CC BY
196
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 36 (174).
Право. Вып. 22. С. 5—11.
ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА И КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА
Е. В. Ереклинцева
К ВОПРОСУ О ТРАКТОВКЕ КОНЦЕПЦИИ «СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ»
Рассматривается концепция теории государства и права «суверенная демократия», анализируются ее основные понятия.
Ключевые слова: концепция, суверенная демократия, общественные отношения.
В настоящее время большинство российских ученых справедливо полагают, что основой развития политической, экономической и духовной сфер российского общества должна стать национальная идея, концептуально-идеологическая основа организации общественных отношений и определения стратегии развития страны, отвечающая российскому менталитету и государственным интересам России. При этом следует подчеркнуть, что по-настоящему ослабленной российская государственность оказалась в результате краха радикальных либеральных реформ конца ХХ в., когда существенно пострадали не только основные государственные институты, но и традиции и ценности общества, безопасность государства.
Таким образом, либеральная идеология «прозападного» образца, на которую возлагали надежды многие политические лидеры страны в конце 90-х гг. прошлого века, не только обусловила явные «промахи» во внешней и внутренней политике России, но и вступила в противоречие с национальными социокультурными традициями и особенностями. Политика эклектического соединения плохо стыкующихся элементов из различных моделей политических систем ряда зарубежных государств привела к хронической политической нестабильности. В этой связи особую актуальность приобретают поиск, разработка и исследование гипотетически возможных и теоретически желаемых моделей, обеспечивающих стабильность в развитии российского государства.
Появление на политической арене идеи суверенной демократии в качестве модели развития свободного и эффективного российского государства на базе активной реализации и защиты прав и свобод человека и гражданина породило многочисленные дискуссии1 и негативные оцен-
ки данной концепции2. Прежде всего, это связано с неприятием самой трактовки «суверенная демократия», точнее, ее стержневых понятий: «суверенитет» и «демократия».
Со времени введения Жаном Баденом в науку и политическую жизнь понятия суверенитета прошло уже более четырехсот лет. За это время учение о суверенитете превратилось в весьма сложный и запутанный клубок концепций, доктрин и воззрений. В России, переживающей период внутренней трансформации как в структуре государства, так и в сфере реформирования органов государственного управления, концепция суверенитета исключительно важна для характеристики глубинных процессов, анализ которых позволяет выделить более существенные тенденции в дальнейшем развитии государства3.
Суверенитет — это правовая категория, которая в современной России стала своеобразным символом. Борьба за суверенитет совпала с демократическими преобразованиями в стране. Действительно, при демократическом устройстве государственная власть и власть народа представляют собой одну и ту же систему власти. Тем самым взаимодействие суверенитета и демократии как конституционно-правовых категорий выражается в понятии «народный суверенитет», которое отражено в ст. 3 Конституции РФ. Первичным носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, осуществляющий власть непосредственно, а также через органы государственной власти, которые в силу Основного Закона наделяются полномочиями и функционируют на основе его демократического волеизъявления, образуемого посредством реализации субъективных публично-политических прав граждан. От имени и в интересах народа они реализуют его
суверенные права в государственно-властной сфере. Суверенные права тем самым воплощаются в суверенных правах государства, являются их демократической конституционноправовой предпосылкой.
Если же говорить о суверенитете государства, то считаем необходимым, вслед за позицией профессора С. А. Авакьяна, характеризовать его через такие составляющие, как верховенство, единство, самостоятельность и независимость государства и государственной власти4. Верховенство означает, что только народ или его полномочные государственные органы отражают весь строй общественных отношений и внутригосударственную организацию. Единство на всех уровнях осуществления власти государства обладает одинаковыми сущностью, формами и методами деятельности, а это особенно важно подчеркнуть для «качества» федеративного государства. Самостоятельность и независимость государства и государственной власти проявляются в их действиях, независимых как от политических организаций в данной стране, так и от иностранных государств и международных организаций.
