Научная статья на тему 'Кайзеровская империя: консервативные варианты подхода к «Социальному вопросу»'

Кайзеровская империя: консервативные варианты подхода к «Социальному вопросу» Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
222
33
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Т. З. Шмидт

Рассматривается идейно-теоретический арсенал умеренно-консервативных реформистов Германии на рубеже XIX-XX вв. Особое внимание уделяется позиции Г.Шмоллера

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

CAIZER’S GERMANY: CONSERVATIVE POINTS OF VIEW ABOUT «SOCIAL ISSUE»

The ideological-theoretical arsenal of the moderate-conservatives reformists on the boundary of the XIX XX centuries is considered. The special attention is given to a G. Schmoller’s position.

Текст научной работы на тему «Кайзеровская империя: консервативные варианты подхода к «Социальному вопросу»»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2004 История Выпуск 5

КАЙЗЕРОВСКАЯ ИМПЕРИЯ: КОНСЕРВАТИВНЫЕ ВАРИАНТЫ ПОДХОДА К «СОЦИАЛЬНОМУ ВОПРОСУ»

Т. З. Шмидт

Пермский государственный университет, 614990, Пермь, ул.Букирева, 15

Рассматривается идейно-теоретический арсенал умеренно-консервативных реформистов Германии на рубеже Х1Х-ХХ вв. Особое внимание уделяется позиции Г.Шмоллера

Германия вольно или невольно всегда отделяла себя от других европейских стран. Этому способствовали объективные обстоятельства: запоздалое индустриальное развитие, запоздалое национальное объединение, поражение всех революций на немецкой земле и, как следствие, незавершенность буржуазно-демократического миропорядка и так называемый «германский абсолютизм». В Германии конца XIX - начала ХХ в. с ее комплексами имперской идеи, форсированной индустриализацией, с остатками сословной социальной организации и псевдопарламентом, неспособным в полной мере контролировать как верховную власть, так и бисмарков-скую бюрократию, в стране, отрицавшей свою «идентичность» в рамках «западной цивилизации», постепенно оформилась буржуазно-реформистская стратегия, которая давала возможность сделать ставку в решении «рабочего вопроса» на те особенности политической культуры Германии, которые в развитых европейских государствах расценивались как свидетельство политической отсталости этой страны. Занявшие такую позицию считали скорее благом для немцев то, что при переходе в новое экономическое состояние, которое породило массу социальных проблем для значительной части населения, вызывая недовольство и формируя опасные политические намерения у трудящихся, Германия сохранила в значительно большей степени, чем другие страны, преемственность исторической власти: конституционную монархию, бюрократические традиции, ограниченные права рейхстага и слабость политических партий. Указанные особенности политического устройства страны служили, по их мнению, залогом наиболее безболезненного, гуманного и быстрого способа «изживания» дефектов капиталистического строя на путях социальных реформ, осуществляемых государством.

Прежде всего эти реформисты рассматривали государство в качестве главного инструмента общественного блага. Не новая для не-

мецкой общественной мысли идея общего блага в историческом контексте рубежа веков приобретает новое содержание и выливается в лозунги «социального мира», «гармонии между классами» и т.п. Социальные политики Германии этого типа, настаивая на «осуществимых» реформах, учитывающих «народный дух», естественным образом вписывались в рамки немецкой этатистской и патерналистской традиций. В попытках расширить рамки свободы (парламентаризация), избавить рабочее движение от «опеки и давления» со стороны государства они усматривали опасность для Германии превратиться в поле для экспериментов по внедрению чуждой ей модели общественного развития. Они мыслили необходимое реформирование старого без нарушения его основ и силами его же представителей. Лучшими инструментами социальной политики должны были стать «социальная монархия» и надклассовое, надпартийное правительство, созданное из квалифицированных и «социально просвещенных» чиновников.

Стратегия реформистского действия строилась с таким расчетом, чтобы максимально ограничить инициативу самих масс, по крайней мере до тех пор, пока массы не достигнут определенного культурного уровня, который не допускает политического безрассудства и склонности к насильственно-быстрому разрешению сложных социальных проблем. Реформисты этого направления рассматривали рабочий класс со всеми его проблемами только в качестве объекта деятельности «верхов», образованных, гуманных и «по-государственному» мыслящих людей. Реформы, проведенные сверху и устраняющие наиболее вопиющие пороки капиталистического производства, были призваны создать у народа представление о государстве, монархии как бескорыстном, справедливом и интегрирующем институте, поддержка и сохранение которого выгодна рабочим массам ради дальнейшего социального прогресса.

