КАК КИТАЙ ВЫБИРАЕТ ПУТЬ РЕФОРМЫ ГЛОБАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ? Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Как Китай выбирает путь реформы глобального управления?1, 2

Ц. Чжу

Чжу Цзецзинь — доцент Школы международных отношений и связей с общественностью Университета Фудань; Китай, Шанхай, ул. Хандан, д. 220; E-mail: [email protected]

По мере возвышения Китая реформирование институтов глобального управления стало важной частью китайской дипломатии. В зависимости от цели — создание новых международных правил или переосмысление и адаптация существующих — мы можем разделить пути восходящей державы в реформе глобального управления на четыре типа: замещение, дополнение, преобразование и избегание. Почему Китай выбирает тот или иной путь реформирования существующих международных институтов, в которых доминируют США? Основываясь на теории «постепенных институциональных изменений» в рамках исторического институционализма, данная статья приходит к выводу, что возможности вето сформировавшейся державы и гибкость существующего международного института являются двумя определяющими факторами выбора пути восходящей державы в реформе глобального управления. Эта теоретическая основа применяется для объяснения поведения Китая в четырех сферах: суверенное кредитное рейтингова-ние, международная валютно-финансовая система, соглашения о свободной торговле и многосторонние банки развития. В сфере суверенного кредитногорейтингования сильные возможности вето США и низкая гибкость существующих международных рейтинговых институтов заставляют Китай пойти по пути избегания. В международной валютно-финансовой системе сильные возможности вето США и высокая гибкость специальных прав заимствования МВФ предопределяют для Китая путь дополнения. В области соглашений о свободной торговле слабые возможности вето США и низкая гибкость Транстихоокеанского партнерства заставляют Китай встать на путь замещения. Что касается многосторонних банковраз-вития, слабые возможности вето США и высокая гибкость правил Всемирного банка приводят к выбору Китаем пути преобразования.

Ключевые слова: реформа глобального управления; возможности вето сформировавшейся державы; гибкость существующего международного института; постепенные институциональные изменения; выбор пути

Для цитирования: Чжу Ц. (2020) Как Китай выбирает путь реформы глобального управления? // Вестник международных организаций. Т. 15. № 3. С. 00—00 (на русском и английском языках). DOI: 10.17323/1996-7845-2020-03-10

Введение

Важной частью дипломатии Китая как растущей державы является продвижение институциональной реформы глобального управления, включая выбор цели и пути этой реформы. Что касается цели, Китай стремится усилить свою институциональную мощь,

1 Статья поступила в редакцию в августе 2020 г.

2 Перевод статьи J. Zhu "China's Path Selection in Global Governance Reform" выполнен с согласия автора к.э.н. А.В. Шелеповым, с.н.с. Центра исследований международных институтов Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС).

чтобы она соответствовала растущей материальной мощи. В Сямэньской декларации 2017 г. лидеры БРИКС подчеркнули: «Мы решительно намерены содействовать совершенствованию архитектуры глобального экономического управления, которая должна быть более эффективной и в большей степени отражать текущую глобальную экономическую ситуацию, способствовать укреплению голоса и повышению представленности государств с формирующимися рынками и развивающихся стран» [BRICS, 2017].

Что касается пути, Китай использовал разные подходы к реформированию международных институтов, в которых доминируют США. В сфере суверенных кредитных рейтингов Китай принял меры по снижению зависимости от международных кредит-но-рейтинговых компаний в ответ на критику трех ведущих таких компаний из США в период кризиса субстандартного кредитования и последующего европейского суверенного долгового кризиса [Zhou, 2017], что можно назвать стратегией избегания. В области международной валютной системы Китай активно продвигает включение юаня в корзину специальных прав заимствования МВФ [People's Bank of China, 2017], что можно назвать стратегией дополнения. В области соглашений о свободной торговле Китай решительно поддерживает Всестороннее региональное экономическое партнерство (ВРЭП) в его конкуренции с Транстихоокеанским партнерством (ТТП), возглавляемым США [Hamanaka, 2014], что является стратегией замещения. Что касается многосторонних банков развития, Китай инициировал создание Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), который находится вне системы существующих банков. Стратегия Китая здесь — преобразование. С одной стороны, АБИИ придерживается тех же правил, что и Всемирный банк, в котором доминируют США; с другой стороны, АБИИ по-другому использует его правила: Всемирный банк использует их для сокращения бедности, а АБИИ — для поддержки инвестиций в инфраструктуру [Lichtenstein, 2019].

Почему Китай выбирает различные пути реформирования институтов глобального управления, в которых доминируют США? Это исследовательский вопрос данной статьи. Основываясь на теории постепенных институциональных изменений в рамках исторического институционализма [Mahoney, Thelen, 2010], автор утверждает, что право вето сформировавшейся державы и гибкость существующего международного института — два определяющих фактора выбора подхода восходящей державы к реформе глобального управления. Гипотезы оцениваются эмпирически, на основе сравнения четырех случаев, а именно сферы суверенного кредитного рейтингования, международной валютной системы, соглашений о свободной торговле и многосторонних банков развития.

Статья структурирована следующим образом. В первом разделе формулируется исследовательский вопрос, во втором представлен обзор литературы, в третьем разделе формируется новая теоретическая основа для объяснения выбора подхода восходящей державы к международным институциональным изменениям. В следующих разделах предлагаются четыре тематических исследования для проверки теоретических гипотез. Выводы сформулированы в заключительном разделе.

Обзор литературы

«С исторической и институциональной точки зрения политика определяется постоянными несоответствиями и трениями между институциональными порядками» [Skowronek, 1995]. В последние годы появилось много исследований о стратегии восходящих держав и выборе подхода к международным институциональным изменениям. Существуют различные точки зрения, объясняющие выбор Китаем того или иного пути.

Во-первых, точка зрения соотношения стремления сохранить статус-кво и ревизионизма. Аластер Иен Джонстон разработал пять индикаторов, чтобы оценить, является ли Китай державой, стремящейся к сохранению статус-кво или ревизионизму: (1) уровень участия в международных институтах, (2) степень соответствия международным нормам, (3) поведение в соответствии с «правилами игры», (4) ревизионистские предпочтения, (5) ревизионистское поведение [Johnston, 2003]. Джон Икенберри и Даррен Лим определили диапазон возможных стратегий, из которых выбирает Китай: от простого членства и принятия статус-кво на одном полюсе до противодействия и отказа от участия на другом. Между этими крайними вариантами есть выбор, который делают восходящие государства, чтобы реформировать и внедрять инновации в рамках существующего спектра международных институтов. В целом существует как минимум пять стратегий для растущих держав: (1) заинтересованная сторона, сохраняющая статус-кво, (2) заинтересованная сторона, стремящаяся к власти, (3) институциональная преграда, (4) внешние инновации, (5) оппозиция [Ikenberry, Lim, 2017].

Во-вторых, позиция международной институциональной конкуренции и балансирования. Ли Вэй и Луо Ифу полагают, что существуют четыре модели международной институциональной конкуренции между сформировавшимися и растущими державами: конкуренция международных правил, международного режима, в рамках международных организаций и конкуренция международного порядка [Wei, Yifu, 2019]. Хэ Кай считает, что, подобно балансу сил, крупные державы используют стратегии институционального балансирования, чтобы ориентировать потенциальное изменение порядка в направлении, наиболее выгодном с точки зрения их собственных интересов. Существуют три стратегии институционального балансирования держав: инклюзивное институциональное балансирование, эксклюзивное институциональное балансирование, межинституциональное балансирование [Kai, 2018].

В-третьих, позиция «голос — выход — угроза выхода». Опираясь на концепцию голоса и выхода Альберта Хиршмана, Филлип Липси утверждает, что восходящие державы могут иметь три стратегии в рамках международных институциональных изменений: голос внутри международного института, выход из международного института, угроза выхода из международного института. Стратегия угрозы выхода — лучший выбор в условиях, когда стратегию голоса трудно реализовать, а издержки стратегии выхода высоки. Но условием для этой стратегии является вера в возможность ее выполнения, что зависит от внешних возможностей восходящей державы [Lipscy, 2015]. Лю Хунсун также указал на факторы, определяющие возможность угрозы выхода растущей державы из международного института, включая степень зависимости растущей державы от существующего международного института, внутреннюю поддержку выхода из существующего международного института в растущей державе и зависимость сформировавшейся державы от растущей державы [Hongsong, 2019].

В-четвертых, перспектива «принять — приостановить — инвестировать». Скотт Кастнер, Маргарет Пирсон и Чад Ректор утверждают, что Китай как растущая держава имеет три возможных варианта действий в реформировании глобального управления: принятие, приостановка и инвестирование. Возможности выбора Китая вовне и незаменимость сотрудничества с Китаем в рамках существующего международного института — два фактора, которые определяют его стратегический выбор. Китай будет готов больше инвестировать в поддержку режима, когда его внешние возможности относительно ограничены. Когда его внешние возможности достаточны, он примет существующий международный институт, если не является незаменимым игроком в поддержании режима. Если же Китай будет рассматриваться как незаменимый, он будет угрожать приостановкой поддержки режима, чтобы добиться уступок [Kastner, 2016].

В-пятых, перспектива «поэтапного реформирования». Чэнь Чжимин и Су Чанхэ утверждают, что Китай придерживается стратегии постепенных реформ в глобальном управлении. У этой стратегии есть четыре аспекта: внутренняя реформа, внешние инновации, взаимодополняемость внутреннего и внешнего и внешние инновации, способствующие внутренней реформе. Внутренняя реформа относится к продвижению реформы в рамках существующего международного института, постепенной демократизации управленческих решений, повышению справедливости правил управления и модернизации управленческих возможностей. Внешние инновации относятся к инициированию создания нового международного института в сферах, которые игнорируются или не могут регулироваться существующими институтами. Взаимодополняемость внутреннего и внешнего означает обеспечение отсутствия конфликтов между новыми и старыми международными институтами и создание каналов для диалога и коммуникации между ними. Внешние инновации, способствующие внутренним реформам, подразумевают продвижение внутренней реформы в рамках существующего международного института на основе демонстрации примера со стороны внешнего нового международного института [7Ытт, СИащИе, 2014].

Подводя итог, можно сказать, что существующие точки зрения более или менее объясняют выбор Китаем подхода к реформе глобального управления, но при этом имеют ряд недостатков. Хотя точка зрения «соотношение статус-кво и ревизионизма» отражает существующее разнообразие стратегий восходящей державы, она упускает из виду влияние факторов взаимодействия между восходящей и сформировавшейся державой в процессе изменения международных институтов. Перспектива международной институциональной конкуренции и балансирования обращает внимание на взаимодействие между восходящими и сформировавшимися державами в процессе международных институциональных изменений, но сосредотачивается на результатах взаимодействия, не предлагая достаточного анализа выбора пути восходящей держа-

Для сравнения, перспективы «голос — выход — угроза выхода», «принять — приостановить — инвестировать» и «поэтапного реформирования» обращают внимание на выбор пути восходящей державы, подчеркивая некоторые контекстуальные факторы, влияющие на этот выбор. Однако они по-прежнему игнорируют особенности существующих международных институтов. На самом деле эти особенности важны. Некоторые международные институты обладают гибкостью, позволяющей учитывать институциональные предпочтения растущей державы, тогда как другие — нет. В этом отношении теория «постепенных институциональных изменений» в историческом ин-ституционализме объединила контекстуальные факторы и особенности институтов в процессе институциональных изменений, которые имеют большой потенциал для объяснения выбора восходящей державой пути реформирования глобального управления. Таким образом, в данной статье будет представлена и пересмотрена теория «постепенных институциональных изменений» в рамках исторического институционализма, а также объяснен выбор восходящей державой пути с помощью двух ключевых переменных: право вето великой державы и гибкость международного института.

Новая теоретическая основа

Среди трех новых институциональных течений в политической науке изучение институциональных изменений занимает более видное место в историческом институцио-нализме, который предполагает взгляд на институты с точки зрения влияния и политики, подчеркивая их распределительные эффекты. Он отличается от функционализма

в рамках институционализма рационального выбора, который в основном рассматривает сотрудничество как решение проблем, требующих коллективных действий. Также отличаясь от социологического институционализма, который подчеркивает культурные компоненты институтов, исторический институционализм рассматривает институты прежде всего как политическое наследие конкретных эпизодов исторической борьбы. Питер Холл и Розмари Тейлор утверждают, что институты неравномерно распределяют влияние между социальными группами, предоставляя некоторым из них непропорциональный доступ к процессу принятия решений и ставя другие в невыгодное положение [Hall, Taylor, 1996].