Таким образом, ссылаясь на одну из известнейших аксиом власти знаменитого российского государствоведа И. А. Ильина: «государственная власть в каждом политическом союзе должна быть едина»5 — можно сделать вывод о том, что суверенитет государства является одним из базовых принципов сильного государства, следуя за такими факторами, как легализация и легитимация государственной власти. Однако в настоящее время критерии выражения суверенитета государства и внутри, и вне границ Российской Федерации в Конституции РФ не отражены. В связи с этим встает вопрос о возможности конституционного закрепления основных принципов народного и государственного суверенитета.
Кроме того, сегодня в научной среде идут споры на тему: «Является ли Россия суверенным государством?». Так, с точки зрения М. Рогожникова, Декларация о государственном суверенитете РСФСР от 12 июня 1990 г. и Беловежские соглашения о создании Содружества Независимых Государств «только начали процесс установления Российской Федерацией суверенитета (верховенства политической власти и законов РФ) на всей ее территории и в международных отношениях. Этот процесс далеко не закончен до сих
пор. Он осложняется внешними факторами и в международных отношениях»6.
А. Порфирьев обоснованно отмечает, что процессы глобализации и регионализации вызвали изменения как мировой политической системы в целом, так и внутригосударственных общественных отношений, что, в свою очередь, повлияло на отношение к сущности и качеству суверенитета7. Так, в России в ходе политических и конституционных преобразований (после знаменитой фразы Б. Ельцина, обращенной к регионам: «Берите суверенитета столько, сколько вы его сможете проглотить») начался знаменитый «парад суверенитетов» уже внутри страны, с последствиями которого приходится и ныне бороться с помощью «укрепления вертикали власти».
Сегодня, как никогда, обострилось напряжение между процессами глобализации, размывающими суверенитет, применением во всем мире принципов обеспечения прав человека, вплоть до идеологии «либерального вмешательства» в дела других государств, а начиная с событий 11 сентября 2001 г. и укреплением международных отношений посредством так называемой «войны с терроризмом», с одной стороны, и традиционным, начиная с Вестфальского мира, подходом к государственному суверенитету, с дру-гой8. «Принципиальные» положения, закрепленные вестфальскими мирными договорами, остаются прежними: верховенство, незыблемость и самостоятельность государственной власти на территории государства, независимость в международном общении, обеспечение целостности и неприкосновенности его территории.
Уже после Второй мировой войны принятие ООН Всеобщей декларации прав человека, относительно которой оговорки высказывал как коммунистический, так и исламский мир, ускорило процесс, благодаря которому, во-первых, права человека и право наций на самоопределение противопоставляются принципам государственного суверенитета и территориальной целостности: «Западная наука все более оказывается в роли обслуживающей универсалистскую идею единого мира под эгидой западных идеологических институтов и умышленно сводит суверенитет к правам нации и личности, причем смешивается западное же понятие “нация” с этносом, что позволяет произвольно объявлять любые сепаратистские устремления национально-освободительным движением к самоопределению»9. Во-вторых, национальные
государства упрекают в неспособности обеспечить эффективность суверенитета в условиях глобализации10.
Влияние международных организаций стало всеохватывающим, они регулируют не только внешние, но и внутригосударственные конфликты, определяя при этом собственные приоритеты. Так, можно сравнить влияние ООН на разрешение военного конфликта внутри Российской Федерации на территории Чеченской Республики и нарушения прав человека Соединенными Штатами Америки в Ираке.
Тем не менее в современном мире государства оказались вынужденными в большей степени считаться с международными правительственными и неправительственными организациями, с мировым сообществом в целом. Как подчеркивает С. А. Авакьян, «Российская Федерация не лучшим образом поступила в 1993 году, записав в своей Конституции: “Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы” (ч. 4 ст. 15). Казалось бы, все просто: общепризнанные — значит, и нами признанные. Так подходят к вопросу французы, немцы и другие страны. Ан нет, нам предлагают другое толкование — это может быть признание мирового сообщества, а мы ему должны подчиняться»11. Действительно, было бы более верным оставить только следующую часть той же статьи: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Это и означает, что только с подписанием, проверкой соответствия данного международного договора Конституции РФ и последующей его ратификацией с нашей стороны он имеет для России обязательный характер.
