CC BY
80
«монархичны». В пространственно-звуковой перспективе они устремлены ввысь, имеют четкую иерархию звуковой пирамиды, увенчанной короной из микстур и аликвот. Форма и содержание органа всегда находились в соответствии с наиболее существенными факторами общественной среды эпохи, страны, региона.
Примечания
1. Впервые упомянут в: [15].
2. А. Швейцер преувеличил, написав, что понятие «концертный орган» во Франции почти неизвестно» [11, с. 27 -28]. Он имел в виду довольно распространенное в конце XIX - начале XX столетий противопоставление церковного и светского направлений органного искусства.
3. На торжествах, посвященных открытию Всемирной выставки 1900 года, преемнику великого французского органостроителя А. Кавайе-Коля Шарлю Мютену был вручен Гран-При за салонные органы и инструмент, сделанный для Большого зала Императорской консерватории Москвы.
4. Экстраверсия - обращенность сознания на то, что происходит вокруг него.
Библиографический список
1. Словарь русского языка: в 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. - М.: Русский язык, 1985-1988. - Т. 1. А - Й, 1985.
2. Бэлза, И.Ф. Исторические судьбы романтизма и музыка: очерки. / И.Ф. Бэлза. - М.: Музыка, 1985.
3. Чуловский, А.В. Из истории органостроительного и органного искусства: сб. статей / А.В. Чуловский. - Новосибирск, 2001.
4. Яворский, Б. Избранные труды, ч. I / Б. Яворский. - М.: Советский композитор, 1987. - т. II.
5. Берлиоз, Г. Избранные письма. - В 2-х кн., 1819-1852 гг. / Г. Берлиоз. - Л.: Музыка, 1981. - Кн.1.
6. Конен, В. История зарубежной музыки / В. Конен. - М.: Музыка, 1984. - Вып. 3.
7. Кривицкая, Е. История французской органной музыки: очерки / Е. Кривицкая. - М.: Композитор, 2003.
8. Лепнурм, Х. История органа и органной музыки / Х. Лепнурм. - Казань: Казанская консерватория, 1999.
9. Музыкальная эстетика Германии XIX века. В 2-х т.: Антология / сост. А. Михайлов, В. Шестаков. - М.: Музыка, 1981. - Т.1.
10. Die moderne Orgel, ihre Einrichtung, ihre Bedeutung für gie Kirche und ihre Stellung zu Sebastian Bach’s Orgelmusik von O. Dienel. - Berlin, 1891.
11. Швейцер, А. Немецкое и французское органостроительное и органное искусство: уч. пособие / А. Швейцер. - М.: МГК им. П.И. Чайковского, 2007.
12. Малина, Н. Трижды рожденный (к столетию органа «A. Cavallé-Coll») Большого зала Московской консерватории: Материалы научной конференции / Н. Малина // Научные труды МГК им. П.И.Чайковского. - М., 2002. - сб. 41.
13. Widor, Ch.-M. L’Orgue Moderne: La décadence dans la facture contemporaine. - Paris, 1928.
14. Сабанеев, Б. Орган Кавалье-Колля и Московская консерватория / Б. Сабанеев // Музыка. - М., 1911. - .№ 48.
15. Будкеев, С.М. А.Ф. Гедике-органист (исполнитель, педагог, композитор): уч. пособие / С. Будкеев. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 1999.
16. Manufacture de Grandes orgues pour Eglises, Chapelles & Salons A. Cavallé-Coll. Charles Mutin élevè et successeur. 13&15 avenue du Maine. -Paris.
17. Alexandre Cellier et Henri Bachelin L’Orgue: Ses éléments - Son historie - Son esthétique. Préface de Ch.M. Widor. - Paris, 1933.
18. Widor, Ch.-M. L’Orgue Moderne: La décadence dans la facture contemporaine. - Paris, 1928.
Статья поступила в редакцию 18.07.09
5. Исключением (впрочем, подтверждающим «правило») является органное творчество Ф. Мендельсона, «баловня судьбы» (Ворбс), не сосредоточенное на крупных драматических коллизиях и самоуглубленных изысках. Оно является органичным проявлением мироощущения композитора, реализовавшимся в творческом методе и особенностях композиторского письма всего его музыкального наследия.
