Как решать неразрешимые задачи Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД КНИГОИ

Л. ЛОГУНОВА, доцент МГУ им. М.В. Ломоносова

Книга доктора философских наук, профессора Московского государственного университета Ю.Ю. Петрунина - заметное явление в исследовании духовной культуры России1. В небольшой по объему, но емкой по содержанию и идеям работе представлена гипотеза, которая вводит читателя в сложный мир культурологических пересечений, культурных метафор, раскрывающих смыслы русской и западной культур, принципы русской и европейской идентичности. Оригинальность авторской концепции проявляется в понимании каждой культуры через характеризующие ее неразрешимые задачи, воплощающие соответствующие мифологемы, которыми определяется сюжет, жизненная линия, судьба культуры. Предложенный в монографии подход позволяет не только более глубоко понять историю России и Европы, но и проникнуть в глубинные, архетипические структуры культурных организмов, без учета влияния которых невозможна адекватная ориентация в современном мире.

Как отмечает автор, «.. .неразрешимость задачи заставляет пребывать данный культурный организм в постоянном напряжении, во вновь и вновь повторяющихся попытках достичь желаемого. Эти неослабевающие стремления создают неисчерпаемый источник энергии данной культуры» (с. 8). Через постановку неразрешимых задач проявляется и символизируется культурный архетип. Неразрешимость задает уникальный космос данной культуры, в котором она живет и за пределы которого не может выйти (с. 92). Поэтому не случившееся, не свершенное, не достигнутое -

1 Петрунин Ю.Ю. Призрак Царьграда: неразрешимые задачи в русской и европейской культуре. - М., 2006. - 224 с.

Как решать неразрешимые задачи

столь же значимая характеристика культуры, как ее несомненные успехи и достижения. Неослабевающее стремление разрешить неразрешимые задачи заставляет культуру вновь ставить эти задачи в меняющихся исторических ситуациях.

В качестве примеров, подтверждающих авторскую мысль, в книге предстают знаменитые древнегреческие геометрические задачи удвоения объема куба, трисекции угла, квадратуры круга, логические парадоксы, сформулированные греческими софистами, а также сама философия, скептицизм которой трактуется как осознание неразрешимости поставленных античностью задач (с. 8). Неразрешимые задачи становятся концептуализацией мировоззренческого паттерна, определяющего стратегический путь культуры, ее «идею », предназначение, способ бытия. Неразрешимыми задачами, сформулированными в монографии Ю.Ю. Петрунина, создается особый метод понимания культуры, путь проникновения в ее архетипические слои, в сферу коллективного бессознательного.

Известно, что архетипическими структурами задается базовая модель культурной идентичности, определяются исторические смыслы, мотивация выборов, реализуется социопсихологическое единство индивидов. Культурный архетип отражает и закрепляет специфику первичной, базовой социальности, типовой способ производства культуры, опыт преодоления животной слитности с природой. Он является смыслообра-зующим ядром конкретной исторической ситуации, определяет основные сюжетные линии культурной жизни. Идеальная сюжетная схема, культурообразующая метафора, безусловно, в «чистом виде» не воспроизводятся ни в каком историческом со-

бытии, произведении, жизненном поступке. Мифологемой задаются смыслы конкретных событий, устанавливается родственность проясняющих друг друга феноменов, из которых она может быть выявлена и описана. О реальном содержании бессознательного слоя психокультуры можно судить по «следам» в различных объективациях, по моделям поведения и функциям всех форм культуры. «Обойти» мифологему невозможно, мифологема - код культуры, ее генотип, ее стиль [1].

Смыслообразующим ядром новоевропейской культуры Ю.Ю. Петрунин считает идею искусственного разума. К западноевропейской культурной традиции неразрешимых задач относится также авантюристический поиск философского камня и стремление построить вечный двигатель. Мифологема философского камня открывает путь (метод!) создания химической науки, техники, технологии искусственных материалов. Идея «вечного двигателя» стимулирует развитие физики, физического эксперимента, техники, промышленности. Идея же «интеллектуального автомата» определяет направленность исследований в области информационно-коммуникационных технологий. В конструкциях мыслящей машины сфокусированы стремления создать универсальную технику, гарантирующую сохранение мирового порядка, контролирующую энтропийные процессы Вселенной.

