CC BY
150
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
2022 PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES Выпуск 55
I. ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ
Информация для цитирования:
Мусаелян Л. А. К вопросу об отсутствии в России государственной идеологии // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2022. Вып. 55. C. 6-21. DOI: 10.17072/1995-4190-2022-55-6-21.
Musayelyan L. A. K voprosu ob otsutstvii v Rossii gosudarstvennoy ideologii [On the Absence of State Ideology in Russia]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2022. Issue 55. Pp. 6-21. (In Russ.). DOI: 10.17072/1995-4190-2022-55-6-21.
УДК 1:316(470+571)
DOI: 10.17072/1995-4190-2022-55-6-21
К ВОПРОСУ ОБ ОТСУТСТВИИ В РОССИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕОЛОГИИ
Л. А. Мусаелян
Пермский государственный национальный исследовательский университет
E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 01.09.2021
Введение: статья посвящена осмыслению конституционной формулы, официально отрицающей в России государственную идеологию. Цель: исследовать вопрос об отсутствии в России государственной идеологии «де-юре» и «де-факто»; выявить типологию современного российского общества, государства и права, причины отсутствия их сущностной характеристики в Основном законе страны и официального отрицания в нем государственной идеологии. Методология: базовые принципы научной философии - объективности, развития (историзма), всеобщей связи, детерминизма, противоречивости; общенаучные методы анализа и синтеза, индукции и дедукции. Результаты: Конституция РФ принималась в условиях глубокого социально-экономического, политического кризиса и раскола российской политической элиты на непримиримые группы, предлагавшие разные способы выхода страны из кризиса и разные исторические перспективы России. Новая либеральная элита, победившая своих оппонентов в политическом и силовом противостоянии, для придания задуманным реформам законности организовала написание в сжатые сроки и принятие нового Основного закона страны. Чтобы не отпугнуть население при принятии Конституции и проведении реформ, в результате которых должен был кардинально измениться тип общества, государства и права, либеральная элита в своих публичных заявлениях избегала идеологически и политически нагруженной лексики. Этот же подход был использован при написании Конституции. Основной закон страны писался и принимался после окончания «холодной войны», когда Россия оказалась на периферии мировой истории и превратилась в объект политики глобального неолиберального капитала. Указанные факторы определили характер, структуру, дизайн, содержание Конституции РФ. Выводы: Основной закон страны принимался в конкретных социально-экономических и геополитических условиях. Конституция позволила избежать губительной гражданской войны и провести экономические и социально-политические реформы, соответствующие интересам новой элиты России и их западных кураторов. В результате реформ Россия была введена в экономическое, политическое, культурное, а
© Мусаелян Л. А., 2022
позже в образовательное пространство глобального неолиберального капитализма, управляемого из Вашингтона. Страна фактически потеряла суверенитет и субъект-ность. Современная Россия, в отличие от России 90-х годов, перестала быть исключительно объектом глобального неолиберального капитала. В настоящее время она полноценный актор международных отношений и мировой политики. Как великая держава, Россия не может не иметь своей государственной идеологии, выражающей ее национальные интересы, фундаментальные потребности, смысложизненные ценности и геополитическую стратегию, определяющую ее исторические перспективы.
Ключевые слова: идеология; государство; государственная идеология; Конституция; Основной закон; реформы; право; российская нация; национальный интерес
ON THE ABSENCE OF STATE IDEOLOGY IN RUSSIA
L. A. Musayelyan
Perm State University
E-mail: [email protected]
Received 1 Sep 2021
Introduction: the article deals with the constitutional formula officially denying the presence of state ideology in Russia. Purpose: to investigate the issue of the absence of state ideology in Russia de jure and de facto; to identify the typology of modern Russian society, state, and law, the reasons for the absence of their essential characteristics in the Constitution of the Russian Federation. Methodology: the research is based on the fundamental principles of scientific philosophy - the principle of objectivity, the principle of development (historicism), the principle of universal interconnection, the principle of determinism, the principle of inconsistency, as well as general scientific methods of analysis and synthesis, induction and deduction. Results: the Constitution of the Russian Federation was adopted in the context of a deep socioeconomic and political crisis and a split of the Russian political elite into irreconcilable groups that offered different ways of getting the country out of the crisis and different historical prospects for Russia. The new liberal elite, having defeated its political opponents in political and armed conflict, organized drafting and adoption of the Constitution of the Russian Federation in a short time in order to give legitimacy to the reforms planned. The liberal elite avoided ideologically and politically loaded vocabulary in their public speeches not to scare off the population when adopting the Constitution and carrying out reforms which were to result in the radical change of the type of society, state, and law. The same approach was used when developing the Constitution. The basic law of the country was created and adopted after the Cold War, when Russia found itself on the periphery of the world history and turned into an object of global neoliberal capital policy. The above factors determined the character, the design, and the contents of the Constitution of the Russian Federation. Conclusions: the Constitution was adopted in specific socio-economic and political conditions. It helped to avoid a disastrous civil war and to carry out economic and social reforms corresponding to the interests of the new elite of Russia and their western curators. As a result of the reforms, Russia was introduced into the economic, political, and cultural space of the global neoliberal capitalism managed from Washington. The country has actually lost its sovereignty and subjectivity. Modern Russia, unlike the Russia of the 90s, has ceased to be exclusively an object of global neoliberal capital. As a great power, Russia is bound to have its own state ideology that would express its national interests, fundamental needs, meaningful values, and a geopolitical strategy that would determine its historical prospects.
Keywords: ideology; state; state ideology; country; constitution; basic law; elite; reforms; law;
Russian nation; national interest
Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (Конституция РФ, п. 2 ст. 13)
Введение
Инициированные 15 января 2020 г. Президентом России поправки в Конституцию имели большой резонанс как у нас в стране, так и за рубежом. И не удивительно, что вопросы, связанные с поправками Основного закона страны, остаются в центре внимания российских правоведов, политологов, политиков. Тема настоящей статьи также навеяна Конституцией РФ, но несколько выпадает из общего дискурса. По нашему мнению, проблема, обсуждаемая в данной публикации, имеет экзистенциальное значение для будущего российского государства. В современных геополитических реалиях, когда против России развернута полномасштабная гибридная война, официальное отрицание в стране государственной идеологии изначально ослабляет позицию нашего государства в мире, ибо государственная идеология призвана консолидировать общество, укреплять единство страны. В действительности ситуация прямо противоположная. Отрицание государственной идеологии, с одной стороны, и отсутствие в Конституции РФ типологической характеристики современной России - с другой, порождает историческую и политическую дезориентацию общества. Трудности в определении места России в современном мире и прогнозировании ее будущего порождают у россиян тревожное состояние неопределенности в понимании как настоящего, так и будущего. Чередующиеся кризисы и увеличивающийся в течение тридцати лет отрыв в социально-экономическом, технологическом развитии России от ведущих государств мира, и даже тех, которые еще вчера находились на периферии мировой истории, усиливают социально-психологический дискомфорт и напряженность в обществе. В этом кроется немаловажная причина продолжающейся утечки из страны капиталов и, что особенно прискорбно, мозгов. Юристы, как правило, очень осторожны в своих общих выводах, но и они вынуждены признавать, что в стране «происходит медленное, но стабильное нарастание социальной напряженности в разных областях общественно-политической жизни» [9, с. 129]. Учитывая глобальные вызовы России, Президент призвал граждан страны
проявлять патриотизм и укреплять единство общества. Нет сомнения в том, что патриотизм может быть интегрирующим фактором общества. Но чувство патриотизма не может формироваться лишь на основе знания прошлых грандиозных свершений и исторических побед, на что большое внимание в последнее время обращает руководство страны. Здесь важно еще видение исторических целей, к которым ведет страну власть в результате эффективной внутренней и внешней политики. Всякие аналогии «хромают», но все же уместно сказать: у корабля никогда не будет попутного ветра, если ему не задан курс движения. В условиях сильного шторма такое судно рискует разбиться о скалы. Напротив, знание командой цели движения и умелое управление кораблем сплачивает команду, мотивирует ее на полную самоотдачу, поскольку она осознает что от этого зависит не только своевременное прибытие в порт наза-чения, но и собственное спасение. В современных геополитических реалиях официальный отказ нашей страны от государственной идеологии, если выражаться предельно корректно, контрпродуктивен.