Исторический институционализм подчеркивает, что в институты встроен динамический компонент, то есть они представляют собой результат компромисса или относительно устойчивого, хотя все еще оспариваемого соглашения, основанного на конкретной коалиционной динамике, которая в любой момент может быть подвержена изменениям. Те, кто извлекает большую выгоду из деятельности существующих институтов, могут объективно предпочитать преемственность и стать доминирующими акторами. Те, кто извлекает меньшую выгоду из существующего института, как правило, стремятся реформировать институт и становятся реформирующими акторами. В процессе институциональных изменений доминирующие и реформирующие акторы с разными ресурсами влияния и предпочтениями обычно стремятся создать разные формы институтов, и конечный институциональный результат часто становится продуктом политического компромисса между акторами.

В отношении институциональных изменений исторический институционализм сформировал две разные точки зрения: «модель прерывистого равновесия», представленную Стивеном Краснером, Джоном Икенберри и Джованни Капоча [Capoccia, Kelemen, 2007], и «модель постепенных институциональных изменений», представленную Кэтлин Телен, Джеймсом Махоуни и Вольфгангом Стриком. Модель прерывистого равновесия подчеркивает важность критического момента, который обычно понимается как период непредвиденных обстоятельств, когда традиционные ограничения на осуществление действий снимаются или ослабляются. Объяснения изменений, ориентированные на такие периоды, иногда также связаны с аргументами об относительном весе потенциала действий в сравнении со структурой на различных этапах. Другими словами, устойчивые исторические пути периодически перемежаются моментами активных действий и выбора.

Кэтлин Телен и Джеймс Махоуни утверждают, что проблема модели прерывистого равновесия состоит в том, что она слишком условна и слишком детерминирована. Условность и случайность заключаются в том, что первоначальный выбор (критический момент) рассматривается как довольно открытый и способный к изменениям в результате мелких событий или случайных обстоятельств. В политике такой «чистый лист» — большая редкость, и не все варианты действий одинаково жизнеспособны. Подход слишком детерминирован в части внутренних факторов критических моментов, подчеркивая, что они часто выполняют роль «блокираторов» посредством повышения выгод и положительной обратной связи. Недостатком такого подхода является неучет эндогенных источников изменений, а также понимание изменений как процесса исчезновения одного набора институтов и его замены другим [Mahoney, 2017].

Прорывным решением стала теория постепенных институциональных изменений в рамках исторического институционализма, которая включает независимые переменные, зависимые переменные и теоретические основы. С точки зрения независимых переменных причинами постепенных институциональных изменений являются изменение баланса сил между доминирующими и реформирующими акторами внутри

института и в системе, а также «стратегическое» переосмысление и перенос действующих институциональных правил реформирующими акторами в процессе реализации реформ. С точки зрения зависимых переменных четыре режима институциональных изменений, а именно замещение, дополнение, преобразование и избегание, являются вариантами выбора пути для реформирующих акторов. Теоретической основой выступает объясняющая модель, рассматривающая причинные связи между двумя независимыми переменными и четырьмя зависимыми переменными, которая показывает, при каких условиях реформирующий актор выбирает тот или иной режим институциональных изменений.

Независимые переменные

С одной стороны, учитывая институциональную преемственность, которая зиждется не только на накоплении, но и на постоянной мобилизации ресурсов, одним из важных источников изменений будет сдвиг в балансе сил между доминирующими и реформирующими акторами. Следует отметить, что изменение баланса сил должно быть контекстуальным и динамичным, а не статическим, поэтому правильнее описывать сдвиги в балансе сил с помощью концепции права вето доминирующего актора.

Джордж Цебелис отмечает, что так называемое право вето принадлежит субъектам, чье согласие необходимо для изменения статус-кво того или иного института [Tsebelis, 2002]. В процессе институциональных изменений, когда реформирующий актор выступает с инициативой институционального изменения, а доминирующий актор может использовать различные способы, чтобы помешать реализации этой инициативы, это показывает наличие у доминирующего актора значительных возможностей вето. В противном случае у доминирующего актора слабые возможности вето.

С другой стороны, реформирующие акторы часто «стратегически» переосмысливают и адаптируют существующие институциональные правила, что является еще одним источником постепенных институциональных изменений. Как отмечалось ранее, институты оказывают распределительное воздействие на ресурсы влияния. Доминирующие акторы и реформаторы начинают новую политическую борьбу вокруг применения институциональных правил. В этом отношении существуют важные различия между взглядом на перераспределение влияния институтов, социологическим инсти-туционализмом и институционализмом рационального выбора. В социологическом институционализме применение правил, по-видимому, не является проблемой. Если институты подразумевают когнитивные шаблоны, которые акторы бессознательно реализуют, они, скорее всего, не думают о несоблюдении правил. То, что институты воспринимаются как должное, делает их самодостаточными и самоподдерживающими. В институционализме рационального выбора санкции и мониторинг действительно играют роль механизмов предотвращения фрирайда и поощрения коллективных действий. А реализация правил является эндогенной в том смысле, что ожидаемые издержки и масштабы несоблюдения правил учитываются в стратегическом поведении акторов в рамках конкретного институционального равновесия [North, 1990].

В отличие от социологического институционализма и институционализма рационального выбора, исторический институционализм утверждает, что реформирующие акторы не будут реализовывать институциональные правила «добровольно», а будут делать это, исходя из своих собственных институциональных предпочтений, вытекающих не только из политически оспариваемого характера институциональных правил, но также из степени открытости их интерпретации и применения. Даже когда деятельность институтов формально кодифицирована, их руководящие принципы часто оста-

ются неоднозначными и всегда подвергаются интерпретациям, обсуждению и оспариванию. Дело не только в том, что однозначные правила исполняются в большей или меньшей степени. Борьба вокруг значения, применения и обеспечения соблюдения институциональных правил неразрывно связана с выделением ресурсов, которое она влечет за собой [Mahoney, Thelen, 2010]. Вольфганг Стрик и Кэтлин Телен предлагают новый подход, который концептуализирует формальные институты как социальные режимы, основанные на отношениях влияния, обязательств и принуждения к исполнению. Такое видение институтов не только допускает новую типологию постепенных институциональных изменений, но также привлекает большее внимание к роли интерпретации значения правил, их разнообразному применению и сбоям в исполнении социальных правил как потенциальным источникам изменений. Фактически этот подход показывает, что институты часто меняются не из-за смены формальных правил. Скорее, они эволюционируют из-за изменений в их интерпретации, значении, применении и функциях. Мы можем ожидать постепенного институционального изменения при наличии разрыва между правилом и его интерпретацией или правилом и его применением [Streeck, Thelen, 2005].

Как описать «стратегическую» интерпретацию и переосмысление институциональных правил реформирующими акторами в процессе институциональной трансформации? Исторический институционализм предлагает концепцию институциональной гибкости, которая представляет собой степень двусмысленности институциональных правил и их открытости к новым интерпретациям и переосмыслению [Mahoney, Thelen, 2010]. Институционализм рационального выбора признает институциональную гибкость источником конфликта, но предполагает, что такая гибкость со временем снизится или будет устранена путем формализации правил. Однако исторический институционализм рассматривает институциональную гибкость как более постоянную характеристику. Акторы с различными институциональными предпочтениями будут отстаивать возможности, которые предоставляет такая институциональная гибкость, поскольку вопросы интерпретации и переосмысления правил могут иметь серьезные последствия с точки зрения распределения ресурсов и существенных результатов деятельности института.

Зависимые переменные

Какие подходы могут выбрать реформирующие акторы, чтобы способствовать институциональным изменениям? Эти подходы — зависимые переменные в теории постепенных институциональных изменений. В зависимости от того, является ли целью создание нового института или переосмысление и переформатирование существующего, мы можем разделить возможные пути реформирующих акторов в институциональных изменениях на четыре типа: замещение, дополнение, преобразование и избегание [Mahoney, Thelen, 2010].

Замещение означает отказ от существующих институциональных правил и введение новых. Подобные институциональные изменения могут быть резкими и повлечь за собой радикальные сдвиги. Быстрый, внезапный распад институтов и их замена новыми, сопровождающие революции, очевидно, являются замещением. Однако замещение также может быть медленным процессом. Такой процесс возможен при появлении новых институтов, которые напрямую конкурируют со старыми. Новые институты часто создаются реформирующими акторами, которые не получают выгод в рамках старых институтов.

Дополнение означает введение новых правил в дополнение к существующим или наряду с ними. Дополнение происходит, когда новые правила присоединяются к существующим, тем самым изменяя способы, которыми исходные правила структурировали поведение. В отличие от замещения, дополнение вводит новые правила не взамен старых, а вместе с ними. Процесс дополнения часто имеет место, когда желающие трансформации института не в состоянии фактически изменить первоначальные правила или создать в явном виде альтернативные институты. Вместо этого они работают в рамках существующей системы, формируя новые правила в дополнение к прежним или наряду с ними. Хотя защитники института могут сохранить исходные правила, они не способны предотвратить внесение в них изменений и модификаций.

Преобразование означает изменение действующих правил в связи с их стратегическим переосмыслением. Оно происходит, когда правила формально остаются прежними, но интерпретируются и реализуются по-новому. Разрыв между правилами и их реализацией создается реформирующими акторами, которые активно используют присущую институтам гибкость. Путем переосмысления правил они формулируют для института новые функции, цели и задачи.

Избегание означает, что реформирующие акторы не вводят новые институциональные правила и не переосмысливают существующие, но уменьшают доверие к существующим правилам и активность их использования, усиливая свою автономию. Джеймс Махоуни и Кэтлин Телен используют концепцию дрейфа, подразумевающую изменение влияния существующих правил из-за изменений в окружающей среде. Мы думаем, что концепция дрейфа не принимает во внимание выбор реформирующими акторами пути институциональных изменений, поэтому мы используем понятие избегания вместо дрейфа.

Теоретические основы

Комбинируя две независимые переменные (возможности вето доминирующих акторов и гибкость существующего института) с четырьмя зависимыми переменными (замещение, дополнение, преобразование и избегание), мы можем получить теоретическую основу 2 х 2 для объяснения того, какой путь выберет реформирующий актор в институциональных изменениях. Она приведена в табл. 1.

Таблица 1. Выбор реформирующим актором пути институциональных изменений

Низкая гибкость существующего института Высокая гибкость существующего института

Сильные возможности вето доминирующего актора Избегание Дополнение

Слабые возможности вето доминирующего актора Замещение Преобразование

Источник: составлено автором.

В этой теоретической основе баланс сил между доминирующими и реформирующими акторами составляет политический контекст институциональных изменений, в то время как институциональная гибкость является основной характеристикой существующего института. Различия в политическом контексте и характере существующих институциональных правил являются двумя детерминантами выбора реформирующи-

ми акторами пути институциональных изменений. Мы можем задать два общих вопроса: (1) предоставляет ли политический контекст доминирующим акторам сильные или слабые возможности вето? (2) предоставляют ли существующие институты реформирующим акторам возможности по своему усмотрению переосмысливать и использовать правила? Ответы на эти два вопроса создают аналитическое пространство, представленное в табл. 1. Как видно из табл. 1, различия в возможностях вето доминирующего актора и гибкости существующего института связаны с четырьмя типами выбора реформирующими акторами пути институциональных изменений.

Когда доминирующий субъект обладает сильными возможностями вето в отношении инициатив реформирующих акторов, последние могут выбрать только избегание или дополнение, а не замещение или преобразование. Это определяется структурой влияния в рамках политического контекста. Следующим шагом становится выбор между избеганием и дополнением. Он зависит от гибкости существующего института. Если существующий институт настолько гибок, что может интегрировать новые правила, реформирующий актор выберет дополнение. Если существующий институт не обладает гибкостью, реформирующий актор предпочтет избегание.

Когда доминирующий субъект имеет слабые возможности вето в отношении инициатив реформирующих акторов, он может выбрать замещение или преобразование. Выбор вновь определяется структурой влияния в рамках политического контекста. Следующим шагом является выбор между замещением и преобразованием. Он также зависит от гибкости существующего института. Если институт очень гибок, реформирующий актор выберет преобразование. В конце концов, создание новых институциональных правил дорого обходится реформирующим акторам. Если существующий институт не обладает гибкостью, реформирующий актор может выбрать только замещение.

Основываясь на этой теории, мы проанализировали, как Китай выбирает свой путь в рамках реформы глобального управления. В данном случае доминирующим актором выступает сформировавшаяся держава (США), а реформирующим актором — восходящая держава (Китай). Возможности вето со стороны сформировавшейся державы и гибкость существующих международных институтов являются двумя определяющими факторами выбора пути восходящей державы в реформе глобального управления. Соответственно, мы предлагаем четыре гипотезы: (1) когда сформировавшаяся держава обладает сильными возможностями вето, а существующий международный институт имеет низкую гибкость, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь избегания; (2) когда у сформировавшейся державы есть сильные возможности вето, а существующий международный институт обладает высокой гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь дополнения; (3) когда у сформировавшейся державы слабые возможности вето, а у существующего международного института низкая гибкость, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь замещения; (4) когда сформировавшаяся держава имеет слабые возможности вето, а существующий международный институт обладает высокой гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь преобразования. Это показано на рис. 1.