© Т. З. Шмидт, 2004

Одним из источников этой буржуазно-реформистской социальной теории явилась социально-политическая концепция Лоренца фон Штейна. В середине XIX в. он выдвинул тезис о «социальной монархии» в рамках своей теории «свободного монархического устройства». Монархизм в соответствии с ней располагался над господствующими политическими течениями своего времени - социализмом, либерализмом и консерватизмом - и призван был выполнить не решенную теми задачу социальных реформ, которая рассматривалась автором в качестве «главного требования современности». Королевская власть со своим благоразумием, достоинством и силой, которые подобают высшей власти в государстве, во имя народного блага и свободы должна была встать во главе социальных реформ и тем самым оказаться на высоте перед историческим вызовом. По мнению Штейна, другие альтернативы были бы неприемлемы: «Любая монархия впредь станет пустой тенью, или превратится в деспотию, или погибнет в республике, если не найдет нравственного мужества стать монархией социальных реформ»1.

Идея о надклассовой, регулирующей и по своему воздействию социально интегрирующей «социальной монархии» имела своих последователей и в кайзеровской Германии. С конца. XIX в. увеличились масштаб и острота социальных проблем, а политическое развитие сделало предупреждение Штейна об угрозе превращения монархии в пустую тень или в республику более актуальным. В этих условиях школа Г.Шмоллера с 70-х гг. XIX в. начала создавать легенду о социальной миссии Го-генцоллернов. В соответствии с традициями Лоренца фон Штейна Шмоллер изображал прусскую монархию в качестве института, стоящего над классами и действующего в интересах социальной справедливости. Экономическая, государственная и социальная политика прусских королей, по его мнению, была основным фактором перехода от феодального застоя XVI-XVII вв. к быстрому капиталистическому развитию во второй половине XIX в. Шмоллеровские представления о социальной миссии Гогенцоллернов базируются на интерпретации противоречий между Го-генцоллернами и дворянством как классовой борьбы, в которой монархия якобы представляла и защищала народные интересы2.

Густава Шмоллера (1838-1917) можно считать одним из идеологов германского типа

консервативного реформизма. Он был известен как академический преподаватель и организатор научной работы. Его семинар был едва ли не самым посещаемым в Германии. Шмоллер возглавил весьма авторитетный в научных и общественных кругах «Ежегодник по вопросам законодательства, государственного управления и народного хозяйства». Он стал печатным органом «исторической школы» в политэкономии. В области науки Шмоллер был скорее «общественным деятелем», чем ученым. Его статьи по рабочему вопросу в «Прусском ежегоднике» за 18641865 гг. предварили социально-политические выступления не только более молодого Брен-тано, но и старших коллег Шмоллера - Шеф-фле и Вагнера. При этом в своих социально-реформаторских стремлениях он занимал центристские позиции: был менее либералом и радикалом, чем Брентано, менее «социалистом», чем Вагнер. Будучи решительным сторонником «социального призвания» монархии, он все-таки не был таким консерватором, как Вагнер в политический области. Эта срединная, умеренная позиция Г. Шмоллера как социального политика позволяла оказывать наибольшее практическое влияние на умы3.

Шмоллер не разделял оптимизма сторонников теории естественных прав и не видел безусловной пользы во всяком увеличении свободы индивидуума или группы. Он исходил из более скептической оценки человеческой природы и советовал «каждую новую свободу людей соотносить с их духовной и нравственной культурой, их экономическим положением и в целом с возможностями современного развития»4.

