CC BY
5
DOI 10.24412/2223-0564-2022-2-46-53 P.A. Керимова УДК УДК 82-14
КАТЕГОРИИ: ПОЭТ, ПОЭЗИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КАРТИНЕ МИРА МАГОМЕТА МОКАЕВА
Аннотация
М.Х. Мокаев - один из ярких и самобытных поэтов-шестидесятников, который внес неоценимый вклад в развитие карачаево-балкарской литературы. В связи с этим, в статье впервые делается попытка рассмотрения ключевых образов и мотивов, сопровождающих тему творчества в художественном мире М. Мокаева. Для достоверности результатов исследования, мы стремились охватить все периоды наследия писателя, связанные с обозначенной проблематикой. Подобный подход позволяет выявить специфику мокаевской интерпретации темы «поэт/творчество». Внимание сфокусировано на следующих уровнях исследования: восприятие художником самого себя как поэта и осознание своего творчества; общее восприятие искусства в целом, а также его рассуждения о коллегах.
Цель - исследовать такие понятия, как поэт, поэзия, творческий дар в художественной картине мира М. Мокаева.
В результате, определены основные образы и мотивы, сопряженные с данной проблематикой, выявлена степень влияния архетипов, мифологем, номинологических элементов, орнитогенных образов (обусловленных идеями восхождения) на семантическое поле концептов «поэт/творчество».
Центральное место среди мотивов, сопровождающих тему творчества, занимает мотив избранничества (пророчества). Также, творчество ассоциируется с тяжелым трудом, долгом.
Для решения поставленных задач в работе использовался комплексный подход, комбинирующий элементы сравнительно-типологического, сопоставительно-типологического, системно-целостного и историко-литературного анализа.
Ключевые слова: М. Мокаев, «тихая лирика», поэт, поэзия, творческий дар, мотив труда, образ, символика, астральный образ
Rauzat A. Kerimova
POET, POETRY AND GIFT OF CREATIVITY IN THE INDIVIDUAL AUTHOR'S PICTURE OF THE WORLD OF MAGOMET MOKAEV
Abstract
Poet, poetry and gift of creative in the individual author's picture of the world M. Mokaeva The article examines such concepts as poet, poetry, gift of creative in the individual author's picture of the world of M. Mokayev. The semantic field of the concepts «poet / creativity» is key in the poetry of M. Mokaev. The analysis made it possible to identify the main images and motives with which this issue is associated. As a result of the research, the specificity of Mokaev's interpretation of the theme "poet / creativity" was revealed, the key point for which is the motive of being chosen (prophecy). The creative gift is associated with hard work, duty; accompanied by the development of such
Керимова РаузатАбдуллаховна, кандидат филологических наук, научный сотрудник сектора карачаево-балкарской литературы Института гуманитарных исследований - филиала Федерального государственного бюджетного научного учреждения «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр РАН» (Нальчик), e-mail: k.roza07@mail.ru
Rauzat A. Kerimova, Cand.Sc. (Philology), Researcher of the Karachay-Balkarian Literature Sector of the Institute for Humanitarian Research - a branch of the Federal State Budgetary Scientific Institution "Federal Scientific Center, " Kabardino-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy ofSciences " (Nalchik), e-mail: k. rozaO 7@mail. ru e-mail: gareevagulfira@mail.ru
© Керимова P.A., 2022
ПРОБЛЕМЫ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ. 2022/2 (96)
metaphors as poetry-mountain, poet-wounded tour, wounded bird, etc. The conceptual and semantic core of the words «poet / creativity» is bestowed by heavenly forces (the image of the sun, light). For the reliability of the research results, we tried to cover all the periods of M. Mokaev's creative heritage associated with the designated problems.
Key words: Bashkir literature, principles of reflection of reality, creative methods, the image of a contemporary, genre, style, the spiritual world of the hero, psychology
Введение. Магомет Мокаев вошел в карачаево-балкарскую словесность в начале 60-х гг. XX в., в период трансформаций во времени и внутри литературного процесса страны. Стоит отметить, что, несмотря на определенные негативные события в жизни карачаево-балкарского народа (депортация 1943-1957 гг.), эпоха хрущевской «оттепели» оказала благотворное влияние на его культуру.
