CC BY
17
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2022. № 1
О.Л. Довгий
КАК КАНТЕМИР ОКАЗАЛСЯ ЕДИНСТВЕННЫМ «РУССКИМ КЛАССИКОМ»
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования
«Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»
119991, Москва, Ленинские горы, 1
Статья продолжает серию публикаций автора о творчестве А.Д. Кантемира и посвящена эпизоду из истории издания его сочинений. В 1836 г. Д.Н. Толстой открыл произведениями Кантемира серию «Русские классики». Это было время полемики о значении понятия «классический писатель» в критике, русский пантеон классических авторов только создавался, но уже господствовало мнение, что начинать ряд классиков следует с Ломоносова. Проект Толстого оказался под пристальным и недоброжелательным вниманием критики. По общему мнению, идея серии была неудачной: во-первых, из-за названия, показавшегося провокационным; во-вторых, из-за выбора авторов, которых собирались издавать, и главным образом — из-за писателя, с которого началась серия. Кантемир оказался главной мишенью рецензентов. В статье представлены мнения трех виднейших русских литераторов, объединенные общностью пренебрежительного тона в отношении Кантемира. За два года до публикации сочинений Кантемира в «Русских классиках» Белинский в «Литературных мечтаниях» резко отрицательно отозвался о его творчестве. Для «Современника» рецензию написал Гоголь (она не появилась в журнале, тем не менее заслуживает внимания). В «Библиотеке для чтения» вышла разгромная рецензия, написанная Н.А. Полевым. В результате издание было дискредитировано и не имело продолжения, а репутация Кантемира, который совершенно неожиданно оказался втянутым в полемику, пострадала. Так статьи известных русских критиков невольно выступили в роли препон сочинениям Кантемира на пути к читателю. Не прочитав произведений, люди, поверившие журнальному слову, записали Кантемира в разряд авторов, которые не стоят внимания.
Ключевые слова: А.Д. Кантемир; сатиры; полемика о значении понятия «классический писатель»; В.Г. Белинский; Н.В. Гоголь; Н.А. Полевой.
Фразы вроде «Кантемир — автор со сложной судьбой» или «Кантемир — один из самых трагических русских авторов» вполне могут
Довгий Ольга Львовна — доктор филологических наук, старший научный сотрудник кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: olga-dovgy@yandex.ru).
быть отнесены к разряду банальностей а М «Отравители действуют тайно». И как всякая банальность — они являются оборотной стороной истинной картины. Кантемир, действительно, писатель трагической судьбы. Не случайно Л.В. Пумпянский делает сослагательное наклонение ключевым в своей статье «Кантемир» [Пумпянский, 1941; Довгий 2019: 21]. Первая сатира «На хулящих учения. К уму своему» появилась в 1729 г. и сразу обрела большую популярность: Феофан Прокопович и архимандрит Феофил Кролик написали хвалебные посвящения молодому автору, текст сатиры ходил в многочисленных списках. Но насколько счастливо складывалась «устная» судьба сатир — настолько драматично обстояло дело с их изданием. Кантемир фактически стал основоположником русского самиздата: «В Российском народе сатиры ... Кантемира с общею апробациею приняты» [Ломоносов, 1955: 621]; «Сатиры Кантемира скоро пошли разгуливать в стихах по всей России, между грамотным народом.» [Белинский, 1955, VIII: 632]). В России сатиры впервые были изданы только в 1762 г. — через 18 лет после смерти автора.
Прошло 74 года. И вот в 1836 г. выходит в свет новое издание: Сочинения князя Антиоха Дмитриевича Кантемира. СПб: Толстой, Есипов, Языков, 1836. 128 с., портр. (Русские классики).
Книга украшена портретом Кантемира, гравированным Т. Рейтом. В предуведомлении сказано: «Печатано с издания 1762 года».
Книге предпослан краткий очерк «О жизни и трудах князя
A.Д. Кантемира», написанный Д.Н. Толстым, во многом повторяющий текст И.С. Баркова, в свою очередь, являющийся переложением французской биографии Кантемира аббата О. Гуаско1. Однако в тексте вступительной статьи видна и рука самого Толстого, которому явно не были безразличны жизнь и судьба Кантемира. Так, эпиграфом к очерку Толстой взял цитату из «Себастиана Баха»
B.Ф. Одоевского: «Материалы для жизни художника — одни его произведения: будь он музыкант, стихотворец, живописец; в них найдете его дух, его характер, его физиогномию; в них найдете даже те происшествия, которые ускользнули от метрического пера историков». Вставляет Толстой в свой очерк и цитаты из «Вечера у Кантемира» Батюшкова.