Понимая необходимость рабочего движения и признавая принцип свободы коалиций, Шмоллер между тем настаивал на том, что государство обязано гарантировать обществу законодательную защиту от «политического безрассудства масс». « Мы знаем,-говорил он на заседании Союза социальной политики 25 сентября 1899г.,- что в социальных вопросах рабочим часто не хватает понимания пределов возможного...что неопределенные надежды и страсти заменяют четкий анализ, что сами рабочие лидеры часто подчиняются необузданным чувствам неграмотных масс, вместо того чтобы вести их за собой, руководствуясь достижимым и разумным идеалом»5. Для того чтобы предотвратить превращение социально-экономической борьбы рабочих в

политическую борьбу, которая, по его мнению, принесет больше вреда, чем пользы, необходимо, чтобы «инициатива социальной реформы находилась в руках дальновидной монархии вместе со здоровой высшей бюрократией, которая, находясь над борющимися классами, сумеет создать необходимые социальные институты»6. Одно время он вообще склонялся к мысли А. Вагнера о том, что чем больше государство добьется успеха в улучшении условий труда, организации рабочего страхования, социальной помощи, тем меньше будет необходимость в профсоюзах и других самостоятельных рабочих организациях. Его позиция была выдержана в патерналистском духе: « Мы считаем, что способны лучше выразить интересы рабочих, чем сами ра-бочие...»7.

К началу XX в. профсоюзы в его концепциях получили более высокую оценку. Они теперь рассматривались, с одной стороны, как «одно из условий прогрессивного экономического и социального развития», а с другой -как « моральная и экономическая школа воспитания для рабочих»8. Позднее либеральных социал-реформистов Шмоллер и его сторонники стали заниматься вопросами трудовых отношений на крупных предприятиях. «Организация труда на крупных предприятиях -это тяжелейшая психологическая, социальная, правовая и экономическая проблема»9, - признавал Шмоллер накануне первой мировой войны.

Отношение его к коллективно-договорной практике в промышленности было неоднозначным. Опасения вызывали два обстоятельства. Во-первых, заключение соглашения организациями рабочих и работодателями о повышении заработной платы, по мнению Шмоллера, могло угрожать тем, что предприниматели переложат бремя более высоких затрат на плечи покупателей через повышение цен, что принесет новые социальные беды. С другой стороны, его заботу вызывало положение неорганизованных рабочих на производстве. Дальнейшая практика показала, что неорганизованные рабочие будут сполна пользоваться результатами социально-экономической борьбы профсоюзов. Но в то время, когда Германия переживала первые опыты регулирования трудовых отношений посредством достижения компромисса между предпринимателями и профсоюзами, Шмол-лер опасался, что благодаря усилению проф-

союзов неорганизованные рабочие будут просто вытесняться с рабочих мест, пополнять ряды безработных; соответственно возрастет бедность, а с ней - социал-демократическое влияние в стране. Его беспокоило проявление в профсоюзном движении тенденции, присущей организациям: из добровольного объединения превращаться в обязательные или даже принудительные образования. Поэтому полная свобода коалиций никогда не найдет у него безоговорочной поддержки. Параграф 153 Промыслового устава, предусматривающий наказание за принуждение к вступлению в коалицию (Коаlitionszwang), не потеряет своей актуальности в социально-политической концепции Шмоллера.

Представление о том, что по отношению к массовому движению государство всегда должно располагать определенным набором охранительных мер, было положено в основу его полемики с видным германским либералом Фридрихом Науманном о судьбах демократии в Германии. В статье «Демократия и социальное будущее» Шмоллер, соглашаясь с Науманном в том, что и в Германии, как в любом современном культурном государстве, наблюдается тенденция к демократизации, выводит неизбежность этого процесса из иных предпосылок, чем его оппонент. Причины, считает он, не в том, что все люди равны по природе и трудящиеся классы способны лучше управлять различными сферами жизни. Он обосновывает необходимость демократизации государственных институтов, опираясь на анализ тех процессов, которые пережили европейские страны в течение двух последних столетий. Старая политическая дремота среднего и низшего классов преодолена, писал он, и теперь высшие классы не могут править без публичных институтов. Каждое государство должно иметь доверие большинства народа, оно не может больше опираться только на силу, утверждал Шмоллер. Но задача, по его мнению, должна состоять в том, чтобы определить предпосылки и границы, внутри которых должен удерживаться этот процесс. В качестве критерия выступала свобода действий государства в деле сдерживания «вредного политического безрассудства масс»10.

