CC BY
70
Г.Ю. Яковлев
К ВОПРОСУ ОБ ОСОБОМ СТАТУСЕ ЯЗЫКА И ЗНАНИЙ О НЕМ (НА ПРИМЕРЕ СОВРЕМЕННОЙ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ И НАУЧНОЙ ТРАДИЦИИ)
Не вызывает особых разногласий тезис о том, что на современном этапе многие деятели философии и науки последовательно, целенаправленно и системно занимаются проблемами языка. Без преувеличения можно сказать, что практически все новые философские (общеметодологические) и научные (гуманитарные) школы уделяют большое внимание исследованию его сущности.
Все вышеизложенное убедительно определяет необходимость создания работы, описывающей репрезентации языка в различных формах мировоззрения, что, на наш взгляд, позволит, во-первых, более точно воспринимать новейшие идеи о языке, созданные в русле философии и науки, во-вторых, четко видеть перспективы их дальнейшего развития.
Нам, скорее всего, придется столкнуться с рядом «объективных» трудностей, например, крайне большим количеством (необъятностью, разнообразием) идей, порою - их исключительной специализацией, фрагментарностью, иногда -незавершенностью. Кроме того, значительное количество непереведенных материалов, «невидимых» для автора и, как следствие, «исключенных» из его поля зрения, также будет создавать дополнительные препятствия.
«Субъективная» сложность (для языковеда) находит себя в том, что, если философия смело сопоставляет знания о языке и сущность всей философской системы, объекта философствования, еще многое нужно сделать для того, чтобы данные, полученные, например, в русле философии, были «де-юре» спроецированы на объект исследования лингвистики1.
Естественно, подобная постановка вопроса подтолкнет философов и ученых к ведению сложной и длительной дискуссии по многим вопросам: к примеру, если принять положение о том, что язык - единственное, о чем можно говорить с уверенностью2, то одновременно придется согласиться и с тем, что знание о языке (языкознание) есть последняя философия человека, что, очевидно, нуждается в детальном изучении и комплексном обосновании.
Итак, считается, что, с одной стороны, продолжая традиции позитивизма (О. Конт), идеализма (Г.В.Ф. Гегель) и универсальной теории трансцендентного познания (И. Кант), с другой стороны, преодолевая их, философия и наука ХХ
века, в общем и целом, трансформировались в мировоззренческие системы, основным объектом исследования которых была материя (неореализм, неопозитивизм), идея (неогегельянство, неокантианство, феноменология, экзистенциализм) и собственно метод познания. Подчеркнем, что в связи со сложностью логических построений и их отношений те или иные школы будут отнесены нами (как, впрочем, и другими исследователями) к той или иной системе по ключевому методу своих изысканий, который, понятно, был сформирован из ранее существовавших методологических сред.
Как известно, позитивизм (как комплекс позитивного знания относительно сущности естественного мира) О. Конта, Дж. Милля, Г. Спенсера, Р. Авенариуса, Э. Маха, в общем и целом, эволюционировал в неопозитивизм, последовательно занимающийся обоснованием соотношения между действительностью, мышлением и языком и по стилю изысканий входящий в аналитическую философию: «... современный позитивизм при всем многообразии его течений и школ имеет общие черты: он дает, как правило, субъективно-идеалистическое решение основного вопроса философии, приходит к отрицанию познания сущности вещей, признавая лишь внешнее, феноменологическое описание событий, и защищает субъективистское истолкование опыта»3.
