CC BY
115
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
УДК 94(5); 94(100) 05; 94(510)03; 94(517) DOI 10.24411/1026-8804-2019-10056
К вопросу о взаимоотношениях Китая и киданей
Геннадий Геннадьевич Пиков,
доктор исторических наук, доктор культурологии, заведующий кафедрой всеобщей истории Гуманитарного института Новосибирского государственного университета, Новосибирск. E-mail: gennadij-pikov@yandex.ru
Китайские династии Тан и Сун и киданьская империя Ляо (907—1125) ока -зывали определяющее воздействие на развитие восточноазиатского региона в средние века. В статье их отношения анализируются как межцивилизаци -онные, и тем самым делается попытка отказаться от тезиса об агрессивно -бандитской стратегии кочевого мира в отношении оседло земледельческих народов. Ставится вопрос о необходимости более детального и нетенденци озного изучения составляющих эту тему проблем: взаимодействие оседлой и кочевой цивилизаций, самостоятельных цивилизационных зон в рамках единого метарегиона Восточной Азии, а также ханьской зоны и монгольской, связанной с сибирскими регионами и тюркским миром. Выделяется несколь ко моделей взаимоотношений данных государств на разных этапах разви -тия киданьского народа. Своеобразие дипломатии определяли в том числе различия в политической культуре этих восточноазиатских народов. Изучение данной проблематики позволяет сделать ряд выводов. Именно успеш -ное развитие кочевой империи привело к усилению взаимодействия с Кита ем, который был несомненным центром восточноазиатской цивилизации. Соответственно, китайская культура как медиатор корректировала разви -тие нового цивилизационного варианта. Существование и эволюция дихото мий «кидани — китайцы» и «Ляо — Сун» имели особое значение, ибо первые века II тысячелетия были временем окончательного оформления феодализ -ма. Оба государства не ставили перед собой задачи полной ликвидации со -седа и старались извлечь из взаимодействия максимум преимуществ. Ключевые слова: Восточная Азия, Китай, империя Ляо, кидани, кочевники, взаимоотношения, внешняя политика, цивилизации.
^r On the Question of Relations between China and the Khitan People.
^ Gennadiy Pikov, Novosibirsk State University, Novosibirsk, Russia.
§ E-mail: gennadij-pikov@yandex.ru.
CO
^ The Chinese dynasties Tang and Song and the Khitan Empire of Liao (907—1125)
s had a decisive influence on the development of the East Asian region in the
§ Middle Ages. The paper analyses their relations as inter - civilizational and thus attempts to abandon the thesis of the aggressive gangster strategy of the
nomadic world against the settled agricultural peoples. The author raises the question of the need for more detailed and non - tendentious research of the constituent problems of this topic: the interaction of settled and nomadic civilizations, independent civilizational zones within a single meta - region of East Asia, the Mongolian and Han Zones connected with Siberian regions and the Turkic world. There are several models of relations between these states associ -ated with different stages of the development of the Khitan people. Diplomacy peculiarity was also defined by the differences in the political culture of these East Asian peoples. It was concluded that the successful development of the nomadic Empire led to the strengthening of cooperation with China which was an undoubted leader and centre of the East Asian civilization. Accordingly, the Chinese culture as a mediator adjusted the development of a new civilizational variant. The existence and evolution of the "Khitan — Chinese" and the "Liao — Song" dichotomies was of particular importance because the first centuries of the second millennium were the time of final formalization of feudalism. Both states did not set an objective of complete elimination of the neighbour but tried to derive maximum benefits from communication with each other. Keywords: East Asia, China, Liao Empire, Khitans, nomads, relations, foreign policy, civilizations.
В Восточной Азии в УШ—ХП вв. выделялись два народа, отношения ко -торых оказывали существенное влияние на развитие всего региона. Это китайцы, создавшие собственно китайские династии Тан и Сун, и ки -дани, вставшие во главе могущественной империи Ляо (907—1125). Кидани возглавляли тогдашний восточноазиатский кочевой мир, а китайцы — осед -лый, будучи наиболее продвинутыми представителями этих масштабных зон.
Эти «миры» развивались практически независимо, то сближались, то расходились. В Х в. стали складываться иные параметры взаимодействия — уже не политическая зависимость киданей от Китая, а взаимозависимость во многих аспектах: политическом, культурном, экономическом. Речь фак -тически идёт не о контактах двух государств, а о межцивилизационном взаимодействии. Эта тема сложна и многоаспектна, и в данном случае бе рётся всего лишь один её аспект, хотя и важнейший, а именно киданьско китайские отношения в самом широком смысле.
