CC BY
77
H.A. Саламова
(Дагестанский госуниверситет, г. Махачкала)
КАВКАЗ И КРЫМ В РУССКО-ТУРЕЦКИХ ОТНОШЕНИЯХ ОТ РЕШТСКОГО ДОГОВОРА ДО ГЯНДЖИНСКОГО ТРАКТАТА
(1732-1735)
Кратковременный период от Рештского договора до Гянджинского трактата занял важное место в русско-турецких отношениях. Рештский договор 1732 г. обозначил принципиально новый подход наследников Петра I по отношению к приобретенным им территориям на Кавказе: готовность возвратить их Ирану вопреки стратегическим интересам России. Такой поворот в кавказской политике России был обусловлен тем, что внутреннее и международное положение России при императрице Анне Иоанновне (1730-1740), когда все вопросы решались «немецкой партией» во главе с Э.-Г. Бироном, пренебрегавшей насущными нуждами страны, значительно ухудшилось. Глубокий знаток придворных нравов этой коррумпированной элиты В.Я. Лефорт так выразил ее подлинное лицо: «Нет сил определить состояние этого двора <...> О делах позабыли, все стоит и погибает <...> казна пуста, денег не поступает <...> Никому не платят. Одним словом, не нахожу красок, чтобы описать этот хаос»1.
С мнением Лефорта совпадают и оценки других авторов. Воцарившаяся на троне в 1730 г. «императрица Анна Ивановна, - пишет Потто, - тяготилась персидскою войною. Насколько поверхностно смотрели тогда правительственные сферы на эту войну, можно судить уже по одному тому, что сначала больше всего опасались турецких успехов, а потом стали бояться их неудач, рассчитывая, что Персия, управившись с турками, обратит против России все свои силы»2.
Такая позиция российского двора, когда подписание Рештского договора изменило соотношение сил на Востоке в пользу Ирана, фактически оказавшегося под властью Надира, не могла не вызвать острой реакции со стороны Стамбула, вновь обострив российско-турецкие отношения.
Недовольный подписанием этого договора, способствовавшего сближению Ирана с Россией, султан Махмуд стал обострять обстановку на Кавказе, подготавливая пограничные конфликты с помощью крымского хана Каплан-Гирея с запада и находившего-
ся в его подданстве в качестве правителя Дагестана и Ширвана Сурхай-хана с юга. По прямому подстрекательству Порты Каплан-Гирей выступил с претензиями на Кабарду и Черкесию. Охотно поддерживая эти притязания, османские министры убеждали Неплю-ева, что «в реестрах при Порте» Кабарда и Черкесия значатся независимыми от крымских ханов. Сам Каплан-Гирей выступил с угрозами «не только Кабарду разорить», но и «Россию плетьми заметать»3.
Одновременно Порта готовила Сурхая для нападения на Дербент, Низабад и Кубу, надеясь насильно привести их в свое подданство. Но выполнить эту задачу Сурхаю, вызвавшему недовольство своих подданных протурецкой ориентацией, не удалось. В качестве ответных мер в июне 1732 г. российское правительство привело в боевую готовность свои войска на Дону и на Тереке, открыто взяло под свою защиту Кабарду. Порта вынуждена была отступить, обещая отправить хану указы воздержаться от похода в Кабарду4.
Однако это обещание Порты не означало отказа от своих намерений в отношении Кавказа. На позицию Порты повлияло и то, что, не признав Керманшахский договор 1729 г., Надир стал готовиться к войне с Турцией за возвращение захваченных османами бывших иранских владений при Сефевидах на Кавказе, в Закавказье и Иране.