Завершается биографическая часть очень личным пассажем: «В 34 года жизни столько пользы, столько трудов! И теперь, когда столетие протекло со времени смерти Кантемира, когда науки и искусства получили уже право гражданства в России и она по достоинству занимает высокую степень в системе государств Евро-
1 В предуведомлении жизнеописание Кантемира ошибочно приписано его другу аббату Венутти [Об издании, 1835: 252].
пейских, — и теперь мы не можем не сожалеть о рановременной кончине любимца муз и философии, этого первенца их в России!»
Кажется, лучшего обоснования выбора автора для первого выпуска не найти. Кантемир — «первенец муз в России». Это ли не реплика в споре о том, с кого вести начало русской литературы?
Композиционно издание построено так: «Письмо стихотворца к приятелю из Парижа марта 1743 года», «Посвящение Елисавете Первой», Посвящение Феофана, епископа Новгородского к сочинителю сатир «Не знаю кто ты пророче рогатый.» и Феофила Кролика, архимандрита Новоспасского. Далее идут сатиры с авторским предуведомлением: «Сатирою назвать можно такое сочинение, которое забавным слогом осмевая злонравие, старается исправлять нравы человеческие. Потому она в намерении своем со всяким другим нравоучительным сочинением сходна: но слог ее будучи прост и веселый, читается охотнее, a обличения ее, тем удачливее, что мы посмеяния больше всякого другого наказания боимся. Я в сочинении своих наипаче Горацию и Буало французу последовал, от которых много занял, к нашим обычаям присвоив. Читателям моим оставляю судить, сколько я в сем опыте нового на нашем языке сочинения преуспел. Новость предприятия может быть извинит погрешения слога; а осторожное обличение злонравия подлинно не осудят любители добродетели. От злонравных ничего не ожидаю, хуления и хвалу, гнев и любовь их равно презирая».
Трудно не услышать в последней фразе перекличку с пушкинским: «Хвалу и клевету приемли равнодушно».
Тексты сатир идут с авторскими примечаниями — причем примечания поставлены так, как хотел Кантемир: на странице, где напечатана фраза, к которой они относятся. Сейчас бы сказали: сноски постраничные — максимально удобные.
Завершают издание оды, басни, письма и эпиграммы.
Всего вышло четыре тетради.
Казалось бы — радость: после столь долгого перерыва новое издание Кантемира, выполненное с несомненной любовью. Критика могла приветствовать это событие. Не забудем, что слово «критик» русскому языку присвоил именно Кантемир. В примечании к VII сатире (1739), где в значении «критик» применяется описательное выражение острый судья, писатель сетует на отсутствие более определенного термина: «Острый судья. Именем судьи здесь разумеется всяк, кто рассуждает наши дела; французы имеют на то речь critique, которой жаль, что наш язык лишается». А несколькими годами позже в примечаниях к «Письмам Горация» Кантемир вводит этот недостающий термин: «Судьи, кои о состоянии и доброте книг судят,
критиками называются у латин и других народов». Слово неоднократно употребляется в тексте, например, в следующем описании эпизода литературной борьбы античных авторов: «Его суперник, видя, что Гораций употребляет против него суд критиков, противополагает суд же других критиков, которые его мнение защищают» [Веселитский, 1974: 45].
От этих «острых судей» теперь зависело многое в судьбе книги. Наверное, и Толстой — будь он профессиональным журналистом — мог позаботиться о рецензионном сопровождении издания. Но он не был.
Итак, что же сказали критики «о состоянии и доброте» книги?