Далее в данной статье эти четыре гипотезы будут проверены на основе анализа четырех сфер реформирования глобального управления, включая реформу суверенных кредитных рейтингов, международной валютно-финансовой системы (МВФС), соглашений о свободной торговле и многосторонних банков развития (МБР). Следует отметить, что выбор указанных четырех кейсов обусловлен двумя причинами [Оеёёе8, 1990]: (1) что касается участников, США являются доминирующим актором в этих четырех случаях, а Китай — реформирующим актором; (2) что касается сферы, все вы-

бранные случаи имеют распределительные последствия: и доминирующий, и реформирующий актор борются за собственные институциональные предпочтения. Выбор кейсов проиллюстрирован в табл. 2.

Преобразование i 1 Высокая гибкость института Дополнение

Слабые возможности вето Сильные возможности вето

Замещение Избегание

Низкая гибкость института

Рис. 1. Выбор пути восходящей державой Источник: составлено автором.

Таблица 2. Выбор кейсов

Высокая гибкость существующего института Низкая гибкость существующего института

Сильные возможности вето сформировавшейся державы Дополнение (международная валютно-финансовая система, МВФС) Избегание (суверенные кредитные рейтинги)

Слабые возможности вето сформировавшейся державы Преобразование (многосторонние банки развития, МБР) Замещение (соглашения о свободной торговле)

Источник: составлено автором.

Реформирование суверенных кредитных рейтингов и китайский путь избегания

Выбор Китаем пути

В сентябре 2008 г., когда случился американский ипотечный кризис, в полной степени проявились недостатки существующей системы международного суверенного рейтингового кредитования, и три ведущих американских рейтинговых агентства, Standard & Poor's, Moody's и Fitch («большая тройка»), подверглись международной критике. Критики полагали, что «большая тройка» монополизировала международный рынок кредитных рейтингов, отличающийся низкой прозрачностью, недостатком кон-

куренции и независимости, и сыграла проциклическую роль в процессе финансового кризиса, усилив циклические макроэкономические колебания. В октябре 2009 г. кризис суверенного долга разразился по очереди в пяти европейских странах, включая Грецию, Ирландию, Италию, Испанию и Португалию, вновь выдвинув «большую тройку» на передний план. Реформирование системы суверенного кредитного рейтингования считается одной из ключевых и актуальных тем реформы глобального управления. В этом контексте Китай активно участвовал в данной реформе.

На первом саммите «Группы двадцати» в ноябре 2008 г. председатель КНР Ху Цзиньтао предложил принцип реформирования международных рейтинговых агентств. «Реформа международной финансовой системы должна быть направлена на установление нового международного финансового порядка, который будет честным, справедливым, инклюзивным, организованным и будет функционировать на комплексной, сбалансированной, поступательной и ориентированной на результат основе. Необходимо реформировать и усовершенствовать международную систему регулирования и создать кодекс поведения для рейтинговых агентств», — заявил Ху Цзиньтао [Hu Jintao, 2008]. На четвертом саммите «двадцатки» в июне 2010 г. Ху Цзиньтао систематически выдвигал конкретный план реформы институциональной среды суверенного рейтин-гования. «Мы должны усилить надзор за международными рейтинговыми агентствами, уменьшить зависимость от международных рейтинговых агентств, усовершенствовать кодекс их поведения и сделать методологию и стандарты суверенного рейтингования объективными, справедливыми, обоснованными и беспристрастными», — подчеркнул Ху [Hu Jintao, 2010]. Таким образом, ключевым элементом плана реформы стало снижение зависимости от международных рейтинговых агентств.

Глава Народного банка Китая Чжоу Сяочуань более подробно изложил план реформы. «С одной стороны, крупные финансовые институты должны пересмотреть нормативные положения и уменьшить зависимость от международных кредитных рейтинговых агентств. С другой стороны, мы должны поддерживать отечественные кредитные рейтинговые агентства на внутреннем рынке облигаций Китая» [Zhou, 2012]. Заместитель министра финансов Китая Чжу Гуанъяо также отметил, что в нынешней ситуации, когда существует множество препятствий на пути реформирования международной системы кредитных рейтингов, реформа институциональной среды рей-тингования должна начинаться внутри Китая путем поддержки получения местными рейтинговыми агентствами контроля над внутренним рейтинговым рынком, а также уменьшения чрезмерного использования и снижения зависимости от международных рейтинговых агентств» [Zhou, 2010].

С точки зрения выбора пути китайский подход к реформе международных кредитных рейтингов можно охарактеризовать как избегание, а именно сокращение чрезмерного использования и зависимости от «большой тройки» и поддержка национальных рейтинговых агентств в контроле над внутренним рынком облигаций. Почему Китай выбирает именно этот путь? Согласно теории, этот вопрос можно проанализировать с учетом двух аспектов: сильных возможностей вето США и низкой гибкости «большой тройки».

Сильные возможности вето США

В сфере суверенного кредитного рейтингования США обладают структурным влиянием и сильными возможностями вето, что обусловлено масштабом и привлекательностью рынка облигаций США, авторитетом «большой тройки» и большим влиянием США в «Группе двадцати» и других международных институтах, в рамках которых обсуждается реформа кредитных рейтингов.

Во-первых, масштаб и привлекательность американского рынка облигаций делают Комиссию по ценным бумагам и биржам США (SEC) фактическим стражем международной индустрии суверенных кредитных рейтингов. Целью создания суверенного кредитно-рейтингового агентства является предоставление услуг кредитного рейтин-гования эмитентам суверенных облигаций на международном рынке. Таким образом, международный рынок облигаций как место скопления эмитентов суверенных облигаций и инвесторов составляет основу влияния института суверенного рейтингового кредитования. В некотором смысле «тот, кто контролирует международный рынок облигаций, контролирует отрасль суверенных кредитных рейтингов» [Soudis, 2015]. Согласно статистике Банка международных расчетов (БМР), в июне 2010 г. баланс непогашенных облигаций на мировом рынке составлял 89,28 трлн долл. США, из них на американский рынок облигаций приходилось 24,2%, что намного больше, чем доля Великобритании (13,7%) и Германии (7,4%), занимавших второе и третье места [People's Bank of China, 2010]. Именно из-за масштабов и привлекательности рынка облигаций США все суверенные рейтинговые агентства стремятся работать на американском рынке облигаций США, если хотят оказывать международное влияние. Они получают квалификацию «Национально признанная статистическая рейтинговая организация» (NRSRO) от Комиссии по ценным бумагам и биржам США, что наделяет ее сильными «институциональными возможностями вето» в рамках реформы международных кре-дитно-рейтинговых институтов.

Во-вторых, доверие к «большой тройке» укрепило ее «авторитет», что затрудняет конкуренцию для новых рейтинговых агентств. Например, агентство Standard & Poor's было основано в 1860 г. За последние 160 лет оно постепенно заняло лидирующие позиции в отрасли благодаря «независимому и тщательному» анализу корпоративных облигаций, суверенных облигаций, акций, паевых инвестиционных фондов и других инвестиционных продуктов. В настоящее время коллектив Standard & Poor's насчитывает более 1500 рейтинговых аналитиков, предоставляющих услуги рейтингования для компаний и суверенных эмитентов в 128 странах мира. Созданные им индексы Standard & Poor's 1200 и Standard & Poor's 500 стали эталоном, отражающим показатели мирового фондового рынка и индекс инвестиционного портфеля США, и оказывают большое влияние на мировые финансовые рынки [S&P Global Ratings, 2019]. Согласно отчету SEC, в 2009 г. в бизнесе по рейтингованию государственных, местных и суверенных облигаций по всему миру на долю Standard & Poor's приходилось 45,00%, Moody's -38,63%, Fitch — 15,80%, то есть на всю «большую тройку» суммарно приходилось более 99% и она находилась в абсолютно монопольном положении [Chen Hong, 2009].

Наконец, США обладают очень большим влиянием в «Группе двадцати» и других международных институтах, в рамках которых обсуждается реформа кредитных рейтингов. Страны с формирующейся рыночной экономикой во главе с Китаем неоднократно призывали «двадцатку», СФС и ИОСКО к реформированию международных кредитно-рейтинговых агентств [BRIC Finance Communique, 2009]. Однако стоит отметить, что США обладают значительным влиянием при определении повестки дня и принятии решений в рамках этих институтов. В конце концов, реформы, одобренные данными институтами, оказались весьма ограниченными. В ноябре 2008 г. «Группа двадцати» поддержала идею о том, что все рейтинговые агентства должны быть зарегистрированы и, таким образом, подлежать надзору — практика, которую США уже внедрили в 2006 г. «Двадцатка» также настаивала на том, чтобы рейтинговые агентства соблюдали пересмотренный кодекс поведения ИОСКО 2008 г., но этот кодекс не наложил существенных ограничений на «большую тройку». Он был сосредоточен на таких вопросах, как раскрытие информации, а не на прямом регулировании их методологий

и стандартов рейтингования, которые более всего беспокоят страны с формирующейся рыночной экономикой [Helleiner, Wang, 2018].

Иными словами, масштаб и привлекательность рынка облигаций США, доверие к «большой тройке» и очень сильное влияние США в «Группе двадцати» и других международных институтах определяют сильные возможности вето США в сфере международного кредитного рейтингования. Поэтому Китаю сложно выбрать путь замещения или преобразования. При таких обстоятельствах Китай может выбрать только дополнение или избегание. Как Китай делает выбор? Ответ связан с другой переменной — низкой гибкостью «большой тройки».

Низкая гибкость «большой тройки»

Институциональная гибкость «большой тройки» относительно невысока, а принятые ею методология и стандарты рейтингования основаны главным образом на американских внутренних политических и экономических институтах. Следовательно, те страны, чьи политические и экономические институты аналогичны американским, будут иметь более высокий суверенный кредитный рейтинг, чем те, в которых иная ситуация.

Например, агентство Standard & Poor's опубликовало в 2008 г. методологию и стандарты суверенного кредитного рейтингования. Они включают политические, экономические, финансовые, внешнефинансовые и денежно-кредитные факторы. Политические факторы в основном ранжируются в соответствии с институциональной моделью США с упором на баланс сил, участие в политической жизни и открытые СМИ. Факторы внешнего финансирования в основном связаны с внешней ликвидностью и внешними обязательствами в суверенной валюте в рамках международных операций, а их измерение основано на выпуске международных резервных и активно торгуемых валют. Это фактически подчеркивает, что страны-эмитенты резервных валют могут прибегать к чрезмерной эмиссии валюты, чтобы увеличить возможности погашения суверенного долга и использования новых долгов для погашения старых. Денежно-кредитные факторы в основном учитывают независимость центрального банка и степень рыночной ориентации денежно-кредитной политики. Независимость центрального банка и рыночная ориентация денежно-кредитной политики, очевидно, соответствуют модели США [Standard and Poor's, 2008] (табл. 3).

Иными словами, методология и стандарты суверенного кредитного рейтингова-ния «большой тройки» явно тенденциозны в отношении США, испытывают сильное влияние неолиберализма и Вашингтонского консенсуса. В результате такая международная система кредитных рейтингов не обладает гибкостью, чтобы развивающиеся страны могли ее по-новому интерпретировать.

Резюме

Подводя итог, можно сказать, что в сфере суверенного кредитного рейтингования США обладают сильными возможностями вето, что затрудняет для Китая выбор пути замещения или преобразования. Между тем кредитные рейтинговые агентства «большой тройки», в которых доминируют США, не обладают открытостью и не учитывают различия политических и экономических институтов и стадий развития, что затрудняет для Китая переосмысление институциональных правил. В этих условиях Китай выбирает путь избегания. Таким образом, гипотеза 1 (когда сформировавшаяся держава обладает сильными возможностями вето, а существующий международный институт

Таблица 3. Факторы рейтинга и их оценки Standard & Poor's в 2008 г.

Факторы рейтинга Индикаторы оценки

Политические Существует ли механизм политических сдержек и противовесов, степень исполнения контрактов и соблюдения законов, надежность информации и статистических данных и степень свободы их публикации, существует ли независимая судебная система, хорошо ли развито гражданское общество, свободные и открытые СМИ

Экономические ВВП на душу населения, перспективы экономического роста, экономическая диверсификация и масштаб колебаний

Финансовые Отношение государственного долга к ВВП, бремя государственного долга

Внешнефинансовые Выпуск международной резервной или активно торгуемой валюты, внешняя ликвидность страны, внешний долг страны

Денежно-кр едитные Независимость и цели центрального банка, рыночная ориентация денежно-кредитной политики, рыночная капитализация внутренних кредитных рынков и рынков облигаций в местной валюте, большой объем облигаций в местной валюте, выпущенных центральным правительством

Источник: составлено автором.

имеет низкую гибкость, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь избегания) согласуется с эмпирическими данными.