Предшественником аналитической философии считают Г. Фреге, который в своих исследованиях разрабатывал категории «значение» и «смысл» и представлял язык как средство, с помощью которого носитель языка может познавать окружающую его действительность. Г. Фреге писал: «Предложение имеет смысл, и смысл утверждающего предложения мы называем мыслью. Предложение высказывается либо с утверждающей силой, либо без нее. Для науки недостаточно того, чтобы предложение имело только смысл. Оно должно иметь также некоторое истинностное значение, которое мы называем значением предложения. Если некоторое предложение имеет только смысл, но не имеет никакого значения, то оно принадлежит поэзии, но не науке. Язык имеет способность выражать необозримую полноту мыслей сравнительно малыми средствами. Это становится возможным благодаря тому, что мысль строится из частей и что эти части мысли соответствуют частям предложения, посредством которых они выражаются. Простейшим случаем является тот, в котором мысль состоит из одной законченной и одной ненасыщенной части. Последнюю мы можем также назвать предикативной частью. Каждая из этих частей равным образом должна иметь некоторое значение, если все предложение имеет истинностное значение. Значение за-
конченной части мы можем назвать предметом; значение нуждающейся в дополнении, ненасыщенной или предикативной части мы называем понятием. Связь, в которую предмет и понятие ставятся посредством предложения, мы можем назвать подведением этого предмета под понятие. Предмет и понятие принципиально различны. Законченную часть предложения мы называем собственным именем предмета, который оно обозначает. Нуждающуюся в дополнении часть предложения мы называем понятийным словом или понятийным знаком. От понятий мы должны требовать четкого ограничения. Обе части предложения - собственное имя и понятийное слово - в свою очередь могут быть составными. Собственное имя может состоять из законченной и требующей дополнения частей. Первая снова является собственным именем и обозначает предмет; вторую мы называем функциональным знаком. Понятийный знак посредством дополнения собственным именем дает предложение, значением которого является истинностное значение. Функциональный знак посредством дополнения собственным именем дает имя собственное, значением которого является предмет. Мы рассматриваем их с одной точки зрения благодаря тому, что понятие мы считаем функцией, а именно, функцией, значением которой всегда является некоторое истинностное значение, а истинностное значение мы рассматриваем как предмет. Тогда понятие является функцией, значением которой всегда является истинно-
4
стное значение» .
Б. Рассел, один из основателей аналитической философии, считал, что можно вывести содержание логики и математики (в частности) и общей философии и науки (в целом), исходя из минимума логических аксиом и используя строгие формальные средства: исходными единицами анализа для него являются единицы языка, его цель - показать изоморфизм между структурами языка логики, структурой языка науки, спроецировать это отношение на проявления мира для получения истинного знания, его метод - это логический анализ фактов естественного языка (теория дескрипций): «центральная идея теории дескрипций состояла в том, что фраза может обуславливать значение предложения, не имея сама по себе (in isolation) никакого значения»5. Он, в частности, писал: «язык имеет две первичные функции: функцию выражения и функцию коммуникации»6, «язык служит трем целям: (1) указывать на факты, (2) выражать состояние говорящего, (3) изменять состояние слушателя» , «я убежден в том, что хотя бы посредством изучения синтаксиса мы можем получить значительное знание относительно структуры мира»8. Представляется, что последнее утверждение являет-
ся наиболее важным для понимания принципов познания Б. Рассела: он предлагает анализировать объективный мир через анализ синтаксиса (не словаря!) естественного языка, что, в свою очередь, описывает мир и язык как системные и взаимодополняющие друг друга динамические сущности.
Л. Витгенштейн, ученик Б. Рассела, в анализе соотношения действительности, мышления и языка пошел еще дальше. К примеру, Л. Витгенштейн утверждает, что «. книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей»9, «Человек обладает способностью строить язык, в котором можно выразить любой смысл, не имея представления о том, как и что означает каждое слово, - так же как люди говорят, не зная, как образовывались отдельные звуки. Разговорный язык есть часть человеческого организма, и он менее сложен, чем этот организм. Для человека невозможно непосредственно вывести логику языка. Язык переодевает мысли»10, «Предложения не могут изображать логическую форму, она отражается в них. Язык не может изображать то, что само отражается в языке. Мы не можем выразить языком то, что само выражается в языке. Предложение показывает логическую форму действительности»11, то есть, собственно говоря, пишет о том, что язык определяет мышление, логика языка глубже (первичнее) логики мышления, и о том, что человек «нанизан» на структуры языка и именно поэтому язык есть единственное средство прояснения действительности.
Неопозитивизм (логический позитивизм, М. Шлик, Р. Карнап, О. Нейрат, В. Крафт), системно использующий позитивистские методы и математический инструментарий, во многом вобрал идеи Л. Витгенштейна относительно аналогии реальности и естественного языка, стремился к прояснению их корреляции: «язык состоит из слов и синтаксиса, то есть из наличных слов, которые имеют значение, и их правил образования предложений; эти правила указывают, каким путем из слов можно образовать предложения различного вида. Соответственно, имеются два вида псевдопредложений: либо встречается слово, относительно которого лишь ошибочно полагают, что оно имеет значение, либо употребляемые слова хотя и имеют значение, но составлены в противоречии с правилами синтаксиса, так что они не имеют смысла»12.