6. Уместно заметить, что Жан-Пьер Кавайе (дед Аристида Кавайе-Коля), прекрасный органный мастер, сконструировал ткацкий станок.
7. «Звуковой анализатор» А. Кавайе-Коля для изучения обертонов по своему значению можно поставить в один ряд со спектральными призмами для анализа дисперсии света, а так же с камерой Обскура, давшей начало опытам с фотографическим изображением. Эти простейшие приборы позволили в высокой степени развить соответствующие направления науки и искусства.
8. Некоторые приведенные Видором цифры не совпадают с современными расчетами, однако в целом указанная прогрессия верна.
УДК 811.511
Т.М. Кобенко, ст. преп. НЭПИ (филиал) ТюмГУ, г. Нижневартовск, ХМАО-Югра, E-mail: t.kobenko@gmail.ru
К ВОПРОСУ ОБ ОСНОВНЫХ СПОСОБАХ ИМЕННОГО СЛОВООБРАЗОВАНИЯ В УРАЛЬСКИХ ЯЗЫКАХ
Статья посвящена основным способам именного словообразования в уральских языках - суффиксации и словосложению. В статье делается обобщение теорий происхождения сложных слов, словообразовательных суффиксов и их значений, поднимается проблема разграничения сложных слов и словосочетаний и вопрос классификации композитов в уральских языках.
Ключевые слова: уральский язык, именное словообразование, суффиксация, словосложение, словосочетание.
Уральские языки типологически связаны не только богатым слоем общеуральской лексики, но и тождественностью основных способов словообразования - суффиксацией и словосложением, и соответственно - суффиксальным инвентарем и словообразовательными моделями. Каждый представитель уральской семьи имеет свои особенности, что связано в первую очередь с исторически индивидуальной эволюцией каждого народа и языковыми контактами, происходящими на всем протяжении развития языка.
Языки уральской семьи, как известно, относятся к агглютинативным языкам. Агглютинация заключается в присоединении к концу основы, или образованного от нее деривата, словообразовательных или словоизменительных формантов. В
большинстве случаев суффиксы являются однозначными. В современных же языках наряду с агглютинацией появляется флективность [1, с. 22]. Существует гипотеза о том, что в прафинно-угорском языке имя и глагол не были строго разграничены. Именно поэтому считается, что одни и те же словообразовательные суффиксы образовывали как имена, так и глаголы [2, с. 56, 118; 1, с. 214, 330; 3, с. 181; 4, с. 109; 5, с. 6].
В финно-угорском праязыке основным способом словообразования был морфологический. Причем префиксы и инфиксы представлены не были, но весьма широко использовался суффиксальный способ словообразования. Суффиксы в основном восходят к отдельным словам, которые утратили свою самостоятельность. Но реконструкция слов, которые
дали начало тем или иным суффиксам практически невозможна из-за огромной исторической отдаленности процессов первичной суффиксации и самого суффикса, который, как правило, содержит всего один-два элемента, оставшиеся от слова, утратившего свою самостоятельность и превратившегося в суффикс [1, с. 330; 2, с. 88]. Значения таких элементов (восходящих к самостоятельным словам) впоследствии, вероятно, передавались вновь образованным словам. Б.А. Серебренников и Й. Дьёрке считают, что в ряде случаев первоначальными значениями уральских словообразовательных суффиксов были значения уменьшительности или множественности [6, с. 12-23]. Однако К.Е. Майтинская полагает, что первоначальные значения суффиксов были нейтральными, не конкретными, и основная их функция заключалась в выражении отношения, связи двух понятий. Как пример можно привести отношения части и целого, принадлежности или подоб-ности чему-либо. В дальнейшем развитии в отдельных языках первоначальные суффиксы принимали специализированные значения [1, с. 331].