Реформа международной валютно-финансовой системы и китайский путь дополнения

Выбор Китаем пути

Вспышка и быстрое распространение международного финансового кризиса в

2008 г. отражает внутреннюю слабость и системные риски существующей международной валютно-финансовой системы. После кризиса реформа МВФС системы стала одной из обсуждаемых тем в рамках диалога по глобальному управлению. 23 марта

2009 г., накануне саммита «Группы двадцати» в Лондоне, Чжоу Сяочуань опубликовал статью «Реформа международной валютно-финансовой системы» и предложил «китайский план» (также известный как «план Чжоу Сяочуаня») реформирования. «С теоретической точки зрения международный резервный актив должен, во-первых, быть привязан к стабильному эталону и эмитироваться в соответствии с четким набором правил, чтобы обеспечить упорядоченное предложение; во-вторых, его предложение должно быть достаточно гибким, чтобы позволять своевременную корректировку в соответствии с изменяющимся спросом; в-третьих, такие корректировки не должны быть связаны с экономическими условиями и суверенными интересами какой-либо отдельной страны. Признание национальной валюты, которая держится на кредите, в качестве основной международной резервной валюты — редкий и особый случай в истории», — подчеркнул Чжоу. «Создание новой и широко принятой резервной валюты со стабильным оценочным показателем может занять много времени. В краткосрочной перспективе следует уделить особое внимание повышению роли СДР. У СДР есть особенности и потенциал, чтобы выступать в качестве суперсуверенной резервной валюты. Необходимо дальнейшее совершенствование оценки и распределения СДР. Корзина валют, формирующих основу для оценки СДР, должна быть расширена, что-

бы включать валюты всех крупнейших экономик, а ВВП также может быть включен в качестве весового фактора». Согласно этому плану, поскольку Китай — вторая по величине экономика в мире, китайская валюта, юань, должна быть включена в корзину СДР вместе с долларом США, евро, японской иеной и т.д. [Zhou, 2009].

Чтобы претворить этот план в жизнь, Китай предпринял ряд шагов в области экономической дипломатии в рамках «Группы двадцати» и МВФ. В 2011 г. Франция, ставшая председателем «двадцатки», сделала реформу международной валютно-финансо-вой системы одной из основных тем «Группы двадцати» и учредила Рабочую группу по международной финансовой архитектуре. Китай, в свою очередь, активно сотрудничал с Францией в рамках совместного проведения «семинара высокого уровня по реформе международной валютно-финансовой системы» в Нанкине в марте 2011 г., выдвинув концепцию «теневых СДР» и предложив участие в нем стран с формирующейся рыночной экономикой, чьи валюты могут быть включены в корзину СДР. Наконец, на саммите «Группы двадцати» в Каннах в ноябре Китай успешно подтолкнул лидеров «двадцатки» к достижению консенсуса в отношении того, что состав корзины СДР должен и дальше отражать роль валют в мировой торговой и финансовой системе [Communique: G20 Leaders' Summit, 2011].

В марте 2015 г. директор-распорядитель МВФ Кристин Лагард посетила Китай, который официально заявил МВФ о своем стремлении включить юань в корзину СДР. После этого МВФ учредил рабочую группу по пересмотру корзины СДР, которая ежемесячно вела переговоры с Народным банком Китая (НБК). К октябрю 2015 г., после девяти раундов переговоров, обе стороны наконец открыли юаню путь для включения в корзину СДР. В этот период председатель КНР Си Цзиньпин посетил США, и страны достигли консенсуса по вопросу включения юаня в корзину СДР. США обязались поддержать это включение [Outcome List of President Xi Jinping's Visit to the US, 2015], что фактически устранило крупнейшее политическое препятствие на его пути. 30 ноября 2015 г. Совет директоров МВФ обсудил и единогласно утвердил доклад о пересмотре СДР и определил, что юань соответствует критериям «свободно используемой валюты». Наконец, 1 октября 2016 г. юань был успешно включен в корзину СДР.

С точки зрения выбора пути китайский подход к реформированию международной валютно-финансовой системы можно охарактеризовать как дополнение, поскольку юань вместе с долларом США включен в корзину СДР. Почему Китай выбрал путь дополнения для реформирования международной валютно-финансовой системы? Согласно теории, этот выбор можно объяснить двумя аспектами: сильными возможностями вето США и высокой гибкостью СДР.

Сильные возможности вето США

В международной валютно-финансовой системе США обладают сильными возможностями вето, о чем свидетельствует монопольная позиция доллара США в международных транзакциях (масштабно используется) и крупных операциях на валютном рынке (масштабно торгуется). Огромный разрыв в масштабах использования и торговли между юанем и долларом США делает для Китая практически невозможным выбор пути замещения или преобразования в отношении реформы МВФС.

Индикаторы — это косвенное средство оценки масштабов использования валюты и торговли ею. Доли валют в официальных резервах, международных банковских обязательствах и международных долговых ценных бумагах являются важными факторами для оценки широты использования, а объем транзакций (например, оборот) — масштабов торговли на финансовых рынках.

Что касается широты использования, значение показателя официальных резервов взято из обзора МВФ «Валютная структура официальных валютных резервов» (COFER). В 2015 г. доля доллара США составляла 64,1%, а юань отдельно в исследовании не выделялся. В официальных активах в иностранной валюте (OFA) в 2014 г. доля доллара США составляла 63,7%. Для юаня этот показатель составлял всего 1,1%. В международных банковских обязательствах (IBL) в 2014 г. доля доллара США составляла 52,1%, а в случае юаня — всего 1,9%. Что касается международных долговых ценных бумаг (IDS), то непогашенные IDS, номинированные в долларах США, составляли 43,1% в первом квартале 2015 г., в то время как непогашенные IDS в юанях — лишь 0,6% [IMF paper, 2015].

Валютная структура оборота мирового валютного рынка является основным индикатором для оценки того, активно ли продается валюта. По данным Банка международных расчетов, в 2014 г. доля доллара США по этому показателю составляла 43,5%, тогда как доля юаня — всего 1,1%. Хотя доля юаня существенно увеличилась с 0,4% в 2010 г., то есть был достигнут значительный прогресс в этой сфере, огромный разрыв между юанем и долларом США все еще существует [IMF paper, 2015].

Итак, предварительные данные и анализ, представленные выше, позволяют предположить, что международное использование валют и торговля ими происходят в относительно широком спектре. Доллар США, безусловно, доминирует. Хотя масштабы использования и торговли юанем значительно увеличились с момента обзора 2010 г. с низкой базы, ему предстоит пройти долгий путь, чтобы достичь уровня доллара США по масштабам международного использования и торговли. Таким образом, путь Китая применительно к реформе МВФС может быть только дополнением или избеганием. Какой путь выбрать? Этот выбор связан с другой переменной — высокой гибкостью СДР.

Высокая гибкость СДР

Хотя при включении в СДР особое внимание уделяется критериям свободного использования валюты, его измерение и интерпретация, включая стандарты и индикаторы измерения и данные для индикаторов, неоднозначны и гибки. С февраля по ноябрь 2015 г. МВФ и НБК провели девять раундов переговоров о том, является ли юань свободно используемой валютой или нет. В процессе переговоров высокая гибкость СДР открыла путь для включения юаня в корзину.

Во-первых, стоит отметить стандарты измерения свободного использования валюты. В рамках переговоров НБК подчеркивал, что стандарт свободного использования валюты не является стандартом ее свободной конвертации. В феврале 2015 г. МВФ указал, что хотя конвертируемость счета операций с капиталом не является необходимым условием для включения юаня в корзину СДР, свободное использование валюты объективно требует конвертируемости счета операций с капиталом. В ответ НБК отметил, что определенная взаимосвязь между свободным использованием юаня и свободно конвертируемым счетом операций с капиталом в китайской валюте хотя и существует, китайская интерпретация свободной конвертации счета операций с капиталом отличается от традиционной: последняя предполагает полную конвертируемость, а первая — управляемую свободную конвертируемость, основываясь на опыте глобального финансового кризиса 2008 г. [People's Bank of China, 2017]. Кроме того, Чжоу Сяочуань отметил, что МВФ не дал точного определения свободно конвертируемой валюты. В статьях соглашения МВФ информация о свободно конвертируемой валюте разделена на семь категорий и 40 критериев. Важность каждого из критериев не

ясна, их трудно определить. Что касается Китая, он соответствует 35 критериям, то есть юань является практически свободно конвертируемой валютой [Zhou, 2018].

Во-вторых, показатели измерения свободного использования валюты обладают гибкостью. По сравнению с другими основными резервными валютами интернационализация юаня имеет свою уникальность: она началась в области реальной экономики, а открытость текущего счета Китая выше, чем открытость счета операций с капиталом, что означает, что юань широко используется в сфере торговли и услуг, а не масштабно торгуется на финансовом рынке. Существовавшие ранее индикаторы свободного использования валют уделяют больше внимания использованию на финансовом рынке, а не в торговле и услугах, поэтому они не могут точно измерить степень интернационализации юаня.

В ходе переговоров НБК неоднократно предлагал добавить новые индикаторы для измерения реального прогресса интернационализации юаня в сфере торговли и услуг. Наконец, МВФ согласился добавить два новых показателя, а именно «долю валюты в трансграничных платежах» и «долю валюты в финансировании торговли», чтобы лучше отразить реальную ситуацию с интернационализацией юаня. Директор международного департамента НБК Чжу Цзюнь отметил, что «МВФ полностью учел особое положение Китая, поскольку интернационализация юаня идет быстрее и больше отражается в сфере торговли и инвестиций, в то время как первоначальных показателей МВФ недостаточно, чтобы отразить свободное использование юаня, поэтому он добавил показатели трансграничных платежей и торгового финансирования» [Forex, 2019].

Наконец, необходимо рассмотреть данные для измерений свободы использования валюты. Трехлетнее исследование валютных операций, проводимое БМР, не могло отразить актуальную ситуацию с интернационализацией юаня, потому что последний раунд исследования был проведен в 2013 г., а следующий намечался на 2016 г. Поэтому Китай призвал МВФ и БМР провести специальное расследование данных по юаню и увеличить количество дополнительных данных, что способствует более точному отражению динамических изменений интернационализации юаня. Это объясняется тем, что интернационализация юаня быстро развивалась в последние годы, в то время как традиционный стандарт обзора СДР в основном фокусируется на биржевых данных, которые отражают инерцию использования валюты страной, но недооценивают степень динамической корректировки валюты.

В ходе переговоров НБК предложил добавить специальное расследование данных юаня. В результате МВФ и БМР договорились провести специальное расследование состава официальных резервных фондов и международных банковских обязательств (МБЛ). Крупные центральные банки участвовали в специальном расследовании, эффективно восполняя пробел в данных, измеряющих степень свободного использования юаня. В то же время в процессе оценки Международного индекса долговых ценных бумаг МВФ не только исследовал биржевые данные, но и повысил оценку инкремент-ных данных. Йи Ган, тогдашний заместитель управляющего НБК, отметил, что МВФ и БМР эффективно восполнили пробел в данных, связанный с интернационализацией юаня, обеспечив тем самым мощную информационную поддержку для измерения степени свободного использования юаня [Народный банк Китая, 2017].

Иными словами, система SDR обладает высокой гибкостью. В ходе переговоров между МВФ и НБК гибкость СДР включала стандарты измерения, показатели и данные свободно используемой валюты, что обеспечивало прочную основу для включения юаня в СДР.

Резюме

Подводя итог, можно сказать, что применительно к международной валютно-финансовой системе (МВФС) США по-прежнему занимают монопольное положение и обладают сильными возможностями вето в отношении любых инициатив по ее реформе, будь то международные транзакционные платежи или операции на мировом валютном рынке. Юаню еще предстоит пройти долгий путь, чтобы достичь уровня доллара США, а это означает, что у Китая нет возможности пойти путем замещения или преобразования при реформировании МВФС. Однако международная институциональная гибкость системы СДР МВФ, в которой доминируют США, высока, что дает возможность Китаю по-новому интерпретировать стандарты свободного использования валюты. В этих условиях Китай выбрал путь дополнения, обеспечив включение юаня наряду с долларом США в корзину СДР. Следовательно, ситуация согласуется с гипотезой о том, что «при наличии у сформировавшейся державы сильных возможностей вето и высокой гибкости существующего международного института восходящая держава с большей вероятностью выберет путь дополнения».

Реформа соглашений о свободной торговле и китайский путь замещения

Выбор Китаем пути

Первоначально Транстихоокеанское партнерство (ТТП) было Соглашением о свободной торговле между Сингапуром, Брунеем, Чили и Новой Зеландией (P4). Оно вступило в силу 28 мая 2006 г. Из-за небольшого размера экономик P4 и ограниченного политического влияния ТТП долгое время не привлекало к себе большого внимания. Но когда США проявили интерес к ТТП, оно стало самым популярным соглашением о свободной торговле в Азиатско-Тихоокеанском регионе. 14 ноября 2009 г. во время своей поездки в Азию президент США Барак Обама объявил, что США со странами ТТП планируют разработку Соглашения о свободной торговле XXI в. с широким составом участников и высокими стандартами, что указывало на намерение США использовать ТТП для продвижения собственных правил торговли [Elms, 2009].

