CC BY
280
9. Лузина Л.Н. Теория воспитания: философско-
антропологический подход / Л.Н. Лузина. - Псков, 2000.
10. Марков Б.В. Философская антропология. Очерки истории и теории / Б.В. Марков. - СПб., 1997. - С.17.
11. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии. О человеческом в человеке / М.К. Мамардашвили. -М., 1991. - С. 15.
12. Майер Б.О. Об онтологии качества образования в обществе знания / Б.О. Майер, Н.В. Наливайко // Философия образования. - 2008. - № 3 (24). - С. 18.
13. Плеснер Г. Ступени органического и человек. Вве-
дение в философскую антропологию / Г. Плеснер. - М., 1995.
14. Турбовский Я.С. Мир образования и его философия / Я.С. Турбовский // Известия Российской академии образования. - 2005.
15. Шелер М. Формы знания и образование / М. Шелер: избранные произведения.- М.: Изд-во «Гнозис», 1994. - С. 15-56.
16. Эмих Н.А. Роль толерантности в преобразовании системы современного образования / Н.А. Эмих // Вестник ЧитГУ.- 2010. - № 2 (59). - С. 137.
Эмих Наталья Александровна - кандидат философских наук, доцент кафедры социальной антропологии, религиоведения и философии Читинского государственного университета (ЧитГУ), г. Чита, e-mail [email protected].
Emikh Natalia Aleksandrovna - candidate of Science (Philosophy), assistant professor of social anthropology, religious studies and philosophy department at Chita State University, Chita, e-mail [email protected].
УДК 821.161:1; 18; 82
Т.К. Гусева
К ВОПРОСУ ОБ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМЕ: МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО
Статья посвящена анализу экзистенциальной составляющей в философии, эстетике и литературном творчестве М. де Унамуно в контексте экзистенциального сознания ХХ века. Автор обращается к философским эссе Унамуно, в частности, не переводившимся ранее на русский язык, исходя в своем исследовании из антропоцентризма испанского философа и писателя как базовой константы его мировоззрения, а также свойственного ему экзистенциального гуманизма.
Ключевые слова.'Мигель де Унамуно, экзистенциализм, персонализм, социальное предназначение.
T.K. Guseva
ON THE ISSUE OF EXISTENTIALISM: M. DE UNAMUNO
The paper regards the analysis of existential component in the philosophy, aesthetics and literary creative work of M.de Unamuno in the context of existential consciousness ofХХ century. The author examines the philosophical essays of Unamuno, in particular, not translated into the Russian, viewing the issue from the perspective of anthropological oriented approach of the Spanish philosopher as his basic world-view constant and the existential humanism, characteristic for him.
Keywords:Miguel de Unamuno, existentialism, personalism, social predestination.
Унамуно - испанский писатель, философ, зачинатель движения поколения 98 года. Его творчество, временные рамки которого приходятся на период конца XIX - первой трети XX в., соответствует всем основным параметрам, свойственным художественному сознанию ХХ века, характеризующемуся прежде всего ослаблением религиозной составляющей, истощением сил для сопротивления сомнениям и неверию, отрицанием, тотальным нигилизмом. Человек стал слишком свободен и опустошен своей свободой, обессилен критической эпохой, вплотную приблизился к зияющей пустоте и погружается в хаос, в беспредельность обездушенного, обезбоженного мира.
Экзистенциальное сознание - категория ме-тасодержательная, феномен общечеловеческий, надисторический и наднациональный, константа
философии, искусства, литературы разных этапов, обладающая субстанциальным характером. Любой художник в широком смысле слова может быть включен в нее. В ХХ веке экзистенциальное сознание, существовавшее испокон веков, когда человек впервые задался вопросом о сути и цели своего существования, автономизи-руется. Материализуется кризисное ощущение конфликта, отчужденное, дисгармоничное, катастрофичное и разорванное, разлада с миром, традицией; и наиболее адекватный тип художественного сознания, соответствующий психологической ситуации разделения «я» - экзистенциальный.
Взаимосвязь, преемственность в развитии культурной традиции прервана, европеец потерял свою тень [3, с. 428]. Развивается процесс преодоления, концептуального и формального,
пределов реализма, отказ от традиционной структуры - жанрового освобождения, размыкания. Структурирование экзистенциального сознания происходит по параметрам метасодержа-тельной категории, а не жанра.
