CC BY
73
Внешняя политика СССР в Африке в 1920-1930-е годы - весьма дискуссионная тема в исторической литературе. Известна ее интерпретация, предложенная советскими историками. Свой взгляд на данную проблему имели и белоэмигранты. К сожалению, в распоряжении исследователей имеется довольно ограниченный круг трудов представителей антибольшевистской эмиграции, посвященных анализу советской политики в Африке. Тем ценнее те источники, где эмигрантское видение данной проблемы представлено довольно обстоятельно. Среди них - мемуары Анатолия Львовича Маркова, находящиеся на хранении в знаменитом Гуверовском архиве войны, революции и мира (Стэнфордский университет, США). Личность этого человека, яркая и неоднозначная, вызывала разноречивые оценки современников.
А.Л. Марков родился в 1893 г. в Щиг-ровском уезде Курской губернии, был внуком писателя Е.Л. Маркова и племянником знаменитого черносотенца Н.Е. Маркова (Маркова 2-го). Окончив Воронежский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище, в 1914-1915 гг. воевал на фронте Первой мировой войны, был ранен. Участник Белого движения, служивший в знаменитом 1-м офицерском (Алексеев-ском) конном полку, он, как и многие его товарищи, был вынужден эмигрировать из страны. В феврале 1920 г. А.Л. Марков вместе с женой и маленькой дочкой погрузился в Новороссийске на пароход «Саратов», эвакуировавший раненых и больных чинов Добровольческой армии. Британские военные власти направили пароход в Александрию. Это и определило судьбу русского офицера, прожившего в «северной столице» Египта более 30 лет. Позднее Марков написал о своей жизни в Египте весьма любо-
пытные мемуары «В изгнании», отрывки из которых в 1957 г. публиковались в газете «Русская жизнь» (Сан-Франциско).
Как свидетельствуют эти воспоминания, хранящиеся в архивной коллекции А.Л. Маркова1, сначала русские солдаты и офицеры проходили карантин в предместье Каира, в квартале Аббасия, в центре расположения британских войск. После карантина русских отправили в палаточный лагерь в Телль аль-Кебире. Маркова, человека весьма амбициозного и целеустремленного, лагерная жизнь не устраивала. Он понимал, что необходимо искать какой-то выход из сложившейся ситуации. И вскоре удача улыбнулась ему: когда однажды в лагерь приехала жена британского военного командующего в Египте леди Конгрив, возглавлявшая Комитет помощи русским беженцам, Марков попросил помочь устроить его в школу шоферов. Благодаря посредничеству леди Конгрив он и один из его товарищей попали на английские курсы военных водителей. Им удалось вырваться из лагеря, и для них началась новая жизнь. Они были очень хорошо приняты британскими офицерами, которые даже «устроили обед с обильным возлиянием» в их честь. А.Л. Марков подписал контракт на 6 месяцев с жалованием 8 фунтов в месяц, ему было выдано британское военное обмундирование.
В декабре 1920 г. лагерь перевели из Телль аль-Кебира в предместье Александрии Сиди-Бишр. Когда у Маркова закончился контракт, он также переселился туда. В июне 1922 г. лагерь в Сиди-Бишр закрыли, а его обитателей вывезли в Болгарию. В Александрии остались всего около 200 русских, в том числе и Марков с семьей.
Пытаясь интегрироваться в египетское общество, Марков поставил перед собой цель получить разрешение на право рабо-
тать таксистом, для чего требовалось знание арабского языка и города Александрии, «раскинувшегося на расстоянии 25 верст». После ряда провалов на экзаменах по арабскому языку ему все-таки удалось его сдать, но таксистом он пробыл недолго. Уже осенью 1922 г. русский консул в Александрии
А.М. Петров рекомендовал Маркова на службу в англо-египетскую полицию, где нужен был человек со знанием русского языка.