8 ноября 2011 г., накануне встречи АТЭС на Гавайях, США созвали страны — участницы ТТП для переговоров по новому соглашению P4, которое должно было определить новый стандарт торговли XXI в. В своем выступлении на Ежегодном собрании Американского общества международного права 2011 г. торговый представитель США Рон Кирк предложил правительству США провести переговоры с другими партнерами по ТТП о новом соглашении для его последующего утверждения Конгрессом США, а не использовать оригинальное Соглашение P4 [Hamanaka, 2014]. Впоследствии Вьетнам, Перу, Мексика, Япония, Канада, Австралия и Малайзия последовательно объявили о присоединении, внося свой вклад в постепенное превращение ТТП в сильное региональное торговое соглашение, объединяющее 12 стран Азиатско-Тихоокеанского региона. 5 октября 2015 г. в США завершились пятилетние переговоры по ТТП и формально было заключено крупнейшее региональное торговое соглашение после ВТО. На 12 его членов приходится около 40% мирового ВВП и треть мировой торговли.

ТТП, «соглашение о свободной торговле XXI в., отвечающее высоким стандартам», охватывает не только либерализацию торговли товарами и услугами, но также политику в области инвестиций и конкуренции, особенно в отношении государственных предприятий и прозрачности государственных закупок, а также другие чувствительные

вопросы, которые развивающиеся страны не хотят обсуждать в рамках переговоров в ВТО. Кроме того, ТТП также подразумевает строгую защиту прав интеллектуальной собственности, обязательные экологические и трудовые стандарты, а также введение нейтрального и прозрачного «механизма урегулирования споров между инвесторами и государством». Эти характеристики резко отличают ТТП от прежних соглашений о свободной торговле, основанных на правилах ВТО. ТТП рассматривается как институт, уравновешивающий растущее экономическое влияние Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе [Perlez, 2015].

Для ответа на вызов ТТП, в котором доминируют США, Китай решительно поддерживал соглашение о свободной торговле только в рамках Азии, а не в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Фактически он начал изучать возможности создания Соглашения о зоне свободной торговли в Восточной Азии (EAFTA) еще в 2004 г. Однако из-за конкуренции с Японией за экономическое лидерство в Восточной Азии прогресс в создании EAFTA был ограниченным. В 2006 г. Япония предложила идею Всеобъемлющего экономического партнерства стран Восточной Азии (CEPEA). Разница между EAFTA и CEPEA заключается в следующем: (1) членство в EAFTA осуществляется по формуле 10+3, а в CEPEA — 10+6; Япония намеревалась ослабить влияние Китая за счет более широкого состава; (2) основой повестки EAFTA является либерализация торговли товарами и услугами, в то время как CEPEA охватывает либерализацию торговли товарами и услугами, инвестиции и защиту интеллектуальной собственности (так называемое всеобъемлющее экономическое партнерство). Долгое время конкуренция между Китаем и Японией мешала АСЕАН играть ведущую роль в соглашении о свободной торговле в Азии.

В условиях усиливающегося давления со стороны ТТП Китай начал соглашаться с предложенным кругом членов и всеобъемлющей повесткой CEPEA. В августе 2011 г. Китай и Япония работали рука об руку на встрече министров экономики в формате 10+6, на которой было предложено создать рабочую группу по либерализации торговли и инвестиций. Исходя из этого АСЕАН предложила учредить Всестороннее региональное экономическое партнерство (ВРЭП) на саммите стран Восточной Азии в ноябре 2011 г. 30 августа 2012 г. на встрече министров экономики в формате 10+6 были приняты руководящие принципы и цели переговоров по ВРЭП. 20 ноября лидеры стран «10+6» выступили с «Совместным заявлением о начале переговоров по Всестороннему региональному экономическому партнерству».

Следует отметить,, что ВРЭП, поддерживаемое и продвигаемое Китаем, коренным образом отличается от ТТП, в котором доминируют США: ВРЭП принадлежит к первому поколению торговых правил в рамках ВТО, а ТТП относится ко второму поколению торговых правил за рамками ВТО. ВРЭП охватывает торговлю товарами, торговлю услугами, инвестиции, экономическое и техническое сотрудничество, права интеллектуальной собственности, конкуренцию и урегулирование споров. Большинство из этих вопросов связано с либерализацией правил торговой политики первого поколения, применяемых «на границе». ТТП, в свою очередь, включает положения не только о доступе на рынок, например, по торговле товарами и услугами и инвестициям, но также по расширенной защите прав интеллектуальной собственности, государственным закупкам, государственным предприятиям, рабочей силе и окружающей среде, а также гармонизации регулирования и т.д. Его глубина и широта намного превосходит правила ВТО, а большая часть содержания связана с либерализацией правил торговли второго поколения «в рамках границ» [Horn, Mavroidis, Sapir, 2010].

С точки зрения выбора пути китайский подход к реформе соглашений о свободной торговле можно назвать замещением, поскольку он подразумевает создание силь-

но отличающихся институциональных правил, которые напрямую конкурируют с существующими и призваны занять их место. Почему Китай выбирает путь замещения, а не другие пути? Согласно теории, ответ дает анализ двух аспектов: возможностей вето сформировавшейся державы и гибкости существующих институциональных правил.

Слабые возможности вето США

В области соглашений о свободной торговле возможности вето США слабы. Если говорить о ТТП, в котором доминируют США, Китай может продвигать альтернативное соглашение о свободной торговле — ВРЭП, созданию которого Соединенным Штатам трудно помешать.

Во-первых, после глобального финансового кризиса торговая зависимость большинства стран Азиатско-Тихоокеанского региона от рынка США снизилась, а зависимость от Китая увеличилась, что определяет рыночное влияние КНР. Характерной чертой экономического развития стран АТР является их высокая зависимость от внешних рынков. Благодаря быстрому экономическому росту и все большей открытости для мира Китай предоставил своим азиатско-тихоокеанским соседям расширяющиеся экспортные рынки и перспективы экономического роста, в результате чего экономика большинства стран АТР гораздо больше зависит от китайского рынка, чем от США [Park, Shin, 2009]. Следовательно, им трудно отказаться от участия в поддерживаемом Китаем соглашении о ВРЭП. Это хорошо объясняют данные, представленные в табл. 4.

Таблица 4. Доля торговли стран Азиатско-Тихоокеанского региона с Китаем и США в общем объеме их торговли, 2011 г.

Страна АТР Торговля с Китаем, % Торговля с США, %

Бруней 7,43 1,27

Малайзия 13,02 7,24

Сингапур 10,42 7,98

Таиланд 12,68 7,72

Вьетнам 17,78 10,68

Япония 20,62 12,16

Республика Корея 20,41 9,37

Индия 9,71 7,27

Австралия 23,25 7,31

Новая Зеландия 14,17 9,32

Источник: [IMF, Direction of Trade Statistics Yearbook, 2012].

Во-вторых, большинство стран Азиатско-Тихоокеанского региона уже подписали соглашения о свободной торговле с Китаем, поэтому подписание нового соглашения в рамках ВРЭП не окажет на них существенного влияния. Это определяет институциональные возможности Китая. Соглашение о свободной торговле между Китаем и АСЕАН (первое соглашение о свободной торговле, которое Китай стал обсуждать с внешним миром) было заключено в 2010 г. В ноябре 2004 г. начались переговоры о зоне свободной торговли между Китаем и Новой Зеландией — первые переговоры такого

рода с развитой страной. Соглашение было заключено в 2008 г. В мае 2005 г. Китай и Австралия начали переговоры о ЗСТ, которые стали первым примером переговоров КНР с крупной развитой экономикой. Это соглашение о свободной торговле отличалось высоким уровнем либерализации торговли и инвестиций и было заключено в ноябре 2014 г. В мае 2012 г. начались переговоры о ЗСТ между Китаем и Южной Кореей, которая на тот момент имела самый большой объем торговли среди всех стран, с которыми Китай вел переговоры. Соглашение также отличалось масштабом охвата. Оно было заключено в июне 2015 г.

Наконец, инклюзивность и разнообразие самого ВРЭП более привлекательны, чем высокие стандарты ТТП. Существует большой разрыв в стадии и уровне развития стран АТР. Большинство из них, особенно менее развитые страны, предпочитают инклюзивную и гибкую модель региональной экономической интеграции, за которую выступает ВРЭП. Что касается институциональных правил, ВРЭП воплощает первое поколение правил торговой политики в соответствии с нормами ВТО и сосредоточен на вопросах доступа к рынкам, таких как либерализация и упрощение торговли и инвестиций, подчеркивая широкий спектр экономического и технического сотрудничества между странами-членами, в отличие от ТТП — соглашения о свободной торговле XXI в. с высокими стандартами [RCEP, 2013].

Подведем итоги. США обладают слабыми возможностями вето в сфере соглашений о свободной торговле в АТР. Это результат сильного рыночного и институционального влияния Китая в данном регионе. В данных условиях Китай имеет возможность выбрать путь замещения или преобразования. Почему Китай в итоге выбрал замещение? Ответ связан с другой переменной — гибкостью ТТП.

Низкая гибкость ТТП

Институциональная гибкость ТТП невысока, а его высокие стандарты на самом деле в основном отражают предпочтения США, которым не хватает инклюзивности по отношению к позициям Китая. Поэтому Китаю сложно по-новому интерпретировать правила ТТП, и он может выбрать только путь замещения в рамках реформы соглашений о свободной торговле.

Во-первых, текст ТТП написан в американском стиле, копируя многое из других региональных торговых соглашений, подписанных США. Тодд Алли и Эндрю Лугг, сравнивая текст ТТП и других региональных торговых соглашений, обнаружили, что около 45% текста ТТП аналогичны другим региональным торговым соглашениям, подписанным ранее США. Соглашения о свободной торговле, заключенные США с Бахрейном, Оманом и Республикой Корея, имеют особенно заметное влияние на текст ТТП. В частности, статьи о правах интеллектуальной собственности из торгового соглашения между США и Бахрейном и статьи об инвестициях из соглашения с Оманом практически напрямую «скопированы» в текст ТТП. Положения по инвестициям — одни из самых спорных в тексте ТТП, а 80% их содержания можно найти в тексте соглашений о свободной торговле между США и Южной Кореей, Перу, Австралией, Сингапуром, Чили и другими странами [Allee, Lugg, 2016].

Во-вторых, высокие стандарты ТТП отражают ценности и стандарты США. (1) Что касается прав интеллектуальной собственности, то стандарт ТТП, очевидно, выше, чем в рамках ВТО, и не соответствует стадии и уровню развития Китая и других развивающихся стран. Например, соглашение о правах интеллектуальной собственности в рамках ТТП предлагает принцип безопасной гавани для Интернета, который основан на внутреннем законодательстве США в области интеллектуальной собственности.

Если принцип будет реализован, это еще больше укрепит глобальную монопольную позицию американских интернет-гигантов. (2) Что касается трудовых и экологических стандартов, в соглашение о ТТП специально добавлены положения о занятости и окружающей среде, которые связаны с торговлей. Установив в других странах более высокие трудовые и экологические стандарты, США могут использовать их несоблюдение как предлог для введения торговых санкций в отношении товаров из развивающихся стран. Основой положений ТТП по труду и занятости, включая свободу объединений и коллективных переговоров, является достигнутое в 2007 г. внутри США двухпартийное соглашение по вопросам торговли. (3) Что касается государственных предприятий, соглашение о ТТП имеет очевидный «американский стиль»: охват его положений ограничивается государственными предприятиями на уровне федерального правительства, не распространяясь на государственные предприятия органов регионального и местного управления. В США нет государственных предприятий на уровне федерального правительства, в то время как государственные предприятия Китая и других развивающихся странах в основном контролируются центральными правительствами.

Наконец, в ТТП также нашла отражение геополитическая стратегия США «Поворот в сторону Азии». Как экономический инструмент этой стратегии ТТП — это не только соглашение, направленное на содействие либерализации торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Оно также преследует политическую и дипломатическую цель борьбы США с Китаем за лидерство в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Администрация Обамы делегировала основные полномочия в сфере торговли Совету национальной безопасности, а не торговому представителю США, и подчеркнула, что США должны придерживаться политического и стратегического подхода к внешнеторговой политике [Barfield, 2016]. В своей статье в Washington Post президент Обама отметил: «Китай хочет установить правила в самом быстрорастущем регионе мира, что поставит наших рабочих и бизнес в невыгодное положение. Почему мы позволяем этому случиться? Мы должны устанавливать правила. ТТП призвано гарантировать, что США, а не Китай, будут формулировать правила торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе» [Obama, 2016].