Суффиксальное словообразование играло большую роль в уральском праязыке. Так П. Хайду в своей работе «Уральские языки и народы» говорит о том, что почти все согласные, имеющиеся в праязыке, могли выступать в качестве суффиксов и, исходя из количества согласных в праязыке, можно признать число 20 минимальным количеством прауральских и прафинно-угорских суффиксов. Вероятно, в языке-основе было больше суффиксов, так как согласные, используемые в качестве суффиксов в одном фонетическом виде, могли быть представлены как суффиксы отыменных имен, отглагольных имен, отыменных глаголов и отглагольных глаголов, что связано с нечетким разделением частей речи во времена существования уральского языка-основы. С учетом вышесказанного, возможное число суффиксов в прауральском языке могло достигать 80. Добавив сюда суффиксальные сочетания и местоименные суффиксы, получается примерно такое же число суффиксов, что и в языках-потомках [7, с. 250-251].
В современных языках мы находим немало подтверждений того, что в дальнейшем происходило образование сложных суффиксов путем сложения простых словообразовательных формантов и превращение самостоятельных слов в компоненты композитов, в суффиксоиды, а затем и в аффиксы. Последнее, то есть переход самостоятельных слов в словообразовательные форманты является характерной чертой почти всех современных финно-угорских языков. Например К.Е. Майтинская в своей работе «Сравнительная морфология финно-угорских языков» приводит следующие примеры: финский суффикс -tar / -tar (указывает на женский пол лица), который произошел от существительного tytar - дочь: myyjatar - продавщица от myyja - продавец; суффикс -лун абстрактных существительных коми языка происходит от слова лун - день: бурлун - доброта от бур - добрый; венгерский -пе происходит от слова по - женщина, жена и обозначает чью-либо жену или имя собственное замужней женщины: elnokne - жена председателя от elnok - председатель [1, с. 332]. В наших исследованиях хантыйского языка мы обнаруживаем подобный компонент ни (ваховский диалект), не (казымский диалект) - женщина, который используются для передачи пола человека, животного, птицы: онэлтэтэ ни, вэнлтаты не -учительница. Кроме этого компонента, мы находим немало подобных примеров в хантыйском языке: онэлтэхэлтэ цу -учитель; чипанэц цэсы - доктор; цул йэцк - уха; чайпут - чайник; вэхпетэв - капкан; амп моц - щенок и другие, где ни, не -женщина; цу - мужчина; цэсы - человек; ; цул - рыба; йэцк -вода; пут - котел; вэх - железо; моц - детеныш являются как самостоятельными словами, так и частью композитов, а также они могут являться частью составных слов, образуя при этом целый семантический ряд. Составные слова, или как их еще называют парные слова - это сложные слова, созданные по сочинительному типу путем слияния двух и более слов [8, с. 81]. То есть мы можем здесь наблюдать живое развитие языка, а именно переход самостоятельных слов в суффиксоиды. Таким образом, можно условно разделить имеющийся
именной суффиксальный инвентарь уральских языков на 1) собственно суффиксы, происхождение которых можно выявить только с помощью этимологического анализа и 2) суффиксы, происхождение которых легко прослеживается в настоящее время.
Количество продуктивных словообразовательных суффиксов в большинстве современных уральских языках, таких, как финский, венгерский, хантыйский, мансийский и другие достигает ста-ста пятидесяти. Именные суффиксы в уральских языках имеют следующие основные значения: непрямое родство, подобность, уменьшительность-ласкательность, усиление, название действия или состояния и другие.
В качестве иллюстрации проследим значение уменьши-тельности-ласкательности в некоторых современных языках уральской семьи.
В венгерском языке данное значение имеют суффиксы -ka/-ke, -cska/-cske: maddrka -птичка от madâr - птица; felhoc-ske - облачко от felho - облако. Данные варианты суффикса являются весьма продуктивными и образовались в пра- и старовенгерский периоды. Суффиксы -ka/-ke, -cska/-cske восходят к финно-угорскому *-kk, который относится к наиболее распространенным формантам отыменного словообразования существительных. Наиболее продуктивными из вышеуказанных вариантов суффикса являются -cska/-cske. Они могут быть присоединены почти без ограничения к существительным, обозначающим предметы [9, с. 48-51; 10, с. 387-388].