Экзистенциальное сознание формируется как феномен наднациональный изначально. Так, экзистенциальная традиция складывается как общность европейско-русского литературного развития ХХ века, русское экистенциальное сознание и европейское имеют общую философско-эстетическую историю. В едином европейском культурном пространстве ХХ века экзистенциальное сознание, исследующее экзистенциальное, онтологическое и метафизическое бытие человека - доминанта, универсальная константа и философского, и собственно художественного мышления. Философское и художественное сознание переживают единый процесс экзистенциализации. Ведется интенсивный диалог философия - литература: экзистенциальная философия стремится объяснить себя через литературу, ищет поддержку в литературе, литературных категориях; изменяется и литература -экзистенциальное сознание реализует себя как философско-художественное по природе, мера философского содержания значительна в художественном произведении. В генезисе экзистенциального сознания нет четкой дифференциации, противопоставления воплощения собственно философского и литературного. Это единый философско-художественный феномен. ... философия - величайшая из искусств, сладчайшая из музыкальных мелодий. [12, с. 852].
Разрываются связи современного искусства с традиционным искусством прошлого с точки зрения рецептивной и временной, нарушается преемственность традиций. Проблему отсутствия энтузиазма и даже простого интереса у молодежи к искусству традиционному, отнюдь не являющегося только снисходительно-пренебрежительным капризом, развивает в своей статье «Искусство в настоящем и прошлом» (1926 или 1927) младший современник Унамуно философ-экзистенциалист Хосе Ортега-и-Гассет, решая вопрос о соотношении искусства настоящего и прошлого с позиции возможности и необходимости дистанцирования произведения искусства от реальности: современное искусство - так и не иначе - не есть искусство; принятие этого постулата неизбежно сегодня при создании подлинного искусства и наслаждения им [3, с. 420]. Ибо то, что в современном искусстве претендует быть причисленным к совершенным образцам, как правило, на деле является самым антиарти-
стичным и далеким от художественного - как только можно представить - повторением прошлого: когда произведение искусства устаревает, превращается исключительно лишь в факт прошлого, оно не может не терять своей строго эстетической действенности и вызывает в созерцателе эмоции археологические по сути. Искусство прошлого не есть искусство; оно было искусством [3, с. 422]. Философ характеризует Испанию уже в другом своем сочинении как землю предков, несвободную собственность современников: ушедшие продолжают править нами -это олигархия смерти, нас давящая [4, с. 28].
Произведение искусства устаревает прежде всего с точки зрения эстетической и только затем - с точки зрения формальной, материальной оболочки. Банальное утверждение о вечности искусства, ранее воспринимавшееся как аксиома, уже не является столь очевидно истинным, вызывает сомнения. В таком случае к разграничительной полосе между всем искусством прошлого и искусством в современном понимании приводит отнюдь не разница во вкусах и пристрастиях.
Центральный вопрос философии Унамуно -духовная жизнь личности, стремящейся разрешить противоречия конечного и бесконечного в связи с проблемой вечности. Речь идёт об агонии, в терминологии Унамуно, человеческого сознания: перед лицом напряженного, критического вопроса о бессмертии скептицизм разума сплавливается с безнадежным отчаянием чувств - и рождается трагическое чувство жизни, своеобразное переживание предельности человеческого бытия, несбыточной жажды бессмертия [14, с. 44]. Потребности личного бессмертия и противостоит рационалистическая уверенность в конечности сущего, жажде веры - безверие в условиях невозможности подвига веры Кьеркегора, духовного учителя Унамуно, для современного века, современного разума. Спасение от моральной смертельной болезни отчаяния, вечного умирание без конца собственного «я», саморазрушения датскому философу дает вера, позволяющая увидеть в исторически конкретном - вечное. По Кьеркегору, вера, факт христианского бытия, является наиболее существенным моментом экзистенции. Верующий не может философствовать на тему, есть ли христианство. Прорастание вечного во временном возможно исключительно с Христом. Безусловность этого обстоятельства превращает его в аксиому: оно не нуждается ни в обосновании, ни в доказательствах, ни в обсуждениях. Дуализм же разума и веры, вызывающий агонию Унаму-
но, особое трагического восприятие жизни, непримирим. Это жизненный фундамент человеческого существования. Агония, однако, доступна не всем, а только избранным. Желание сохранить веру в бессмертие одновременно с сомнением в истинах религии определило стремление к борьбе обуреваемого сомнениями индивида-агониста - во имя идеала, представляющейся разуму, здравому смыслу безумием. Унамуно низвергает, идя по стопам Кьеркегора, пределы здравого смысла. И хорошего вкуса. В качестве противоядия от затхлого здравого смысла предлагая агонизирующее сознание, безумие по-Дон Кихотски, а от засилья доктрины хорошего вкуса - варварство, отнюдь не означающее быть невежей, непросвещенным. Варвар может быть наиобразованнейшим и даже наиученейшим. Варвар - это тот, кто врывается на поле деятельности из иного пространства, где царят другие заботы, другие предубеждения - а у кого их нет? - с совершенно иным взглядом на мир и иным чувством жизни [13, с. 1226].