Недавние события, в ходе которых мировое сообщество вслед за Соединенными Штатами Америки признало независимость Косово на основании незаконных действий последней стороны, а также непризнание в качестве суверенных государств Южной Осетии и Абхазии (на основании законных действий) заставляют задуматься о нарушении принципа суверенитета. Вслед за Стивеном Краснером сегодня мы приходим к выводу о том, что государства нарушают или соблюдают международные принципы или правила, «основанные на расчете материальных и идейных интересов, а не на априорных
практиках, проистекающих из неких высших институциональных структур или глубинных порождающих грамматик. Организованное лицемерие — это нормальное состояние вещей»12. Отсюда и так называемые «двойные стандарты» при решении соответствующих вопросов. Тем не менее реальное содержание суверенитета государства именно сегодня становится основой для гарантированности и защиты иных конституционных ценностей. Прежде всего, это связано с появлением в западных странах концепции так называемого «мягкого суверенитета» («управляемой демократии») и попытками реализации ее на практике посредством так называемых гуманитарных интервенций против «неудавших-ся государств». В то же время мы вынуждены считаться с проблемами проявления «народного» и «национального» суверенитетов13, что также приводит к «размыванию» государственного суверенитета.
Таким образом, у суверенитета есть и международная, и национальная сторона14. Но именно вокруг их взаимодействия возникают самые интересные вопросы. Например, декларативная норма ч. 1 ст. 3 Конституции РФ гласит: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Но она сопровождается запрещающей нормой, без четкого указания соответствующего субъекта в ч. 4 той же статьи: «Захват или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону». Начиная с данной формулировки и на протяжении всей Конституции РФ прослеживается несоответствие между понятиями государственного суверенитета и суверенитета народа, поскольку, как правило, носителем государственного суверенитета называют различные институты, в том числе исключительно сильный институт Президента, а суверенитет народа выражается такими относительно слабыми институтами, как Федеральное Собрание, референдум и выборы. Причем народный суверенитет был еще более ослаблен с внесением изменений в законодательство, которые касались вопросов формирования нижней палаты парламента, глав субъектов РФ и ликвидации демократических норм, связанных с указанными процедурами15. Следует отметить, что сегодня последние приобретают более демократическую окраску16.
Конечно, «органы исполнительной власти также призваны выражать волю народа, но в системе, где
процедуры ответственности ex ante, изложенные в Конституции, весьма немногочисленны, неудивительно, что возможность призвать исполнительную власть к ответственности post factum весьма мала»17. Поэтому наиболее интересные дискуссии в области сравнительной демократизации ныне идут вокруг проблем «качества демократии» и прямой зависимости друг от друга понятий «суверенитет» и «демократия» как ценностей, предопределяющих оценку легитимации государственной власти18. Сегодня в России данная проблема особенно актуальна.
Полномочия исполнительной власти согласно Конституции РФ огромны, что позволило создать относительно автономный властный центр без каких бы то ни было вертикальных или горизонтальных ограничений. Некоторые исследователи называют такое положение «режимной системой», которая не ограничена конституционными положениями формального государственного порядка «сверху» и (относительно) не подотчетна системе «снизу»19. Однако следует помнить, что недавнее внесение в Конституцию РФ поправок о расширении контрольных функций Государственной Думы в отношении деятельности Правительства РФ20 не только усилило российский механизм системы сдержек и противовесов, но и реально увеличило ответственность Правительства РФ перед представителями народа. В частности, 6 апреля нынешнего года премьер-министр В. В. Путин выступил перед Государственной Думой с отчетом о деятельности Правительства РФ в 2008 году21.
Таким образом, борьбу за «реальный суверенитет» следует начинать с анализа самого термина. Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что «реальный суверенитет» представляет собой взаимное сочетание эффективного «народного суверенитета» и сильного «суверенитета государства». Такое сочетание будет напоминать нам формулу идеального государства, поскольку первая ее составляющая олицетворяет фундаментальный демократический принцип, а вторая — реальный статус государства на международной арене. На сегодняшний день наиболее популярным является такое определение «реального суверенитета», как «способность государства на деле (а не декларативно) самостоятельно проводить свою внутреннюю, внешнюю и оборонную политику, заключать и расторгать договоры, вступать или не вступать в отношения стратегического партнерства и т. п.»22. Однако
в данном случае затронута только одна сторона исследуемой категории — государственная. То есть, мы видим, что сегодня «реальные» категории — это наиболее злободневные явления. Действительно, именно ценностные ориентиры и модели развития страны теперь стали предметом конкуренции.
