CC BY
34
9. Nakane Ch. Japanese Society. - London: Weidenfeld and Nicolson, 1970.
10. Bachnik J. Uchi/Soto: Challenging our conceptualizations of self, social order, and language // Situated Meaning: Inside and Outside in Japanese Self, Society, and Language. - Princeton: Princeton University Press, 1994. - Pp. 3-37
11. Oshima D. Y. On the So-Called Thematic Use of Wa: Reconsideration and Reconciliation // 23rd Pacific Asia Conference on Language, Information and Computation, pp.405-414. URL: http://www.aclweb.org/anthology/Y09-1043 (дата обращения 22.07.2016).
12. Noda H. Wa to ga [Wa and ga]. - Tokyo: Kurosio, 1996.
13. Fry J. Ellipsis and Wa-Marking in Japanese Conversation. - New York: Routledge, 2003.
14. Heycock C. Japanese -wa, -ga, and Information Structure // The Oxford Handbook of Japanese Linguistics. -Oxford: Oxford University Press, 2008. - pp.54-83,
15. Kuno S. Functional Sentence Perspective: A Case Study from Japanese and English // Linguistic Inquiry 3(3). -1972. - Pp. 269-320.
16. Mikami, A. 1963. Nihongo no ronri: Wa to ga [The logic of the Japanese language: Wa and ga]. -Tokyo: Kurosio.
17. Kuno S. Nihon bunp'o kenky'u [Studies of the Japanese grammar]. -Tokyo: Taishukan, 1973.
18. Porter P., Yabushita K. The Semantics and Pragmatics of Topic Phrases. Linguistics and Philosophy 21(2), - 1998. -Pp,117-157.
19. Martin S.E. A Reference Grammar of Japanese. -Tokyo: Tuttle, 1975.
20. Ono S. Nihongo no bunp'o o kangaeru [On the grammar of the Japanese language]. -Tokyo: Iwanami, 1978.
21. Makino S. Japanese Grammar and Functional Grammar // Lingua 57(2). - 1982. - Pp. 125-173.
22. Lambrecht K. Information Structure and Sentence Form. - Cambridge: Cambridge University Press, 1994.
23. Vallduvir E., Engdahl E. 1996. The Linguistic Realization of Information Packaging. Linguistics 34(3). - 1996. -Pp.459-519.
24. Clark H. Using language. - Cambridge: Cambridge University Press. 1996.
25. Kanaya T. Nihongo ni shugo wa iranai [Japanese does not need a subject]. - Tokyo: Kodansha, 2002.
26. Kuno S. The structure of the Japanese language. - Cambridge, MA: MIT Press, 1973.
27. Mikami A. Zou wa hana ga nagai [Elephants have long noses]. -Tokyo: Kuroshio, 1960.
28. Kamio A. The theory of territory of information: The case of Japanese // Journal of Pragmatics, 21. - 1994. -Pp.67-100.
29. Kamio A. Territory of information in English and Japanese and psychological utterances // Journal of Pragmatics, 24. - 1995. - Pp. 235-264.
30. Shibatani M. Shugo prototaipu ron [Subject prototype theory] // Nihongo Gaku, 4. - 1985. - Pp.4-16.
32. Gobbs T. Leviafan, ili materiya, forma i vlast gosudarstva cerkovnogo i grazhdanskogo// Gobbs T. Izbrannye proizvedeniya v 2-x tomax. - M.: Mysl, 1964. - T.2. - s.43-678.
Б01: 10.18454/ГОЛ.2016.50.117 Цопанова Р.Г.1, Качмазова Е.С.2
1 Доктор филологических наук, доцент кафедры осетинского языка и литературы, 2Кандидат филологических наук, доцент кафедры осетинского языка и литературы, ФГБОУ ВО «Северо-Осетинский государственный университет имени К. Л. Хетагурова» Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научного проекта № 16-01-00001 КАТЕГОРИЯ ЧИСЛА ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО В СИСТЕМЕ СТИЛИСТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ
Аннотация
Предметом исследования в данной статье является число имени существительного как стилистическое и стилеобразующее средство. Стилистические свойства числа характеризуются с учетом лексико-грамматических разрядов существительных. Варианты формы единственного и множественного числа имени существительного в осетинском языке указывают на развитие осетинского языка в направлении универсализации этой грамматической формы и сохранении ее национального своеобразия.
