CC BY
58
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2020 История Выпуск 1 (48)
УДК 902/904.(470.5)
10.17072/2219-3111-2020-1-34-49
К ВОПРОСУ О ВЕРХНЕЙ ДАТЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ ГЛЯДЕНОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ: ДИНАМИКА КУЛЬТУРНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ7
М. Л. Перескоков
Пермский государственный национальный исследовательский университет, 614990, Пермь, ул. Букирева, 15 pereskokoff@yandex.ru
Рассматриваются вопросы определения верхней даты существования гляденовской культуры в Среднем Прикамье. Обсуждаются теоретические подходы к определению основных признаков культуры, причин их смены и факторов, влияющих на это. Трансформация гляденовской культуры в раннесредневековые культуры Прикамья (ломоватовскую и неволинскую) представляется как сложный и постепенный процесс, связанный как с естественными факторами (изменение климата, сокращение ресурсной базы) так и с социально-экономическими изменениями (появление инокультурных воинских групп, изменивших социальную структуру гляденовского общества и погребальные традиции), внутренними конфликтами. Все это привело к локальным миграциям гляденовского населения и формированию на его основе туйско-гаревского локального варианта - ломоватовской культуры, а на основе сылвенской территории -неволинской культуры. В тот же период происходит упадок в центральном локальном варианте гляденовской культуры - пермском. Широкая долина р. Камы в ходе изменения климатических условий в рамках раннесредневекового климатического пессимума, вероятно, становится непригодной для ведения хозяйства, и гляденовское население полностью покидает её в начале VI в., переселяясь в ареалы распространения ломоватовской и неволинской культур. Предложенная подробная хронология и периодизация финала раннего железного века в Пермском Прикамье позволяет соотнести верхнюю дату гляденовской культуры на большинстве территорий с комплексами культурно-хронологического горизонта Тураево - Кудаш и датировать ее первой четвертью V в., когда гляденовское население покидает территорию либо начинают формироваться постгляденовские культуры. Для центра гляденовской культуры - мулянской и качкинской территории пермского локального варианта и черновской территории осинского локального варианта - верхней датой можно считать V вв. и соотнести со временем покидания гляденовским населением широкой долины р. Кама.
Ключевые слова: гляденовская культура, культурно-хронологический горизонт Тураево - Кудаш, курганно-грунтовый могильник, костище, хронология.
Вводные замечания
Определение периода на рубеже раннего железного века и раннего Средневековья в Пермском Прикамье до настоящего времени вызывает у исследователей серьезные разногласия, основа которым была заложена еще в 50-80-е гг. XX в. Недостаточность датирующих вещей на поздних гляденовских костищах, отсутствие четко датируемых погребальных комплексов этого времени и вызвали противопоставление гляденовским древностям курганных погребальных комплексов, которые получили в литературе название «харинские», появление которых связывалось в основном с миграцией в Прикамье зауральского населения [Генинг, 1959; Генинг, Голдина, 1973; Голдина, 2004]2. Курганные погребения харинского типа в Верхнем Прикамье В.Ф. Генинг и Р.Д. Голдина датировали V - первой половиной VI в. и связывали с харинским этапом ломоватовской культуры [Генинг, Голдина, 1973. с. 87]. Аналогичные погребальные комплексы в Сылвенско-Иренском поречье Р.Д. Голдина соотносила с бродовской и верх-саинской стадиями неволинской культуры, которые датировала последней четвертью IV-V в. и VI в. соответственно [Голдина, 2012, с. 206-207]. Основной исследователь гляденовских древностей Ю.А. Поляков верхнюю границу культуры определял VI в., а курганные погребения считал гляденовскими и относил их к её финальному этапу [Поляков, 2001, с.19]. Таким образом, серьезные разногласия касаются не только финальной даты гляденовской культуры, но и
© ПерескоковМ. Л., 2020
нижних дат раннесредневековых культур Пермского Прикамья. Предложенные даты смены не только культур, но и эпох соотносились лишь с появлением подкурганных погребений и сводились к этнокультурным процессам.
Сегодня стало очевидным, что смена культур Прикамья - сложный социокультурный процесс, вызванный различными факторами, как естественными (климатические, экологические, сокращение ресурсной базы и пр.), так и социально-экономическими, и изучение данного события представляется важнейшей задачей, которую не удастся решить без уточнения хронологии указанного периода. Мною была предложена подробная периодизация финала раннего железного века в Пермском Прикамье [Перескоков, 2018а], констатировалось развитие ранне-средневековых культур на гляденовской основе, однако вопрос о верхней дате гляденовской культуры отдельно не разбирался и, несомненно, заслуживает специального рассмотрения.
Теоретический аспект
Для понимания теоретических аспектов этого вопроса необходимо уточнить некоторые понятия. Чтобы провести хронологическую границу археологической культуры (в данном случае гляденовской), в первую очередь надо определить понятие археологической культуры. Определений этого термина много, но одним из наиболее удачных, хотя и достаточно общим является классическое определение А.Л. Монгайта: «археологическая культура - это условный термин, употребляемый археологами для обозначения комплекса археологических памятников, объединенных общим временем, общей территорией и характеризуемых общими чертами» [Монгайт, 1955, с. 13-14]. Таким образом, археологическая культура, являясь определенным таксономическим уровнем анализа и осмысления археологического материала, отражает определенную стадию его развития (которое может быть неодинаково в разных его аспектах) [Перескоков, 2014, с.378]. Ю.А. Поляков, аргументируя самостоятельность гляденовской культуры, ключевыми признаками ее считал тип и устройство жилища, керамику и её орнаментацию, погребальный обряд, уровень производительных сил [Поляков, 1967. с.198-199]. Как уже отмечалось, стоит учитывать также единство территории, являющееся одним из ключевых признаков археологической культуры, и специфику святилищных комплексов (костищ), имеющую большое значение для гляденовской культуры. Отсюда смена археологических культур предполагает изменение этих признаков (всех или большинства), возможно, вследствие эволюционных изменений или внешних воздействий как естественного, так и антропогенного характера. За исключением ситуаций, связанных с гибелью культуры (например, гибель населения в результате природных и антропогенных катастроф и освоение территории инокультурным населением), изменения эти не могут произойти мгновенно. Так как они связаны с наиболее инертными и традиционными чертами жизни населения, то и переход от одной археологической культуры к другой, несомненно, требует переходного периода, если эти культуры имеют преемственность.
Появляющиеся инновации распространяются постепенно, и изменения происходят последовательно в разных признаках культуры, соответствуя общей тенденции развития и появлению (или заимствованию) принципиально новых технологий. Часть признаков может остаться и вовсе без изменений [Массон, 1996, с. 39-40]. Большей изменчивости подвержены области, связанные с изменением технологий производства и модернизацией хозяйственных процессов (при технологических скачках), а также признаки материальной культуры, связанные с «модой». В то же время те традиционно работающие технологические схемы, где не появляется новых технологических решений, остаются неизменными и не подвергаются пересмотру. Изменения в них могут быть вызваны объективными факторами, такими как изменение природно-климатических условий, стихийные бедствия, войны.