«Суровая необходимость сильного прави-тельства»11 была вызвана, по мнению Шмол-лера, задачей предотвратить «демократизм, доведенный до крайних пределов», который может закончиться «тиранией и цезаризмом».

Рабочий класс получит более широкие политические права лишь в том случае, считал он, если завоюет на это «нравственное право», «если... поднимется на высоту техники, народной экономии, морали, если он постарается примкнуть к общему прогрессу, если разовьет в своем мозгу способность повиноваться правоспособным и осторожным вождям, а не одним демагогам, умеющим только говорить зажигательные речи»12

У Шмоллера как социального мыслителя порой обнаруживались волюнтаристские черты, Он выражал преувеличенную веру во всемогущество государства. «Государственная воля», по его мнению, способна не только смягчить противоречия, вызванные форсированным индустриализмом, но и предотвратить развитие некоторых тенденций в экономической жизни, которое может ослабить государство. С таких позиций, в частности, оценивалась растущая монополизация германской экономики. « Если так далее пойдет,- предостерегал Шмоллер,- то крупные товарищества, акционерные общества, концерны и картели превратятся в такую силу, которая в конечном счете подчинит себе правительство и народное хозяйство»13 .Только недальновидные правители, считал он, могут не замечать опасности, которая возникает благодаря возросшим объединительным тенденциям в промышленном классе. На Мангеймском съезде Союза социальной политики(1905 г.) он выступил с докладом «Отношение государства к картелям», в котором призывал к государственному контролю за деятельностью картелей.

Антимонополистическая тенденция приобрела на рубеже Х1Х и ХХ вв. международный характер. В Германии она не вылилась в массовое движение, как в США. Антимонополистические настроения не были так же широко представлены в буржуазно-реформистском лагере. Либеральные реформисты возросшее могущество олигархии расценивали скорее как объективный экономический процесс, как своего рода веление времени, борьба против которого была бы равноценна борьбе против прогресса. Ф.Науманн, братья Веберы, принявшие участие в дебатах по докладу Шмол-лера, отстаивали именно такую точку зре-

14

ния .

Если сравнивать ситуации, сложившиеся вокруг этой проблемы в США и Германии, то бросается в глаза существенная разница в по-

дходах. В США могущество корпораций воспринималось как угроза демократии, и определенные политические круги принимали меры, направленные на защиту граждан от «тирании частного бизнеса». Накануне первой мировой войны была разработана концепция государственного вмешательства в экономику как «инструмента расширения демократии». Но, с точки зрения Шмоллера, монополии не столько представляли угрозу индивидуальным правам и свободам граждан, сколько были способны потеснить государственную власть в лице монархии и бюрократии с тех позиций, которые приписывались ей в рамках его концепции; государство выступало здесь как справедливый и интегрирующий институт, который должен сдерживать «в известных границах эгоистические интересы отдельных классов». Для этого, считал Шмол-лер, государственная власть должна находиться в надежных руках и «перевешивать силу классов во все времена ее роста».

Монополии в этом контексте несли угрозу «классового господства», поэтому некоторые антимонополистические высказывания Шмол-лера были мотивированы исходными компонентами его государственной теории. Предпосылкой мирных реформ и постепенных преобразований он считал прежде всего предотвращение возможности того, чтобы односторонний классовый интерес определял руководство в государстве и народном хозяйстве. «Нужно, - говорил политик, - чтобы больший вес получили элементы, стоящие вне борьбы»15. В статье «Социальный вопрос и прусское государство» Шмоллер писал: «Опасность социального будущего способно предотвратить только посредничество тех, кто стоит наверху; то есть благодаря тому, что монархия и чиновничество, эти истинные представители государственной идеи, эти единственные нейтральные элементы в социальной классовой борьбе, возьмут на. себя инициативу проведения больших социальных реформ и будут непоколебимо следовать этим идеям в течение одного или двух поколе-ний»16. В среде прусской бюрократии, «просвещенной» социальными экспертами в лице катедер-социалистов, почти абсолютной истиной признавались слова Шмоллера о том, что «прочная наследственная монархия была самым надежным носителем идей социального прогресса человечества»17.