На наш взгляд, в коллекции Маркова в Гуверовском архиве особый интерес представляет весьма объемная рукопись «Записки о прошлом». 3-й том этого труда, «Воспоминания о службе в египетской политической полиции», написан в Александрии в 1934 г. В нем Марков весьма подробно характеризует все обстоятельства его службы, которая развивалась непросто, изобиловала спадами и подъемами.
Сначала русский белоэмигрант был назначен на службу в портовую полицию Александрии. В его служебные обязанности входили паспортная и караульная служба в порту. «Служба, - вспоминал он, - была хотя и не легка, однако престиж европейцев стоял еще высоко, и мое самолюбие редко страдало от того, что мне, ротмистру Российской императорской службы, пришлось стать почти солдатом в полубутафорской экзотической стране» .
Однако через несколько месяцев у Анатолия Львовича появился шанс вновь включиться в антибольшевистскую работу. В 1923 г. ему предложил участвовать в его акциях авантюрист Фуад-бей - сын бывшего великого визиря Турции, занимавший при последнем султане пост министра полиции. Такое прошлое обусловило его тесные связи с некоторыми членами египетского правительства. Дополнительным фактором, который во многом обусловливал его особый интерес к российским проблемам, было его происхождение из русских осетин Кантуко-вых. Марков помнил его еще по временам Гражданской войны, когда Фуад-бей был видным деятелем Республики горцев Кавказа и вел переговоры с Врангелем. Русский
белоэмигрант отмечал, что сын бывшего великого визиря привык к «широкой жизни», но поскольку прежних источников доходов у него уже не было, он был вынужден искать новые. Одним из таких «способов заработать» и стали для него антибольшевистские акции. В реальности же, указывал Марков, «серьезной советской работы в то время в Египте не существовало» (межгосударственные отношения были разорваны после 1917 г. - А.А.), поэтому запугивание египетского правительства докладами Фуад-бея о кознях большевиков являлось «чистейшим блефом». Долго это продолжаться не могло. В итоге весной 1924 г. Фуад-бей и его кузен, бывший турецкий офицер-авиатор Орхан-бей, бежали из Египта с казенными деньгами и были объявлены в розыск. Любопытен, однако, во всей этой истории еще один факт. Рассказывая о Фуад-бее, Марков не раскрывает, в чем состояла его роль в этой антибольшевистской акции, какие поручения давал бывшему ротмистру Белой армии бывший член правительства Республики горцев Кавказа.
Через некоторое время после краха акции Фуад-бея в жизни Маркова произошел крутой поворот. Он был вынужден покинуть службу в полиции, т.к. белоэмигрант, по его собственному признанию, «не скрывал своих антисемитских и антимасонских взглядов» и открыто, в присутствии сослуживцев, читал литературу, содержащую выпады в адрес евреев. Между тем начальником Маркова стал Стэнбек, выходец из семьи российских евреев, переселившейся в Австралию. Вскоре у них возник острый конфликт, и Маркову пришлось уйти со своего поста. Около года он работал таксистом.
Однако в мае 1925 г. Маркову предложили вернуться на службу в Главное полицейское управление во «вновь организованный специальный отдел по борьбе с больше-визмом»3. Он подробно описал структуру политической полиции Египта, указывая, что фактически во главе ее находился британский офицер майор Ансон, «видный агент Интеллидженс-сервис», около двух лет работавший в Скотланд-Ярде «по вопро-
сам большевизма». Отдел получал специализированную советскую прессу («Новый Восток», «Революционный Восток», «Торговля СССР с Востоком» и др.), советские книги, касающиеся Египта и стран СевероВосточной Африки. Все это внимательно анализировалось, изучались возможные пути проникновения СССР в данный регион. Кроме того, Марков имел штат агентов, осведомителей, в том числе и в среде русской эмиграции. Его мемуары показывают, что он не брезговал самыми различными методами, вплоть до перлюстрации личных писем, за что, очевидно, подвергался критике со стороны некоторых представителей русской колонии. Отвечая своим критикам, он писал: «Идея, которой я руководствовался с первого дня моей работы на египетской службе в политической полиции, была - нанесение возможно большого вреда большевизму и его руководителю - советскому правительству, где и как только можно и насколько позволяют мои силы и возможности, и в этой работе все средства были хороши, лишь бы вся моя деятельность хоть бы на шаг подвинула освобождение России от
4
проклятого красного ига» .