Значительное изменение всех или большинства признаков культуры может быть связано с полной или частичной сменой населения, что также должно иметь обоснование, подтверждаться хронологией, отражаться в археологических признаках.
Признаки археологической культуры и её социально-экономический аспект
Подробный анализ материалов финала раннего железного века в Пермском Прикамье [Перескоков, 2018] позволяет выявить динамику эволюции основных культурообразующих признаков.
Жилища и керамические комплексы рубежа раннего железного века и раннего Средневековья рассмотрены нами в отдельных работах [Перескоков, 2011, 2015, 2018; Васильева, Минга-лев, Перескоков, 2018]. Для них характерны две домостроительные традиции: долговременные бревенчатые дома, имеющие ряд конструктивных особенностей, и легкие каркасно-столбовые постройки для сезонной и промысловой деятельности. Их сосуществование продиктовано функциональным назначением построек, и нет необходимости связывать их с каким-то ино-культурным влиянием. Обе традиции начинали складываться еще в ананьинское время, продолжали существовать на среднем и позднем этапах гляденовской культуры, в Средневековье, что прослеживается по данным этнографии [Черных, 2008].
В то же время в VI-VII вв. отмечаются некоторые специфические элементы жилищ, связанные в основном с появлением каменных печей типа «чувал» (рис. 1) [Черных, 2008, с.65-68]. Специфика таких отопительных устройств, как каменные печи на неволинских памятниках Сылвенско-Иренского поречья, может объясняться большим распространением по берегам рек бассейна р. Сылва природного камня, пригодного для строительства печей и выдерживающего высокие температуры. К таким породам можно отнести карбонатные породы, в первую очередь известняки, доломиты и кальцит, которые легко выдерживают температуру до 700-800 C°, достаточную для печей такого типа, причем при нагревании их прочность увеличивается. На территории других локальных вариантов гляденовской культуры данные породы залегают ниже и не имеют выходов в виде кор выветривания. Здесь наиболее распространенным камнем является кварцит в речных обнажениях, что и обусловило его частое применение в отопительных устройствах, но в основном его использовали для сооружения «каменок» - теплообменников, которые накапливали тепло, так как строить саму печь из галек достаточно проблематично. Сами же печи были глинобитными. Каркас строился из веток, затем обмазывался глиной, высушивался и обжигался.
Фиксация подобных объектов на территории гляденовской культуры затруднительно. Так как жилища были исключительно наземные или слабо углубленные, отопительные конструкции располагались на уровне пола или завышались для улучшения притока воздуха, а вследствие повсеместной распашки верхних горизонтов археологических памятников обычно полностью разрушались, поэтому они могут быть зафиксированы лишь по значительным скоплениям обломков глиняной обмазки. В ряде случаев такие объекты атрибутированы исследователями как открытые очаги, что вызывает сомнение. В соответствии с уровнем развития металлургии и металлообработки гляденовцы прекрасно знали физику горения, свойства глины и различных природных флюсов, без труда могли построить горн для выплавки черного металла из руды, умели использовать поддув, следовательно, соорудить примитивную печь для них не составило бы особого труда. Такие печи присутствуют в постройках на поселении-могильнике Мокинское I [Васильева, Мингалев, Перескоков, 2018], в том числе с разрушенной пахотой «каменкой».
Таким образом, указанные особенности домостроительной традиции, появившиеся в VI-VII вв. в Сылвенско-Иренском поречье, можно считать технологическим приспособлением к окружающей сырьевой базе.
Анализ керамики показывает в целом единство керамических комплексов позднего этапа гляденовской культуры и начальных этапов раннесредневековых культур в Пермском Прикамье3, за исключением некоторых незначительных различий, отражающих локальную специфику [Перескоков, 2015; 2018, с. 84-88]. После VI в. эта локальная специфика усиливается и начинает отражать уже культурное своеобразие керамики неволинской и ломоватовской культур.
На позднем этапе гляденовской культуры происходит существенная трансформация погребального обряда (рис. 2). Характерный для раннего железного века обряд ингумации, с деревянными конструкциями в погребениях и наличием «домов мертвых», дополняется не свойственным этой территории обрядом обезвреживания погребенных, зафиксированным на Верх-не-Ирьякском и Мокинском могильниках, а также курганным обрядом. Это связано с притоком в Прикамье пришлых воинских групп4. В результате смешения местных и пришлых погребальных традиций формируется своеобразный погребальный обряд, который в дальнейшем станет характерным для всех могильников харинского типа, в котором сочетаются курганная и бескурганная части. Курганы после растворения в местной среде собственно носителей обряда становятся критерием высокого статуса, а не «этническим маркером». Обряд сооружения кур-
ганов идеологически сливается с местной традицией «домов мертвых» [Перескоков, 2015а; 2018, с. 33-44], что прослеживается на материале Мокинского могильника [Коренюк, Мельни-чук, Перескоков, 2011; Васильева, Мингалев, Перескоков, 2018, с. 111]. Развитие обряда обезвреживания погребенных и обряда кремации (менее распространенного, чем ингумация, но также характерного для Прикамья и особенно для Европейского Северо-Востока) порождает такие формы обряда, как частичная кремация, полная кремация, частичная ингумация [Перескоков, 2018, с.34-44].
Эти изменения сочетаются с эволюцией гляденовских костищ - специфических святилищ, связанных с масштабными жертвоприношениями животных (в основном домашних), принесением в жертву украшений, бус, наконечников стрел, вотивных предметов, которые являются отличительным признаком именно гляденовской культуры. Богатейшие на раннем этапе, к концу функционирования культуры они заметно беднеют и постепенно перестают функционировать.
Такая серьезная трансформация целого ряда консервативных обрядов имеет ряд причин. Наиболее важными из них, на мой взгляд, являются причины как естественного, так и социального-экономического характера. Раннему и среднему этапам гляденовской культуры соответствует период римского климатического оптимума, характеризующийся смягчением климата и потеплением. Увеличение численности гляденовского населения в первые века нашей эры, которое подтверждается резким увеличение количества памятников на территории пермского локального варианта, приводит к необходимости освоения новых территорий. Так, начинают активно осваиваться нижнее течение рек Сылва и Чусовая, а также территории туйско-гаревского локального варианта - бассейн рек Обва и Туйско-Гаревское поречье [Перескоков, 2018, с.109].
Римский оптимум сменяется пессимумом раннего Средневековья, характеризующимся похолоданием, и соотноситься с появлением в Прикамье небольших групп тяжеловооруженных воинов - носителей курганного обряда погребения, которое связано с миграционными процессами эпохи Великого переселения народов, что ускоряет изменение социальной структуры гля-деновского общества. Постепенная деградация костищ, перенос части обрядовой деятельности на могильники, подтверждающийся появлением на могильниках жертвенников, аналогичных известным на костищах, вероятно, вызваны потерей доминирующей позиции в гляденовском обществе служителей культа, которая предполагается в раннегляденовский период. Представляется, что в этом процессе важную роль сыграло падение уровня жизни населения. В период расцвета костищ он был весьма высок, судя по значительному количеству домашнего скота, который приносился в жертву, а также по обилию металлопластики, бус и предметов импорта на костищах.
