CC BY
107П.П. Каминский КАТЕГОРИЯ ДОЛЖЕНСТВОВАНИЯ В ПУБЛИЦИСТИКЕ В. РАСПУТИНА 1970 - 2000-х ГОДОВ
Категория долженствования — одна из центральных в моральной философии. В истории философии существуют различные истолкования долга и должного, связанные с пониманием его генезиса: либо трансцендентное (И. Кант, Н. Гартман), либо антропологическое происхождение долга (Э. Фромм).
В современной постсоветской России плюрализм ценностных систем сочетается с нравственным релятивизмом, ставящим под сомнение мораль как регулирующую систему предписаний и оценок. Такое положение дел способно привести к разрушению идентичности человека, осмысленности бытия, растерянности в жизни индивида и общества. В русской литературе второй половины ХХ века как реакция на процессы децентрализации ценностей актуализируется проблема долженствования. Особенно отчетливо этическая направленность обнаруживается у традиционалистски ориентированных писателей (В. Распутина, С. Залыгина, В. Белова, В. Астафьева, В. Крупина и др.), трагически переживающих несоответствие действительности традиционным ценностным установкам. Об этом свидетельствует обращение писателей к публицистике, прямому авторскому слову с характерной для него побудительной модальностью. В публицистике В. Распутина 1970-2000-х годов доминируют размышления о кризисе современного мира, порожденном обособлением человека от природы. В глобальном масштабе это приводит к упрощению и искажению основных нравственных понятий, которые, по мнению писателя, неизменны. В 1985 году он констатирует: «Осмысление естественного
— дело художественного слова, неестественного, силового, требующего немедленного вмешательства, — на первых порах дело публицистики»1.
1 Распутин В. Верую, верую в Родину! / Беседу вела Т. Жилкина // Лит. обозрение.
1985. № 9. С. 14.
Исследовано этическое сознание В. Распутина, выразившееся в художественной прозе.2 Так, И.И. Плеханова характеризует природу нравственного сознания В. Распутина как метафизическую, соединяющую христианские и языческие основания. С ее точки зрения, иррациональный характер распутинской метафизики проявляется в соединении совести с потусторонним «чувствилищем», безличным сознанием и волей, проявляющимися в реальности и наполняющими ее высшими смыслами: «Метафизическое у Распутина <...> проявляет себя как весть абсолютной истины, открывающейся или святым (классические распутинские старухи) или прошедшему таинство очищения от греха самодостаточности, себялюбия, эгоцентризма».3 По определению исследователя, этика В. Распутина — «мироощущенческая». Нравственное сознание в его прозе «не рациональное, но интуитивно-сенсуа-листское, представляющее совесть не как рассудочное сознание, а как нравственное чувство. <...> нравственные переживания неотделимы у писателя от острого чувствования мира, от созерцания его и зримого и метафизического образа одновременно».4
Попытаемся реконструировать деонтологию В. Распутина на материале его публицистики 1970 — 2000-х годов, выделив два основных аспекта: природа и генезис долженствования и основные моральные категории, связанные с ним, а также представления В. Распутина о долге писателя и долге интеллигенции.
2 Шапошников В. Валентин Распутин. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1978; Белая Г.А. Как надо жить, как надо умирать // Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. М.: Наука, 1983. С. 118-151; Лапченко А.Ф. Человек и земля в русской социально-философской прозе 70-х годов (В. Распутин, В. Астафьев, С. Залыгин). Л: Изд-во Ленинград. ун-та, 1985; Дедков И. Продленный свет // Дедков И. Живое лицо времени: Очерки прозы семидесятых-восьмидесятых. М.: Сов. писатель, 1986. С. 94—120; Тендитник Н.С. Валентин Распутин: Очерк жизни и творчества. Иркутск: изд-во Иркутск. ун-та, 1987; Семенова С.Г. Валентин Распутин. М.: Сов. Россия, 1987; Котенко Н.Н. Валентин Распутин: Очерк творчества. М.: Современник, 1988; Перевалова С.В. «Особая география памяти»: (Образ автора в рус. прозе 1970—1980-х гг. — В.П. Астафьев, В.Г. Распутин, В.С. Маканин). Волгоград: Перемена, 1997; и др.
3 Плеханова И.И. Категорический императив на сибирской почве // Сибирь: взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Иркутск: МИОН, 2004. С. 316.
4 Там же. С. 315.
На первом, журналистском, этапе (конец 1950-х — начало 1960х годов) в очерках и портретных зарисовках В. Распутина категория долженствования соответствовала официальной идеологической доктрине. Система моральных идей В. Распутина в период работы в комсомольских газетах Иркутска и Красноярска может быть понята в соотнесении ее с деонтологической концепцией Э. Фромма5 понятие о должном создается самими людьми. Но, будучи представителем своей эпохи, В. Распутин понимает долг в духе коллективного утилитаризма
— как следование общему делу, достижение общей пользы, что определяет характер коллизий и тип героя в ранних очерках будущего писателя.