И, надо сказать, возможности принять участие в борьбе против большевизма у Маркова были. Как выясняется из его мемуаров, в 1920-е годы. СССР пытался наладить контакты с Египтом. В 1923 г. в Александрию прибыл первый «агент» советского правительства. Это был Лазарь Глезер (как подчеркивает Марков, еврей), бывший харьковский адвокат, имевший палестинский паспорт. В 1924 г. он открыл представительство Аркос (Англо-русского коммерческого общества) в Александрии. Как утверждает Марков, коммерческая деятельность Глезера была «более чем скромной», в основном он занимался «налаживанием связей и путей для московского проникновения в Египет». По словам Маркова, местные евреи «шли ему (Глезеру. - А.А.) в этом навстречу»5.
Новым фактором, который резко усилил большевистскую активность в Египте, было, как указывал Марков, прибытие в качестве агитационного судна парохода «Профин-
терн», вокруг которого «митинги на всех языках велись беспрерывно». Однако терпение египетских властей не было бесконечным. Благодаря усилиям Маркова и его единомышленников, обративших внимание на опасность коммунистической пропаганды для существовавших в стране властей, Глезер был выслан в Палестину.
В 1926 г. в Александрию прибыл гражданин США Игнатий Григорьевич Семенюк. Однако Марков, который, если судить по его мемуарам, ощущал себя кем-то вроде главы антибольшевистской контрразведки в Египте, подчеркивал, что о Семенюке «уже на борту парохода стало известно, что американец этот - русский еврей по происхождению, является советским эмиссаром». Игнатий Семенюк имел документы от Внешторга и Совторгфлота, заявлял о намерении открыть фирму «Рюссотюрк». Очевидно, не без влияния Маркова, египетская полиция попыталась почти сразу же выслать Семенюка, но все доказательства его «шпионской» деятельности в пользу СССР были собраны путем «перлюстрации его переписки» (которую, видимо, организовал тот же Марков). Между тем такие действия были незаконными, и предъявить собранные таким путем доказательства было невозможно. Поэтому власти вынуждены были разрешить Семенюку жить в Египте, а полиции было дано указание собрать доказательства легальным путем. Вскоре выяснилось, что Семенюк создал в Александрии широкую сеть агентуры, среди которой Марков называет
В.Н. Александри - уроженца Кишинева. О том, какими методами создавал советский резидент эту сеть в Египте, «антибольшевистский контрразведчик» высказался достаточно определенно: «Советские “сих дел мастера” знают средства заставить слушаться беспрекословно самых строптивых экземпляров, которые в короткий срок обставляются умелыми руками так, что они превращаются в покорных овечек и им остается только два выхода: беспрекословное послушание воли начальства или самоубийство»6.
Через некоторое время, в результате «оперативных мероприятий», удалось уста-
новить, что в качестве конспиративной квартиры представитель Внешторга использовал ресторан некоего беженца Таранчен-ко. После этого Марков смог добиться высылки Таранченко из Египта в Советскую Россию. Совершенно очевидно, что многие члены русской колонии в Александрии упрекали Маркова в том, что, благодаря его усилиям, пострадал по сути невиновный человек. Более того, как свидетельствуют мемуары Маркова, этот случай не был единичным. «Каждый раз при аресте того или иного лица, замешанного в большевизме, - признавался он, - я неизменно теми или иными лицами обвинялся в провокации, доносах и т.д.». Однако сам бывший капитан Добровольческой армии, который, как мы указывали, руководствовался принципом «цель оправдывает средства», не сомневался в своей правоте: «Всегда считал и буду считать этот свой шаг правильным. Моральный террор, быть может, средство жестокое и моралистами недопускаемое, но в политике часто совершенно необходимое»7.