Страшны чувства перехода в инобытийное состояние, когда маэстро ощущает необходимость отказаться от опоры взращенных католическим детством принципов, чистой, нерассуждающей веры, веры угольщика, основных ценностных категорий - веры, добра, зло, истины, лжи, - все теряет прежнее значение, влияние, мутнеет, становясь проблематичным; растворяется уверенность в душе Унамуно. В нем замирает теплящийся еще дух религиозного сознания. Осознание, что бога нет и бессмертия тоже нет, рождает агонию. Искусство стремится выйти за свои пределы. Философская концепция агониста, отчаянно борющегося с собственным безверием, стремящегося укрепить в других веру, что божий лик появится, воплощается в художественных образах, как, например, святой Мануэль Добрый, мученик. Секрет человеческой жизни, всеобщий, потаённый корень, из которого произрастает все остальное, - жажда жизни, это неистовое и неутолимое желание быть всем, оставаясь при этом собой, овладеть целым миром, так, чтобы мир не завладел нами и не поглотил нас; это желание быть другим, не переставая быть собой, и продолжать оставаться собой, будучи одновременно другим; это, одним словом, потребность божественного, нехватка Бога [14, с. 44].
В случае Унамуно имеет значение религиозный кризис - личная трагедия: смерть малолетнего ребенка (1897), воспринятая отцом как катастрофа, проявление вселенской трагедии, кары божьей, состоящей в том, что человек хочет, но
не может жить вечно. Всё послекризисное творчество Унамуно проникнуто раздумьями о вере и неверии, смерти и бессмертии, в его произведениях звучит трагическая нота. Он всегда был в объятиях смерти, его вечной подруги-соперницы, по словам Ортеги-и-Гассет. - Вся его жизнь, вся философия были... meditatio mortis (размышлением о смерти). В наши дни повсюду заметно преобладание такого настроения, Унамуно можно назвать его предтечей [2, с. 262].
Дон Мигель рано отходит от идей социализма, в его философской концепции вызревает экзистенциализм. Хотя хронологически Унамуно и опережает экзистенциализм, можно охарактеризовать индивидуальное художественное сознание философа и писателя как предэкзи-стенциальное.
Не раз полемизировал Унамуно в ХХ веке с Ортегой-и-Гассетом по поводу того, кто выше и значимее, Декарт, воплощавший рациональное начало, развитие европейской научной мысли, или Святой Хуан де ла Крус, поэт-мистик, символизировавший духовность, внутреннее развитие человека:... мы должны были бы отречься от возможности нового Дон Кихота, Веласкеса и, особенно и прежде всего, от возможности новых Святого Хуана де ла Крус, брата Диего де Эсте-лья, Святой Терезы де Хесус, Иниго де Лойола, правоверных или иноверных, что в данном случае не имеет значения [15, с. 121]. Не разум, а воля создает мир, неоднократно заявлял испанский философ. Унамуно утверждал личный характер истины, совпадая в этом с идеями персонализма. Интеллект следует за волей. Сама жизнь - арбитр суждений об истине, а не логика рассудка, наглядно демонстрирует роман Унамуно «Любовь и педагогика». .поэт, ежели он таковым является, должен слагать басни или мифы, но не умозаключения [12, с. 852].
«Я» Унамуно раскололось. Это глобальная экзистенциальная ситуация: герои-агонисты,
автобиографичные по сути, оказываются наедине с метафизическими безднами бытия и собственной души, перед беспредельностью одиночества. Унамуно открывает для себя человека самоценного, независящего от общественных связей, деполитизированного, это «я» родового человека, самодостаточного, с индивидуальным неповторимым уникальным миром. При этом утрачивается божественное равновесие духа, возникает экзистенциальное беспокойство, отчаянная борьба между собственным всесилием, желанием постараться стать всем и бессилием, агония (например, автор-мистификатор новеллы о Доне Сандальо, игроке в шахматы). Однако,
все тупики саморазрушения, самоуничтожения человека ХХ века и абсурда бытия, дегероизацию, деперсонализацию сознания еще только предстоит пройти.