Дж. Мур, как отмечают историки философии и науки, в своих работах уделял особое внимание лингвистическому (концептуальному) анализу естественного языка, обладающего, по мнению автора, достаточными аргументированными возможностями для вскрытия сущности любого явления, открытого для человека - «методу утонченного лингвистического анализа употребления слов и словосочетаний, в основе которого лежат приемы перефразировки высказываний в более ясной форме»13.
Дж. Остин, один из представителей школы «обыденного языка» Оксфорда, разрабатывал теорию всеобъемлющей коммуникативности, находящей свое выражение в речевых актах и представляющей собой прагматическую систему многоуровневых «ожиданий» (интенций) в языке. Так, в частности, он писал: «...помимо широко и разносторонне исследованного вопроса о том, что высказывание означает, возникает другой, а именно, вопрос о том, в чем сила (force) высказывания»14. Дж. Остин предложил научной общественности идею о том, что по своей природе динамичный (не пропозициональный, а перформативный) язык выражается через свои структуры (акты, то есть - перформативные акты, прагмемы), чем, очевидно, обосновал новые начала науки о языке как потоке внутренних интенций и речевых актов.
Дж. Сёрл, работая в русле идей Дж. Остина, разрабатывал вопросы иллокутивной логики, выявляя «скрытые» значения, возникающие при использовании естественного языка. В частности, он считал: «... для полномасштабной рациональности существенны особые свойства, присущие языку. Не все черты естественного человеческого языка необходимы для рациональности. К примеру, процессы рационального мышления не требуют ярких слов, пассивного залога или определенных артиклей. Но для человеческой - в полной мере - рациональности существенно важны определенные лингвистические средства»15.
Постпозитивизм, возникший в свете идей аналитической философии о языке и, кстати, положивший конец ее классическому периоду, разрабатывал проблемы знания (В. Куайн), методов его отбора (Т. Кун, К. Поппер) и использования (И. Лакатос, Дж. Агаси) относительно языка и его структур: «Непознаваемость референции проникает глубоко и сохраняется в утонченной форме, даже если мы примем в качестве зафиксированных и установленных тождество и остальной аппарат индивидуализации; даже если мы откажемся от радикального перевода и будем думать только об английском языке»16, «Язык, формулирование проблем, появление новых проблемных ситуаций, конкурирующие теории,
взаимная критика в процессе дискуссии - все это является необходимыми средствами роста науки. Самыми важными функциями, или измерениями, человеческого языка (которыми язык животных не обладает) являются дескриптивная и аргументивная. Эти функции, конечно, развиваются благодаря нашей деятельности, хотя они являются результатом непреднамеренных последствий наших действий. Лишь в границах языка, определенным образом обогащенного, становится возможным существование критического рассуждения и знания в объективном смысле»17, «Каждая рациональная реконструкция создает некоторую характерную для нее модель роста научного знания. Однако все эти нормативные реконструкции должны дополняться эмпирическими теориями внешней истории для того, чтобы объяснить оставшиеся нерациональные факторы. Подлинная история науки всегда богаче ее рациональных реконструкций. Однако рациональная реконструкция, или внутренняя история, является причиной, а внешняя история -лишь вторичной, так как наиболее важные проблемы внешней истории определяются внутренней историей»18.
Следовательно, мы можем с уверенностью утверждать, что, с позиций философских течений, основывающихся на идее о возможности получить позитивное знание о «внешней» действительности, именно язык является ключом к его получению, более того, - утверждается необходимость поиска «истины» в его динамических (релятивных) перформативных (непропозициональных) высказываниях и их контексте. Анализ языка - единственный метод получения «представлений» о мире.
Другим течением в философии и науке, в разное время противостоящим позитивистским школам, был идеализм, объектом исследования которого является собственно идея и ее реализация.
