CC BY
126
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2012. № 4
Е.Н. Никитина КАТЕГОРИЯ СУБЪЕКТА
И НЕОПРЕДЕЛЕННО-ЛИЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
Статья посвящена изучению неопределенно-личных предложений в системно-грамматическом и текстовом аспектах. Обсуждаются средства грамматической семантики личности. Предлагается типология субъектов в неопределенно-личных предложениях. Категории числа и лица рассматриваются в связи со смежными семантическими зонами — категорией определенности / неопределенности, личности / неличности / безличности. Грамматическую интерпретацию получают неопределенно-личные предложения как средство поэтики (дистанцирование в субъектной перспективе), анализируется их роль в сюжете, в номинации героя и в изображении внутренней / внешней точки зрения.
Ключевые слова: категория числа, личность / неличность / безличность, ин-дивидность / неиндивидность, протагонист / антагонист, грамматика, поэтика.
The article is devoted to the study of non-personal sentences in their systemic-grammatical and textual aspects. The means of expressing grammatical semantics of the person are discussed. A typology of subjects in non-personal sentences is suggested. The category of number and person are considered in connection with adjacent semantic zones — the category of definiteness / indefiniteness and that of personality / non-personality / impersonality. Non-personal sentences get their interpretation as a means of poetics (distancing as a perspective of the subject), their role in the plot is analyzed, in nominating the hero and in depicting the internal / external point of view.
Key words: category of number, personality / non-personality / impersonality, protagonist / antagonist, grammar, discourse.
1. Категориальная семантика личности
Современная история изучения неопределенно-личных предложений (типа В дверь стучат / постучали) начинается с фундаментального труда А.А. Шахматова «Синтаксис русского языка» (первая публикация 1925-1927) [Шахматов, 2001], в рамках которого в синтаксической системе русского языка односоставные предложения были выделены в качестве самостоятельных структурно-семантических типов. Эта точка зрения получила такое признание, что в упрощенном виде шахматовское учение об односоставных предложениях вошло в отечественную школьную программу и вузовские учебники (см., например, [Современный русский язык, 1997; Современный русский литературный язык, 2003]).
Морфосинтаксические теории в советской лингвистике ([Русская грамматика, 1980; Современный русский язык, 1997], настаивающие на структурной однокомпонентности неопределенно-личных предложений, тем не менее признают наличие субъекта в семантике предложения. Тем самым структура предложения противопоставляется его семантической организации.
В отечественной лингвистике существует и другая традиция — достраивания в рамках неопределенно-личных и безличных предложений субъектной позиции, которая заполняется «синтаксическим нулем», см. [Мельчук, 1974]. Семантическое различие между предложениями Улицу засыпали снегом и Улицу засыпало снегом И.А. Мельчук связывает с семантикой субъекта: в первом речь обязательно идет о людях, во втором — о неличной силе, стихии. В качестве носителей той и другой семантики постулируются «синтаксические нули» с соответствующими значениями. Решая вопрос о способе выражения названного семантического различия, И.А. Мельчук выбирал между реальным фактом и фиктивным знаком — между тем содержанием, которое несет глагольная форма, и гипотетическим подлежащим — «синтаксическим нулем». Для неопределенно-личного предложения это «нулевое существительное» в форме Им.п. мн.ч, получившее обозначение 0люди мн. Ср. у А.А. Шахматова: глагольная форма «вызывает представление о подлежащем, оставшемся не выраженным особым словом. Таким подлежащим является представление о лице...» [Шахматов, 2001: 64].
