CC BY
19
К вопросу об идейных истоках конституционализма On the ideological foundations of constitutionalism
Фомичев И.А.
Студент 1 курса магистратуры Факультет политологии Санкт-Петербургский государственный университет
РФ, г. Санкт-Петербург e-mail: [email protected]
Fomichev I.
1st year master's student faculty of political science Saint Petersburg State University Russia, Saint-Petersburg e-mail: [email protected]
Аннотация.
В статье рассматривается зарождение теории конституционализма в русле традиции концилиаризма и развитие аргументации томистами эпохи Контрреформации.
Annotation.
The article deals with ideological and philosophical origins of the theory of constitutionalism in the conciliar tradition and development of argumentation by the Thomists in the times of Counter-Reformation.
Ключевые слова: конституционализм, концилиаризм, демократия
Key words: constitutionalism, conciliarism, democracy
Как подчеркивает В. А. Гуторов, «[в] ХХ в. в Западной Европе и США представление о единстве демократической и конституционной традиций настолько укоренилось на уровне общественного сознания и политической идеологии, что, как правило, принимается в качестве аксиомы даже теми современными политическими мыслителями, которые в принципе не привыкли мыслить конъюнктурно» [1, С. 115]. Подобное представление, тем не менее, имеет весомые основания.
В классической работе «Основания современной политической мысли» Квентин Скиннер замечает, что «XVI век был свидетелем не только зарождения идеологии абсолютизма, но и ее главного соперника - теории, согласно которой всякая политическая власть пребывает в теле народа» [5, С. 166].Большую роль в развитии этой теории сыграла концепция народного суверенитета, разработанная в XIVвеке Марсилием Падуанским и Бартоло де Сассоферрато [4, С. 119]. Некоторые ключевые аргументы в поддержку этой теории были разработаны в рамках примирительного движения, а также в результате интерпретации некоторых положений частного римского права [5, С. 182].Впоследствии конституционалистская аргументация была развита в наиболее влиятельных католических трактатах по вопросам политической теории [5, С. 167].
Стоит также отметить, что на характер европейского политического дискурса неизгладимое влияние оказала двухполюсная модель средневекового общества, обусловленная институциональным дуализмом церкви и государства. Как указывает Гельмут Кенигсбергер, в многочисленных конфликтах и спорах между церковью и государством были заложены основы европейской традиции поиска правовой защиты от тирании и рационализации политического дискурса [3, С. 188]. Значение институционального дуализма церкви и государства для развития рациональной политической аргументации подчеркивает также С.Е. Кондратенко [2,
9].
Движение концилиаризма конца XIV-начала XV веков возникло в попытке предотвратить раскол католической церкви путем ее реформирования и ограничения власти папы в пользу Церковного собора [6, 573]. Непосредственной причиной возобновленного интереса к концилиаристским идеям стала Великая западная схизма - раскол в католической церкви, начавшийся в 1378 году с избранием на святой престол сразу двух пап: сначала Урбана VI, а потом Климента VII. Первый представлял «римскую» партию, а второй -«авиньонскую». Кроме того, сыграло свою роль укрепление внутрицерковной централизации и усиление полномочий понтифика, произошедшее во время Авиньонского пленения, в результате чего власть папы (по крайней мере, внутри церкви) приобрела еще более монархический характер [6, С. 573].
Несмотря на то, что первоначально концилиаристские тезисы представлялись как специальные аргументы adhoc, направленные прежде всего на защиту католической церкви от ересей и дурного правления пап, уже в трудах Жана Жерсона и его последователей идея церкви как конституционной монархии стала выводится из более общего представления о природе политического сообщества [5, С. 167]. Помимо того, что Жан Жерсон, как впоследствии и Николай Кузанский, попытался применить теорию смешанного правления для ограничения власти папы [1, С. 118], он также пришел к совершенно конституционалистскому выводу, согласно которому «любая общность, в которой правитель "стоит над законом" или обладает абсолютными правами в отношении имущества подданных, вообще не является exhipithesi, предположительно, подлинным "политическим" обществом» [5, С. 171]. Это утверждение основывалось на развитой Жерсоном «субъективной» теории права, согласно которой владение правом на что-либо подразумевало власть свободного распоряжения. Однако, как настаивал Жерсон, ни папа, ни какой-либо светский правитель не может свободно распоряжаться государством или имуществом своих подданных. Любой правитель должен править во благо своего государства и в соответствии с законом, поскольку он является лишь minister или rector, но не абсолютным сувереном [5, С. 171-172].