Не без основания считается, что отношения киданей с Китаем занима -ют центральное место во внешней политике этого народа и созданных им государств. Недаром в основных источниках нашей информации о кидань ской истории («Цидань го чжи», «Ляо ши») одной из главных тем являют - ^ ся именно киданьско - китайские отношения [4; 8]. В этих произведениях о не только освещены исторические события, но и представлены важней - ^ шие документы (дипломатическая переписка между киданями и династией ¡Е^ Поздняя Цзинь, тексты клятвенных договоров между Сун и Ляо, переписка ^ киданьского и китайского императоров 1042 г. в связи с территориальны - | ми притязаниями киданей и т.д.). £
К настоящему времени история взаимоотношений киданей и Китая в ос -новных событиях и фактах уже реконструирована. Отдельные проблемы, на -пример дипломатические отношения в целом и мир в Шаньюане (1004 г.), изучены основательно. Очевидно, однако, что данный процесс в целом осмыс -лен упрощённо и тенденциозно. Всё сводится к нескольким утверждениям:
1. Кидани всегда нападали на Китай или угрожали ему.
2. Китай оказывал благотворное воздействие на кочевников в целом и киданей в частности, однако те «извращали» подлинную культуру.
3. Кидани по природе своей способны только быть «варварами». Они всегда осознавали это и потому использовали всё китайское лишь для обогащения, что выразилось в так называемой дистанци онной эксплуатации.
Для опровержения подобных выводов необходимо системно рассмот -реть взаимодействие этих народов в межцивилизационном аспекте, а именно как:
1) отношения самостоятельных цивилизационных зон в рамках едино -го метарегиона — Восточной Азии;
2) отношения разных цивилизаций — оседлой и кочевой;
3) взаимодействие разных этноязыковых зон;
4) отношения самостоятельных субкультур в рамках единой восточно -азиатской цивилизации;
5) взаимодействие разных зон — более обширной монгольской, свя -занной с сибирскими регионами и тюркским миром, и компактной ханьской.
Кидани и китайцы находились в разных природно климатических зонах и потому ни те ни другие не стремились поглотить своих соседей. В то же время медленно шло расширение обеих хозяйственных зон в сторону друг друга, ибо обе цивилизации были аграрными и нуждались в увеличении площади хозяйственных земель. В результате на границе возникла и су ществовала на протяжении ряда веков «серая» (фронтирная) зона, где оба вида хозяйства (земледелие и скотоводство) сосуществовали.
К рубежу 1—11 тыс. н.э. экстенсивные методы ведения хозяйства практи -чески себя исчерпали, и ускорился процесс перехода к интенсивным вари антам, начавшийся несколькими столетиями раньше («усиление» киданей и создание империи Тан). В результате в обеих зонах после некоторого пе -риода турбулентности создаются самые развитые, классические средневе ковые этатические модели — империи Ляо и Сун.
В той и другой зоне проживали этнические группы с естественными эт -ническими и хозяйственными различиями, разной степенью политической г- интеграции и трансформации общинно - родового строя в феодальное об -щество (от классического родового строя до высокой стадии развития ко -^ чевого феодализма).
^ Кидани имели наиболее длительный опыт общения с Китаем и потому
* выступали в роли медиаторов во взаимодействии двух зон. § В итоге данные группы вынуждены были определяться по отношению
к этим двум государствам.
Они разделились примерно на две группы.
1. Тяготевшие к кочевому скотоводству и монгольской языковой зоне оказались в сфере влияния киданей и поддерживали империю даже в пе риод её гибели.
2. Тяготевшие к другим формам хозяйства («лесные» народы, в боль шей степени развивавшие земледелие) и другим языковым регионам (тунгусо маньчжуры) всегда находились в проблемных отношениях с кида нями и в период крушения империи Ляо заняли «предательскую» позицию.
Большое влияние на динамику развития киданьского общества оказы -вали не только внутренние процессы, но и изменения имперской конст рукции Ляо, отношения с представителями монголоязычной зоны, тюрко монгольского мира, в частности с тюрками.
Кидани не всегда имели границу с Китаем, хотя находились недалеко от него. Они принадлежали к монголоязычной зоне, которая располагалась ря дом с Китаем.
На протяжении всего додинастического периода они прежде всего поддерживали активные отношения с кочевниками и полукочевниками и при -обрели огромный опыт международного общения. Периодически они попадали в «зависимость» от тюрок, уйгуров, китайцев. Это дало им воз -можность с самого начала в своей политике по отношению к Китаю де -лать акцент не на военных действиях, а на дипломатии и торговых интере -сах. К тому же ими был учтён совокупный опыт взаимодействия кочевников с Китаем. С другой стороны, и Китай использовал опыт общения с кочев -никами. В обоих случаях военная составляющая была далеко не на первом месте. Такой подход не зависел от каких - либо различий двух зон, а был свя -зан с историей их взаимодействия и результатами этой практики.
Были отличия и в философии существования указанных зон. Китай рас -сматривал себя центром всего мира, основываясь на идеях «Срединного государства» (Чжунго) и «Поднебесной империи» (Тянься). Такая позиция не влекла за собой мировой территориальной экспансии, тем более что го сударству не хватило бы для этого сил. Впрочем, Китай, как и другие цивили -зации Евразии, не претендовал на всю ойкумену. У них было своё жизненное пространство. Однако собственную цивилизационную модель они считали универсальной для всего освоенного человеком пространства. Китайцы часто справедливо отделяли себя от «варваров», ибо ханьская культура уникальна и чётко выделяется на фоне всей восточноазиатской, хотя есть и общее. Здесь нет пренебрежения. Им подражали, но их и извращали, т.е. фильтровали.