Первый вариант, рассматривавшийся И.А. Мельчуком (приписывание семантики глагольной форме), воспроизводит логику А.А. Шахматова, говорившего о системе глагольных форм — определенно-личных и неопределенно-личных1. Однако И.А. Мельчук, решавший задачи машинного анализа, отвергает эту логику в силу неэкономности описания: в лексиконе пришлось бы умножить все глагольные формы, участвующие в построении неопределенно-личных предложений. Взамен предлагается интерпретация «бессубъектных» предложений посредством категории субъекта: тогда лексикон увеличивается на две нулевые именные единицы — «существительное», служащее субъектом неопределенно-личного предложения, и «существительное», служащее субъектом безличного предложения. С сегодняшней точки зрения, когда работа 1974 г. стала уже классической, парадоксальность теоретических построений И.А. Мельчука видится в том,
1 Для А.А. Шахматова неопределенно-личное значение лица связано не только с формой 3-го мн., как это принято в современном синтаксисе. Наличие в синтаксической системе неопределенно-личного значения соотносится у А.А. Шахматова с существованием специальных личных форм глагола — «категории неопределенного лица», которая противопоставляется «категории определенного лица», организующей двусоставные предложения, подробнее см. [Шахматов, 2001: 463-465].
что, работая в рамках вербоцентрической теории, для объяснения структуры и семантики глагольных предложений он опирается на категорию (гипотетического) субъекта2.
Своеобразным соединением двух подходов к неопределенно-личным предложениям (А.А. Шахматова, с идеей глагольного лица, и И.А. Мельчука, с именной категорией субъекта) могло бы стать обращение к числовой характеристике предиката и его лексической семантике. Категория числа связана с выражением семантики личности и определенности/ неопределенности, лексическая семантика глагола может обнаруживать личность субъекта.
Грамматическая семантика мн.ч.
Категория числа, как именная категория, является для предиката согласовательной и отсылает к категории субъекта. Граммема множественного числа:
(1) выражая идею дискретного множества, обнаруживает связь с категорией одушевленности и максимально реализует последнюю (во взаимодействии с категорией падежа) — о взаимодействии категорий числа и одушевленности/ неодушевленности см. написанный Н.К. Онипенко раздел в [Золотова и др., 2004: 311-314];
(2) может соотноситься с разным количественным составом личных субъектов (от неопределенного множества до одного);
(3) может выражать неопределенность субъекта, ср. неопределенное множественное в [Плунгян, 2000: 282], соотносимое с единичным референтом: У нас гости; У вас есть свободные места? В вагоне новые пассажиры: молодая женщина с чемоданом (последний пример принадлежит И.И. Ревзину);
(4) семантически связано с зоной 3-го лица (т.е. не-Я): 1-2-е л. — и Я, и ты — по своей сути единичны3.
(5) в соединении с 3-м лицом обнаруживает запрет на соотнесенность с максимально индивидным субъектом — Я-субъектом4.
В системе односоставных предложений именно множественное число категоризует лицо. См. также замечание А.А. Шахматова о том, что «в литературном языке употребление 3-го лица единств.
2 Сегодня становится ясно, что в рамках вербоцентрической грамматики центральным объектом стали именные группы: ср. тонкую разработку семантики ролей и почти полное отсутствие внимания к предикату — к тем смысловым изменениям в нем, которые происходят при трансформациях и перифразах, в контекстных условиях (категориальный тип предиката, акциональность/ неакциональность, пространственно-временная локализация и т.п.).
3 Форма прош. времени, однако, может соединять Я с другими.
4 Исключение составляют: (а) предложения со смещенным фокусом эмпатии: Да тебе добра желают, пойми; (б) предложения с всевременным значением предиката, в которых субъект осмысляется в значении «все, и Я в том числе» (обобщенно-личные предложения): Пашню пашут, так руками не машут [Золотова и др. (1998), 2004].
в неопределенно-личном значении весьма редко» [Шахматов, 2001: 79]. Единственное число (совместно с 3-м л./ средним родом, который отрицает связь с семантикой личности) категоризует предмет — в безличных предложениях с предикатами перцептивной семантики, чаще всего звуковой, ср.: В дверь стучат, постучали (=Кто-то постучал) — В трубе булькает, забулькало (=Что-то булькает); иногда зрительной: Тьма щёлкнула и превратилась в ослепительный день, причём со всех сторон засверкало, засияло и забелело [М.А. Булгаков. Собачье сердце (1925)]5.
Категоризация лица в русском языке множественным числом имеет типологические аналогии: есть языки, где согласование глагола по множественному числу возможно только для личного субъекта (например, арабский)6.
