CC BY
14
Новый филологический вестник. 2021. №3(58). ----
ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ THEORY OF LITERATURE
В.И. Заботкина (Москва) М.Н. Коннова (Калининград)
К ВОПРОСУ ОБ ЭКСПЛИКАЦИИ ТЕМПОРАЛЬНОГО ОПЫТА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ: АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ*
Аннотация. Исследуются особенности словесной экспликации темпорального опыта в повести И.С. Шмелева «Куликово Поле». Центральной темой произведения, по признанию самого писателя, является «проблема времени». В повести решается «сверх-сложная задача» (И.С. Шмелев) - средствами художественного языка передается реальность вневременного основания бытия. В темпоральном опыте героев произведения сопрягаются несколько хронотопических планов -прошлое, настоящее и будущее, мгновение «здесь и сейчас» и логически непостижимая вечность. Демонстрируется, что на уровне сюжета идея проникновения вечного во временное раскрывается через постепенное развертывание «следствия о чуде» (И.С. Шмелев), утверждающего реальность существования иного мира, в котором преодолеваются законы земных пространства и времени. Символом единства различных темпоральных измерений - прошлого, настоящего, будущего - выступает обретенный на Куликовом Поле Крест, знаменующий собой победу жизни над смертью. Доказывается, что единый «вертикальный» контекст, в рамках которого актуализируется аксиологическое измерение темпорального опыта, намечается в повести посредством аллюзий на тексты Священного Писания и прецедентные для русской картины мира имена.
Ключевые слова: темпоральный опыт; время; вечность; художественный текст; символ; И.С. Шмелев; «Куликово Поле».
V.I. Zabotkina (Moscow) M.N. Konnova (Kaliningrad)
Towards the Temporal Experience Representation in Fiction: Axiological Aspect**
Abstract. The article concentrates on the verbal presentation of temporal experience in I.S. Shmelev's story "Kulikovo pole". The "problem of time" is the key issue
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект №17-78-30029).
** The work was done with the financial support of the grant of the Russian Science Foundation (project no. 17-78-30029). 18
of the story. The super-complex task the writer (I.S. Shmelev) is trying to solve - is how the reality of timeless existence is expressed by means of language of fiction. The temporal experience of the main characters is represented through several chronotopi-cal planes - past, present, future, the present moment (here and now) and logically impossible "eternity". We hold that at the plot level the idea of penetration of the eternal into the present is explicated through "consequences of the miracle" (I.S. Shmelev) which proves the reality of "other" world where the laws of space and time don't work. We argue that various temporal dimensions are unified by the Cross - found at Kulikovo pole which symbolizes the victory of life and death. We prove that the unified "vertical" context representing the value dimension of temporal experience is based on Biblical allusions and Russian conceptual world-view precedential names.
Key words: temporal experience; time; symbol; eternity; fiction; I.S. Shmelev; "Kulikovo pole".
Опыт принадлежит к числу основных понятий гуманитарного знания. Платон, впервые обратившийся к вопросу опыта, понимал под ним «опытность» - способность учиться на повторениях в деятельности. Аристотель ввел разделение между чувственным опытом и знанием. Августин Блаженный перенес центр проблемы опыта внутрь человека. В новое и новейшее время к понятию опыта обращались Дж. Локк, Г.Г. Гегель, Ч. Пирс, У. Джемс, К. Ясперс, Д. Чалмерс и другие западные философы. И. Кант выдвинул положение, развитое впоследствии Э. Гуссерлем, о том, что одним из ключевых элементов человеческого опыта является темпоральный компонент. Временная составляющая пронизывает все виды опыта, от его самых простых до наиболее сложных форм. В первичном опыте сознания время представляет собой поток различий. К высшим формам опыта относится духовный опыт, где время уступает место вечности. Этот тип опыта основан на априори трансценденции и обращен к поиску смысловых связей идеальных предметностей [Молчанов 2007, 252-253].
Многообразие темпорального опыта находит свое отражение, с одной стороны, в системе языковых категорий и единиц, с другой, в дискурсе, в частности - в художественном тексте. Как и любое произведение искусства, литературное произведение является моделью мироощущения -это «приведенный в систему переживательный опыт индивида или группы» [Борухов 1992, 15]. В литературном произведении временное начало имеет всепроникающий характер: время представляет собой и объект, и субъект, и средство изображения [Лихачев 1997, 5]. Темпоральное измерение художественного текста всегда сопряжено с определенной системой ценностей, в рамках которой кристаллизируется сущность любой, в том числе и эстетической деятельности [ср. Тюпа 2019]. Как точно отметил М.М. Бахтин, «искусство и литература пронизаны хронотопическими ценностями разных степеней и объемов. Каждый мотив, каждый выделимый момент художественного произведения является такой ценностью» [Бахтин 2000, 177]. Структура многомерной ткани художественного времени отражает специфику индивидуального темпорального опыта автора и осо-
бенности ценностно-смысловой сферы культуры [см. об этом: Заботкина, Коннова 2019]. В ритме и последовательности мгновений, составляющих хронотоп художественного текста, выражается аксиологическое измерение авторской картины мира.