В ХХ веке одним из творцов и защитников неоидеализма являлся итальянский мыслитель Б. Кроче. Основополагающими моментами его концепции являлось признание абсолютного духа. Он пишет: «Это препятствие (к сохранению особого статуса философии - Г.Я.) - в дуализме внутренней и внешней реальности, дуализме души и тела, ценностей, бытия и небытия, дуализме жизни и смерти, добра и зла, какими бы ни были другие аспекты. Как внутренний мир духа верит, что вовне есть что-то внешнее, тело, материя, предмет, так вынужденно принимает вторую реальность - res extensa, подчиненную иным законам, чем ее собственные, так нельзя обойтись без трансцендентного единства, примиряющего обе реальности»19, чем заявляет о необходимости поиска некого начала, объе-
диняющего дух и материю, и именно поэтому обращает свой взор к анализу языка. Он подчеркивает: «Звучащий и артикулирующий язык в своей незамутненной чистоте есть не что иное, как живая экспрессия в полном смысле слова»20, «... наука об искусстве и наука о языке, эстетика и лингвистика, будучи взяты в их подлинном научном значении, суть уже не две отдельных науки, а одна и та же научная дисциплина. Философия языка и философия искусства суть одно и то же»21, «Язык есть неустанное творчество. То, что получает однажды словесное выражение, повторяется лишь как воспроизведение чего-то уже созданного; всё новые и новые впечатления вносят с собой непрерывное изменение звуков и значений или же всё новые и новые выражения. Поэтому искать языку модель -значит искать неподвижность движения»22.
Далее, неокантианство, представленное Марбургской и Баденской школой, в своих идеалистических исследованиях сконцентрировалось на разработке логики (априорий, символической функции) чистого познания и трансцендентально-психологического метода соответственно, обе школы пришли к ценности категорий «значимости» и «смысла». Э. Кассирер, представитель Марбургской школы, считал: «. прогресс в постановке проблем естествознания и разработке его понятийных средств всегда шел рука об руку с возрастающей утонченностью его знаковой системы»23, «... «вещь» уже больше не неизвестное, лежащее пере нами только как материя, а выражение формы и модуса самого постижения»24, «если понятия языка являются не просто знаками объективных предметов и процессов, а знаками представлений, которые мы формируем о них, то в них должны отображаться не только свойства вещей, но и индивидуальный характер и индивидуальная направленность восприятия вещей»25.
Исследуя философию и науку, основанную на трудах Г. В. Ф. Гегеля, нельзя не сказать о неогегельянском течении, сформированном на основе идеи Л.А. Фейербаха о том, что «истина не есть ни материализм, ни идеализм, ни физиология, ни психология; истина - только антропология», и описывающем общественно-историческую практику в диалектическо-материалистическом ключе: К. Маркс доказывал, что материя первична, сознание вторично, и, как следствие, уделял языку как посреднику между идеальной и материальной составляющими максимально большое значение: «язык - система знаков, служащая средством человеческого общения, мышления и выражения. С помощью языка осуществляется познание мира, в языке объективизируется самосознание личности. Язык является специфическим социальным средством хранения и передачи информа-
ции, а также управления человеческим поведением. Марксизм рассматривает язык как общественно-историческое явление, служащее средством выражения и объективизации идеального. Формирование и развитие категориальной структуры языка отражают формирование и развитие категориальной структуры человеческого мышления. Как факт духовной культуры человечества язык в своем функционировании и развитии обусловлен всей совокупностью процессов духовного и материального производства, общественных отношений между людьми. Вместе с тем язык характеризуется относительной самостоятельностью, выражающейся в наличии специфических внутренних закономерностей его функционирования и развития»26.
Выросший на идеях психологизма (идеализма) Э. Гуссерль обосновал метод обнаружения чистых феноменов сознания (метод феноменологической редукции) через интенциальное объяснение (интерпретацию, истолкование). Критерием соответствия его теории были отказ от непроясненных предпосылок и создание поля значений между сознанием и предметами, объект исследования -собственно процесс восприятия той или иной вещи (поток сознания). Он говорил: «. философия есть не что иное, как рационализм, рационализм абсолютный, но этот рационализм различается в самом себе на различных ступенях движения интенции и ее наполнения, это ratio в постоянном движении прояснения самого себя, начиная с первого философского прорыва в истории человечества, врожденный разум которого до той поры еще целиком находился в скрытом состоя-
27
нии, окруженный ночной темнотой» , «Чистая феноменология как наука, пока она самостна и чужда пользованию экзистенциального положения природы, может быть только исследованием сущности, а не исследованием существования;
какое бы то ни было «самонаблюдение» и всякое суждение, основывающееся на
28
таком «опыте», лежит за пределами» , «Интенциональный анализ есть раскрытие актуальностей и потенциальностей, в которых конституируются предметы как смысловые единства, и всякий смысловой анализ осуществляется в переходе от реальных (reell) переживаний к намеченным в них интенциональным горизон-
29
там» , «Эту систему универсального Apriori следует, таким образом, обозначить как систематическое развертывание универсального Apriori, сущностно врожденного трансцендентальной субъективности, а, следовательно, и интерсубъективности, или универсального Логоса всякого мыслимого бытия»30. Как видно, Э. Гуссерль пишет о явлении «ratio», который находится в процессе прояснения самого себя, допускает возможность анализа имманентной динамики интенций
для вскрытия сущности (не существования) в экзистенциальной среды универсального Apriori.