В любом случае, если есть цивилизационные претензии, то и территори -альная экспансия не исключена полностью. Всё же Китай до сих пор не при -соединил к себе Монголию (не считая Внутренней Монголии), хотя та и на -ходилась периодически под его влиянием.
Причин тому несколько: ^
1. Монголия всегда сопротивлялась, с той или иной степенью эффек - ^ тивности. =
2. Она была для южного государства малоинтересной и малопригодной § в экономическом отношении зоной.
3. У Китая, как, впрочем, и у кочевников, ведущей была мироустрои -тельная парадигма. Война в обоих случаях была лишь средством ре -шения внутренних проблем.
Нужно учитывать, что в древности и в средневековый период обе зоны были аграрными и, соответственно, замкнутыми сами на себя. Киданьская империя Ляо и китайские государства Тан и Сун — яркие примеры мак симально интенсивных вариантов. Они «заточены» под преимущественное использование внутренних ресурсов. Военные операции внутри и вне зон были вторичны, хотя, как и во всей Евразии, использовались нередко.
Для средневековой эпохи характерно широкое распространение мили таризма и насилия. Если в Новое и Новейшее время войны более масштаб ны и кровавы, проходят на большей площади, то в Средние века осущест вляются огромные военные операции (гунны, германцы, арабы, монголы, турки). Они очень гулкие, поражают воображение современников, но рас тянуты во времени. Германцы, как указывал ещё бельгийский историк А. Пиренн, нападали на южные территории с IV в. до н.э. по VI в. н.э. Также можно вспомнить появление на Балканах ахейцев. Приход в Европу гуннов был частью общеевразийского Великого переселения народов. Арабы при династии Омейядов осуществляли свои евразийские походы в 633—750 гг. Монголы воевали на протяжении 1206—1279 гг. Турки, как часть тюрок, штурмовали Средний и Ближний Восток в 1000 (не считая X в.) — 1453 гг.
Это были не простые набеги, а завоевания, хотя одновременно надо отметить, что они лишь самые заметные участники переформатирова ния пространства. В это же время внутри цивилизационных зон происхо дили не менее масштабные конфликты: файды в Европе и междоусобицы в Китае, крестьянские восстания и войны (почти нет городских, в лучшем случае они являлись частью общих конфликтов), войны китайских дина стий между собой и с соседями (Си Ся, Ляо, Цзинь, монголы), завоева -ние Англии, Реконкиста, Дранг нах Остен, Крестовые походы, Итальянские походы, походы гуситов и т.д. Всё это — составные части или следствия общеевразийских процессов переформатирования: Великого переселе ния народов, складывания арабского халифата, возникновения Монголь ской империи, Тридцатилетней войны, распространения тюрок на Среднем и Ближнем Востоке. В этих конфликтах нет кого - то одного виноватого (аг -рессора, захватчика, эксплуататора), хотя таковыми чаще всего считались динамичные народы (германцы, гунны, арабы, тюрки, монголы).
Нужно учитывать, что в оседлом мире использовались такие механиз мы цивилизационного развития, как «бюрократия» (Рим, Византия, Китай) и «теократия» (ислам, папство, иудаизм). «Варвары», как правило, рассмат -риваются в качестве разрушителей цивилизации. Такие представления осо -бенно характерны для «возрождений» в Европе и Китае. ^ «Бюрократия» как иерархия имманентна «феодализму». Основные до -
^ ходы собирались внутри страны, а внешнеэкономические связи были раз -* виты слабее. Особенно мало контактировали с кочевниками. Да и в целом § отношения с другими «мирами» были минимальны, поскольку отсутство -вали экономические и культурные интересы. Понятно, что с обеих сторон
эпизодически происходили набеги с целью захвата добычи. Масштабные войны в таких случаях не нужны, ибо они проводятся с целью захвата тер ритории, а здесь в оккупации земли соседей нет необходимости. В итоге оба мира во внешней сфере минимально использовали набеги и торговлю. В китайских текстах говорится о непредсказуемости и случайности набе гов со стороны киданей, что, безусловно, является свидетельством отсут ствия у них планомерной захватнической политики.
Существовали различия и в политической культуре исследуемых народов.
В основе китайской внешней политики лежали конфуцианские прин ципы политической иерархии, идея китаецентризма, отрицание равенства в отношениях Китая с соседями, выстраивание всех международных связей по вертикали — от высшего к низшему [6; 7]. Китайская данническая сис -тема насчитывала тысячелетия и почти не знала исключений. «Равные» от ношения были крайне редки.