Однако главная задача оставалась нерешенной: необходимо было убрать из Египта самого Семенюка, чему мешал его американский паспорт. Маркову удалось создать в Александрии отделение т.н. Лиги Обера (широко известной организации по борьбе с Коминтерном). Печатным органом Лиги стала каирская газета «Ле ревэй», начавшая кампанию против Семенюка. В итоге в 1928 г. он вынужден был покинуть Египет.
В середине 1920-х годов, по мнению Маркова, стало ясно, что все попытки Москвы вести работу в Египте «окончились неудачей». Анализируя причины этого, белоэмигрант указывал, что условия для советского проникновения в Египет, выстраивания там своей агентуры были неблагоприятными: «Коммунисты-египтяне считались единицами, были поименно известны полиции и находились под ее постоянным надзором, иностранные же агенты, даже владеющие арабским языком, были в Египте бесполезны, т.к. могли работать только
среди европейцев, в двух-трех больших го-
8
родах» .
Тут на выручку Советскому Союзу, утверждал Марков, пришли изменения в экономической конъюнктуре. С 1926 г. цены на мировом рынке на хлопок стали падать. Между тем хлопок был главным экспортным товаром Египта. Воспользовавшись этой ситуацией, СССР предложил Египту контракты на закупку хлопка. Фактически, как утверждал Марков, это предложение было сделано для того, чтобы создать юридическое основание для направления в Египет новых советских агентов. В 1927 г. туда прибыла советская делегация. Верный своим взглядам, Марков подчеркивал, что она включала «четырех иудеев»: В.А. Колли, Вишняка, Мейера и Рухи-ма Мельца. Однако при них «для соблюдения декорума рабоче-крестьянской республики состоял лохматый, корявый и полуграмотный парень Федор Малахов, простой фабричный рабочий». Любопытно, что, как показывает анализ мемуаров Маркова, белоэмигрант по-разному относился к этим представителям СССР. Единственный русский по национальности в этой делегации - Ф.Ф. Малахов - вызывал у него даже симпатию. Вот как Марков характеризовал Малахова: «Жену свою он, по собственному выражению, “смерть как любил”, и каждую Пасху аккуратно просил у нас разрешения съездить в Каир, чтобы в секрете от своих сослуживцев поговеть в греческой церкви. Однажды на мой вопрос, зачем ему ездить “на праздники” в Каир, раз для него, как коммуниста, праздников нет, он без обиняков признался, что “коммунист-то я, так сказать, официально, а в семье у нас мы все праздники празднуем”». Особенно любопытно следующее замечание бывшего капитана Добровольческой армии о Малахове: «Письма его к родителям в Россию были классическим образцом солдатского письма на родину, состоявшим сплошь из одних “низких поклонов”»9. Совершенно очевидно, что переписка советского представителя в Египте перлюстрировалась полицией Александрии.
По данным Маркова, очередным советским агентом в Александрии стал «шеф» Текстильимпорта А.Н. Васильев - «старый революционер по профессии». В 1929 г. он
принял в качестве хлопкового эксперта на работу в Текстильимпорт некоего художника с латышским паспортом Уго Рудольфа. В апреле 1929 г. на основе донесений полиции весь состав Текстильимпорта в Александрии был арестован. При аресте выяснилось, что Уго Рудольф - это Рудольф Пинес, брат Эдуарда Пинеса, резидента Иностранного отдела ГПУ на Ближнем Востоке, работавшего в Турции. В свою очередь, Рудольф Пинес, по данным А.Л. Маркова, был резидентом ГПУ в Египте10.