В последние годы немало российских исследователей и политиков выражали свою озабоченность по поводу отсутствия у России государственной идеологии [8; 13; 3]. Поэтому думалось, что в процессе изменений, вносимых в Конституцию РФ, пункт 2 статьи 13 будет элиминирован из Основного закона страны или, во всяком случае, откорректирован. Однако ожидания не оправдались, что побудило автора исследовать вопрос, почему в постсоветской России в условиях глобальной турбулентности отсутствует государственная идеология? Статьи Конституции не могут быть порождением случайностей. Убежденность в невозможности существования великой державы без государственной идеологии дает основание рассмотреть отрицание государственной идеологии в двух ипостасях: «де-юре» и «де-факто», т. е. статью Конституции и реальное состояние дел в этой области. Кроме того, представляется необходимым выяснить причину появления в Основном законе страны пункта 2 статьи 13. Также рассмотрим вопрос: что такое идеология и почему в современной России она должна быть разработана и официально провозглашена? Нельзя дать адекватный ответ без анализа тех
исторических условий и конкретных социально-политических обстоятельств, которые обусловили необходимость принятия существующей Конституции.
Факторы, определившие идеологию, структуру, дизайн, содержание Основного закона страны Настоящую Конституцию РФ, ее структуру, дизайн, содержание статей не понять вне контекста того экономического, социально-политического, нравственного кризиса, который имел место в нашей стране в начале 90-х годов прошлого века. Радикальные реформы, кардинально изменившие направление исторического движения России, типологию политико-правовых институтов, их социальную базу и т. д. были вызваны указанным кризисом. Фактором, оказавшим определенное влияние на последующие общественно-политические процессы и в конечном счете на характер будущей Конституции страны, стал глубокий раскол новой политической элиты России. Ключевым в возникшем противоречии был вопрос о характере предстоящих реформ и темпах их осуществления, что и определило разное видение перспектив последующего исторического движения страны. Любая конституция выражает определенный исторический выбор. Часто этот выбор обусловлен политической борьбой, в которой одни выигрывают, а другие проигрывают [29, рр. 167-169]. Президент и его ближайшее окружение (Е. Гайдар, А. Чубайс и др.) выступали за радикальную реформу экономики, которая понималась как быстрая приватизация прежде всего «лакомых кусков» государственной собственности, являющихся источниками иностранной валюты. Парламент страны, большинство которого составляли представители левых взглядов, был против такого варианта разгосударствления общенародной (согласно существовавшей тогда Конституции) собственности. Возникшее противоречие между Президентом и его единомышленниками, с одной стороны, и народными избранниками -с другой, было разрешено Б. Ельциным при помощи танковых пушек. Пролитая в октябре 1993 г. кровь свидетельствовала о том, что продолжение политического противостояния может привести к гражданской войне. Президент и его сторонники остро нуждались в новом Основном законе страны, который позволил бы
им сохранить власть и умерить левую оппозицию, имеющую широкую социальную базу. Сторонники радикальных реформ не питали никаких иллюзий относительно политических взглядов новых избранников народа, поэтому новая Конституция должна была дать Президенту такие полномочия, которые позволили бы без особого труда довести до конца задуманные преобразования. Как известно, Конституция писалась в ускоренном темпе единомышленниками Президента при активной консультативной помощи зарубежных специалистов, что вполне объяснимо. Запад был заинтересован в сохранении власти Б. Ельциным, а не в возврате коммунистического режима. По оценкам некоторых западных исследователей в Основном законе России просматривается влияние французской, американской конституций, а также русского имперского правового наследия [22, рр. 13-21; 26, рр. 27-34]. Новая Конституция РФ вполне отвечала запросам либеральной элиты страны. Отсюда и политико-правовая асимметрия ветвей власти российского государства: практически неограниченные права Президента и фактически бесправный парламент. В этом, если обратиться к модной юридической лексике, заимствованной из англосаксонской правовой культуры [23; 26], одна из особенностей конституционного дизайна Основного закона России. Образно выражаясь, парламенту отводилась роль статиста в политическом спектакле, сюжет которого писался единомышленниками Б. Ельцина, представленными в Правительстве страны и Администрации Президента. Понятно, статисты не определяют ход спектакля, но без них политическое действие однозначно не состоится. Президент формально не входит в исполнительную власть, а стоит над ветвями государственной власти. Как гарант Конституции, он обеспечивает согласование взаимодействия органов власти. Вопрос, каким образом гарант продавливал в парламенте принятие нужных для его единомышленников законов, оставим в стороне. Отметим лишь то, что отношение второго Президента страны с парламентом стало более цивилизованным. Задуманные реформы (в здравоохранении, образовании, ЖКХ и т. д.), базовые принципы которых были заложены в Конституции, осуществлялись при поддержке созданной властной политической элитой партии, ко-
торая уже много лет имеет в парламенте конституционное большинство. Поправки, внесенные в Конституцию РФ в 2020 г. по инициативе Президента, дали ряд полномочий парламенту, но все же властная асимметрия в политической системе государства существенно не изменилась. Она остается «суперпрезиденциалисткой» [31; 28]. Однако изменилась система управления, что дает основание согласиться с выводом французского социолога М. Дюверже: «Различные политические режимы могут ... функционировать в одних и тех же юридических рамках» [24, р. 21].
Почему принятие новой Конституции РФ
вопреки заявлениям ее авторов не привело
к консолидации российского общества
Как представляется, в такой стране, как Россия, с ее громадной территорией, полиэтническим и поликонфессиональным населением нужна сильная президентская власть, особенно если общество находится в состоянии глубокого кризиса. Но полномочия Президента не могут быть ремейком власти императора в дореволюционной России, ведь для вывода страны из кризиса Президент должен был опираться на народ, во всяком случае на большинство населения и его представителей в парламенте. Но как относился народ к реформам и реформаторам, показало голосование в 1993 г. при принятии новой Конституции России и президентских выборах 1996 г. С другой стороны, свое отношение к мнению народа властная политическая элита продемонстрировала во время подсчета голосов как при принятии Конституции, так и при избрании президентом Б. Ельцина. Это взаимное отчуждение элиты и народа, сопровождаемое идеологическим противостоянием и политическими скандалами во властных эшелонах, было одной из причин, объясняющих, почему Президенту при громадной концентрации власти, гарантированной ему Конституцией, не удалось вывести страну из кризиса. Более того, кризисные тенденции усиливались. Россия к концу девяностых годов была близка к тому, чтобы повторить судьбу Советского Союза. Можно назвать три причины, из-за которых Основной закон страны не стал фактором интеграции российского общества. На первый взгляд, они не имеют отношения к теме, обозначенной в заглавии данной статьи.