Одной из предпосылок подобных умозаключений послужила система взглядов, сложившаяся в рамках новой исторической школы в политэкономии и так называемом «кате-дер-социализме». В соответствии с ней социально-экономическая организация любого народа рассматривалась не как результат естественного развития, а, скорее, как продукт нравственных представлений общества о том, что должно быть правильным и справедливым во взаимоотношениях различных социальных классов. «Всякий прогресс в народнохозяйственной организации, - утверждал Г.Шмоллер, - был прежде всего победой нравственной идеи и останется таковым в бу-дущем»18. Наука о народном хозяйстве становилась, таким образом, частью этики и, следовательно, как считали катедер-соци-алисты, истинно надклассовым учением, лишенным односторонности в отличие от либерального и социалистического учений. Этико-психологические мотивы развития общества выдвигались ими особенно в противовес марксистскому учению: «В будущем наука и жизнь в большей степени будут подчинены этическим влияниям. Обратный в некотором роде ход мыслей представляют собой рассуждения сторонников Маркса, которые всю высшую умственную культуру, всю политическую и религиозную жизнь хотят вывести из форм хозяйственно-технического процесса производства»19.

Причины классовых различий помещались вне производственных отношений данного общественного строя, связывались главным образом со злоупотреблениями и нарушениями принципа справедливости. Как писал один из сторонников этической школы в политэкономии, профессор Коон, «мы приступаем к оценке существующего порядка социальной жизни с чисто моральной меркой и если находим уклонение от правил морали - наблюдаем дурные, то есть нравственно несовершенные, проявления в хозяйственном обиходе, то взываем, желая их устранить, к справедливо-сти»20. Призыв этот был направлен к государственной власти как «охранителю вечного огня морали» в соответствии с немецкой традицией. Социально-этические мотивы были широко распространены в буржуазно-реформистских кругах Германии именно потому, что находили поддержку в бюрократическом прошлом страны, особенно Пруссии. Соответственно, рабочий вопрос приобретал

характер не чисто социально-экономической, но нравственной, культурной проблемы.

Типичной в этом смысле была позиция тайного советника в прусском министерстве торговли и ремесла Т.Ломана. Бывший прусский министр Г.фон Берлепш из всех своих сотрудников эпохи «социального министерства» (начала 90-х гг. XIX в.) выделял именно его за «ясные представления о нравственных задачах государства», которыми он руководствовался при разработке социального зако-нодательства»21. Между тем Ломан рассматривал социальный вопрос прежде всего как «культурный вопрос». Экономическая жизнь индивидуума, как и общества в целом, является не самоцелью, считал он, а лишь предпосылкой, средством достижения более высокого, вечного предназначения человека и человечества. Поэтому внутренний смысл социальных реформ Ломан видел в воспитании ответственности, чувства человеческого достоинства и солидарности в рабочих массах. В одной из статей 1890 г. в период, когда в германском обществе шли социально-политические дискуссии, вызванные крупнейшей забастовкой горняков, он писал о том, что объективный процесс ведет к повышению статуса рабочего класса и поэтому важно, «чтобы он занял такое положение в обществе, которое не угрожало бы сохранению и прогрессу культуры». «Здоровая социальная политика» должна предполагать, по его мнении, прежде всего

духовное и нравственное совершенствование

22

трудящихся .

В другой исторической ситуации, в мае 1914 г., когда социальные политики Германии вынуждены были занять оборонительную позицию отосительно наступления социальной реакции, Г. Шмоллер на чрезвычайном собрании Общества социальной реформы высказался в том же духе: «Большие реформы, такие как немецкие социальные реформы, должны принимать в расчет поколения, можно даже сказать столетия. Главное ведь не внешние законы и учреждения, но изменения в самом человеке, а они происходят только от поколения к поколению, и каждое наследует прогресс в идеях, воззрениях, чувствах и т.д. Но все это требует времени»23. Несмотря на то что в этих словах явно отразился определенный пессимизм, вызванный сложной социально-политической ситуацией в Германии накануне первой мировой войны, подобное высказывание очень характерно для реформи-

стов этого типа. Такое широкое толкование рабочего вопроса, обоснование социальной реформы как нравственной идеи и задачи, включение ее в контекст общего культурного процесса - все это указывает на то, что им был чужд чисто прагматический подход к социальным проблемам.