«Огромной силой, светом, теплотой обладает слово, и именно с его помощью мое беспокойное, полное надежд, неуемное сердце прокладывает к людям путь дружбы и равенства» - писал М. Мокаев [5, с. 10]. По той смелости, силе и искренности, с каким он относился к поэзии, раскрывая свое сердце читателю, его можно сопоставить с классиками отечественной литературы. Кайсын Кулиев считал его одним из самых талантливых балкарских поэтов. Литературовед Е. Жабоева, называла М. Мокаева «балкарским Есениным».
Несмотря на огромный вклад М. Мокаева в карачаево-балкарскую культуру, его творчество изучено мало. Существуют лишь различные издания, в которых, ученые затрагивают и упоминают имя писателя в аспекте общей проблематики (3. Толгуров, А. Урусбиева, Т. Биттирова, Ж. Кулиева, Е. Жабоева, Ф. Узденова и др.).
В карачаево-балкарской поэзии второй половины XX столетия М. Мокаева нельзя сопоставить ни с кем. На формирование его индивидуально-авторской художественной модели мира оказали влияние, как поэты-классики карачаево-балкарской литературы (К. Мечиев, К. Кулиев, К. Отаров и др.), так и русские и зарубежные писатели (А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Рубцов, К. Бальмонт, В. Шекспир, Петрарка и др.). При этом особый интерес представляет тот факт, что, несмотря на характерную для творчества М. Мокаева экстравертность, он являл собой редкий в литературе тип художника, чье образное мышление было типологически идентично фольклорному.
Один из магистральных мотивов литературы середины XX столетия, на основе которого происходит осмысление эпохи, - мотив поэта, творческого дара, поэзии. В отечественной
литературе существует два основных метода интерпретации данного мотива: как полета вдохновения и как ремесла. В период «оттепели» в большей степени актуализировался именно мотив «труд-творчество». Но стоит отметить, что ранее и В. Маяковский сравнивал себя с рабочим («Разговор с фининспектором о поэзии»); О. Мандельштам - со столяром, строителем, архитектором («Notre Dame»). А в лирике М. Цветаевой поэтическая деятельность изображается как тяжелый физический труд («Стол»).
Мотив творчества в балкарской словесности тесно связан с темой труда. К теме труда обращались карачаево-балкарские поэты как старшего поколения (К. Кулиев «Мои соседи», К. Отаров «Фахмугъа «багъа бичиучю» («Оценщик таланта»), Б. Гуртуев «Вальс колхоза»), так и молодые художники (И. Бабаев «Адам - жулдуз - таш» («Человек - звезда - камень»), Т. Зумаку-лова «Мени халкьым» («Мой народ»), С. Гуртуев «Кьаудан болмайды биченлик» («Сорняки не пригодны для угодий»). В основном тема труда в поэзии балкарских шестидесятников преломлялась посредством создания реалистических портретов людей, приносящих своим ремеслом пользу народу. Литературный критик В. Огнев просматривал в этих произведениях характерные черты поэзии «деревенщиков» (М. Алексеев, Ф. Абрамов, Б. Можаев, Е. Носов, В. Шукшин, В. Крупин, В. Белов).
В творчестве балкарских писателей мотив труда развивался вокруг простых рабочих, ремесло которых было связано с землей, камнем, металлом, а также с профессиями танцора, певца, писателя. Важным принципом «художественного кодекса» балкарских поэтов эпохи «оттепели» является выделение этического, общественного содержания поэзии (осознание своей миссии как мастера, который должен нести что-то полезное для общества). Так, мировоззрение поэтов-шестидесятников формировалось вокруг идей служить народу, приносить пользу Родине.
В наследии М. Мокаева мотив поэта, поэзии и творческого дара осмысляется в двух направлениях: как ремесло и как полет вдохновения. Поэтому данная тематика интересна не только
образами и мотивами, но и развитием сюжета, который при объединении данных концептов представляет собой некий центр окружности, от которого, как радиусы, расходятся другие понятия, выражающие то же значение. Размышления о сути творческого процесса пронизывают статьи, переписку и поэзию М. Мокаева. Свое понимание творчества М. Мокаев изложил в стихотворении «Когда мою откроешь книгу»: «Когда мою откроешь книгу /Когда ты откроешь книгу мою/ - Хочу, чтоб душой потянулся ты к свету, / Вбирая доверчиво искренность эту, / С которою я и живу и пою! /Когда ты откроешь книгу мою / В дыхании леса, в цветении луга, / - Поверь, обретешь ты надежного друга, / Что не подведет ни в беде, ни в бою. / Когда ты откроешь книгу мою, / Не станет земля ни пышней, / ни огромней, Все будет, как было, - но только запомни: / Все, чем я владею, тебе отдаю. / Когда ты откроешь книгу мою, /Не жди от меня небывалых созвучий: /Хочу лишь, чтоб ты пригляделся получше / К птенцу и ягненку, горе и ручью. / Когда ты откроешь книгу мою, /Поймешь, что, не ведая сердцем покоя, / Я каждою буквой и каждой строкою /За честь, за добро и за правду стою. / Когда ты откроешь книгу мою - Мечтаю, чтоб, все устранив кривотолки, / Она на твоей бы пополнила полке / Достойных доверия книжек семью!» [8, с. 31].