Старшее поколение помнит, как лидеры демократической России в борьбе с союзной властью демонстративно поддерживали сепаратистские националистические движения в союзных республиках. Но Президент России не ограничивался этим. Он публично обещал российским национально-административным образованиям «столько свободы, сколько они проглотят». После развала СССР Татарстан и Башкортостан объявили о своем суверенитете. Помнится, суверенитет Татарстана тут же признала Турция. Суверенные республики в рамках суверенной России - это вопиющее нарушение Конституции. Конституциональный кризис фактически был создан искусственно в результате деструктивной политики либеральной элиты России. Кроме того, в борьбе с М. С. Горбачевым Б. Ельцин отдал распоряжение руководителям российских предприятий не подчиняться законам и постановлениям союзных органов. В результате «войны законов» экономика страны, находящаяся в кризисе, стала ускоренно деградировать. Инерция этих двух тенденций продолжалась достаточно долго и после принятия Конституции РФ. Третья причина была непосредственно связана с реализацией одной из базовых статей новой Конституции, которая определяла характер и законность проводимых экономических реформ. Но прежде следует сказать, что все действия, вся последовательность шагов либеральной политической элиты, которые привели к принятию новой Конституции страны, были однозначно идеологически и политически мотивированы. Соответственно, Основной закон страны, легитимирующий радикальные экономические реформы, выражал, прежде всего, интересы реформаторов и их сторонников. Поэтому он нес в себе мощную идеологическую компоненту. Такой вывод следует также из понимания природы Конституции РФ.
Любая новая конституция есть социальный концепт, опирающийся на некую идеологему. Она определяет, в конечном счете, базовые ценности, нормы, принципы жизнедеятельности общества, которые приходят на смену существующему. Словом, новая Конституция в некотором смысле представляет социальный идеал, соответствующий интересам, чаяниям, смысложизненным устремлениям определенных слоев населения, которых не удовлетворя-
ет существующая социальная реальность. В этом социальном идеале есть базовые нормы, принципы, которые требуют своего обязательного воплощения в общественной жизни в настоящее время, в противном случае общество останется в прежнем состоянии. Но в Основном законе, как правило, оказываются и такие статьи, реализацию которых в силу ряда причин акторы реформ (или революции) не считают актуальными в данное время и переносят их выполнение на далекую перспективу. Это свидетельствует о том, что Конституция есть идеологический конструкт. Любая идеология, как справедливо отмечает Р. Л. Лившиц, «выполняет функцию стратегического целеполага-ния для социальных общностей (классов, государств, наций)» [10, с. 310]. Конституция есть результат такого целеполагания, как в реализованной, так и в нереализованной своей части. Чем-то другим, нейтральным к интересам, смысложизненным ценностям, установкам людей она не может быть по определению.
Обратимся к третьей причине, которая не только не консолидировала российское общество, но, напротив, усилила в нем разобщенность и конфликтогенность. Речь идет об одной из базовых статей Конституции РФ, реализация которой должна была привести к формированию экономической основы нового типа общества и государства в постсоветской России. Неолибералы, осуществляющие экономические реформы, менее всего думали о выполнении публичных обещаний - вывести страну из кризиса и превратить Россию в процветающее цивилизованное государство. Экономические реформы были инструментом решения политических задач. Их цель - в сжатые сроки разрушить базис социализма и придать необратимость движению России по капиталистическому пути. Ваучеры, залоговые аукционы, продажа за бесценок (в том числе иностранцам) крупных высокотехнологичных предприятий, передача секретных промышленных и военных технологий политическим оппонентам СССР -все это хорошо известные факты. По данным зарубежных экспертов ущерб, нанесенный реформаторами нашей стране в сфере промышленности, в два с половиной раза превышал ее материальные потери в годы Великой Отечественной войны [15, с. 175-176]. Как позже неоднократно цинично откровенничал в СМИ
А. Чубайс, каждое предприятие, проданное даже за копейки, каждый военный корабль, переданный иностранным государствам по цене металлолома, - это большой гвоздь, забитый в гроб социализма. Результат подобных реформ, имевших явно идеологическую и политическую мотивацию: закрытие и разорение тысяч предприятий, миллионы людей, лишенных работы и средств существования. В этой связи отношение абсолютного большинства населения страны к реформам и реформаторам во главе с Б. Ельциным было однозначное. Принятие Конституции 1993 г. уберегло Россию от губительной гражданской войны, но не устранило кризисных тенденций в обществе, которые к концу девяностых годов (особенно после дефолта 1998 г.) резко усилились. Разобщенность в обществе Конституция по определению не могла преодолеть, поскольку экономические реформы, если абстрагироваться от фактов масштабного мошенничества, расхищения государственной (общенародной, по прежней Конституции) собственности, по существу, претворяли в жизнь нормы (ст. 35, 36 и др.) Основного закона страны. Однако, по утверждению одного из авторов этого документа, С. Шахрая, «Конституция сформировала необходимую идеологическую базу для общественного согласия» [18, с. 38]. События девяностых и последующих годов не дают основания для подобного оптимистического вывода. Приведем мнение на этот счет известного российского правоведа, профессора С. Авакьяна: «К сожалению, именно в создании необходимой гармонии в обществе роль нашей конституции пока что исключительно скромная. Здесь (...) есть все основания сказать, что Конституция (закон) и практика расходятся» [1, с. 2]. Анализируя многие статьи Основного закона страны (ст. 7, 37, 40 и др.), С. Авакьян приходит к выводу, что некоторые нормы Конституции, особенно те, которые определяют социально-экономические права россиян, являются типичными фикциями, поскольку ни текущее законодательство, ни практика ничего не делают для их реализации [1, с. 2]. Надо признать, что в последние годы власти России предпринимают определенные шаги в движении к социальному государству. Этому содействуют и поправки, внесенные в Конституцию. Но если сравнить социальные расходы нашего государ-
ства, в том числе на помощь населению в период пандемии, с идентичными расходами других капиталистических стран, то придется согласиться с мнением, что Основной закон РФ и существующая социальная реальность заметно расходятся [2; 6; 9]. Между тем новые конституции принимаются для того, чтобы способствовать росту общественного благосостояния, социальной активности граждан, нацеленных на удовлетворение своих материальных и духовных потребностей [27]. Собственно, все это обещали россиянам акторы реформ в начале 90-х годов прошлого века.
Как свидетельствует аналитика, примеров несовпадения декларируемых конституционных норм и существующей социальной реальности в мире достаточно [5, с. 344-370]. Является ли это случайностью? Думается, что нет. Как было показано выше, конституция - это модель желаемого общества, социальный идеал. И в этом смысле она выполняет идеологическую функцию. В ней есть элементы стратегического целеполагания господствующего класса (или элиты), которые выходят за пределы существующей социальной реальности.
Об отсутствии в России государственной идеологии де-юре и де-факто
Особым случаем несоблюдения декларируемых норм и социальной реальности является пункт 2 статьи 13 Конституции РФ, где отрицается наличие у нас в стране государственной идеологии.
В самом деле, если Конституция РФ есть базовый источник права для власти и народа, то указанная формула Основного закона означает одно из двух: или право вне идеологии, или государство не руководствуется Конституцией. Последнее однозначно отпадает в силу абсурдности вывода. Тогда следует признать, что право вообще и Конституция в частности находятся вне всякой идеологии. Неидеологическое право - это нонсенс не только с точки зрения философии, но и мировой истории. В СССР де-юре и де-факто существовала государственная идеология. Соответственно право во всех формах своего бытия было важнейшим компонентом идеологии и инструментом реализации идеологических установок во внутренней и внешней политике. Разве со сменой способа производства и
политической системы общества право перестало выполнять эту роль? Отнюдь.