Кидани опирались на кочевые традиции, которые предусматривали равенство всех сторон или создание иерархии на основе договорных от ношений. Они стремились во внешней сфере строить преимущественно горизонтальные связи между равными сторонами (внутри — особые кон фигурации). Международное взаимодействие в принципе рассматрива лось как контакт равных субъектов, т.е. по горизонтали, если, разумеется, не было причин заключать иные союзы типа «зависимость». Китай в принципе не мог принять идею равенства с киданями, а последние удивлялись, что их империю не считают равной китайской. Только в XIII в. все три им -перии (Ляо, Цзинь, Юань) будут объявлены классическими, но китайски -ми. Китайцы смогли признать, что варвары настолько восприняли китай -скую культуру, что стали «китаизированными» (меньшинствами), однако всё же их оригинальные государства не считались равными Китаю. Равнин ный Китай остался верен идее Чжунго.
Киданям было труднее, ибо они имели опыт общения с кочевыми наро дами, в том числе с тюрками, но мало общались с земледельческими и лес ными народами. Они переносили на китайцев ценности кочевников, а по том удивлялись «лицемерию» и «лживости» китайцев. Однако и китайцы по тем же причинам не понимали киданей.
Обе стороны взаимно учились общаться, и система их отношений мед ленно эволюционировала. Это происходило в русле межцивилизационного общения и основывалось на цивилизационных парадигмах. Именно пара -дигма определяет политическую культуру общества и выстраивает внеш неполитический процесс на всех уровнях. Это позволяет выделить этапы данных отношений и их типологию.
В данном случае мы имеем дело с уникальным цивилизационным ва -риантом международных связей — смешанным. Его полное осмысление возможно при детальном анализе накопленного исторического материа - ^ ла с помощью методов сравнительного культуроведения, без использова - ^ ния идеологических штампов. *
Различия в политических культурах определяли и своеобразие дипло - § матии. <£
Китай стремился своим контактёрам придать статус вассалов, т.е. хотел определять их внешнеполитический курс, использовать как экономический придаток (также кидани поступали с китайским югом), выстроить их бюро кратию как часть своего аппарата. Внешняя политика Китая была нацелена на приобщение «варваров» к китайской цивилизации. Они приветствовали принятие последними китайской инвеституры, китайского календаря и т.п. В период Хань Цзя И разработал теорию «гуманного» обращения «варва -ров» в цивилизованных и лояльных соседей империи. Это политика «сань бяо у эр» («три нормы и пять прельщений») [7, р. 28].
Допускались и активное применение силы, и дипломатические спосо бы, чтобы предупредить политическое усиление соседних народов и пле мён, разрушить их возможные союзы и тем самым предотвратить их втор жение в империю.
Китайцы в додинастический период и в начале истории империи Ляо ста рались навязать киданям статус вассала. Однако развитие империи Ляо вы нудило Китай признать силу киданей и проводить более гибкий диплома тический курс.
Принято считать, что китайское влияние благотворно сказывалось на общем развитии киданей и Ляо, а неумелое использование южного опыта, рост интереса к роскоши «изнежили» киданей и предопределили их гибель. Можно согласиться с тем, что китайская стратегия сработала, но важно и другое. Интруизирование китайского компонента во многом искусствен -но тормозило развитие культуры кочевников и деформировало самобыт ность. Этот процесс активно шёл во второй половине истории Ляо и уси лился в период чжурчжэньской империи Цзинь.
Это обстоятельство уже давно известно профессиональным востоко ведам, однако, по нашему мнению, стоит обратить внимание на опреде лённый парадокс. Именно успешное развитие кочевой империи привело одновременно к усилению взаимодействия с Китаем, который был несо мненным лидером и центром восточноазиатской цивилизации. Соответ ственно, китайская культура как медиатор начала корректировать развитие нового цивилизационного варианта — это обычно называют «разлагаю щим» влиянием китайской культуры. После того как монголы уже пришли в Китай, это взаимодействие достигло апогея, кочевой вариант восточно -азиатской цивилизации стал доминировать и лишь с огромным трудом ки тайцы «освободились» от «гнёта» монголов. При маньчжурской династии Цин возрастало влияние потомков чжурчжэней — маньчжуров, но после Синхайской революции 1911 г. они оказались полностью в зоне Китая.
Тем самым был поставлен предел экстенсивному развитию монголо -г- язычной зоны, но лишь в условиях традиционного скотоводческого хозяй -ства. «Возрождение» происходит уже в XX в., когда в регионе начинает ак -^ тивно действовать новый игрок — СССР, а потом и Россия. Усиливаются ^ связи с народами Сибири, медиатором этого процесса становится Бурятия. * Сложная ситуация складывается во Внутренней Монголии. § На политику Китая по отношению к Ляо повлияли происходившие
<£ в кочевой империи процессы интенсивного экономического развития,
этнополитическая интеграция, искусство управления рода Елюй, искусная дипломатия, военная мощь, авторитет в Восточной Азии. В значительной степени специфика именно внутреннего развития Ляо и Китая влияла на их взаимоотношения и создавала те или иные модели отношений.
Таких моделей можно выделить несколько. Они, как правило, совпада ют с этапами развития киданьского народа.