Лексическая семантика глагола и категория лично сти
Безусловно, те предикаты, которые по своей сути не могут совмещаться с личным субъектом, не могут организовать и неопределенно-личное предложение: ?Тикали. ?Смеркаются — т.е. форма предиката обнаруживает предназначенность для определенной глагольной семантики. Если же предикат принципиально может характеризовать одушевленного субъекта, то форма мн.ч. отсылает именно к человеку, ограничивая категориальное осмысление субъекта действия рамками личности (а не одушевленности в целом, которая включает и животных). Ср.: предложение За окном замяукали означает, что действие исполнял именно человек, а не животное.
2. Количественный состав и определенность / неопределенность субъекта
В неопределенно-личных предложениях синтаксический нуль может осмысливаться в связи с субъектами разного количественного состава и разной характеризации по определенности / неопределенности, тем самым эти предложения обнаруживают независимость своей структуры (форма мн.ч. предиката) от количественного состава мыслимого субъекта, при этом семантика мыслимого субъекта может вступать в противоречие с названием «неопределенно-личные предложения». Представим классификацию нулей:
а) неопределенный субъект, открытое множество: И я не радуюсь, когда меня просят дать прочитать роман «Возвращение» (Н.И. Ильина).
5 Примеры с оформлением источника в квадратных скобках взяты из НКРЯ.
6 На этот факт обратил мое внимание А.Б. Летучий, которого благодарю за чтение рабочих материалов к данной статье и полезные замечания.
б) неопределенный субъект, закрытое множество: (Позвонили по телефону, сказали жене): 7мая будут торжественно вручать аттестаты (М.Л. Гаспаров).
в) неопределенный субъект, единичный: Позвонили по телефону, сказали жене: (7 мая будут торжественно вручать аттестаты) (М.Л. Гаспаров).
г) единичный субъект — исполнитель: Когда унесли свечу, Сережа слышал и чувствовал свою мать (Толстой, Анна Каренина; пример из [Грамматика русского языка, 1954]) — имеется в виду, что свечу унес Василий Лукич, гувернер Сережи.
д) определенный, конкретно-референтный индивидный субъект — антагонист, изображаемый с точки зрения героя в фокусе эм-патии: Он едет, лишь вошел... ему /Она навстречу. Как сурова!Его не видят, с ним ни слова (Пушкин, Евгений Онегин), интерпретацию см. в [Булыгина, 1990]).
е) ^-субъект (субъект максимальной степени референтности и индивидности) в предложениях со смещенным «фокусом эмпатии» — в условиях произнесения с точки зрения адресата: Тебе говорят, надень пальто, Да тебе добра желают, пойми! (см. [Шахматов, 2001; Булыгина, 1990]).
Тем самым, субъектный нуль неопределенно-личных предложений соединяет категориальную семантику личности и кванторности (способен оперировать количественным составом субъектов)7.
3. Семантика «исполнительского» нуля в неопределенно-
личных предложениях
Нулевые субъекты, референциальные характеристики которых указаны выше в пунктах б), в), г), могут использоваться для обозначения исполнителей. Тексты, и художественные, и эпистолярные, свидетельствуют о семантических границах «исполнительского» субъектного нуля. Это либо власть, либо слуги, при этом заслуживает внимания тот факт, что отнесенность нуля и к тому и другому денотативному типу характерна уже для пушкинского времени8.
Высказывания из писем современников Пушкина, однако, могут свидетельствовать о необычном характере отношений между дворянской властью и дворянином — субъектом речи (обе стороны социально сближены), на это указывает семантика предиката. Властная
7 Семантика эксклюзивности (обозначение не-^-субъекта), которую несет нулевой субъект, позволила назвать его «кванторным нулем» — по аналогии с квантор-ными местоимениями, см. [Н.К. Онипенко (в печати)].
8 О способности неопределенно-личных предложений передавать действия «государственной машины» писал Тестелец [Тестелец, 2001], о динамике синтаксического нуля на протяжении Х1Х-ХХ вв. «от слуг» «к слугам народным, т.е. властям» говорится в лекционном курсе, читаемом в МГУ Н.К. Онипенко.
