CC BY
216
КАК УПРАВЛЯЛСЯ И УПРАВЛЯЕТСЯ КИТАЙ: КОНФУЦИАНСКАЯ СИСТЕМА ПОДГОТОВКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЛУЖАЩИХ
А.М. Ушков
Кафедра политических наук Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10 а, 117198, Москва
В статье анализируется специфика рекрутирования политической элиты Китая. Уникальную специфику политического управления Китая автор видит в существовании двух дополнительных ветвей власти: контрольной и экзаменационной.
«Народ без элиты». Так называется посмертное издание выдающегося русского философа и политолога А.С. Панарина. В ней есть ответы на фундаментальный вопрос нашей социально-политической жизни - «Кто виноват?» [9, сс. 111 - 349]. Но важнее искать ответы на вопрос «Что делать?». Поле поиска должно быть минимально широким, может сгодиться опыт других стран и даже цивилизаций, которые сумели подготовить такую управленческую элиту, такой политико-административный класс, который сохранил Империю в Китае, например, на протяжении более чем двух тысячелетий. Это единственный уникальный случай в истории народов и цивилизаций (см.: [6]). Принято считать, что идея экзаменационных испытаний для кандидатов на чиновничьи посты независимо от знатности их происхождения и положения в обществе с учетом их личных способностей зародилась в Китае ещё в эпоху Борющихся Царств (У-Ш вв. до н.э.). Но понадобилось тысячелетие, чтобы это достижение политической культуры страны оформилось в регулярную норму для управленцев.
Система подготовки и аттестации чиновников в Китае насчитывает более двух тысячелетий существования империи. Один из императоров династии Хань (Западная Хань) У-ди (140-87 гг. до н.э.) устроил первый официальный экзамен для предварительно отобранных кандидатов с мест (134 г. до н.э.), которые руководствовались классическими конфуцианскими книгами, сожженными в правление Цинь Шихуанди (246-209 гг. до н.э.). При этом У-ди подыскивал людей для государевой службы не обязательно из знатных родов [б, сс. 36 - 46].
Начиная с 630 г. при династии Суй экзаменационная система получила новый импульс, стала подведомственной министерству по делам чиновников -одному из шести министерств, наряду с пятью другими (финансов, ритуалов, военным, юстиции, общественных работ) [б, сс. 91 - 92].
В эпоху Тан (УП-Х вв.) в условиях возросшего влияния буддизма император Тай-цзун (627-650) полностью реанимировал практику обязательных экзаменов для чиновников, положив в их основу знание классиков конфуцианства. После сдачи императорских экзаменов молодой чиновник получал пост в местной администрации, а в дальнейшем, меняя место службы (что впоследствии стало узаконенной нормой), сохранял шанс на возвращение на службу в столице. При этом известно, что конкурс на экзаменах достигал ста человек на одно место, а наиболее важным был экзамен собственно литературный, после которого преуспевшие получали звание цзин ши - «продвинутого мужа». Проводились также экзамены на знание законов, религиозных верований и военного дела Последний, согласно конфуцианской традиции, всегда считался наименее престижным, аналогично тому как гражданская служба обычно ценилась выше, чем военная [6, с. 108].
Во времена династии Сун (Х-ХИ вв.) система конкурсных экзаменов приобрела общегосударственный характер в качестве основного канала отбора чиновников. Были узаконены экзамены на уровне провинций и уездов, которые рассматривались как непременное условие допуска к столичным экзаменам при императорском дворе. Наплыв соискателей, а значит и высокий конкурс, привели к введению квот для каждой провинции. При этом выходцы с Севера страны получали 40 % мест, а южане - 60 %.
В период монгольского завоевания (1270-1368 гг.) монгольская династия Юань сохранила экзаменационную систему, хотя роль образованных чиновников стала меньше потому, что все значимые должности были заняты монголами, да и сами представители образованного сословия из числа китайцев зачастую отказывались служить оккупантам [б, с. 143; 7, сс. 124-125.].