В начале своей истории кидани были больше заняты проблемой вы живания и относились к той части кочевников, которые не имели непо средственного контакта с Китаем. Они были своего рода «этническим му сором», оставшимся после распада конгломератов дунху и сяньби. Таких осколков было в то время немало. Их отделяли от Китая другие племена. Кидани не были непосредственным вассалом, и не возникало столкнове ний интересов.
В этот период складывались предпосылки будущей философии внеш ней политики народа. На этой предварительной стадии происходило осмыс ление опыта не мелких родов, а крупных этнополитических объединений. Находясь в подчинении у тюрков и уйгуров, кидани постигали их опыт взаимодействия с Китаем, а став уже крупным объединением, в той или иной мере или степени участвовали в общении с ним.
Убедившись после отрыва от дунху и сяньби в цивилизационном вер -ховенстве Китая, они окончательно переориентировались от чисто кочево го мира, начали противопоставлять себя чистым кочевникам, но в той или иной мере и оседлым. Это стало существенной предпосылкой самообособ ления киданей и от кочевников, и от Китая, хотя для китайцев они остава лись одними из «варваров четырёх сторон света».
Такое переориентирование можно назвать одновременно и этапом во взаимоотношениях с Китаем, и первой моделью этих отношений, когда народы контактировали опосредованно и начали употреблять первона чальный опыт. Думается, одним из существенных «открытий» того време -ни для киданей стало понимание того, что с такой могущественной силой, как Китай, необходимо общаться и договариваться.
Вторая модель киданьско китайских отношений стала складываться в тот период, когда «варвары» - кидани оказались в непосредственной за -висимости от Китая.
Именно тогда китайцы стали усердно изучать этот народ: туда зачас тили путешественники и в разного рода текстах появлялись посвящённые им экскурсы. В таких произведениях поднимались вопросы происхожде ния киданей, их цивилизационной принадлежности. Кидани некогда вошли в зону «цидань» в качестве «чужих», стали «своими», однако ещё продолжа -ли восприниматься лишь как варвары.
И сами кидани, заимствуя опыт могущественной цивилизации, в боль -шей мере воспринимали близкое им восточноазиатское цивилизациорнное ^ начало в целом, а не конкретно китайское. К тому же они уже пустили глу - ^ бокие корни в «монгольской» зоне, ибо в массе своей оставались кочевни - * ками, а не оседлыми. Даже «хань эр» (китаизированные), жившие в погра - § ничных районах, часто уходили к киданям. <£
На стадии этой модели обе стороны чётко определили себя по отноше нию друг к другу как:
1) жители одной восточноазиатской зоны;
2) в то же время антиподы — кочевники / земледельцы;
3) обладающие самобытной культурой;
4) создатели собственной страны (так считали кидани, но не китайцы), которая, по словам киданьского правителя, не хуже другой.
В данном случае может быть использована формула Н.Я. Бичурина: «на востоке Азии существует государство, которое по своей противоположно сти во всём с прочими государствами составляет редкое, загадочное яв ление в политическом мире. Это — Китай, в котором видим всё то же, что есть у нас, и в то же время видим, что всё это не так, как у нас» [1, с. 29]. Следует подчеркнуть, что сказанное может быть отнесено и к киданьско му государству.
Третья модель отношений создаётся в период противостояния кидань ской империи Ляо и китайских государств.
Многовековому китаецентризму начинает противостоять медленно формирующийся киданецентризм. Это хорошо видно по восприятию дву мя сторонами мира в Шаньюане (1004 г.). Если для киданей это был до -говор равных, то китайцы воспринимали свою империю сверхдержавой. Они оказались хитрее «варваров» и, отдав киданям ряд территорий, вза мен получили множество экономических выгод.
Кидани в этот период сделали многое для сохранения сложившихся в регионе отношений. В частности, по сути, именно кидани, взяв «под кон троль» северный Китай, спасли его от окончательного распада в период пяти династий. Они не стали полностью аннексировать регион сами и фак тически обезопасили его от аннексии со стороны других сил. Многие кочев ники осуществляли набеги туда, тангутское государство Си Ся взвешивало свои возможности. Китайские династии передохнули и снова объедини -лись в рамках могущественной империи Сун. И Ляо признало это объеди -нение! Сун, по сути, являлась правопреемницей Танской империи, и кида -ни это поняли и признали, тем более что «Пять династий» позиционировали себя ниже киданей.
Особую роль в познании друг друга и некотором размывании этнокуль турного барьера сыграли переходы киданей или китайцев на другую сто -рону. Жившие на фронтире «хань эр» многие знания и навыки передали киданям. Они чаще всего и были теми «китайцами», которых активно ис пользовал основатель империи Елюй Апоки. Следует отметить, что слово «китайцы» в текстах не означало принадлежность именно к ханьцам. Вдоль Великой стены, по обеим её сторонам, издавна селились кочевые и полукочевые выходцы с «варварского» севера (ухуани, сяньби, тюрки, кидани). ^ Если они не возражали против китайского управления, территория их оби -^ тания автоматически включалась в состав того или иного округа. Инород-* цам, как правило, жаловались и ханьские фамилии. Исходя из этого, легко § предположить, что «китайцы», массово переселявшиеся в первые годы ки -^ даньского государства, как правило, и были этими людьми. Разумеется, они
находились под существенным воздействием китайской культуры и не мог ли жить по чисто киданьским законам и порядкам. Для них и создавалась особая система управления.