Итак, гибкость ТТП низка, оно обладает отличительными чертами торговых соглашений «в стиле США», отражая американские ценности и интересы и выполняя политическую миссию в рамках стратегии США по развороту в сторону Азии. В таких условиях Китаю сложно переосмыслить институциональные правила и интегрировать свои собственные институциональные предпочтения в ТТП.

Резюме

В сфере соглашений о свободной торговле возможности вето США слабы, что позволяет Китаю выбрать путь замещения или преобразования. Однако гибкость ТТП невысока, что делает путь преобразования невозможным для Китая. В результате Китай избрал путь замещения3. Это согласуется с гипотезой о том, что «когда у сформировавшейся державы слабые возможности вето, а у существующего международного института низкая гибкость, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь замещения».

3 23 января 2017 г. администрация Дональда Трампа заявила, что США выйдут из ТТП. В этих условиях Китай по-прежнему предпочитает продвигать ВРЭП. Тому есть две причины: во-первых, ТТП все еще живо. Весьма вероятно, что США вернутся в ТТП при новой администрации; во-вторых, ВРЭП может оказать стратегическую поддержку Китаю в контексте нарастания торговой войны между США и Китаем.

Реформа многосторонних банков развития и китайский путь преобразования

Выбор Китаем пути

После окончания холодной войны США воплотили «Вашингтонский консенсус» и неолиберализм во Всемирном банке. В то же время страны с формирующейся рыночной экономикой, представленные Китаем, не могут усилить свой голос во Всемирном банке в соответствии со своей растущей экономической мощью. Следовательно, во Всемирном банке существует очевидное несоответствие между распределением экономического и институционального влияния. Кроме того, банк широко критикуется развивающимися странами за бюрократизм и неэффективность операций [Chinese Ministry of Finance, 2006].

Чтобы способствовать реформе Всемирного банка и удовлетворить потребности развивающихся стран Азии в финансировании инфраструктуры, Китай инициировал создание АБИИ. 7 октября 2013 г. председатель КНР Си Цзиньпин на встрече лидеров АТЭС выступил с предложением о создании АБИИ [FMPRC, 2013]. 24 октября 2014 г. Китай и 21 азиатская страна подписали Меморандум о взаимопонимании по созданию Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), который официально запустил многосторонний переговорный процесс по формированию нового института. По состоянию на 31 марта 2015 г. членами — учредителями АБИИ стали 57 стран, в том числе 37 стран Азии и 20 нерегиональных членов, включая как развитые, так и развивающиеся страны. 22 мая 2015 г. члены-учредители одобрили статьи соглашения Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (соглашение АБИИ) и доклад по статьям соглашения (доклад по соглашению АБИИ). 16 января 2016 г. АБИИ официально начал свою работу в Пекине.

Следует подчеркнуть, что хотя АБИИ является новым многосторонним банком развития, создание которого инициировано Китаем, и находится вне системы Всемирного банка, Китай не идет по пути замещения в рамках реформы многосторонних банков развития. Это связано с тем, что разница между АБИИ и Всемирным банком заключается не в институциональных правилах, а в их применении. Это означает, что Китай использует те же институциональные правила для достижения иных институциональных целей.

5 марта 2015 г. временный многосторонний секретариат АБИИ провел в Пекине семинар по «институциональному строительству банка», посвященный его структуре управления, политике в области охраны окружающей среды и социальных вопросов, политике закупок и другим основным институциональным правилам АБИИ. АБИИ пригласил представителей Всемирного банка и других многосторонних банков развития дать рекомендации по институциональному строительству. Несколько опытных экспертов Всемирного банка — Натали Лихтенштейн, Стивен Линтнер, Мэтью Далзелл и Мара Уорвик — внесли большой вклад в принятие АБИИ институциональных правил Всемирного банка. Так, Лихтенштейн помогла разработать статьи соглашения АБИИ, а Линтнер внес важный вклад в формулирование экологической и социальной политики АБИИ [AIIB's international advisory board, 2015].

С точки зрения выбора пути китайский подход к реформе многосторонних банков развития можно назвать преобразованием, в рамках которого правила формально остаются прежними, но интерпретируются и используются по-новому. «Страны — учредители АБИИ стремились мобилизовать дополнительное финансирование для инфраструктуры в Азии, при этом создание нового механизма финансирования не было

основной целью. Создавая АБИИ, участники стремились отличить его от других институтов за счет специализированной направленности и практической деятельности. Существующие МБР уже наглядно демонстрируют, что один и тот же правовой текст и одни и те же структуры могут привести к формированию очень разных институтов и способов работы» — заявила Натали Лихтенштейн [Lichtenstein, 2018]. Почему Китай выбрал путь преобразования? Согласно теории, это можно объяснить двумя факторами: слабыми возможностями вето сформировавшейся державы и высокой гибкостью существующих международных институтов.

Слабые возможности вето США

В отношении многосторонних банков развития возможности вето США слабы. По итогам сравнения Пула условных валютных резервов (ПУВР) и Нового банка развития (НБР) БРИКС Эрик Хеллайнер и Хунъин Ван отметили, что ПУВР имеет 70%-ю связь с МВФ, в то время как НБР может быть независимым от Всемирного банка, в основном потому, что США имеют сильные возможности вето в отношении антикризисного финансирования, но слабые в отношении финансировании развития. Для стран с формирующейся рыночной экономикой создание нового международного антикризисного финансового института требует двух типов ресурсов: во-первых, больших средств для оказания помощи в кризисных ситуациях, в основном в долларах США; во-вторых, обеспечения надежного механизма, гарантирующего, что кредиты, выданные в период кризиса могут быть возвращены после его окончания. Несмотря на критику жесткой «обусловленности» финансирования МВФ, страны с формирующейся рыночной экономикой не уверены, что кредиты могут быть возвращены без нее. Напротив, в области финансирования развития для создания нового многостороннего банка развития также требуются два ресурса. Во-первых, мобилизация больших средств для финансирования развития, в основном в долларах США. Во-вторых, знание того, как вкладывать деньги в инфраструктуру других стран и привлекать средства на финансовом рынке. В этих двух аспектах страны БРИКС, особенно Китай, накопили значительный объем знаний [Helleiner, Wang, 2018].

На практике в процессе создания АБИИ США много раз пытались воспрепятствовать инициативе Китая, но в конце концов это не удалось. После выдвижения инициативы создания АБИИ госсекретарь США Джон Керри, министр финансов Джек Лью и президент Барак Обама обвинили АБИИ в потенциальном снижении лучших международных стандартов [Kelly, 2014]. Однако союзники США в Европе и Азии все же решили присоединиться к новому банку.

Что касается европейских союзников, Великобритания одной из первых подала заявку на членство в АБИИ. «Великобритания будет играть ключевую роль в обеспечении того, чтобы АБИИ принял лучшие международные стандарты с точки зрения подотчетности, прозрачности и управления», — говорится в заявлении канцлера казначейства Великобритании Джорджа Осборна [Osborne, 2015]. Это вызвало в США недовольство Великобританией. «Мы обеспокоены тем, что Великобритания продолжает уступать Китаю, ведь это не лучший способ вести дела с развивающимися державами», — заявили представители США [The Guardian, 2015]. Заявка Великобритании вызвала эффект домино, и Германия, Франция и Италия впоследствии также объявили о своем присоединении к числу членов банка. В своем заявлении они подчеркнули стремление работать со странами — учредителями АБИИ, чтобы создать институт с самыми высокими стандартами и передовой практикой в области регулирования, защитных положений, политики долга и закупок.

Что касается азиатских союзников, Австралия и Южная Корея присоединились к АБИИ, несмотря на сопротивление США. 20 октября 2014 г. госсекретарь США Джон Керри пытался отговорить Австралию от присоединения к АБИИ, присутствуя на церемонии инаугурации нового президента Индонезии в Джакарте [China Daily, 2014]. Но чиновники экономического блока австралийского кабинета, включая казначея Джо Хоккея и министра торговли Эндрю Робба, подчеркивали важность участия в создаваемом банке для поддержания экономических отношений Австралии с Китаем. В 2013 г. на торговлю с Китаем приходилось 23,3% от общего объема торговли Австралии, а с США — 8,4%. Экспорт Австралии в Китай составил 32,5% от общего объема ее экспорта, в то время как на экспорт в США и Японию в совокупности приходилось всего 20,5% [Gill, Switzer, 2015]. В условиях внутриполитического давления премьер-министр Тони Эбботт 29 марта 2015 г. объявил, что Австралия подаст заявку на вступление в АБИИ в качестве потенциального члена-учредителя. Как и в случае с Австралией, представители Южной Кореи подали заявку на вступление в АБИИ 26 марта 2015 г., отметив, что это решение основано на национальных интересах страны [BBC, 2015].

Суммируя, США обладают слабыми возможностями вето по отношению к китайской инициативе по реформе в сфере многосторонних банков развития, как по причине наличия у Китая большого количества ресурсов для создания нового МБР, так и вследствие политических трудностей воспрепятствования присоединению союзников к предложенному Китаем АБИИ. Следовательно, при таких условиях Китай может выбрать путь замещения или преобразования. Почему Китай в итоге выбрал преобразование? Этот выбор связан с другой переменной — высокой гибкостью институциональных правил Всемирного банка.

Высокая гибкость институциональных правил Всемирного банка

Что касается гибкости, институциональные правила Всемирного банка относительно открыты и инклюзивны, они могут быть использованы как для целей сокращения бедности, так и для инвестиций в инфраструктуру. С одной стороны, АБИИ принял почти те же институциональные правила, что и Всемирный банк. С другой стороны, АБИИ переосмыслил их. Фактически институциональные правила Всемирного банка могут применяться к разным практикам.

Что касается институциональных правил, то АБИИ осуществил в них некоторые нововведения, такие как нерезидентный совет директоров и глобальные закупки, тем не менее они, как правило, основаны на модели Всемирного банка, в том числе распределение долей капитала, экологические и социальные защитные положения, политика в области закупок и т.д. В отношении распределения квот в статьях соглашения АБИИ указано, что «основным параметром распределения основного капитала между членами будет их относительная доля в мировой экономике. Доли членов в мировой экономике будут измеряться путем соотнесения по валовому внутреннему продукту (ВВП)»4, что соответствует правилам распределения квот Всемирного банка. В отношении экологических и социальных защитных положений и политики в области закупок в соглашении АБИИ указано, что «операционная и финансовая политика АБИИ подлежит утверждению со стороны Совета директоров и должна основываться на передовой международной практике. Эта политика будет включать экологические и социальные

4 Articles of Agreement of the Asian Infrastructure Investment Bank, Article 5, § 4.

рамки, принципы раскрытия информации, закупок и долговой устойчивости»5. Здесь под передовой международной практикой фактически понимается практика Всемирного банка.

Правила Всемирного банка могут применяться как в области сокращения бедности, так и в области инвестиций в инфраструктуру. В статьях соглашения Всемирного банка указывается, что его миссия заключается в развитии производственных мощностей и ресурсов менее развитых стран, тем не менее интерпретация и подходы к реализации миссии часто меняются в зависимости от актуальных идей в области развития. С конца 1950-х годов главной идеей в рамках Всемирного банка является содействие экономическому росту, поэтому основным направлением его деятельности стало инвестирование в инфраструктуру. С начала 1990-х годов акцент доминирующих идей в области развития сместился в сторону сокращения бедности. С социальные инвестиции, в том числе в образование, окружающую среду, здравоохранение, борьбу с коррупцией, государственное управление, стали новым ключевым направлением деятельности Всемирного банка. В целом смена приоритетов Всемирного банка показывает, что его институциональные правила являются инклюзивными и открытыми и могут применяться в различных сферах деятельности.

Итак, гибкость институциональных правил Всемирного банка является высокой, что соответствует одновременно институциональным предпочтениям США по сокращению бедности и Китая по инвестициям в инфраструктуру.

Резюме

В сфере многосторонних банков развития (МБР) возможности вето США являются слабыми, что дает Китаю возможность выбрать путь замещения или преобразования. Между тем институциональные правила Всемирного банка, в котором доминируют США, являются гибкими и инклюзивными, поэтому Китай выбирает преобразование, а не замещение. В конце концов, издержки создания нового международного института существенно выше, чем деятельность на основе уже работающего и известного института [Lichtenstein, 2018]. Это согласуется с гипотезой о том, что «когда сформировавшаяся держава имеет слабые возможности вето, а существующий международный институт обладает высокой гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь преобразования».

Заключение

Основываясь на теории постепенных институциональных изменений в рамках исторического институционализма, данная статья предлагает новую теоретическую основу для объяснения выбора Китаем пути реформирования глобального управления6. Возможности вето сформировавшейся державы и гибкость существующих международ-

5 Articles of Agreement of the Asian Infrastructure Investment Bank, Article 13, § 4.

6 Следует отметить, что теория постепенных институциональных изменений — это, скорее, теория среднего уровня, чем большая теория. Обычно исторические институционалисты изучают исторические данные, пытаясь найти объяснение тому, почему исторические акторы вели себя определенным образом, и сильно зависят от индукции. Такой акцент на индукции является как слабостью, так и сильной стороной: исторические институционалисты медленнее, чем другие исследователи, объединяли свои выводы в систематические теории об общих процессах, связанных с институциональными изменениями.