Герои В. Распутина-журналиста — сверстники автора, комсомольцы. В иркутской газете «Советская молодежь» (1957—1961) — это студенты, комбайнеры, доярки, железнодорожники; в газете «Красноярский комсомолец» (1963—1966) — это молодые строители железнодорожных трасс Абакан-Тайшет, Решоты-Богучаны, Красноярской, Братской, Мамаканской ГЭС, Дивногорска, заполярного Талнаха, прокладчики ЛЭП. Критерием этической оценки героев очерков являлась их социальная состоятельность. Положительный герой В. Распутина — активный общественник, сознательный гражданин, ударный труженик
— «настоящий советский человек».6 Пять публикаций7 посвящены строителю трассы Абакан — Тайшет Владимиру Стофато — сыну одного из погибших в 1942 году при исполнении служебных обязанностей изыскателей Южно-сибирской железнодорожной магистрали К.А. Стофато.
В. Распутин не стремится изобразить индивидуальные черты личности, представляя своего героя как одного из многих. Жизнь его, как и жизнь
5 Фромм Э. Человек для самого себя. Введение в психологию этики / Пер. с англ. Е.А. Жуковой // Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: АСТ—ЛТД, 1998. С. 23— 256.
6 Распутин В. Познакомьтесь: Николай Дементьев // Сов. молодежь. 1958. 9 дек.
С.3.
7 Распутин В. За поездом поезд // Краснояр. комсомолец. 1963. 1 мая. С. 2—3; Распутин В. Имени отца // Краснояр. комсомолец. 1963. 26 сент. Подпись: В. Каирский. С. 3; Распутин В. Продолжение саянской легенды // Краснояр. рабочий.
1963. 20 окт.; Распутин В. Ты пламя берешь рукою // Краснояр. комсомолец.
1964. 13 сент. С. 1, 2—3; Распутин В. Разъезд Стофато // Огонек. 1965. № 14. С. 20—21.
отца, обретает смысл лишь через приобщение к исполнению общего дела, понятого как долг: «Конечно, ребята на трассе могли бы обойтись и без Володи, но Володя не мог обойтись без них. И он не мог обойтись без отца, который остался там. <...> Это был его долг, долг, перед которым он не мог отступить».8 Долг понимается как следование абстрактно понятому общественному благу, долженствование основывается на априорной посылке о единстве (непротиворечивости) общества и индивида.
В это же время в очерках и рассказах о Тофаларии9 социально детерминированное представление о долге начинает усложняться, преодолевается введением традиционной этики, этики родового сознания, определившей пафос художественной прозы («Василий и Василиса», «Деньги для Марии» (1967), «Последний срок» (1970), «Вниз по течению» (1972), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матерой» (1976), «Что передать вороне?» (1981), «Век живи — век люби» (1982) и других произведений). В тофаларском цикле долженствование связывается с родовым и этническим началами. В. Распутин открывает в этносе то-фов наличие своеобразной этической системы, рожденной в диалоге с природой. Характеризуя мироощущение тофалара, начинающий писатель ставит в центр неспособность к ощущению одиночества: «Тофалар с детства, с самого первого дня в тайге. <...> Их связь больше обычных представлений о связи человека и природы. Она родственна. Веки вечные они кормились одной грудью: днем это было солнце, а ночью луна. Вот почему они не могут тяготиться друг друга, это стало бы противоестественным». 10
Категория долженствования реконструируется в робких размышлениях автора о смысле жизни тофалара. Осознание смертности человеком составляет фундаментальное различие между ним и природой, но компенсируется непрерывностью бытия этноса. В рассказе «Эх, старуха...» старая тофаларка не боится смерти: «Она выполнила свой
8 Распутин В. Разъезд Стофато. // Огонек. 1965. № 14. С. 20, 21.
9 Распутин В. Край возле самого неба: Очерки и рассказы / Крат. предисл. А. Пре-ловского; Худож. Т.Г. Леви. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1966. Содерж.: Край возле самого неба; В Саяны приезжают с рюкзаками; Продолжение песни следует; От солнца до солнца; На снегу остаются следы; И десять могил в тайге; Продается медвежья шкура; Эх, старуха; Человек с этого света.
10 Распутин В. От солнца до солнца // Распутин В. Край возле самого неба. С. 16.