История решения этой неразрешимой задачи от Раймонда Луллия до Нор-берта Винера раскрывает драматическую напряженность судьбы мифологемы и судеб ее проводников. Пожалуй, это самые захватывающие страницы монографии - через многообразие конкретного сюжета проступает суть и смысл новоевропейского космоса. Вселенная - книга, текст которой зашифрован в конби-наторике незнакомого алфавита. Задача ученого - выучить алфавит и расшифровать коды, обрести универсальную власть над природой, обществом и чело-

веком (с. 92-146). Тем самым человек наследует важнейшую божественную функцию - творчество. Однако неявным следствием этой задачи становится очищение познания от «идолов» субъективности, а результатом - самоустранение человека как несовершенной «мыслящей машины» из процесса познания и замена его более эффективными экономичным «мыслящим автоматом».

Своеобразным способом восстановления человека в культуре, на котором автор фокусирует внимание читателя, является религиозная вера. Реставрация религиозной веры позволит, должен понять читатель, преодолеть механицизм (но и рационализм!) и возродить статус человека как меры всех вещей. Непонятно только, для кого эти рекомендации. Если для новоевропейской культуры, то сама ее суть - в разведении веры и знания, что и демонстрируется текстом монографии, и, следовательно, не может стать рецептом для ее спасения.

Подчеркнем, что императив новоевропейской культуры - знать, чтобы делать. Человек в этом контексте - инструмент, машина, искусственное существо, принципом самоидентификации которого и методом самопознания становится механизированный космос, природа-машина. Устремленность на создание «универсальных технологий » является культурной мотивацией разработки проекта-ответа на трансформационный вызов модерна. В западной культуре эти неразрешимые задачи стимулируют творческое, деятельное преобразование мира, в процессе которого создается и сам творец - деятель, инженер, техник. Именно они задают специфическое пространство техногенной цивилизации, в котором достигаются вполне реальные результаты.

Новоевропейские неразрешимые задачи концентрируются в сфере познания и создания соответствующей технологии. Это рациональные задачи, задачи для учащихся, школьников. Поэтому агентом первичной социализации выступает школа. Школа формирует особое со-общество, коллектив индивидов, объединенных общей задачей и общеобязательным распорядком, законом, задающим меру свободного поиска истины. Роли в школьном коллективе распределяются по умению решать интеллектуальные задачи и доказывать истинность полученных результатов. Университет становится способом производства западноевропейского, фаустовского человека (со всеми его позитивными и негативными качествами), ориентирующегося на науку и технику (законы!) как метод решения жизненных задач. Таким образом, западноевропейский рационализм изначально технологически ориентирован.

Как известно, метод - главная проблема философии Нового времени, времени новых решений неразрешимых задач. Картезианский механицизм и рационализм, «свобода как познанная необходимость» становятся концептуализацией нового образа жизни, задающей метрику и архитек-

туру новоевропейского космоса. Природа предстает системой механических законов, государство - системой юридических норм, животное - биологической машиной, человек - мыслящим механизмом. Новоевропейская культура рождает смысловые вариации на тему машины. Наука, разум, знание осознаются как способ властного утверждения человека в мире, как инструмент общественного прогресса. Идея прогресса, в свою очередь, задает мировоззренческую ориентацию на будущее, оценку настоящего в перспективе нового. Проект Просвещения - альтернатива институту веры, церкви, авторитарности и произволу монархической власти. Демократический коллектив ученых, для которых существует лишь авторитет истины, становится своеобразной матрицей парламента, задача которого заключается в познании и преобразовании природы человека посредством создания совершенной технологии общей жизни.