Персонажи Унамуно суть не сгусток внешней реальности, повсеместной и обычной, они - сгусток внутреннего творящего “я” писателя. Автобиографическое и есть база романного Унамуно и, кроме того, может быть отправным пунктом для философских выкладок. Романы, новеллы, драмы маэстро несут яркий отпечаток личности автора и воспринимаются скорее как документальные, нежели художественные произведения. Воссоздание реально произошедшего требует больших усилий, нежели изобретение фантастических событий в романе. События эти, так или иначе, несут в себе исторический или автобиографический фон. Это применимо к романам, являющимся не более чем предлогом для философских, социологических или моральных рассуждений [10, с. 1206].
Именно такое впечатление и производит на читателя романистика Унамуно, который, словно и не осознавая этого, отклоняется от темы, как бы и забывая о сюжете романа, развивая тот или иной интересный ему вопрос. Сам дон Мигель держится исключительно в атмосфере внутреннего, как бы отбрасывая внешнюю сторону реального, в соответствии со своим оригинальным пониманием творческого метода: . любой роман, любое вымышленное произведение, любое стихотворение - автобиографично, если оно живое. Любой элемент вымысла, поэтический персонаж, создаваемый автором, -часть самого автора [5, с. 861]. Маэстро решительно растворяется в своих романах. Любой придуманный персонаж должен непременно выражать внутреннее “я” его создателя. Это неприменимо ко многим авторам или применимо не в такой степени, как к творчеству Унамуно. По этой причине и ощущается чрезвычайно сильная адаптация персонажей к автору: . мы, авторы, поэты, включаем, воссоздаем самих себя во всех своих творениях, даже когда делаем историю, когда поэтизируем, когда создаем персонажи, которые, как нам кажется, существуют во плоти и крови вне нас [5, с. 862]. Унамуно стремится раскрыть себя в романах, также как и в философских, поэтических, драматических сочинениях, чтобы укрепиться, выйти за пределы, насколько это возможно, тоски исчезновения собственного экзистенциального "я". Есть прочтение реальности, которая является субстанцией, внутренней реальностью самой реаль-ности...[5, с. 863].
Итак, максимальная свобода художника, жанровая свобода - основной принцип литературного творчества ХХ века - уже появляется в творчестве Унамуно, в его романах гибридного типа, с сильной компонентой философского эссе или исторических хроник. Отметим также и индивидуальную каузальность Унамуно, в целом свойственную художественному сознанию ХХ века - возрастает роль индивидуальности, роль автора, авторского автономного творческого сознания, создающего уникальный самоценный художественно-философский мир.
В католичестве человек воспринимался в его отношении к богу и в связи с богом. Человек Унамуно, уже утративший наивную веру, предоставлен сам себе, находится в отрыве и противопоставлении всему и вся, существует над временным и преходящим, в нем заключен миг вечности, он вобрал вечность прошлого и открыт для вечности будущего, в нем замкнулись космос и вечность, он познает счастье и вселенскую тоску. Человек - единственная правда и ценность бытия. Человек в кругу его проблем -объект, возвращенный экзистенциальным сознанием Унамуно во главу угла, согласуясь с пониманием Кьеркегора индивида как категории, с точки зрения которой следует рассмотреть и время, и историю, и человечество в целом. В этом непреходящий гуманистический пафос Унамуно.
Испанский философ подчеркивает вечное надсоциальное надполитическое глобальное содержание ценности человека. В «Мире во время войны», например, он противопоставляет военным действиям радости повседневной жизни и беспредельную красоту мира, уравновешивая тем самым карлистов и либералов. Унамуно, предвосхищая экзистенциальные принципы поэтики, проверяет человеческое бытие экстремальной ситуацией. Индивидуальный предел Унамуно - природа - возведен в судьи жизни человеческой. За преступление ее законов человека ждет наказание - ответственность пред судьбой и бесконечностью.
Для эпохи рубежа веков становится краеугольной проблема свободы. Экзистенциализм, однако, не говорит о свободе в плане социальном. Категория свободы рассматривается в комплексе проблем жизни-смерти. Смерть трактуется как высший предел, переход к истинной свободе.