А судьи были заняты более важными делами, чем празднование возвращения Кантемира. В русских журналах идет полемика о значении понятия «классический писатель». Русские критики, хоть и с значительным опозданием, включаются в европейскую поэтологическую традицию: дискуссии, связанные с осмыслением этого понятия, велись и в западных литературах2. Наша статья написана — если можно так выразиться — с позиции «защиты Кантемира», поэтому дискуссия о классическом писателе является для нас побочной темой (хотя в каком-то смысле это тема судьбы). Просто напомним, что к концу 1830-х годов выражение «классический писатель» в России имеет как минимум три значения (вполне коррелирующие с западной традицией). Н.А. Полевой в 1837 г. — как раз в рецензии на издание, о котором идет речь, — фактически подводит итог дискуссии: «Слово классик имеет троякий смысл. У древних СуйеБ с^бюк граждане, принадлежащие к высшим классам общества... Название соответствовало нынешним — избранное общество, высший круг. Отсюда произошло аисШгеБ с1а88ю1, то есть лучшие, отборнейшие, первоклассные писатели. Это первое значение. Т. к. первоклассные или "классические" писатели греческие и латинские были в эпоху возрождения наук единственными авторами, которых сочинения изучались в университетах и служили образцами новейшему искусству, то вошло в обыкновение называть греческих и латинских писателей "классическими". Когда образовались новейшие литературы, когда и они обогатились превосходнейшими творениями в различных родах, этот исключительный смысл выражения "классический писатель" получил обширнейшее приложение: начали называть отличнейшие творения, писанные
2 В недавней статье А.Е. Махова подробно описано, как обстояло дело во французской науке о словесности [Махов, 2020]. О формировании российского пантеона, о критериях включения российских авторов в число классических писателей см.: [Вдовин, 2012].
на разных европейских языках, тоже классическими, как бы давая знать, что творения эти не уступают своим совершенством Гомеру, Виргилию, Пиндару, Горацию. И это уже была величайшая похвала, какую только могли сказать книге. И в этом третьем значении слово "классик", примененное к новейшему писателю, равняется уподоблению такого писателя Гомеру, Виргилию. Данте, Тассо, Кальдерон, Шекспир, Мильтон, Корнель, Расин. Гете. и все те, которые в своих сочинениях соединили высочайшие умственные достоинства с высочайшим искусством слова, — вот новейшие классики» [Полевой, 1837: 5]. Полевой упоминает и о возникшем в процессе полемики четвертом значении, имея в виду оппозицию классиков и романтиков, но оставляет его в стороне, так как оно «нейдёт к нашему делу».
Толстой дает задуманной им серии название «Русские классики» и в предуведомлении так определяет задачи своего предприятия: «.мы решились издать Русских классиков, сделавшихся уже соб-ственностию публики, в виде столь ныне употребительных тетрадей (livraisons). Это, облегчая издателей, представляет удобство дешевизны для подписчиков. Тетради выходят по одной, по две и более в месяц. Каждая тетрадь, в красивой цветной обвертке, заключает в себе до двух печатных листов.» [Об издании, 1835: 251]. Как видим, дешевизна и одновременно высокое качество издания является предметом особой заботы издателей. Анонсировать издание Тредиа-ковского, Ломоносова, Сумарокова, Хераскова, Петрова, Богдановича, Хемницера, Фонвизина, Кострова, Княжнина, Муравьева как издание авторов, уже ставших «собственностию публики», т.е. уже заслуживших имя классиков, — очень рискованное предприятие3. И уязвимое для критических стрел.
А уж выбор первого автора еще более усиливал необычность и уязвимость проекта. Издание Кантемира как первого классика — это совсем не тривиальное решение: русскую литературу было принято начинать с Ломоносова. Вот два примера с разницей в 16 лет. Карамзин, 5 декабря 1818 г.: «мы. имели стихотворцев, писателей, но только одного истинно классического (Ломоносов)» [Карамзин, 1964: 234]; Белинский, 1834: «.с Ломоносова начинается наша литература; он был ее отцом и пестуном; он был ее Петром Великим» [Белинский, 1953: 41].
Выбор Кантемира в качестве первого автора серии с таким названием в случае успеха предприятия добавил бы ему популярности и читателей. Но издание было признано неудачным. А Кантемир оказался главной мишенью критиков.
3 Сегодня, наверное, определили бы этот проект как провокационный.
Мы выбрали в качестве примера статьи трех авторов. Критерием для отбора был тон в отношении Кантемира.
