейтральна, но исторический контекст, т.е. существовавшая с советских времен тенденция к нивелированию этнического самосознания, не позволяет воспринять ее как консолидирующую идею для всех этнических групп, а не только для этнодоминирующей группы казахов. Повышение привлекательности образа Казахстана как Родины в глазах большей части русскоязычного населения, включая определенную часть его титульной составляющей, остается проблематичным.

Попытки молодого государства совместить потребность в возрождении этноказахской идентичности с необходимостью создания новой казахстанской идентичности на общегражданской основе привели к возникновению у населения проблем, связанных с функционированием этнического самосознания и стали причиной нередко переживаемого межэтнического дискомфорта. Поэтому еще много необходимо сделать, чтобы достичь согласия в представлениях индивидов о своей принадлежности в общеразделяемой казахской идентичности. Однако политический экстремизм с этно-националистической подкладкой не находит в Казахстане широкой общественной поддержки.

«Санкт-Петербургский социологический ежегодник»,

СПб., 2009 г., с. 270-278.