В связи с вышеизложенным можно утверждать о том, что терминологический кризис понятия «суверенитет» в юридической науке исходит не только из многогранности данного явления, но и из противопоставления его классических принципов современному правовому содержанию термина. Сущность данного понятия сложно определить как ученым, так и простым гражданам. К сожалению, мы не сталкивались со статистическими исследованиями, касающимися определения отношения граждан РФ к категории «суверенитет». Интересные данные приведены Всероссийским центром общественного мнения, озвученные на заседании «круглого стола», организованного партией «Единая Россия» 28 ноября 2006 г., на тему «Суверенная демократия: от идеи — к доктрине»23. При опросе граждан выясняли их отношение к таким понятиям, как собственность, конкурентоспособность, справедливость, суверенитет. Выяснилось, что термин «суверенитет» понятен государственным служащим и политологам, но в спектре массовых ожиданий он не обладает легитимностью. Так, молодежь про суверенитет практически ничего не знает; старшее поколение сталкивалось с данным понятием в исключительно отрицательном смысле — «парад суверенитетов» России 90-х гг., который привел к такому катаклизму, как распад СССР. Положительное и отрицательное отношение к суверенитету смогли выразить лишь 14 % опрошенных, в то время как о понятии «справедливость» определенно высказались 58 %, о правах человека 35 % респондентов. К сожалению, среди этих данных не указывается: где проходил опрос, какое число респондентов было опрошено и т. д. Тем не менее, указанные цифры показывают, что к концу 2006 г., когда среди ученых, политиков, журналистов только начинали разгораться споры о «суверенной демократии», обыватели вообще не понимали, о чем идет речь. Директор Всероссийского центра общественного мнения указал на то, что партии, которая включает этот термин в свою программу, предстоит провести с населением огромную работу по его разъяснению. Для этого доктрина
суверенной демократии должна стать массовой и понятной всем.
Действительно, если мы посмотрим на категорию «суверенитет» под другим углом, то найдем совершенно иные данные. Так, по итогам опроса РОМИР, еще в начале 2000 г. среди ответов на вопрос: «Чего Вы ожидаете от Президента, за которого будете голосовать?» — одно из первых мест по степени значимости занял ответ: «Возвращения стране статуса великой державы». Данная позиция была определена на фоне множества других актуальнейших российских проблем24. Следует помнить, что в отечественной политико-правовой мысли идея суверенитета государства первоначально возникла как идея самодержавия. В дореволюционном госу-дарствоведении термин «самодержавие» употреблялся для обозначения внешней независимости Российской империи в лице русского императора25. Тем самым категория «державности», или суверенитета, не является чуждой российским гражданам26.
Кроме того, позиция и действия России, связанные с разрешением грузино-южно-осетинского конфликта, очень понятно «разъяснили» массам и напомнили мировому сообществу, что такое суверенитет. В свою очередь, действия России в спектре глобального экономического кризиса еще раз уточнили сущность исследуемой категории. К сожалению, данные выводы в настоящий момент связаны исключительно с внешней оценкой ситуации. Хотелось бы верить, что в ближайшее время мы будем опираться на действительно научные статистические данные по этой проблеме. В то же время в работах многих ученых имеется ссылка на то, что суверенитет России уже заложен со времен Ивана Грозного и, прежде всего, это связывают с событиями 1480 г. — стоянием на реке Угре, освобождением русских земель от золотоордынского ига. Действительно, уже Н. М. Карамзин охарактеризовал эпоху Ивана III следующим образом: «Отселе История наша приемлет достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки Княжеские, но деяния Царства, приобретающие независимость и величие»27. Дополнением к словам великого российского историка представляется тезис В. Ю. Суркова о том, что «вся история России от Ивана III — манифестация и интеллектуальной независимости, и государственного суверенитета»28.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что у каждого ученого существует свой ценностный критерий, который становится точкой отсчета для исследования и рассуждений о суверенитете. Исследуя различные стороны суверенитета («народный суверенитет» и «суверенитет государства»), мы выяснили, что именно данная категория выступает предпосылкой и условием утверждения незыблемости демократической основы государства. Под понятием «реальный суверенитет» предлагается понимать взаимное сочетание и реализацию принципов народного и государственного суверенитета. Только при условии их качественного взаимодействия концепция суверенной демократии будет отражать свою сущность.