инстанция осмысляется как более личностная, чем это характерно для нашего времени, а форма мн.ч. предиката — как фигура умолчания: Он (Пушкин) захотел выставить в смешном виде важную для него особу — и сделал это; это стало известно, и, как следовало ожидать, на него не смогли больше смотреть благосклонно (В.Ф. Вяземская). Так же и со слугами, которые также могут выступать в необычной — личностной — роли (см. семантику предикатов): ... не одобряю привычки трактовать о таких предметах на русском языке. — Пушкин ругает правительство, помещиков, говорит остро, убедительно, а за стульями слушают и внимают соблазнительным мыслям и суждениям... (П.И. Долгоруков).
См. также примеры с исполнительской семантикой. О слугах: Француз камердинер подал ему башмаки с красными каблуками, голубые бархатные штаны, розовый кафтан, шитый блестками; в передней наскоро пудрили парик, его принесли (Пушкин, Арап Петра Великого); Кресла с бабушкой прямо опустили посредине кабинета, в трех шагах от генерала (Достоевский, Игрок); На Страстной наклеивают афишу о бенефисе Яворской (Бунин, Окаянные дни). О власти: ...мы заходили к Пушкину, который скорыми шагамиразме-ривал свою комнатку, обрадовался, увидя нас, смеялся беспрестанно, надолго ли его засадили. У дверей поставлен часовой. Его, однако ж, пускают в сад, и, исключая молдаван, всякий может с ним видеться (П.И. Долгоруков, дневники); С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему нынче уже восемнадцатое (Бунин, Окаянные дни); Когда реабилитировали Луппола, в стенгазете напечатали статью «Первый директор нашего института» (М.Л. Гаспаров).
Неопределенно-личные предложения не только категоризуют лицо (личный субъект), но и переходят границу собственно-личности как семантической категории (высшее выражение категории личности — индивидность). Это проявляется в их способности называть действия неконкретно-референтных неиндивидных исполнителей и властей, которые семантически сближаются с инструментом (контроль со стороны говорящего либо героя в фокусе эмаптии) либо стихией (отсутствие контроля). Тем самым, семантические границы неопределенно-личности нарушаются и происходит пересечение неопределенно-личности со смежными категориями: неодушевленностью (инструмент) и безличностью / неличностью (стихия). Ср. предложенный М. Сибатани «Принцип Максимизации Контраста» [Сибатани, 1992], суть которого состоит в том, что внутри грамматической категории значения поляризуются (этим автор объясняет формирование пассива, противопоставленного активу, из среднего залога древних языков). Действие того же принципа можно видеть и во взаимодействии семантики неопределенно-личности с неоду-
шевленностью и безличностью. Само продвижение неопределенно-личности в смежные «не-личные» семантические зоны обусловлено семантикой множественного числа, которое малоиндивидно по своей сути.
4. Субъект неопределенно-личного предложения в сюжете
Следует подробнее остановиться на различиях между субъектами, представленными в пунктах г) и д) предложенной выше классификации. Намечается своебразная типология субъектов, которая может быть применена, прежде всего, к художественному тексту, а также и к речевым жанрам. Первый субъект (г), исполнитель, изображаемый в рассмотренном выше примере с точки зрения дворянского героя, не имеет личностных, индивидуальных черт, часто не имеет конкретно-референтных характеристик и уподобляется инструменту (доставляет обед, подает лошадей, зажигает свет и т.п.), обслуживающему героя. Семантически тип г) сближается с в) в силу своей инструментальной трактовки.
Второй тип, д), напротив, обнаруживает сугубо индивидуальные черты, соответствуя по социальному рангу герою-протагонисту и являясь сюжетно значимым лицом, антагонистом главного героя. Тем самым неопределенно-личные предложения маркируют точку зрения героя, находящегося в «фокусе эмпатии» (Т.В. Булыгина), либо повествователя: автор солидаризируется с героем (внутренняя точка зрения по отношению к мыслящему либо наблюдающему герою), противопоставляющим себя агенсу, на которого он смотрит со стороны (внешняя точка зрения на действующего героя).