Незадолго до выхода «Русских классиков» Белинский опубликовал «Литературные мечтания», где очень резко и откровенно пренебрежительно отозвался о Кантемире: «Не стану также распространяться (пренебрежительный оборот выделен нами. — О.Д.) о Кантемире; скажу только, что я очень сомневаюсь в его поэтическом призвании. Он был иностранец, следовательно, не мог сочувствовать народу и разделять его надежд и опасений; ему было сполагоря смеяться. Что он был не поэт, этому доказательством служит то, что он забыт» [Белинский, 1953: 41]; «Нужно ли повторять, что не с Кантемира началась наша литература?» [Белинский, 1953:103]4.
Издание попало в поле зрения пушкинского «Современника». Сохранился билет на получение изданных Толстым-Знаменским сочинений Кантемира, адресованный Пушкину. В первом томе в библиографическом списке «Новые книги» при трех названиях поставлена звездочка (*). При этом заголовок отдела сопровожден сноской: «Книги, означенные звездочками, будут впоследствии разобраны». Сочинения Кантемира попали в эту тройку. Рецензию написал Гоголь. Она не была опубликована — но не привести ее здесь невозможно именно в силу ее тона.
В начале рецензии Гоголь заметил: «Намерение очень хорошее — издать Кантемира и других старых писателей наших». Кантемир — как видим — ничем не выделен из числа других. А далее Гоголь подверг издание сокрушительной критике за дороговизну и медлительность: «Но издается это очень странно: в месяц выходит один или два печатных листа. За эти два листа и за обвертку к ним, в которой читателю решительно нет никакой надоб<ности>, читатель плотит рубль. Довольно дорого и неудобно. Дорого потому, что небольшой томик Кантемира будет стоить гораздо дороже десяти рублей. Неудобно потому, что у нас не привыкли к такому мелкому расчету, и всякой будет ожидать лучше всей книги, чтобы куп<ить>. На тетрадки обыкновенно разлагаются в Европе огромные издания, для того чтобы облегчить взнос денег для читателей, которые N3 все почти люди бедные. Притом ливрезоны, выпускаемые французами, никогда не издаются по одному листу, но за 1 рубль они представят такое количество букв, какого не составит весь Кантемир. Плюшар издает "Путешествие вокруг света" Дюмон Дюрвиля. В месяц вы-
4 Пройдет 10 лет, и Белинский станет писать о Кантемире прямо противоположные вещи — например, такие: «.он первый свел поэзию с жизнью. Кантемир начал собою историю светской русской литературы. Вот почему все, справедливо считая Ломоносова отцом русской литературы, в то же время не совсем без основания Кантемиром начинают ее историю. См.: [Белинский, 1955: 614].
ходит тетрадь из 10 печатных листов довольно густой печати; при них множество картинок и вся тетрадь обходится по два рубли. Это можно назвать у нас дешевым. Притом издатели очень длят это издание. Кантемир, которого можно отпечатать всего в две недели, будет печатать<ся> полгода; кому охота каждый месяц <ждать> одного печатного листа?» [Гоголь, 1952: 199].
«Небольшой томик Кантемира». Можно по-разному распорядиться топосом сочинения малого размера. Можно ведь сказать: «Вот эта книжка небольшая // Томов премногих тяжелей», а можно — как сделал Гоголь — свести Кантемира к набору букв. Но говоря о рецензии Гоголя, важно не сделать прямолинейного вывода об общем отрицательном отношении Гоголя к Кантемиру. Генетическая связь Гоголя с Кантемиром не вызывает сомнений, и Гоголь не мог ее не чувствовать: «Уже в то время, когда Ломоносов настроивал свою лиру на высокий лирический лад, кн<язь>. Кантемир находил пищу для сатиры и хлестал ею глупости едва начинавшегося общества» [Гоголь, 1952: 395]. Кантемир «был родоначальником гоголевского "смеха сквозь слезы", он сильной рукой указал русской литературе то направление, которое так пышно расцвело в лице Фонвизина, Гоголя, Салтыкова и которое составляет основную ноту русской поэзии, ее преобладающее настроение.» [Сементковский, 1893]. Критика Гоголя направлена на само издание, его дороговизну и длительность; но критические стрелы попали и в Кантемира5. Это ли не очередное проявление иронии судьбы?
Если цитируемая нами статья Белинского, строго говоря, относилась не к самому изданию, а рецензия Гоголя не увидела света, то статья Полевого написана именно о сочинениях Кантемира в серии «Русские классики».