Что касается непосредственно понятия «демократия», то негативные оценки и споры относительно данного явления прежде всего связаны с поиском так называемой «настоящей» демократии29. Очевидно, что рассуждения подобного рода имеют исключительно популистский характер, так как направлены либо на оправдание агрессивных действий государства, либо служат для давления на другие народы в целях удержания их в рамках собственного господства. Классическим примером подобной политики служат действия Соединенных Штатов Америки, хотя американская модель демократического устройства общества является одной из старейших мировых систем и теоретически опирается на исключительно гуманистические принципы. С другой стороны, Россия, избрав демократический путь развития и оперируя теми же понятиями, что и США, и Европа, не может найти с последними «общего языка» в развитии той самой демократии. Пользуясь одинаковыми терминами, мы имеем в виду разные вещи. Погоня за «истинными» американскими и западноевропейскими демократическими ценностями, противоречащее им историческое наследие родной «народной» демократии и вытекающие из нее «иные» демократии, специфическое воплощение в жизнь демократических норм Конституции РФ не дают возможности российским гражданам положительно относиться к данному многоликому явлению.
Преамбула Конституции РФ закрепляет суверенитет и демократию в качестве фундаментальных конституционных целей и принципов. Причем важнейшую роль и значение для их идентификации и интерпретации имеют и иные
ценностные образы, последовательно составляющие аксиологическую композицию «вступительной части» конституционного текста. Однако многие граждане России видят эти ценности с позиции иных демократических государств. При построении российской государственности мы не всегда учитываем нашу историю, природные, географические и демографические условия, многонациональность и многоконфес-сиональность, территориальные масштабы страны, национальное правосознание и т. д. Словом, все то, на чем акцентировали внимание классики российской правовой мысли30. И российская действительность нам доказывает это: мы не являемся добросовестными налогоплательщиками, как американцы, мы не тактичны и законопослушны, как немцы, мы не чтим своих старых традиций, как англичане. Всепоглощающий правовой нигилизм невозможно искоренить либеральными методами, а «усиление вертикали власти» всегда было верным способом для установления порядка и стабильности, к чему и стремится российское общество.
Таким образом, благодаря своим «стержневым» понятиям концепция суверенной демократии соответствует основным ценностям российского конституционализма, приоритетам внутренней и внешней политики нашего современного государства. Ключевые категории данной идеи оказывают руководящее и гармоничное воздействие на всю конституционно-правовую систему государства и общества. Для «легитимации» концепции «суверенной демократии» на российской почве необходимо определить современное фактическое содержание данных явлений, опираясь на то, что, принимая Конституцию РФ, наш многонациональный народ желал возродить суверенную государственность России и утвердить незыблемость ее демократической основы.
Примечания
1 См., напр.: Драгунский, Д. Обращение к императору // Новое время. 2006. № 31. С. 19-21; Казанцев, А. Суверенная демократия: противоречия концепции // Полит. журн. 2007. № 7/8. С. 84-87; Лебедев, В. А. Суверенная демократия как конституционная идея современной России / В. А. Лебедев,
В. В. Киреев. Челябинск, 2007. С. 255.; Джагарян, А. А. Суверенная демократия — исторический императив развития российской государственности // Сравнит. консти-туц. обозрение. 2007. № 3. С. 110.
2 См., напр.: Пумпянский, А. Новая дискуссия о языкознании // Новое время. 2006. № 31. С. 14-16;Мигранян, А. Зачем
России концепция «суверенной демократии»? // Известия. 2006. 27 июня.
3 См.: Валяровский, Ф. И. Суверенитет в конституционном строе Российской Федерации : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 41-42.
4 См.: Авакьян, С. А. Конституционное право России : учеб. курс : в 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 42-43.
5 Ильин, И. А. Аксиомы власти // Новое время. 1990. № 10. С. 41.
6 Рогожников, М. Что такое «суверенная демократия» // Эксперт. 2005. № 43. С. 103.