Однако даже те произведения, в которых, казалось бы, нет прямой связи с темой творчества, можно найти косвенное указание на то, как видит М. Мокаев судьбу поэта, творческого дара («Алые цветы», «Отец любил»).
Центральное место среди мотивов, сопровождающих тему творчества, занимает мотив избранничества. В данном аспекте проявляется некая связь с русской поэтической традицией, «в которой развивалось романтическое представление о поэте как о пророке (воплощенное в стихотворении «Пророк» A.C. Пушкина) [11, с. 385]. Состояние творчества М. Мокаев приближает к божественному дару. При этом художник исключает всякую случайность в отношении поэтической деятельности. Начиная с имени («Нарекая меня именем Великого Пророка») он ощущал над собой некую таинственную силу.
На самой ранней дней моих поре Запомнилась пословица мне эта: «Когда гора не хочет к Магомету Идти - то Магомет идет к горе».
Я Магомет - и я иду к горе, И та гора Поэзией зовется. Там глуби недр - бездоннее колодца, И высь вершин в чеканном серебре [8, с. 3].
Так, творчество для М. Мокаева, наряду с установившейся традицией, является божественным даром. И главная задача художника - нести свет, стремиться к истине своим словом. Мотив творчества в художественной картине мира М. Мокаева обращен как на читателя: «Не наставленья мудреца //- то, что скажу я вам, / Но все ж прислушаться не грех вам и к моим словам», так и на самого творца: Как «Хлеб насущный даждь нам днесь!» /- всех пахарей мольба, - / Так в небо, Магомет, / и песнь твоя устремлена» [8, с. 42]. М. Мокаев отличается своей индивидуально-авторской стилистикой -словом, оригинальной образной системой. Самобытная художественно-философская концепция включает в себя такие начала, как божественное, природное (географическое, животное) и космическое.
В наследии М. Мокаева тема «труд-творчество» сопровождается развитием ремесленных метафор. Категория «труд-творчество» реализуется посредством метафорического воплощения явлений природы, отражающих специфику среды обитания народа. При этом он использует базовый архетипический для карачаево-балкарской концептосферы образ камня, и производные от него - гора, скала, горный перевал и т.д. Концепт «гора» в тексте может коррелировать с понятиями «усилие», «подъем», «старание». К примеру, народная мысль гласит: «Таугъа минмей, тюз кёрюнмез»1 - «Не взобравшись на гору, долину не увидишь». Творческий процесс в поэзии М. Мокаева уподобляется профессии альпиниста:
Творчество - вот как зовется скала, Весна и зима там - все сразу. Находит поэт там верх ремесла, Подобен поэт - скалолазу [9, с. 72].
1 Нарты. Героический эпос карачаевцев и балкарцев. М.: Наука: Восточная литература, 1994. 656 с.
Г. Гачев рассуждает о том, что все сферы жизнедеятельности этноса (его Космос, Логос и Психея) развиваются вокруг метакода национальной онтологии. Географическая структура Балкарии с горами, «возвышающимися над повседневной равниной человечества» естественным образом предопределяет основную онтологическую константу карачаево-балкарской культурной истории, воплощенную в категории «вертикаль»[3; 4, с. 166].
Отсюда характерные для М. Мокаева мотивы: поэзия-гора, поэзия-скала, поэт-скалолаз, творчество-перевал («Ввысь взбираюсь. Идти нелегко мне»; «Я Магомет - и я иду к горе, И та гора Поэзией зовется»; «Мой перевал», «Иду к горе» и др.). Переплетение в художественной картине мира М. Мокаева «природного» и «творческого» начал носит концептуальный характер. Также стоит отметить, что антропогоническая философия карачаевцев и балкарцев восходит к астральному миру. К примеру, солнечная символика в творчестве М. Мокаева связана как с мифологией горца, так и с традиционной трактовкой данного образа в мировой культуре. Поэтика произведений четко отображает стереотипные представления народа и базовые концепты этнокультуры. Поэтому обращение художника к солнечной символике, свету, обосновано тем, что Бог Солнца (Тейри)2 и Бог Земли формируют основополагающую координату национального бытия горцев.