Впоследствии конституционалистские тезисы Жерсона были развиты Джоном Майром и его учеником Жаком Альменом. Подобно Жерсону они признавали, что ни один правитель не может обладать властью большей, чем той, которой обладает народ. Развивая аргументацию своего учителя, Альмен утверждал, что в дополитическим состоянии люди обладали правом вершить правосудие от своего имени, в связи с чем «право меча» не возникает вместе с образованием государства, но лишь уступается государю. Поэтому, как настаивает Альмен, права, которыми правитель обладает на основании позитивного закона, первоначально принадлежали обществу на основании природного закона [5, С. 172-175]. Разрабатывая эту радикальную теорию Imperium, Майр и Альмен формулируют ее наиболее подрывное следствие: правитель, неспособный управлять государством соответствующим образом, может быть законно смещен. Вместе с тем на вопрос, кому именно принадлежит право смещения государя, ни Майр, ни Альмен не дают ясного ответа. Вероятнее всего, что с точки зрения концилиаристов, такое право должно принадлежать представительному собранию всех сословий [5, С. 180].
Стоит отметить, что точка зрения, согласно которой теории Жерсона и других концилиаристов являются предтечами современного конституционализма, порой подвергается сомнению. Так, Кэри Недерман подвергает критике попытки связать теории концилиаристов с современным конституционализмом. Как указывает Недермана, концепции концилиаристов можно назвать конституционалистскими лишь в ограниченном смысле этого слова, а именно, если сводить конституционализм к ограниченному законом правлению и верховенству права [7, С. 192]. В то же время современный конституционализм подразумевает ограничение правителей посредством общественного контроля над государственными должностными лицами, безличную концепцию правительства и гарантии неотчуждаемых прав для всех граждан [7, С. 193]. В этом
отношении современный конституционализм разительно отличается от средневекового. Чтобы доказать влияние концилиаристов на становление современной теории конституционализма, необходимо, с точки зрения Недермана, во-первых, продемонстрировать исключительность и специфичность концилиаристского взгляда на правительство по сравнению с другими направлениями средневековой политической мысли. Без этого, по мнению Недермана, нет никаких оснований говорить, что примирительное движение оказало какое-то особое влияние на развитие конституционализма. Во-вторых, необходимо доказать, что концилиаристские взгляды подразумевали в сущности такое же понятие конституционного правления, какое принято современными мыслителями [7, С. 191]. В связи с этим Недерман пытается продемонстрировать, что конституционализм Жерсона был тесно связан с более общими направлениями средневековой политической мысли, и приходит к выводу, что «концепция концилиаризма, как она представлена у Жерсона, не совершила разрыва с принципами, широко признававшимися другими средневековыми авторами. Таким образом, Жерсона нельзя назвать ни средневековым предшественником, ни основателем современной конституционной теории» [7, С. 201]. Кроме того, теория Жерсона, по мнению Недермана, не отражает ни одну из отличительных черт конституционализма в его современном смысле [7, С. 201].
Однако, как справедливо возражает Френсис Оукли, теории концилиаристов никогда не рассматривались в качестве ознаменовавших некий «разрыв» в средневековой политической мысли, так же как никогда не утверждалось, что исключительно эти теории «породили» современный конституционализм. Кроме того, несмотря на то, что концилиаристские теории были по своему духу скорее средневековыми, чем современными, это не может служить основанием для того, чтобы отрицать их влияние на становление конституционализма как современного феномена [9, С. 15-19].
Квентин Скиннер, признавая ограниченность интерпретации конституционализма как порождения исключительно концилиаристской традиции, указывает также на другой важный источник конституционалистских идей - римское право [5, С. 181]. Одним из способов защиты конституционалистских притязаний было обращение к аргументам из частного права, которые оправдывали применение насилия в некоторых специфических обстоятельствах. В каноническом праве ключевое значение придавалось декреталии о несправедливых судах, истолкованных во вполне конституционалистском духе Николаем деи Тудески. Последний, основываясь на комментариях папы Иннокентия IV, пришел к заключению, что сопротивление судье возможно, если судья, поступая несправедливо, наносит значительный вред [5, С. 182-184]. В гражданском кодексе также имелось несколько мест, оправдывающих применение насилия частным лицом. Составители дигест допускали два случая, когда веления закона природы отменяли запрет на применения насилия. Во-первых, считалось, что отец, чья дочь вступила во внебрачную связь с мужчиной, может на законных основаниях убить как дочь, так и мужчину; точно также муж может убить любовника своей жены. Во-вторых, применение насилия считалось оправданным в случае самообороны, когда жизни или собственности человека угрожала опасность [5, С. 184].
Несмотря на то, что ни один из этих случаев не имеет прямого отношения к политике, некоторые радикальные теологи стали использовать эти аргументы для оправдания сопротивления тираническому правлению королей. В частности, этим воспользовался сначала Ульям Оккам, а затем и Жан Жерсон, через которого эти аргументы перекочевали в главенствующее течение радикальной схоластической мысли [5, С. 186].