В настоящей статье особенности экспликации аксиологического измерения темпорального опыта исследуются на материале повести И.С. Шмелева «Куликово Поле». «Куликово Поле» было впервые напечатано как рассказ в газете «Возрождение» в январе-марте 1939 г. Произведение многократно перерабатывалось в 1942 и 1947 гг. И.С. Шмелев значительно расширил и углубил текст рассказа, который вырос до объема повести. Последние редакции произведения датируются 1947 г. В письме И.А. Ильину от 6 апреля И.С. Шмелев сообщил: «Куликово Поле (оно взяло последние силы!) завершил окончательно (5-й список)» [Ильин 2000б, 115]. Через месяц, 16 мая, он написал: «В 10-й раз - ! - и окончательно! - продрал "Куликово Поле"» [Там же, 126]. Как самостоятельное издание повесть была опубликована в 1958 г. парижским издательством YMCA-Press.
В основе сюжетной линии произведения лежит реальное событие, «достоверный рассказ» о котором писатель услышал 20 марта 1937 г. от Павла Александровича Васильчикова: «В рассказе - Угодник (преп. Сергий), - ..., приносит найденный на Куликовом Поле объездчиком старинный Крест в Троицкий Посад» [Ильин 2000 а, 407]. Прототипами главных героев повести, Георгия Андреевича Среднева и его дочери Ольги были искусствовед, автор фундаментального труда «Вопросы форм древнерусской живописи» граф Юрий Александрович Олсуфьев (1878-1938) и его племянница Екатерина Павловна Васильчикова (1906-1994). Рассказ П.А. Васильчикова, «очень сухой и схематичный» [Ильин 2000 а, 186], И.С. Шмелев наполнил художественным содержанием, и, внося «много из своего личного опыта» [Шмелев 2003, 440], создал повествование «о русском чуде», «простота и убедительность» которого, по свидетельству И.А. Ильина, «первоклассны» [Ильин 2000 Ь, 48].
Одна из центральных тем «Куликова Поля» - проблема времени. Работая над первой редакцией произведения, И.С. Шмелев в письме И.А. Ильину от 22 января 1939 г. отмечал, что хотел передать «как бы мгновенное ощущение, когда "времени не будет"». Создавая новый список в январе 1947 г., он делился с И.А. Ильиным своими размышлениями о «проблеме времени»: «Время там, где - материя. Для вне-материального нет и времени. А - все - всегда. Непостигаемо. Но - чувствуется... - по-лная полнота всем - всеполнота, насыщенность всем, вседовольность... и "вечный покой", по-земному» [Ильин 2000 Ь, 17]. Цель произведения, его «сверхтрудная» задача [Ильин 2006 Ь, 264] - «показать, что для духа нет ограничений во времени и пространстве: все есть и всегда будет» [Шмелев 2003, 440-441].
Внимание И.С. Шмелева к «проблеме времени» неслучайно. Всю первую половину ХХ в. тема времени и его различных проявлений - длительности, развития, изменения - была в центре философской мысли,
зарубежной и отечественной. В работах западных философов отчетливо прослеживалась тенденция элиминации надвременной основы жизни. А. Бергсон видел в мире только поток изменений, отрицая существование идеальной сверхвременной сферы мира. Э. Гуссерль считал темпораль-но-конститутивный поток абсолютной субъективностью, берущей начало в актуальном переживании момента «теперь» [Гайденко 2006, 14-17]. В концепции М. Хайдеггера связь времени с вечностью была окончательно устранена. Важнейшей характеристикой временности стала конечность, поскольку человеческое «вот-бытие», понимавшееся как «забота», было смертным. М. Хайдеггер исключил всякое вневременное бытие как начало времени, устранив из метафизики божественное и неизменное [Там же, 404-440]. В отличие от западных авторов, многие отечественные философы, и среди них С.Л. Франк, Н.О. Лосский, Н.А. Бердяев, указывали, что темпоральный опыт субъекта не мог быть ограничен настоящим. В частности, О. Сергий (Булгаков) писал, что присущее человеку «сознание временности, с его жгучестью и остротой, порождено чувством сверхвременности, не-временности жизни» и «родится лишь при взгляде во время из вечности» [Булгаков 2001, 312]. Н.А. Бердяев утверждал, «для христианского сознания вечное является во времени, вечное может быть во времени воплощено» [Бердяев 1990, 405].
Проследим, как проблема темпорального опыта, его временного и вневременного измерения преломляется в повести И.С. Шмелева «Куликово Поле».
Гносеологические координаты содержательного пространства текста намечаются начальным предложением: «...верю крепко, что страшное наше испытание кончится благодатно и - невдолге» [здесь и далее цитаты приводятся по: Шмелев 2001; курсив в цитатах наш - В.З., М.К.]. Глагол верить характеризует способ постижения бытия. В пространстве веры, определяемой как «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11: 1), преодолевается оппозиция настоящего, к которому отсылает бытийное именное сочетание «страшное наше испытание» и будущего, намечаемого сказуемым «кончится». Слово испытание, совмещающее идеи претерпевания-опыта и проверки-удостоверения, вводит образ Того, Кто испытывает, имплицируя мысль о конечной целесообразности, неслучайности происходящего. Широкая перспектива будущего, неограниченная временными рамками, вводится группой сказуемого - «кончится благодатно и - невдолге». Глагольная форма кончится, актуализирующая семантику предела, отсылает к той временной грани, которая отделяет настоящее (время испытания) и будущее (время исполнения обетований). Первопричина смены временных планов определяется наречием благодатно, эксплицирующим мысль о спасительной силе Божией. Расстояние между полюсами настоящего и будущего описывает наречие невдолге, в содержательной структуре которого сквозь узуальное значение «вскоре» просвечивает семантика «неопределенной определенности» [Видмарович 2015, 76].