Как отмечает известный российский правовед В. М. Сырых, среди советских диссидентов не было ни одного юриста. Они были сторонниками строя и активными защитниками его идеологии. Сегодня же «благочестивые адепты марксисткой теории права бросают в предмет своего многолетнего обожания и поклонения не то что камни, а целые булыжники» [16, с. 17]. Проблема здесь не в особенностях человеческого материала правоведов, а в том, что при любой власти право выполняет идеологическую функцию, а правоведы всегда были и остаются идеологами государства.
К этому можно добавить собственные наблюдения. В 2018 г. в стране широко отмечалось 25-летие принятия Конституции РФ. Очевидно, что подобные мероприятия не могут проходить спонтанно, без санкций «сверху». Автор этих строк также принимал участие в публичных мероприятиях, посвященных юбилею Основного закона России. В течение года нами не замечено ни одной публикации юриста, где бы присутствовала идея о необходимости внесения изменений в Конституцию. «В далекой перспективе - да, а сейчас - нет необходимости, она доказала свою эффективность» - такова была публичная позиция российских правоведов. Спустя два года мнение правового сообщества кардинально изменилась. Спрашивается, в стране за полтора-два года произошли качественные изменения в экономической, социально-политической сферах, диктующие необходимость значительной корректировки многих статей Основного закона? Нет - в стране стагнация. Изменились намерения и точка зрения первого лица в государстве.
Итак, право и правовое сознание являются важным идеологическим инструментом государства, обеспечивающим воспроизводство общества. Как пишет Л. Альтюссер, в современных развитых государствах для воспроизводства конкретного способа производства применяются различные идеологические аппараты государства, к коим он относит образовательный (школьный), юридический, политический, информационный, религиозный и другие институты [4]. Понятна очевидная роль права в воспроизводстве конкретных производствен-
ных отношений. Но право наряду с другими идеологическими аппаратами государства формирует определенный тип социального индивида. Как отмечал Энгельс, межформационная трансформация общества от феодализма к капитализму сопровождалась вытеснением теологического мировоззрения юридическим. «Место догмы, божественного права заняло право человека, место церкви заняло государство» [20, с. 496]. Соответственно, борьба за права человека - это борьба буржуазии за власть. Возникновение «юридического мировоззрения» означало появление идеологии в современном смысле этого слова. Идеология воздействует на индивида и существует через социальных индивидов. Идеология, как пишет Л. Альтюссер, обращается к индивидам как субъектам. Поэтому с возникновением буржуазной идеологии, прежде всего юридической, формируется субъект права. «Категория субъекта, - отмечает Л. Альтюссер, - является конститутивной категорией всякой идеологии, какова бы ни была ее принадлежность» [4]. Отсюда разная менталь-ность и разное поведение социальных индивидов в Советском Союзе и современной России. Если прежде поиск справедливости завершался в кабинете высокопоставленных партийных начальников, то сегодня граждане России, отстаивая свои права, обращаются в суд, а иногда и в международный.
О типологии нашей Конституции, государства и права
Представляется необходимым остановиться еще на одном аспекте обсуждаемой проблемы - типологической характеристике Конституции постсоветской России.
Несмотря на внешнюю идеологическую и политическую нейтральность, Основной закон страны по своему дизайну, содержанию статей, характеризующих экономическую основу государства и структуру политической власти и т. д., является Конституцией капиталистического общества. Конституция любой страны неотделима от государства [12, с. 18-24]. Соответственно, это Конституция буржуазного государства. Как представляется, авторы Основного закона страны сознательно избегают сущностной (типологической) характеристики государства, ограничиваясь лишь указанием на организацию политической власти, являющейся фор-
мальной стороной в понимании государства. Более важной, по мнению авторитетных российских юристов, является содержательная сторона данной организации, а именно: чьим интересам она служит [11, с. 55]. Это выражает сущность государства и характеризует ее типологию. «Сущность государства, - отмечают Н. И. Матузов, А. В. Малько - есть наиболее характерное значимое в нем, что определяет его содержание, социальное назначение и функционирование» [11, с. 54].
Для сравнения обратимся к последней Конституции Советского Союза. В ней прямо указывается, какой тип общества и государства существует в СССР, каковы ее политическая и экономическая система, права общественных организаций и трудовых коллективов, обязательства государства по отношению к гражданам, принципы общественной жизни, цели развития общества и т. д. Автор этих строк избегает позитивной или негативной характеристики «брежневской» Конституции. Речь идет лишь о том, что конституционный дизайн и содержание статей этого документа дают основание для безошибочного вывода о типе (сущности) общества и государства, каким являлся Советский Союз. В Конституции РФ 1993 г. нет особой главы, в которой характеризовалась бы экономическая основа государства. Конечно, это не случайность. В главе 1 (Основы конституционного строя) в пункте 2 статьи 8 указывается, что в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности. В пункте 2 статьи 9 сказано, что природные ресурсы (которые в Советском Союзе были государственной (общенародной) собственностью) могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности. В условиях господства частной собственности государственная и иные формы собственности становятся разновидностью частной собственности и в качестве таковых присутствуют в рыночных отношениях. Отношения собственности являются главным элементом производственных отношений. При одинаковом уровне развития производительных сил они являются определяющим признаком типа общества. Любой грамотный россиянин трудоспособного возраста на своем жизненном опыте без всякой идеологической «накачки» познал
тип общества и государства, в котором он живет. Читая Конституцию страны, он не найдет там понятия, которое адекватно отражает существующую социально-экономическую и политическую реальность. Почему? Не услышит он и из уст нашей политической элиты определение типа того общества и государства, которым они руководят вот уже тридцать лет. Тоже загадка! Не знают, как называется эта общественно-экономическая формация, в которую вернулась Россия в 90-х годах после социализма?! Полагаем, знают, поскольку большинство из них получили юридическое, экономическое образование в престижных советских вузах и даже имеют научные степени. Между тем для отечественного правоведения формационный подход к объяснению типов государства и права является традиционным. Почему же и Основной закон страны, и ее политическая элита нарушают эту традицию?
В аналитике была предпринята попытка ответить на эти вопросы. По мнению одного известного московского юриста, формацион-ный подход к конституционному развитию не позволяет выявить отличие социалистической конституционно-правовой доктрины от буржуазной, зато может вернуть нас «к примату идеологического сопровождения при анализе политико-правовых явлений» [5, с. 349]. С точки зрения автора, типы государств все менее могут определяться по формационному основанию, поскольку бывает так, что государства с различными политическими режимами и экономическими устоями имеют одинаковые конституционные конструкции и наоборот, у стран, имеющих близкий уровень социально-экономического развития, структуру экономики и политические режимы, разные конституционные модели [5, с. 349]. Поскольку позиция автора в определенной мере отражает распространенный среди либеральной интеллигенции абстрактный, якобы «деидеологизированный», «деполитизированный», «объективистский» подход, остановимся на приводимых аргументах.
Во-первых, если между социалистической и буржуазной конституциями (выделенными по формационному основанию) нет принципиального различия, а последняя Конституция РСФСР была написана всего лишь 15 лет назад, то зачем нужно было срочно писать в 1993 г. новую Конституцию России? Ответ на этот во-
прос был дан ранее, в начале статьи. Напомним, Конституция позволяла легитимизировать намерение либеральной элиты посредством приватизации разрушить базис социализма и сделать необратимым движение России по капиталистическому пути.