Ситуацию отчасти проясняет тот факт, что вместо традиционной социальносословной системы (чиновники-крестьяне-ремесленники-торговцы) монголы ввели новую этносоциальную систему (монголы - народы неханьского происхождения из Центральной Азии, например, уйгуры - китайцы-северяне и китайцы-южане). В результате собственно ханьцы независимо от принадлежности к одному из четырех прежних сословий заняли последние ступени новой сословной лестницы.
В эпоху династии Мин (ХГУ-ХУП вв.) экзаменационная система получила дальнейшее развитие и приобрела вполне законченный вид при династии Цин (ХУП-ХХ вв.) [б, с. 143]. Предельно схематично экзаменационная система представляется трёхступенчатой (уровни: уездный, провинциальный,
столичный). В соответствии с рейтингом по результатам экзаменов перед чиновником открывалась возможность: а) занять определенную должность на соответствующем уровне в зависимости от существующих вакансий, б) попасть в своеобразный резерв и готовиться к экзаменам очередной ступени. Экзамены носили жесткий конкурсный характер; письменное сочинение на знание конфуцианской классики готовилось в изолированной комнате (всё необходимое на 2-3 дня кандидат приносил с собой); экзаменационная комиссия после коллективного обсуждения давала оценку анонимному сочинению и лишь после этого открывалось имя соискателя и вручался диплом одного из трех уровней (обычный или «красный»).
Именно на экзаменационную систему, как важнейшую часть политической и общественной жизни Китая, прежде всего и обратили внимание первые европейцы (миссионеры, путешественники, торговцы), которые посетили Китай,
начиная с XVI в. Существует мнение, что в Европе экзамены для соискателей государственной службы были впервые введены в республиканской Франции (1771 г.) под прямым влиянием информации об экзаменационной системе Поднебесной; об императорской службе тайных ревизоров и открытых инспекциях.
Образ Китая в Европе складывался на основе и под влиянием сообщений и отчетов отцов-иезуитов, публикации трудов которых в переводе с латинского на европейские языки начали выходить в начале ХУП в. и продолжаются до сих пор. Среди иезуитов первенство безусловно принадлежит Матео Риччи, работы которого, подготовленные за время пребывания в Китае (1583-1610), были первоисточником всего научного европейского китаеведения. Разумеется, христианские миссионеры искали в Китае предпосылки для проповеди Евангелия и для этого пытались понять, как управляется Поднебесная. У них сложилось вполне адекватное (даже по современным меркам) представление о том, что китайцы и прежде всего образованные слои страны воспринимали свою Империю как геополитический, цивилизационный и культурный центр, окруженный варварской периферией. Своим величием и самодостаточностью Империя была обязана мудрости древних правителей, тысячелетним моральным принципам, зафиксированным в классике конфуцианского этико-политического учения, управленческим усилиям политико-административной элиты, которая обеспечивала преемственность развития государства на протяжении тысячелетий. М. Риччи пишет: «Примечательный факт, вполне достойный быть отмеченным как отличный от Запада, состоит в том, что всё королевство управляется орденом просвещенных, известных среди народа как философы. Ответственность за упорядоченное управление всей страной целиком и полностью лежит на них и вверена их заботе» [3, с. 200].