Связь настоящего и будущего раскрывается через соотнесенность с абсолютной ценностью: «В надеждах на благодатную развязку укрепляет меня личный духовный опыт, хотя это опыт маловера: дай ощупать. И Христос снизошел к Фоме. Да, я - "Фома", и не прикрываюсь. "Могий вместити..." - но большинство не может, и ему подается помощь. Я получил ее» [Шмелев 2001, 66]. Эти слова - аллюзия на Евангелие от Иоанна, повествующее о явлении Христа апостолу Фоме по Своем Воскресении (Ин. 20: 24-29). «Личный духовный опыт» повествователя помещается, тем самым, в надвременной контекст Священной Истории. Значение евангельской аллюзии эксплицируется через включение в текст повести фрагмента статьи И.А. Ильина «О путях России» (1927): «Нет народа с таким тяжким историческим бременем и с такою мощью духовною, как наш; не смеет никто судить временно павшего под крестом мученика; зато выстрадали себе дар - незримо возрождаться в зримом умирании, - да славится в нас Воскресение Христово!..» [Ильин 1934].
Живым, зримым знамением будущего возрождения становится описываемое в повести чудесное событие - явление Преподобного Сергия «в двух важнейших исторически местах» [Ильин 2000 а, 185] - на Куликовом Поле и у стен Троице-Сергиевой Лавры - 25 октября / 7 ноября 1925 г. «лесному объездчику» Василию Сухову и Средневым - «барину» Георгию Андреевичу и его дочери Ольге.
Время явления на Куликовом поле Преподобного Сергия лесному объездчику Василию Сухову определяется в рамках церковного календаря: «Случилось это в 25 году, по осени. <...> был исход октября, промозглая погода, дождь ледяной с крупой, захвативший еще в лесах. Сухов помнил, что было это в родительскую субботу, в Димитриевскую, в канун Димитрия Солунского. Потому помнил, что в тех местах эту Димитриевскую субботу особо почитают, как поминки, и дочь звала Сухова пирожка отведать, с кашей, - давно забыли» [Шмелев 2001, 74].
Точное время чудесной «встречи» обозначено хрононимом родительская суббота. Слово-символ суббота (др.-евр. §аЬЬШ; «покой, отдохновение») актуализирует идею освященного времени. Его внутренняя форма соотносится с мыслью о Божественном покое, которым завершается семидневный недельный цикл сотворения вселенной (Быт. 2: 2), и с образом «смертного покоя, которым имел успокоиться во гробе Иисус Христос, после подвигов и страданий земной жизни Своей» [Дьяченко 2007, 683]. В сочетании с определением родительская слово суббота вводит многомерный мотив поминования-памяти, усиливаемый четырехкратным повтором корня помн- (помнил, поминки, поминовение). Хранящая «отчее начало», которое «есть связь настоящего и будущего с прошлым» [Бердяев 1969, 89], память соотносится с пространством истории, символом которой выступает Куликово Поле. Обстоятельство-метоним «в канун Димитрия Со-лунского» указывает на субботу, предшествующую празднику великомученика Димитрия Мироточивого - покровителя великого князя Дмитрия Донского, что соотносит историческую память с атемпоральной реаль-
ностью Церкви. Завершает фрагмент развернутое толкование-пояснение: «Как известно, Димитриевская суббота установлена в поминовение убиенных на Куликовом Поле, и вообще усопших, и потому называется еще родительская». Обстоятельство цели в поминовение, вводящее образ церковного богослужения, в котором «уничтожаются грани времени», и где «все пребывает в настоящем, потому что в нем все в вечности», имплицирует мысль о «вечной памяти Божией» [Мечев 2001, 159, 163].
Преподобный Сергий предстает Василию Сухову в образе старца-странника: «По виду, из духовных: в сермяжной ряске, лыковый кузовок у локтя, прикрыт дерюжкой, шлычок суконный, седая бородка, окладиком, ликом суховат, росту хорошего, не согбен, походка легкая, посошком меряет привычно, смотрит с приятностью» [Шмелев 2001, 79].
Во внешнем облике Святого подчеркивается легкость, «сухость» как противоположность «плотяной» земной тяжести. Эта надмирность, не-отягощенность привязанностью к дольнему вещному миру фонетически оттеняется аллитерацией глухих [к], [с] и сонантов [л], [р], сообщающих звучащему тексту светлую прозрачность. Краткие динамичные синтагмы, смысловая емкость и выразительность которых оттеняется бессоюзием, характеризуются регрессивной последовательностью элементов - обратным порядком слов. Устойчивая инверсия, помещающая в акцентированную позицию определение («ликом суховат», «росту хорошего», «смотрит с приятностью»), восходит к стилю русских толковых иконописных подлинников, что подчеркивает истинность («подлинность») художественного изображения святого. Иконографическая точность описания сочетается с ласковой мягкостью народной речи, с характерными для нее диминути-вами («в ряске», «кузовок», «дерюжка», «бородка»).