Так, вещественные и собирательные существительные в осетинском языке, как и в русском, могут иметь обе формы числа. В осетинском языке множественное число получает сниженную окраску или используется для выражения интенсивности действия, силы проявления признака. Существительные в единственном числе используются как метафоры, которые могут иметь обобщенное значение. Абстрактные существительные во множественном числе зачастую получают дополнительное семантико-стилистическое содержание, характерное для осетинской разговорной речи.
В разговорной речи и просторечии конкретные и отвлеченные существительные, а также заимствованные из русского языка слова имеют свой способ образования множественного числа. В зависимости от этого они получают постоянную стилистическую маркированность.
Субстантивированные причастия, образованные от глаголов при помощи суффиксов -д, -ст, -т, во множественном числе имеют эмоционально-оценочную окраску или выражают неполноту проявления признака. Сложные формы глагола, образованные от таких причастий, сохраняют эти свойства.
Фамилия мужчины в осетинском языке используется в единственном числе при прибавлении к имени родителя слова фырт (сын). Фамилия мужчины или женщины в осетинском языке принимает форму множественного числа при прибавлении к ней слов ус (женщина), лаппу (мальчик) и др. Форму множественного имеют многие прецедентные имена.
В составе фразеологизма существительное может использоваться вместо множественного числа в единственном, что придает фразеологизму разговорную окраску.
В определении формы числа существительного значительную роль играет определенность или неопределенность предмета. Для выражения неопределенности существительных во множественном числе в осетинском языке используется местоимение йедта (другие).
Литературные и разговорные варианты числа существительного обогащают язык и тем самым его коммуникативные возможности - в официальной и неофициальной речи.
Ключевые слова: число существительного, стилистическое значение, универсализация грамматической формы, национальное своеобразие.
Tsopanova R.G.1, Kachmazova E. S.2
:PhD in Philology, Associate professor of the department of the Ossetian language and literature, 2PhD in Philology, Associate professor of the department of the Ossetian language and literature, Federal State Educational Institution of Higher Professional Education "North Ossetian State University named after Costa Levanovich Khetagurov" CATEGORY NUMBER OF NOUNS IN THE SYSTEM OF STYLISTIC MEANS
Abstract
The subject of the research in this article is the number of a noun and as a stylistic means of trailblazing. Stylistic properties of numbers are characterized by taking into account the lexical and grammatical classes of nouns. Options singular and plural noun in the Ossetian language point to the development of the Ossetian language towards the universalization of the grammatical form and the preservation of its national identity.
So, the real and collective nouns in the Ossetian language, as well as in Russian, can have both forms of. The Ossetian language plural gets reduced or coloring is used to express the intensity of the action, force manifestations characteristic. Nouns in the singular is used as a metaphor that can be generalized value. Abstract nouns in the plural often receive additional semantic and stylistic content, is characteristic of the Ossetian speaking.
In colloquial speech and vernacular concrete and abstract nouns, as well as borrowed from the Russian language words have a method of forming the plural. Depending on this, they receive constant stylistic markedness.
Substantivized participle formed from verbs with the suffix -e, -cm, -m, in the plural are emotionally-estimated color or express incomplete manifestation of symptoms. Sophisticated forms of the verb formed from such participles retain these properties.
Last man in the Ossetian language is used in the singular form when added to the name of the parent word fyrt (son). Last man or woman in the Ossetian language takes the plural form when added to her words mustache (woman), lappu (boy) and others. Plural form has many names precedent.
As part phraseologism noun can be used instead of the plural the singular, which makes phraseologisms conversational color.
In determining the form of the noun plays a significant role or item uncertainty. To express the uncertainty ofplural nouns in the Ossetian language used pronoun yedta (other).
The literary and colloquial variants of the noun enrich the language and thus its communication capabilities - in the formal and informal speech.
Keywords: the number of the noun, the stylistic value, universalization of grammatical form, national identity.
Имена существительные, наряду с глаголами, составляют основу большинства текстов. Они не являются семантико-структурной частью только глагольных односоставных предложений. В осетинском языке существительное имеет грамматические категории падежа, числа, одушевленности и неодушевленности.
Предметом исследования в данной статье является число имени существительного как стилистическое и стилеобразующее средство. Стилистические свойства числа (единственного и множественного) следует характеризовать, учитывая «лексико -грамматические разряды существительных, собственно конкретных, отвлеченных, собирательных, вещественных и др.» [3, с. 299].
Закономерность употребления существительного в единственном или множественном числе может иметь универсальный и национальный характер, что мы видим на примере осетинского языка.
