CC BY
79
УДК 342
К вопросу об историческом опыте борьбы полиции Российской империи с терроризмом в Прибалтийском крае в 1905-1907 гг.
Скипский Георгий Александрович, Уральский юридический институт МВД России, кандидат исторических наук, доцент
e-mail: skipsky.georgy@yandex.ru
Статья посвящена изучению феномена «лесных братьев», возникшего в Прибалтике еще в период Первой русской революции 1905-1907 гг. Особое внимание в статье отводится анализу социальных причин возникновения революционного движения, которое в Прибалтийском крае быстро приобрело характер массовых террористических актов, направленных против представителей государственной власти: полицейских чиновников, солдат, офицеров, представителей имперской администрации.
Актуальность статьи заключается в выявлении исторических причин возникновения экстремизма в современных республиках Прибалтики, которые не могут быть объяснены исключительно антикоммунистической риторикой политиков этих стран, акцентирующих внимание на идеях «оккупации» Советским Союзом Литвы, Латвии и Эстонии в 1940 г.
В статье отмечается, что революционные организации Прибалтийского края, разыгрывая националистическую карту, не смогли заручиться поддержкой со стороны местного населения и в завершающий период революции стремительно превратились в уголовные банды, обреченные на разгром силами правительственных войск и полиции.
Ключевые слова: Прибалтийский край; «лесные братья»; немецкие (остзейские) бароны; сепаратизм; первая русская революция; революционные партии; социальное противостояние; террористические акты.
To the question about the historical experience of the struggle of the police of the Russian Empire terrorism in the Baltic region in 1905-1907
Skipski George Alexandrovich,
Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia, Candidate of Historical Sciences, Associate professor
The article is devoted to the study of the phenomenon of the «forest brothers» that emerged in the Baltic States in the period of the First Russian revolution of 1905-1907, the Special attention in article is devoted to analysis of social causes of the revolutionary movement, which in the Baltic region quickly acquired the character of a mass terrorist acts against representatives of state authorities: police officers, soldiers, officers, and representatives of the Imperial administration.
The relevance of the article is to identify the historical causes of extremism in modern republics, which cannot be explained solely by anti-Communist rhetoric of the politicians in these countries, focusing on the ideas of «occupation» by the Soviet Union of Lithuania, Latvia and Estonia in 1940.
The article notes that the revolutionary organizations of the Baltic region, playing the nationalist card, are unable to enlist the support of the local population and in the final period of the revolution rapidly turned into a criminal gang, doomed to defeat by the forces of government troops and police.
Key words: the Baltic region; the «forest brothers»; the German (Baltic) barons; separatism; the Russian revolution; the revolutionary party; social confrontation; terrorist acts.
На современном этапе эволюции всего мирового сообщества борьба с международным терроризмом давно стала насущной проблемой. При изучении исторического опыта ее решения, безусловно, возникают некоторые стереотипы в восприятии образа террориста. Сегодня в массовом сознании типичный террорист - это представитель мусульманской уммы (общины), как правило, бородатый и агрессивный молодой мужчина, в основном житель одной из стран Ближнего Востока. На фоне такого образа в глазах среднестатистического обывателя, особенно гражданина страны, входящей в состав Евросоюза, свои собственные сограждане с трудом могут быть восприняты в качестве террористов. В данном случае у людей срабатывает стереотип положительного самовосприятия, навязанного им через стандартные клише, сформулированные, в свою очередь, в средствах массовой информации. Например, жители бывших советских республик Прибалтики (современные страны Балтии) в официальном общественном мнении этих стран и не только традиционно воспринимаются как законопослушные и достаточно лояльные граждане, от которых невозможно ожидать проявления массовой агрессии, жестокости или экстремизма. Но, как доказывает ряд примеров из далекой и недавней истории, такая «идиллия» может быть очень быстро разрушена.
Почему мы обращаемся к историческому опыту стран Прибалтики? Прежде всего, исторический опыт борьбы с терроризмом в этих странах неразрывно связан с прошлым СССР, когда феномен «лесных братьев» стал достоянием всей советской общественности. Он являлся примером массового как активного, так и пассивного сопротивления процессам советизации в предвоенный и особенно в послевоенный периоды. Но при этом в советской научной литературе предпринимались попытки исторически связать события периода Великой Отечественной войны и послевоенных лет с волной террора, охватившего Прибалтийский край еще в годы Первой русской революции (1905-1907 гг.). Именно тогда и появился термин «лесные братья», который получил свое второе рождение уже в годы Второй мировой войны.
Более объективное восприятие советской исторической наукой феномена «лесных братьев», возникшего в начале XX столетия, во многом было затруднено тем фактом, что любое вооруженное сопротивление властям Российской империи воспринималось тогда позитивно, в качестве закономерного проявления классовой борьбы. При этом игнорировались или умалчивались факты, свидетельствовавшие о том, что «лесные братья» быстро превратились в банды уголовников, терроризировавших не только «классовых» врагов» - немецких баронов, но и своих же единоплеменников, виноватых только в том, что они не поддерживали террористическую идеологию и практику «лесных братьев». Не комментировались в официальной советской исторической науке факты неограниченного террора, направленного на «бра-
тьев по классу» - простых солдат русской армии, рядовых чинов российской полиции.
Следует отметить, что резкий скачок количества терактов в Российской империи в первые месяцы революции 1905-1907 гг. был вполне прогнозируем как в общественном мнении современников тех событий, так и сводках Департамента полиции1. В то же время на Кавказе или в Привислинском крае (польские губернии в составе Российской империи в начале XX в.) рост революционного движения под националистическими лозунгами был вполне «естественным» продолжением теории и практики сепаратизма. Они были поддержаны этнокультурным противостоянием большинства населения этих национальных окраин против Российской империи в течение всего XIX в. Так, например, в Польше постоянно проявлялось пассивное сопротивление официальному Петербургу, и дважды оно перерастало в антироссийские восстания (1830-1831 гг. и 1863-1864 гг.) 21 мая 1864 г. было объявлено об окончании Кавказской войны. Но это не привело к полному прекращению антироссийских вооруженных выступлений в данном регионе2.