В финском, удмурдском и языке коми данное значение имеет суффикс -ka: финский: Idnyka -девочка от ldny - девушка, удмурдский: nunyka - дитятко, ребеночек от nuny - дитя, ребенок; коми: zonka - мальчик от zon - парень [1, с. 342; 11, с. 145].
В мордовских языках уменьшительно-ласкательное значение имеют суффиксы -ke (эрзянский язык) / -ka (мокшанский язык): oske - городок от os - город; trakska - коровушка от traks - корова).
В мансийском языке значение уменьшительности-ласкательности выражает суффикс -ke: salike - северный олененок от sali - северный олень. Данный суффикс также восходит к финно-угорскому *-kk [12, с. 284-285].
Из вышеприведенных примеров видно, что уменьшительно-ласкательное значение в уральских языках можно выразить с помощью суффиксов, которые восходят к прафинно-угорскому *-kk.
Как и суффиксация, словосложение также является широко развитым процессом образования новых слов. Большинство лингвистов считают неоспоримым фактом то, что до появления сложных слов, уже существовали словосочетания, и всякое сложное слово либо некогда было словосочетанием, либо было построено по уже имеющимся в языке моделям словосложения. На пути своего формирования сложные слова проходят несколько этапов, постепенно превращаясь из близких словосочетанию образований до композитов, утверждаясь в языке как единое целое в результате длительного употребления. Основным условием превращения в единое слово является деформация или полное слияние компонентов [13, с. 144; 9, с. 147, 150; 14, с. 77-78].
Отграничить образованное с помощью аффиксации слово от композита не составляет особого труда. При словосложении в одной лексеме соединяются не одна основа с аффиксами, а две и более основ. Но разграничение сложных слов и словосочетаний в уральских языках составляет определенную проблему. В особенности, как нам представляется, это относится к обско-угорским языкам. Данным вопросом занимались такие лингвисты, как Д.В. Бубрих, А.И. Картина, К.Е. Майтинская, Л.Е. Виноградова, Г.Н. Курилов, В.М. Жирмун-кий, Ю.В. Андуганов, Е.П. Больдт, А.И. Кузнецова, З.В. Мак-сунова, С.В. Онина и др. Споры по этому вопросу ведутся давно, выделяются многочисленные признаки, которые позволяют различать слова и их сочетания. [2; 15; 9; 16; 17; 13; 18; 19; 20; 21; 8].
Мы приведем основные критерии разграничения сложных слов и словосочетаний, применимые к уральским языкам.
Одним из основных является семантический критерий, который предполагает семантическое единство слова. Соединяясь в одно целое, компоненты сложных слов уже не передают суммы понятий, а выражают более широкое понятие. Происходят семантические изменения - переосмысление, перенос семантики с части на целое. Так, например слово лаглкат -конечность (мансийский язык) обозначает более широкое понятие нежели просто лагл - нога или кат - рука; ка1ауегкко - рыболовная сеть (финский язык) - более широкое понятие, чем просто ка1а - рыба или уегкко - сеть; еуез-гуаз - пир (венгерский язык) - имеет более широкое значение, чем еуез -принятие пищи или ¡уаз - питье; свйул - черника (хантыйский язык, ваховский диалект) - более широкое понятие нежели сей - уголь или ул - ягода. Кроме того, значим тот факт, что подобные образования носителями языка воспринимаются как единое целое.
Еще одним немаловажным критерием считается воспроизводимость или «повторяемость» в языке. Он состоит в том, что сложные слова не создаются в процессе человеческого общения, а употребляются как готовые, в единстве компонентов для обозначения одного и того же понятия. Например в хантыйском языке (ваховский диалект) чтобы сказать краснотал, носитель языка не будет создавать в процессе речи сочетание слов кровь + вбирать, впитывать + дерево, а воспроизведет уже существующий в языке композит вэр ньэрэм юх.
Морфологический критерий заключается в том, что слово имеет единую форму при словоизменении. Приведем примеры изменения слов вэртул - брусника и онэлтэтэ ни - учительница (ваховский диалект хантыйского языка):
Ма вэртул лэццалэм. - Я люблю бруснику.