человеческий долг: после нее на свете остаются дочь, ставшая матерью, и девчонка, которая тоже когда-нибудь станет матерью. Ее род продолжался и будет продолжаться — она в этой цепи была надежным звеном, к которому прикреплялись другие звенья».11 Так формируется родовое и онтологически детерминированное понимание долга как участия в продлении жизни, исполнения природного предназначения. Категория долженствования интерпретируется как онтологическая, поскольку чувство долга задается человеку от рождения как безусловная природная программа, а не как рационально сформулированное понятие.
В 1970-е годы В. Распутин открывает сложность природного долженствования, противоречия, возникающие при осуществлении и передаче этических норм. Писателя интересует национальный характер представления о долге, прежде всего мораль русского народа, детерминированная спецификой ландшафта, национально-историческая миссия русского народа как основа родовой и индивидуальной этики. В национально-неповторимом В. Распутин видит черты общечеловеческого, но общечеловеческое он представляет как синтез национальных этических систем.12 Нравственные нормы носят абсолютный характер, что связано как с их онтологическим статусом, вечным и универсальным, так и с их антропологическим статусом, в котором они предстают как результат взаимодействия индивида и рода, регламентирующего духовное и социальное существование индивида.
В. Распутин трактует природу анимистически: это сакральный космос, в перспективе восходящий к метафизическому лону. В природе как материи космоса писатель предполагает проявление сверхъестественных духовных сил, одухотворяющих физический мир. Связь с природой дает мистический, религиозный опыт, приобщающий человека к трансцендентному, вводящий координаты вечности. Наблюдая священные законы вечного обновления жизни, человек как родовое существо, по мысли В. Распутина, преодолевает трагизм конечности единичного существования: «У старух меня особенно поражает спокойное отношение к смерти, которую они воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Думаю, что этому спокойствию их научил долгий жизненный опыт.
11 Распутин В. Эх, старуха. // Распутин В. Край возле самого неба. С. 54.
12 Распутин В. Ближний свет издалека // Лит. Иркутск. 1990. Апр. С. 1—3.
Перед их глазами проходили посевы и жатвы, зима сменялась весной, осень роняла листву..»13. Законы мироздания определяют законы родового долженствования, заключающегося в продлении рода, определяют этику принятия бытия, следования не меняющимся желаниям индивида, не исторически изменчивым социальным законам, а универсальной необходимости космически организованной жизни природы.
Нравственные нормы реализуются в жизни отдельного человека через совесть, которая понимается писателем как моральное предписание, возникшее и хранимое в культурно-историческом опыте народа, открытом онтологии: «.основная духовная задача и основная нравственная норма, которые созданы опытом всех предыдущих поколений и вверены нам для выполнения и возможного совершенство-вания»14.
Деонтологическая система В. Распутина, таким образом, предполагает необходимость синтеза антропологического и онтологического начал. Категория долженствования приобретает два вектора и понимается, во-первых, как исполнение родового (природного) предназначения, во-вторых, как исполнение социально-исторического предназначения. Передача принципов долженствования и регулирующих их моральных предписаний (совести) от поколения к поколению — это сущность и миссия коллективной памяти, памяти народа. С одной стороны, В. Распутин понимает память как онтологический феномен: память заложена в бытии как космосе (порядке), предстает как объективный закон, в том числе и закон человеческого существования. Такая форма памяти генетически заложена в духовном существе человека, в ощущении им своей связи с миром, всеединства сущего: «В нас живет каждое движение планеты и каждый шаг человека. Явившись в этот мир только на миг, мы вобрали в себя всю его эпопею <...> в нас, в каждое поколение без исключения, раз за разом закладывалось <...> связность всего со всем и существование всего во всем. <...> Чувство родства не только с тварным существом, но и с последней песчинкой и былинкой, лежащей и произрастающей подле, необходимости друг другу и допол-
13 Распутин В. Быть самим собой / беседу вел Е. Осетров // Вопросы литературы. 1976. № 9. С. 147.
14 Распутин В. Необходимость правды [Теоретический семинар «Литература и нравственность»] // Лит. учеба. 1984. № 3. С. 130.
нения друг друга вселялось в каждую клетку»15. Онтологическая память дана в подсознании: в ощущениях и чувствах; сенсорное переживание обеспечивает возможность восприятия метафизического в природе, возможность диалога с неэмпирическим миром.
Осознавая генетическую связь с бытием, человек естественным образом приобщается к нравственному опыту народа, передаваемому памятью, совокупным национально-историческим сознанием. Культура, традиции обеспечивают духовную преемственность поколений народа — «ощутительная, непрерывная связь поколений живущих с поколениями прошлого и будущего»16. Национально-историческая память аккумулирует совесть предков и выполняет функцию ориентации в жизни потомков, позволяя индивиду этически отделять вечное от временного, высокое от низкого, способствует пониманию каждым поколением своего особого места в истории, в вечном ряду поколений. Рождается этика, основанная на понимании миссии каждого человека, осуществления сверхличного долга, заключающегося в создании жизни для последующих поколений. В очерке «Русское Устье» повествователь размышляет, что бы ответили покоящиеся под покосившимися крестами потомки поморов о смысле своих трудов, если ничего после них теперь, кроме заброшенных погостов, не осталось, и предполагает ответ, «что никто не живет для себя, а только продолжает подготовление жизни для других, <...> и в таком неустанном подготовлении и есть искомый смысл»17.