Складывается впечатление, которое не скрывали иезуиты: наконец-то найдено государство, в котором реализована мечта Платона о философах -правителях. Более того, сравнение восточных и западных идеальных государств было явно в пользу первых. Именно Риччи открыл для Европы Конфуция: «Наиболее почитаемый из всех китайских философов носил имя Конфуция. Этот великий и ученый человек родился за 551 год до начала христианской эры, прожил более семидесяти лет и увлек свой народ подвигом добродетели не в меньшей мере на своем собственном примере, чем своими трудами и собраниями (учеников). Его собственные достижения и безупречный образ жизни привел к тому, что его компатриоты признали, что он превзошел в святости всех, кто жил в прошедшие времена в любых частях света и считались преуспевшими в добродетели. Конечно, если мы критически рассмотрим его действия и высказывания, как они записаны в истории, мы будем вынуждены признать, что он был не только равен языческим философам, но превосходил большинство из них» [3, с. 201]. Снова, как видим, сравнение в пользу мудреца Востока. Так складывалась в Европе апологетическая интерпретация управленческой культуры Китая, которая, впрочем, спустя некоторое время перестала быть единственной. Появлялись и все более крепли трезвые и скептические, а впоследствии и более критические оценки порядков в стране, которая представлялась воплощенной Утопией.
В ХУШ-ХГХ вв. под влиянием учения Конфуция в Европе оказались такие известные ученые и мыслители, как Лейбниц, Вульф, Вольтер, Спиноза, Мальбранш и др. Даже Гегель был впечатлен тем образом политической
культуры Китая, который был навеян работами европейских китаеведов: «Все равны и только те допущены к административному управлению, у кого есть для этого способности. Официальные посты, таким образом, заняты людьми высочайшего интеллекта и образованности. Китайское государство последовательно организовывалось как идеал, который может служить образцом даже для нас» [3, с. 217]. Впрочем гораздо более известны его оценки Китая как типичной восточной деспотии, хотя и с элементом вертикальной социальной мобильности [§, сс. 104 - 105].
В Европе всегда не было недостатка в тех, кто, базируясь на тех же миссионерских материалах, весьма критически относился к управленческой мудрости Китая. Среди критиков можно назвать имена Фенелона, Монтескье и Ж.-Ж.Руссо. Постепенно в среде европейских интеллектуалов все более утвердилась мысль, что система традиционного управления в Китае обладала не меньшим количеством отрицательных признаков, что и любая другая, что китайский правящий политический класс был хорошо вписан в режим «восточной деспотии», которая с точки зрения ортодоксального марксизма, например, была не чем иным, как системой «поголовного рабства» и «палочной дисциплины». Среди «китаефобов» в рядах европейского «ориентализма», работавшего на потребу колонизаторов, был распространен такой «убийственный» аргумент: почему столь совершенная система управления по крайней мере дважды не спасала Империю от чужеземного порабощения. Одновременно как-то совершенно ускользал от внимания тот факт, что захватчики монголы (ХП-Х1У вв.), а затем и маньчжуры (ХУ11-ХХ вв.) вовсе не ликвидировали, более того - развивали и использовали в своих целях и систему экзаменов, и систему цензорского надзора за чиновниками, легистско-конфуцианские истоки которых никто не отрицает. Другими словами, слабость Китая перед лицом внешних врагов следует усматривать скорее в каких-то других институтах управления, например, в интригах и дрязгах придворных клик, а не в экзаменационной системе, которая более двух тысячелетий обеспечивала преемственность в системе управления Империей.
И вовсе не случайно то, что после антиманьчжурской освободительной Синьхайской революции (1911-13) в Китае, который стал первой республикой в Азии и Евразии, лидер победившей революции Сунь Ятсен (1866-1925), в котором счастливо сочетались традиционная китайская и европейская образованность, предложил в высшей степени оригинальную концепцию «пяти властей». Впервые эта идея была заявлена в работе «Три народных принципа и будущее Китая» (1906) [10, сс. 118-120] и окончательно сформулирована в «Трех народных принципах» (1924):
«Как распределить власть между народом и правительством, чтобы они уравновешивали друг друга? Народ ...должен обладать четырьмя демократическими правами, а именно: избирательным правом, правом отзыва, правом законодательной инициативы и правом референдума. Правительство же должно состоять из пяти палат: исполнительной, законодательной, судебной, экзаменационной и контрольной. Когда народ на основе четырех политических прав будет контролировать работу пяти правительственных палат, тогда... мы имеем действительно совершенный политический аппарат народовластия...