Помимо теологов, авторитет римского права использовался и некоторыми юристами, которые порой интерпретировали его в самом радикальном ключе. В этом отношении ключевыми являются попытки истолковать merum Imperium - высшей имперской власти - в конституционалистском смысле, согласно
которому подобной властью обладает не только император, но и нижестоящие магистраты. Подобная точка зрения подкреплялась феодальным взглядом на Священную римскую империю, согласно которому император при своем избрании заключает договор с курфюрстами и другими магистратами, принося клятву и обязуясь заботиться о процветании империи и правах подданных. Выводом из подобной трактовки имперской конституции было то, что в случае ненадлежащего исполнения своих обязанностей и нарушения клятвы, император может быть законным образом смещен нижестоящими магистратами. Кроме того, распространенное представление об империи как о universitas, то есть как об органическом единстве, каждый член которого обязан поддерживать целостность всего организма, так же предполагало допустимость применения магистратами применения меча правосудия против императора в случае, если тот своими действиями нарушит нормы справедливости, которые обязался защищать в коронационной клятве [5, С. 186-192].
Помимо этого, не менее значимой является интерпретация римского права, впервые развитая итальянским юристом Бартоло да Сассоферрато в попытке легитимизировать притязания городов-государств Северной Италии на независимость от империи [5, С. 99-120]. В конце XV века некоторые юристы стали интерпретировать Lex Regia - закон, посредством которого римский народ передавал власть императору - в конституционалистском смысле, доказывая, что поскольку любой правитель ставится властью Lex Regia, «он обладает статусом не суверена, который является maior universis, а избираемого должностного лица, действующего в качестве "minister государства"» [5, С. 196]. В связи с этим делался вывод о том, что любой государь связан обязательствами, возникающими вследствие Lex Regia, править справедливо и в соответствии с законами страны.
Свой вклад в развитие конституционалистской мысли внесли не только сторонники примирительного движения, но и католические теологи XVI века -доминиканцы и иезуиты - обратившиеся к наследию Фомы Аквинского. Наиболее влиятельными представителями этого направления являются Франсиско де Витория, Франсиско Суарес, Роберто Беллармин, Хуан де Мариана и другие. Как пишет Скиннер, «полемический запал политических трудов представителей этой школы можно выразить фразой, которую они постоянно повторяли: важнейшей задачей является опровержение "всех еретиков века сего". Еретики, вызывающие их особую озабоченность, - это, конечно же, лютеране, и одной из главных целей томистов становится опровержение не только лютеранского понимания Церкви, но всего взгляда на политическую жизнь, связанного с евангелической Реформацией» [5, С. 202].
В связи с этим необходимо сказать несколько слов о ранних протестантских взглядах на природу политического сообщества. Из политических трактатов Лютера, как указывает Скиннер, можно было вывести два главных принципа: во-первых, Новый Завет, особенно послание Павла римлянам, признается высшим авторитетом при разрешении вопросов политической жизни. Следствием из этого становится утверждение, согласно которому христианину надлежит полностью подчиняться любым светским властям, полномочия которых Лютер существенно расширяет [5, С. 33]. В своей политической теологии, таким образом, Лютер не обращается ни к схоластическому понятию универсума, ни к понятия естественного закона, но исключительно к авторитету Священного Писания, выводя из него требование абсолютного подчинения даже самой деспотичной власти.
Первой задачей томистов стало опровержение двух лютеранских ересей - учения sola scriptura, согласно которому единственным источником вероучения является Библия, и представления о Церкви как о простом сообществе верующих, в котором нет места иерархии и папской власти [5, С. 203]. Выступая против первой ереси, томисты обратились к теории естественного закона. Доказывая наличие у людей способности постигать естественный закон, томисты пытались опровергнуть лютеранский тезис о том, что государства и
политические отношения напрямую установлены Богом. Однако если государства устанавливаются людьми в земных целях, должна быть какая-то необходимость, которая приводит к их установлению. Чтобы обосновать эту необходимость, томисты попытались представить то состояние, в котором человек оказывается «просто по природе вещей». Их целью было продемонстрировать, что это состояние не является политическим, что, в свою очередь, привело их к выводу, согласно которому государство было создано на более позднем этапе. Это поставило перед ними следующий вопрос: почему люди, обладая в естественном состоянии свободами, пошли на создание государства, которое эти свободы ограничивало? Их ответ состоит в том, что, поскольку в таком состоянии невозможно поддерживать справедливость, разумно дать согласие на учреждение государства, которое, хотя и ограничит наши свободы, даст безопасность жизни и имуществу. Поэтому согласие подданных становится единственным легитимным оправданием перехода из естественного состояние в государственное [5, С. 227-239]. Таким образом, в трудах доминиканцев и иезуитов были разработанные ключевые аргументы, впоследствии усвоенные как Джоном Локком, так и гугенотскими тираноборцами. Суть политического учения томистов состоит в том, что государства являются не продуктом грехопадения человека, но установлены свободными людьми для удовлетворения мирских потребностей, и, поскольку легитимирующим актом создания государства было именно согласие общества, последнее является единственным источником власти, а государи обязаны править на благо подданных.