Ма икимнэ мант вэртулна лавтэс. - Мой дедушка накормил меня брусникой.
Маннэ нипих онэлтэтэ ница мэси. - Я отдал учительнице тетрадь.
Мэцэн нипиклоу онэлтэтэ ницэта мэсеу. - Мы отдали учительницам тетради.
Кабинетнэ онэлтэтэ ни энтэм. - В кабинете нет учительницы.
Как видно из примеров, словоизменение происходит со всем словом в целом (в том числе и с неоформленным графически), а не с каждым отдельным компонентом. Другими словами грамматически оформляется только последний компонент сложного слова.
Фонетический критерий заключается в едином оформлении ударения композитов и отсутствии между ними паузы. Сюда же относят звуковые изменения при словосложении, как на стыке, так и внутри компонентов. С.В. Онина в своей монографии «Отраслевая лексика хантыйского языка: словарный состав, связанный с оленеводством» приводит следующий пример: тащху - оленевод от тащ - стадо, ху -мужчина, с одним ударением на первом компоненте [8, с. 62].
Синтаксический критерий заключается в строгом порядке компонентов сложных слов, которые нельзя поменять местами, а также в функциональном единстве; композит всегда выступает в одной функции в предложении. В противном случае он уже не будет являться сложным словом, либо измениться семантика образования.
Наиболее спорным нам представляется орфографический критерий разграничения сложных слов и словосочетаний, который заключается в слитном или дефисном написании композитов. В особенности это касается обско-угорских языков, где сильно распространено такое явление, как графически неоформленное словосложение. Например в хантыйском языке по нашим подсчетам до 40 % всех слов, которые, исходя из вышеперечисленных критериев, можно считать сложными, не имеют графического оформления: онэлтэхэлтэ цу - учитель, онэлтэхэлтэ ни - учительница, янтэ ни - швея, тютькерэк ни - курица, нял сем - дробь, пут юх - рогулька для костра, юх лехэтэ вэх - пила, вэр ньэрэм юх - краснотал и многие другие. Приведем еще примеры сложных слов ваховского диалекта хантыйского языка, принадлежащие одной тематиче-
ской группе «ягоды» и подтверждающие неоднозначность графического оформления композитов: тронь ул - красная смородина, човчэц ул - черная смородина, тэхтац ул - голубика от тэхтац - гагара, ул - ягода, вэртул - брусника от вэрт -красный, ул - ягода, свйул - черника от сей- уголь, ул - ягода, ньвхсул - водяника от ньвхс- соболь, ул - ягода. Из примеров видно, что наименования ягод могут оформляться как слитно, так и раздельно, несмотря на присутствие во всех композитах одного и того же компонента ул.
Следует отметить, что ни один из уральских языков в полной мере не соответствует всем вышеперечисленным критериям.
Бесспорно, словосложение, наряду с аффиксацией, является одним из основных способов словообразования в уральских языках. Именное и глагольное словосложение имеют много общего, но наиболее продуктивным и разнообразным мы считаем словосложение имен существительных, о чем говорят уже имеющиеся по данному вопросу, и проведенные нами исследования.
Словосложение, как способ образования новых слов присутствует во всех уральских языках, и, судя по высказываниям известных финно-угроведов, является весьма древним приемом. Историческое развитие способов словосложения отличается большой устойчивостью. Некоторые типы словосложения были заложены еще в финно-угорском языке-основе, а компоненты, которые образуют сложные слова, восходят к уральской лексике. Об этом говорит распространение в современных уральских языках такого явления как парные или составные слова, о которых уже говорилось ранее. Они являются отличительной чертой большинства современных финно-угорских языков [14, с. 77-79; 9, с. 150-151].
Традиционно выделяются два основных типа сложных слов или соответствующих им сочетаний слов в уральских языках: 1) образованные по сочинительному типу двух однородных компонентов (парные или составные слова или сочетания); 2) образованные по подчинительному типу одного компонента другому.