С первых веков нашей эры в связи с увеличением количества населения начинается борьба за территории широкой долины реки Кама, необходимые для животноводства. Нехватка пойменных земель заставила население осваивать поймы сначала крупных, а затем и более мелких притоков. Ухудшение климатических условий в IV-V вв. в Северном полушарии [Голдина, 2004, с. 253; Седов, 1994, с. 297; Клименко, 2001] привело к похолоданию, увлажнению и заболачиванию пойменных лугов, что вызвало еще больший дефицит пастбищных территорий, которые являлись жизненно необходимым ресурсом. В это время отмечается появление большого количества городищ со сложной системой укреплений, состоящей из двух и более валов и рвов и значительного количества воинских погребений. Вероятно, борьба за все уменьшающиеся ресурсы, которые давала камская пойма, привели к вооруженным столкновениям между различными группировками гляденовского общества, что еще больше способствовало развитию внутренних миграционных процессов. Пик «колонизации» пришелся на V - первую половину VI в. В этот период позднегляденовское население осваивает территорию Сылвенско-Иренского поречья, Верхокамья, бассейн р. Косы, верхнего течения Камы, верховьев Камы [Коренюк, Перескоков, 2012; Перескоков, 2013, 2018, с. 106-113]. К этому же времени относится появление позднегляденовского населения на территории Печорского и Вычегодского бассейнов, а также в бассейне р. Чепца. К концу V - началу VI в. широкая пойма р. Кама южнее устья р. Чусовой полностью заброшена, вероятно, вследствие полной непригодности пойменных территорий для ведения хозяйства.
Хронологический аспект
Созданная нами схема периодизации финала раннего железного века в Пермском Прикамье [Перескоков, 2018, с. 89-105] предполагает деление гляденовской культуры на три этапа: ранний (III в. до н.э. - I в.), средний (I в.- начало III в.) и поздний (начало III в. - первая четверть V в.)
Остановимся на характеристике позднего этапа. К нему отнесены материалы второй и третьей выделенных хронологических групп.
Вторая хронологическая группа (рис.3) включает комплексы из Красноярского, Верхне-Ирьякского, Мокинского могильников. Группа датируется началом III - серединой IV в., что основывается на появлении трехсоставных пряжек, выполненных в фасетированном стиле, с коротким прогнутым язычком, пряжек с расширением на язычке. Достаточно широкое распространение в это время получили крупные халцедоновые бусы и диски - навершия мечей. Интересны жертвенные комплексы (подарочные наборы), включающие крупную халцедоновую бусину, бисер, другие типы бусин, возможно, дополнительные предметы: бронзовые цепочки, украшения. Такие наборы в погребениях можно считать маркером данной хронологической группы [Коренюк, Перескоков, Юкова, 2018]. Импортные вещи достаточно редки. Поясная гарнитура этого времени представлена в основном рамчатыми железными пряжками с коротким, не выступающим за рамку язычком, без щитка и со щитком.
Хронологическая группа характеризуется бедностью материальной культуры и своеобразным синкретизмом. С одной стороны, продолжают бытовать и развиваться местные архаичные типы вещей, принадлежностей костюма и украшений, с другой стороны, появляется достаточное количество предметов римского, сарматского и центрально-европейского круга. Причем помимо дальних импортов встречается значительное количество вещей, заимствованных у ближних соседей - родственных культур пьяноборского круга. Интересны воинские погребения ранней по времени части Мокинского могильника (89, 98, 105, 105), которые могут быть датированы серединой - второй половиной III в. и, вероятно, связаны с первой волной проникновения на территорию гляденовской культуры пришлых воинских групп. Материалы данной хронологической группы синхронизируются и дополняются материалами поздних костищ, частично материалами Гляденовского и Юго-Камского костищ, а также единичными находками на поселениях, которые в это время чрезвычайно бедны.
Третья хронологическая группа (рис. 3) представлена погребениями Красноярского, Ку-дашевского, Мокинского, Качкинского, Калашниковского, Бурковского и Бродовского могильников. В целом группа имеет облик второй группы и характеризуется развитием более ранних типов, эволюционирующих под влиянием импортных образцов. Вместе с тем обнаруживается широкий комплекс вещей, не характерных для Прикамья, связанных с появлением пришлых воинских группировок.
Набор вещей неоднороден, происхождение их относится к двум этапам. Вещи первого этапа характерны для позднесарматского (предгуннского) времени. Это сбруйные наборы коробчатых наконечников ремней малых размеров из Бродовского могильника (26/1), халцедоновые навершия мечей (рис. 4-25) из Кудашевского могильника (17) [Безуглов, 2000. с. 169-193], специфические накладки (рис. 4-7-8) из Бродовского могильника (27/1) [Боталов, Гуцалов, 2000, с. 53-54, 56], полихромная пряжка (рис. 4-7) из Бродовского могильника (25/1) [Малашев, 2000, с. 204; Овчинников, 2005]. По аналогии с позднесарматскими материалами, в частности, Тугозвоново, эту группу вещей можно датировать поздним IV в. [Малашев, 2000, с. 204]. Причем, так как эти вещи явно попали на территорию Прикамья уже в комплексах и в очень короткий промежуток времени вместе с их носителями(!), они не должны запаздывать в отличие от ряда вещей предыдущего периода.
Для следующего этапа характерны пряжки с плотно прилегающим язычком, не выходящим за середину рамки (рис. 4-2-4, 11, 20,26-28), предметы полихромного стиля с перегородчатой инкрустацией (Мокинский, Кудашевский могильники) (рис. 4-1, 6), пряжки и накладки в форме лунниц (рис. 4-15-17, 28-29), выполненные в раннесасанидской традиции [Казанский, 2002, с. 193-197], связанные уже с предгуннским временем. Эту группу вещей можно датировать третьей четвертью IV - началом V в. Четко разделить комплексы не представляется возможным, так как некоторые наборы содержат вещи обеих групп, что, вероятно, связано с не-
равномерностью и несинхронностью собирания комплекса вооружения и снаряжения носителями ввиду разности возраста и различия условий, что хорошо видно на материалах Кудашев-ского и Тураевского могильников. Эти комплексы нами предложено рассматривать в рамках культурно-хронологического горизонта Тураево - Кудаш [Перескоков, 2014, 2018, с. 104]. Материалы данной хронологической группы соответствуют финалу существования гляденовских костищ, а также с материалам ряда поселений (селище Пеньки, Горюхалихинское и Черновское I городища).