Унамуно, напротив, уделяет в своей эстетике важное значение социальной направленности произведения искусства, рассматриваемой с позиций общечеловеческих, гуманистических: Ис-
кусство избранных, утончённых, посвященных, аристократов - не искусство. . Искусство несоциальное - не есть искусство, это нечто иное, похожее на искусство, как обезьяна на человека [16, с. 575]. Тот, кто зимним вечером, когда мёрзнут на улице бедные покинутые дети, удобно расположившись, музицирует, не способен почувствовать музыку, ибо он глух к ужасным социальным диссонансам. Пока есть те, кто страдает от голода, жажды или холода, эстетическая проблема будет вторичной. Самое прекрасное - накормить голодного, напоить жаждущего, одеть раздетого; высшая красота - красота творений милосердия. Искусство украшает жизнь; прекрасной же делают её только сострадание и справедливость, сплавленные воедино [8, с. 44].
В литературном произведении едва ли возможно отразить прямо так называемую социальную жизнь истинно художественным образом, но лишь через тезисы политической экономии, той или иной школы. Забастовки, описываемые в романах, - видимы в свете социалистических или антисоциалистических идей, редко - общечеловеческих [12, с. 850]. Социальная жизнь, социальное движение займёт своё место в произведении, лишь индивидуализировавшись, став частью внутренней жизни человека. Однако при таком накале и жестокости борьбы страсти не смогут вылиться в глубокие и постоянные чувства, единственные, произрастающие в искусстве не сиюминутном, но долговечном. Искусство живо прошлым, тем, что очистила смерть: произведение искусства должно пережить жар социальных схваток, дабы выкристаллизовался его истинный вечный осадок - при этом существует, однако, немалый риск превращения его в руководство к действию секты или пособие по экономике. Унамуно колеблется в определении импульса, который могут придать развитию искусства моменты социальных коллизий - внешняя коллективная жизнь должна представляться в искусстве и литературе не иначе, чем в замаскированном, затушёванном виде, высвечивающем наименее глубокие грани своей сути, что может являться базой описаний, низшего рода искусства, более ли менее красноречивых риторических пассажей сентиментального или угрожающе-предостерегающего характера. И абсолютно невозможно искусство долговечное, определённое, универсальное, очищающее и утешающее.
Унамуно изучал вопрос взаимосвязи литературного произведения и социальной жизни человека, социальных коллизий, в частности, и
теорий социального движения. Социальные и социологические доктрины строятся на базе как социального, так и индивидуалистического движения, которое едва ли подвластно идеям, но, как раз наоборот, сами идеи являются оправданием уже свершившимся или свершающимся фактам. Доктрины, по Унамуно - способ объяснения человека себе и себе подобным, что осуществляется по причинам, обычно неизвестным. И одно дело - отражение в литературе социальной жизни как игры каких-либо страстей, и совсем другое - введение в произведение самих социальных доктрин, которыми объясняется и оправдывается движение. Даже если не включать их, литературное произведение всё равно будет источником познания и информации, ибо любое глубокое и серьёзное искусство обучает, как обучает и сама реальность.
Существование сознательной индивидуальности, человека невозможно без общества -точно так же, как и общества без индивида. Человек как таковой - социален, но и человеческое общество, в свою очередь, - индивидуально. Невозможно поверить, что существует проявление человеческого духа, подобно произведению искусства или литературы, которое было бы творением чисто индивидуальным либо чисто социальным [9, с. 1207].
Произведения искусства и литературы, без сомнения, отражают значительные течения, определяющие экономическую и социальную эволюцию человечества, но также, даже в большей степени, выражают извечные стремления души индивида к правде, осуществлению мечты, любви, бессмертию. Эти стремления - едины для богатого и бедного, хозяина и раба, великого и ничтожного, они - всеобщие, ибо нет ничего более универсального, нежели индивидуальное. И истинный поэт, обращаясь к людской толпе, видит не массу, но каждого индивида. Правомерно ли говорить о существовании литературы, выражающей чаяния какого-либо одного социального класса, ведь внутренние, глубокие устремления его представителей - вечные, общечеловеческие. Эти чаяния и создали искусство и литературу, чьей целью, как и религии, является утешение человека, рождённого, чтобы умереть [9, с. 1207]. Унамуно вообще не признаёт деление на классы или касты, полагая, что в каждом могут встречаться тираны и рабы, жертвы и палачи. Само разделение литературы на пролетарскую и буржуазную представляется маэстро весьма искусственным и необоснованным. Человек идёт в театр, читает не чтобы учиться, но для того, чтобы научиться чувствовать. Чувст-
вовать себя человеком - прежде всего. Даже допустив, что история - игра в борьбу классов, искусство, литература будут вне, над этой борьбой, объединяя борющихся в человеческое братство [9, с. 1208]. Истинное, вечное произведение искусства заинтересует, взволнует, научит быть людьми и так называемых пролетариев, и буржуа.