Долженствование распространяется на весь род (народ), на каждого его представителя и целое поколение. С завершением одного поколения долг передается следующему, а неисполнение ныне живущим поколением долга перед родом обесценивает этическое служение предков. Поэтому память является условием бытия народа, бесконечного, устойчивого самовоспроизводства и более — исторического развития. Накапливая темное незнание и забывая свое прошлое, общество
15 Распутин В. Миллионолетия Рольфа Эдберга // Сибирь. 1989. № 4. С. 103.
16 Распутин В. «Жертвовать собой ради правды». Против беспамятства. [Выступление на V съезде Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры] // Наш современник. 1988. № 1. С. 169.
17 Распутин В. Русское Устье // Распутин В. Сибирь, Сибирь. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 264.
лишает себя оснований для будущего: «Пережитое не может быть темным — темно будущее, когда сдвинуто со своего места прошлое и когда настоящее, не имея твердого основания, требует подпорок»18.
Долженствование у В. Распутина имеет метафизическую природу, но воплощено материально: человек ответственен за конкретное пространство жизни, за освоенные предками природные и культурные ландшафты и призван их сохранить и расширить. Следуя этому долгу, человек включается в метафизический круг, предписанный роду. В концепции В. Распутина, казаки, поморы и старообрядцы покоряют и осваивают Сибирь, повинуясь мистическому зову и реализации национально-исторической миссии19.
В отличие от онтологической памяти, историческое сознание требует сознательных усилий человека как национально-родового существа. В очерке «Кяхта» историческая память подвергается этической дифференциации по степени должной интенсивности духовного опыта на пассивное «припоминание» былого, не содержащее открытий, и активное, «полное и глубокое воспоминание», «чувствительный и радостный отзыв на запоздалую картину, встреча с заблудившейся родственностью»20.
В. Распутин не ставит проблему человеческой воли в формировании нравственных законов, определении долженствования: человеческая индивидуальность проявляется в следовании или не следовании априорной необходимости. Человек не свободен в определении долга; однако осознание себя частью народа, которому предписана общая миссия, придает жизни конкретного человека осмысленность и стабильность: «И не стоять человеку твердо, не жить ему уверенно без этого чувства, без близости к деяниям и судьбам предков»21. Неисполнение родового долга влечет духовную неопределенность человека, порождает «кочевничество»: маргинализованные сообщества бродяг и каторжников в Сибири ХУП—ХГХ веков, шабашники периода промышленного строительства в Сибири второй половины XX века, российское общество второй половины 1980-х — начала 2000-х годов. Забвение заветов предков
18 Распутин В. Иркутск // Распутин В. Сибирь, Сибирь. С. 154.
19 Распутин В. Сибирь без романтики // Сибирь. 1983. №5. С. 106-128.
20 Распутин В. Кяхта // Распутин В. Сибирь, Сибирь. С. 213.
21 Распутин В. Иркутск // Распутин В. Сибирь, Сибирь... С. 131.
современниками приводит к разрушению экосистем и культуры, моральному релятивизму и, в конечном итоге, к деградации нации22.
Национальной реализации должного в этической системе В. Распутина способствует художник. Начиная с 1970-х годов писатель размышляет о творчестве как службе и миссии. В критике и публицистике периода классических повестей утверждается дидактическая задача художника: «По моему мнению, не существует ничего, никаких объективных или субъективных причин, которые могли бы всерьез помешать писателям самых разных стран, разных направлений и верований быть вместе и понимать друг друга в своей службе единому богу — правильному и возвышенному воспитанию человеческой души»23.
С конца 1970-х годов представления В. Распутина о долге художника усложняются, приобретают метафизическую глубину. В репликах, статьях и очерках художник оценивается как носитель родового, самосознание общества и народа. На основании этих представлений В. Распутин оценивает творчество ушедших из жизни художников (А. Вампилова, В. Шукшина, Ф. Абрамова, Л. Леонова и др.).