Выводы
Таким образом, начало позднего этапа гляденовской культуры связано с началом существования второй хронологической группы (начало III в.), которая отражает начало изменений в материальной культуре, заключающихся в исчезновении архаичных типов поясной гарнитуры, и началом постепенного включения Прикамья в Европейскую культурную традицию («моду»). Третья хронологическая группа включает вещи Тураевско-Кудашевского культурно-хронологического горизонта при сохранении ряда вещей второй хронологической группы. Их появление не изменило общей тенденции развития материальной культуры. Наоборот, оно ее подтолкнуло. Приток большого количества импортных вещей был катализатором развития местных типов общеевропейского стиля. Вместе с тем уникальные вещи хронологического горизонта Тураево - Кудаш присутствуют во многих погребальных комплексах, но связаны они только с носителями этих вещей (пришлыми воинами), и рассматривать их надо как специфическое явление. Поэтому считаем обоснованным объединение второй и третьей хронологических групп в поздний этап гляденовской культуры. Верхняя граница этапа будет определяться временем прекращения активного функционирования гляденовских костищ. Это связано с изменением социальной системы в позднегляденовском обществе и трансформацией вождества, что повлекло за собой аккумуляцию богатств в руках правящей (воинской) верхушки, а не в руках жречества, и привело к постепенному упадку крупных святилищ и их трансформации в другие, более локальные и менее ресурсозатратные формы. Таким образом, границы позднего этапа существования гляденовской культуры можно обозначить началом III и первой четвертью V в., и её финал будут маркировать комплексы культурно-хронологического горизонта Тураево - Кудаш. В течение этого периода уже окончательно сформировались все локальные варианты и территории гляденовской культуры.
Следующий этап (четвертая хронологическая группа) характеризуется как переходный (вторая треть V - конец V в.), во время которого происходит дальнейшее развитие гляденов-ской культурной основы, в которую были включены новые формы социальной организации и новые элементы погребальной обрядности. Курганный обряд на этом этапе окончательно теряет этнический признак и становится признаком высокого социального статуса. Это период начала генезиса новых культурных образований, завершившийся к VII в., начала формирования их отличительных признаков. Представляется обоснованным разделить рассмотренные материалы географически на основании указанных ранее различий и локальной специфики, которая позднее стала ключевой в генезисе близкородственных ломоватовской и неволинской культур5. Вместе с тем необходимо констатировать их синхронность и близость (также близки к курганным погребениям поломской культуры и курганно-грунтовым могильникам в республике Коми). Различие в материальной культуре комплексов неволинской и ломоватовской культур отмечается в основном в керамическом материале, причем в рамках специфики локальных вариантов. Тем не менее на этом этапе происходит постепенное запустение поймы Камы в районе г. Пермь и самой густонаселенной территории гляденовской культуры - Мулянской, которая являлась её ядром и на которой расположено Гляденовском костище. Сформировавшиеся же на среднем и позднем этапах Туйско-Гаревской локальный вариант и сылвенская племенная территория становятся очагами формирования новых раннесредневековых культур, а расположенные на их территориях малые костища перестают активно функционировать. Находки на Га-ревском и Панкрашинском костищах вещей VII в. [Лепихин, 2007, с. 111-112] говорят о том, что некоторые обрядовые действия сохранились и в ломоватовское время, и еще раз доказывают генетическую преемственность культур (рис. 5).
Таким образом, верхняя дата периода существования гляденовской культуры в Осинском локальном варианте, а также на территориях Туйско-Гаревского локального варианта и Сыл-
венской территории, где начинается генезис раннесредневековых культур, маркируется временем появления погребальных комплексов культурно-хронологического горизонта Тураево -Кудаш, т.е. первой четвертью V в.
Для территории центрального варианта культуры - Пермского (Мулянской и Качкинской территорий), а также для Черновской племенной территории Осинского локального варианта верхнюю границу существования гляденовской культуры можно обозначить V/VI в., что документируется хронологией погребений Мокинского могильника [Перескоков, 2018а; Мингалев, Мингалева, Перескоков, 2019], соотнеся её со временем покидания широкой долины р. Кама гляденовским населением, что хронологически соответствует негативным климатическим изменениям, связанным с пессимумом раннего Средневековья. До VI в. сохраняются лишь памятники микрорегиона вокруг городища Черновское I (Черновская территория Осинского локального варианта), что, вероятно, связано с их расположением на водном пути по малым рекам от Камского берега к Туйско-Гаревскому и Обвинскому микрорегионам формирующейся ломоватовской культуры.
Рис. 1. Типо-хронологическая схема развития древнепермского жилища (по Е.М. Черных, 2008, рис. 80, с дополнениями автора). 1. Аргыжское городище; 2. Заюрчим I; 3. Городище Чеганда II 4; Зародятское селище; 5. Федотовское городище; 6. Городище Иднакар; 7. Роданово городище
Рис. 2. Схема эволюции погребального обряда в Пермском Прикамье на рубеже раннего железного века и раннего Средневековья. 1-4. Могильник Верхний Ирьяк, раскопки С.Н. Коренюка (по М.Л. Перескокову, 2018); 5, 9. Могильник Качка (по В.Ф. Генингу, 1959а); 6-8, 10-11. Мокинский могильник (по М.Л. Перескокову, 2018; Васильевой, Мингалеву, Перескокову, 2018); 12. Могильник Чазево I (по В.В. Мингалеву. 2011); 13-14. Неволинский могильник
по Р.Д. Голдиной, 2012)
Рис. 3. Поздний этап гляденовской культуры. 1-3, 7-19. Мокинский могильник; 4. Ильинский музей; 5-6. коллекция Теплоуховых (1 - п. 93; 2-3. Мокинский могильник, находки вне комплексов; 1-2. рисунки М.Л. Перескокова с оригиналов; 4. Ильинский музей, рисунок А.А. Красноперова с оригинала; 5-6. коллекция Теплоуховых (по Спицыну, 1901); 7-19. раскопки Н.В. Соболевой, 1990, рисунки А.Е. Старкова (по М.Л. Перескокову, 2018а)
Рис. 4. Финал гляденовской культуры. Культурно-хронологический горизонт Тураево - Кудаш.
1, 18-20, 26-29. Мокинский могильник; 9-10, 17, 21-24, 25, 30. Кудашевский могильник; 2-5, 7-8, 11-16. Бродовский могильник. 1. Раскопки Н.В. Соболевой, 1991. (по М.Л. Перескокову, 2018); 18-20, 26-29. Раскопки М.Л. Перескокова, 2013 (по В В. Мингалеву, М.Л. Перескокову, 2014); 9-10, 17, 21-24, 25, 30 (по О.А. Казанцевой, 2004а; 2004б); 2-5, 7-8, 11-16
(по Р.Д. Голдиной, 1986)
Рис. 5. Развитие племенных территорий в Пермском Приуралье в раннем железном веке и расселение позднегляденовского и постгляденовского прапермского населения в раннем Средневековье (по М.Л. Перескокову, 2018)
Примечания
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 19-78-10050 «Ранний железный век и эпоха Великого переселения народов в Приуралье: адаптация, миграция и культурная трансформация в изменяющейся природной среде»).