Появление в 1905-1907 гг. банд «лесных братьев» в сельской округе и вооруженного подполья в городах Прибалтийского края (в него входили тогда Эстляндская, Лифляндская, Курляндская, Виленская и Ковенская губернии), особенно в Риге, Либаве (современный латвийский город Лиепая) и Двинске (современный латвийский город Даугавпилс), оказалось весьма неожиданным как для местной элиты - немецких остзейских баронов (потомков рыцарей Ливонского и Тевтонского орденов), так и для российских имперских властей.
Истоки радикального сепаратизма в Прибалтийском крае следует искать не только в вековых социальных конфликтах литовских, латышских и эстонских крестьян с польскими, немецкими и датскими феодалами, но и в кардинальном изменении внутренней политики Российской империи в Прибалтийском крае, которое наметилось в последней трети XIX в.
Задолго до отмены крепостного права прибалтийские губернии находились на особом положении в Российской империи. Благодаря принятию Петром I «Аккордных пунктов» представители прибалтийского немецкого дворянства и городов получили ряд привилегий. Немецкие и датские бароны, а впоследствии и польская шляхта в Литве с момента вхождения этой территории в состав Российской империи в 1795 г. обладали статусом и правами российского дворянства и при этом сохранили основы феодального им-
1 См.: Гейфман А. Революционный террор в России, 18941917 / пер. с англ. Е. Дорман. М., 1997. С. 29.
2 См.: Квасов О. Н. Развитие террористических тенденций в российском революционном движении начала ХХ в. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2010. № 5. С. 98-101; Его же. Националистические аспекты российского терроризма начала ХХ в. // Проблемы национальной стратегии. 2012. № 6 (15). С. 206-215.
мунитета. Немецкое бюргерство в городах сохраняло средневековую цеховую организацию, установившуюся еще в XIII веке. Сановный Петербург практически не вмешивался во внутренние дела прибалтийских губерний, сохраняя в социально-политическом плане сложившийся statusquo. В то же время многие выходцы из остзейских баронов и польской шляхты делали карьеру при дворе в Петербурге, занимали ряд ключевых позиций в армии, полиции, возглавляли различные губернии в Центральной части России и т. п. Впрочем, некоторым представителям польской шляхты это не мешало принимать участие в антироссийских восстаниях 1830-1831 гг. и 1863-1864 гг.
На фоне демонстративно фрондирующей польской шляхты немецкие (остзейские) бароны выглядели весьма законопослушно, они никогда открыто не выступали против центральной власти, тем более что сами занимали в ней весьма заметные позиции. Выходцы из остзейского дворянства имели непропорционально высокий удельный вес в центральном аппарате управления Российской империи. В частности, в период правления Александра II, по данным консервативного журналиста М. Н. Каткова, ссылавшегося на статью своего латышского коллеги Кришьяниса Вал-демара «Кто правит Россией: русские или немцы»?, было выявлено, что удельный вес немцев среди министров в Российской империи составлял 15 %, среди членов Государственного Совета - уже 25 %, среди сенаторов - соответственно 40 %. Половина генералов русской армии имела немецкое происхождение, а учитывая, что губернаторский корпус формировался в основном из отставных генералов, то немцев среди них было уже более 60 %1.
Следует отметить, что остзейское (немецкое прибалтийское) дворянство весьма дисциплинированно выполняло волю центральной власти на просторах собственно российских губерний. В то же время немецкие бароны достаточно умело саботировали все решения центральной власти, касавшиеся управления в самой Прибалтике. При этом они ссылались на местное остзейское законодательство. Так, например, немецкие бароны долгое время саботировали проведение земской реформы 1864 г. и городской реформы 1870 г.2
Несмотря на повсеместное развитие всесословных принципов местного самоуправления, вплоть до конца 1880-х гг. полицейские чины уездной, мызной и хуторской полиции в прибалтийских губерниях избирались ландтагами - сословными собраниями немецкого дворянства.
Особо следует указать на принцип комплектования городской полиции в Прибалтийском крае. Поскольку реальная власть в прибалтийских городах
1 См.: Лебедев С. В. Остзейский вопрос в русской национально-консервативной прессе во второй половине XIX века. URL: http://ruskline.ru/analitika/2013/03/21 /spasitelnaya_rusi fikaciya.
2 Там же.
принадлежала тогда немецкому патрициату и богатым бюргерам, именно их представители пополняли ряды высших и средних чинов городской полиции. Что касается полиции в сельской местности, то ее функции выполняли слуги остзейских баронов, причем непосредственно под их личным контролем. Тогда городская полиция в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии помимо общеимперского законодательства продолжала пользоваться немецким городским Маг-дебургским правом, а делопроизводство в полиции и судах Прибалтийского края вплоть до 1888 г. велось только на немецком языке3.
Таким образом, прибалтийские губернии долгое время оставались феодальными родовыми владениями потомков немецких и датских баронов, польской шляхты, которые поддерживали сложившийся общественный порядок, руководствуясь обычаями и традициями, восходившими еще к эпохе крестовых походов. Только после 1877 г. на прибалтийские губернии стали распространяться отдельные пункты общероссийского «Городового положения» 1870 г. Оно упразднило прежний сословный магистрат в городах и ввело новый порядок выборов в органы городского самоуправления, основанный на имущественном цензе, впервые предоставив возможность и «не немцам» участвовать в муниципальных выборах.
Кардинальный поворот к политике жесткого ограничения принципов феодального иммунитета в национальных окраинах произошел в период правления императора Александра III. Он первым из российских императоров при проведении процедуры своей инаугурации не подтвердил привилегии прибалтийских баронов. Тем не менее процесс реорганизации полиции Прибалтийского края всячески замедлялся скрытым саботажем многих местных чиновников. Только после 1888 г. начался реальный процесс унификации системы полицейского управления в Прибалтийском крае и ее приведения к общероссийским стандартам4.