По мнению литературоведа З.А. Кучуковой, «горец, огражденный со всех сторон громадой скал, слишком зависим от небесной сферы. Все оттуда: свет, дождь, снег, луна, солнце, звезды, боги, - весь позитивный и негативный резерв мироздания, становящиеся единственными «открытыми вратами», несущими максимум информации» [4]. В связи с этим, М. Мокаев в своих произведениях устремляется вверх в поисках нового вдохновения. И чем выше скала, тем ближе она к небесным светилам. Преодолевший трудности на своем пути, достигает все уровни практического и духовного развития. Также не стоит исключать некую связь образа солнца и идеи подвига, о котором рассуждал Д. Мережковский. В творчестве К. Бальмонта, солнце символизи-
ровало рождение романтического героя, разрывающего отношения с земным существованием и стремящегося к мечте. Подобные идеи близки М. Мокаеву, но в большей степени мы здесь наблюдаем противопоставление земного бытия не по горизонтали, а по вертикали. То есть, это свидетельствует об устремленности поэта к высоким идеалам. Превосходство духовного над материальным неоднократно поднимается в лирике: «Ырысхы жарлысы тюйюлдю жарлы, / адам жарлысыды жарлы» / - дедиле менден акьыллы-ла, отлары жанып. / Ол сёзле энтда эсиме келди-ле» [9, с. 126] (Беден не тот, кто обделен имуществом, / а беден тот, кто одинок», - / говорили те, кто были мудрее меня, огонь которых горел. / Эти слова снова вспомнил я). Поэт иронизирует на тему богатства: «Только встретился с вами, седыми горянками. / Засияло родное жилье. / «Я пришел к вам, пришел не с большими подарками / Вот - стихи вам и сердце мое» [8, с. 25].
Также в сознании народа категория труда тесно связана с понятиями «слава», «уважение», «признание», «почет». Они выступают в качестве главной награды: «Кьыйналмагъан сыйланмаз» -Кто не трудится, тот не пользуется почестями. Но речь идет не о материальной выгоде, а о народном признании (что в понимании писателя достичь сложнее). Поэтому понятие пользы состояло не только в конкретной физически осязаемой помощи, для него важна духовная метафизическая поддержка: «Кёпледен эсе, жулдузум жана, / насыплыма мен, байма мен» [9, с. 121] (В отличие от многих горит моя звезда, / я счастливый, богатый человек).
Один из существенных пластов видения творческого процесса в поэзии М. Мокаева связан с представлением о нем как о тяжком труде, на который поэт обрекает себя добровольно, и от которого не в силах отказаться: «В свою работу человек влюблен, / Хоть льется пот по телу по всему, / Хоть он устал, хоть солнцем опален, / Об этом думать некогда ему. / Поэт и дня не может без строки / И видит, что не видно никому. / Пускай судачат злые языки, / Об этом думать некогда ему» [9, с. 73]. Здесь творчество отождествляется уже не с трудом, а с долгом и любимой профессией. Концепты дело и творчество употребляются
2 В языческой религии балкарцев и карачаевцев теоним Тейри означал всемогущее и вездесущее божество с универсальными функциями, отголоски культа которого пронизывают весь комплекс хозяйственно-культурного мира человека (Нарты. Героический эпос карачаевцев и балкарцев. М.: Наука: Восточная литература, 1994. 656 е.).
в значении 'обязанность' (безусловное выполнение предназначения поэта: писать, петь).
М. Мокаев стремится к высокой миссии поэта - нести честное слово во имя сохранения собственной художественной сущности и общечеловеческой справедливости. Такое соотношение эстетических и гражданских устремлений, дает возможность для создания четко намеченного образа: «Я каждою буквой и каждой строкою / За честь, за добро и за правду стою» [9, с. 31]. По сути, данный творческий принцип присущ большинству «тихих лириков»: В. Соколову («Нет школ никаких. Только совесть...»), А. Жигулину («Его строка заветная жива: «Пишите честно - Как перед расстрелом. / Жизнь оправдает Честные слова»), а также Н. Рубцову, Б. Мамайсуре. Типологическая схожесть произведений обусловлена не только актуальной для литературы оттепели тенденцией, но и общностью мировоззрений поэтов. В трактовке темы поэта и поэзии их объединяет стремление показать связь истины и творчества.