2 Историографию вопроса см. [Перескоков, 2010, 2018а].
3 Н.С. Батуева и Д.В. Шмуратко в своей недавней работе [Батуева, Шмуратко, 2018] подвергли критике мою точку зрения: «Из недавних публикаций можно отметить статью М.Л. Перескокова... [Перескоков, 2015]...в которой автор отмечает принципиальную "невозможность разделить керамику позднегляденов-ского и харинского времени", из чего делается вывод о том, что ее оставило одно население. Таким образом, сам факт происхождения памятников харинского типа в результате миграции инокультурного населения ставиться под сомнение» [Батуева, Шмуратко, 2018, с. 150], противопоставив ей мнение В.В. Мингалева [Мингалев, 2009]. Вероятно, исследователи плохо знакомы с литературой по этой проблеме. Моя точка зрения на генезис памятников харинского типа излагалась многократно, и нет оснований на ней здесь останавливаться [Перескоков, 2014, 2015а, 2018]. Она в целом сходна с мнением В.В. Мингале-ва, но есть серьезные разногласия в вопросах методики и интерпретации результатов статистических исследований, на что я всегда указываю [Мингалев, Перескоков, 2016; Васильева, Мингалев, Перескоков, 2018; прим.]. Изучение технологии древних производств вызывает интерес так как, к сожалению, работы по технологии гончарства в Пермском Прикамье немногочисленны. Тем не менее стоит остановиться на ряде моментов, которые вызывают вопросы. Выборка сосудов, обнаруженных на всех исследованных памятниках, составляет 67, что не может быть признано достаточным и тем более не может считаться случайной выборкой. На каждом памятнике исследовано от 9 до 14 сосудов, что для многих не превышает статистической погрешности с учетом общего количества найденных там сосудов (статистику по их количеству см. [Мингалев, 2019; Перескоков, 2018]). Таким образом, дальнейшие статистические исследования попросту не имеют смысла и вряд ли имеют отношение к реальности. Само использование керамики как источника (иногда единственного) для этнических реконструкций уже обсуждалось многократно в острых дискуссиях и вызывает обоснованную критику [Белых, 2013; Голдина, Напольских, 2013; Перескоков, 2018, с.84-88]. Но Н.А. Батуева и Д.В. Шмуратко предлагают новый «этнический маркер» -содержание навоза в составе керамического теста, и, по их мнению, истоки данной традиции «есть основания искать в культуре, связанной с сарматским миром Южного Урала» [Батуева, Шмуратко, 2018, с. 155]. Вероятно, исследователям не известно, что основой хозяйства населения Пермского Прикамья в раннем железном веке и раннем Средневековье было именно скотоводство [Коренюк, Мельничук, Перескоков, 2018]. Набор примесей в керамическом тесте, с моей точки зрения, имеет исключительно территориальную специфику. Керамическая посуда - расходный материал, поэтому отношение к ней утилитарное. Какая бы ни была устойчивая традиция, если конкретный компонент керамического текста отсутствует на территории проживания (или перемещения), то он будет быстро заменен тем, что имеет близкие свойства и находится под рукой. В этом отношении показателен фрагмент талькированной керамики, который подтверждает связи гляденовского населения с Зауральем (что и так не вызывало сомнений), но сам по себе не может являться ни признаком миграции, ни «этническим маркером».
4 Очевидно, что появившиеся в Прикамье пришлые воинские группировки встроились в местную социально-политическую структуру и возглавили её, что способствовало её усложнению и большей стратификации [Перескоков, 2018а]. Незначительные по количеству отряды были быстро ассимилированы местным населением и не оставили значительного следа в этническом облике гляденовцев.
5 Для памятников Сылвенско-Иренского поречья это бродовский этап неволинской культуры, для Верхнего Прикамья - раннехаринский этап ломоватовской культуры [Перескоков, 2018, с. 104-105].
Библиографический список
Батуева Н.С., Шмуратко Д.В. Керамические традиции памятников харинского времени в Пермском Предуралье: однотипность или разнообразие? // Самарский научный вестник. 2018. №1 (22). С. 149-156.
Безуглов С.И. Позднесарматские мечи (по материалам Подонья) // Сарматы и их соседи на Дону: Матер. и исслед. по археологии Дона. Ростов н/Д: ООО «Терра», НПК «Гефест», 2000. Вып. I. С.169-193.
Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю. Гунно-сарматы Урало-Казахстанских степей. Челябинск: Рифей, 2000. 269 с.
ГенингВ.Ф. Могильник Качка // Отчеты К(В)АЭ. М.: Б. и., 1959а. Вып.1. С. 196-209.
Генинг В.Ф. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа // Тр. Казан. филиала АН
СССР. Сер. гуманит. наук. Казань: Б. и., 1959. Вып. 2. С. 157-219.
Генинг В.Ф., Голдина Р.Д. Курганные могильники харинского типа в Верхнем Прикамье // Вопросы археологии Урала. Свердловск, 1973. Вып.12. С. 60-125.
Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2004. 422 с.
Голдина Р.Д. Исследование курганной части Бродовского могильника // Приуралье в древности и средние века. Устинов: Б. и., 1986. С. 47-98.
Голдина Р.Д. О датировке и хронологии неволинской культуры (конец IV - начало IX в.) // Древности Прикамья эпохи железа (VI в. до н.э. - XV в. н.э.): хронологическая атрибуция: Матер. и исслед. Камско-Вятской археол. экспедиции. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2012. Т. 25. С. 203-285.
Голдина Р.Д. Неволинский могильник VII-IX вв. в Пермском Предуралье. Ижевск: Б. и., 2012. 472 с.
Казанский М.М. Пряжки раннесасанидской традиции в Северной Евразии // Первобытная археология. Человек и искусство: Сб. к 70-летию Я.А. Шера. Новосибирск: Б. и., 2002. С. 193197.
Казанцева О.А. Каталог археологических памятников Бардымского района Пермской области. Ижевск: Б. и., 2004а. 176 с.
Казанцева О.А. Кудашевский могильник - памятник эпохи великого переселения народов в Среднем Прикамье // Удмуртской археологической экспедиции - 50 лет: Матер. Всерос. науч. конф., посв. 50-летию Удмурт. археол. эксп. и 80-летию со дня рождения В.Ф. Генинга. Ижевск: Б. и., 2004б. С. 132-139.
Клименко В.В. Климат и история от Конфуция до Мухаммада // Восток. 2000. №1. С. 5-31. Колобов А.В., Кулябина Н.В., Мельничук А.Ф. Античная гемма из Пермского Приуралья // Археология и этнография Среднего Приуралья. Березники: Б. и., 2001. Вып.1. С. 103-107. Коренюк С.Н., Мельничук А.Ф., Перескоков М.Л. Возникновение и развитие производящей экономики в таежной зоне Среднего Приуралья (поздний энеолит - начало раннего средневековья) // Тверской археол. сб. Вып. 11: Матер. 18 и 20-го заседаний науч.-метод. семинара «Тверская земля и сопредельные территории в древности» / под ред. И.Н. Черных. Тверь: Триада, 2018. С.18-30.