Следует отметить, что начавшееся только в 1877 г. (т. е. еще при Александре II) распространение общероссийского «Городового уложения» было окончательно принято именно при императоре Александре III в 1882 г. Благодаря этим изменениям в законодательстве Прибалтийского края коренное население впервые смогло принять участие в формировании городских управ. Например, даже в Ревеле (современный эстонский Таллин), где немецкие бюргеры и патрициат были наиболее многочисленны, эстонцы сразу получили значительное число голосов. Суды и полиция перешли в ведение центральных властей, перестав быть только дворянскими (а по сути, немецкими). В Прибалтийском крае был введен и общеимперский уголовный кодекс. Безусловно, это привело к тому, что в органах городского самоуправления те-
3 См.: История полиции России: краткий исторический очерк и основные документы / под ред. В. М. Курицына. М., 1998. С. 8.
4 См.: Лебедев В. С. Указ. соч.
перь официальным языком становился русский язык. По этой причине он в средних школах стал вытеснять немецкий, до того обязательный для всех.
Следует отметить, что остзейские немцы составляли тогда только около 7 % от всего населения края, но в городах немцев было больше, они составляли от трети до половины горожан Прибалтийских губер-ний1.
Таким образом, к началу XX в. в Прибалтийском крае сформировалось первое поколение представителей коренного населения, получивших доступ к образованию на русском языке, но при этом национально мыслящих и имеющих практический опыт работников городских управ, хуторской и мызной полиции и т. п. Тем не менее все ключевые посты в аппарате городского самоуправления и в городской полиции по-прежнему занимали представители немецкого бюргерства, а остзейские бароны сохраняли контроль над сельской округой.
Вплоть до конца XIX в. и криминальная обстановка, и социально-политическая напряженность не были свойственны Прибалтийскому краю. Спустя столетия относительной стабильности после кровавого подавления крестоносцами ряда восстаний прибалтийских племен в XII—XI11 вв. (если не учитывать антифеодальных восстаний в 1816 г.), социально-политическая ситуация в Прибалтийском крае резко обострилась.
В связи с началом Первой русской революции 1905-1907 гг. Прибалтика наряду с Кавказом и Польшей стала одним из самых мощных очагов сепаратизма и экстремизма в Российской империи. В условиях Первой русской революции в прибалтийских губерниях произошел всплеск терроризма. А по степени интенсивности совершения террористических актов обстановка сравнялась с Кавказом и Польшей.
Что касается динамики процессов обострения криминальной обстановки, особенно по уровню жестокости, то кое в чем Прибалтийский край даже стал превосходить традиционно неспокойные окраины Российской империи. Если сравнить численность населения губерний Привислинского края (Царства Польского), Кавказа, с населением Эстляндской, Лиф-ляндской, Курляндской, Виленской и Ковенской губерний на 1 января 1914 г., то получится, что в Прибалтийском крае численность населения составляла 7046,1 тыс. чел., в Привислинском крае - 12 247,6 тыс. чел., а в губерниях Кавказа - 12 921,7 тыс. чел. Все население Российской империи тогда с учетом Финляндии насчитывало 178 378,8 тыс. чел.2
Уступая по количеству населения почти в два раза этим двум основным очагам сепаратизма и терроризма в Российской империи, Прибалтийский край
1 См.: Фоменко А. В. Прибалтика как русская проблема // Международная жизнь. № 5. 2008. URL: http://www.zlev. ru/155/155_10.htm.
2 См.: Россия 1913 год. Статистико-документальный справочник // Википедия. СПб., 1995. URL: https://ru.wikipedia. org/wiki.
догнал их по количеству совершенных террористических актов. В качестве примера можно привести приблизительные статистические данные масштаба политического террора в Кавказском регионе. Правда, эти сведения о терактах следует учесть с поправкой на нерегулярность их поступления. Несмотря на спад революционного движения в Российской империи в целом после 1907 г., по данным Департамента полиции, на Кавказе произошло 3060 терактов, из которых 1732 было классифицировано как грабежи, в результате чего 1239 чел. погибли и 1253 были ранены. Наместник - генерал-губернатор Кавказа граф Воронцов-Дашков докладывал следующие общие данные по проявлениям бандитизма в регионе: 3219 -в 1905 г., 4138 - в 1906 г. и 3305 - в 1907 г.3
Американская исследовательница А. Гейфман в своем анализе генезиса и динамики революционного террора в Российской империи привела следующие данные: общее число жертв в 1905-1907 гг. составило более 9 тыс. чел., а всего, по ее мнению, за годы революционного террора в Российской империи жертвами стали более 17 тыс. чел.4
Согласно официальным данным канцелярии генерал-губернатора, в Прибалтийском крае в 1905-1906 гг. было зафиксировано более 1700 террористических актов и 3076 вооруженных нападений5.
В 1907 г. директор имперского Департамента полиции сообщил в Государственной Думе, что только в двух прибалтийских губерниях - Лифляндской и Курляндской - было совершено 1148 терактов, в результате чего погибли 324 человека, главным образом это были полицейские и солдаты6.
Исходя из количества совершенных террористических актов в Прибалтийском крае в 1905-1907 гг., следует указать на то, что, несмотря на спад революционного движения во всей Российской империи, интенсивность антиправительственных выступлений в Прибалтийском крае оставалась весьма высокой.
Таким образом, если сравнивать с ситуацией на Кавказе и Привислинском крае (Польше), накал противостояния экстремистов и российской полиции в Прибалтийском крае по масштабам можно было оценить как локальную гражданскую войну. За два года революционных событий в результате действий террористов в г. Риге было убито 110 полицейских чинов, что составило более четверти всего полицейского гарнизона7.
Следует отметить, что полицейская статистика показала всплеск террористической деятельности сразу после опубликования манифеста 17 октября 1905 г.
В сентябре 1905 г. в Риге было совершено 69 актов политического террора, а в октябре - 64. В ноябре
3 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 30-31.
4 Там же. С. 27.
5 См.: Пальвадре Я. К. 1905 год в Эстонии. Л., 1927. С. 69.
6 См.: Пайпс Р. Русская революция / Р. Пайпс; авториз. пер. с англ. Н. И. Кигай. М., 1994. Ч. 2. С. 165.