Молодые поэты-шестидесятники, углубляясь в психоанализ, наполняли свои произведения тревожными думами о своем ремесле. В творчестве другого балкарского поэта И. Бабаева развивается метафора творчество-дорога («Выхожу я надорогу): «Олурсун, этеклерими/Чачакъэте, къайыра, /Мен аны элпеклигине / Къууанмам не къайгъырмам» [1, с. 10] (Пусть мой подол бьет ветер, / развивая, выворачивая, / Его сила меня не расстроит и не обрадует). Как отмечает Ф. Урусбиева, «На подступах к осознанию мастерства и творческого процесса в балкарской поэзии также начинается осознание себя, своей собственной сути. А это уже определенная ступень зрелости» [12, с. 101].
Часто в поэзии М. Мокаева занятие поэтическим ремеслом представляет опасность для жизни. В произведении «Булутча булгъаннган...» («Облачное месиво») творческий путь поэта сравнивается с восхождением на самую высокую гору, в процессе которого можно получить различные травмы: «Мени жырларым - жарала-рындан къан / агъа тургъанлай, суудан къанып, ары - /Гыпайны къаясына ёрлеп баргъан /жугъ-утурла. Бийикдиле жоллары!» [7, с. 131] (Мои раненые песни - истекая кровью, / напившись воды, туда - / как туры взбираются на высокую гору - Гыпай). Художник создает оригинальные метафоры («раненой птицы», «раненого тура»): «Мой перевал / Ввысь взбираюсь. / Идти нелег-
ко мне, / Сердце - раненой птицей в груди». Подобное восприятие характерно для творчества М. Цветаевой, где лирическая героиня предстает в образе канатоходца. Мысль о смертоносности поэтического призвания звучит в стихотворении «Вскрыла жилы...».
Отождествление творчества и кровотечения - устойчивый мотив в лирике М. Мокаева. При этом поэт отождествляет себя с образами раненых птиц, животных, обитающих на высотах. Мифологема птицы отражает и транслирует этнические ценности народа, являясь средством выражения неких «вечных» психологических начал, «стойких национальных культурных моделей» [10, с. 210]. Любовь к свободе роднит М. Мокаева с птицами, животными, обитающими высоко в горах: «И полнится завистью сердце во мне: / О, если бы мог я летать в вышине! / Орел высоко, высоки облака, /Мечта у меня высока, высока! /А может быть, зависть есть и у орла. / К тому, как творю я земные дела, / Поля бороздя, пробираясь меж круч, / И я на свой лад окрылен и могуч! / У каждого в мире дорога своя, /Не проще орлиной моя колея, /Живу, чтоб в работе и песне обрел / То счастье, что чувствует в небе орел!» [7, с. 16]. Орнитогенные образы выполняют сюжетообразующую функцию, раскрывают авторский взгляд на мир и человека в нем [2]. Образы крыльев, полета - излюбленные в поэзии М. Мокаева. В любой культуре мифологемы являются «дающими почву» (Begründung), как содержание действия оно является «основывающим» (Gründung) местность проживания народа [16, с. 28; 14]. С символом высоты связан мотив испытания. Смертоносность поэтического ремесла не вызывает у художника страх, он не стремится показаться слабым, напротив, демонстрирует свою выносливость и силу: «Стань гранитной, душа, заупрямься: / Главный твой перевал - впереди! / И в расщелину я до отказа / Нож всажу: не робей, восходи! / Постигай ремесло скалолаза, - / Главный твой перевал - впереди! / Горцы, братья мои, не от вас ли / Я узнал: взялся - сил не щади! /Ноги держат, глаза не погасли, /Главный твой перевал - впереди! / Жизни путь - длинный или не длинный /Мысль и волю дает мне в вожди. /Не страшись ни пурги, ни лавины, / Главный твой перевал - впереди!» [8, с. 11].