Узнав о намерениях Надира возобновить войну, султан отправил указ крымскому хану быть готовым к предстоящей военной кампании. Обращение султана Махмуда в Крыму было встречено с большим удовлетворением. Хан Каплан-Гирей, искавший случая напасть на Кабарду и Дагестан, с готовностью ответил, что «нашел дорогу к посылке татар в Персию через Кавказские горы, близ Дагестана»5, не касаясь владений России. Это было явным блефом, рассчитанным на внезапность нападения, неподготовленность русских войск к отпору и поддержку ханского похода со стороны северокавказских владетелей.
Заключив перемирие с Надиром, Порта форсировала поход крымских войск в Персию через Кабарду, Чечню и Дагестан. Северный Кавказ выдвинулся на передний план во внешнеполитических замыслах России и Турции, став предметом острого спора между Петербургом и Стамбулом. Однако дипломатические демарши российского правительства оказались недостаточными. Несмотря на двукратное предупреждение русского резидента по поручению из Петербурга о том, что намеченное Стамбулом и Бахчисараем предприятие вызовет военный конфликт с Россией, Порта и Крым не отказались от своих планов.
Активное содействие в этом оказала им французская дипломатия. Находившийся на французской военной службе венгерский офицер барон Тотт, направленный в Крым со специальным заданием из Версаля, инспектировал подготовку крымской конницы для предстоящей операции. Французский посол Луи де Вильнев энергично настраивал против России великого визиря Али-пашу Хакима-оглу, активно обсуждая с ним вопрос о походе крымцев через Северный Кавказ. По признанию руководителя внешней политики Франции кардинала Флёри, французское правительство настраивало Порту против России, используя ее в своих интересах как шахматную фигуру6.
Получив широкую поддержку, Каплан-Гирей развернул активную деятельность, чтобы выполнить султанский указ: «выступить против персов и привлечь к себе племена Северного Кавказа от устья Кубани до русской границы и идти к Дербенту»7. Вместе с тем, предвидя нелегкую борьбу с Россией, султан Махмуд обратился через своего представителя Хаджи Мухаммеда-эфенди со специальным воззванием к местным владетелям, чтобы они оказали содействие в прохождении крымцев через их владения «от устья Кубани до русских границ в Дербенте»8.
Эти обращения крымского хана Каплан-Гирея и калги Фетхи-Гирея к местным владетелям были доставлены им их курьерами, но не встретили той поддержки, на которую рассчитывали в Стамбуле и в Крыму. Воззвания хана и калги чеченскому князю Пату-ду, эндиреевскому князю Айдемиру, уцмию Ахмед-хану и сыну Адиль-Гирея Хасбулату были вручены ими генералу Левашову, который отправил их оригиналы в Петербург, а копии и переводы с них - резиденту Неплю-
еву в Стамбул. Получив эти обличительные документы, российское правительство предписало резиденту заявить решительный протест Порте, но особого воздействия на нее это не оказало9.
Русско-турецкие отношения резко обострились и оказались на грани военного конфликта. Пока шли дипломатические распри между Петербургом и Стамбулом, на Кавказе начались военные действия. В середине мая 1733 г. в Стамбуле признали, что 25-тысячный крымский корпус под командованием калги Фетхи-Гирея в сопровождении личного представителя султана Махмуда капыд-жи-баши Мустафы-аги форсировал Кубань и двинулся на Терек.
Получив об этом достоверные сведения, принц Людвиг (Евгений. - Н.С.) Гессен-Гам-бургский, заменивший в мае 1733 г. на посту главнокомандующего генерала В.Я. Левашова, отправленного в Решт для переговоров с Надиром, письменно предупредил Фетхи-Ги-рея, что дальнейшее продвижение его войска будет отвращено военной силой. Но калга не посчитался с этим и в конце мая достиг Та-тартупа, где ему присягнули кабардинские князья «кашкатавской партии», придерживавшиеся тогда крымской ориентации. Получив их поддержку, Фетхи-Гирей напал на сторонников России князей «баксанской партии», «произведя в их жилищах великое опустошение»10.