В эстетике В. Распутина инициатива акта творения не принадлежит автору. Писатель переживает духовную связь с обществом и народом, которая проявляется в форме постоянного диалога: «.когда вы говорите, что пишете книгу, которую задумали и которая произошла только по вашей воле, то это, может быть, не совсем так. Как это происходит, какими путями, не знаю, но происходит то, что можно называть откликом на нравственные надежды читателя. Такая связь существует, и писатель, может быть, именно поэтому не так уж волен писать, что и когда ему захочется»24. Художник должен прозреть духовные и нравственные запросы современности, осмыслить их, воплотить в слове и донести до народа: «То, что неосознанно мучает многих и многих людей, но не нашло еще выхода и названия, писателю предстоит осознать, назвать и возвести до общественного и художественного открытия.
22 Распутин В. Вниз по Лене-реке // Наш современник. 1993. № 11. С. 95—111.
23 Распутин В. [Ответ писателя на вопрос редакции журнала «Иностранная литература»] // Иностранная литература. 1977. № 6. С. 239.
24 Чтобы связь не оборвалась / С. Залыгин, В. Астафьев, В. Распутин // Лит. обозрение. 1981. № 9. С. 8.
А читателю затем предстоит узнать и ответным чувством подытожить: оно или не оно»25.
Художник — лишь проводник высших смыслов. В очерке о Ф. Абрамове писатель предстает как выразитель истины, которая не принадлежит его воле: «Когда слово добывается кровью сердца, оно с кровью сердца и произносится. Истина, если ей к тому же нечасто удается выйти в люди, сама найдет и голос, и тон, и температуру накаливания»26. Истина метафизична, доступна лишь гению. В. Распутин показывает это на примере творческого пути А. Вампилова: «Вампилов видел жизнь оттуда, где, казалось бы, единственно и должен находиться художник, как только он принимается за работу, но куда в действительности по душе и таланту допускается мало кто, — он не обращался за доказательством к добру и вере, а происходил из них»27. В. Распутин связывает семантику греческого имени Александр — «защитник людей»28 с судьбой драматурга, а его смерть, цитируя словарь Даля, называет «возвращением жизненных сил его в общий источник».
Пространство истины составляет духовное существо народа, а гений воплощает накопленные поколениями творческие и духовные силы национального организма. Оценивая личность и творчество Л. Леонова, В. Распутин использует «геологическую» метафору: «.жизнь, даже самая обыденная, дарования такого масштаба, как Леонов, представляет тайну подготовления и существования необыкновенного. Чтобы зародился драгоценный минерал требуются, как известно, миллионы лет. Внутри цивилизаций и культурных эпох также существуют творческие периоды кристаллизации гения, продолжающиеся наверняка дольше, чем способна заглянуть родословная. Куда не заглянуть
— туда не заглянуть, но нельзя оставлять без внимания видимые знаки появления «того самого», для которого трудились поколения»29.
25 Распутин В. Возросшая ответственность за слово // На боевом посту. Чита, 1979.
30 июня. С. 4.
26 Распутин В. Его сотворенное поле // Сов. культура. 1987. 10 марта. С. 6.
27 Распутин В. Мы все тянулись к нему / Беседу вел В. Ивашковский // Сов. культура. 1987. 18 авг. С. 5.
28 Распутин В. Степь за околицей // Студ. меридиан. 1983. № 8. С. 40.
29 Распутин В. [Предисл. к публ. выдержек из записных книжек Л. Леонова] // Наше наследие. 2004. № 58. С. 100.
Ощущая вечность человечества, понимая цель национального бытия, художник становится хранителем нравственных ценностей: «Обязан знать и указывать на ценности, которые ни при каких условиях не должны быть пересматриваемы как непременное и выверенное условие правильного общественного развития. На то он и писатель, чтобы видеть сегодняшний день в ряду полного времени и понимать сегодняшнюю жизнь в ряду национального и общечеловеческого движения к своим идеалам»30.
Предназначение художника — актуализация национальных ценностей в современном обществе и создание условий для воспроизводства нравственного опыта сегодняшним поколением: «Поддерживать чистые линии, выпалывать сорняки, заботиться о духовном росте человека, умножении его нравственных ценностей — вот задача писателя»31. Для этого он призван воспитывать в человеке личную ответственность за осуществление родового предназначения, осуществлять духовное руководство в исполнении долга: «Они, похоже, и в мир-то приходят, чтобы показать, каким должен быть человек и какому пути он должен следовать, и уходят, не выдерживая нашей неверности: неверности долгу, идеалам, слову — вообще нашей неверности. Но память о них и помогает, должно быть, оставаться нашей совести»32.