Но выбранный поэтом творческий путь обрекает его на непонимание со стороны общества. В связи с этим, в поэзии М. Мокаева поднимается
тема дружбы и вражды. Характерная для М. Мо-каева трактовка творческого дара содержит в себе скрытую отсылку к поэтической традиции лермонтовского «Пророка» (1841), где избранничество приводит поэта к конфликту с «духовной чернью». В данном случае поэт противостоит не «людской массе», а своим недругам: «Не подарю неправде ни словца. / Когда поносят недруги меня, / Я тверд»; «Малодушию я не поддамся, / Вражья сила, уступок не жди!» [8, с. 29]. Конфликт вызван непринятием «непонятной, чуждой лиры», ненавистью к графомании. Требовательный к себе, он строг и в оценках чужого труда. При этом автор рассуждает о важности таланта, о мастерстве, о необходимости развития профессиональных умений: «Курнаятда оюлгъан къалагъа / мудах къарай эдим, сагъая. / «Жырчы эсенг, ёмюрге къалалгъан жыр жаз», /- деди бек тургъан къая» [6, с. 67] (Я с грустью смотрел / на развалины замка в Курнаяте. / «Если ты певец, напиши песню, / которая останется в памяти на века», / - сказала древняя скала).
Отстаивая своим творчеством право мастера оставаться самим собой, творить так, как подсказывает художественная интуиция, осваивать новые эстетические плоскости - основные устремления М. Мокаева.
Разговор о творчестве продолжается в произведениях, посвященных различным писателям. В книге «Песни белых вершин» много стихов-посвящений коллегам по цеху, в них автор выражает свое восхищение и признательность: К. Мечиеву - «Беш да тау элге файгъамбар» («Пророк пяти ущелий»), К. Кулиеву - «Назмунгу шыбырдайма энтта» («Снова шепчу твой стих»), А. Будаеву - «Басханны кюйген жулдузу» («Сгоревшая звезда Баксана»), О. Этезову - «Кьая-ла унуталмазла» («Горы не смогут забыть»), К. Отарову - «Сени эскере турама» («Тебя вспоминаю»), Т. Зумакуловой - «Таула кьызы» («Девушка гор») и др.
Тема творческого дара проявляется в наследии М. Мокаева как способность слышать голоса, следование которым и составляет суть творческого акта: «Но мне слышится голос: «Запомни: Главный твой перевал - впереди!» / Встречный
вихрь меня гонит обратно, / Размывают тропинки дожди. / Но звучит неизменно и внятно: «Главный твой перевал - впереди!» [7, с. 11].
В ремесленных метафорах М. Мокаева преобладает мотив преодоления. Но иногда мы встречаем умаление собственной роли в творческом акте: «Ты недаром подобен / облику Заостренных могучих скал: /На себя надевал ты облако, / В небе радугу задевал. / В ней, душою давно хранимые, /Воплотил я свои мечты. / Пусть, когда я уйду, стихи мои / Честно служат людям, как ты!» [9, с. 124]. Здесь поэт уподобляет свои стихи турьему рогу, который является не просто декоративным элементом в доме горца, но и находит применение в быту3.
Процесс создания стихов вызывает различные ассоциации в творчестве М. Мокаева. Внимание привлекает метафора поэта-садовода: «Бош сёзле жыйдым, нарт сёзле жыйдым, / алма жыйыучумча тауда. / Назмум айтылды, жырлайды жырым ауур, / женгил да жашауда. / Сёзле жыяда, дуниягъа /Жыр жангырта-ма хар кюнден [9, с. 121] (Простые слова собрал, пословицы собрал, / как собирал яблоки в горах. / Стихотворение мое прославилось, / песня моя поется потихоньку, / легко в жизни./ Собирая слова, распространяя по миру, / Каждый день обновляю песню). Но главное свое предназначение он видел в воспевании Родины. Именно она является той музой, которая дарит ему вдохновение: «Ты - исток, жизнь дающий и песням моим и словам, Ты - душе и покой, и смятенье, и верность святая! Как в далеких краях тосковал по тебе, вспоминаю, - И устами и песней к твоим припадаю стопам» [8, с. 78].
Вообще семантика слова «песня» включает в себя несколько значений: музыкальное произведение в прямом смысле и значение, которое сопряжено с мотивом «поэт и поэзия». Слово «песня» и производные от него являются устойчивыми компонентами мокаевского стиля. Рассуждая о структуре напевных стихотворений, Б. Эйхенбаум особо выделяет интонацию, подчеркивая, что именно она «действует как организующее начало композиции, так что в градации подчинения друг другу различных
3 Рогами-бокалами с напитком исполняли лирические танцы. Охотник при первом посещении родителей жены обязан был подарить бокал из турьего рога своему тестю. Рога-бокалы украшали утонченной резьбой из серебра и золота. (Нарты. Героический эпос карачаевцев и балкарцев. М.: Наука: Восточная литература, 1994. 656 е.).