Коренюк С.Н., Мельничук А.Ф., Перескоков М.Л. Погребальный обряд поздней части Мокин-ского могильника в Среднем Прикамье (по материалам раскопок 1994 г.) // Вестник Пермского университета. История. 2011. Вып.1 (15). С. 65-80.
Коренюк С.Н., Перескоков М.Л. К вопросу об этнокультурной ситуации в Прикамье в середине I тыс. н.э. // Исслед. по средневековой археологии Евразии. Казань: РИЦ, 2012. С. 133-141. Коренюк С.Н., Перескоков М.Л., Юкова М.К. Бусы могильника Верхний Ирьяк // История и культура Российского Севера в исследовательском, образовательном и просветительском измерениях: Матер. I съезда историков Республики Коми (31 марта - 4 апреля 2015 г.). Сыктывкар: Б. и., 2018. Ч.3. С. 12-15.
Красноперов А.А. Полихромные предметы с перегородчатой инкрустацией в Прикамье («догунн-ский» стиль перегородчатых инкрустаций) // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. Конф. 3. Тула: Б. и., 2012. С. 218-254. Малашев В.Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону: Матер. и исслед. по археологии Дона. Ростов н/Д: ООО «Терра», НПК «Гефест», 2000. Вып. I. С. 194-232.
Массон В.М. Исторические реконструкции в археологии. Самара: Изд-во гос. пед. ун-та, 1996. 102 с.
Мингалев В.В. Особенности внутрикурганных конструкций могильника Чазево I // Тр. Камской археол.-этногр. экспедиции. Пермь: Б. и., 2011. Вып. 7. C. 52-68.
Мингалев В.В., Мингалева М.К., Перескоков М.Л. Бусы Мокинского могильника III-V/VI вв. в Пермском Прикамье // Поволжская археология. 2019. № 3 (29). С. 202-221.
Мингалев В.В., Перескоков М.Л. Результаты охранных раскопок Мокинского могильника III-VI вв. в Пермском Прикамье // Проблемы сохранения и использования культурного наследия: история, методы и проблемы археологических исследований: Матер. VII науч.-практ. конф. «Сохранение и изучение недвижимого культурного наследия Ханты-Мансийского авто-
номного округа - Югры», посв. 90-летию со дня рождения В. Ф. Генинга (Нефтеюганск, 14-16 мая 2014 г.). - Екатеринбург: Изд-во Горбуновой, 2014. С. 255-261. Монгайт А.Л. Археология в СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1955. 436 с.
Овчинников Ф.В. О происхождении харинской поясной гарнитуры (к вопросу о происхождении культуры харинского типа) // Матер. по археологии Европейского северо-востока. Сыктывкар: Б. и., 2005. С. 47-61.
Перескоков М.Л. Археологические критерии социальной структуры населения Пермского Прикамья на позднем этапе гляденовской культуры (по материалам Мокинского могильника III-V/VI вв. н.э.) // Stratum Plus. 2018а. №4. C.47-70.
Перескоков М.Л. Древнепермское жилище в финале раннего железного века // Препод"ватель XXI век. 2011. Вып.3. Ч.2. С. 231-238.
Перескоков М.Л. Керамические комплексы памятников финала раннего железного века в Пермском Прикамье // Вестник Пермского университета. История. 2015. Вып.1. С. 99-113. Перескоков М.Л. Культурно-хронологический горизонт Тураево - Кудаш: теоретический аспект // Тр. IV (XX) Всерос. археол. съезда в Казани. Казань: Отечество, 2014. Т. 2. С. 378-381. Перескоков М.Л. Некоторые итоги изучения хозяйства населения гляденовской культуры Пермского Прикамья // Археол. наследие Урала: от первых открытий к фундаментальному научному знанию: Матер. Всерос. (с междунар. участием) научной конференции. Ижевск: Б. и., 2016. С.175-178.
Перескоков М.Л. Пермское Приуралье в финале раннего железного века: монография / Перм. гос. нац. исслед. ун-т. Пермь, 2018. 320 с.
Перескоков М.Л. Территория и локальные варианты позднего этапа гляденовской культуры в Пермском Прикамье // Вестник Пермского университета. История. 2013. Вып. 1 (21). С. 58-66. Перескоков М.Л. Эволюция курганного погребального обряда в Прикамье // IV Северный археол. конгресс. 19-23 октября 2015 г. Ханты-Мансийск; Екатеринбург: Б. и., 2015а. С. 197-199. Поляков Ю.А. Гляденовская культура // Археология и этнография Среднего Приуралья. Березники: Б. и., 2001а. Вып.1. С. 10-19.
Поляков Ю.А. Итоги изучения памятников гляденовской культуры в Верхнем и Среднем Прикамье // Учен. зап. Перм. гос. ун-та. Пермь: Б. и., 1967. Вып. 148. С. 197-215. Седов В.В. Славяне в древности. М.: Изд-во «Научно-производственное благотворительное общество "Фонд археологии"», 1994. 344 с.
Спицын А.А. Древности Камской Чуди по коллекции Теплоуховых. СПб.: Б. и., 1902. 150 с. Черных Е.М. Жилища Прикамья (эпоха железа). Ижевск: Б. и., 2008. 272 с.
Дата поступления рукописи в редакцию 23.04.2019
ON THE QUESTION OF THE UPPER DATE OF GLYADENOVO CULTURE: DYNAMICS OF CULTURAL TRANSFORMATION
M. L. Pereskokov
Perm State University, Bukirev str., 15, 614990, Perm, Russia pereskokoff@yandex. ru
The article deals with the issues of determining the upper date of the Glyadenovo culture of the Middle Kama region. Theoretical approaches to the definition of the main features of culture, the reasons for their change and the factors influencing it are considered. The transformation of the Glyadenovo culture into the early medieval cultures of the Kama region (Lomovatovo and Nevolino) is represented as a complex and gradual process associated with both natural factors (climate change and reduction of the resource base) and socio-economic changes (the emergence of foreign cultural military groups that changed the social structure of the Glyadenovo society and burial traditions), as well as internal conflicts. All this led to local migrations of the Glyadenovo population, and the formation of the Tuy-Garevo local variant of the Lomovatovo culture on its basis and of the Nevolino culture on the basis of the Sylva territory. In the same period, there is a decline in the central Perm local version of the Glyadenovo culture. The territory of the broad valley of the river Kama, due to changing climatic conditions in the framework of the early medieval climatic pessimum, probably became unsuitable for farming, and the Glyadenovo population completely left it in the early 6th century, moving to the areas of the Lomovatovo and Nevolino cultures. The proposed fractional chronology and periodization of the final of the early Iron Age of the Perm Kama region allows the author to correlate the
upper date of the Glyadenovo culture in most territories with the complexes of cultural-chronological horizon of the Turaevo-Kudash and to date it back to the first quarter of the 5th century, when the Glyadenovo population either left the territory or the early formation of post-Glyadenovo cultures started. For the center of Glyadenovo culture - the Mulyan and Kachkinsk territory of the Perm local variant and the Chernovsk territory of the Osin local variant, the 5th - 6th centuries can be considered the upper date, which correlates with the time of the departure of the Glyadenovo population from the wide valley of the Kama river.