Интересно, что форма множественного числа в этом случае не может реализовать значение ближайшей семантической зоны — неопределенности (так называемое неопределенное множественное число), потому что это значение, потенциально выражаемое граммемой множественного числа, вступает в противоречие с конкретно-референтным, определенным статусом референта нулевого субъекта (ср., например, Татьяну в примере из «Евгения Онегина»). Такое взаимоисключающее взаимодействие грамматических категорий лежит в основе художественного приема: когда нет условий для осмысления формы в прямом грамматическом значении, ее семантика переводится в план поэтики. Наложение формальной множественности в неопределенно-личной конструкции и семантической определенности агенса становится основанием для формирования семантики отчужденности9 между субъектом диктума (неназванным агенсом) и субъектом модуса (тем, кто находится в фокусе эмпатии) и для передачи «личностных конфликтов».
9 Ср. также [Пеньковский, 2004] о семантической категории «чуждости».
В русской романной литературе сложилась целая традиция изображения посредством неопределенно-личных предложений женщины с точки зрения героя-мужчины (см. произведения Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Чехова). Впервые этот прием применен, скорее всего, Н.М. Карамзиным, что заставляет предполагать здесь «французский след» (ср. французский аналог неопределенно-личных предложений с местоимением оп ед. ч.): ... я снял шляпу и поклонился красавице — правда, не очень низко, для того чтобы ни на секунду не выпустить из глаз прелестей лица ее. Надобно сказать, что взор мой стоил комплимента: на меня взглянули умильно и даже ласково! (Письма русского путешественника).
Используя тот же прием, Андрей Белый иронично выстраивает динамическую субъектную перспективу: сначала неопределенно-личными предложениями обозначаются действия женщины-героини, затем — действия прислуги, при этом интересно, что одной и той же лексемой обозначается и действие хозяйки, и действие слуги:
Около двух часов пополудни тут звонил синий его величества кирасир граф Авен с бонбоньеркою от Балле; бонбоньерку приняли, но ему отказали. <.>
Наконец, поздно вечером, в исходе десятого часа, появилась девчонка от мадам Фарнуа с преогромной картонкою; ее приняли тотчас; но когда ее принимали и в передней по этому поводу возникло хихиканье, дверь спальни щелкнула, и оттуда просунулась любопытно заплаканная головка; раздался рассерженный, торопливый крик... (Андрей Белый, Петербург).
Приняли, отказали, приняли — предикаты обозначают действия хозяйки, Софьи Петровны Лихутиной, которая позволяет войти посыльной, — с точки зрения кирасира либо прислуги; принимали — предикат обозначает действия неконкретно-референтной прислуги с точки зрения повествователя либо хозяйки, Лихутиной, которая появляется в сцене синекдохически: заплаканная головка, крик.
Внешне тот же прием использует Чехов в «Дуэли». Он усиливает экспрессивные и семантические возможности неопределенно-личности. Чехов с помощью неопределенно-личного предложения не только выстраивает конфликтную субъектную перспективу, соединяющую субъекта внутренней речи Лаевского и агенса фон Корена: Убьют ли его завтра утром, или посмеются над ним, то есть оставят ему эту жизнь, он все равно погиб. «Бессубъектные» предложения могут осмысляться не только через действие личности — фон Корена, но и через высшую неличную силу, посредством которой реализуется судьба Лаевского. Ср. также знаменитую фразу Ваш роман прочитали, которую произносит Воланд, имея в виду Иешуа.
Решающие события в жизни героя могут передаваться неопределенно-личными предложениями, соотносящими действия с неконкретно-референтными субъектами (недифференцированными количественно — единичными и множественными). Субъект такого предложения, играя роль инструмента в руках судьбы, становится двигателем сюжета — как жизненного, так и беллетристического, каузируя события в жизни героя, который получает грамматическое выражение как объект или адресат в составе неопределенно-личного предложения. Тем самым неопределенно-личные предложения выступают текстовым аналогом пассива10.