ных институтов являются двумя определяющими факторами выбора пути восходящей державой. Когда у сформировавшейся державы есть сильные возможности вето, а международный институт не обладает достаточной гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь избегания. Если сформировавшаяся держава обладает сильными возможностями вето, а существующий международный институт — высокой гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь дополнения. Когда у сформировавшейся державы слабые возможности вето, а существующий международный институт обладает низкой гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью предпочтет путь замещения. Если сформировавшаяся держава имеет слабые возможности вето, а существующий международный институт обладает гибкостью, восходящая держава с большей вероятностью выберет путь преобразования.

В сфере суверенных кредитных рейтингов сильные возможности вето США и низкая гибкость существующей международной институциональной системы рейтин-гования заставляют Китай пойти по пути избегания. В международной валютно-фи-нансовой системе сильные возможности вето США и высокая гибкость специальных прав заимствования МВФ побуждают Китай встать на путь дополнения. В области соглашений о свободной торговле слабые возможности вето США и низкая гибкость Транстихоокеанского партнерства заставляют Китай избрать путь замещения. Что касается многосторонних банков развития, слабые возможности вето США и высокая гибкость правил Всемирного банка выводят Китай на путь преобразования.

В зависимости от того, создаются ли Китаем новые международные правила или переосмысливаются и адаптируются существующие, в данной статье предлагается новая типология выбора Китаем пути (избегание, дополнение, замещение и преобразование), которая отличается от традиционной типологии «статус-кво — ревизионизм».

Согласно традиционной типологии, если Китай выберет путь сохранения статус-кво, весьма вероятно, что его будут критиковать как «безбилетника». Если Китай изберет путь ревизионизма, весьма вероятно, что он станет рассматриваться как «бросающий вызов» существующему международному порядку. Новая типология показывает, что выбор Китая определенным образом связан с возможностями вето США, а также гибкостью и инклюзивностью существующих международных институтов, в которых доминируют США. Это означает, что ученые и практики в области глобального управления должны уделять больше внимания взаимодействию между восходящей и сформировавшейся державами, а не просто спрашивать, что из себя представляет восходящая держава.

Источники

People's Bank of China (2017) The Journey towards SDR's Inclusion of RMB. Beijing: China Finance Publishing House.

Allee T., Lugg A. (2016) Who Wrote the Rules for the Trans-Pacific Partnership // Research and Politics. Vol. 3. No. 3. P. 1-9.

ASEAN. (2012) Guiding Principles and Objectives for Negotiating the Regional Comprehensive Economic Partnership. Режим доступа: https://asean.org/wp-content/uploads/2012/05/RCEP-Guiding-Principles-public-copy.pdf (дата обращения: 18.09.2020).

Barfield C. (2016) The Trans-Pacific Partnership and America's Strategic Role in Asia. / in Peter. Chow, (ed., .). The Trans-Pacific Partnership and the Path to Free Trade in the Asia-Pacific. Edward Elgar Publishing.

BBC. (2015) South Korea decided to join the China-initiated AIIB". March 26. Режим доступа: https://bbs. tiexue.net/post2_8686950_1.html (дата обращения: 18.09.2020).

BRIC Finance Communique. (2009) March 14. Режим доступа: http://www.brics.utoronto.ca/docs/090314-finance.html (дата обращения: 18.09.2020).

BRICS. (2017) Leaders Xiamen Declaration. Режим доступа: http://www.xinhuanet.com//english/2017-09/04/c_136583396_2.htm (дата обращения: 18.09.2020).

Capoccia G., Kelemen D. (2007) The Study of Critical Junctures: Theory, Narrative, and Counterfactuals in Historical Institutionalism // World Politics. Vol. 59. No. 3. P. 341-344.

Chen H. (2011) There is a long way to go for credit rating reform // Chinese Finance. No. 10.

Chen Z., Su C. (2014) Incremental Reform-China's Strategy in Global Governance Reform. Fudan Report on Global Governance Reform. Режим доступа: http://www.sirpa.fudan.edu.cn/?p=4780.

Chinese Ministry of Finance. (2006) Bretton Woods System Reform Report // Economic Research Reference. No. 49. P. 4-5.

Elms D. (2009) From the P4 to the TPP: Explaining Expansion Interests in the Asia-Pacific. Paper presented to UN ESCAP conference on Trade-led Growth in Times of Crisis, November. Режим доступа: https://www. unescap.org/resources/p4-tpp-explaining-expansion-interests-asia%E2%80%93pacific (дата обращения: 18.09.2020).

FMPRC. (2013) President Xi Jinping Delivered a Speech at APEC Business Leaders Meeting. October 7. Режим доступа: http://www.fmprc.gov.cn/web/ziliao_674904/zt_674979/ywzt_675099/2013nzt_675233/ xjpzxfwydnxy_675251/zxxx_675253/t1085596.shtml.

Forex. (2019) The Road of RMB to the SDR. October 2. Режим доступа: http://forex.hexun.com/2017-12-21/192044062.html

G20. (2011) Communique: G20 Leaders' Summit. November 4. Режим доступа: http://www.g20.utoronto. ca/2011/2011-cannes-communique-111104-en.html

Geddes B. (1990) How the Cases You Choose Affect the Answers Your Get: Selection Bias in Comparative Politics // Political Analysis. Vol. 2. No. 1. P. 131-150.

Gill B., Switzer T. (2015) The New Special Relationship // Foreign Affairs. February 19.

Hall P., Taylor R. (1996) Political Science and the Tree New Institutionalism // Political Studies. Vol. XLIV. P. 936-957.

Hamanaka S. (2014) TPP versus RCEP: Control of Membership and Agenda Setting // Journal of East Asian Economic Integration. Vol. 18. No. 2.

Hamanaka S. (2014) Trans-Pacific Partnership versus Regional Comprehensive Economic Partnership: Control of Membership and Agenda Setting // ADB working paper series on Regional Economic Integration. No. 146.

He K. (2018) Institutional Balancing and the Contested Multilateralism in Asia-Pacific // World Economics and Politics. No. 12. P. 60-83.

Helleiner E., Wang H. (2018) Limits to the BRICS's Challenge: Credit Rating Reform and Institutional Innovation in Global Finance // Review of International Political Economy. Vol. 25. No. 5. P. 573-595.

Horn H., Mavroidis P., Sapir A. (2010) Beyond the WTO? An Anatomy of EU and US Preferential Trade Agreements // The World Economy. Vol. 33. No. 11. P. 1565-1588.

Hu J. (2008) Speech at the first G20 summit in Washington D.C. November 15. Режим доступа: http://www. docin.com/p-1737369898.html.

Hu J. (2010) Speech at the fourth G20 Summit in Toronto, Canada. June 27. Режим доступа: https://www. fmprc.gov.cn/web/gjhdq_676201/gjhdqzz_681964/ershiguojituan_682134/zyjh_682144/t711973.shtml.

Ikenberry J., Lim D. (2017) China's emerging institutional statecraft. Brookings Institution Report, April.

IMF paper. (2015) Review of the Method of Valuation of the SDR-Initial Consideration. July 16. P. 23--26. Режим доступа: https://www.imf.org/en/Publications/Policy-Papers/Issues/2016/12/31/Review-of-the.

Johnston A. Is China a Status Quo Power? // International Security. Vol.27. No. 4. P. 5-56.

Kastner S., Pearson M., Rector C. (2016) Invest, Hold Up or Accept? China in Multilateral Governance // Security Studies. Vol. 25. No. 1. P. 142-145.

Kelly P. (2014) Strategy Fears Sank China Deal // Australian. October 31.

Li W., Luo Y. (2019) From Rules to Orders: The Logic of International Institutional Competition // World Economics and Politics. No. 4. P. 28-57.

Lichtenstein N. (2018) A Comparative Guide to the Asian Infrastructure Investment Bank. Oxford: Oxford University Press, 2018.

Lipscy P. (2015) Explaining Institutional Change: Policy Areas, Outside Options and Bretton Woods Institutions // American Journal of Political Science. Vol. 59. No. 2. P. 341-356.

Liu H. (2019) Threatening to Exit and International Institutional Change // World Politics Research. No. 1. P. 74-79.

Mahoney J. (2017) Shift Happens: The Historical Institutionalism of Kathleen Thelen // Political Science and Politics. Vol. 50. No. 4. P. 1117.

Mahoney J., Thelen K. (2010) Explaining Institutional Change: Ambiguity, Agency and Power. Cambridge: Cambridge University Press.

MOFA. (2013) Guiding Principles and Objectives for Negotiating the Regional Comprehensive Economic Partnership. Режим доступа: https://www.mofa.go.jp/mofaj/press/release/24/11/pdfs/20121120_03_03.pdf.

North D. (1990) Institutions, Institutional Change, and Economic Performance. Cambridge University Press.

Obama B. (2016) The TPP Would Let America, Not China, Lead the Way on Global Trade // The Washington Post. May 2.

Osborne G. (2015) UK announces plans to join Asian Infrastructure Investment Bank. News release, March 12. Режим доступа: https://www.gov.uk/government/news/uk-announces-plans-to-join-asian-infrastruc-ture-investment-bank.

Park D., Shin K., (2009) Can Trade with the People's Republic of China be an engine of Growth for Developing Asia? // ADB Economics Working Paper Series. No. 172.

People's Bank of China. (2010) Report of International Financial Market in 2010. Режим доступа: https:// www.chinabond.com.cn/resource/1472/1488/1505/18472/22680/10656214/1301278781643647980832.pdf.

People's Bank of China. (2017) The Journey Towards SDR's Inclusion of RMB. Beijing: China Finance Publishing House.

Perlez J. (2015) U.S Allies See Trans-Pacific Partnership as a Check on China // The New York Times. October 8.

Skowronek S. (1995) Order and Change // Polity. Vol. 28. No. 1.

Soudis D. (2015) Credit Rating Agencies and the IPE: Not as Influential as Thought? // Review of International Political Economy. Vol. 22. No. 4. P. 813-837.

Standard and Poor's. (2008) Sovereign Credit Ratings: A Primer. Режим доступа: https://www.standarda-ndpoors.com/en_US/web/guest/ratings/ratings-criteria/-/articles/criteria/governments/filter/sovereigns.

Streeck W., Thelen K. (2005) (eds). Beyond Continuity: Institutional Change in Advanced Political Economies. Oxford: Oxford University Press.

The Guardian. (2015) US anger at Britain joining Chinese-led Investment Bank AIIB. March 13. Режим доступа: https://www.theguardian.com/us-news/2015/mar/13/white-house-pointedly-asks-uk-to-use-its-voice-as-part-of-chinese-led-bank.

Tsebelis G. (2002) Veto Players: How Political Institutions Work. Princeton: Princeton University Press.

U.S. secretary of state John Kerry dissuade Australia from joining the AIIB. (2014) China Daily. October 24. Режим доступа: http://caijing.chinadaily.com.cn/2014-10/29/content_18818745_3.htm.

Xinhua. (2015) Outcome List of President Xi Jinping's Visit to the US. September 26. Режим доступа: http:// www.xinhuanet.com//world/2015-09/26/c_1116685035.htm.

Zhou X. (2009) Reform the International Monetary System. March 23. Режим доступа: 2009, https://www. bis.org/review/r090402c.pdf.

Zhou X. (2012) On the Issues of Credit Rating and its Outlook // Western Finance. No. 2. P. 4-7.

Zhou X. (2018) The Concept and Content of Freely Convertible Currency // Chinese Currency. No. 1. P. 9-10.

Zhu G. (2010) On the reform of international credit rating system // Chinese Communist Party Officials Forum. No. 6. P. 36-37.

China's Path Selection in Global Governance Reform

J. Zhu

Jiejin Zhu - Associate Professor at the School of International Relations and Public Affairs, Fudan University, 220 Handan Road, Shanghai, 200433, China; Email: [email protected]

Abstract

With the rise of China, reforming the global governance institutions has become an important part of China's diplomacy. Based on whether to build new international rules or reinterpret or redeploy the existing ones, we can divide the rising power's paths in global governance reform into four types: displacement, layering, conversion and avoidance. Why does China adopt different paths toward reforming the existing international institutions which are dominated by the U.S.? Building on the theory of "gradual institutional change" in historical institutionalism, this article argues that the veto capability of the established power and the flexibility of the existing international institution are two determinants of the rising power's path selection in global governance reform. It applies this theoretical framework to explain China's behaviour in four issue areas: sovereign credit rating, the international monetary system, free trade agreements and multilateral development banks. In sovereign credit rating, the strong veto capability of the U.S. and the low flexibility of the existing international credit rating institution make China adopt the path of avoidance. In the international monetary system, the strong veto capability of the U.S. and the high flexibility of the International Monetary Fund's special drawing rights make China adopt the path of layering. In free trade agreements, the weak veto capability of the U.S. and low flexibility of the Trans-Pacific Partnership make China adopt the path of displacement. In multilateral development banks, the weak veto capability of the U.S. and high flexibility of World Bank rules make China adopt the path of conversion.