Key words: Glyadenovo culture, cultural and chronological horizon of Turaevo-Kudash, mound burial, ground burial, sacred place, chronology.
References
Batueva, N.S. & Shmuratko D.V. (2018), "Ceramic traditions of monuments of the Harino period in the Perm pre-Urals: uniformity or diversity?", Samarskiy nauchny vestnik, №1 (22), pp. 149-156.
Bezuglov, S.I. (2000), "Late Sarmatian swords (based on the materials of Don region)", in Guguev, Yu.K. (ed.), Sarmaty i ih sosedi na Donu: Mater. i issled. po arheologii Dona [Sarmatians and their neighbors on the Don: Materials and research on the archaeology of the Don], OOO «Terra», NPK «Gefest», Rostov-on-Don, Russia, Vol. 1. pp. 169-193. Botalov, S.G. & S.Yu. Gutsalov (2000), Gunno-sarmaty Uralo-Kazahstanskih stepey [Hunno-Sarmatians of the Ural-Kazakhstan steppes], Rifey, Chelyabinsk, Russia, 269 p.
Chernyh, E.M. (2008), ZhilishhaPrikam'ya (yepohazheleza) [Housing of Kama region (Iron age)], w.p., Izhevsk, Russia, 272 p.
Gening, V.F. (1959), "An essay on the ethnic cultures of the Kama region in the iron age", in Trudy Kazanskogo filiala AN SSSR. Ser. gumanit. nauk [Proceedings of the Kazan branch of the USSR Academy of Sciences. Series of humanitarian sciences], w.p., Kazan, USSR, Vol. 2, pp. 157-219.
Gening, V.F. (1959a), "Burial Kachka", in Otchety K(V)AE [Reports of the K(B)AE], w.p., Moscow, USSR, Vol.1, pp. 196-209.
Gening, V.F. & R.D. Goldina (1973), "Burial mounds of the Harin type in the Upper Kama region", in Gening, V.F. (ed.), Voprosy arheologii Urala [Archaeology issues of the Urals], w.p., Sverdlovsk, USSR, Vol. 12, pp. 60-125. Goldina, R.D. (1986), "Research of the mound part of the Brodovo cemetary", in Priuralye v drevnosti i srednie veka [Urals in antiquity and the Middle Ages], w.p., Ustinov, USSR, pp. 47-98.
Goldina, R.D. (2004), Drevnyaya i srednevekovaya istoriya udmurtskogo naroda [Ancient and medieval history of the Udmurt people], «Udmurtskiy universitet», Izhevsk, Russia, 422 p.
Goldina, R.D. (2012), "About the dating and chronology of the Nevolino culture (late IV - early IX c. AD)", in Goldina, R.D. (ed.), Drevnosti Prikamya epohi zheleza (VI v. do n.e. -XVv. n.e.): hronologicheskaya atributsiya: Mater. i issled. Kamsko-Vyatskoy arheol. ekspeditsii [Antiquities of Prikamye of the Iron Age (6th century BC - 15th century AD): chronological attribution: Mater. and research of the Kama-Vyatka archaeol. expeditions], Udmurtskiy universitet, Izhevsk, Russia, Vol. 25, pp. 203-285.
Goldina, R.D. (2012), Nevolinskiy mogil'nik VII-IX vv. v Permskom Preduralye [Nevolino burial ground of the 7th - 9th centuries in the Permian Urals], w.p., Izhevsk, Russia, 472 p.
Kazanskiy, M.M. (2002), "Buckles of the early Sasanian tradition in Northern Eurasia", in Pervobytnaya arheologiya. Chelovek i iskusstvo: Sb. k 70-letiyu Ya.A. Shera [Primitive Archaeology. A man and art: Collection of articles to the 70th anniversary of Y.A. Sher], w.p., Novosibirsk, Russia, pp. 193-197.
Kazantseva, O.A. (2004a), Katalog arheologicheskih pamyatnikov Bardymskogo rayona Permskoy oblasti [Catalog of archaeological sites of the Barda district of the Perm region], Izhevskiy poligraficheskiy kombinat, Izhevsk, Russia, 176 p.
Kazantseva, O.A. (2004b), "Kudashevo burial ground - a site of the Great migration period in the Middle Kama region" in Udmurtskoy arheologicheskoy ekspeditsii - 50 let: Mater. Vseros. nauch. konf., posv. 50-letiyu Udmurt. arheol. eksp. i 80-letiyu so dnya rozhdeniya V.F. Geninga [Udmurt archaeological expedition - 50 years: Mater. of all-Russian scientific conf. to the 50th anniversary of Udmurt. archaeol. exp. and the 80th birthday of V.F. Gening], Udmurtskiy institut istorii, yazyka i literatury UrO RAN, Izhevsk, Russia, pp. 132-139.
Klimenko, V.V. (2000), "Climate and history from Confucius to Muhammad", Vostok, №1, pp. 5-31 Kolobov, A.V., Kulyabina, N.V. & A.F. Mel'nichuk (2001), "Antique gem from the Permian Urals", in Arheologiya I etnografiya Srednego Priural'ya [Archeology and Ethnography of the Middle Urals], w.p., Berezniki, Russia, Vol.1, pp. 103-107.
Korenyuk, S.N. & M.L. Pereskokov (2012), "On the question of the ethno-cultural situation in the Kama region in the middle of the first Millennium AD", in Rudenko, K.A. (ed.), Issledovaniyapo srednevekovoy arheologii Evrazii [Studies on medieval archaeology of Eurasia], RIC, Kazan, Russia, pp. 133-141.
Korenyuk, S.N., Mel'nichuk, A.F. & M.L. Pereskokov (2011), "Burial ritual of late part of Mokino burial ground in the Middle Kama Region (on archeological data of 1994)", Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya, Vol. 1 (15), pp. 65-80. Korenyuk, S.N., Mel'nichuk, A.F. & M.L. Pereskokov (2018), "The emergence and development of a productive economy in the taiga zone of the Middle Urals (late Eneolithic - early middle ages)", in Chernyh, I.N. (ed.), Tverskoy arheologicheskiy sbornik, Vol. 11: Mater. 18 i 20-go zasedaniy nauch.-metod. seminara «Tverskaya zemlya i sopredel'nye territorii v drevnosti» [Tver Archaeological Collection, Vol. 11: Materials of the 18th and 20th meetings of the scientific methodological seminar "Tver land and adjacent territories in antiquity"], Izd-vo Triada, Tver, Russia, pp. 18-30.