Перечисляя внешние, доступные видению черты облика Преподобного Сергия, рассказчик благоговейно умалчивает о чудесной природе бывшего ему откровения. Внутренняя тайна произошедшего как «знаменного явления» приоткрывается в слове лик, ситуативное значение которого («лицо, облик») уступает место специальному - «икона»: «Такой лик, священный... как на иконе пишется, в себе сокрытый» [Шмелев 2001, 79]. Узнавание святого через отождествление с иконографическим образом-образцом происходит на основе того признака, который определяется апофатически - метафорой глубины «в себе сокрытый». Слова «в себе сокрытый» открывают в явившемся чудесном старце того, кто непрестанно предстоит в умном молитвенном делании перед Лицом Превечного Бога.
Словесным выражением реальности горнего мира предстает в повести речь Преподобного Сергия. Слова приветствия, произносимые Преподобным, представляют собой начальный возглас церковной службы. Бесконечно широкие референциальные границы темпоральной синтагмы «всегда, ныне и присно и во веки веков» охватывают совокупное пространство прошлого, настоящего и будущего, преодолевая «времени текущее естество» [ср. Мечев 2001, 127]. Прославление имени Превечного Творца, Который «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13: 8), освящает все
наличествующее бытие, вводя в исторический хронотоп повествования вневременное измерение. Подобно тому, как узнавание святого происходит через соотнесение с иконописным образом, восприятие его речи происходит сквозь призму языка богослужения: «Старец говорил "священными словами, церковными, как Писание писано"» [Шмелев 2001, 80]. Речь Преподобного Сергия, прозрачно-лаконичная, отсылает к образу вечности самим своим морфологическим строем. В ней преобладают конструкции, отличающиеся атемпоральной обобщенностью - бытийные, напр., «Мой путь», инфинитивные, напр., «Вотчину свою проведать», неопределенно-личные, напр., «Знают на Посаде». В этой сверхвременности преодолевается раздробленность земного времени, выражением которой является речь Василия Сухова. Для нее характерны отрывистые, синтаксически неоднородные предложения, в которых смешиваются разновременные планы прошлого («допрежде у господ жил...»), настоящего («а нонче, - у кого и живу - не знаю») и потенциального будущего («и надругаться могут, и самого-то замотают»).
В центре «недолгой, но примечательной» беседы Преподобного Сергия с Василием Суховым - образ Креста, обретенного на Куликовом Поле. Мысль Василия Сухова обращена ко кресту как священному предмету, в детальном описании которого - «литой», «медный», «давнишний», «старинный» - сквозит восприятие его как знака «старинных времен», как отражения «самой-то истории». Ассоциации, имплицируемые подтекстом, связывают Крест, «наперсный», с «ясным рубцом» в месте, где «секануло ... татарской саблей», с павшим в Куликовской битве дружинником Дмитрия Донского, потомком которого был Георгий Андреевич Среднев.
В словах Преподобного Сергия открывается таинственно-вневременное значение Креста: «Милость дает Господь, Светлое Благовестие. Крест Господень - знамение Спасения» [Шмелев 2001, 81]. Метафора дара («Милость дает Господь...») высвечивает онтологическую природу Креста как знака «присутствия Божия» [ср. Isaac Syr. Hom. II 11. 3-4, цит. по: Алфеев 2021]. Принимая у Василия Сухова Крест, чтобы отнести «благовестие» в Сергиев Посад Георгию Андреевичу Средневу, Преподобный Сергий выступает посредником между миром горним, Церковью небесной, и миром дольним, страдающим. Зримо свидетельствующий о неизменной действенности Евангелия - «Светлого Благовестия» о конечной победе добра над злом, Крест соединяет реальность настоящего времени с «будущим веком» [Там же].
Явление Преподобного Сергия в его «вотчине», Сергиевом Посаде, в доме Георгия Андреевича Среднева и его дочери Ольги, описывается в другой системе временных координат, отличной от традиционной для дореволюционной России: «Случилось это в конце прошлого октября, или -по новому стилю - в первых числах ноября. Оба помнили, что весь день лил холодный дождь, "с крупой", - как и на Куликовом Поле! - но к вечеру прояснело и захолодало. Тот день оба хорошо помнили: как раз праздновалась 8-ая годовщина "Октября", день был "насыщенный"» [Шмелев 2001, 111].
Уточняющее дополнение «по новому стилю», интонационно и графически выделенное, помещает описываемое в контекст «нового», начавшегося после революции, времени. Это «новое» время содержательно противопоставлено прежнему времени и прежнему миру. Двукратный повтор синтагмы «оба помнили» отсылают, как и слова «Сухов помнил...», к пространству памяти, но в центре этого пространства - иное событие: «...8-ая годовщина "Октября"».
Описание «насыщенного» дня выдержано в бравурно-декларативном стиле клишированных политико-агитационных текстов: «Загодя объявлялось плакатами и громкоговорителем наступление великой даты: "Всем, всем, всем!!!" Совсю-ду било в глаза настоятельное предложение "показать высший уровень революционного сознания, достойный Великого Октября", всем решительно принять активное участие в массовой манифестации, с плакатами и знаменами, с оркестром и хором, по всему городу, и присутствовать массово на юбилейном собрании в "Доме Октября", где произнесут речи товарищи-ораторы из Москвы» [Шмелев 2001, 111-112].