Как же обстоит дело с русской культурой? В качестве неразрешимой задачи, характеризующей семиосферу русской культуры, Ю.Ю. Петрунин рассматривает миф о Царьграде, в формулировке автора -«стремление-мечта овладеть Царьградом» (с. 9). (Отметим в скобках - не создать, не построить, а овладеть, отнять, попросту говоря!) История этой мечты - сюжетный стержень биографии русской культуры. Ее начало скрыто в архаике мифа, а с 860 г., по утверждению автора, киевскими князьями Аскольдом и Диром основывается традиция военных походов на Константинополь, попыток соединения Византии и Руси. Кульминацией в этом сюжете является крещение Руси в 988 г., вторым значимым событием становится завоевание Константинополя турками в 1453 г. В результате Царь-град превращается из объекта реальных политических притязаний в предмет мистических устремлений, стимулируя создание известного проекта «Москва - Третий Рим ». В конце XIX - начале XX вв. Константинополь-Стамбул снова становится одной из главных целей политики царской Рос-

сии. Советское правительство также внесло свою лепту в решение неразрешимой задачи, предъявив Гитлеру требование о передаче Константинополя СССР (с. 9-25).

Исторический экскурс приводит автора к выводу, что Россия - «очарованная, или, говоря современным языком, загипнотизированная Византией культура» (с. 15). Призрак Царьграда «оккупировал» целые районы Москвы, принципы градостроительства которой и даже названия улиц словно перенесены из древнего Константинополя. В русской литературе и в русских народных сказках действие разворачивается где-то далеко, «за тридевять земель, в тридевятом царстве», «за морями, за горами», там же находится и знакомое всем с детства Лукоморье со златой цепью на священном дубе. Давно исчезнувшая, но не погибшая Византия продолжает существовать в культуре современных православных народов. Так, например, существуют центры византивистики, политические организации, призывающие продолжить традиции Византии. Таким образом, и сказочная топография, и русский религиозный фольклор, и историография являются подтверждением авторской гипотезы.

Царьград в таком случае рассматривается как сакральный центр русской культуры и государственности. «Святая Русь» в авторской интерпретации предстает как идеальная модель обустройства русской культуры, как система культурных координат русского Космоса. И хотя автор не призывает возродить традиции Византийской империи в современной России, тем не менее приведенные им аргументы из области психологии и политической теории призваны убедить в преимуществах трактовки личности, государства и общества, извлеченной из творений отцов и учителей Православной Церкви, из византийского богословия (с. 20-38). Личность в византийской психологии предстает в экзистенциальном измерении, в ее свободном самоизменении и самовозрастании. Византийская политическая теория и практика основываются на

принципе симфонии светской и духовной власти. Задача государственного управления в православном богословии предстает как преображение мира человеком при помощи Бога. Нравственность, общественные идеалы, институализированные церковью, становятся критерием государственной политики.

Заметим все же, что привлекательные мировоззренческие ориентации и обосновывающие их идеологии не предотвратили гибель Византии, не стали интегрирующей и мобилизирующей «византийской идеей». Само падение Византии заставляет теоретика более внимательно исследовать причины краха Ромейской державы. Негативный исторический опыт не менее, а, может, и более значим для современников. Именно с этих позиций согласимся с авторским Интернет-проектом возрождения Византии. По его замыслу, виртуальная Византия должна объединить людей, родственных по духу, а не по происхождению или политической принадлежности. Цель проекта - создание уникального сообщества ученых, преподавателей, политических, религиозных, общественных деятелей, любящих Византию и бережно развивающих ее традиции во всех областях деятельности. В авторской версии электронная Византия предстает как инструмент конструирования социальной реальности. К счастью - виртуальной. Однако поскольку в версии Ю.Ю. Петрунина «сакральный центр русской культуры находится вне Руси-России как реального государственно-политического организма, но внутри нее, если понимать под последней ту идеальную модель, к которой она стремилась на протяжении многих веков, - "Святую Русь"» (с. 18), то логически неизбежными становятся призыв «Назад в Византию » и оценка Византии в качестве модели будущего России.

Проанализируем теперь неразрешимые задачи русской культуры, в которых проявлен отличный от западной культуры архетип и, соответственно, иные принципы культурной идентичности. Неослабеваю-

щее стремление прибить щит на вратах Царьграда позволяет расшифровать доминирующий архетип русской культуры, проникнуть в довербальные смыслы отечественного мифа.