М. Хайдеггер, в свою очередь, описывал сущность экзистенциальной среды, о которой говорил Э. Гуссерль. Среда (бытие), по М. Хайдеггеру, есть нечто, открываемое посредством языка и скрываемое им же: «Мыслью осуществляется отношение бытия к человеческому существу. Мысль не создает и не разрабатывает это отношение. Она просто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. Отношение это состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты - хранители этого жили-
31
ща» . Он считает: «... этот феномен (язык - Г.Я.) имеет свои корни в экзистенциальном устройстве разомкнутости присутствия. Экзистенциальноонтологический фундамент языка есть речь», «Речь экзистенциально равноисходна с расположением и пониманием», «Вовневыговоренность речи есть
32
язык» . М. Хайдеггер отказывается от понятия субъекта в исследовании, постулирует тождество мышления и бытия (посредством языка), признает любое существование только в среде языкового процесса.
Х.-Г. Гадамер, основатель философской герменевтики, продолжает поиск основ мироздания в языке: «Истолкование - это не какой-то отдельный акт, задним числом и при случае дополняющий понимание; понимание всегда является истолкованием, а это последнее соответственно суть эксплицитная форма понимания. С осознанием этого связано также осознание языка и системы понятий, в которых осуществляется истолкование в качестве внутреннего структурного момента понимания, а это значит, что язык выходит из своего окраинного положе-
33
ния и становится в центр философии»33, «. происходящее в понимании слияние горизонтов осуществляется самим языком. Что такое язык - это вопрос, относящийся, разумеется, к наиболее неясному из всего того, что вообще доступно человеческому размышлению. Язык так пугающе близок нашему мышлению и в процессе своего существования в столь малой мере является его предметом, что он как бы сам скрывает от нас свое бытие»34, «. язык - это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание. Способом этого осуществления является истолкование. языковой характер понимания суть конкретность действенно-исторического сознания»35.
Х.Г. Гадамер делает вывод о том, что язык - это трансцендентальное условие существования человека, именно он является методом «выявления» истины: «... в языке выражает себя (sich darstellt) сам мир. Языковой опыт мира «абсолю-
тен». Он возвышается над относительностью всех наших бытийных полаганий (Relitivitaten von Seinssetzung), поскольку охватывает собой всякое в-себе-бытие, в какой бы связи (отношении) оно ни представало перед нами. Языковой характер нашего опыта мира предшествует всему, что мы познаем и высказываем в качестве сущего. Основополагающая связь между языком и миром не означает поэтому, что мир становится предметом языка. Скорее то, что является предметом познания и высказывания, всегда уже окружено мировым горизонтом языка. Языковой характер человеческого опыта мир не включает в себя опредмечивания
36
мира» .
Итак, мы видим, что и идеалистическое течение, структурно трансформировавшееся в школы неокантианства, неогегельянства, феноменологии, экзистенциальной онтологии, философской герменевтики, пришло к необходимости исследования структур, процессов языка и поиска в нем «конечной, объективной» истины.