За границей осуществлено тройное разделение властей, почему же мы хотим разделения на пять властей? Откуда взялись ещё два вида власти? Эти два вида власти издревле были китайскими. В древности в Китае уже существовали
независимо система экзаменов на должность и цензорат, что давало очень хорошие результаты. Например, цензоры, при маньчжурской династии Цин называвшиеся юйши или при династии Тан называвшиеся цзяньи дафу, превосходно выполняли контрольные функции. Это была контрольная власть, которая имела право импичмента.
...В Китае же даже при абсолютистском правительстве император не монополизировал контрольную и экзаменационную власть. Таким образом можно сказать, что в Китае, так же как и в иностранных государствах, существовало тройное разделение правительственной власти, с той лишь разницей, что абсолютизм, экзаменационная и контрольная власти существовали в Китае в течение нескольких тысяч лет, а деление на судебную, исполнительную и законодательную власть за границей произведено всего только сто с лишним лет назад... Если сейчас мы хотим соединить всё, что есть лучшего в Китае и за границей и избежать всякого рода пороков, то мы должны к заимствованному за границей разделению исполнительной, законодательной и судебной власти прибавить китайскую экзаменационную и контрольную власть, воздвигнуть совершенный барьер, создать правительство пяти властей» [10, сс. 546-548].
Без большого ущерба для отслеживания исторической судьбы традиционной системы управления Китаем можно опустить период гражданской войны, жесткого военного противодействия коммунистов (Мао Цзэдун), отвоевавших материковый Китай и создавших КНР и националистов-гоминьдановцев (Чан Кайши), обосновавшихся на Тайване. С этого рубежа (1949 г.) следует говорить о том, что суньятсеновская концепция «пяти властей» получила своё законодательное воплощение в государственном устройстве Китайской Республики, тогда как КНР пошла в этом отношении своим особым путем. Соотношение управленческих систем КР и КНР становится объектом и предметом политической компаративистики, успехи которой весьма скромны. Как правило сравнительные институционные исследования сводятся к очеркам политического устройства двух китайских государств, в разной степени удачным, а в отдельных случаях просто беспомощным, где читателю самому предлагается сделать выводы, используя критерии и технику сопоставлений, рожденных на материалах Запада и плохо «работающих» применительно к Востоку [1, сс. 385-460].
Очевидно лишь то, что разрыва традиции не произошло в КР, где идеалы Сунь Ятсена получили конституционное оформление, что говорить о «современном Китае» следует с обязательными оговорками, о каком Китае идет речь, так как и КНР и КР все же по-разному осуществляют политическую модернизацию с различной степенью «оглядки» на древнюю традицию, оставаясь в едином поле китайско-конфуцианской дальневосточной цивилизации.
Согласно Конституции КР, вступившей в силу в 1947 году и опирающейся на «основные принципы учения доктора Сунь Ятсена, использованные им при создании Китайской республики» (1911), исполнительная власть сосредоточена в пяти палатах: исполнительная палата (правительство), законодательная (парламент), палата юстиции (высший государственный судебный орган), экзаменационная палата и палата контроля (высший контрольный орган).
Поскольку нас интересует прежде всего экзаменационная власть, то согласно гл.8 Конституции (1947) и Дополнительных статей Конституции КР (1997) экзаменационная палата ведает:
«1. Проведением экзаменов;
2. Отбором и аттестацией государственных служащих, гарантиями сохранения ими служебного места, оказанием материальной помощи в случае смерти и выхода на пенсию по старости;
3. Правовыми вопросами, относящимися к назначению и смещению государственных служащих, проверками исполнения ими своих служебных обязанностей, определением размеров их вознаграждений, продвижением и перемещением по службе, поощрением и премированием» [5, сс. 25 - 26, 66 - 67].