Полевой подходит к обсуждению успеха/неуспеха издания с практической стороны: «Спросите у книгопродавцев, для чего не печатают они Ломоносова, Сумарокова, Княжнина: они будут отвечать: "Не для чего; их не спрашивают", т.е. их не читают. Самая остановка. предпринятого теперь издания «русских классиков не оттого ли происходит, что издатели убедились в неверности своей мысли, видя совершенное хладнокровие публики к этим мнимым классикам» [Полевой, 1837: 12].
Эта рецензия — полный разгром по всем пунктам: 1) самого названия серии (именно в этой связи Полевой дает вышеприведенное толкование понятия «классик» и доказывает, что никто из старинных писателей не имеет права на это звание: «Но кто потребует.
5 Тема «Гоголь и Кантемир» требует очень серьезного, многостороннего подхода и еще ждет своего часа. Мы едва обозначили один из возможных подходов к ней. См.: [Довгий, 2019].
от прежних русских писателей "классических творений", тот требует от младенца таких подвигов, которые может исполнить только взрослый человек» [Полевой, 1837:7]; 2) всей концепции проекта («издатели темно объяснились об основной идее своего издания»); 3) списка предполагаемых авторов («полные собрания сочинений этих стариков») и 4) всего более — выбора первого автора.
Кантемир в роли первого русского классика вызывает нескончаемый поток горьких слов критика. Чего стоит уже самое начало посвящённого непосредственно Кантемиру фрагмента: «Взглянем на жизнь и сочинения его, тем более, что по какому-то странному недоразумению Кантемира до сих пор многие, по крайней мере, понимают ложно, считая его русским, даже, как видим, классическим писателем и, что еще забавнее, поэтом» [Полевой, 1837: 13]. Далее Полевой для доказательства знакомства с предметом довольно подробно излагает биографию Кантемира. Его знания в конечном итоге, скорее всего, восходят в кому же источнику, что и биографический очерк Толстого: к биографии О. Гуаско в изложении И. Баркова. Но выводы из рассказа о жизни Кантемира он делает совершенно иные: «Кантемир писал русские стихи. Признаемся, что мы тут вовсе не видим поэтического пламени. Кантемир так писал стихи русские, как переводил книгу отца своего на италианский язык. Не заботясь о труде над языком русским (это Кантемир-то не заботился о труде над языком! — О.Д.), он принял формы, выражения, стопосложение, какие употребляли Феофан, Буслаев, Максимович, Ильинский» [Полевой, 1837:13].
От биографии Полевой переходит к разбору творчества Кантемира — и тут уж дает волю своему негодованию: «Что такое были сатиры Кантемира? Не громкий и звучный голос сильной души, негодующей на порок своего века, но мелкая насмешка над смешным. И все это было составлено из мыслей Горация, Боало, Лукиана, Ювенала... и не только из мыслей, а часто из головного перевода латинских и французских стихов. Вы видите мозаику, составленную на досуге умным человеком; находите остроумие, едкость, насмешку, но чужие. Если отметить у Кантемира все, что не принадлежит ему, у него почти ничего не останется» [Полевой, 1837: 21].
Главные претензии Полевого к Кантемиру: он не оригинален, и он не поэт.
Аргументы Полевого в отношении Кантемира те же, что и в отношении других старинных авторов, — от авторитета читателя и от традиции: «Отцы наши знали наизусть Сумарокова и Ломоносова, но уже не знали Кантемира» [Полевой, 1837: 22]. Действительно: зачем же сыновьям быть умнее, образованнее и любопытнее отцов?
Недоумение Полевого вызывают хвалебные статьи Жуковского и Батюшкова: «Странным образом восстановилась его известность в первом десятилетии нашего века. В.А. Жуковский вздумал расхваливать Кантемира в Вестнике Европы 1810 г. Статья, названная Критическим разговором, состояла только из выписок, с прибавкою похвал. И вот Кантемир, по голосу В.А. Жуковского, причислен к лику русских поэтов. Принимались его читать — не могли, — и приписали вину себе, а не Кантемиру. Ещё более убедились в том, когда Батюшков написал прелестную, умную пьеску: Вечер у Кантемира. Но с тех пор прошло более двадцати пяти лет.» Этот пассаж стоит отдельного рассмотрения. Из него ясно, что Полевой верит в влиятельность печатного слова на формирование читательского мнения и вполне целенаправленно создает отрицательное мнение о Кантемире6.