7 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 39.
1905 г. их число увеличилось более чем вдвое и составило уже 1431.
После опубликования манифеста 17 октября 1905 г. нападения небольших групп рабочих и молодежи на городовых, околоточных надзирателей и становых приставов стали обычным явлением для всей Российской империи. До революции 1905-1907 гг. террор в Российской империи в целом носил индивидуальный характер и был направлен на конкретное лицо, занимавшее высокий пост в государственном аппарате. В 1905 г. нападения боевиков революционных партий стали деперсонифицированными, что привело к увеличению количества жертв. Нападениям стали подвергаться люди, иногда не имевшие к власти никакого отношения, а боевики революционных партий перестали брать моральную ответственность за их гибель2.
В ходе Первой русской революции террор во всей стране быстро приобретал массовый характер. Если в XIX в. действующими лицами террористических организаций были в основном разночинцы, то теперь ими стали выходцы из социальных низов, как правило, малообразованные и легко поддающиеся влиянию своих партийных вождей3, использовавших в качестве основной аргументации безусловные факты их национального угнетения. Таким образом, учитывая остроту социального и национального противостояния (телесные наказания эстонских и латышских крестьян были отменены только в 1905 г.)4, эскалация терроризма в Прибалтийском крае в ходе Первой русской революции на самом деле была вполне предсказуема и прогнозируема.
В ответ на многочисленные забастовки, демонстрации и рост количества террористических актов власти Российской империи были вынуждены установить в Прибалтийском крае режим военного положения, а также широко использовать части регулярной армии и казаков для подавления революционных выступлений. Но при этом жесткие действия представителей властей только усиливали ответную жестокость нападений на государственных чиновников, полицейских, солдат и офицеров русской армии. Учитывая, что немецкие (остзейские) бароны имели более чем достаточное «лобби» при императорском дворе в Санкт-Петербурге, можно утверждать, что конфликт в Прибалтийском крае во многом приобрел преимущественно межэтнический характер. Таким образом, немецкие (остзейские) бароны стремились использовать всю мощь империи для того, чтобы сохранить свое господство в Прибалтийском крае и восстановить утраченные ранее привилегии.
В качестве отдельной версии можно рассматри-
1 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 40.
2 См.: Квасов О. Н. Терроризм в российском революционном движении (вторая половина XIX - начало XX вв.): дис. ... д-ра ист. наук. Воронеж, 2015. С. 89. URL: http:science. vsu.ru>dissertations.
3 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 20.
4 См.: Лебедев С. В. Указ. соч.
вать традиционно двойственный характер политики остзейских баронов. Они настаивали на применении военной силы, чтобы подавить выступление латышских и эстонских крестьян. В то же время жестокость властей только усиливала сепаратистские настроения в Прибалтийском крае, перенося негативную реакцию местного населения на представителей полиции и особенно русской армии. Можно утверждать, что немецкие (остзейские) бароны своим упорным нежеланием идти на компромисс с местным крестьянством вполне сознательно рассчитывали ускорить крах Российской империи, чтобы впоследствии способствовать своеобразному «аншлюсу» Прибалтийского края Германской империей. О таких идеях говорил в свое время еще германский канцлер Отто фон Бисмарк. Он предполагал, что в случае «внутренних трудностей» прибалтийские губернии сами добровольно войдут в состав Германской империи5.
Острота социального противостояния в Эстлян-дии, Лифляндии и особенно в Курляндии была обусловлена еще и тем, что собственной феодальной аристократии у эстонцев и латышей исторически не сложилось. Следует отметить, что вплоть до середины XIX в. фактически отсутствовали литературные эстонский и латышский языки, которые были разработаны опять же при участии представителей немецкого (остзейского) дворянства.
В отличие от латышей и эстонцев, литовская знать успела сформироваться еще в XIII в., но уже к XVII в. литовская шляхта в значительной мере была полонизирована и перешла на польский язык. В этой исторической ситуации прибалтийское крестьянство, а также социальные низы городов стали воспринимать представителей имперской власти, причем как остзейских баронов, так и русскую военную и полицейскую администрацию, в качестве чужеземных захватчиков. А многие российские полицейские чины и солдаты воспринимались в качестве «оккупантов», несмотря на то что в социальном, имущественном и правовом плане они нисколько не отличались от эстонских, латышских и литовских батраков и поденщиков.
Об остроте социального и межнационального противостояния в Прибалтийском крае можно судить по одному из объявлений газеты, в котором с «черным» юмором сообщалось: «В скором времени здесь открывается выставка революционного движения в Прибалтийских губерниях. В числе экспонатов будут, между прочим, находиться: настоящий живой латыш, неразрушенный немецкий замок и неподстреленный городовой»6.
Среди всех губерний Прибалтийского края революционное насилие преимущественно было распространено в Лифляндии и Курляндии, где эсеры и анархисты наиболее часто совершали акты террора и экспроприаций, в основном в Риге и ряде уездных центров7. Сельская округа в Курляндии почти полно-
5 См.: Лебедев С. В. Указ. соч.
6 Гейфман А. Указ. соч. С. 42.
7 Там же. С. 43.
стью контролировалась «лесными братьями». Вооруженные восстания охватили города Тукумс, Тапси. Мадлиенский, Малиенский, Добельский уезды полностью перешли под контроль «лесных братьев», которыми руководили такие представители латышской части РСДРП, как Д. С. Бейка, В. Барбан, К. Боча, Ю. П. Гавенис1.
Феномен «лесных братьев» в Прибалтийском крае был обусловлен наличием благоприятных географических условий - обилием густых и заболоченных лесных массивов, но особенно - высокой плотностью сельского населения, что обостряло аграрный вопрос в этих губерниях и делало местное крестьянство массовой социальной опорой революционного движения, сразу же приобретавшего черты национального сепаратизма. Что касается уровня промышленного развития, то г. Рига давно являлся крупнейшим индустриальным центром в Прибалтийском крае и, следовательно, средоточием многонационального пролетариата, что также сказывалось на остроте социального противостояния.