Главной задачей писателя в современности В. Распутин считает преодоление процессов национальной дезинтеграции, возвращение народу памяти — как это делал В. Шукшин: «Казалось, он сделал все и даже больше, чем мог один человек, писатель, режиссер и актер, сделать для собирания разрозненного, растрепанного по кусочкам, разроссиенного населения со слабой памятью, оставлявшего свои исконные веси и забывающего свои старинные песни, в одно духовное и родственное тело, называемое народом. <...> задев чувствительные и художественные струны, он задел гораздо большее — неотмершие корни народные, добрался до их нервных окончаний и безжалостно давил и давил на них: больно? А больно — так жив, а жив — так подымайся, берись за ум и собирайся на народную службу...»33. Природа гения — это
30 Распутин В. Необходимость правды // Лит. учеба. 1984. № 3. С. 131.
31 Распутин В. Много дела на земле / Беседу вел Э. Максимовский // Студ. меридиан. 1981. № 2. С. 37.
32 Распутин В. Слово о Ларисе Шепитько // Экран 79/80. М., 1982. С. 146.
33 Распутин В. Твой сын, Россия, горячий брат наш.: [Предисл.] // Шукшин В.М. Мгновения жизни. М., 1989. С. 7.
интуитивные прозрения: «Творчество переносится из сферы свободы в сферу чуткости к предопределению — как сопричастности к высшему началу»34.
В конце 1980-х — начале 1990-х годов представления о миссии художника разворачиваются и вписываются в рефлексию об интеллигенции, ее современном состоянии и социально-исторической роли. Категория долженствования в публицистике В. Распутина вновь рассматривается на социальном уровне и приобретает общественно-политическое звучание, что связано с объективными изменениями социальной жизни. Вопрос об интеллигенции возвращается и в связи с публикаций сборников «Вехи» (1908), «Из глубины» (1918), книги Н. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», наследия других эмигрантских мыслителей. В. Распутин трактует эти эпохальные труды как «историю болезни» русской интеллигенции. Вслед за авторами начала ХХ века, В. Распутин пытается осмыслить феномен, генезис русской интеллигенции и ее роль в духовном кризисе СССР35. В статье 1990 года «Из огня да в полымя»36 патриотизм рассматривается как глубинное свойство национального духа, но автор констатирует преднамеренное разрушение патриотического сознания в конце 1980-х годов, основная вина за это возлагается на либеральную интеллигенцию.
Статью отличает резкий полемический тон. В. Распутин цитирует и последовательно опровергает негативные высказывания о патриотизме Б. Окуджавы (как биологическом чувстве), Ю. Черниченко («свойстве негодяев»), Ан. Стреляного («фашизме»). Статья А. Стреляного «Песни западных славян» («Литературная газета», 1990, № 32) и интервью Ю. Черниченко («Книжное обозрение», 1990, № 19) подробно анализируются в тексте. В системе доводов и обобщений привлекаются
34 Плеханова И.И. Категорический императив на сибирской почве. С. 321.
35 Распутин В. Патриотизм — это не право, а обязанность // Лит. Иркутск. 1988. Июнь. С. 1,4; Распутин В. Из глубин в глубины // Лит. Иркутск. 1988. Дек. С. 1-2; Распутин В. Сумерки людей // Лит. Иркутск. 1989. Дек. С. 1-3; Распутин В. О чем звонят колокола // Лит. Иркутск. 1990. Март. С. 2; Распутин В. Интеллигенция и патриотизм // Лит. Иркутск. 1990. Нояб. С. 2—4. Оконч.: 1991. Янв. С. 1—3; и др.
36 Распутин В.Г. Россия: дни и времена. Публицистика. Иркутск: Изд-во журнала «Сибирь» совместно с товариществом «Письмена», 1993. С. 4—40. Далее текст статьи цитируется по этой публикации с указанием номеров страниц в тексте.
высказывания П.Я. Чаадаева, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.А. Добролюбова и др. В доказательстве собственных взглядов В. Распутин по порядку опирается на труды Г. Федотова, Н. Бердяева, «Интервью и беседы с Львом Толстым» Г. Шерени, статью А.И. Солженицына «Наши плюралисты», статью Ф. Тютчева «Россия и революция».
В статье, в зависимости от культурной ориентации, выделяется два духовных типа интеллигенции: фактически, славянофильская и западническая, соотносимые как национальная и антинациональная. Следуя за Н. Бердяевым, В. Распутин считает, что «интеллигенция в том духе, в каком она давно понимается и принимается, зародилась <...> в России и существует только здесь. Это полностью русское по среде обитания явление.» [С. 9]. Фактором, определяющим специфичность русской интеллигенции, ее отличие от интеллигенции европейских стран, о которой «можно говорить лишь в культурном и интеллектуальном смысле», является дух отрицания. Интеллигенция не соответствует призванию, основными ее чертами называются беспочвенность и наднациональность. Эти черты складываются исторически.