Им присваивали китайские имена, под которыми они и фигурируют в источниках, но они оставались по сути своей прежними «варварами». Собственно китайские крестьяне и горожане не хотели уходить к киданям, наоборот, при приближении киданей и их войск убегали вглубь страны.
Этот фронтир, или «серая зона», постепенно расширялся, правда, пре имущественно на севере. Ляо и Сун пытались регулировать площадь дан ной зоны. Кидани даже пошли на создание особого «южного» государст венного механизма.
При этом запускалось несколько механизмов установления близких от ношений между народами. И те, и другие беглецы были чаще всего бедны ми, представителями низов. Они испытывали постоянную ностальгию по родине, старались помочь ей всем, чем можно.
Кидани могли не принимать многое из конфуцианства ещё и потому, что его рецепты могла использовать кочевая аристократия. Политичес кая рецептура Китая действительно подразумевает обязательное наличие старой наследственной аристократии: «Правящий с помощью добродете ли подобен полярной звезде, которая занимает своё место в окружении созвездий» [2, с. 140].
Существование и эволюция дихотомий «кидани — китайцы» и «Ляо — Сун» имело особое значение, ибо первые века II тысячелетия были време -нем окончательного оформления феодализма. В данном случае выявля лись не только цивилизационные различия, но и формационные факторы развития. Мы имеем дело с двумя вариантами феодализма на основе раз ных видов хозяйства — скотоводства и земледелия. При анализе восточно азиатской истории это обязательно надо учитывать, видеть формационно цивилизационный крест. Безусловно, кидани первыми сформировали развитое феодальное общество на основе кочевого скотоводства.
В итоге мы видим, что конкурируют разные цивилизации, разные эко номики, разные этносы, разные варианты феодализма, разные культуры, разные философии развития, разное понимание государства. Это разно системные государства. Они сосуществуют в экстремальных условиях, и это резко стимулиует принципиальное размежевание двух аграрных феодализмов.
Процесс этот принципиальный и экзистенциальный. Одним из его непо средственных и грандиозных последствий станет «мировая война» XIII в. как военное противостояние двух феодализмов.
И всё же при Ляо и Сун, несмотря на то, что между ними были стыч -ки, доминировало активное экономическое и культурное сотрудничество, партнёрство в урегулировании международных конфликтов.
В период гибели империи Ляо (первая четверть XII в.) сложилась мо - ^ дель жёстких конфронтационных отношений двух разносистемных госу- * дарств. Наблюдалось сильное идеологическое и политическое противо - § стояние, шли крупномасштабные военные действия. <£
Если рассматривать эти отношения в широкой амплитуде, то нужно ви деть существенное и важнейшее.
Ляо по комплексной государственной мощи превзошла и китайскую империю Сун, и тангутское государство Да (Си) Ся. Тем не менее кидани всегда выступали за равенство сторон. Отдельные их высказывания о своей силе или даже превосходстве в чём либо свидетельствуют лишь о том, что они знали себе цену, а не пользовались этим так, как им это приписывалось.
В действительности шло взаимодействие разных вариантов восточ -ноазиатского цивилизационного комплекса (представлены одновременно и Сун, и Ляо) или по меньшей мере трансазиатского (государство Ляо имело выходы в Сибирь, на Средний Восток, к тюркам, мусульманской культуре).
Все указанные модели взаимодействия киданей и китайцев в той или иной степени сосуществовали на всём протяжении истории. Китай в прин ципе никогда не мог отказаться от китаецентризма, а у киданей было двойственно диалектическое восприятие Китая: они ощущали себя частью северного мира (Монголия, Южная Сибирь), но по уровню развития и фор -ме политической организации оторвались от него, хотя и не стали частью мира южного.
По сути, они создали свой собственный мир, который оказался в силу этого довольно искусственным. Это не китайская империя, но и у кочевни -ков феномена «коренного государства» (бэньго) тоже нет. В результате сла бость киданьского мира удвоилась. Да и сама по себе «имперская» конст рукция как поле перманентной трансформации слаба.
Несомненно, что положительного заряда в этих отношениях присутст -вовало больше, чем негативных моментов. Можно применить традицион ную китайскую формулу «сань цикай» («отделять три от семи»): 70% по -ложительных и 30% негативных элементов и явлений [5, с. 315]. Высчитать точное соотношение сложно, но главное здесь — активное взаимодействие, а конфронтация вторична.
Оба эти варианта работали одновременно, и обе стороны упрекали друг друга в лицемерии и предательстве. На самом деле на севере Китая и в Монголии «боролись» два сценария будущего развития. Китай стремил -ся вернуть в прежнее состояние северян, а именно киданей. Остальные ко чевники их устраивали, и они сталкивали их с киданями. Даже в чжурчжэ нях они видели сначала лишь разрушителей Ляо и начали бороться с ними, только когда те стали создавать свою империю.