стилистических и фонетических моментов она занимает верховное место» [15]. Использование данного приема в творчестве М. Мокаева свидетельствует о том, что для поэта были важны песенные традиции карачаево-балкарского народа. Так, многие стихотворения о родине поэт создает в песенном жанре: «Песни пел и на чужбине я, / Обливаясь горькими слезами, / И они взлетали над степями / Плачем раненого журавля. / Возвратясъ в родимые края, / В радости - ною и плачу - в горе, / И несется плач мой через горы /Песней раненого журавля» [6, с. 207]. Также музыкальные образы являются важнейшими составляющими романтической традиции, которая устойчиво укоренилась в мокаевской поэзии. Центральное место в музыкальной образности М. Мокаева занимает символ песни. Отчасти это объясняется влиянием его отца, который был певцом и собирателем народных песен. Поэт неоднократно упоминает его в своих произведениях («Я сын народного певца!»): «Отец, прости, что в песенной судьбе / Твоих я откровений не достиг: / Так петь, как пелось некогда тебе, /Мне не суметь, издай я хоть сто книг! / Вложил я в песни боль души моей, / Чтобы они затронули сердца. / Но помню, слыша похвалы друзей, / Что я ни в чем не превзошел отца» [9, с. 29]. Художник утверждает, что песня - это источник поэзии и музыки. При этом она есть «символ», который «всегда реален, потому, что символ всегда музыкален; а музыка -жизненная стихия творчества» [12, с. 176].
Песнею труд мы стремимся восславить,
В песне сольется с мелодией слово,
Жизни без песен нельзя и представить,
Песня живет и в душе у немого [7, с. 20].
Так, тема творчества осмысляется М. Мокае-вым посредством традиционных мотивов и символов, где поэзия ассоциируется с песней, лирой.
Заключение. Тема творчества занимает одно из центральных мест в художественной картине мира М. Мокаева. В этих произведениях автор размышляет о сути творчества, о его истоках и назначении. Специфика ее в том, что поэзия для М. Мокаева одновременно место успокоения и поле битвы идеала и несовершенства жизни. Несмотря на то, что поэтическое ремесло иногда сопоставляется с опасными для жизни занятиями (смертоносными), способность к творчеству даруется здесь светлыми, небесными силами.
В трактовке темы поэта и поэзии устойчивы мотивы поэта как избранника, душа которого устремлена ввысь («крылатость» и чувство полета как отличительные качества). Здесь наблюдается влияние архетипов, мифологем, номи-нологических элементов, орнитогенных образов обусловленных идеями восхождения. Понятие творчество объединило в лирике М. Мокаева такие значения, как дар, дело/долг, ремесло, труд, песня, стих.
Поэтический дар трактуется как тяжкий, но полезный труд приносящий пользу народу. Поэтому творчество в восприятии М. Мокаева область, в которой его мысли и чувства заряжаются народными образами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бабаев И. Выхожу я на дорогу. Нальчик: Эльбрус, 1962. 104 с.
2. Бакула В.Б. Образ птицы в творчестве саамской писательницы Н. Большаковой // Вестник Томского государственного университета. 2019. № 441. С. 5-11.
3. Гачее Г. Ментальности народов мира. Изд-во: Эскимо. 2008. 544 с.
4. Кучукова 3. Онтологический метакод как ядро этнопоэтики: Карачаево-балкарская ментальность в зеркале поэзии. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2005. 309 с.
5. Мокаев М.Х. Магомет Мокаев: Биение сердца. Жизнь и творчество / сост. М. Мокаев. Нальчик: Эльбрус, 2008. 248 с.
6. Мокаев М.Х. Турий рог. Нальчик: Эльбрус, 1970. 138 с.
7. Мокаев М.Х. Мост в ущелье. Нальчик: Эльбрус, 1985. 232 с.
8. Мокаев М.Х. Свет Вселенной. Нальчик: Эльбрус, 1976. 176 с.
9. Мокаев М.Х. Мельница жизни. Стихи и поэмы. Перевод с балкарского языка. Нальчик: Эльбрус, 2004. 417 с.
10. Мелетинский ЕМ. Поэтика мифа. М.: Наука, 2000. 407 с.