В ведении палаты контроля, восходящей своими корнями к древней службе императорских ревизоров (цензорат), находятся дела «по импичменту, порицанию и аудиту». При этом процедуры импичмента касаются чиновников центрального и местных правительств, членов палаты юстиции, экзаменов и самой контрольной палаты, а импичмент президента и вицепрезидента проводится Национальным собранием по представлению законодательной палаты [5, сс. 27 -31, 56, 67 - 68; 2, сс. 54 - 66].
Проблема отношения к традициям управления в современном Китае требует скрупулезного учета ситуации, сложившейся в этой части китайско-конфуцианской цивилизации на переломе ХХ-ХХ1 вв. Признавая Китай единой страной, не следует игнорировать политическую реальность при изучении систем управления. Официальная позиция КНР известна: Тайвань (КР) является провинцией Китая. Эта позиция упрочилась после того, как Республика Китай на Тайване потеряла свое место в Совете Безопасности ООН (1971), уступив его Китайской Народной Республике. Ситуация не стала проще и после того как бывшие колониальные анклавы Сяньган (Гонконг) и Аомынь (Макао) вошли в состав КНР соответственно в 1997 и 1999 гг. в качестве особых административных районов, где центру были перреданы лишь дела обороны и внешней политики. Их «особость» состоит еще и в том, что на переходный период (до пятидесяти лет) сохраняется бывшее колониальное (в Сянгане -британское) администрирование с англо-саксонской системой прецедентного права. «Так или иначе, на пороге XXI в. на территории Китая существуют четыре политических субъекта (КНР, КР, Сянган и Аомынь), осуществляющих три различные системы организации власти и управления. Поэтому можно говорить о Китае как о стране с тремя формами правления и тремя политическими системами - Китайской Народной Республике, являющейся республикой советского типа с партократическим государственным режимом; Китайской Республике на Тайване - государстве де-факто, президентско-парламентской республике, совершившей переход от однопартийной диктатуры к многопартийной демократии; особых административных районов КНР, самоуправляющихся единицах в составе унитарного государства с отличным от внутренних районов страны политическим режимом» [4, с. 15].
Видимо, в любом сравнительном исследовании на материале современного Китая необходимо учитывать вышеприведенную констатацию.
Другими словами, институциональное сравнение КНР и Тайваня может встретить наибольшие трудности, о чем и свидетельствует в целом беспомощная и безрезультатная попытка западных авторов применить «эталонный» европоцентристский подход к подобному сравнению, в результате которого вместо компаративистики получился очерк политической системы КНР (не Китая) на уровне простенького учебника политграмоты на 80 стр., из которых лишь три страницы, да и то с оговорками, посвящены сравнениям политических институтов КНР и КР. Разрешающая способность либерально-
демократических подходов в кроссцивилизационном исследовании оказалась ничтожной, о чем свидетельствуют итоговые выводы: «Либерально-
демократические идеалы и процедуры бесконечно чужды китайской культуре. В истории Китая мы не найдем примеров демократического правления, а в культурной традиции - стремления защитить права личности путем контролирования государственной власти. Таким образом, ни прошлый опыт этой страны, ни её культурная традиция не внушают оптимизма тем, кто ищет ростки демократизации в Китае» [1, с. 457].