Повтор местоименной основы все («Всем, всем, всем», «совсюду», «всем решительно», «по всему городу») и слов с синонимичным корнем масс- («в массовой манифестации», «массово») в сочетании с параллелизмом побудительных конструкций с объектным инфинитивом («[предложение] показать, ... принять, ... присутствовать») и парными дополнениями («с плакатами и знаменами, с оркестром и хором») подчеркивает оглушающе-обезличивающий характер нового праздника.
Явление Преподобного Сергия в доме Георгия Андреевича Среднева происходит в пространстве иного - освященного - времени, звуковым символом которого становится бой курантов на колокольне закрытой Троице-Сергиевой Лавры: «Слышали оба, как в Лавре пробило - 7. Среднев читал газету. Оля прилегла на диване, жевала корочку. Вдруг - кто-то постучал в ставню, палочкой, - "три раза, раздельно, точно свой". <...> Оля приоткрыла форточку. - постучали как раз в то самое окошко, где форточка! - и негромко спросила: "Кто там?.." <...> На оклик Оли кто-то ответил "приятным голосом" - так говорил и Сухов: - С Куликова Поля. <...> - Войдите-войдите, батюшка. - прошептала она, с поклоном. <...> Старец одет был бедно, в сермяжной ряске, и на руке лукошко» [Шмелев 2001, 112-114].
Хронотоп явления Преподобного Сергия в доме Средневых соотносится с прецедентными событиями русской истории: «Старец . помолился на образа Рождества Богородицы и Спаса Нерукотворенного - по преданию из опочивальни Ивана Грозного, - и, "благословив все", сказал: - Милость Господня вам, чада» [Там же, 114]. Первая из икон отсылает к Куликовской битве, произошедшей 8 сентября 1380 г. в праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Второй образ - «Спаса Нерукотворенного» - напоминает об одноименной хоругви-знамени, вдохновлявшей войска Дмитрия Донского в решающие часы Куликовского сражения, и, одновременно, связывается с именем царя Иоанна IV, покорителя Казанского и Астраханского ханств - преемников Золотой Орды.
Для Ольги Георгиевны Средневой, которая «образа ... пишет» [Шмелев 2001, 82], «ключом» к постижению чуда - явления Святого - становится икона Пре-
подобного Сергия. Иконописный образ эксплицирует невысказанное и делает зримым то, что доступно внутреннему, сердечному видению: «Лампадок они не теплили, гарного масла не было; но она вспомнила, что получили сегодня подсолнечное масло, и она налила лампадку. И когда затеплила ее - "вот эту самую, голубенькую, в молочных глазках. теперь негасимая она.", - озарило ее сияние и она увидала - Лик. Это был образ Преподобного Сергия» [Шмелев 2001, 116].
Категориальная семантика мгновенности, присущая глаголу озарить («... озарило ее сияние»), оттеняет внезапность чуда как явления вечности во времени. Атемпоральный хронотоп чуда тождественен моменту-грани, стоящему вне длительности: «..."было это, как миг... будто пропало время" <...> Я уже не осознавала себя, какой была. будто я стала другой, вне обычного-земного. будто - уже не я, а. душа моя» [Шмелев 2001, 117].
Вечность открывается Ольге Средневой как бесконечная, неуничтожимая жизнь, совершающаяся в «полной свободе от временных определений» [Лосский 1999, 11-12]. На словесном уровне уверенность в «имманентности прошлого и будущего в настоящем» [Лосский 2000, 49] эксплицируется посредством кратких параллельных синтагм - бытийных конструкций с максимально ослабленной временной отнесенностью: «Ей "все вдруг осветилось, как в откровении". Ей открылось, что - все - живое, все - есть: "будто пропало время, не стало прошлого, а все - есть!" Для нее стало явным, что покойная мама - с нею, и Шура, мичман, утопленный в море, в Гельсингфорсе, единственный брат у ней, - жив, и - с нею; и все, что было в ее жизни, и все, что она помнила из книг, из прошлого, далекого - "все родное наше", - есть, и - с нею; и Куликово Поле, откуда явился Крест, -здесь, и - в ней! Не отсвет его в истории, а самая его живая сущность, живая явь. Она страшилась, что сейчас забудет это чудесное чувство, что это "дано на миг". боялась шевельнуться, испугать мыслями. - но "все становилось ярче. светилось, жило."» [Шмелев 2001, 119].