К.Е. Майтинская в коллективной монографии «Основы финно-угорского языкознания (вопросы происхождения и развития финно-угорских языков)» предлагает следующую классификацию парных сочетаний: 1) объединяющего типа; 2) усилительного типа и 3) изобразительного типа.
Парные сочетания объединяющего типа состоят из компонентов, которые выражают конкретные понятия, связанные по определенному признаку. Но объединенное сочетание имеет уже более широкую семантику, например, воцы тэятэ цэсы (ваховский диалект хантыйского языка) - зверовод от воцы - лиса, тэятэ - иметь, цэсы - человек).
Парные сочетания усилительного типа состоят из слов с антонимичным или синонимичным понятием, где синонимы воспринимаются как нечто более интенсивное, а антонимы -как нечто раздробленное: hírnév (венгерский язык)- знаменитость от hír - известность, név - имя.
В парных сочетаниях изобразительного типа один из компонентов или сразу оба не имеют самостоятельного значения: dínom-dánom - веселье (венгерский язык) - состоит из ничего не значащих слов.
Сложные слова, образованные по подчинительному типу, нечетко разграничены со словосочетаниями. Они представляют собой сочетание двух существительных, где первое является определением второго. Данный тип сложных слов также распространен в уральских языках [1, с. 392-394].
Безусловно, суффиксация и словосложение является одним из наиболее продуктивных способов именного словообразования в уральских языках и представляет собой обширное поле для дальнейших исследований. Но отдельно хотелось бы сказать об обско-угорских представителях уральской семьи, и в частности о диалектах хантыйского языка. Проведенные нами исследования в области именного словообразования показывают, что давно назрела проблема четкого выделения норм литературного языка. До сих пор остается открытым
S1
вопрос о графическом оформлении композитов и сочетаний, в состав которых входят суффиксоиды. Мы считаем, что в случае их соответствия большинству вышеприведенных критериев, имеет смысл относить их к композитам и оформлять соот-
ветственно слитным или дефисным написанием. Прежде всего, это необходимо для составления различного рода учебных и методических пособий, для обучения языку на более высоком уровне, для сохранения языка ханты.
Библиографический список
1. Майтинская, К.Е. Сравнительная морфология финно-угорских языков // Основы финно-угорского языкознания (вопросы происхождения и развития финно-угорских языков). - М.: Наука, 1974.
2. Бубрих, Д.В. Историческая морфология финского языка. - М.-Л., АН СССР, 1955.
3. Осипова, О.А. Реликты активной типологии в глагольной системе васюганского диалекта хантыйского языка / О. А. Осипова, А.Ю. Фильчен-ко // Проблемы документации исчезающих языков и культур: Материалы международной конференции «21-е Дульзоновские чтения». - Уфа-Томск, 1999. - Ч. 1.
4. Серебренников, Б.А. Основные линии развития падежной и глагольной систем в уральских языках. - М., 1964.
5. Хонти, Л. Ваховский диалект хантыйского языка // Народы Северо-Западной Сибири. - Томск: Из-во ТГУ, 1995. - Вып. 2.
6. Серебренников, Б. А. Существовали ли в протоуральском языке именные классы? // ВЯ. - М., 1969. - № 3.
7. Хайду, П. Уральские языки и народы. - М.: Прогресс, 1985.
8. Онина, С.В. Отраслевая лексика хантыйского языка: словарный состав, связанный с оленеводством. - Йошкар-Ола, 2003.
9. Майтинская, К.Е. Венгерский язык. Грамматическое словообразование. - М.: Из-во АН СССР, 1959. - Ч.2.
10. Майтинская, К.Е. Венгерский язык // Основы финно-угорсккого языкознания (марийский, пермские и угорские языки). - М.: Наука, 1976.
11. Серебренников, Б.А. Историческая морфология пермских языков. - М.: Из-во АН СССР, 1965.
12. Гуя, Я. Морфология обско-угорских языков // Основы финно-угорского языкознания (марийский, пермские и угорские языки). - М.: Наука, 1976.
13. Жирмунский, В.М. Общее и германское языкознание. - Л.: Наука, 1976.
14 Больдт, Е.П. Именное словообразование нганасанского языка. - Новосибирск: Наука, СО, 1989.