Европо-америкоцентристская либерально-демократическая парадигма не позволила уловить даже такую конвергентную по сути тенденцию к политическому плюрализму, как отказ от господства единой партии (Гоминьдана) на Тайване в пользу реальной многопартийности и параллельные подвижки в сторону некоторой активизации работы других изначально неоппозиционных партий, существующих в КНР в условиях доминирования КПК. Эта же либерально-демократическая парадигма не позволила отметить и другую конвергентную тенденцию: шаги по созданию регулярной системы государственной службы, введения чиновничьих назначений по результатам экзаменов, периодических аттестаций служащих, повышения их квалификации, иерархии должностей и рангов, что наблюдается в КНР с 90-х гг. и обнаруживает черты сходства с системой гражданской службы на Тайване. Правда с той лишь разницей, что на Тайване экзаменационная система всё больше ставится под сомнение, а в КНР - наблюдается её оживление. К тому же в КНР этими вопросами ведает Министерство кадров (персонала), а формирование собственно политической элиты ганьбу (номенклатура) остается прерогативой КПК. Но и на Тайване подбор руководящих кадров до сих пор не остается политически нейтральным, поскольку большинство назначений производится из числа членов Гоминьдана, уступившего власть. Принципиально важно для сравнения и то, что в обоих случаях слабее собственно идеологическая компонента испытаний. С 1995 г. на Тайване отменен специальный экзамен по трем народным принципам Сунь Ятсена (он стал частью экзамена по Конституции КР), а в КНР экзамен для зачисления на государственную службу дополняется (а не определяется, как это было ранее) проверкой политических, идеологических и моральных качеств кандидатов соответствующими комитетами КПК. И не совсем ясно, в чём состоит собственно конфуцианская этико-политическая составляющая этих испытаний.
В любом случае компаративистские исследования на материалах политической культуры стран китайско-конфуцианской цивилизации приводят к изучению таких сюжетов, которые, перефразируя М. Вебера, можно сформулировать в виде двух проблемных полей: «Конфуцианская этика и дух обыкновенного конфуцианского капитализма» (для Тайваня, Южной Кореи, Сингапура и даже, в определенной мере, для Японии) и «конфуцианская этика и дух социализма с китайской спецификой» (для КНР и, в какой-то мере, для Сев. Кореи и Вьетнама).
Можно предположить, что понятие «конфуцианства» в сравнительных исследованиях подобного рода должно обрести некие новые смыслы, не может быть сведено ни к этико-политическому учению самого Конфуция, ни к сунскому неоконфуцианству, ни к доктрине Сунь Ятсена, превращается не просто в ключевое слово аналитических процедур, а обретает характер критериальной основы для сравнения политических культур огромного
цивилизационного региона, в котором систематической подготовке и воспитанию административно-политической элиты традиционно уделяется значительное внимание.
Литература
1. Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтон Р. Сравнительная политология сегодня: Мировой обзор. Пер. с англ. - М.: Аспект-Пресс, 2002.
2. Гудошников Л.М., Кокарев К.А. Политическая система Тайваня. — М.: Патент, 1997.
3. Дубровская Д.В. Миссия иезуитов в Китае. Матео Риччи и другие (1552-1775). -М.: Крафт, ИВ РАН, 2000.
4. Как управляется Китай: Эволюция властных структур Китая в 80-90-е гг. XX века. - М.: ИДВ РАН, 2001.
5. Конституция Китайской Республики. Пер. с кит. — М.: МК-Сервис, 1998.
6. ЛомбарД. Императорский Китай. Пер.с фр. - М.: Астрель-АСТ, 2004.
7. Малявин Д. Китайская цивилизация. - М.: Астрель - ACT, 2004.
8. Никифоров В.Н. Восток и всемирная история. Изд. 2-е. - М.: Наука, FPBJI, 1977.
9. Панарин А.С. Народ без элиты. - М.: Алгоритм-Эксмо, 2006.
10. Сунь Ятсен. Избр. произведения. Изд. 2-е. - М.: Наука, ГРВЛ, 1985.
HOW HAS BEEN GOVERNED CHINA: THE CONFUCAIN SYSTEM OF TRAINING OF BUREAUCRACY
A.M. Ushkov
The Department of Political Science
Peoples ’ Friendship University of Russia 10a, Mikluho-Maklaya str., 117198, Moscow, Russia
In the article is analyzed the specificity of recruitment of political elite of China. The author sees unique specificity of political management of China in existence of two additional branches of authority: control and examination.