В определенных кругах реформистски настроенной научной интеллигенции, в среде той части чиновничества, которая возлагала на себя ответственность за то, как ощущают себя в государстве различные социальные классы, разрабатывалась такая социальная политика, мотивы которой включали в себя морально-этические, а порой даже иррациональные элементы, особенно когда речь шла о преодолении социальных противоречий посредством достижения некой «народной общности». Она не имела у них, конечно, такой же четкой основы, цементирующей общность, какой в будущем в фашизме станет природное, кровное, расовое начало. Поэтому, как отмечал позднее профессор Шульце-Геверниц на собрании Союза социальной политики, «идея общности легка в помыслах и на бумаге; превратить ее в крепкий жизненный мотив можно лишь на почве трансцен-дентальности»24 .

Такова была в общих чертах платформа реформизма умеренно-консервативного типа, носителями идей которого были в Германии представители правого крыла катедер-социализма и высшей бюрократии. Четких программных и организационных границ их реформизм не приобрел. Это был, скорее, некий комплекс социально-политических идей, развивающихся в рамках немецкой этатистской и патерналистской традиции. Тем не менее сторонники подобных воззрений из числа облеченных властью получали достаточно четкие параметры политического поведения в условиях обострения социальных противоречий и роста влияния социал-демократии на рабочий класс, так как не только социальная

критика, социально-философские основы идеологии, но и важнейшие направления ее конкретно-политической программы объединяли тех, кто пытался найти специфически немецкие варианты социального маневрирования.

Примечания

1 Stein L. Geschichte der Sozialen Bewegung in Frankreich von 1789 bis auf unsere Tagen. München, 1921. Bd. 3. S.40.

2 Kathe H. Die Hohenzollernlegende. Berlin, 1973.

3 Струве П. Густав Шмоллер: Некролог. Пг., 1917.

4 Schmoller G. Die soziale Frage. Klassenbildung, Arbeiterfrage, Klassenkampf. Munchen ; Leipzig, 1918. S.183.

5 Schmoller G. Zwanzig Jahre Deutscher Politik (1897-1917). Munchen, 1920. S.39.

6 Schmoller G. Die soziale Frage. ..S.319.

7 Schmoller G. Zwanzig Jahre...S.39.

8 Schmoller G. Die soziale Frage. ..S.182.

9 Ibid. S.195.

10 Herrschaftsmethoden des deutschen Imperialismus. 1897/98 bis 1917. Dokumente zur innen- und aussenpolitischen Strategie und Taktik der herrschendenklassen des Deutschen Reiches . Berlin, 1977. S.151.

11 Шмоллер Г. Борьба классов и классовое господство. М., 1906. С.28.

12 Там же. С.27.

13 Schmoller G. Die soziale Frage. ..S.181.

14 Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Soziologie und Sozialpolitik. Tubingen. 1924. S.399-406.

15 Schmoller G. Zwanzig Jahre.. .S.33.

16 Syrup F. Hundert Jahre Staatliche Sozialpolitik (1839-1939). Bearbeiter von Dr. Otto Neuloh. Stuttgart, 1957. S.57.

17 Патрушев А.И. Расколдованный мир Макса Ве-бера. М., 1992. С.17.

18 Born K.E. Staat und Sozialpolitik seit Bismarks Sturz. 1890-1914. Wisbaden, 1957. S.36.

19 Буржуазные и мелкобуржуазные экономические концепции социализма. М.,1974. С.74-75.

20 Зомбарт В. Идеалы социальной политики. Спб., 1906. С.22.

21 Berlepsch H. Sozialpolitische Erfahrungen und Erinnerungen. Munchen, 1925. S.30.

22 Ibid.

23 Soziale Praxis. 1913/14. S.934.

24 Буржуазные ученые о закате капитализма. М.;Л.,

1929.

CAIZER'S GERMANY: CONSERVATIVE POINTS OF VIEW ABOUT «SOCIAL ISSUE»

T.Z. Schmidt

Perm State University, 614990, Perm, Bukireva street, 15

The ideological-theoretical arsenal of the moderate-conservatives reformists on the boundary of the XIX - XX centuries is considered. The special attention is given to a G. Schmoller's position.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.