Во-вторых, можно согласиться с автором в том, что типы государства некорректно связывать с формациями. Такой подход действительно является почти общепринятым среди российских правоведов. Между тем формация и цивилизация характеризуют не государство, не политическую систему и тем более не режим, а тип общества. Общество может быть буржуазным, но государство феодальным. Пример: Российская империя конца XIX - начала XX века (до Февральской революции) или современный Китай, который строит социализм с китайской спецификой. Базис этой страны капиталистический (по количеству миллиардеров Китай, согласно данным устойчиво занимает
второе место в мире после США), а власть в руках коммунистов. Какой тип государства в Поднебесной? Как уже отмечалось, ключевым в определении типа (сущности) государства является то, в руках какого класса (или социальной группы) находится политическая власть, чьи интересы она выражает. Вопрос: интересы какого класса (или социальной группы) выражала власть демократической России в 90-е годы? Представляется необходимым лишь отметить: в результате реформ в демократической России произошел беспрецедентный рост бедности населения, за тот же период в авторитарном режиме коммунистического Китая добились беспрецедентного сокращения бедности [15, с. 24]. Если характеризовать российское государство 90-х годов, то однозначно напрашивается определение Маркса - это организация политической власти экономически господствующего класса (точнее, узкой группы нарождающейся буржуазии).
В начале 1990-х российское государство, руководствуясь идеологией рыночного фундаментализма, ушло практически из всех сфер общественной жизни, кроме политической. В настоящее время оно так или иначе присутствует в них. Это позволяет власти в определенной мере учитывать интересы различных классов, слоев общества, принимать управленческие решения по преодолению значительных
различий в уровне социально-экономического развития регионов, укреплению единства между этническими и конфессиональными сообществами страны. Как видится, наше российское государство, учитывая разнообразие функций, какие оно выполняет сегодня, мало отличается от современных буржуазных государств, которых реформаторы относили к цивилизованным. В этой связи Н. И. Матузов и А. В. Малько определяют государство как «организацию политической власти, содействующую преимущественному осуществлению конкретных классовых, общечеловеческих, религиозных, национальных и других интересов в пределах определенной территории» [11, с. 52]. Похоже, что происшедшие за последние двадцать лет изменения в части функций российского государства учитывают авторы приведенного выше определения. Но элиминировался ли при этом сущностный (типологический) признак нашего государства? Думается, что нет. Достаточно проанализировать политику власти в сфере труда и заработной платы, налогов и т. д. Об этом свидетельствует также офшоризация экономики России, благодаря которой бизнес (особенно крупный) на «законных» основаниях выводил (и продолжает выводить) из страны львиную долю национального дохода. На наш взгляд, авторы приведенного определения игнорируют собственное требование к пониманию сущности государства - «то, чьим интересам служит данная организация». Возникает вопрос: это организация политической власти всего общества или определенного класса? Формально - всего общества, а по существу? Авторы, отдавая дань либеральным традициям политической и идеологической нейтральности, уходят от этого вопроса. Правда, они же отмечают, что государство, отражающее интересы всего общества, не занимающее однозначной классовой позиции, - это пока идеал, нежели реальность. По мнению ученых, таких государств сегодня в мире нет [11, с. 55-56].
В-третьих, относительно того, что в обществах с разными социально-экономическими устоями могут применяться одинаковые модели конституции, можно сказать следующее. Конституция - это Основной закон государства, которым должны руководствоваться и власти, и население страны. Она определяет модель общества. В 70-х годах прошлого века аф-
ганские революционеры, опираясь на помощь Советского Союза, попытались страну, где существовали трайболисткие и полуфеодальные отношения, направить в сторону социалистического развития. Что из этого вышло - известно. Позже США и их союзники решили силой экспортировать в Афганистан демократию как универсальную ценность глобального капитализма. Двадцатилетний опыт с треском провалился. Демократоры вынуждены были спешно покинуть Афганистан.
Итак, почему авторы Конституции России 1993 г. избегали давать сущностную характеристику государства и общества, в котором надлежало жить россиянам? Осторожничают в определении типологии государства и их современные идеологические адепты. Причин тому несколько. Первая - если бы они открыто, без двусмысленности, как это сделано в предшествующей Советской Конституции, определили типологию общества и государства, в котором надлежит жить россиянам, то проголосовавших за новый Основной закон страны было бы намного меньше, чем реально проголосовавших 12 декабря 1993 г. Истоки второй причины просматриваются в геополитических отношениях капиталистического Запада с социалистическим Востоком в последней четверти ХХ века, а также в кризисных тенденциях развития мировой философии в тот же период.
О геополитических факторах и философских основаниях официального отрицания в России государственной идеологии
В конце 70-х - начале 80-х годов прошлого столетия лидеры западных стран, и прежде всего США, обратились к своим восточным оппонентам с настойчивым призывом перейти к политике деидеологизации. Тонкий «политический слух» советского лидера, откликнувшегося на этот призыв, оказался одной из важных причин, определивших незавидный финал руководимого им государства и собственной политической карьеры. Инициатива западных политиков фундировалась на определенных философских основаниях. Таковыми являлись воззрения постмодернистов (Ш. Бодрийяр, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида и др.). Постмодернизм, как модное направление в западноевропейской культуре (архитектуре, лингвис-
тики, психологии и т. д.), получил широкое распространение не только в европейских странах, но и в США. Он отличается демонстративным антисциентизмом, отрицанием способности человеческого разума познания сущности наблюдаемых процессов, возможности выявлять причинно-следственные связи, отличать истину от лжи и т. д. Большинство исследователей не без оснований характеризуют постмодернизм как одну из кризисных тенденций в мировой философии [7, с. 54-68]. Представители этого течения резко негативно относятся к теоретическим знаниям и любой идеологии. По мнению профессора А. В. Бузгалина, возникновение постмодернизма - это ответ на социальный заказ глобального неолиберального капитализма, который оказался в историческом тупике. Эта парадигма блокировала возможность объективного глубокого системного анализа общества, выявления за фасадом демократических институтов элитарной власти глобального капитала [6, с. 4-6]. Деидеологизация способствовала разрушению одной из важных скреп социально-политической системы, существовавшей в социалистических странах Восточной Европы. Как отмечает А. В. Бузгалин, после развала Советского Союза и мировой социалистической системы был расчищен путь для реверсивного хода истории в странах, которые должны были быть включены в сферу влияния глобального неолиберального капитала [6, с. 11]. Очевидно, что деидеологизация была условием реализации этого проекта. Поэтому можно сказать, что политика деидеоло-гизации есть результат реализации определенной идеологии, выражающей интересы акторов глобального неолиберального капитала. Заметим, что с возникновением монополярного мира акторы глобализации не преминули открыто заявить о своей идеологии, о своих ценностях, которые они активно навязывали человечеству. В основе этой политики взята идеологема богоизбранности американцев, универсальности американских ценностей, особой исторической миссии Америки распространять эти ценности по всему миру и определять правила поведения для всех народов1. Имперская гегемонистская
1 Обама: США будут определять правила, остальные им следовать. Не наоборот. URL: https://regnum-ru.turbopages. org/regnum.ru/s/news/2127728.html.