После этой устрашающей акции, достигнув территории Чечни, в начале июня представители крымцев обратились к российскому командованию с требованием пропустить их войска, но, не получив на это согласия, решили пробиться силой. 11 июня 1733 г. 25 000 крымцев напали на русский отряд на р. Белой, но были отброшены на 10 верст назад, потеряв 1000 человек и 10 знамен. Крымцы остановились в Чечне, призывая жителей Дагестана и Чечни «к бунту, чтобы они с Фетхи-Гиреем султаном против россиян и российских войск неприятельски дейст-вовали»11. Хотя от имени турецкого султана и крымского хана наиболее влиятельным светским и духовным феодалам раздавались пышные титулы, денежные награды и щедрые подарки, привлечь горцев на сторону Турции и Крыма не удалось.
Получив сведения об этих событиях, великий визирь возобновил требования о пропуске татар, угрожая иначе войной. Обострением русско-турецких отношений воспользо-
валась французская дипломатия, настраивая Турцию против России. «Порта по внушениям французским, - доносил Неплюев, - пренебрегает Россиею и потому поступает горячо, доводит каждое дело до крайности, угрожая войной»12.
Положение осложнилось тем, что в этот ответственный момент ставленник «немецкой партии» принц Людвиг проявил полную бездарность, проводя время на балах и в увеселениях, объявляя ложные тревоги, запершись в крепости Святой Крест. Против двигающихся из Чечни крымцев была выслана с запозданием небольшая команда под начальством полковника Лошана, не сумевшая дать им надлежащий отпор. Воспользовавшись этим, с помощью чеченского князя Айдеми-ра и кайтагского уцмия Ахмед-хана крымцы прошли через их владения и приблизились к Дербенту13.
На подступах к Дербенту русские войска атаковали противника, нанесли ему существенный урон, но часть крымцев миновала заслон и с помощью Сурхай-хана в количестве до 3000 человек добралась до места расположения турецких войск на берегу Куры14.
Российское правительство приняло ряд мер для восстановления спокойствия на Кавказе в связи с нашествием Фетхи-Гирея. Против изменившего уцмия был послан специальный отряд, который занял резиденцию уцмия Башлы и сжег ее. Принц Людвиг Гес-сен-Гамбургский был отозван в Петербург. Главное командование российскими войсками вновь принял сподвижник Петра I В.Я. Левашов. Прибыв на Сулак в начале ноября 1733 г., он предпринял суровые санкции против протурецки настроенных феодалов, восстановил относительное спокойствие в крае. Неслучайно наблюдавший за его действиями И.Я. Лерх записал в своем дневнике: «С тех пор настала-таки в Сулаке тишина и все пришло в порядок»15.
В этом же плане следует рассматривать «исчезновение» 25-тысячного корпуса Фет-хи-Гирея, разгромленного русскими войсками в Чечне и Дагестане вопреки бездействию влиятельных немецких чинов в придворных кругах Петербурга. Ввиду указанных причин Фетхи-Гирей не смог выполнить возложенной на него Портой задачи - пробиться через Дагестан на помощь турецким войскам в Закавказье и Иране16. Не помогли этому ни старания французского и немецкого послов в Стамбуле Вильнева и Кипуля, нажимавших
на Порту в русле антироссийской политики «восточного барьера», ни активное настраивание Надира против России специально направленным для этой цели из Крыма французским консулом Главани17.
Положение на Кавказе и русско-турецкие отношения определялись не только событиями в самом регионе, но и далеко за его пределами - Иране, Ираке и Закавказье. Так было, например, осенью 1733 г., когда Надир нанес сокрушительное поражение 40-тысячной армии Топал Осман-паши под Багдадом в долине Лейлан, где погиб сам главнокомандующий18. Окруженный войсками Надира губернатор Багдада Айюб Ах-мед-паша без ведома султана Махмуда I подписал мир с Надиром на условиях возвращения к границам Касре-Ширинского ирано-турецкого договора 1639 г., выполнение которого обязывало Порту возвратить захваченные османами с тех пор иранские владения на Кавказе19.