Краеугольный камень философской и эстетической концепции Унамуно - безудержный антропоцентризм [12, с. 849]. Маэстро ощущает себя центром своего, окружающего его мира, всё соотносит с человеком, являющимся конечной целью всего. Принцип искусство - для человека, а не человек для искусства Унамуно воспринимает как аксиому. Что же касается расхожей фразы искусство ради искусства, так её, по мысли дона Мигеля, столько раз и произносили, и повторяли, и передёргивали, что, в конце концов, уже и перестали осознавать, что же она означает: . я её не понимаю и осмеливаюсь предположить, что также не понимают её те, для кого она - девиз жизни [12, с. 849].
Избавления литературе не будет, пока писатель не прочувствует всю священность своего социального предназначения и не будет стремиться особенно и прежде всего быть милым публике не только ласками, но и укусами. Призыв “быть неприятным” может даже превратиться в эстетическую формулу; и сегодня в Испании, по причине ужасающей вульгарности правящего вкуса, так оно и есть [11, с. 142].
Так как искусство - для человека, цель искусства - сотворить вновь, воссоздать, наполнить жизнью, утешить и поднять дух человека, любое произведение искусства тем совершеннее, чем более оно способно достигнуть этой цели.
Писатель, согласно эстетической концепции Унамуно, не должен спускаться с одинокой вершины, отказываясь от своей неповторимой творческой индивидуальности, чтобы сливаться с толпой, как раз наоборот, по прошествии вре-
мени она сама прибудет на ту самую вершину, с которой одинокий поэт ее звал громогласно и раскрывая ей свои объятия [7, с. 429].
Унамуно трагичен, противоречив, экзистенциально одинок и томим тревогой, но не пессимистичен, он - бунтует. Эстетика его тесно спаяна и подчас неотделима от философии.
Подлинная жизнь, согласно его философии, отразившейся в литературных, теоретико-
литературных, эстетических воззрениях, начинается тогда, когда личность, осознав абсурдность своего краткого существования на земле, побеждает страх и начинает жить, как Дон Кихот - агонист, ведущий постоянный бой с отчаянием ума. Тот факт, что лирический поэт воспевает не то, чем он является, но чем хочет стать, свою анти-сущность, или противо-сущность, кажется вполне естественным. Каждый ищет себе дополнение. Настоящий человек, одержимый жаждой вечности и бесконечности, живет в постоянной ожесточенной борьбе с самим собой. И когда вы видите кого-либо, противостоящего, сурово и непреклонно, чему-то человеческому, поверьте, что он несет это в себе и что он отчаянно борется, чтобы вырвать это из своего собственного нутра [6, с. 470].
Литература
1. Заманская В.В.Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на грани столетий. - М., Изд. «Флинта», Изд. «Наука» 2002. - 303 с.
2. Ortega y Gasset J. En la muerte de Unamuno.// Ortega y Gasset J. Obras completas Vol.V. - Madrid, 1947.
3. Unamuno M.de.Como se hace una novela. //Unamuno M.de. Ensayos. Vol.II. - Madrid, 1958.
4. Unamuno M.de.Contra-mismo. //Unamuno M.de. De esto y de aquello.Vol.III. - Buenos Aires, 1953
5. Unamuno M.de. Existe una literatura proletaria?// Unamuno M.de. Obras completas,Vol. IX. - Madrid, 1966.
6. Unamuno M.de.El modernismo.//Unamuno M.de. De esto y de aquello. Vol.II. - Buenos Aires, 1951.
7. Unamuno M.de. El secreto de la vida.// Unamuno M.de. Algunas consideraciones sobre la literatura hispanoamericana. - Madrid, 1957.
Гусева Татьяна Константиновна - кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Московского государственного гуманитарного университета имени М.А.Шолохова, г. Москва, e-mail: tatianaguseva@yahoo. com.
Guseva Tatiana Konstantinovna - candidate of philology, associate professor of cathedra of the foreign languages of Moscow state humanist university M.A.Sholohov, Moscow, e-mail: [email protected].