Большинство «лесных братьев», как правило, составляли боевики революционных партий, вынужденные скрываться в лесах от репрессий со стороны правительства2. Они объединялись обычно в банды по 10-15 человек, которые имели поддержку именно в крестьянской среде. Среди «лесных братьев» находили пристанище и уголовные элементы, что отразилось на их тактике. «Лесные братья» применяли стремительные и жестокие набеги не только на феодальные замки и усадьбы местных баронов и богатых помещиков, но и на фермы и деревни, где под страхом кровавых расправ заставляли крестьян предоставлять им продукты, деньги и убежище3.
Промышленный пролетариат в Прибалтийском крае был интернациональным, однако литовцы, эстонцы и латыши не составляли в нем подавляющего большинства. Поэтому националистические эксцессы в крупных городах практически не происходили. А вот «лесные братья» отличались особой жестокостью. Всех сопротивлявшихся они безжалостно убивали. Согласно сводкам Департамента полиции, в сельских местностях Прибалтийского края террор, как правило, применялся против остзейских баронов и их управляющих. Но кроме них нападения совершались на православных священников, волостных старшин и их помощников, чиновников и учителей, которые не выполняли требований агитаторов поддерживать бунтовщиков. Таких лиц «лесные братья» объявляли «шпионами», приговаривали к смерти и убивали4.
Остзейские немецкие бароны обладали вековыми военными традициями, и они сразу же начали оказы-
1 См.: Революция 1905-1907 годов в Латвии. Советская Латвия. Рига, 1985. URL: http://darbabalss.eu/index/revo ljucija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
2 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 45.
3 Там же. С. 47.
4 См.: Янис Л. Б. Страницы жизни революционера-подпольщика: сборник статей и воспоминаний. Рига, 1962. С. 132.
вать организованное вооруженное сопротивление «лесным братьям», создавать отряды самообороны, опираясь на опыт усмирения своих бывших крепостных крестьян. Поэтому именно против немецких (остзейских) баронов и была объявлена самая настоящая партизанская война. Бароны стали главными мишенями партизан наравне с жандармами, полицейскими и казаками, предпринимавшими отчаянные и поначалу безуспешные попытки восстановить общественный порядок в сельской местности5.
Вековая ненависть к своим господам проявлялась в изощренной жестокости. Ради «приятной забавы» «лесные братья» не только грабили и убивали богатых бюргеров и дворян, но и сжигали усадьбы, что даже некоторые местные революционеры считали вандализмом, так как при поджогах гибли огромные библиотеки, бесценные картины и другие произведения искусства. Бывший латышский революционер Янис Лютер Бобис описывал, как один из таких «лесных братьев» иногда ночью «ради шутки» стрелял из окна в подушки тех, кого он считал предателями и полицейскими осведомителями6. Согласно сведениям Департамента полиции, за зиму 1906-1907 гг., только в Рижском уезде из имевшихся 130 поместий было разграблено и сожжено 69. Общий убыток составил 1,5 млн рублей. Всего в Прибалтийском крае было разрушено 230 поместий, нанесенный ущерб достиг
4 239 000 рублей. 343 поместьям и замкам был нанесен урон на 7 818 614 рублей7. В 1905-1906 гг. было сожжено и разгромлено 459 имений - более 40 % всех имений Лифляндской и Курляндской губерний (для сравнения в России в целом - только 6,6 %)8.
В других прибалтийских губерниях прослеживалась аналогичная картина. К весне 1905 г. в почти каждом значимом городе Прибалтийского края были организованы боевые отряды9. Они совершали индивидуальные теракты и нападения на магазины, винные лавки, трактиры, частные дома и церкви. В Эстляндии боевики партий эсеров, анархистов и социал-демократов даже не пытались делать вид, что их действия направлены в первую очередь против крупных государственных чиновников и известных эксплуататоров из буржуазии.
Стабилизация криминогенной обстановки в Прибалтийском крае произошла только к началу 1908 г. Тогда полицией и жандармами были совершены многочисленные аресты, которые пресекли распространение массового террора. Но до этого времени многие из налетчиков успели поучаствовать в десят-
5 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 63.
6 См.: Янис Л. Б. Указ. соч. С. 131-132.
7 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 67.
8 См.: Революция 1905-1907 годов в Латвии. Советская Латвия. Рига, 1985. URL: http://darbabalss.eu/index/ revoljucija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
9 См.: Юренев И. Работа Р.С.-Д.Р.П. в Северо-Западном крае (1903-1913 гг.). Пролетарская революция. № 8-9. Л., 1924. С. 188. URL: http://publ.lib.ru/ARCHIVES/ P/%27%27Proletarskaya_revolyuciya%27%27html.
ках террористических актов и уже плохо помнили, во скольких именно. Они не могли с уверенностью сказать, что конкретно происходило в ходе каждой отдельной операции1.
Следует отметить, что «лесные братья» очень быстро поняли, что им проще терроризировать беззащитных крестьян, своих же соплеменников, нежели рисковать жизнью при штурме хорошо укрепленных немецких феодальных замков. В конечном счете нормой стало повседневное вымогательство, которому «лесные братья» подвергали как буржуазию, а также относительно зажиточных владельцев хуторов и мыз, облагая их «налогами на революцию» в размере от 50 до 100 рублей2.
Как известно, правоохранительные органы могут эффективно бороться с преступностью и терроризмом в том числе только при поддержке местного населения. Его пассивность в Прибалтийском крае во многом можно было бы объяснить небывалой жестокостью расправ, совершаемых «лесными братьями». Но в то же время российская полиция, стоявшая на страже закона и правопорядка в прибалтийских губерниях, защищала интересы иноэтничной феодальной и буржуазной элиты. Поэтому вполне закономерным не только скрытое, но и открытое враждебное отношение местного населения Прибалтийского края к полицейским чинам, что весьма негативно сказывалось на боеспособности последних. Так, например, в конце декабря 1905 г. 50 рижских боевиков разоружили драгунскую караульную команду завода «Проводник», а в январе 1906 г. освободили из рижской тайной полиции 5 заключенных3.