В Стамбуле этот договор не признали, но вынуждены были умерить свой натиск на Кабарду и Дагестан. 26 ноября 1733 г. крымскому хану отправили указ, «чтобы он никаких предвосприятий к российской стороне <...> не чинил, но паче в покое жил»20. Несмотря на это, обеспокоенное стремлением Англии и Франции добиться заключения ан-тироссийского ирано-турецкого договора, русское правительство ускорило переговоры с Надиром, поручив В.Я. Левашову и П.П. Шафирову установить с ним близкие отношения для совместных действий против Турции.
Для ускорения переговоров и заключения договора с Надиром в Иран был направлен в качестве полномочного министра князь В.Д. Голицын, чтобы склонить его к союзу с Россией, настойчиво внушая ему мысль, что «ныне действием против турок наилучшее и способное время, которого ему упустить и неприятелю своему против себя меч обострить давать весьма не надлежит»21. В то же время русское правительство, опасаясь возникновения ирано-турецкого альянса против России, делало Надиру далеко идущие, но непродуманные тщательно и реально не просчитанные уступки: вернуть прикаспийские провинции и оказать военную помощь против Турции. В этом Голицын убедился на аудиенции 20 мая, когда на вышепредложен-ные условия Надир заявил ему, что отказывается от помощи России и намерен заклю-
чить договор с Турцией, если российское правительство немедленно не возвратит Ирану прикаспийские области и Дербент сверх Рештского договора22.
Неуступчивость Надира относительно турецких предложений обусловливалась тем, что после крупного поражения турецкой армии под Ереваном в мае 1734 г. султан Махмуд ратифицировал ирано-турецкий договор 1733 г., подписанный Ахмед-пашой под Багдадом, и велел своим командующим и наместникам вернуть Ирану подвластные им бывшие иранские владения, в том числе и на Кавказе.
Разумеется, это решение турецкого султана подвигло Надира на более решительные требования к России о возвращении оккупированных ее войсками территорий по Петербургскому и Константинопольскому договорам 1723 и 1734 гг. Возможно, просчитав такой вариант развития событий, еще до ратификации султаном Багдадского договора 1733 г., Надир разослал уполномоченных в Ереван, Тбилиси и Гянджу для принятия их от турок, назначив в эти места своих беглер-беков.
С этой целью для принятия Ширвана от Сурхая он назначил астраханского правителя Муса-хана и отправил к Сурхаю специального курьера с требованием сдать Шемаху, ссылаясь на то, что султан Махмуд разослал своим командующим «хатт-и шерифы» с предложением «немедленно очистить провинции, находящиеся под их уп-равлением»23.
Но Сурхай не подчинился этому требованию, оставил без боя Шемаху, которую захватчики сравняли с землей, и после упорных боев в течение сентября 1734 г. отступил в Аварию24. Разгневанный непокорностью горцев и начавшимися массовыми анти-иранскими восстаниями в тылу, восстановив титул дагестанского шамхала и передав эту власть сыну сосланного российскими властями в Архангельскую губернию шамхала Адиль-Гирея - Хасбулату, Надир двинулся в обратный путь, понес значительные потери и 15 октября подошел к Гяндже, где находился осажденный турецкий гарнизон25.
К этому времени русско-иранские переговоры о возвращении Ирану прикаспийских областей и Дагестана шли к концу. Как отмечает иранский историк Рамазани, политика Надира по отношению к России осуществлялась сравнительно легко, что было ре-
зультатом использования русско-турецких противоречий. Натянутость отношений между Турцией и Россией была связана с иранской проблемой. «Во все периоды ирано-турецкой войны, - подчеркивает автор, - Порта подозревала Россию в секретной помощи Надир-шаху. Почва для подозрений была: Россия, по крайней мере, помогла Надир-шаху в укреплении его военной силы»26.