Более того, представляется возможным утверждать, что новейшие философские и научные течения постструктурализма, деконструктивизма, постмодернизма есть системные попытки переосмыслить сущность языка, признать его средой существования коммуниканта (собственно бытием), а не средством общения: «Он (язык - Г.Я.) является предметом изучения по той же причине, по которой идеи являлись предметом изучения для философии XVII века, потому что идеи в то время и предложения сейчас служат границей между познающим
37
субъектом и знанием» , «. грядущее общество соотносится не столько с ньютоновской антропологией (как-то структурализм или теория систем), сколько с прагматикой языковых частиц»38, «... каждый текст (при общей текстуализации мира - текстом может быть и новая жизненная ситуация, прочитывая которую, индивид может счесть для себя необходимым сменить форму ролевого поведения, чтобы вписаться в другие условия - нормы существования) предлагает воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем или иным образом конституирующую его выражаемую связность и целостность»39, «Теория естественной истории неотделима от языка. И однако здесь речь идет не о переносе метода от одной к другой, не об обмене понятиями или достоинствами модели, которая, будучи «удачной» для одной, испытывалась бы в соседней сфере. Речь здесь не идет также о более общей рациональности, которая предписывала бы идентичные формы размышлению о грамматике и таксономии. Речь идет о фун-
даментальной диспозиции знания, предписывающей познанию существ возможность их представления в системе имен. »40.
Следовательно, на современном этапе основным объектом исследования некогда противостоящих друг другу систем позитивизма и идеализма (в философии и науке) является язык: «если классическая философия в основном занималась проблемой познания, то есть отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся западная новейшая философия переживает своеобразный «поворот к языку» (a linguistic turn), поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них число языковой характер»41. Более того, мы утверждаем, что поиск «начала всех начал» в практике дискурсивных игр (М. Фуко), в бинарных оппозициях языковых проявлений, в том числе - текстов (Ж. Деррида), в процессуальности языка (Ж. Лиотар) являет собой попытки осознать сущность языка и коммуниканта в нем; прорыв к трансцендентному возможен только в структурах языка.
Далее, конечно же, необходимо упомянуть, что в истории воззрений о языке были те, кто изначально профессионально занимался языком и уже давно видел в нем «трансцендентное» начало, к которому пришли идеалисты и позитивисты во второй половине ХХ века.
Язык исследовался как некое самодостаточное целое (Ф. де Соссюр), самостоятельно формирующее психологические (А. Марти, К. Бюлер), социологические (А. Мейе, Ж. Вандриес, Ш. Балли, Э. Сеше) структуры: «сам по себе язык вечен, то есть передача его не может прерваться по причине, определяемой устройством самого языка»42, «мы рассматриваем язык в качестве универсального инварианта по отношению к различным локальным его проявлениям, которые изменяются в зависимости от пространства и времени»43.
Кроме того, в лингвистике ХХ века признается, что язык имеет процессуальную, динамичную природу (см., например, работы Г. Шухардта, К. Фосслера), что обязывает исследователя моделировать процесс через категории модуса, диктума и адреса, которые (в данном контексте) понимаются максимально широко - как пребывание (диктум) какого-либо языка (модуса) в динамике языковых процессов, совокупность представлений о которых конституирует адрес. Понятно, что категории «модуса, диктума, адреса» восходят к интерпретациям психологической, структуральной и социологической и школ языкознания, но не заимствованы у них. В общем и целом, данные категории являются проявления-
ми динамики языка, «углом зрения», под которым рассматривается тот или иной процесс.
Позволим себе подытожить все вышесказанное:
первое, на современном этапе основным объектом исследования некогда противостоящих друг другу систем позитивизма и идеализма (в философии и науке) является язык;
второе, язык в интерпретации неопозитивистов (Г. Фреге, Б. Рассела, Л. Витгенштейна), экзистенциалистов (Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, Х.Г. Гадамера), лингвистов (Ф. де Соссюра, Р. Якобсона, Н.С. Трубецкого) есть путь к трансцендентному знанию методом анализа языка как совокупности динамических (релятивных) перформативных (непропозициональных) высказываний, как единственной открытой для коммуникантов нестатичной действительности, как структуры функционирующих структур соответственно;
третье, истинное (начальное / конечное) знание, которое может получить человек (коммуникант), - это знание о языке; философия и наука (в данном контексте) - варианты пребывания в динамике языковых процессов;
четвертое, именно в языке как процессе формируются «внутренние» (психологические, социологические) и «внешние» (текстовые) структуры; последние (в данном контексте) могут интерпретироваться в семантическом, прагматическом и структурно-динамическом ключе;
пятое, имманентная динамика языка обязывает исследователя моделировать процесс через категории модуса, диктума и адреса; все категории имеют «внутриязыковой» характер; адрес (совокупность представлений о частных языковых процессах) предопределяет направление языковой динамики, что вскрывает сущность языка не как «дома бытия» (по М. Хайдеггеру), а как собственно бытия - единственной открытой для коммуниканта реальности;
шестое, основным методом анализа языковых проявлений является реконструкция их в динамике отношений (синхронизация с динамикой языковых процессов).