7 См.: Порфирьев, А. К вопросу об актуальности понятия «суверенитет» // Глобализация, права человека и право : материалы междунар. науч.-практ. конф. М., 2006. С. 4-5.
8 См.: Саква, Р. Суверенитет и демократия: конструкции и противоречия // Сравнит. конституц. обозрение. 2007. № 3. С. 117.
9 Пастухова, Н. Б. Глобализация и государственный суверенитет // Суверенная демократия в конституционноправовом измерении : сб. ст. и материалов / сост. С. Е. Заславский. М., 2007. С. 168.
10 См.: Зорькин, В. Г Апология Вестфальской системы // Рос. газ. 2006. 22 авг.
11 Авакьян, С. А. Точка отсчета — народ. Понятия «суверенитет» и «демократия» соединит воедино только подлинное народовластие // Рос. газ. 2006. 28 окт.
12 Цит. по: Саква, Р. Указ. соч. С. 117.
13 См., напр.: Лебедев, В. А., Киреев, В. В. Указ. соч. С. 3655.; Лебедев, В. А. Суверенная демократия: идеология — политика — право (теоретические аспекты). Челябинск,
2008. С. 78-106; Марченко, М. Н. Государственный суверенитет: проблемы определения понятия и содержания // Правоведение. 2003. № 1. С. 186-187; Валяровский, Ф. И. Указ. соч. С. 42-56.
14 См., напр.: Шамба, С. М. К вопросу о правовом, историческом и моральном обосновании права Абхазии на независимость // Моск. журн. междунар. права. 1999. № 4.
С. 253-266; Кружков, В. Югославский прецедент опасен для мира // Междунар. жизнь. 1999. № 10. С. 19-28.
15 Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» от 6 октября 1999 г. № 184-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 1999. № 42. Ст. 5005; Федеральный закон «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» от
18 мая 2005 г. № 51-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2005. № 21. Ст. 1919; Федеральный закон «О выборах Президента Российской Федераций» от 10 января 2003 г. № 19-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2003. № 2. Ст. 171; Федеральный закон «О порядке формирования Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации» от 5 августа 2000 г. № 113-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2000. № 32. Ст. 3336.
16 Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с изменением порядка формирования Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации» от 14 февраля 2009 г. № 21-ФЗ // Собр. законодательства РФ.
2009. № 7. Ст. 789.
17 Цит. по: Саква, Р. Указ. соч. С. 118.
18 См., напр.: Золотарева, М. Национальный суверенитет на стыке права и политики // Федерализм. 1999. № 3. С. 139160; Теория власти : учеб. пособие / под ред. В. В. Желтова. М., 2008. С. 584; Крашенинникова, В. Америка — Россия: холодная война культур. М., 2007. С. 392.
19 Цит. по: Саква, Р. Указ. соч. С. 118.
20 Закон о поправке к Конституции РФ «О контрольных полномочиях Государственной Думы в отношении Правительства Российской Федерации» от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ // Рос. газ. 2008. 31 дек.
21 См.: Шкель, Т. Дмитрий Медведев внес в Думу поправки в законы, чтобы привести их в соответствие с Конституцией // Рос. газ. 2009. 28 апр.
22 Кокошин, А. Реальный суверенитет в современной ми-рополитической системе. М., 2006. С. 78.
23 См.: Официальный сайт партии «Единая Россия» за 28.11.2006 // http://www.edinoros.ru/
24 См.: Кутковец, Т. Что ждет Россия от Путина / Т. Кутковец, И. Клямкин. М., 1999.
25 См.: Горюнов, В. В. Суверенитет Российской Федерации: сущность, содержание, гарантии : дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2007.
26 См., напр.: Кармизова, С. Т. Российский консерватизм как философско-политическая идея : дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Д., 1999. С. 148-150.
27 Цит. по: Горюнов, В. В. Указ соч. С. 178.
28 Сурков, В. Ю. Русская политическая культура: Взгляд из утопии // http://www.kreml.org/opinions/152681586
29 См., напр.: Крашенинникова, В. Указ. соч. С. 20.
30 См. напр.: Ильин, И. А. Статьи из сборника «Наши задачи» // Сов. государство и право. 1991. № 11. С. 137-138.