Приведем вывод из «анализа» творчества Кантемира, содержащегося в статье: «Перестанем же говорить о поэтическом достоинстве и руссизме кантемировых сатир. Как поэтические создания, как самобытные русские произведения, сатиры Кантемира не имеют никакого права на наше внимание» [Полевой, 1837:22].
И самое общее заключение: «Если почтенные Издатели Русских Классиков думали представить удивлению нашему образцы, возобновляя Кантемира, они должны были наперед предвидеть последствия.» [Полевой, 1837: 22]
По Полевому, все издание — собор неудачных идей; но самая неудачная — выбор Кантемира как первого автора.
Итак, подведем итог. Мы рассмотрели три текста, принадлежащих перу виднейших русских критиков, объединенных общим пренебрежительным тоном в отношении Кантемира7.
Велик соблазн пошутить — «вот как Белинский и Гоголь не дали мужику понести с базара Кантемира». Формально это будет неверно: рецензия Белинского написана ДО выхода книги, а рецензия Гоголя не увидела света. Но по сути — так и есть.
Статья написана по материалам доклада, прочитанного на конференции на журфаке МГУ. После произнесения доклада нам был
6 Через 10 лет Галахов напишет: «Удивляться надобно, как покойный Полевой, иногда удачно понимавший достоинства и недостатки литераторов, мог написать следующие строки: «Где вы находите у Кантемира русский колорит, русские нравы, русские поверья?..» Или критик вовсе не читал Кантемира, или хотел насильственно выдержать свой ложный взгляд на первого нашего сатирика.» [Галахов, 1848]. Отношение Полевого к Кантемиру, безусловно, ждет отдельного исследования. Напомним: посвятивший Кантемиру так много критических слов Полевой героя своей новеллы «Блаженство безумия» почему-то назвал Антиохом.
7 В «Московском наблюдателе» (1836 г., ч. VI, с. 255—267) опубликована рецензия С.П. Шевырева, написанная совсем в другом духе.
задан вопрос: действительно ли русский читатель так верил критике, что, прочитав разгромные рецензии, не стал бы покупать книгу? Вопрос сложный и заслуживает отдельного изучения. Пока напомним слова Гоголя: «Журнальная литература, ворочает вкусом толпы» [Гоголь, 1952: 156].
Критикам, занятым решением глобальных теоретических задач, просто не было дела до Кантемира; он оказался в роли показательной мишени.
У ситуации могло быть два варианта развития рецензионной стратегии:
1. В русской литературе радостное событие: после долгого — в 74 года — перерыва изданы сочинения А.Д. Кантемира, первого русского сатирика.
2. Издатели затеяли серию с претенциозным названием, а для первого выпуска выбрали никому не нужного и неизвестного автора.
Был реализован второй.
И тем не менее — по версии издания 1836 года — Кантемир оказался единственным «русским классиком».
Список литературы
1. Белинский В.Г. Кантемир // Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. VIII. М., 1955. C. 613-634.
2. Белинский В.Г. Литературные мечтания // Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. I. М., 1953. C. 20-104.
3. Веселитский В.В. Антиох Кантемир и развитие русского литературного языка. М., 1974.
4. Вдовин А.В. Понятие «русские классики» в критике 1830-50-х гг. // Пушкинские чтения в Тарту 5. Пушкинская эпоха и русский литературный канон: К 85-летию Ларисы Ильиничны Вольперт: В 2 ч. Тарту, 2012. С. 40-56.
5. Галахов А.Д. Сочинения Кантемира // Отечественные записки. 1848. № 11. Отд. V. С. 1-40.
6. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. В 14 т. Т. 8. М.; Л., 1952. С. 213-418.
7. Гоголь Н.В. О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14 т. Т.8. М., 1952. С. 156-176.
8. Гоголь Н.В. Русские классики. Часть I. Кантемир // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. В 14 т. Т. 8. М.; Л., 1952. С. 199.
9. Довгий О.Л. К забытому юбилею: Четыре текста об Антиохе Кантемире // Stephanos. 2019. № 6 (38). С. 15-26. URL: http://stephanos.ru/index. php?cizd=57 (дата обращения: 27.02.2021)
10. Довгий О.Л. К теме «Гоголь и Кантемир» // Литературоман(н)ия: К 90-летию Юрия Владимировича Манна. М., 2019. С. 316—327.