И, наконец, последнее: глобальность постановки проблемы о статусе языка и знаний о нем, ее сложность и многоаспектность, конечно же, определяют необходимость проведения дополнительного многоуровневого анализа положений, предложенных научной общественности в данной статье.
1 См., например, КозловаМ.С.Философия и язык. Критический анализ некоторых тенденций эволюции позитивизма XX века. М., 1972. 252 с.; Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. 406 с.; СоболеваМ.Е. Философия как «критика языка» в Германии. СПб., 2005. 412с.; АрутюноваН.Д. Лингвистическая философия. / Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 269 - 270; СтепановЮ.С. Методы и принципы современной лингвистики. М., 2002. 312 с.
2 Витгенштейн Л.Философские работы. Ч. 1. М., 1994. 612 с.; Хайдеггер М. Бытие и время. СПб., 2002. 452 с.
3 Курсантов Г.А. Филипп Франк и его философия науки. Вступительная статья. / Франк Ф.Философия науки. Связь между наукой и философией. М., 1960. С. 6.
4 Фреге Г. Избранные работы. М., 1997. С. 144.
5 Рассел Б. Мое философское развитие. / Аналитическая философия. Избранные тексты. М., 1993. С. 27.
6 Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. Статьи. М., 2000. С. 65.
Рассел Б. Исследование значения и истины. М., 1999. С. 227.
8 Там же. С. 394.
9 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958. С. 29.
10 Там же. С. 44.
11 Там же. С. 51.
12 Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка. / Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. М., 1998. С. 70.
13 ГрязновА.Ф. Предисловие. / Мур Дж.Э. Природа моральной философии. М., 1999. С. 11.
14 Остин Дж. Перформативные высказывания. / Три способа пролить чернила. Философские работы. СПб., 2006. С. 280.
15 Серль Дж. Рациональность в действии. М., 2004. С. 171.
16 Куайн В.Онтологическая относительность. / Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М., 1996. С. 40.
17 Поппер К.Р. Эпистемология без субъекта знания. / Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002. С.123.
18 Лакатос И. История науки и ее реконструкции. / Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. Сборник переводов. М., 1978. С. 230 - 231.
19 Кроче Б. Логика философии. / Всемирная философия. ХХ век. Минск, 2004. С. 459.
20 Кроче Б. Краткое изложение эстетики. / Антология сочинений по философии. СПб., 1999. С. 409.
21 Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика. М., 2000. С. 148.
22 Там же. С.155.
23 Кассирер Э. Философия символических форм. Т.1 (Язык). М., 2002. С.22.
24 Кассирер Э. Познание и действительность. Понятие субстанции и понятие функции. М., 2006. С. 348.
25 Кассирер Э. Философия символических форм. Т.1 (Язык). М., 2002. С. 70.
26 Спиркин А.Г. Язык. / Философская энциклопедия. Т.5. М., 1970. С. 604 - 605.
27 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Введение в феноменологическую философию. СПб., 2004. С. 355.
28 Гуссерль Э. Философия как строгая наука. / Избранные работы. М., 2005. С. 217.
29 Гуссерль Э. Парижские доклады. / Избранные работы. М., 2005. С. 358.
30 Там же. С. 441.
31 Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М., 1993. С. 192.
32 Хайдеггер М. Бытие и время. СПб., 2002. С. 160 - 161.
33 ГадамерХ.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 364.
34 Там же. С. 443 - 444.
35 Там же. С. 452 - 453.
36 Там же. С. 520.
37 Хаккинг И. Почему язык важен для философии? / Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. М., 1998. С. 288.
38 ЛиотарЖ.-Ф. Состояние постмодерна. М., СПб., 1998. С. 11.
39 Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998. С. 80.
40 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. С. 187.
41 Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия... С. 14.
42 Соссюр Ф. де Место лингвистики среди других гуманитарных наук. / Заметки по общей лингвистике. М., 1990. С. 44.
43 Якобсон Р. Семиотика. / Язык и бессознательное. М., 1996. С. 139.