11. Пушкин A.C. Сочинения: в 3 т. М.: Худож. лит., 1985. Т. 1: Стихотворения. Сказки. Руслан и Людмила. 735 с.
12. Слободнюк С.Л. Рождение возмездия из духа музыки или закон возмездия?..// Проблемы музыкальной науки. №2 (7), 2010. С. 210-214.
13. Урусбиева Ф.А. Путь к жанру: очерк истории жанров в балкарской литературе. Нальчик: Эльбрус, 1972. 174 с.
14. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / Пер. с нем. С. Бромерло, А.Ц. Масевича и А.Е. Барзаха. СПб: Академич. проект, 1999. 552 с.
15. Эйхенбаум Б.М. О Поэзии. СПб.: Пальмира, 2017. 511 с.
16. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов / пер. на англ. М.-К.: ЗАО «Совершенство» - «Port-Royal», 1997. 384 с.
REFERENCES
1. Babaev, I. Vykhozhu ya na dorogu [I go out on the road]. Nalchik: Elbrus, 1962.104 p. (in Balkar).
2. Bakula, V.B. Obraz ptitsy v tvorchestve saamskoy pisatel 'nitsy N. Bol 'shakovoy [The image of a bird in the works of the Sami writer N. Bolshakova]. In: Bulletin of the Tomsk State University. 2019. No. 441. P. 5-11. (in Russ.).
3. Gachev, G. Mental 'nosti narodov mira [Mentality of the peoples of the world]. Publishing house: Eskimo, 2008. 544 p. (in Russ.).
4. Kuchukova, Z. Ontologicheskiy metakod kak yadro etnopoetiki: Karachayevo-balkarskaya mental'nost' v zerkale poezii [Ontological metacode as the core of eth-nopoetics: Karachay-Balkarian mentality in the mirror of poetry]. Nalchik: Publishing house of M. and V Kotl-yarov, 2005. 309 p. (in Russ.).
5. Mokaev, M.Kh. Magomet Mokayev: Biyeniye serdtsa. Zhizn' i tvorchestvo /sost. M. Mokayev [Magomet Mokaev: Heartbeat. Life and work / comp. M. Mokaev]. Nalchik: Elbrus, 2008.248 p. (in Balkar).
6. Mokaev, M.Kh. Turiy rog [Tury horn]. Nalchik: Elbrus, 1970. 138 p. (in Russ.).
7. Mokaev, M.Kh. Most v ushchel'ye [The bridge in the gorge]. Nalchik: Elbrus, 1985. 232 p. (in Russ.).
8. Mokaev, M.Kh. Svet Vselennoy [The Light of the Universe]. Nalchik: Elbrus, 1976. 176 p. (in Russ.).
9. Mokaev, M.Kh. Mel 'nitsa гhiгni [The mill of life]. Poems and poems. Translation from the Balkar language. Nalchik: Elbrus, 2004.417 p. (in Russ.).
10. Meletinsky, E.M. Poetika mifa [The poetics of myth]. Moscow: Nauka, 2000. 407 p. (in Russ.).
11. Pushkin, A.S. Sochineniya: Stikhotvoreniya. Skaгki. Ruslan iLyudmila [Art. lit. Poems. Fairy tales. Rus-lan and Ludmila]. In 3 vol. Vol. 1. Moscow, 1985. 735 p. (in Russ.).
12. Slobodnyuk, S.L. Roгhdeniye voгmeгdiya u dukha mmyki ili гakon voгmeгdiya? [The birth of retribution from the spirit of music or the law of retribution?]. In: Problems of musical science. Issue 2 (7), 2010. P. 210-214. (in Russ.).
13. Urusbieva. F.A. Put'kгhanru: ocherkistoriiгhan-rov v balkarskoy literature [Path to the genre: an outline of the history of genres in Balkarian literature]. Nalchik: Elbrus, 1972.174 p. (in Russ.).
14. Hansen-Leve, A. Russkiy simvolum. Sistema po-eticheskikh motivov. Ranniy simvolnm [Russian Symbolism. The system of poetic motives. Early Symbolism]. St. Petersburg: Academic. project, 1999. 552 p. (in Russ.).
15. Eikhenbaum, B.M. O Poeгii [About Poetry]. St. Petersburg: Palmira, 2017. 511 p. (in Russ.).
16. Jung, K.G. Dusha i mif: shest' arkhetipov [Soul and myth: six archetypes]. Moscow: ZAO "Perfect" -"Port-Royal", 1997. 384 p. (in Russ.).