По словам Маркова, чтобы усилить свои позиции в Египте, Советский Союз в 1931 г. резко увеличил закупки у этой страны хлопка. Для этого советское руководство задумало довольно сложную коммерческую операцию, которая, однако, закончилась неудачей. Не имея денег для того, чтобы заплатить за весь заказанный хлопок, СССР рассчитывал добыть необходимую сумму от продажи леса одному из крупных трестов Египта. Однако, как пишет Марков, в срок этого леса Москва доставить не сумела, кроме того, его «спецификация» оказалась совершенно непригодной для египетского рынка. Разразился скандал. Для того чтобы исправить положение, в Египет прибыл товарищ председателя Тек-стильимпорта Воробьев. Самое любопытное, что Марков, не стесняясь, тут же приводит письмо Воробьева из Египта жене, где товарищ председателя Текстильимпорта критиковал политическую и социально-экономическую систему Египта11. Иными словами, и личные письма Воробьева, как, очевидно, и многих других людей, оказывались в руках сотрудника полиции Александрии. Впрочем, и Воробьеву, как утверждал Марков, не удалось добиться существенного усиления позиций СССР в Египте. К началу 1930-х годов советское влияние в стране оставалось весьма ограниченным.
Следует отметить, что мемуары
А.Л. Маркова являются интересным источником не только по истории советской политики в Египте. Отдельные их сюжеты посвящены истории национального коммунистического движения в Египте. Так, белоэмигрант подробно описывал судьбу «пионеров
большевизма в Египте» - семьи Розенталь, члены которой были потомками евреев, эмигрировавших из России в конце XIX в., рассказывал об их деятельности по пропаганде в Египте социалистических идей12.
Маркову удалось довести эту часть своих мемуаров только до начала 1930-х годов. В полиции же Александрии он проработал около 30 лет, уйдя в отставку в 1952 г. В плане оценки взглядов Маркова характерен такой факт: в 1930-е годы он был лидером египетского отделения Организации русских фашистов. Естественно, события революции 1952 г., приход к власти Насера не могли не отразиться на жизни старого белоэмигранта, который, как и многие его товарищи, вскоре начал стремиться к отъезду из страны. Однако лишь в 1958 г. Маркову удалось уехать в США, в Сан-Франциско, где в 1961 г. он и ушел из жизни. В годы эмиграции Марков был достаточно известным автором многочисленных статей и рассказов, своеобразным экспертом в Русском зарубежье по странам Востока. Многие из его работ вышли под псевдонимом «Шарки».
Как относиться к творчеству Маркова? Бесспорно, Анатолий Львович был весьма пристрастным исследователем, для которого на первом плане стояли интересы антибольшевистской борьбы. И находясь на посту сотрудника политической полиции Александрии, он продолжал вести ту борьбу, которую начал в рядах Добровольческой армии. Несомненно, он стремился где-то и приукрасить свою деятельность, создать себе имидж могущественного главы антибольшевистской секретной службы в «северной столице» Египта. Важен, однако, тот факт, что аналитические статьи и записки Маркова постоянно публиковались в ведущих изданиях Русского зарубежья, и многие эмигранты именно на основании его работ судили о ситуации в странах Востока в 1920-1950-е годы.
Примечания
1 Hoover Institution Archive (HIA). Anatolii L. Markov writings. Box 2. В изгнании (Воспоминания).
Там же. Вох 4. Записки о прошлом. Т. 3. Воспоминания о службе в египетской политической полиции. Л. 1.
3 Там же. Л. 5.
4 Там же. Л. 14.
5 Там же. Л. 15.
6 Там же. Л. 52.
7 Там же. Л. 47-50.
Там же. Л. 121.
9 Там же. Л. 127.
10 Там же. Л. 137. Этот сюжет Марков впоследствии развил в мемуарах «На службе египетского короля». См.: Восточный архив, № 2 (24), 2011, с. 70-72 (прим. ред.).
11 Там же. Л. 147.
12 Там же. Л. 19-39.