идеология США поддерживалась практически всеми их союзниками. М. Тэтчер была убеждена, что «единственным заслуживающим доверия внешним миротворцем являются США, а не ООН.» [17, с. 276]. Как США и их союзники осуществляли эту миротворческую миссию последние 30 лет, хорошо известно. Страны, которые принимали правила поведения, навязанные миру акторами неолиберальной глобализации, Запад относил к цивилизованным. Те, которые сомневались в правомерности особой исторической миссии США или отвергали ее, относились к «ревизионистам» и «нецивилизованным». Напомним, что российская либеральная элита в начале 90-х годов не применяла идеологически и политически нагруженную терминологию в определении будущего российского общества. Она обещала привести россиян к цивилизации. Что же ожидало Россию на этом пути?! Как свидетельствует история последних десятилетий, «цивилизованный мир» - это страны, которые безропотно подчиняются воле США. Даже такие развитые государства, как Германия, Великобритания, Франция, Япония, обладают ограниченным суверенитетом и субъектностью. Это и понятно, на их территории размещены многочисленные военные базы США, их политическая элита, как правило, обучалась в Америке и находится под мощным ее влиянием. СМИ, по большей части, пишут то, что соответствует интересам мировой державы. Словом, идеология и внешнеполитическая стратегии этих, как и других, стран «цивилизованного мира» в конечном счете определяется Вашингтоном. Очевидно, что включение России в «цивилизацию», планируемое российскими либералами и их кураторами из-за океана, исключало возможность существования у нас собственной государственной идеологии. Подтверждение - выступление Б. Ельцина в 1992 г. в американском Конгрессе. Доклад однозначно свидетельствовал о том, что руководство демократической России согласно не признавать никакой иной идеологии, кроме идеологии Америки. Пафосное завершение речи российского руководителя не дает оснований сомневаться в этом. Полная версия выступления Президента России по понятным причинам длительное время не публиковалась у нас в СМИ. После появления записи в сетях реакция россиян была однозначной - это позор,
предательство национальных интересов страны. В интеллектуальном багаже компрадорской буржуазии России отсутствует понятие «национальный интерес». Этот социальный феномен ей не известен. Личный «шкурный» интерес - определяющий мотив поведения и деятельности подобных людей, будь он политик, государственный чиновник или бизнесмен. Вспомним А. Козырева, давно обосновавшегося в США. Будучи министром иностранных дел России, он просил известного американского политика объяснить ему, в чем национальный интерес государства, которое он представляет!!! К сожалению, А. Козырев - это не уникальный индивид, а социальный феномен постсоветской России.
К изложенному необходимо добавить еще один известный факт из недавней истории нашей страны. В 90-е годы кандидатуры на ключевые должности в правительстве России в обязательном порядке согласовывались с Белым домом. Конечно, идеология, мировоззрение кандидатов должны были быть соответствующими. В этом, представляется, существо интересного парадокса России. Страна, имеющая несметные богатства и лучших, по версии американских экспертов, министров финансов (А. Чубайс (1997 г.), А. Кудрин (2010 г.) и лучшего руководителя ЦБ (Э. Набиуллина (2015 г.), находится в состоянии перманентного экономического кризиса с нищим и бедным населением.
Выводы
Автор данной статьи хорошо помнит публикации американских политических аналитиков начала нулевых годов. Запад тогда не видел Россию среди акторов мировой политики. Она представлялась как страна периферийного, маргинального капитализма, представлявшая интерес исключительно как источник сырья. Россия была объектом политики глобального капитала. Понятно, что страна с ограниченным суверенитетом и субъектностью могла обходиться без государственной идеологии. Она в ней не нуждалась.
Сложившаяся на сегодня геополитическая реальность свидетельствует о том, что наша страна не стала неотъемлемой частью того «цивилизованного мира», куда в угоду своим западным кураторам ее затаскивали наши либе-
ралы. Начиная с нулевых, Россия постепенно вставала с колен, отстаивая с 2007 г. (речь В. В. Путина в Мюнхене) все более уверенно свое право на суверенитет и самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. В настоящее время Россия, не без оснований, позиционирует себя в мире как великая держава. Восстановление суверенитета и субъектности правопреемника СССР Запад воспринял как подрыв геополитической реальности, сформировавшейся в мире после их победы в «холодной войне» и, соответственно, как вызов западной демократии и западным ценностям. Россия, по убеждению многих западных политиков, - отсталая, нецивилизованная страна, которая не разделяет европейские демократические ценности, не уважает гражданские права, подвергает дискриминации гомосексуалистов, а также национальные меньшинства [21]. Исторически повторяющаяся геополитическая конфронтация западных стран с Россией в последние годы достигла критической величины. Немецкий политолог А. Рар пишет: «Идет подготовка населения Запада к мысли о легитимности интервенции против России на основании того, что "эти варвары" незаконно владеют ресурсами» [30]. В середине октября 2021 г. глава военного ведомства США объявил территории западных соседей России прифронтовой зоной войны против правопреемницы Советского Союза. Если Россия позиционирует себя в мире как великая держава, должна ли она иметь собственную государственную идеологию, выражающую ее национальные приоритеты во внутренней и внешней политике, ее геополитические задачи и цели или нет? Отсутствие такой идеологии де-юре означает, что Россия продолжает пребывать в статусе безликой страны, находящейся в сложившемся в годы монополярного мира векторе идеологии и политики мировой империи. В этом случае претензии коллективного Запада к России небезосновательны.
Что же такое идеология? В самом простом варианте это конструкт, разработанный философами, социологами, правоведами, историками и другими учеными, исследующими общество, закономерности его функционирования и развития. Иначе, идеология - это модель желаемого общества и мироустройства, которое создается в результате критического пере-
осмысления существующей социальной реальности [19, с. 54]. Чтобы эта модель общества имела шанс быть реализованной, а не остаться вымыслом интеллектуалов, она должна фундироваться на знании глубинных, сущностных тенденций развития человечества. Словом, социальный идеал, выраженный в идеологии, должен находиться в векторе исторического процесса, быть закономерным результатом развития общества. Соответственно, механизм реализации такого социального идеала определяется логикой развития общества. Кроме того, идеология должна представлять собой результат объективного критического анализа конкретного социального организма, позволяющего выявить реальные возможности по претворению в жизнь заявленного социального идеала. Если реализация желаемой модели общества переносится (по разным причинам) за пределы видимого исторического горизонта, она не «цепляет» интересы людей, живущих здесь и сейчас, не мотивирует их на активную деятельность по претворению в жизнь заявленного идеала. Идеология, оторванная от действительности, социальной практики, превращается в разновидность «иллюзорного», «ложного» (Маркс) сознания. Если модель желаемого общества и мироустройства выражает фундаментальные потребности людей, их жизненные устремлении и ценности, она может превратиться в мощную практическую силу, способную воплотить заявленную социальную реальность в действительность.
Можно согласиться с определением идеологии, данным В. Л. Акуловым: «Идеология -это система идей, ценностей и ценностных ориентаций, в которой находят свое выражение фундаментальные стратегические интересы социальных общностей: наций, классов, сословий и т. д.» [3]. По мнению некоторых современных исследователей, нормой демократического общества является идеологический плюрализм. «"Гибель идеологии", - пишет Дж. Шварцмантель, - или преобладание какой-то одной либерально-демократической или какой-то другой - абсолютно нежелательны, поскольку это приведет к политической или социальной стагнации и "параличу"» [19, с. 54]. С этим трудно не согласиться, если учесть опыт нашей страны. Но как совместить идеологиче-
ский плюрализм с отстаиваемой нами идеей единой государственной идеологии?