11. Карамзин Н.М. Речь, произнесенная на торжественном собрании Императорской Российской Академии 5 декабря 1818 года // Карамзин Н.М. Избр. соч.: В 2 т. Т. II. С. 233-242.
12. ЛомоносовМ.В. Полн. собр. соч. Т. 9. М.; Л., 1955.
13. Махов А.Е. Проблема подражания образцам в поэтологии французского классицизма // Человек: образ и сущность. 2020. № 3 (43). С. 9-26.
14. Об издании русских классиков // Журнал Министерства народного просвещения. 1835. Т. 8. № 10. С. 250-252.
15. Полевой Н.А. «Русские классики». Сочинения кн. Кантемира. СПб., 1836 // Библиотека для чтения. 1837. Т. 24. Отд. V. С. 1-24.
16. Пумпянский Л.В. Кантемир // История русской литературы: В 10 т. Т. III. Ч. 1. М.; Л., 1941. С. 176-212.
17. Сементковский Р.И. А.Д. Кантемир: Его жизнь и литературная деятельность. СПб., 1893. (Б-ка Павленкова).
18. Толстой Д. О жизни и трудах князя А.Д. Кантемира // Русские классики. Тетрадь 1. Кантемир. СПб., 1836. С. 1-13.
Olga Dovgy
HOW CANTEMIR APPEARED
THE ONLY RUSSIAN CLASSIC WRITER
Lomonosov Moscow State University
1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
This article continues the author's series of publications on the works of A.D. Cantemir and is devoted to an episode in the history of the publication of his works. In 1836 D.N. Tolstoy opened the series "Russian Classics" with Cantemir's works. It was a time of polemics about the meaning of the classical writer in criticism, the Russian pantheon of classical authors had just been created, but the opinion prevailed that one should start the series with Lomonosov. Tolstoy's project came under the close and unfriendly scrutiny of critics. The general consensus was that the idea for the series had failed: first, because of the title, which seemed provocative; second, because of the choice of authors who were to be published; and chiefly, because of the writer with whom the series began. Cantemir proved to be the main target of the reviewers. This article presents the views of three of the most prominent Russian literary figures, united by a common contemptuous tone towards Cantemir. Two years before the publication of Cantemir's works in "The Russian Classics", Belinsky, in his "Literary Dreams", made a sharply negative review of his oeuvre. Gogol wrote a review for Sovremennik (it did not appear in the journal, but is nevertheless noteworthy). The Library for Reading published a scathing review written by N.A. Polevoy. As a result, the publication
was discredited and had no continuation, and the reputation of Cantemir, who was quite unexpectedly dragged into the polemics, suffered. Thus, the articles by famous Russian critics unwittingly acted as obstacles to Cantemir's works on their way to the reader. Having failed to read the works, people, who took the magazine's word for it, put Cantemir in the category of authors who were not worthy of attention.
Key words: A. Cantemir; satires; debates on the meaning of the concept of "classical writer"; V. Belinsky; N. Gogol; N. Polevoy.
About the author: Olga Dovgy — Prof. Dr., Senior Research Fellow, Literary and Art Criticism and Publicism Academic Department, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University (e-mail: olga-dovgy@yandex.ru).
References
1. Belinskij V.G. Cantemir. Poln. sobr. soch.: V 13 t. [Complete Works: In 13 vol.] Vol. VIII. Moscow, Izdatelstvo AkademiiNauk SSSR, 1955, pp. 613-634. (In Russ.)
2. Belinskij V.G. Literaturny'e mechtaniya [Literary reveries]. Poln. sobr. soch.: v 13 vol. [Complete Works: in 13 Vol.] Vol. I. Moscow, Izdatelstvo Akademii Nauk SSSR, 1953, pp. 20-104. (In Russ.)
3. Veselitskij V.V. Antiox Cantemir i razvitie russkogo literaturnogo yazyka. [An-tiochus Cantemir and the development of the Russian literary language] Moscow, Nayka Publ., 1974, 71 p. (In Russ.)
4. Vdovin A.V. Ponyatie "russkie klassiki" v kritike 1830-50-x gg. [The Concept of "Russian Classics" in the Criticism of the 1830s-50s.] Pushkinskie chteniya v Tartu 5. Pushkinskaya epoxa i russkj literaturnyj kanon: K 85-letiyu Larisy' Il'inichny' Volpert: V 2 ch. [Pushkin Readings in Tartu 5. Pushkin's Epoch and the Russian Literary Canon: To the 85th anniversary of Larisa Ilyinichna Volpert: In 2 parts] Tartu, 2012, pp. 40-56. (In Russ.)