Слово-символ откровение - славянское имя последней книги Нового Завета - Откровения Иоанна Богослова (греч. алюкаАифц), символически повествующей о Страшном Суде и вхождении преображенной вселенной в жизнь вечную. Семантика неконтролируемости, спонтанности, присущая безличным утверждениям - метафорам «Ей ... осветилось», «Ей открылось», «Для нее стало явным», подчеркивает чудесный характер нового, внезапно обретенного героиней видения мира. Широкозначное утверждение все - есть, троекратно повторяемое, и синтаксически тождественная ему синтагма все - живое, уточняемая и усиливаемая пятикратным повтором синкретичной основы жив- /жизн- («в ее жизни», «Шура. - жив», «живая сущность, живая явь», «...жило») приоткрывают внутреннюю природу вечности как реальности неразрушимого бытия, над которым не властны смертность и тление временного мира. Троекратный концевой повтор обстоятельства с нею, указывающий на преодоление трагедии одиночества («. покойная мама - с нею <...> Шура. - жив, и с нею <...>, все родное наше, - есть, и с нею»), предваряет кульминационную синтагму -
«Куликово Поле, откуда явился Крест, - здесь, и - в ней». Утверждающие непреложную реальность вечного бытия, в котором преодолеваются границы земных пространства и времени, эти слова перекликаются с евангельским Откровением: «Се бо Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 20).
Рассказ Ольги Георгиевны завершается прямой цитатой Послания апостола Павла к Римлянам: «Она хотела мне объяснить, как она чувствовала тогда, но не могла объяснить словами. И прочла на память из ап. Павла к Римлянам: - .и потому, живем ли, или умираем, всегда Господни. - Понимаете, все живет! У Господа ничто не умирает, а все - есть! Нет утрат. всегда, все живет» [Шмелев 2001, 119].
Категориальная семантика неограниченности, актуализируемая непредельными формами настоящего времени «все живет», «все - есть», и максимальная широта временного охвата наречия всегда передают невыразимое «чувство вечной жизни» [Лосский 2004, 320], утверждающейся в Том «Едином и Вечном» [Житие 2010, 76], Кто «не есть Бог мертвых, но живых» (Лк. 20: 38).
Тождеством двух противоположных по прецедентной природе дней, объединенных чудом явления Преподобного Сергия преодолевается неверие Георгия Андреевича Среднева: «Но это. 7 ноября!.. - крикнул он в раздражении не то в досаде и растерянно посмотрел вокруг. - Да!.. 25 октября, по-церковному!.. В родительскую субботу!.. В церкви были тогда, 7 ноября. поминала. ты ходил по Посаду!.. - выкрикивала, задыхаясь, Оля. - В ту же субботу, как там, на Куликовом Поле!.. В тот же вечер. больше четырехсот верст отсюда!.. В тот же вечер! . Среднев смотрел, бледный, оглушенный, губы его сводило, лицо перекосилось, будто он вот заплачет. Он едва выговорил: - В тот же... вечер.» [Шмелев 2001, 129].
Тождество двух суббот - субботы 7 ноября и святой субботы - воспринимается героями повести как «великое знамение обетования»: «Мелькавшие в мыслях две субботы - слились теперь в одну, так поразительно совпали, такие разные! Два празднования: там - и здесь, Неба - и земли. Света - и тьмы. И как наглядно показано. <...> Особенно поражало нас в нами воссозданном: "суббота 7 ноября", сомкнувшаяся со "святой субботой"., ею закрытая. Оля видела в этом "великое знамение обетования", и мы принимали это, как и она» [Шмелев 2001, 130, 132].
Тройственная антитеза «там - и здесь, Неба - и земли. Света - и тьмы», противопоставляющая аксиологические полюса «ценность - антиценность», подчеркивает контраст горнего и дольнего, временного и вечного. Хрононим 7 ноября выступает метонимическим символом трагической действительности послереволюционной России. Его контекстуальный антоним, имя святая суббота, вводит образ иной, освященной, реальности, которая онтологически утверждена в Боге [Осипов 1995, 18]. Синонимические метафоры тождества-замещения «сомкнувшаяся., ею закрытая», оттеняя хронологическую кореферентность двух суббот, актуализируют идею победы-преодоления. Слово-символ знамение име-
Новый филологический вестник. 2021. №3(58). --
нует явление, чья чудесная «инаковость», «выделенность» из естественного течения событий делает его знаком бытия иного мира. В ключевом сочетании «великое знамение обетования» пространство настоящего, освященное «явлением Святого», размыкается в будущее, в котором должно совершится конечное торжество правды над ложью, добра над злом.
В повествовании Сергея Николаевича, свидетеля чудесного события, «живая сущность» вечности раскрывается через оксюморон «будущего не будет»: «А что пережил тогда в миг неизмеримый. - выразить я бессилен. Как передать душевное состояние, когда коснулось сознания моего, что времени не стало... века сомкнулись... будущего не будет, а все -ныне, - и это меня не удивляет, это в меня вместилось?!. Я принял это как самую живую сущность» [Шмелев 2001, 86].
Сочетание миг неизмеримый указывает здесь на находящееся вне длительности и вне времени кратчайшее мгновение-грань, во внезапности которого происходит «прорыв в вечность» [Лосский 2004, 406]. Результативная семантика формы «времени не стало» соотносит явление вечности с моментом «здесь и сейчас», помещая события в «настоящее без измерения» [Там же]. Парадоксальность тавтологической антиномии «будущего не будет», отсылающей к стиху Апокалипсиса «времени не будет» (Откр 10: 6), отражает непостижимую реальность «упразднения» времени как потока непрестанно сменяющих друг друга мгновений прошлого, настоящего и будущего. В кульминационной синтагме «все - ныне» определительное местоимение все - именует совокупность видимого и невидимого мира, который, будучи вызван из небытия творящим «Да будет!» (Быт. 1), в небытие возвратиться не может. Наречие ныне указывает на пространство «необъективированного вечно настоящего времени» [Бердяев 1935, 31-32], в котором происходит «победа вечности над временем» [Там же, 31].