Первичной социальностью в русской культуре предстает, на наш взгляд, группа сверстников, цели которой и методы их достижения существенно отличаются от школы. Способ бытия этой группы - игра (часто весьма жестокая и опасная). Цель игры - победа (не действительная, а весьма условная), а метод - агрессия, сила, хитрость, смекалка. Со-общество индивидов-игроков представлено командой, правила игры и распределение ролей определяются ситуацией и характером действующих лиц, а не определенной целью, задачей и методом (правилами, «законом»). Игра проявляется в соперничестве и состязательности, свобода, азарт удачи формируют особое напряженное состояние психики. Победа в игре зависит от игроков, от их индивидуальных действий в команде. Социальные роли существуют, но они не четко сформулированы и не распределены. В силу этого русская культура ориентирована на экстремальные ситуации, а не на спокойное (обывательское!) существование, скучное сидение за партой. В игре формируются жизненно важные потребности, способы их осознания и удовлетворения, статусы и их оценки. Игрой воспитываются и закрепляются архетипические черты русского характера: стремление к свободе, умение ориентироваться в нестабильной ситуации, в ситуации риска, способность к концентрации усилий и мобилизации любых ресурсов. Игры - командные, правила создаются командой, роли распределяются в зависимости от характера действующих лиц.

Игровым хронотопом русской культуры производится и определенный культурный тип человека, и определенный тип коллективности. Жизненные смыслы «человека играющего» существенно отличаются от «серьезного» деятельно-преобразующего

отношения к миру. Русский человек мало озабочен земными делами, его влечет духовное (беззаботное), игровое. Стихия игры (несерьезность, безответственность) задает паттерн идентификаций, проникает во все формы русской жизнедеятельности: в язык, быт, политику, экономику. Русская душа мало чем дорожит, мало к чему привязана, способна на радикальные эксперименты, у нее нет понимания ценности жизни и инстинкта самосохранения. По замечанию Н.А. Бердяева, русская стихийная душа не знает границ и форм жизни, странствует по бесконечным равнинам земли русской [2].

Стихией игры порождено глубоко национальное явление - беспокойное и мятежное русское скитальчество, странничество. Культурное пространство России -бездорожье, русский культурный тип -странник, искатель приключений. Риск, неустойчивость становятся бытом, жизненной нормой. Странничество и есть образ жизни в русской культуре. Странники не мотивированы на созидание устойчивых структур. Всякая определенность, порядок переживаются ими как принуждение, несвобода. «Вольница», «бегство в свободу», «бунт» (бессмысленный и беспощадный!), разрушение порядков - основные сюжеты русской культуры. Все стройки Русского дома заканчиваются на уровне котлована, энтузиазм строительства воплощен в бесконечных, масштабных (вселенских) проектах-мечтах либо о сносе старого дома, либо об очередном евроремонте.

Культурологическая гипотеза, положенная в основу монографии, стимулирует размышления на заданную тему, вызывает возражения и сомнения. Поэтому, несмотря на очарованность работой Ю.Ю. Петрунина, позволю себе не согласиться с некоторыми ее положениями. Прежде всего, с тезисом о роли религии в современной культуре. Автор считает, что «поиск религиозных оснований человеческого бытия во всех его проявлениях вполне оправдан и неизбежен. Религия конституирует самые

глубокие основания человеческого существования, являясь фундаментом, на котором базируются и моральные, и эстетические, и практические жизненные ценности » (с. 50). Особую роль, по его мнению, выполняют святые покровители как нравственные образцы служения делу и народу. Даже сейчас многие новые человеческие профессии находят себе небесных покровителей. Так, покровителем Интернета Ватиканом провозглашен энциклопедист и богослов V века Исидор Севильский, в качестве покровителя госслужбы автор предлагает столпника преподобного Никиту Переславского, жизнеописания которого (представленные в книге) должны стать своеобразным наставлением современному чиновничеству (с. 52-59).

Действительно, церковь старается активно участвовать в сегодняшней жизни, стремится придать динамично меняющейся реальности хотя бы видимость устойчивости. Но является ли религия методом решения неразрешимых задач? Вряд ли можно согласиться с автором, что религия сможет выполнить эту функцию в десакрализированном мире. Маловероятно, что в современном обществе религия сможет стать доминирующей мировоззренческой мотивацией, основой результативных жизненных выборов. Стремление автора опереться на энергетику мифа в решении современных задач понятно, но малопродуктивно. Чтобы решить неразрешимые задачи русской культуры, следует идти в школу. Церковь и религия в наших условиях не только «два шага» назад, но и еще одна игра (и в этом плане утверждение ключевой мифологемы), имитация социальной активности, препятствующая решению реальных жизненных задач.