В создавшихся условиях, оказавшись перед перспективой враждебной деятельности отдельных европейских держав на западе и угрозой антироссийского ирано-турецкого сближения на востоке, российское правительство решило вывести свои войска из этих областей, чтобы избежать войны на два фронта и превратить Иран из потенциального противника в своего союзника. По этим соображениям 10 марта 1735 гг. Левашов и Голицын по указанию из Петербурга подписали с Надиром Гянджинский договор о возвращении Ирану прикаспийских областей и части Дагестана с отводом русских войск за р. Сулак, но чтобы эти области не были захвачены Турцией27.
Гянджинский договор 1735 г. стал знаковым событием в изменении ситуации на Кавказе и развитии русско-турецких отношений от Причерноморья до Каспия и Северного Кавказа до Передней Азии, в чем немалую роль сыграли кавказские, крымские и иранские дела, отразившиеся на деятельности противоборствовавших сторон.
Примечания
1 Валкшневский К. Преемники Петра I. Пер. с франц. М., 1990. С. 115.
2 Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб., 1885. Вып. 1. Т. 1. С. 44.
3 Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М., 1958. С. 72-73.
4 Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и метариалы. Составитель В.М. Букалова. М., 1958. Т. 2. С. 69-70.
5 Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ). Ф. 89, оп. 89/1, д. 5, л. 158.
6 Cassels L. The Struggle for the Ottoman Empire. 1717-1740. London, 1966. P. 37.
7 Hammer von Josef. Geschichte des Osmanischen Reichs. Pest, 1831. Bd. 7. S. 442.
8 Hekmat M.A. Essaj sur I’histore des relations politique Irano-Ottomanes de a 1747. Paris, 1937. P. 200.
9 АВПРИ. Ф. 89, оп. 89/1, д. 6, л. 316-318.
10 Бутурлин Д.П. Военная история походов рос-
сиян в XVIII столетии. В 2-х частях. Ч. 1. Т. 2. СПб., 1819-1823. С. 119.
11 Там же. Ч. 2. Т. 4. С. 164.
12 АВПРИ. Ф. 77, оп. 77/1, д. 7, л. 1, 13 об.
13 Алкадари М.Э. Асари Дагестан. Махачкала, 1994. С. 75.
14 АВПРИ. Ф. 89, д. 7, л. 13 об-14.
15 Лерх И.Я. Выписка из путешествия Иоганна Лерха, продолжавшегося от 1733 по 1735 год из Москвы до Астрахани, а оттуда по странам, лежащим на западном берегу Каспийского моря // Новые ежемесячные сочинения. СПб., 1790. Ч. 43. С. 13.
16 Unat T. 1700-gen 1958 kadar. Turk siyasi tarihi. Ankara, 1958. S. 35.
17 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963. Кн. 10. Т. 20. С. 385-386.
18 Hammer von Josef. Op. cit. P. 429.
19 Hekmat M.A. Op. cit. P. 19-22.
20 АВПРИ. Ф. 89, on. 77/1, д. 7, л. 595 об.
21 Там же. Ф. 77, on. 77/1, д. 5, л. 4-4 об.
22 Соловьев С.М. Указ. соч. С. 396-397.
23 Бакиханов А.-К.А. Гюлистан и Иран. Баку, 1991. С. 137-138.
24 Левиатов В.Н. Очерки no истории Азербайджана в XVIII в. Баку, 1948. С. 102.
25 АВПРИ. Ф. 77, on. 77/1, д. 4, ч. 2, л. 416; Lockart L. Nadir Shah. A critical study based mainly upon contemporary sources. London, 1938. P. 94.
26 Ramasani R.K. The Foreign Policy of Iran. A developing Nation in World Affairs. 1500-1941. Charlottesville, 1966. P. 24.
27 Договоры России с Востоком. Политические и торговые. Составитель Т.Д. Юзефович. СПб., 1869. С. 200-207.