Хотя отдельные полицейские, а также солдаты и офицеры русской армии проявляли выдающуюся личную храбрость и преданность центральной власти, многие все же думали только о спасении собственной жизни. Именно в ходе революции происходит массовое увольнение полицейских чинов со службы, а также распространилась практика неявки на службу тех, кто еще не уволился. Городовые в уездных центрах Прибалтийского края не оказывали активного сопротивления разоружавшим их боевикам, надеясь избежать жестокой расправы и остаться в живых. Например, после того как телохранители известного латышского террориста по имени Эпис несколько раз стреляли в полицейских, неоднократно пытавшихся арестовать последнего, офицеры полиции отказались подчиняться приказам начальства и вместо этого начали отдавать Эпису честь, встречая его на улице4.
Волна террора, сопровождаемая жестокостью и изощренностью методов, явно деморализовала не
1 См.: Пальвадре Я. К. Указ. соч. С. 69-70, 72-73, 84-85, 118125, 155, 159, 161-165.
2 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 76.
3 См.: Революция 1905-1907 годов в Латвии. Советская Латвия. Рига, 1985. URL: http://darbabalss.eu/index/revolju cija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
4 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 62.
только население, но и многих представителей власти. Многие чиновники под предлогом болезни не выходили на службу. Некоторые саботировали распоряжения начальства, по сути поддерживая террористов. Особое внимание отряды боевиков обращали на индивидуальный террор против полицейских чиновников. По сведениям, систематизированным современным исследователем О. Н. Квасовым, наибольшее количество терактов, всего 35 % от общего числа, на протяжении двух террористических кампаний (1905-1906 гг.) приходилось на нападения по месту службы жертв5.
В 1905 г. прибалтийские революционеры стали брать заложников из мирного населения6. Такого себе не позволяли даже абреки на Кавказе. Но при этом нельзя утверждать, что «гром грянул» неожиданно. Еще 5 мая 1902 г. бундовец Г. Д. Леккерт (Лекерт) совершил покушение на губернатора Виленской губернии генерала В. фон Валя7. По мнению О. Н. Квасова, серия нападений на высших должностных лиц в России как накануне Первой русской революции, так и в 1905-1907 гг. - все это акты возмездия за организацию карательных мер.
Оперативное реагирование полицейского начальства на волну террора во многом затруднялось тем, что среди революционных организаций была крайне слаба партийная дисциплина. Самодеятельность, инициативные акты отдельных террористов, действия вопреки распоряжениям комитетов стали для боевиков распространенным явлением. Поэтому, несмотря на широкую агентурную сеть в среде революционных партий, полиция не могла предотвратить большинство террористических актов. При этом объектами террора все чаще становились люди, никакого отношения к службе в полиции, армии или государственном аппарате Российской империи не имевшие. В 1907 г. количество жертв среди частных лиц постепенно начинает превосходить, а с 1908 г. уже в несколько раз превосходит число жертв среди госслужащих8.
Отряды остзейских баронов после поражения вооруженных восстаний в декабре 1905 г. перешли к ответному террору. При поддержке частей регулярной русской армии и полиции только за пять месяцев (с середины декабря 1905 г. до середины мая 1906 г.) в Лифляндии и Курляндии, по неполным данным, было казнено без суда и следствия 1170 батраков и крестьян, сожжено более 300 крестьянских усадеб со всем имуществом9.
5 См.: Квасов О. Н. Указ. соч. С. 380.
6 См.: Гейфман А. Указ. соч. С. 56.
7 См.: Квасов О. Н. Указ. соч. С. 222-225.
8 См.: Квасов О. Н. Количественные параметры жертв революционного терроризма начала XX века // Вестник ВГУ. Серия: История. Политология. Социология. 2010. № 2. Июль -декабрь. С. 28.
9 См.: Революция 1905-1907 годов в Латвии. Советская Латвия. Рига, 1985. URL: http://darbabalss.eu/index/revolju cija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
По сути дела, в завершающей стадии Первой русской революции революционные организации стали массово переходить к тактике партизанской войны. Организация партизанских отрядов, подчиненных революционным партиям, воспроизводила принципы территориально-милиционного комплектования. По уставным и организационным нормам партизанские дружины подчинялись тем комитетам, которые их формировали или на территории которых они действовали. В действительности партизанские отряды, сформированные революционерами, сразу становились неподконтрольными своему партийному руководству.
Видный деятель социал-демократической партии в Прибалтийском крае К. И. Розенблюм вспоминал, что лишь в п. 10 проекта устава прибалтийских «лесных братьев» отмечалось, что «о каждом предприятии лесные братья извещают местный социал-демократический центр» иных же упоминаний о партийном контроле не имелось1. Среди «лесных братьев» господствовала непосредственная демократия. В частности, согласно уставу боевой дружины прибалтийских «лесных братьев» прием новых членов осуществлялся уже только с согласия всех членов отряда2.
Следует отметить, что участники банд «лесных братьев» являлись во многом «новаторами» по разработке методов устрашения в борьбе с агентурой охранных отделений полиции. Бывший боевик партии РСДРП из Санкт-Петербурга А. И. Гуляев вспоминал одну из дискуссий, возникшую в их среде: «Разбирался вопрос о моральной допустимости в борьбе со шпионами охранки применять зажигающие жидкости. Поднялись споры. "Роберт" (боевик из Латвии) слушал-слушал, а потом с еле сдерживаемым волнением заявил: "Разговоры по этому поводу, товарищи, считаю праздными. В качестве фактической справки должен вам сообщить, что в Прибалтийском крае мы одного из них облили, и он прекрасно сгорел. В борьбе с этой сволочью, по-моему, все действенные средства - хороши"»3.