Key words: Global Governance Reform; Veto Capability of the Established Power; Flexibility of the Existing International Institution; Gradual Institutional Change; Path Selection

For citation: Zhu J. (2020) China's Path Selection in Global Governance Reform. International Organisations Research Journal, vol. 15, no 3, pp. 00-00 (in English). DOI: 10.17323/1996-7845-2020-03-10

References

Allee T., Lugg A. (2016) Who Wrote the Rules for the Trans-Pacific Partnership? Research & Politics, vol. 3, no 3, pp. 1-9. Available at: https://doi.org/10.1177%2F2053168016658919.

Association of Southeast Asian Nations (ASEAN). (2012) Guiding Principles and Objectives for Negotiating the Regional Comprehensive Economic Partnership. Available at: https://asean.org/wp-content/uploads/2012/05/ RCEP-Guiding-Principles-public-copy.pdf (accessed 18 September 2020).

Asian Infrastructure Bank (AIIB). (n. d.) Articles of Agreement of the Asian Infrastructure Investment Bank. Available at: https://www.aiib.org/en/about-aiib/basic-documents/_download/articles-of-agreement/basic_docu-ment_english-bank_articles_of_agreement.pdf (accessed 18 September 2020).

Barfield C. (2016) The Trans-Pacific Partnership and America's Strategic Role in Asia. The Trans-Pacific Partnership and the Path to Free Trade in the Asia-Pacific (P. Chow (ed.)). Edward Elgar Publishing.

Bates G., Switzer T. (2015) The New Special Relationship: The U.S.-Australia Alliance Deepens. Foreign Affairs, 19 February. Available at: https://www.foreignaffairs.com/articles/australia/2015-02-19/new-special-relationship (accessed 18 September 2020).

BRIC. (2009) Finance Communiqué. Horsham, 14 March. Available at: http://www.brics.utoronto.ca/ docs/090314-finance.html (accessed 18 September 2020).

BRICS. (2017) Leaders Declaration. Xiamen, 4 September. Available at: http://www.brics.utoronto.ca/ docs/170904-xiamen.html (accessed 18 September 2020).

Capoccia G., Kelemen D. (2007) The Study of Critical Junctures: Theory, Narrative, and Counterfactuals in Historical Institutionalism. World Politics, vol. 59, no 3, pp. 341-69. Available at: https://www.jstor.org/ stable/40060162.

China Daily. (2014) U.S. Secretary of State John Kerry Dissuades Australia From Joining the AIIB. 24 October. Available at: http://caijing.chinadaily.com.cn/2014-10/29/content_18818745_3.htm (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

Chinese Ministry of Finance. (2006) Bretton Woods System Reform Report. Economic Research Reference no 49. (in Chinese)

Elms D. (2009) From the P4 to the TPP: Explaining Expansion Interests in the Asia-Pacific. Paper presented at the UN ESCAP Conference on Trade-led Growth in Times of Crisis, Bangkok, 2-3 November. Available at: https://www.unescap.org/resources/p4-tpp-explaining-expansion-interests-asia%E2%80%93pacific (accessed 18 September 2020).

Federal Ministry of Finance of Germany. (2015) Available at: http://www.bundesfinanzministerium.de/Con-tent/DE/Pressemitteilungen/Finanzpolitik/2015/03/2015-03-17-PM12.html.

Geddes G. (1990) How the Cases You Choose Affect the Answers You Get: Selection Bias in Comparative Politics. Political Analysis, vol. 2, no 1, pp. 131-50. Available at: https://doi.org/10.1093/pan/2.1.131.

Group of 20 (G20). (2011) Communiqué: G20Leaders' Summit. Cannes, 4 November. Available at: http://www. g20.utoronto.ca/2011/2011-cannes-communique-111104-en.html (accessed 18 September 2020).

Guangyao Z. (2010) On the Reform of International Credit Rating System. Chinese Communist Party Officials Forum, no 6. (in Chinese)

Hall P., Taylor R. (1996) Political Science and the Three New Institutionalisms. Political Studies, vol. 44, no 5, pp. 936-57. Available at: https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.1996.tb00343.x.

Hamanaka S. (2014) TPP Versus RCEP: Control of Membership and Agenda Setting. Journal of East Asian Economic Integration, vol. 18, no 2, pp. 163-86. Available at: http://dx.doi.org/10.11644/KIEP.JEAI.2014.18.2.279.

Hamanaka S. (2014) Trans-Pacific Partnership Versus Regional Comprehensive Economic Partnership: Control of Membership and Agenda Setting. ADB Working Paper Series on Regional Economic Integration No 146, Asian Development Bank. Available at: https://www.adb.org/sites/default/files/publication/152753/rei-wp-146.pdf (accessed 18 September 2020).

Helleiner E., Wang H. (2018) Limits to the BRICS's Challenge: Credit Rating Reform and Institutional Innovation in Global Finance. Review of International Political Economy, vol. 25, no 5, pp. 573-95. Available at: https://doi.org/10.1080/09692290.2018.1490330.

Hexun. (2019) The Road of RMB to the SDR. 2 October. Available at: http://forex.hexun.com/2017-12-21/192044062.html (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

Hong C. (2011) There Is a Long Way to Go for Credit Rating Reform. Chinese Finance, no 10. (in Chinese)

Hongsong L. (2019) Threatening to Exit and International Institutional Change. World Politics Research, no 1. (in Chinese)

Horn H., Mavroidis P., Sapir A. (2010) Beyond the WTO? An Anatomy of EU and US Preferential Trade Agreements. The World Economy, vol. 33, no 11, pp. 1565-88. Available at: https://doi.org/10.1111/j.1467-9701.2010.01273.x.

Ifeng. (2015) AIIB's International Advisory Board. 6 April. Available at: http://finance.ifeng. com/a/20150406/13609711_0.shtml?tp.

Ikenberry J., Lim D. (2017) China's Emerging Institutional Statecraft: The Asian Infrastructure Investment Bank and the Prospects for Counter-Hegemony. Brookings Institution Report: Project on International Order and Strategy. Available at: https://www.brookings.edu/wp-content/uploads/2017/04/chinas-emerging-insti-tutional-statecraft.pdf (accessed 18 September 2020).

International Monetary Fund (IMF). (2015) Review of the Method of Valuation of the SDR: Initial Considerations. Policy Paper. Available at: https://www.imf.org/en/Publications/Policy-Papers/Issues/2016/12/31/ Review-of-the-Method-of-Valuation-of-the-SDR-Initial-Considerations-PP4975 (accessed 18 September 2020).

Jintao H. (2008) Hu Jintao's Speech at the First G20 Summit. Washington DC, 15 November. Available at: http://www.docin.com/p-1737369898.html (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

Johnston A.I. (2003) Is China a Status Quo Power? International Security, vol. 27, no 4, pp. 5-56. Available at: https://www.jstor.org/stable/4137603.

Kai H. (2018) Institutional Balancing and the Contested Multilateralism in Asia-Pacific. World Economics and Politics, no 12, pp. 60-83. (in Chinese)

Kastner S., Pearson M., Rector C. (2016) Invest, Hold Up or Accept? China in Multilateral Governance. Security Studies, vol. 25, no 1, pp. 142-79. Available at: https://doi.org/10.1080/09636412.2016.1134193.

Kelly P. (2014) Strategy Fears Sank China Deal. The Australian, October 31.

Lichtenstein N. (2018) A Comparative Guide to the Asian Infrastructure Investment Bank. Oxford: Oxford University Press.

Lipscy P. (2015) Explaining Institutional Change: Policy Areas, Outside Options and Bretton Woods Institutions. American Journal of Political Science, vol. 59, no 2, pp. 341-56. Available at: https://www.jstor.org/ stable/24363570.

Mahoney J. (2017) Shift Happens: The Historical Institutionalism of Kathleen Thelen. Political Science and Politics, vol. 50, no 4, pp. 1115-9. Available at: https://doi.org/10.1017/S1049096517001494.

Mahoney J., Thelen K. (2010) Explaining Institutional Change: Ambiguity, Agency and Power. Cambridge: Cambridge University Press.

Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. (2010) Hu Jintao's Speech at the Fourth G20 Summit, Toronto, 27 June (Full Text). Available at: https://www.fmprc.gov.cn/web/gjhdq_676201/gjh-dqzz_681964/ershiguojituan_682134/zyjh_682144/t711973.shtml (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. (2013) Xi Jinping's Speech at the APEC CEO Summit, 7 October (Full Text). Available at: http://www.fmprc.gov.cn/web/ziliao_674904/zt_674979/ ywzt_675099/2013nzt_675233/xjpzxfwydnxy_675251/zxxx_675253/t1085596.shtml (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

North D. (1990) Institutions, Institutional Change, and Economic Performance. Cambridge University Press.

Obama B. (2016) The TPP Would Let America, Not China, Lead the Way on Global Trade. The Washington Post, 2 May. Available at: https://www.washingtonpost.com/opinions/president-obama-the-tpp-would-let-america-not-china-lead-the-way-on-global-trade/2016/05/02/680540e4-0fd0-11e6-93ae-50921721165d_sto-ry.html (accessed 18 September 2020).

Gov.UK. (2015) UK Announces Plans to Join Asian Infrastructure Investment Bank. News Release, 12 March. Available at: https://www.gov.uk/government/news/uk-announces-plans-to-join-asian-infrastructure-invest-ment-bank (accessed 18 September 2020).

Park D., Shin K. (2009) Can Trade With the People's Republic of China Be an Engine of Growth for Developing Asia? ADB Economics Working Paper Series No 172, Asian Development Bank. Available at: https://www. adb.org/sites/default/files/publication/28257/economics-wp175.pdf (accessed 18 September 2020).

People's Bank of China. (2010) Report of International Financial Market in 2010. Available at: https://www. chinabond.com.cn/resource/1472/1488/1505/18472/22680/10656214/1301278781643647980832.pdf (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

People's Bank of China. (2017) The Journey Towards SDR's Inclusion of RMB. Beijing: China Finance Publishing House.

Perlez J. (2015) U.S Allies See Trans-Pacific Partnership as a Check on China. The New York Times, 8 October. Available at: https://www.nytimes.com/2015/10/07/world/asia/trans-pacific-partnership-china-australia. html (accessed 18 September 2020).

S&P Global. (n. d.) Ratings. Available at: https://www.spglobal.com/ratings/en/ (accessed 18 September 2020).

Skowronek S. (1995) Order and Change. Polity, vol. 28, no 1, pp. 91-6. Available at: https://www.jstor.org/ stable/3235188.

Soudis D. (2015) Credit Rating Agencies and the IPE: Not as Influential as Thought? Review of International Political Economy, vol. 22, no 4, pp. 813-37. Available at: https://doi.org/10.1080/09692290.2014.957234.

Standard and Poor's (2008) Sovereign Credit Ratings: A Primer. Available at: https://www.standardandpoors. com/en_US/web/guest/ratings/ratings-criteria/-/articles/criteria/governments/filter/sovereigns (accessed 18 September 2020).

Streeck W., Thelen K. (eds). (2005) Beyond Continuity: Institutional Change in Advanced Political Economies. Oxford: Oxford University Press.

The Guardian. (2015) US Anger at Britain Joining Chinese-Led Investment Bank AIIB. 13 March. Available at: https://www.theguardian.com/us-news/2015/mar/13/white-house-pointedly-asks-uk-to-use-its-voice-as-part-of-chinese-led-bank (accessed 18 September 2020).

Tsebelis G. (2002) Veto Players: How Political Institutions Work. Princeton: Princeton University Press.

Wei L., Yifu L. (2019) From Rules to Orders: The Logic of International Institutional Competition. World Economics and Politics, no 4, pp. 28-57. (in Chinese)

Xiaochuan Z. (2009) Reform the International Monetary System. 23 March. Available at: https://www.bis.org/ review/r090402c.pdf (accessed 18 September 2020).

Xiaochuan Z. (2018) The Concept and Content of Freely Convertible Currency. Chinese Currency, no 1, pp. 9-10. (in Chinese)

Xiaochun Z. (2012) On the Issues of Credit Rating and Its Outlook. Western Finance, no 2, pp. 4-7. (in Chinese)

Xinhuanet. (2015) Outcome List of President Xi Jinping's Visit to the US. 26 September. Available at: http:// www.xinhuanet.com//world/2015-09/26/c_1116685035.htm (accessed 18 September 2020). (in Chinese)

Zhimin C., Changhe S. (2014) Incremental Reform: China's Strategy in Global Governance Reform. Fudan Report on Global Governance Reform. Available at: http://www.sirpa.fudan.edu.cn/?p=4780.