15. Картина, А.И. Именное словообразование в современном мансийском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Л., 1955.
16. Виноградова, Л.Е. Словообразовательные средства кетских имен существительных. // Языки и топонимия. - Томск, 1981.
17. Курилов, Г.Н. Сложные имена существительные в юкагирском языке: автореф. на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - Л., 1969.
18. Андуганов, Ю.В. Сложные слова в марийском языке (определительные сложные существительные): автореф. дис. . канд. филол. наук. -Тарту, 1977.
19. Больдт, Е.П. Именное словообразование в самодийских языках на базе простых аффиксов (на материале нганасанского языка) // Лексика и грамматика языков Сибири. - Барнаул, 1985.
20. Кузнецова, А. И. Корреляция между деривационными возможностями слов и их семантикой (на материале васюганского диалекта хантыйского языка) // Veröffentlichungen der societas Uralo-altaica. Band 57. - Wiesbaden, 2002.
21. Максунова, З.В. Словосложение в кетском языке в сравнительно-историческом освещении. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - Томск, 2002.
Статья поступила в редакцию 29.05.09
УДК 75: 7.036.1 (084)
В.А. Сидоров, канд. арх., проф. АГТУ им. И.И. Ползунова, г. Барнаул, Е-таИ: stm@art.asu.ru
АРХИТЕКТУРА ТРАДИЦИОННОГО ЖИЛИЩА КАНОНИЧЕСКОГО ТИПА В СОВРЕМЕННОМ ЯПОНСКОМ И ЗАПАДНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Проблема в сохранении, понимании и применении закономерностей сложившегося канона духовного пространства архитектуры (на примере традиционного японского жилища). Современные храмы синто, так же как и современные жилища повторяют каноны древних зданий или дополняют старые постройки. Традиционные канонические элементы японского жилища, архитектурного окружения, формы внешнего вида и особенности внутри жилища являются актуальными для применения в практике за пределами Японии.
Ключевые слова: традиционное японское жилище, каноны пространства, архитектурное окружение, внешний вид домов, внутренние условия.
Развитие архитектуры в будущем японцами ассоциируется с совершенствованием своей национальной канон культуры. В отличие от Запада и России, где канон культура реализовалась в культовом пространстве и произошло разделение ее с современной жизнью, в Японии она родилась из природы, сливалась с традициями повседневного бытования, охватывала все население и поэтому стала единой и единственной культурой. Японцы мыслят именно категориями канон культуры. В ней они создали не антагонистическое примирение природы и культуры, переработав с учетом этой парадигмы иностранный опыт и достижения. Природно-культурные традиции стали вектором развития, глубже сознавая и укрепляя свое синто через буддизм, свои устои через христианские, западные и иные достижения во всех областях.
1. Традиционное жилище создавалось как обусловленное природой пространство канон культуры. Природа и жизнь остаются неразрывными в своем цикличном повторе нового, сменяющего старое. Это был и есть способ самовоспроизведения японской подражающей природе культурной традиции, приведший к каноническим элементам, формам и типам тра-
диционного жилища. Совершенствование этого равновесия происходило, когда нарушалось его самодостаточность, за счет эстетики бесконечного поиска прекрасного в достижении красоты. Постоянное присутствие религии в повседневной жизни также способствовало канонизации древних бытовых и строительных ритуалов, воспроизводимых вновь и вновь и в настоящее время ставших искусством архитектуры. В традиционной архитектуре жилища из века в век сохранялись обязательные для всех священные образцы. И если в Европе и России светские власти со сменой формаций и идеалов все больше и больше могли отступать от образцов, то в Японии жилищная архитектура оставалась и по настоящее время остается традиционной, во многом воспроизводит канонические элементы типов сёин - дворянский дом, тясицу - чайный дом, матия, минка -дома горожанина и их разновидностей [2]. В них был найден идеальный миропорядок, благоприятный природе Японии, порожденный восхищенным отношением к ней, понимаемой как творение священных духов, жизнь рядом с которыми обязывает соблюдать гармонию с духовной основой.