Явление Преподобного Сергия имеет открытое временное завершение. Святой приходит «с Куликова Поля» в субботний вечер, в канун воскресного дня, о чем напоминают слова «Завтра день недельный». Преподобный пребывает в доме Георгия Андреевича и Ольги Средневых «до утра» воскресенья. Воскресенье, являющее собой «день первой и последней грани» [Лосский 2004, 407], знаменует собой полноту времен, напоминая о символическом восьмом дне, когда по окончании земной истории весь мир приобщится к Божественной вечности. В прощальном благословении Преподобного - «Завтра отыду рано. Пребудьте с Господом» - план настоящего размыкается в бесконечное пространство грядущей вечности.
Проведенное исследование позволяет заключить, что центральная для повести И.С. Шмелева «Куликово Поле» «проблема времени» решается автором в ценностном ключе: темпоральный опыт героев не замыкается на «центрированности» в настоящем, но сочетает в себе хронотопические планы прошлого и будущего, мгновения «здесь и сейчас» и интуитивно познаваемой вечности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алфеев Иларион, митрополит. Крест // Православная энциклопедия. URL: www.pravenc.ru/text/2459015.html (дата обращения: 3.02.2020).
2. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. 304 с.
3. Бердяев Н.А. Время и вечность // На переломе. Философские дискуссии 20-х годов: философия и мировоззрение. М.: Политиздат, 1990. С. 402-410.
4. Бердяев Н.А. Вечность и время // Вестник Русского студенческого христианского движения. 1935. № 3. С. 27-33.
5. Бердяев Н.А. Смысл истории: опыт философии человеческой судьбы. Изд. 2-е. Paris: YMCA Press, 1969. 273 с.
6. Борухов Б.Л. Введение в мотивирующую поэтику // Филологическая герменевтика и общая стилистика. Тверь: Тверской государственный университет, 1992. С. 5-28.
7. Булгаков С.Н. Свет Невечерний. М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2001. 672 с.
8. Видмарович Н.П. Эонотопос в рассказе И.С. Шмелева «Куликово Поле» // Вестник Новгородского государственного университета. 2015. № 84. С. 76-79.
9. Гайденко П.П. Время. Длительность. Вечность. М.: Прогресс-Традиция, 2006. 464 с.
10. Дьяченко Григорий, свящ. Полный церковно-славянский словарь. М.: Отчий дом, 2007. 368 с.
11. Житие священноисповедника Романа (Медведя) 1874-1937 / сост. игумен Дамаскин (Орловский). Тверь: Булат, 2010. 120 с.
12. Заботкина В.И., Коннова М.Н. Оппозиция «временное - вечное» в стихотворении Б.Л. Пастернака «Бальзак» (к вопросу об угрозе деаксиологизации культуры) // Новый филологический вестник. 2019. № 4 (51). С. 255-268.
13. Ильин И.А. О России: Три речи, 1926-1933. София, 1934. URL: https:// www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/il3/02.php (дата обращения: 15.05.2020).
14. (а) Ильин И.А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1935-1946). М.: Русская книга, 2000. 573 с.
15. (b) Ильин И.А. Собрание сочинений. Переписка двух Иванов (1947-1950). М.: Русская книга, 2000. 527 с.
16. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. СПб.: Алетейя, 1997. 566 с.
17. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Киев: Издательство им. свт. Льва, папы Римского, 2004. 543 с.
18. Лосский Н.О. Типы мировоззрений. Введение в метафизику // Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М.: Терра-Книжный клуб, 1999. С. 4-134.
19. Лосский Н.О. Ценность и Бог. Харьков; М.: Фолио; АСТ, 2000. 864 с.
20. Мечев Сергий, священномученик. Тайны богослужения. Духовные беседы. Письма из ссылки. М.: Русский Хронографъ, 2001. 383 с.
21. Молчанов В.И. Исследования по феноменологии сознания. М.: Территория будущего, 2007. 448 с.
22. Осипов А.И. Святые как знак исполнения Божия обетования человеку // Русское возрождение. 1995. № 62. С. 9-32.
23. Тюпа В.И. «Теория литературы Два» как гуманитарная угроза // Вопросы литературы. 2019. № 1. С. 52-66.
24. Шмелев И.А. Куликово Поле // Шмелев И.А. Душа Родины: избранная проза. М.: Паломникъ, 2001. С. 66-134.
25. Шмелев И.С. Роман в письмах: в 2 т. М.: Российская политическая энциклопедия, 2003. Т. 1 (1939-1942). 760 с.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Berdyayev N.A. Vechnost' i vremya [Eternity and Time]. VestnikRusskogo stu-dencheskogo khristianskogo dvizheniya, 1935, no. 3, pp. 27-33. (In Russian).
2. Osipov A.I. Svyatyye kak znak ispolneniya Bozhiya obetovaniya cheloveku [Saints as a Sign of the Fulfillment of God's Promise to Human]. Russkoye vozrozh-deniye, 1995, no. 62, pp. 9-32. (In Russian).