В связи с указанными популистскими тенденциями, томистских философов эпохи Контрреформации зачастую пытаются представить едва ли не как создателей современной теории конституционализма или даже демократии. Так, Джон Рейджер утверждает, что существует «достаточно оснований полагать, что создатели Декларации независимости черпали вдохновение, поддержку и политические идеалы из католических источников, особенно из политических принципов, изложенных Блаженным кардиналом Беллармином» [10, С. 38].Согласно этому же автору, «[ф]ормой политического правления, которую поддерживал Беллармин как "более пригодную", была, в сущности, демократия» [11, С. 1]. Вместе с тем, как пишет сам Рейджер, Беллармин считал чистую демократию плохой формой правления, при которой господствует произвол толпы, и предпочитал, как и полагается, смешанную конституцию, включающую в себя элементы демократии, аристократии и монархии [11, С. 3].
Тем не менее, было бы ошибочно предполагать, что мыслителям данного направления был присущ демократический радикализм. В действительности их «конституционализм» был весьма ограниченным. Как указывает Скиннер, «интерпретировать их сочинения таким образом значит не придавать значения тому, что, хотя они были готовы признать различные аспекты радикальной и секуляризованной теории Imperium, их ничуть не меньше интересовало противодействие тому, что они считали чрезмерно популистской концепцией суверенитета» [5, С. 263]. Так, Суарес отвергает идею, согласно которой общество лишь делегирует власть государю и может лишить его этой власти и низложить, если тот ведет себя неправедным образом. По мнению Суареса, общество передает власть абсолютно, то есть она отчуждается от тела общества. Кроме того, правители свободны от принудительной силы позитивного закона и не связаны законами государства, которыми они правят [5, С. 270-271]. Но, несмотря на эти ограничения, теологи данного направления схоластической мысли стали предтечами теории государства, основанного на природном законе, а также разработали концепцию естественного состояния, во многом напоминающую ту, которую впоследствии использовали Джон Локк во «Втором трактате о правлении».
Таким образом, ключевые принципы конституционализма, положенные в основу современного правового государства и демократии, зародились внутри интеллектуальных традиций, в рамках которых, несмотря на ряд популистских аргументов, народное правление не считалось наилучшим или даже
желательным государственным строем. Конституционализм зародился как требование ограничить власть королей, поставить ее в законные рамки, а не передать народу.
Список используемой литературы:
1. Гуторов В. А. Теория демократии как историческая проблема: к постановке вопроса // Вестник СПбГУ. -2014. - Серия 6. - № 4. - С.114-126.
2. Кондратенко С.Е. Католицизм и государство в европейском политическом дискурсе: автореф. дис. ... канд. полит. наук : 23.00.01 - СПб., 2013. - 18 с.
3. Кенигсбергер Г. Средневековая Европа: 400-1500 годы. - М., 2001. М.: Весь мир, 2001. - 384 с.
4. Скиннер К. Истоки современной политической мысли: в 2 т. Т. 1: Эпоха Ренессанса. - М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. - 464 с.
5. Скиннер К. Истоки современной политической мысли: в 2 т. Т. 2: Эпоха Реформации. - М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. - 568 с.
6. Burns J.H. The Cambridge History of Medieval Political Thought c.350-c.1450. - Cambridge: Cambridge University press, 1991. - 816 p.
7. Nederman C.J. Conciliarism and constitutionalism: Jean Gerson and medieval political thought // History of European ideas.-1990. - Vol. 12. - No. 2. - P.189-209.
8. Nederman C. J. Constitutionalism-medieval and modern: against neo-figgisite orthodoxy (again) // History of Political Thought. - 1996. - Vol. 17. - No. 2. - P.179-194.
9. Oakley F. Nederman, Gerson, Conciliar Theory and Constitutionalism: Sed Contra // History of Political Thought. -1995. - Vol. 16.- P. 1-19.
10. Rager J. C. Catholic Sources and the Declaration of Independence // The Catholic Mind. - 1930. - Vol. 28. - No. 13.
11. Rager J. C. The Political Philosophy of St. RobertBellarmine. - Spokane, WA: Apostolate of Our Lady of Siluva, 1995. - 96 p.