Российское общество представляет собой сложный социальный организм, включающий в себя различные классы, страты, этнические группы, конфессии и т.д. Каждая из общностей (особенно больших) имеет свои потребности, ценности, интересы, отражаемые, как правило, в их идеологиях. Нам уже приходилось писать об ошибочной политической практике, когда идеология отдельного класса или этнической группы возводилась в ранг государственной идеологии [14, с. 156-175]. В СССР длительное время стратегическое целеполагание мирового пролетариата трансформировалось в государственную идеологию, отодвинув на второй план национальные интересы страны, нанося им значительный урон. В государстве помимо интересов социальных групп существуют еще интересы более высокого порядка - национальные интересы. Современное понимание нации тесно связано с государством. Нация - это, прежде всего, политически саморганизованный народ, состоящий из множества социальных общностей, интегрирующий их фундаментальные потребности и интересы. В последние годы в России в научном сообществе и на официальном уровне утвердилась концепция гражданской нации. Согласно этой концепции, в нашей стране существует российская нация - «сообщество свободных равноправных граждан Российской Федерации различной этнической, религиозной, социальной и иной принадлежности, обладающих гражданским самосознани-ем»1. Национальные проекты (2019-2024 гг.), принятые Правительством РФ, фактически свидетельствуют о том, что указанная концепция стала основой для принятия управленческих решений российской власти. Но если на официальном уровне признается существование российской нации, то у нее должны быть национальные интересы и, соответственно, национально-государственная идеология, где этот интерес четко обозначен и строго обоснован. Государственная идеология должна также выражать фундаментальные потребности и ценности российской нации, ее смысложизненные
1 О стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года: указ Президента РФ от 19 дек. 2012 г. № 1666 (ред. от 06.12.2018) URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/36512.
устремления, представленные в геополитической стратегии государства, ее целях и задачах. Разработка и принятие государственной идеологии, выражающей национальные интересы страны, позволяет определить так называемые «красные линии», маркирующие границы зоны государственной безопасности, нарушать которые никому не дозволено. «Народ, не знающий своих подлинных национально-государственных интересов (а это осознание как раз и осуществляется в форме выработки национально-государственной идеологии), фатально обречен на небытие» [3]. Учитывая наш исторический опыт и современные реалии в мире, с этим выводом В. Л. Акулова трудно не согласиться.
Библиографический список
1. Авакьян С. А. Конституция и Парламент: размышления по поводу юбилея // Российская Федерация сегодня. 2008. № 23. С. 2-19.
2. Авакьян С. А. Конституционализм и бюрократия публичной власти // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2014. № 1. С. 60-66.
3. Акулов В. Л. Что такое идеология и нужна ли она России? URL: https://vk.com/wall-5273_13426.
4. Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства // Неприкосновенный запас. 2011. Т. 77, № 3. С. 14-58. URL: https://magazines.gorky.media/nz/2011/3/ideologiy a-i-ideologicheskie-apparaty-gosudarstva.html.
5. Барциц И. Н. Конституционный дизайн (о красоте и эстетике конституций) // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2018. Вып. 41. С. 344-370. DOI: 10.17072/19954190-2018-41-344-370.
6. Бузгалин А. В. Постмодернизм устарел... (Закат неолиберализма чреват угрозой «протоимперий») // Вопросы философии. 2004. № 2. С. 4-6.
7. Гобозов И. А. Кому нужна такая философия?! От поиска истин к постмодернистскому трепу. М.: Либроком, 2015. 202 с.
8. Гурова Т. Приглашение к диалогу // Российская газета. 2019. 27 февр.
9. Добрынин Н. М. Новеллы Конституции России: настоящее и будущее. Работа над ошибками или на результат? // Государство и право. 2021. № 6. С. 124-135. DOI: 10.31857/ S102694520015035-9.
10. Лившиц Р. Л. Имитация науки. Полемические заметки. Воронеж: Изд. Дом ВГУ. 2021. 310 с.
11. Матузов Н. И., Малько А. В. Теория государства и права: учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрист, 2005. 640 с.
12. Минникес И. А., Парфенова Т. А. Зарубежная правовая доктрина о глобальной Конституции (Вопросы теории) // Академический юридический журнал. 2020. № 4 (82). С.18-24.
13. Миронов С. Нужна ли государственная идеология? Нужна! // Российская газета. 2016. 13 дек.
14. Мусаелян Л. А. Об одной коллизии в международном праве и возможном способе ее разрешения // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2015. Вып. 2 (28). С. 156-175. DOI: 10.17072/1995-4190-2015-2156-175.
15. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Национальный общественно-научный фонд, 2003. 304 с.
16. Сырых В. М. Логические основания общей теории права. Т. 1: Элементный состав. 2-е изд. М.: Юстицинформ, 2004. 560 с.
17. Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира. М.: Алыгана Паблишер, 2003. 276 с.
18. Шахрай С. М. О Конституции Российской Федерации (к 20-летию Основного закона страны) // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2014. № 2. С. 35-43.
19. Шварцмантель Дж. Идеология и политика / пер. с англ. Харьков: Изд-во «Гуманитарный Центр», 2009. 312 с.
20. Энгельс Ф. Юридический социализм / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Политиздат, 1961. Т. 21. С. 495-516.
21. Beck M. Plenarrede zur Ukraine. URL: http://marieluisebeck.de/artikel/13-03-2014/ ple-narrede-zur-ukraine.
22. Butler W. Five Generations of Russian Constitutions: Russia as Part of the Western Legal Heritage // BRICS Law Journal. 2019. Vol. 6. Pp. 13-21. DOI: 10.21684/2412-2343-2019-6-313-21.
23. Constitutional Design for Divided Societies: Integration or Accommodation? / Ed. by S. Choudry. Oxford; New York: Oxford University Press, 2008. 474 p.
MycaeßXH fl. A.
24. Duverger M. Eches au roi. Paris: A. Michel, 1978. 21 p.
25. Gelard P. Les specifics constitutionnelles Russes // L'etatet le droit d'estenouest: melangesofferts au professeur Michel Lesage. 2006. Pp.27-34.
26. Ginzburg T., Huq A. Assessing Constitutional Performance. New York: Cambridge University Press, 2012. 442 p.
27. Laffont J.-J. Political Economy, Information and Incentives // European Economic Review. 1999. Vol. 43. Pp. 649-669.
28. Partlett W., Krasnov M. Russia's non-transformative constitutional founding // European Constitutional Law Review. 2019. Vol. 15, Issue 4. Pp. 644-667. DOI: 10.1017/S1574019619000403.
29. Pitkin H.F. The Idea of a Constitution // Journal of Legal Education. 1987. № 37 (2). Pp. 167-169.
30. Rahr A. Deutschlands Ostpolitik hat die Balance verloren // Spiegel Ausland. URL: https://www.spiegel.de/politik/ausland/alexander-rahr-deutschlands-ostpolitik-hat-die-balance-verloren-a-889270.html.
31. Stykow P. The devil in the details: constitutional regime types in post-Soviet Eurasia // PostSoviet Affairs. 2018. Vol. 35, Issue 2. Pp. 122-139. DOI: 10.1080/1060586X.2018.1553437.
References
1. Avak'yan S. A. Konstitutsiya i Parlament: razmyshleniya po povodu yubileya [Constitution and Parliament: Reflections on the Anniversary]. Rossiyskaya Federatsiya segodnya - Russian Federation Today. 2008. Issue 23. Pp. 2-19. (In Russ.).
2. Avak'yan S. A. Konstitutsionalizm i byuro-kratiya publichnoy vlasti [Constitutionalism and the Bureaucratization of Public Authorities]. Vest-nik Moskovskogo universiteta. Seriya 11. Pravo -Moscow University Bulletin. Series 11. Law. 2014. Issue 1. Pp. 60-66. (In Russ.).
3. Akulov V. L. Chto takoe ideologiya i nuzh-na li ona Rossii? [What Is Ideology and Does Russia Need It?]. Available at: https://vk.com/ wall-5273_13426. (In Russ.).