5. Galaxov A.D. Sochineniya Cantemira [Cantemir' Works]. Otechestvennye zapiski. 1848. № 11. Part. V, pp. 1-40. (In Russ.)
6. Gogol' N.V. Vy'branny'e mesta iz perepiski s druz'yami. Polnoe sobranie so-chinenj. V 14 t. [Complete Works: In 14 vol.] Vol. 8. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii Nauk SSSR, 1952, pp. 213-418. (In Russ.)
7. Gogol' N.V. O dvizhenii zhurnal'noj literatury' v 1834 i 1835 godu. [About the Development of Literature in Magazines] Polnoe sobranie sochinenj. V 14 t. [Complete Works: In 14 vol.] Vol. 8. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii Nauk SSSR, 1952, pp. 156-176. (In Russ.)
8. Gogol' N.V. Russkie klassiki. Chast' I. Cantemir [Russian Classic Writers. Part I. Cantemir]. Polnoe sobranie sochinenj. V 14 t. [Complete Works: In 14 vol.] Vol. 8. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii Nauk SSSR, 1952, p. 199. (In Russ.)
9. Dovgij O.L. K zaby'tomu yubileyu: Chety're teksta ob Antioxe Cantemire. [To the Forgotten Hubilee: Four Texts about Antiochus Cantemir] Stephanos. 2019, № 6 (38). Pp. 15-26. http://stephanos.ru/index.php?cizd=57 (access date: 27.02.2021) (In Russ.)
10. Dovgij O.L. K teme «Gogol' i Cantemir». [On the topic "Gogol and Cantemir"] Literaturoman (n) iya: K90 letiyu Yuriya Vladimirovicha Manna. Moscow, RGGUPubl, 2019, pp. 316-327. (In Russ.)
11. Karamzin N.M. Rech', proiznesennaya na torzhestvennom sobranii Impera-torskoj Rossijskoj Akademii 5 dekabrya 1818 goda. [Speech Delivered at the Meeting of the Imperial Russian Academy on December 5, 1818] Izbr. soch. [Selected Works]: 2 vol. Vol. II, pp. 233-242. (In Russ.)
12. Lomonosov M.V. Poln. sobr. soch. [Complete Works] Vol. 9. Moscow, Leningrad, Izdatelstvo Akademii Nauk SSSR, 1955. (In Russ.)
13. Maxov A.E. Problema podrazhaniya obrazczam v poe'tologii franczuzskogo klassicizma [The Problem of Imitating Models in the Poetology of French Classicism]. Chelovek: obraz i sushhnost'. № 3 (43). M., Institut nauchnoj in-formacii po obshhestvennym naukam Rossijskoj akademii nauk, 2020, pp. 9-26. (In Russ.)
14. Ob izdanii russkih klassikov. [About the Publication of Russian classics]. Zhurnal Ministerstva narodnogo prosveshheniya. [Journal of the Ministry of Public Education] 1835. Vol. 8. № 10, pp. 250-252. (In Russ.)
15. Polevoj N.A. "Russkie klassiki». Sochineniya kn. Cantemira. SPb., 1836 [Russian Classic Writers. Prince Cantemir's Works. SPb, 1836]. Biblioteka dlya chteniya [Bibliotheca for reading], 1837, vol. 24, part V, pp. 1-25. (In Russ.)
16. Tolstoj D. O zhizni i trudax knyazya A.D. Cantemira [On Life and Works of Prince A. Cantemir]. Russkie klassiki. Tetrad' 1. Cantemir. SPb., 1836, Tipo-grafiya Gince, pp. 1-13. (In Russ.)
17. Pumpyanskij L.V. Cantemir. Istoriya russkoj literatury' [History of Russian Literature]: 10 vol. Vol. III. Part 1. M.; L., 1941, pp. 176-212. (In Russ.)
18. Sementkovskij R.I. A.D. Cantemir: Ego zhizn' i literaturnaya deyatel'nost'. [A.D. Cantemir: His life and literary activity] St. Petersburg, 1893. (In Russ.)