В русской культуре есть и примеры реализации энергии архетипа в продуктивном культурном творчестве. Самый знаковый пример - жизнь и деятельность М.В. Ломоносова, изобретателя социального лифта «светское образование », посредством которого существенно преобразилась топо-

графия русского пути. Московский государственный университет стал реализацией проекта «русской школы», ответом на вызов модерна. В школе не только изучаются транскультурные научные истины-законы, но и создается культурный тип строителя, преобразователя и защитника жизни. В этой заботе о жизни преодолеваются детские страхи и мечты, исчезают фантомы и призраки. Рождается новый культурный инстинкт духовного здоровья и самосохранения, формируется потребность в культуре, порядке, законе, которые трактуются как средство защиты жизни и гарантия свободы. Созидающий труд на этом поприще преобразует самого деятеля.

Обращение к опыту русских культурных революций особенно значимо в кризисных ситуациях глобального характера. Неоднократные попытки реформирования России с удивительным постоянством воспроизводят проблемы, которые они пытаются разрешить. Складывается представление о существовании в русской культуре особой любви к неразрешимым задачам, к самой ситуации неразрешимости. В постановке таких задач проявляется бессознательное стремление ничего не менять, ничего не делать, причем при довольно напряженной, но нерезультативной активности.

Необходимо не только четко представлять, что мы хотим построить, в каком обществе мы хотим жить, но и кто может выполнить эту миссию. Следует осознать, что в глобальном мире вопрос о будущем России поставлен достаточно жестко. Либо Россия выживет, либо завершит свое историческое бытие. Эта ситуация заставляет разрабатывать стратегический проект без идеологических иллюзий и заклинаний, пристально вглядываться в собственное прошлое, в архетипические основы культуры. Особый путь или общий? Через сопоставление с другими осознается свое. Определение своеобразия культуры, страны и его оценка в качестве исторического преимущества - сильно различающиеся позиции. Определение культурного своеобразия стиму-

лирует процессы самопознания и установку на культурный диалог. Поиски исторического преимущества, особой исторической миссии в значительной мере отвлекают от решения куда более прозаических, но насущных проблем выживания. Своеобразие является стимулом созидания, в то время как идея исключительности задерживает страну в состоянии архаики.

Культурологический анализ русской и европейской мифологем в современном контексте позволяет более глубоко обсуждать российскую идентичность, своеобразие русского человека, отношение к интеллигенции в России, которое, как отмечал Г.П. Федотов, часто делает ее представителем чужой культуры в своей стране. Как никогда такое исследование позволяет противостоять антиевропейским соблазнам, сделать должные выводы из опыта кризиса Европы, определиться с направлением «русского пути ». И взяться, наконец, за решение своих неразрешимых задач. Однако для этого необходимо сформулировать их в языке эпохи, эпохи становления информационного общества, общества знаний.

При всей насыщенности современного интеллектуального рынка рецензируемая работа не имеет аналогов в отечественной культурологии. Монография существенного расширяет мировоззренческий горизонт

читателя; чтение требует от него сосредоточенности и духовного труда, несмотря на то, что работа написана хорошим понятным языком. В ней не только предложена оригинальная концепция культуры, но и проявились особенности стиля, личности, позиции автора. В монографии чувство вкуса и меры представлено в единстве с широтой его кругозора, глубиной интерпретаций и воображения. Работа Ю.Ю. Петрунина является вкладом не только в исследование культуры, но и в методологию «наук о культуре ». Нам предложена оригинальная гипотеза, которая применена в качестве эффективного культурологического метода. Исследовательский энтузиазм автора вовлекает в полемику, заставляет читателя сформировать собственную позицию, активно искать аргументы «за» и «против». И полемика эта мотивируется не чисто исследовательским интересом, который превратил бы ее в интеллектуальную игру, но практическими задачами современности.

Литература

1. См.: Логунова Л.Б. О пользе и вреде уто-

пии для управления // Вестник Моск. унта. Сер. 21. Управление (государство и общество). - 2006. - № 4.

2. Бердяев Н.А. Душа России // Русская идея.

- М., 1992.

g