Эти обстоятельства значительно снижали эффективность агентурных разработок полиции в среде «лесных братьев». Сам факт обращения к методам политической провокации среди полицейских чинов стал подвергаться критике. Но только после поражения революции 1905-1907 гг. в Положении об агентуре был закреплен запрет рекрутировать сотрудников полиции из совершивших террористические преступления революционеров, а в Инструкции 1908 г. по организации и ведению внутренней агентуры (параграф III, п. 9) подстрекательство было уже строго запрещено: «Сотрудники, состоя членами революционных организаций, ни в коем случае не должны под-
1 См.: Розенблюм К. И. О первой русской революции 1905 // Красная газета. Л., 1930. С. 105-106.
2 Там же.
3 Гуляев А. И. Боевые дружины большевиков. Работа боевой
организации большевиков Нарвской заставы г. Петербурга в 1905-1907 гг. Л., 1935. С. 115.
стрекать других на преступные деяния и таким образом подводить их под ответственность за сделанное по их же наущению»4.
Большие потери личного состава, разгром и ликвидации первоначальной структуры боевых дружин революционных партий по итогам вооруженных восстаний конца 1905 г. были обусловлены массовым применением против них частей регулярной русской армии. В результате уже в начале 1906 г. террористические подразделения были реорганизованы, стали малочисленнее и мобильнее. Автономность отрядов «лесных братьев» от партийного руководства была обусловлена необходимостью более жесткого соблюдения принципов конспирации. Введение военного положения в Прибалтийском крае теперь значительно осложнило перемещения агентов, осуществлявших перевозку оружия, боеприпасов, распространявших нелегальную литературу и листовки. В таких условиях террористические формирования значительно сократили контакты с комитетами революционных партий и стали самостоятельно определять свою тактику.
Изменение революционной тактики расширило боевые функции дружин. К новым задачам добавилась организация «партизанской борьбы» и денежных экспроприаций. Фактически же «лесные братья» полностью перешли на «самоснабжение», что спровоцировало всплеск грабежей, мародерства и немотивированных убийств. Уже в начале1906 г. между личным составом, непосредственным руководством террористических подразделений и партийными комитетами стали возникать многочисленные конфликты, имеющие тактическую, дисциплинарную и финансовую обусловленность. Основными причинами тактических споров были разногласия по поводу партийных приостановок осуществления терактов, неспособности подразделений в точности исполнить распоряжения комитетов, разные представления о месте и роли терроризма в революционном процессе.
В целях установления наибольшего контроля партийные комитеты ликвидировали финансовую самостоятельность своих боевых подразделений и по возможности стали брать на себя хранение оружия и содержание боевиков. Но неоднократные попытки революционных партий, организаций и отдельных комитетов при помощи организованных центральным комитетом терактов, удачно проведенной серии акций или диверсионно-партизанских действий стимулировать революционный процесс после 1906 г. везде заканчивались неудачами, повальными арестами и разгромами партийных организаций.
Во многом это объясняется высокой насыщенностью агентурой охранного отделения именно в структуре районных и городских комитетов революционных партий, и даже в среде ЦК. Как известно, в ЦК РСДРП(б) долгое время находился агент охранного
4 Жукова Л. В. Провокация с позиций законности // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1996. № 2. С. 61; Буренин Н. Е. Памятные годы. Л., 1967. С. 27.
отделения полиции Р. Малиновский, а Е. Азеф вообще возглавлял боевую организацию всей партии социалистов-революционеров, пока не был разоблачен в 1908 г. Тем не менее, несмотря на серьезные потери в рядах революционных партий, в 1907 г. происходит максимальный рост количества совершенных терактов и, соответственно, рост числа количества жертв. На фоне спада волны революционного террора в Прибалтийском крае, так же как и по всей Российской империи, партизанские отряды стремительно превращались в криминальные банды, которые еще долгое время являлись дестабилизирующим фактором, продолжались единичные террористические акции1.
Сегодня исследование феномена «лесных братьев» вновь актуально, поскольку сложившаяся геополитическая ситуация свидетельствует о новом усилении терроризма вблизи границ и в пределах самой России и требует более внимательного изучения накопленного исторического опыта.
Библиографический список
1. Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания / Н. Е. Буренин. - Ленинград: Лениздат, 1961. - 302 с.
2. Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917 / пер. с англ. Е. Дорман. - Москва: КРОН-ПРЕСС, 1997. - 448 с. - URL: http://www.kouzdra.ru/ page/texts/geifman.
3. Гуляев А. И. Боевые дружины большевиков. Работа боевой организации большевиков Нарвской заставы г. Петербурга в 1905-1907 гг. / А. И. Гуляев. - Ленинград, 1935. - 165 с.
4. Жукова Л. В. Провокация с позиций законности / Л. В. Жукова // Вестник МГУ. - Сер. 8. История. - 1996. -№ 2. - С. 30-37.
5. История полиции России: краткий исторический очерк и основные документы / под. ред. В. М. Курицына. - Москва, 1998. - 200 с.
6. Квасов О. Н. Количественные параметры жертв революционного терроризма начала XX века / О. Н. Квасов // Вестник ВГУ. - Серия: История. Политология. Социология. - 2010. - № 2. - С. 24-32.
7. Квасов О. Н. Националистические аспекты российского терроризма начала ХХ в. / О. Н. Квасов // Проблемы национальной стратегии. - 2012. - № 6 (15). -С. 206-215.
8. Квасов О. Н. Развитие террористических тенденций в российском революционном движении начала ХХ в. / О. Н. Квасов // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - 2010. - № 5. - С. 98-101.
9. Квасов О. Н. Терроризм в российском революционном движении (вторая половина XIX - начало XX вв.): дис. ... д-ра ист. наук / О. Н. Квасов. - Воронеж: Воронежский государственный лесотехнический университет, 2015. - 513 с. - URL: http:science.vsu. ru>dissertations.
10. Лебедев С. В. Остзейский вопрос в русской национально-консервативной прессе во второй поло-
1 См.: Квасов О. Н. Указ. соч. С. 459-460.
вине XIX века / С. В. Лебедев. - URL: http://ruskline.ru/ analitika/2013/03/21/spasitelnaya_rusifikaciya.
11. Лебедев С. В. Остзейский вопрос в русской национально-консервативной прессе во второй половине XIX века / С. В. Лебедев. - URL: http://ruskline. ru/analitika/2013/03/25/spasitelnaya_rusifikaciya_ii_ ostzejskij_vopros.