Так, существительные с вещественным значением в осетинском языке имеют те же особенности, что и в русском языке: могут иметь форму множественного числа для того, чтобы указать различные сорта или виды веществ [5, с. 132]. Они образуют специальную лексику, используемую в научных текстах: технические масла, сакарта (сахара), ссадта (муки), манаута (пшеницы), бензинта (бензины), сырх ама урс арзатта (черные и красные руды), змиста (пески), обозначать количество вещества чайта цымдзыстам (будем пить чаи). В осетинском языке показателем множественного числа является суффикс -т.
Использование конкретных и вещественных существительных в единственном числе в обобщенном значении имеет также универсальный характер: Ель - дерево смолистое; Фандаг дурай байдзаг (Дорога наполнилась камнем).
С единичными существительными в осетинском языке могут употребляться неопределенно -количественные числительные бира (много), чысыл (мало) Бира чиныг бакасти (букв.: Много книга прочитал). И синонимичное ему предложение: Гыццыл чиныг на бакасти (букв.: Мало книга не прочитал). В русском языке это существительное должно стоять во множественном числе (много (мало) книг...). Бира хъуыдыйадма цалдар здахты акодта (Каз. Мел.) (букв.: Ко многому предложению возвращался по несколько раз).
Собирательные существительные в осетинском языке, хотя и выражают неделимое целое, могут иметь форму множественного числа: дзылла (народ) - дзыллатта (массы), фос (скот) - фоста (скоты) (Г.С.), ахца - ахцата (деньги), ир - иратта (осетины), уырыс - уырыссагта (русские). В определенной речевой ситуации собирательное
существительное, употребляясь вместо единственного числа во множественном, может получить сниженную оценочность и в этом качестве закрепиться в разговорной речи: адам (народ, люди) - адамта (люди): Адамты цастыта-иу йа уала баззадысты, йа саулохаг бахыл куы хъазыд, уад (Кул. С.). (Глаза людей не могли оторваться от него, когда он играл на своем саулохском скакуне). В нейтральной речи адам в данном предложении должно быть в единственном числе.
Собирательные существительные могут быть синонимами в единственном и множественном числе, в том числе в метонимическом значении: сых (ед. ч.) - сыхбаста (множ. ч.) (Сых ын раттынц зад (букв.: Улица (т. е. соседи, которые принимают участие в празднике) дает (в предложении - дают) ему солод). -Хадзары хицау арвиты хонаг сыхбастам (букв.: Хозяин дома посылает за улицей (за теми, кто принимает участие в празднике).
В функции метонимии существительное чаще бывает в единственном числе: - Хъауырбег архайын райдыдта, -дзырдтой хъау (Кул. С.) (- Каурбек начал действовать, - говорило (в предложении - говорили) село. Глагол стоит во множественном числе, так как речь идет о жителях села.
Конкретные существительные, нейтральные в стилистическом отношении, становятся оценочными словами в зависимости от того, какие ассоциации они у нас вызывают. Например, такие: мад (мать), ныййараг (родитель), фыдыбаста (отчизна), фыдгул (враг), туджджын (кровник) и др.
У существительных единственного числа в осетинском языке, как и во многих других языках, может развиваться метафорическое значение, хотя оно возможно и во множественном числе: рувас (лиса), царгас (орел), стъалы (звезда): Зындоны гуырдан рухс зады цасгом! / Балон на - сынт! Уарыччы цармы бирагъ! (Шекспир) (У родившегося в аду лицо светлого ангела! /Не голубь - ворон! В шкуре ягненка - волк!).
Конкретное существительное может при метафоризации получить обобщенное значение: Да бон ныккалай, дуне, кад цы лаг да! /Науыныс, нал, гормон, да фындзай дарддар (Хост. 3.) (Пропасть тебе, мир, что ты за мужчина! / Не видишь дальше своего носа).
Если абстрактные существительные используются во множественном числе, подобно конкретным существительным, то они зачастую получают дополнительное семантико-стилистическое содержание: могут указывать на определенное качество, эмоцию, свойство, принимать характерные для разговорной речи эмоционально -оценочные свойства. На русский язык их не всегда можно перевести точно или адекватно: арфад (глубина) - доны арфыта (глубины воды), амонд (счастье) - амандта (Амандта уараг далама архауад. - Раздающий счастье (в предложении имеет форму множест. числа) пусть низвергнется), мат (переживание) - матта (переживания) (Уыцы матты цур уа матта ницы сты (Брит. Елб.) (Рядом с этими переживаниями ваши переживания - ничто); Уымай аразга сты йа риста (боли) ама йа цинта (радости) се 'ппат дар (Пл. Гр.) (От него зависят ее боли и радости). В данном случае содержательно предполагается использование абстрактных существительных в единственном числе.