Кидани строили свой мир и в Китае видели другое государство, а в се верянах видели лишь «варваров» (по этой причине последний киданьский император Елюй Тяньцзо не принял план принца Елюй Даши по спасению государства путём обращения за помощью к северным племенам) и стара лись не допускать их в пределы «киданьской земли». Наоборот, туда стара лись переселять других «варваров», например бохайцев.
Мы видим разные долгосрочные внешнеполитические стратегии. Если кидани выступали за мирное сосуществование, то Китай боролся за вос становление системы «империя — варвары».
Именно наличие и столкновение этих стратегий, отсутствие у кида ней такого же долговременного внешнеполитического опыта, как у китай цев, и вызывало различные негативные моменты. Отдельные кочевые роды не всегда подчинялись центральной власти и осуществляли самовольные набеги на Китай. Сдерживание киданей со стороны Китая приводило к ми -нимизации экономических контактов, даже к использованию санкций, ожесточённой информационной «холодной войне» — всё это сказывалось не только в пределах самого Китая, но и среди кочевников и непосред ственно самих киданей.
Важным методом информационной войны и, соответственно, искаже ния правды о киданях было собирание сведений о них. Записки послов и путешественников стали «свидетелями» в этом деле, в них намеренно подби рался материал об экзотике киданей (их обычаях, традициях), политическая и уголовная хроника. Много писалось об их невежестве, дикости, лицеме -рии, безнравственности. О достижениях киданей почти ничего не писалось.
Таким образом, против киданей на всём протяжении их истории шла интенсивная, далеко не всегда успешная гибридная война. Никогда и ни с кем китайцы не боролись так упорно и так трудно. Это уникальный слу -чай! Если не считать западных киданей, с которыми активно враждовали мусульмане, чаще ожесточённее, чем между собой. Дело здесь не в том, что кидани были чужими на территории Восточного Туркестана, — они реально могли создать долговечную империю и резко ослабить мусульманский мир.
Киданям, единственному народу в тогдашней тюрко монгольской зоне, пришлось ожесточённо бороться именно с оседлыми государствами, ибо они резко вырвались вперёд по сравнению с другими кочевниками.
При анализе данной темы часто рассматриваются не стратегии, а поли -тические интересы. Соответственно, часто историю отношений делят лишь на этапы [3], не замечая, что цивилизационная стратегия всегда неизменна, а интересы и механизмы изменчивы и подвижны. К тому же это стратегия именно элиты, а не неких безликих киданей. Любая элита смотрит далеко вперёд. У племенной аристократии на первом месте интересы, у локальной знати — выгода. Здесь налицо вековая заслуга киданьской элиты.
Другое дело, что и кидани, и Китай использовали так называемую дис персную стратегию [5, с. 316], когда отношения строят по - разному с разны -ми акторами. Главное же в том, что они всё же определяются цивилизаци -онной парадигмой. У Китая вечный китаецентризм, стремление выстроить однополярный мир, у Ляо — выстраивание многополярного мира. Одно полярность Китая предполагает, что кочевая экономика становится при датком Китая, упраздняется суверенитет Ляо, а влияние Китая простира ется до конца экономической выгодной зоны (Южная Сибирь), китайская культура доминирует на уровне элиты и аристократии (для знати она не обязательна).
Аграрная экономика, которая существовала в обоих государствах, замкнута сама на себя, преимущественно локальна, и по этой причине преобладали краткосрочные интересы. Союзничество было невозможно
в принципе, даже с тангутским государством Си Ся, а тем более с кочев никами. Уже по этой причине территория между Ляо и Сун всегда была дугой напряжённости.
По разному между киданями и Китаем шли экономическое взаимодей ствие и политический диалог. Экономика и её интересы не были в центре внимания, ибо это были разные экономики. Во внешнеполитической сфе ре было мало точек пересечения. Кидани преимущественно ориентирова лись на кочевой мир, у них была самодостаточная экономика, из Китая получали в основном предметы роскоши. Через Ляо лишь частично шли и товары из мусульманского мира. Китай же ориентировался на матери ковую торговлю.
В обоих обществах существовали представления о «китайской угрозе» и «киданьской угрозе». Это тоже сдерживало сближение стран. Интеллек -туалы обоих государств не могли и не хотели активно общаться друг с дру гом, что само по себе говорит об их самобытности. В Китае на первом месте находилось конфуцианство, в Ляо — буддизм и тенгрианство.
В итоге практически всегда существовала ситуация «наверху тепло, а внизу холодно», но чаще доминировало взаимное неприятие, прикрывае мое холодной вежливостью.
Неприязненное отношение к киданям в Китае проявляется в той или иной мере и сейчас: они рассматриваются как бандиты, захватчики, вар вары, застойное общество, и это невзирая на то, что кидани создали мощ ную культуру и империю. Более того, им вменяется в вину желание поко -рить Китай, которому удалось отстоять свою независимость.