12. Пайпс Р. Русская революция / Р. Пайпс; авто-риз. пер. с англ. Н. И. Кигай. - Москва: Росспэн, 1994. -Ч. 2. - 583 с.
13. Пальвадре Я. К. 1905 год в Эстонии / Я. К. Пальвадре. - Ленинград: Рабочее изд-во «Прибой», 1927. - 164 с.
14. Революция 1905-1907 годов в Латвии. Советская Латвия. - Рига, 1985. - URL: http://darbabalss.eu/ index/revoljucija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
15. Розенблюм К. И. О первой русской революции 1905 / К. И. Розенблюм // Красная газета. - Ленинград, 1930. - 136 с.
16. Россия 1913 год. Статистико-докумен-тальный справочник // Википедия. - Санкт-Петербург, 1995. - URL: https://ru.wikipedia.org/ wiki(1897%E2%80%941917).
17. Фоменко А. В. Прибалтика как русская проблема / А. В. Фоменко // Международная жизнь. - № 5. -2008. - С. 30-51. - URL: http://www.zlev.ru/155/155_10. htm.
18. Юренев И. Работа Р.С.-Д.Р.П. в Северо-Западном крае (1903-1913 гг.). Пролетарская революция / И. Юренев. - № 8-9. - Ленинград, 1924. - URL: http:// publ.lib.ru/ARCHIVES/P/%27%27Proletarskaya_ revolyuciya.html.
19. Янис Л. Б. Страницы жизни революционера-подпольщика: сборник статей и воспоминаний / Л. Б. Янис. - Рига: Латгосиздат, 1962. - 420 с.
Bibliograficheskiy spisok
1. Burenin N. E. Pamyatnyye gody. Vospominaniya / N. E. Burenin. - Leningrad: Lenizdat, 1961. - 302 s.
2. Geyfman A. Revolyutsionnyy terror v Rossii. 18941917 / per. s angl. E. Dorman - Moskva: KRON-PRESS, 1997. - 448 s. - URL: http://www.kouzdra.ru/page/texts/ geifman.
3. Gulyayev A. I. Boyevyye druzhiny bolshevikov. Rabota boyevoy organizatsii bolshevikov Narvskoy zastavy g. Peterburga v 1905-1907 gg. / A. I. Gulyayev. -Leningrad, 1935. - 165 s.
4. Zhukova L. V. Provokatsiya s pozitsiy zakonnosti / L. V. Zhukova // Vestnik MGU. - Ser. 8. Istoriya. - 1996. -№ 2. - S. 30-37.
5. Istoriya politsii Rossii: kratkiy istoricheskiy ocherk i osnovnyye dokumenty / pod. red. V. M. Kuritsyna. -Moskva, 1998. - 200 s.
6. Kvasov O. N. Kolichestvennyye parametry zhertv revolyutsionnogo terrorizma nachala XX veka / O. N. Kvasov // Vestnik VGU. - Seriya: Istoriya. Politologiya. Sotsiologiya. - 2010. - № 2. - S. 24-32.
7. Kvasov O. N. Natsionalisticheskiye aspekty rossiyskogo terrorizma nachala KhKh v. / O. N. Kvasov //
Problemy natsionalnoy strategii. - 2012. - № 6 (15). -S. 206-215.
8. Kvasov O. N. Razvitiye terroristicheskikh tendentsiy v rossiyskom revolyutsionnom dvizhenii nachala KhKh v. / O. N. Kvasov // Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Severo-Kavkazskiy region. Obshchestvennyye nauki. -2010. - № 5. - S. 98-101.
9. Kvasov O. N.Terrorizm v rossiyskom revolyutsionnom dvizhenii (vtoraya polovina XIX - nachalo XX vv.): dis. ... d-ra ist. nauk / O. N. Kvasov. - Voronezh: Voronezhskiy gosudarstvennyy lesotekhnicheskiy universitet, 2015. -513 s. - URL: http:science.vsu.ru>dissertations.
10. Lebedev S. V. Ostzeyskiy vopros v russkoy natsionalno-konservativnoy presse vo vtoroy polovine XIX veka / S. V. Lebedev. - URL: http://ruskline.ru/ analitika/2013/03/21/spasitelnaya_rusifikaciya.
11. Payps R. Russkaya revolyutsiya / R. Payps; avtoriz. per. s angl. N. I. Kigay. - Moskva: Rosspen, 1994. -Ch. 2. - 583 s.
12. Palvadre Ya. K. 1905 god v Estonii / Ya. K. Palvadre. -Leningrad: Rabocheye izd-vo «Priboy», 1927. - 164 s.
13. Revolyutsiya 1905-1907 godov v Latvii. Sovetskaya Latviya. - Riga, 1985. - URL: http://darbabalss.eu/index/ revoljucija_1905_1907_godov_v_latvii/0-26.
14. Rozenblyum K. I. O pervoy russkoy revolyutsii 1905 / K. I. Rozenblyum // Krasnaya gazeta. - Leningrad, 1930. - 136 s.
15. Rossiya 1913 god. Statistiko-dokumentalnyy spravochnik // Vikipediya. - Sankt-Peterburg, 1995. - URL: https://ru.wikipedia.org/wikid897%E2%80%941917).
16. Fomenko A. V. Pribaltika kak russkaya problema / A. V. Fomenko // Mezhdunarodnaya zhizn. - № 5. -2008. - S. 30-51. - URL: http://www.zlev.ru/155/155_10. htm.
17. Yurenev I. Rabota R.S.-D.R.P. v Severo-Zapadnom kraye (1903-1913 gg.). Proletarskaya revolyutsiya / I. Yurenev. - № 8-9. - Leningrad, 1924. - URL: http://publ. lib.ru/ARCHIVES/P/%27%27Proletarskaya_revolyuciya. html.
18. Yanis L. B. Stranitsy zhizni revolyutsionera-podpolshchika: sbornik statey i vospominaniy / L. B. Yanis. - Riga: Latgosizdat, 1962. - 420 s.