4. Althusser L. Ideologiya i ideologicheskie apparaty gosudarstva [Ideology and Ideological State Apparatuses]. Neprikosnovennyy zapas - NZ. 2011. Vol. 77. Issue 3. Pp. 14-58. Available at: https://magazines.gorky.media/nz/2011/3/ideologiy a-i-ideologicheskie-apparaty-gosudarstva.html.
(In Russ.).
5. Bartsits I. N. Konstitutsionnyy dizayn (o krasote i estetike konstitutsiy) [Constitutional Design (on the Beauty and Aesthetics of Constitutions)]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridi-cheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2018. Issue 41. Pp. 344-370. DOI: 10.17072/1995-4190-2018-41-344-370. (In Russ.).
6. Buzgalin A. V. Postmodernizm ustarel ... (Zakat neoliberalizma chrevat ugrozoy «protoim-periy») [Postmodernism Is Outdated ... (The Decline of Neoliberalism Is Fraught with the Threat of 'Proto-Empires')]. Voprosy filosofii - Issues of Philosophy. 2004. Issue 2. Pp. 4-6. (In Russ.).
7. Gobozov I. A. Komu nuzhna takaya filoso-fiya?! Ot poiska istin k postmodernistskomu trepu [Who Needs Such a Philosophy?! From the Search for Truth to Postmodern Chatter]. Moscow, 2015. 202 p. (In Russ.).
8. Gurova T. Priglashenie k dialogu [An Invitation to Dialogue]. Rossiyskaya gazeta - The Russian Gazette. February 27, 2019. (In Russ.).
9. Dobrynin N. M. Novelly Konstitutsii Rossii: nastoyashhee i budushhee. Rabota nad oshib-kami ili na rezul 'tat? [The Innovations of the Constitution of the Russian Federation: Present and Future. A Reflection on Faults, or Results?]. Go-sudarstvo i pravo - State and Law. 2021. Issue 6. Pp. 124-135. DOI: 10.31857/ S102694520015035-9. (In Russ.).
10. Livshits R. L. Imitatsiya nauki. Pole-micheskie zametki [Imitation of Science. Polemical Notes]. Voronezh, 2021. 310 p. (In Russ.).
11. Matuzov N. I., Mal 'ko A. V. Teoriya gosudarstva i prava [Theory of State and Law: Textbook]. 2nd ed., revised and expanded. Moscow, 2005. 640 p. (In Russ.).
12. Minnikes I. A., Parfenova T. A. Zarubezh-naya pravovaya doktrina o global 'noy Konstitutsii (Voprosy teorii) [Foreign Legal Doctrine on the Global Constitution (Theoretical Issues)]. Akade-micheskiy yuridicheskiy zhurnal - Academic Law Journal. 2020. Issue 4 (82). Pp. 18-24. (In Russ.).
13. Mironov S. Nuzhna li gosudarstvennaya ideologiya? Nuzhna! [Is There a Need for a State Ideology? There is!]. Rossiyskaya gazeta -The Russian Gazette. December 13, 2016. (In Russ.).
14. Musaelyan L. A. O odnoy kollizii v mezh-dunarodnom prave i vozmozhnom sposobe ee ra-zresheniya [On a Collision in International Law and a Possible Way to Resolve It]. Vestnik
Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki -Perm University Herald. Juridical Sciences. 2015. Issue 2 (28). Pp. 156-175. DOI: 10.17072/19954190-2015-2-156-175. (In Russ.).
15. Stiglitz J. Globalizatsiya: trevozhnye ten-dentsii [Globalization: Alarming Trends]. Moscow,
2003. 304 p. (In Russ.).
16. Syrykh V. M. Logicheskie osnovaniya obshhey teorii prava [Logical Foundations of the General Theory of Law]. Vol. 1. Elementnyy sos-tav [Elemental Composition]. 2nd ed. Moscow,
2004. 560 p. (In Russ.).
17. Thatcher M. Iskusstvo upravleniya gosu-darstvom. Strategii dlya menyayushhegosya mira [The Art of Government. Strategies for a Changing World]. Moscow, 2003. 276 p. (In Russ.).
18. Shakhray S. M. O Konstitutsii Rossiyskoy Federatsii (k 20-letiyu Osnovnogo Zakona strany) [On the Constitution of the Russian Federation (On the 20th Anniversary of the Basic Law of the Country)]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Se-riya 11. Pravo - Moscow University Bulletin. Series 11. Law. 2014. Issue 2. Pp. 35-43. (In Russ.).
19. Schwarzmantel J. Ideologiya i politika [Ideology and Politics]. Kharkov, 2009. 312 p. (In Russ.).
20. Engels F. Yuridicheskiy sotsializm [Lawyer's Socialism]. Marx K., Engels F. Sochineniya [Collected Works]. Moscow, 1961. Vol. 21. Pp. 495-516. (In Russ.).
21. Beck M. Plenarrede zur Ukraine. Available at: http://marieluisebeck.de/artikel/13-03-2014/ plenarrede-zur-ukraine. (In Germ.).
22. Butler W. Five Generations of Russian Constitutions: Russia as Part of the Western Legal Heritage. BRICS Law Journal. 2019. Vol. 6.
Информация об авторе:
Л. А. Мусаелян, доктор философских наук, доцент,
заведующий кафедрой философии
Пермский государственный
национальный исследовательский университет
614068, Россия, г. Пермь, ул. Букирева, 15
ORCID: 0000-0003-0134-5871
ResearcherID: 4762-2017
Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.17072/1995-4190-2015-2-156-175 DOI: 10.17072/1995-4190-2018-39-36-52
Pp. 13-21. DOI: 10.21684/2412-2343-2019-6-313-21. (In Eng.).
23. Constitutional Design for Divided Societies: Integration or Accommodation? Ed. by S. Choudry. Oxford; New York, 2008. 474 p. (In Eng.).
24. Duverger M. Éches au roi. Paris, 1978. 21 p. (In Fr.).
25. Gelard P. Les specifics constitutionnelles Russes. L'etat et le droit d'est en ouest. Mélanges offerts au professeur Michel Lesage. 2006. Pp. 27-34. (In Fr.).
26. Ginzburg T., Huq A. Assessing Constitutional Performance. New York, 2012. 442 p. (In Eng.).
27. Laffont J.-J. Political Economy, Information and Incentives. European Economic Review. 1999. Vol. 43. Pp. 649-669. (In Eng.).
28. Partlett W., Krasnov M. Russia's Non-Transformative Constitutional Founding. European Constitutional Law Review. 2019. Vol. 15. Issue 4. Pp. 644-667. DOI: 10.1017/S1574019619000403. (In Eng.).
29. Pitkin H. F. The Idea of a Constitution. Journal of Legal Education. 1987. Issue 37 (2). Pp. 167-169. (In Eng.).
30. Rahr A. Deutschlands Ostpolitik hat die Balance verloren. Spiegel Ausland. Available at: https://www.spiegel.de/politik/ausland/alexander-rahr-deutschlands-ostpolitik-hat-die-balance-ver-loren-a-889270.html. (In Germ.).
31. Stykow P. The Devil in the Details: Constitutional Regime Types in Post-Soviet Eurasia. Post-Soviet Affairs. 2018. Vol. 35. Issue 2. Pp. 122139. DOI: 10.1080/1060586X.2018.1553437. (In Eng.).
About the author:
L. A. Musayelyan
Perm State University
15, Bukirev st., Perm, 614068, Russia
ORCID: 0000-0003-0134-5871 ResearcherID: 4762-2017
Articles in Scopus / Web of Science: DOI: 10.17072/1995-4190-2015-2-156-175 DOI: 10.17072/1995-4190-2018-39-36-52