Начало явления русской интеллигенции, ссылаясь на Г. Федорова, В. Распутин обнаруживает в XVII веке, когда 18 молодых людей во время царствования Бориса Годунова были отправлены для обучения за границу и стали «невозвращенцами». Основной импульс к формированию интеллигенции дает социальный и культурный раскол России, произошедший в результате петровских реформ: «Наша (интеллигенция — П.К.) зародилась из главного противоречия в России, оставленного Петром, в той трещине, которой раскололась страна, когда он с могучей энергией взялся передвигать ее в Европу» [С. 10]. Отчужденность от общего национального целого лишает интеллигенцию исторической памяти и приводит к нигилистическому мышлению: «Наша <...> интеллигенция, быть может, и сама вначале о том не подозревая и действуя вслепую, родившись из протеста мрачной действительности, затвердила затем протест как религию, как вечную цель и сделала обличение смыслом своего существования» [С. 10]. XIX век — век «критического реализма» и «революционного демократизма», по мнению В. Распутина, с неизбежностью привел сначала к Манифесту 1905 года, потом — Февралю и Октябрю 1917 года.
Советская интеллигенция представляет собой искусственное, неорганическое явление, уступающее дореволюционной в уровне культуры:
«Новая интеллигенция, названная впоследствии образованщиной, выпекалась наскоро и готовилась, в основном, для технических и идеологических нужд. Едва тронутая культурой, с укороченной, без прошлого, памятью, бесчувственная к корням, но самолюбивая от этого и притязательная, она и в сравнении с прежней интеллигенцией, мало отвечавшей своему призванию, была на порядок ниже» [С. 26]. «Обра-зованщина» также беспамятна и аморалистична, как и революционнодемократическая интеллигенция, но отличается от нее духовной несамостоятельностью — «полуинтеллигенция». Ее влияние на Россию еще более пагубно: «Оборванная связь времен, перевернутое, как у младенца, видение мира и его ценностей, глумление над отечественными и общечеловеческими святынями, контроль над искусством и мыслью, верхоглядство учителей, предписанные правила хорошего тона, да и просто роль интеллигенции как общественной прислуги — все это делало из нее духовных недорослей и не давало надежды на ее целительность» [Там же].
Отрыв от родной почвы, отсутствие исторической преемственности детерминирует духовную слепоту и неспособность к различению вреда и блага для России: «Нынешние ругатели патриотизма лишь повторяют зады, не только пройденные, но и нажегшие бесчисленные духовные и материальные пепелища, они не утруждают себя извлечением истины из палки, которой Россия уже была бита, вновь вовлекая ее, как неизбежное возмездие, на голову дурачимого народа» [С. 5]. Деятельность такой интеллигенции осознается как «война с собственной страной». Судьба революционно-демократической интеллигенции представляется В. Распутину трагической: провоцируя негативные социальные процессы, она с неизбежностью теряет над ними контроль и сама становится жертвой, как это подтверждает Октябрьская социалистическая революция 1917 года и вся кровавая история России в ХХ веке. Тот же исторический парадокс В. Распутин наблюдает на исходе перестройки
— интеллигенция теряет инициативу, которую перехватывает чернь «из отечественного беспределья» [С. 28]. В 1990-м году писатель с уверенностью прогнозирует дезинтеграцию СССР и будущие национальные конфликты на территории постсоветского пространства.
Примерами истинной — «духоотеческой» — интеллигенции для В. Распутина являются, с одной стороны, русские святые (Сергий Радонежский, Феофан Затворник, Серафим Саровский, Иоанн Златоуст,
Иоанн Кронштадтский, оптинские старцы), с другой стороны, писатели, философы и ученые патриотической ориентации (Г.Р. Державин, М.В. Ломоносов, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.С. Лесков, Ф.М. Достоевский, А.С. Хомяков, И.С. Аксаков, братья И.С. и П.С. Киреевские, В.В. Розанов, В.И. Даль, И.П. Павлов, Д.И. Менделеев, В.О. Ключевский и др.). Их деятельность (духовная, общественная, научная) направлена на благо народа и государства: «Не бунтари, а целители национальных язв; не хулители, а работники на ниве просвещения; не агитаторы, а доброхоты мысли» [С. 11]. О верности этого пути свидетельствует духовное перерождение к концу жизни П.Я. Чаадаева и А.И. Герцена. Национальная интеллигенция добивается отмены крепостного права, а антинациональная — Манифеста 1905 года, предопределившего весь трагический ход истории России в ХХ веке. Сложившейся в Советском Союзе «обра-зованщине» противопоставляется послереволюционная эмиграция (И.А. Ильин, И.С. Шмелев и др.) и ее наследники (национально-патриотический лагерь).
Предназначением истинной интеллигенции в современной России провозглашается «национальная мобилизация и укрепительная работа»: проповедь традиционных коллективистических ценностей и культуры («Убедить россиян, что достоинство нации должно быть выше их личного благополучия.» [С. 38]) и продуктивная работа по укреплению культуры, общественных институтов и государства.