В просторечии некоторые отвлеченные существительные имеют свой способ образования множественного числа: к слову во множественном числе прибавляется еще неопределенное местоимение йедта (прочее): уарзт (любовь) -уарзтта (уарзтыта) йедта ныууадз (оставь любовь (букв.: любови) и прочее).
Отвлеченные существительные в осетинском языке, как и в русском, используются во множественном числе для выражения «интенсивности действия, силы проявления признака» [2, с. 230] или конкретизации предмета: уазалы лаууын (стоять на холоде) - зымагон уазалта (зимние холода); исты хъарм ыл сканут (оденьте во что-нибудь теплое) - хъармтта йыл аварут (положите на него теплое (в предложении - теплые).
Субстантивированные причастия, образованные от глаголов при помощи суффиксов -д, -ст, -т, во множественном числе получают эмоционально-оценочную окраску - насмешки, недовольства, досады, презрения (да кастыта (фыстыта) ма зардама на цауынц (мне не нравятся твои посматривания (писания), цы бадтытай бады (как сидит, букв.: какими сидениями сидит), хардтыта (букв.: поедания), цы цардтытай ацардтан (каким житьем пожил, букв.: какими жизнями пожил), а также могут выражать неполноту проявления признака в семантике слова (амбыдтыта (гниль), ладарстыта (протекания), кусагдарта (более работящие), харзконддарта (более красивые), авзарстыта (отборные) и др. Сложные формы глагола, образованные от этих субстантивированных причастий, имеют различные эмоционально-оценочные свойства, которые придает глаголу его именная часть во множественном числе: Зардайан маст у: адам царга куы канынц, уад мах та цардтыта кай канам (Дзас. Муз.) (Сердцу тяжело, что люди живут, а мы поживаем); Сдзырдтыта сам кодта (Сказал им лишнее); Цыдарта афыстыта кодта (Что-то пописал).
Конкретные существительные, образованные при помощи суффиксов -ыг, -ыд, -аг, во множественном числе имеют по два и более варианта: 1) нейтральный и разговорный: хъаздыджыта - хъаздгуыта (богачи), радыдтыта - радыдта (ошибки), дыкъадзыгта - дыкъадзгуыта, голлагта - голджыта (мешки); 2) нейтральный и просторечный: мигананта - миганатта (посуда), арвадалта - арвадта (братья) (Каз. Мел.), фасонта -фасатта (спины). Правильными в этих примерах являются первые варианты [6, с. 57-58].
Для характеристики красоты девушки в народно-поэтической речи во множественном числе используются названия небесных светил. Они закрепились в художественной речи как изобразительно-выразительное средство: Хурта ама дзы майта касти (С ее лица смотрели солнца и месяцы - про девушку). В причитании эта пара используется в единственном числе: Хур ама Майы фаста кауга ама дзыназгайа куы баззадтан (Хет. Н., Хабл. С.) (После Солнца и Луны я осталась, плача и стеная).
Единичные предметы, собственные имена и географические названия могут иметь форму множественного числа, «когда берутся неопределенно, т.е. когда имеется в виду, что речь идет не только о данном единичном» наименовании, но и о других, которые не перечисляются» (1, с. 126). Неопределенность этих существительных в осетинском языке обозначается неопределенным местоимением йед во множественном числе йедта (прочие): мелатта йедта (смерти и прочие), Алагирта йедта (Алагиры и прочие).
Форму множественного числа принимают прецедентные имена. Концептуальное содержание таких имен актуально для носителя культуры народа. Прецедентными становятся имена исторических деятелей, народных героев, мифологических, литературных персонажей и др. [7]: ног Bneamw (новые Васо) (Василий Абаев, известный иранист, исследователь проблем осетиноведения, автор нескольких словарей), Сослантœ (Сосланы), Батрадзтœ (Батразы) -герои «Нартовских сказаний): Нырма Сослантœ сты нœ фœйнœгфœрстœ, / Нœма курœм Батрадзтœ дœр œфстау ^ост. 3.) (Пока наши сильные - Сосланы, /Не просим Батразов тоже взаймы).