Стоит отметить, что в то время ещё не существовали многие положе ния современного международного права, в частности формально не ра ботал один из основных принципов международных отношений — воспри нимать партнёра таким, каков он есть. А кидани не опускали имиджевый статус ниже реального, признавали желание своего партнёра позициони ровать себя по - своему. Китайцы же не только не признавали статус ки -даньского государства как законной этатической конструкции (сделали это лишь в XIII в., и то после ожесточённых споров и под нажимом монголов), но и объявляли его, по сути, преступной организацией, созданной для на -падений и грабежей.
Стоит отметить, что кидани никогда не заключали наступательные союзы против Китая, а империя Сун пошла на коалицию с чжурчжэнями с целью уничтожения Ляо. Её союз с Цзинь был направлен на то, чтобы «спилить» империю Ляо, как дерево, а потом на этом месте сделать новые «посадки» — занять территорию мелкими государствами или племенами, == но не новым «деревом».
Подводя итог, можно сказать, что в целом отношения между киданя -^ ми и китайскими государствами были сложными и включали как военные ^ операции, так и дипломатические акции. Очевидно, что оба государства * не ставили перед собой задачи полной ликвидации соседа и старались из -§ влечь максимум преимуществ из общения друг с другом. Ляо стало мощ -<£ ным заслоном для проникновения кочевых племён в китайские пределы
и хорошим противовесом в отношениях с тангутами, тибетцами и други ми народами Восточной Азии. Киданям южные соседи давали возможность активно перенимать «общемировую» восточноазиатскую культуру, исполь зовать сложившиеся торговые коммуникации, южные рынки для сбыта своей продукции и получения необходимых товаров.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ
1. Бичурин Н.Я. Китай в гражданском и нравственном состоянии. М.: Восточный дом, 2002. 432 с.
2. Древнекитайская философия / под ред. Л.В. Литвиновой. М.: Мысль, 1971. Т. 1. 363 с.
3. Думан Л.И. Проблемы внешней политики киданей в VII—X вв. н.э. // Восточная Азия и соседние территории в средние века. Новосибирск: Наука, 1986. С. 13—21.
4. Е Лун - ли. Цидань го чжи (История государства киданей). М.: Наука, 1979. 607 с.
5. Мясников В.С. Семь особенностей и семь моделей отношений России с Китаем (Россия и Китай на пороге тысячелетий) // Российское самодержавие и бюрокра -тия. М.; Новосибирск: Древлехранилище, 2000. С. 306—325.
6. China among Equals. The Middle Kingdom and It's Neighbors, 10th— 14th Centuries / ed. by M. Rossabi. Berkeley: University of California Press, 1983. 419 p.
7. The Chinese World Order. Traditional China's Foreign Relations / ed. by J.K. Fairbank. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1968. 416 p.
8. Wittfogel K.A., Feng Chia - Sheng. History of Chinese Society — Liao (907—1125). Phi -ladelphia, 1949. 751 p.
REFERENCES
1. Bichurin N.Ya. Kitay v grazhdanskom i nravstvennom sostoyanii [China in Civil and Moral Condition]. Moscow, Vostochnyy dom Publ., 2002, 432 p. (In Russ.)
2. Drevnekitayskaya filosofiya [Ancient Chinese Philosophy]. Ed. by L.V. Litvinova. Mos -cow, Mysl' Publ., 1971, vol. 1, 363 p. (In Russ.)
3. Duman L.I. Problemy vneshney politiki kidaney v VII—X vv. n.e. [Problems of Foreign Policy of the Khitans in the 7th — 10th Centuries]. Vostochnaya Azia i sosednie territo-rii v srednie veka [East Asia and Neighbouring Territories in the Middle Ages]. Novo -sibirsk, Nauka Publ., 1986, pp. 13—21. (In Russ.)
4. E Lun - li. Tsidan'go chzhi (Istoriya gosudarstva kidaney) [The History of the Khitan State]. Moscow, Nauka Publ., 1979, 607 p. (In Russ.)
5. Myasnikov V.S. Sem' osobennostey i sem' modeley otnosheniy Rossii s Kitaem (Ros -siya i Kitay na poroge tysyacheletiy) [Seven Features and Seven Models of Relations between Russia and China (Russia and China at the Turn of the Centuries)]. Rossiyskoe samoderzhavie i byurokratiya [Russian Autocracy and Bureaucracy]. Moscow, Novo -sibirsk, Drevlekhranilishche Publ., 2000, pp. 306—325. (In Russ.)
6. China among Equals. The Middle Kingdom and it's Neighbors, 10th—14th Centuries. Ed. by M. Rossabi. Berkeley, University of California Press Publ., 1983, 419 p. (In Eng.)
7. The Chinese World Order. Traditional China's Foreign Relations. Ed. by J.K. Fairbank. Cambridge (Mass.), Harvard University Press Publ., 1968, 416 p. (In Eng.)
8. Wittfogel K.A., Feng Chia - Sheng. History of Chinese Society — Liao (907—1125). Phi -ladelphia, 1949, 751 p. (In Eng.)