Деонтология В. Распутина в публицистике формируется как теоретически (выражается в понятиях), так и в интуитивной рефлексии. Проблемы нравственности для писателя — это проблемы места человека в истории и бытии. Публицистика, с точки зрения В. Распутина, должна способствовать осознанию современниками родового предназначения. Писатель становится публицистом, реализуя свой долг как представитель национальной интеллигенции в тяжелый для страны и народа период.
В. Распутин декларирует два пути преодоления обществом нравственного кризиса и кризиса национальной идентификации. Первый путь заключается в организации общенародного движения за сохранение полной национальной памяти, а также целевой политике государства (на которую возлагается часть вины за происходящие в духовной сфере общества деструктивные процессы) по охране памятников и воспитанию патриотического сознания граждан. Второй путь предполагает
формирование новой позиции существования человека — личного постижения им своего места в ряду поколений рода и всей нации, бытии. В. Распутин проповедует утопическую мысль о возможности гармонического существования с опорой на спасительный потенциал народно-онтологического сознания, представленного в публицистических размышлениях писателя антропологическим типом «коренного сибиряка». Биогенное существование, укорененность в природе, соблюдение накопленных в духовном опыте народа нравственных принципов поддерживает и укрепляет систему бытия, тогда как нарушение их ведет к угрозе человеческому существованию. Нравственная задача сохранения отеческого сознания побуждает обратиться к истории: «Насколько ты чувствуешь историю, насколько ты проживаешь ее больше в прошлом, настолько она потом может протянуться в будущем»37. Реставрация традиционной нравственности и воспитание национального достоинства — залог исторического будущего народа. Значительная роль в этом процессе отводится художнику и интеллигенции.
Художник способствует формированию чувства должного в жизни общества. Он познает идеальные ценности, он проводник должного в реальность. Цель творчества — превращение идеально должного в актуально должное, способствование реальному осуществлению ценностей в жизни общества. Воспринимая родовую ценность в форме предписания, человек должен осознать ее, сделать своей личной сознательной целью и следовать практически.
В прозе В. Распутина герои следуют этике родового сознания не осознанно; нравственность предстает как интуитивное чувство. В современной социокультурной ситуации интуитивное нравственное чувство представляется В. Распутину не достаточным, поскольку патриархальный уклад жизни, обеспечивавший возможность общих, коллективных нравственных норм, разрушается. В. Распутин настаивает на активности современной личности в познании должного, утверждает необходимость ответственного и намеренного нравственного самопознания, однако в строго определенных рамках традиционной нравственной парадигмы. Этика рационализируется, апеллируя к разуму человека: «Нужно уметь себя понимать в отцах и продолжать отцов в себе»38.
37 Распутин В. Сибирь, Сибирь.
38 Распутин В. От роду и племени / Беседу вела Т. Микешина-Окулова // Огонек.
1986. № 43. С. 29.
Этическую систему В. Распутина, в терминологии Э. Фромма, можно определить как авторитарную: «Авторитарная совесть — это голос интернализованного внешнего авторитета: родителей, государства или любого другого авторитета, являющегося таковым в данной куль-туре»39. Основой такой совести является фундаментальное неравенство человека и авторитета, в данном случае — человека и народа, человека и природы. Э. Фромм указывает на то, что этот интернализованный авторитет неминуемо становится частью внутреннего «Я». Наиболее эффективный механизм формирования и закрепления этой зависимости — чувство вины. Весть абсолютной истины из «инфернального пространства» в прозе В. Распутина, как указывает И.И. Плеханова, «осознается как чувство вины, реальной или взятой на себя от избытка совести (старуха Дарья отвечает перед потомками на кладбище за то, что Матера уходит под воду)»40. В очерке «Поле Куликово» души убиенных воинов спрашивают с потомков ответа за судьбу России. Наблюдая разрушенную, так и не восстановленную перед шестисотлетнем юбилеем сражения церковь Рождества Богородицы, стоящую на месте захоронения павших в битве, рассказчик чувствует «разлитый над всею местною землею молчаливый укор»41.
Тональность публицистики В. Распутина определяется острым чувством социальной ответственности — за все общество, народ и Россию. Этим можно объяснить, почему в современной ситуации нравственного упадка категорический императив абсолютизируется, в прямом слове публицистических выступлений отчетливо проявляется мо-нологизм и авторитаризм сознания писателя.
39 Там же. С. 28.
40 Фромм Э. Человек для самого себя. Введение в психологию этики / Пер. с англ. Е.А. Жуковой // Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: АСТ-ЛТД, 1998. С. 154.
41 Плеханова И.И. Категорический императив на сибирской почве. С. 316.