Korenyuk, S.N., Pereskokov, M.L. & M.K. Yukova (2018), "Beads from Upper Iryak burial", in Istoriya i kul'tura Rossiyskogo Severa v issledovatel'skom, obrazovatel'nom i prosvetitel'skom izmereniyah: Mater. I syezda istorikov Respubliki Komi (31 marta - 4 aprelya 2015 g.) [History and culture of the Russian North in research, educational and enlightenment dimensions: Materials of the 1st congress of historians of the Komi Republic (March 31 - April 4, 2015)], In-t yaz., lit. i istorii Komi NC UrO RAN, Syktyvkar, Russia, Vol.3, pp. 12-15.
Krasnoperov, A.A. (2012), "Polychrome obyects with cloisonne inlays in the Kama region ("before the Huns" style of cloisonne inlays)", in Lesnaya i lesostepnaya zony Vostochnoy Evropy v epohi rimskih vliyaniy i Velikogo pereseleniya narodov [Forest and forest-steppe zones of Eastern Europe in the era of Roman influences and the Great Migration], Vol. 3, Gosudarstvennyy muzey-zapovednik «Kulikovo pole», Tula, Russia, pp. 218-254.
Malashev, V.Yu. (2000), "Periodization of belt typefaces of the late Sarmatian period", in Guguev, Yu.K. (ed.), Sarmaty i ih sosedi na Donu: Mater. i issled. po arheologii Dona Dona [Sarmatians and their neighbors on the Don: Materials and research on the archaeology of the Don], OOO «Terra», NPK «Gefest», Rostov-on-Don, Russia, Vol. 1, pp. 194-232. Masson, V.M. (1996), Istoricheskie rekonstruktsii v arheologii [Historical reconstructions in archaeology], Izdatel'stvo gos. pedagogicheskogo universiteta, Samara, Russia, 102 p.
Mingalev, V.V. (2011), "Features of internal structures of the Chazevo I burial ground", in Trudy Kamskoy arheologo-etnograficheskoy ekspeditsii [Proceedings of the Kama archaeological and ethnographic expedition], w.p., Perm, Russia, Vol. 7, pp. 52-68.
Mingalev, V.V. & M.L. Pereskokov (2014), "Results of security excavations of the Mokino burial ground of the 3d - 6th centuries in the Perm Kama region", in Borzunov, V.A. (ed.), Problemy sohraneniya i ispol'zovaniya kul'turnogo naslediya: istoriya, metody i problemy arheologicheskih issledovaniy: Mater. VII nauch.-prakt. konf. «Sohranenie i izuchenie nedvizhimogo kul'turnogo naslediya Hanty-Mansiyskogo avtonomnogo okruga - Yugry», posv. 90-letiyu so dnya rozhdeniya V. F. Geninga (Nefteyugansk, 14-16 maya 2014 g.) [Problems of preservation and use of cultural heritage: history, methods and problems of archaeological research: Materials of VII scientific and practical conference "Preservation and study of the non-movable cultural heritage of the Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug - Ugra", dedicated to the 90th birthday of V.F. Gening], Izd-vo Gorbunovoy, Yekaterinburg, Russia, pp. 255-261. Mingalev, V.V., Mingaleva, M.K. & M.L. Pereskokov (2019), "Beads of the Mokino cemetery (3th - 6th centuries AD) in Perm region", Povolzhskaya arheologiya, № 3 (29), pp. 202-221.
Mongayt, A.L. (1955), Arheologiya v SSSR [Archaeology in USSR], Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR, Moscow, USSR, 436 p.
Ovchinnikov, F.V. (2005), "About the origin of the Harino belt headset (to the question of the origin of the Harino type culture)", in Materialy po arheologii Evropeyskogo severo-vostoka [Materials on the archaeology of the European northeast], Komi nauchny centr Ural'skogo otdeleniya Rossiyskoy akademii nauk, Syktyvkar, Russia, Vol. 17, pp. 47-61. Pereskokov, M.L. (2011), "Ancient Perm dwellings at the end of early Iron Age", Prepodavatel'XXIvek, № 3, Vol.2, pp. 231-238.
Pereskokov, M.L. (2013), "The territory and local variants of the late stage of the Glyadenovo culture in Perm Kama region", VestnikPermskogo universiteta. Istoriya, Vol. 1 (21), pp. 58-66.
Pereskokov, M.L. (2014), "Cultural and chronological horizon of Turaevo-Kudash: theoretical aspect", in Sitdikov, A.G., Makarov, N.A. & A.P. Derevyanko (eds.), Trudy IV (XX) Vserosiyskogo arheol. syezda v Kazani [Proceedings of IV (XX) of the All-Russian Archaeol. congress in Kazan], Otechestvo, Kazan, Russia, Vol. II, pp. 378-381. Pereskokov, M.L. (2015), "Final early Iron Age ceramic of Perm region", Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya, № 1, pp. 99-113.
Pereskokov, M.L. (2015a), "Evolution of burial rites in the Kama region", in Chayrkina, N.M. (ed.), IV Severnyy arheol. Congress [IV North archaeol. congress], Institut istorii i arheologii URO RAN, Khanty-Mansiysk, Yekaterinburg, Russia, pp. 197-199.
Pereskokov, M.L. (2016), "Some results of studying the economy of the population of the Glyadenovo culture of the Perm Kama region", in Chernyh E.M. (ed.), Arheologicheskoe nasledie Urala: ot pervyh otkrytiy k jundamental'nomu nauchnomu znaniyu (XX Ural. arheol. soveshhanie) [The archaeological heritage of the Urals: from the first discoveries to fundamental scientific knowledge (XX Ural archaeological meeting)], Izhevskiy institut komp'yuternyh issledovaniy, Izhevsk, Russia, pp. 175-178.
Pereskokov, M.L. (2018), Permskoe Priuralye v finale rannego zheleznogo veka [Perm Ural region in final of early Iron Age], Perm. gos. nats. issled. un-t, Perm, Russia, 320 p.
Pereskokov, M.L. (2018a), "Archaeological criteria of social structure of the population of the Perm Kama region at the late stage of the Glyadenovo culture (based on the materials of the Mokino burial ground, 3d - 5th/6th centuries AD)", Stratum Plus, № 4, pp.47-70.
Polyakov, Yu.A. (1967), "Results of the study of monuments of the Glyadenovo culture in the Upper and Middle Kama region", Uchenye zapiski Permskogo universiteta [Scientific notes of Perm University], w.p., Perm, Russia, Vol. 148, pp. 197-215.
Polyakov, Yu.A. (2001a), "Glyadenovo culture", in Arheologiya i etnografya Srednego Priural'ya [Archeology and Ethnography of the Middle Urals], w.p., Berezniki, Russia, Vol.1, pp. 10-19.
Sedov, V.V. (1994), Slavyane v drevnosti [Slavs in ancient times], «Fond arheologii», Moscow, Russia, 344 p. Spitsyn, A.A. (1902), Drevnosti Kamskoy Chudi po kollektsii Teplouhovyh [Antiquities of the Kama Chud' in the Teploukhovs collection], w.p., St. Petersburg, Russia, 150 p.