3. Tyupa V.I. "Teoriya literatury Dva" kak gumanitarnaya ugroza [Theory of Literature Number Two as a Humanitarian Threat]. Voprosy literatury, 2019, no. 1, pp. 52-66. (In Russian).
4. Vidmarovich N.P. Eonotopos v rasskaze I.S. Shmeleva "Kulikovo Pole" [Eono-topos in the Story by Ivan. Shmelev "Kulikovo Field"]. Vestnik Novgorodskogo gosu-darstvennogo universiteta, 2015, no. 84, pp. 76-79. (In Russian).
5. Zabotkina V.I., Konnova M.N. Oppozitsiya "vremennoye - vechnoye" v stik-hotvorenii B.L. Pasternaka "Bal'zak" (k voprosu ob ugroze deaksiologizatsii kul'tury) [The Opposition of Temporary and Eternal in Boris Pasternak's "Balzac" (the Threat of Value Erosion Revisited)]. Novyy filologicheskiy vestnik, 2019, no. 4 (51), pp. 255-268. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
6. Berdyayev N.A. Vremya i vechnost' [Time and Eternity]. Naperelome. Filosof-skiye diskussii 20-kh godov: filosofiya i mirovozzreniye [At the Turning Point. Philosophical Discussions of the 20s: Philosophy and Worldview]. Moscow, Politizdat Publ., 1990, pp. 402-410. (In Russian).
7. Borukhov B.L. Vvedeniye v motiviruyushchuyu poetiku [Introduction to Motivating Poetics]. Filologicheskaya germenevtika i obshchaya stilistika [Philological Hermeneutics and General Stylistics]. Tver, Tver State University, 1992, pp. 5-28. (In Russian).
8. Losskiy N.O. Tipy mirovozzreniy. Vvedeniye v metafiziku [Types of World-views. Introduction to Metaphysics]. Chuvstvennaya, intellektual'naya i misticheskaya intuitsiya [Sensual, intellectual and mystical intuition]. Moscow, Terra-Knizhnyy klub Publ., 1999, pp. 4-134. (In Russian).
(Monographs)
9. Bakhtin M.M. Epos i roman [Epic and Novel]. St. Petersburg, Azbuka Publ., 2000. 304 p. (In Russian).
10. Berdyayev N.A. Smysl istorii: opyt filosofii chelovecheskoy sud'by [The Meaning of History: The Experience of the Philosophy of Human Destiny]. 2nd ed. Paris, YMCA Press, 1969. 273 p. (In Russian).
11. Gaydenko P.P. Vremya. Dlitel'nost'. Vechnost'[Time. Duration. Eternity]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2006. 464 p. (In Russian).
12. Likhachev D.S. Istoricheskayapoetika russkoy literatury [Historical Poetics of Russian Literature]. St. Petersburg, Aleteyya Publ., 1997. 566 p. (In Russian).
13. Losskiy VN. Ocherk misticheskogo bogosloviya Vostochnoy Tserkvi. Dog-maticheskoye bogosloviye [Essays on Mystical Theology of the Eastern Church. Dogmatic Theology]. Kiev, St. Leo, Pope Publ., 2004. 543 p. (In Russian).
14. Losskiy N.O. Tsennost'i Bog [Value and God]. Kharkov, Moscow, Folio Publ., AST Publ., 2000. 864 p. (In Russian).
15. Molchanov V.I. Issledovaniya po fenomenologii soznaniya [Research on the Phenomenology of Consciousness]. Moscow, Territoriya budushchego Publ., 2007. 448 p. (In Russian).
Заботкина Вера Ивановна, Российский государственный гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, профессор, директор Научно-образовательного центра когнитивных программ и технологий, профессор кафедры теории и практики перевода Института филологии и истории. Область научных интересов: когнитивная неология, когнитивная поэтика, когнитивная культурология.
E-mail: zabotkina@rggu.ru
ORCID ID: 0000-0001-6674-8052
Коннова Мария Николаевна, Российский государственный гуманитарный университет; Балтийский федеральный университет им. И. Канта.
Доктор филологических наук, доцент, старший научный сотрудник Научно-образовательного центра когнитивных программ и технологий РГГУ, доцент Института образования БФУ им. И. Канта. Область научных интересов: когнитивная лингвистика, когнитивная поэтика, лингвистическая аксиология.
E-mail: mkonnova@kantiana.ru
ORCID ID: 0000-0001-8808-6424
Vera I. Zabotkina, Russian State University for the Humanities.
Doctor of Philology, Professor, Director of the Centre for Cognitive Programs and Technologies, Professor at the Department of Translation Studies, Interpreting and Translation at the Institute for Philology and History. Research interests: cognitive neology, cognitive poetics, cognitive cultural studies.
E-mail: zabotkina@rggu.ru
ORCID ID: 0000-0001-6674-8052
HOBUU jмnоnогицecкиu BecmHUK. 2021. №3(58). --
Maria N. Konnova, Russian State University for the Humanities; Immanuel Kant Federal Baltic University.
Doctor of Philology, Associate Professor, Researcher of the Centre for Cognitive Programs and Technologies, RSUH; Associate Professor at the Institute for the Humanities, IKBFU. Research interests: cognitive linguistics, cognitive poetics, comparative value studies.
E-mail: mkonnova@kantiana.ru ORCID ID: 0000-0001-8808-6424