Фамилии мужчин, женщин в осетинском языке передаются во множественном числе с прибавлением к ним слов ус (женщина), чындз (невестка), чызг (девочка; девушка), лœппу (мальчик), сывœллон (ребенок): Калотыус (женщина Калоевых), Къомайты чындз (невестка Комаевых), Томайты лœппу (мальчик Томаевых) [1, с. 129]. Фамилия употребляется во множественном числе и тогда, когда нужно указать хозяина домашнего животного: Козырты 6œx (конь Козыревых), Бутаты куыдз (собака Бутаевых).
Во множественном числе употребляется фамилия, когда речь идет о целой родословной: Цопантœм хорз фœсивœд рœзы (У Цопановых растет хорошая молодежь).
Собственные имена существительные употребляются во множественном числе, когда 1) речь идет о нескольких лицах, носящих одно имя; 2) группа людей называется именем одного из этой группы; 3) семья называется именем одного из членов семьи (1, с. 127).
Существует два варианта использования множественного числа в именах и фамилиях. Например, можно сказать Верœтœ (Веры) - Верœатœ (Вера и другие), Цопантœ - Цопанатœ (Цопановы). Во вторых вариантах перед суффиксом множественного числа вставляется гласная а. Происхождение этой вставки не находит пока объяснения, но оба варианта считаются правильными.
Фамилия мужчины используется в единственном числе при прибавлении к имени родителя слова фырт (сын): Томайы-фырт (Томаев - сын Томая), Абайы-фырт (Абаев - сын Абая). Фамилия женщины не указывается в такой форме.
Разговорные варианты появляются у ряда заимствованных из русского языка слов во множественном числе: макароны - макъаронтœ - макъарœттœ (разг. вар.), стол - стъолтœ - стъœлттœ (разг. вар.).
Число сказуемого при конкретном существительном в функции подлежащего зависит от определенности или неопределенности существительного: Хъуыстысты мœргъты зарджытœ (Слышались песни птиц), Фœндœгтыл фœзынди œнахуыр адœймœгтœ (На дорогах появились (в предложении - появилось) необычные люди).
Во фразеологизме существительное (как компонент фразеологизма) может использоваться вместо множественного числа в единственном: Чиыныгкœсœг хъус œмœ цœст фесты (Дзас. Муз.) (Читатель превращается в ухо и в глаз (т.е. «становится внимательным») или вместо единственного числа - во множественном: Алы кънйаз дœр-иу йœ цœстытœ ахаста Асанакъойыл (Хет. Н., Хаб. С.) (Каждый князь обычно окидывал взглядом (букв.: обводил глазами) Асанако (имя девушки). Указанные варианты являются разговорными.
Использование числа существительных в различных вариантах обогащает язык и тем самым его коммуникативные возможности - в официальной и неофициальной речи.
Стилистическая дифференциация форм числа «увеличивает информационную емкость языковых знаков, поскольку формируется новый компонент содержания знака - стилистическая маркированность» (4, с. 44).
Можно сделать вывод, что варианты формы единственного и множественного числа имени существительного в осетинском языке указывают на развитие осетинского языка в направлении универсализации этой грамматической формы и сохранении ее национального своеобразия.
Литература
1. Багаев Н.К. Современный осетинский язык. Ч. I (фонетика и морфология). - Орджоникидзе, 1965.
2. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. - М.: Айрис-пресс, 2002.
3. Кожина М.Н. О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими: Учеб. пособие. -Пермь, 1972.
4. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика: Пособ. для студ. - М.: Аспект Пресс, 1996.
5. Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка: Учебн. пособие. - М.: Высшая школа, 1974.
6. Тахъазты Х.А. Ирон швзаджы шркшсинаг фшрстытш // Ирон ныхасы культурш. - Орджоникидзе, 1989.
7. Цопанова Р.Г. Прецедентные имена как средство формирования национально-культурных стереотипов // Современные проблемы науки и образования. 2015. № 2. С. 252.
References
1. Bagaev NK Modem Ossetian language. Part I (phonology and morphology). - Ordzhonikidze 1965.
2. Golub IB The style of the Russian language. - M .: Iris Press, 2002.
3. Kozhin MN About speech systemic scientific style compared to some others: Proc. allowance. - Perm 1972.
4. Mechkovskaya NB Social Linguistics: A Handbook. for students. - M .: Aspekt Press, 1996.
5. Rosenthal DE Practical stylistics of the Russian language: Training. allowance. - M .: Higher School, 1974.
6. Tahazty HA Iron œvzadzhy œrkœsinag fœrstytœ // Iron Nykhas kulturœ. - Ordzhonikidze 1989.
7. Tsopanova RG Precedent names as means of formation of national and cultural stereotypes // Modern problems of science and education. 2015. № 2. S. 252.