Дневниковый жанр: Вчера поутру свели их (Пушкина и его соперника. — Е.Н.) в доме вице-губернатора. Балш начал просить прощения, извиняясь похмельем, но Пушкин, вместо милости и пощады, выхватил заряженный пистолет... При сих словах, положив пистолет обратно в карман, он ударил его в щеку. Их тотчас розняли, и Пушкин потом приехал к генералу... (П.И Долгоруков, Дневник); Нарратив: Его женили рано, когда он был еще студентом второго курса, и теперь жена казалась в полтора раза старше его. (Чехов, Дама с собачкой) — о Гурове. В лирическом тексте действием неопределенно-личной инстанции может каузироваться эмоциональное состояние лирического героя:
Годами когда-нибудь в зале концертной Мне Брамса сыграют, — тоской изойду. Я вздрогну, и вспомню союз шестисердый, Прогулки, купанье и клумбу в саду (Б. Пастернак)11.
Подведем итоги.
Неопределенно-личные предложения в системно-грамматическом аспекте (1) являются сферой взаимодействия грамматических категорий по типу «компенсации»: морфология и лексическая семантика предиката задает категориальную семантику личности неназванного субъекта; (2) являются сферой, в которой взаимодействие в рамках именных категорий (личность / неличность / безличность, определен-
10 Об отношениях синонимии между пассивом и неопределенно-личным предложением в рамках изолированных предложений см. [Мельчук, 1974; Храковский, 1974]. Примеры В.С. Храковского: Рабочий разбил стену — Стена была разбита (рабочим) — Стену разбили. Согласно вербоцентрической теории суть такой модификации — понижение коммуникативного ранга субъекта предложения.
11 Если в данной работе неопределенно-личные предложения и их роль в поэтике анализируются как средство дистанцированности в субъектной перспективе в связи с субъектной семантикой и ролью субъекта в сюжете, то существует и другой подход, разграничивающий разные типы предикатов в рамках неопределенно-личных предложений в поэтике Чехова: «стандартная» и «поэтическая» номинация действия, при этом к неопределенно-личным относятся бессубъектные предложения и дистанцирующие, и приближающие к Я, — см. [Сидорова, 2011].
3 ВМУ, филология, № 4
ность / неопределенность, одушевленность / неодушевленность) происходит по «принципу поляризации контраста», морфологической базой этого взаимодействия является граммема множественного числа.
Неопределенно-личные предложения в тексте могут категоризо-вать сюжетно значимого субъекта — антагониста. «Неопределенно-личность» становится рамкой, в которую может быть заключен и определенный, единичный, индивидный субъект, задает особую субъектную перспективу высказывания и текста, становится средством поэтики, основывающимся на взаимодействии категорий по типу «взаимоисключения».
Список литературы
Булыгина Т.В. Я, ты и другие в русской грамматике // RES PHILOLOGICA. Филологические исследования: Памяти академика Г.В. Степанова 1919— 1986. М.; Л., 1990.
Грамматика русского языка: В 2 т. / Под ред. В.В. Виноградова. М., 1954. Т. 2. Ч. 2.
ЗолотоваГ.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика
русского языка. М., 2004. Современный русский литературный язык: Учебник / Под ред. В.Г. Костомарова и В.И. Максимова. М., 2003. Мельчук И.А. О синтаксическом нуле // Типология пассивных конструкций.
Диатезы и залоги. Л., 1974. Онипенко Н.К. Модель субъектной перспективы и проблема классификации эгоцентрических средств // Проблемы функциональной грамматики. СПб. (в печати).
Пеньковский А.Б. Очерки по русской семантике. М., 2004. Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. М., 2000. Русская грамматика. Т. 2. М., 1980. § 2511-2521.
Сибатани М. Переходность и залог в свете фактов японского языка // Типология и теория языка: От описания к объяснению. К 60-летию А.Е. Кибрика. М., 1999. Сидорова М.Ю. Неопределенно-личность в поэтике А.П. Чехова // Gramatyka
a tekst. T. 3. Katovice, 2011. Современный русский язык: Учебник / Под ред. В.А. Белошапковой. 4-е изд. М., 1997.
Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001. Храковский В.С. Пассивные конструкции // Типология пассивных конструкций. Диатезы и залоги. Л., 1974. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. М., 2001.
Сведения об авторе: Никитина Елена Николаевна, канд. филол. наук, докторант Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН. E-mail: [email protected]
